Текст книги "Социальная психология: учебное пособие"

В социальной психологии в структуру личности принято включать Я-концепцию, мотивы и потребности, установки, социальные роли, ценности.

Я-концепция – это система представлений человека о самом себе. Формирование Я-концепции человека происходит в процессе накопления опыта решения жизненных задач и при оценивании их со стороны других людей, прежде всего родителей. При этом основными источниками Я-концепции выступают сравнение себя с другими, свидетельства восприятия другими, оценка результатов деятельности, переживание внутренних состояний, восприятие своего внешнего облика. Я-концепция может рассматриваться как совокупность установок «на себя», включающих образ Я, самооценку, потенциальную поведенческую реакцию.

Я-концепция выполняет функции структурирования и обработки поступающей информации в аспекте имеющихся схем, отражающих личностные качества и мотивирования к повышению собственной значимости.

Следующий компонент в социально-психологической структуре личности – мотивы и потребности. Мотив – это «побуждения к деятельности, связанные с удовлетворением потребностей субъекта; совокупность внешних или внутренних условий, вызывающих активность субъекта и определяющих ее направленность.»[35]35
  Психология. Словарь/Под общей ред. А. В. Петровского. С. 219.


[Закрыть]. «Потребность – свойство организма требовать для своего нормального функционирования строго определенных условий, без которых он не может поддерживать состояние внутреннего равновесия» (К. Обуховский).

Важным компонентом социальной структуры личности являются установки, под которыми принято понимать готовность к определенному поведению, реакции. Они могут быть перцептивными, моторными, социальными. В. Б. Ольшанский пишет, что «в конечном счете всякая установка ориентирована на определенную линию поведения. Но для того, чтобы достигнуть цели, надо нацеливаться не туда, где она находится в данный момент, а туда, где, вероятно, окажется, когда до нее дойдут направляемые усилия. Установку можно рассматривать как своеобразный аппарат вероятностного предвидения, служащий для направления активности организма в соответствии с поступающей в мозг информацией и информацией, хранящейся в нем»[36]36
  Ольшанский В. Б. Цит. соч. С. 85.


[Закрыть]. Любая установка выражает избирательное отношение человека к чему-то для него в данный момент важному и фиксирует его готовность к определенной деятельности. Установкой объясняются знакомые учителям «ошибки адаптации», когда ученик «по привычке» и на новые стимулы отвечает прежней реакцией, и «ошибки ожидания», когда он реагирует еще до того, как поступила исполнительная команда (Узнадзе, 1966).

Близким к понятию «установка» является «аттитюд». Первыми ввели этот термин в научный оборот У. Томас и Ф. Знанецкий (1882–1958), понимая под ним установку, направленность личности на тот или иной вектор поведения.

На уровне обыденного сознания в науке давно существует вопрос, почему люди в определенных ситуациях поступают тем или иным образом и чем они руководствуются, выбирая именно данный мотив? Ответ кроется в наличии у человека атгатюда. Как пишет В. Б. Ольшанский, отмечены пять признаков, которые повторяются в разных определениях атгитюда: а) состояние сознания и нервной системы; б) выражающее готовность к реакции; в) организованное; г) на основании предыдущего опыта; д) оказывающее направляющее и динамическое влияние на поведение. Однако в ходе экспериментов и наблюдений за вербальным сообщением и поведением можно заметить рассогласованность. Можно еще надеяться, что люди будут говорить то же, что они написали в анкетах, но быть уверенным, что они так же поступят, по меньшей мере, наивно. В. Н. Мясищев не раз отмечал, что «обращение с человеком может не отражать подлинного к нему отношения». Даже наблюдение за внешним поведением не всегда служит точным показателем атгатюдов. Некто может говорить о своей глубокой религиозности и регулярно посещать церковь, но поступает так по соображениям, далеким от религиозных ценностей (Ольшанский, 1994).

В историю социальной психологии вошел известный эксперимент американского исследователя Ричарда Лапьера в начале 30-х гг. XX в. Вместе со знакомой молодой супружеской парой китайской национальности на личном автомобиле он отправился в многомесячное путешествие по дорогам Америки, каждую ночь останавливаясь в придорожных мотелях Всего таких заведений Лапьер и его китайские друзья посетили две с половиной сотни. Не всюду их встречали гостеприимно, однако не было ни одного случая, чтобы перед ними захлопнули дверь. Возвратившись из путешествия, Лапьер разослал по всем адресам, которые посетил, письма с просьбой зарезервировать места для супружеской пары китайской национальности. Половина писем остались без ответа. Однако 128 владельцев мотелей прислали ответы, причем 90 % из них содержали категорический отказ. (Можно предположить, что большинство не удосужившихся ответить подразумевали то же самое). До той поры исследователи даже не задумывались, насколько в поведении людей согласуются «слово» и «дело». Негласно подразумевалось – как человек говорит, так он и поступает. Лапьеру удалось продемонстрировать, что это далеко не всегда происходит так. Многие наши словесные заявления продиктованы нормами и ценностями того социального круга, к которому мы принадлежим. То есть фактически многие слова мы произносим под давлением социального окружения, потому что полагаем, что «такие, как мы» говорят, думают и поступают именно так. Оказавшись в реальной ситуации взаимодействия с конкретными живыми людьми, мы испытываем влияние другого рода – давление самой этой ситуации и готовы подчиниться, скорее, сложившимся условиям, нежели абстрактным установкам. Отсюда следуют важные практические выводы.

Во-первых, любым заявлениям, касающимся принятых человеком норм и ценностей, следует доверять с осторожностью. Никакая самая патетическая декларация еще не дает стопроцентной гарантии, что в реальных жизненных условиях человек поведет себя в соответствии с нею.

Во-вторых, если мы рассчитываем на чью-то поддержку или услугу, но не уверены, что человек настроен нам ее оказать, просить о ней лучше лично – в соответствии с феноменом Лапьера вероятность получить отказ письмом или по телефону гораздо выше»[37]37
  Степанов С. С. Популярная психологическая энциклопедия. М.: Эксмо, 2005. С. 346–347.


[Закрыть]. Одной из первых в социальной психологии явилась «шкала социальной дистанции», предложенная в 1925 г. Э. Богардусом[38]38
  Ольшанский В. Б. Психологическое диагностирование межличностных отношений // Психологическая диагностика / Под ред. К. М. Гуревича. М., 1981. С. 174.


[Закрыть]. Она предназначалась для определения степени приемлемости другого человека как представителя определенной национальности: 1) до тесного родства посредством брака; 2) до членства в моем клубе как личного друга; 3) до проживания на моей улице как соседа; 4) до работы по моей профессии; 5) до гражданства в моей стране. Такого рода «термометр» позволял измерять и сравнивать между собой атгитюды к разным национальностям.

Практика первой половины столетия дала основания для операционального определения атгитюдов, которое вошло в историю: «интенсивность позитивного или негативного воздействия, оказываемого психологическим объектом». По Тэрстоуну, психологическим объектом могли быть любой символ, человек, лозунг, фраза или идеи, способные вызвать эмоциональный отклик (Ольшанский, 1994).

В межличностных отношениях аттитюд имеет следующие социальные функции:

– инструментальную или утилитарную как готовность приспособить какого-либо человека для достижения собственных целей,

– защитительную как уязвимость, готовность в любой момент дать отпор другому: огрызнуться, отстоять представления о самом себе и свою самооценку,

– ценностно-экспрессивную функцию как готовность отстаивать перед другим человеком собственную систему взглядов, убеждать его в обоснованности определенных мнений и оценок,

– познавательную функцию как стремление почерпнуть из беседы с новым человеком сведения о мире и людях, дополнительные к сложившейся картине мира.

Как пишет В. Б. Ольшанский, «выделение четырех функций в достаточной степени условно. Иногда их сводят к двум основным: «понимать мир настолько, насколько это возможно, и защищаться от него настолько, насколько это возможно». Именно сочетание стремления к знанию и страха перед знанием приводит к построению (принятию) псевдознаний, суеверий и предрассудков, извращающих реальное положение дел в угоду чувству самоуважения – хозяину всех чувств, как его назвал Мак-Дугалл.

Чтобы сохранить к себе уважение, индивиду нужно оправдать свою прошлую жизнь, объяснить существующее положение и обосновать надежду на будущее. Эти функции выполняют мифологические системы. «Миф есть объяснение, оправдание и надежда. Функция мифа состоит в том, чтобы сделать желательным подчинение индивида общественным порядком, чтобы подчинить личность группе и убедить ее в том, что это подчинение добровольно… Если большинство начинают терять веру в миф, вся полиция мира не в состоянии удержать в целости расползающуюся общественную структуру» (Пит. по[39]39
  Ольшанский В. Б. Практическая психология для учителей. М.: Онега, 1994. С. 90.


[Закрыть]).

Атгитюды тесно связаны с ценностями и убеждениями человека. М. Рокич является одним из первых ученых, наиболее полно изучившим и описавшим типы человеческих убеждений[40]40
  Там же. С. 98.


[Закрыть].

1. Анонимные примитивные убеждения, они аксиометричны, поддерживаются всеобщим («анонимным») согласием.

Например: Солнце излучает свет;

Матери рожают детей;

Чтобы сделать покупку, надо иметь деньги.

2. Приватные, примитивные убеждения – исключительно субъективны, не подтверждаются никем.

Например: Я убежден, что моя мать меня любит;

Иногда у меня возникают мысли о смерти;

Я люблю самого себя.

3. Авторитетные убеждения – основаны на мнении авторитетов.

Например: Дети должны слушаться своих родителей;

Гомосексуалисты едва ли не лучше преступников, их следует сурово наказывать.

4. Извлеченные (derived) убеждения – усвоенные из источников, заслуживающих доверия.

Например: Землю не раз посещали инопланетяне;

Есть два сорта людей: слабые и сильные.

5. Малозначимые (inconseguental) убеждения.

Например: Я считаю, что лето приятнее, чем зима;

Когда берешь билет на экзамене, надо закрывать глаза (с. 121).

Модель М. Рокича позволяет понять логику распространенного выделения в аттитюдах познавательного, оценочного и поведенческого параметров.

Описывая место ценностей в социально-психологической структуре личности, следует указать на предположения о природе ценностей, высказанные М. Рокичем (Стенограмма перевода работ М. Рокича, сделанная и любезно предоставленная мне В. Б. Ольшанским в 1991 г.).

1. Общее число ценностей, которых придерживается человек, не велико.

2. Все люди повсеместно придерживаются тех же самых ценностей в разной степени.

3. Ценности организованы в ценностную систему.

4. Истоки человеческих ценностей могут быть прослежены в культуре, обществе и объединены в его институтах и личностях

5. Последствия ценностей существуют во всех явлениях, рассматриваемых социальными исследователями.

М. Рокичем дается следующее определение: «Ценности – это устойчивое убеждение, что специфический тип поведения или конечное состояние существования, личностно или социально предпочтительнее другому или противоположному типу поведения или конечному со стоянию существа» (Цит. по стенограмме В. Ольшанского).

По Рокичу, ценности имеют относительный характер, то есть в различных ситуациях человек склонен вести себя по-разному.

Ценностb-представления различаются как дескриптивные или экзистенциальные, когда ценность может быть истинной или ложной; эволюативные, где объект суждения может быть плохим или хорошим, но не может быть ложным или истинным, и прескриптавные – где конечная цель и средства могут быть желательными или не желательными.

Ценности могут содержать в себе коммуникативные аффективные и поведенческие компоненты.

Характер ценностей влияет на тип поведения человека: инструментальные ценности помогают определить конечные цели; терминальные – определяют способ достижения, состояния существования. Среди способов классификации особенно важно, что терминальные могут концентрироваться на себе или на обществе, по статусу быть интро– или интерперсональные. Спасение и душевный покой – интраперсональные (для себя) инструментальные ценности. Братство и мир на Земле – это интер персональные (общечеловеческие). Люди отличаются по тому, чему отдают предпочтение. Увеличение одной социальной ценности приводит к уменьшению персональной, личной.

Ценность может быть представлена как осознанное желание и как требование надындивидуального порядка, чья обоснованность превышает точку зрения любого отдельного человека. Общество оказывает давление на человека, чтобы он вел себя морально с другими, не наносил им вреда, а не чтобы был счастливым и мудрым. Объективно необходимо, чтобы люди понимали, что общество требует от других не меньше, чем от нас. Люди живут в социальном окружении, доверяют и зависят друг от друга. Мало оснований одному вести себя морально, если другие не моральны.

Поведение человека не управляется единственной системой ценностей. Чаще оно управляется множественным неизменяющим ся кластером ценностей. Заученные ценности складываются в систему, где каждая упорядочена по приоритету относительно других в отличие от релятивной концепции, когда ценности изменчивы. Общая система относительно стабильная и зависит от интеллекта, степени интернализации ценностей, культурных институтов, политической идентификации, религии, воспитания.

Интересно, по мнению В. Б. Ольшанского, подходит Рокич к вопросу о соотношении ценностей и потребностей. Он задает вопрос: из того, что у крысы есть потребности, следует ли, что существуют крысиные ценности? И отвечает: «Ценности суть когнитивно репрезентированные и трансформированные потребности, и свойственны они только людям. По существу такую же позицию занимал Клакхон, отмечая, что ценность не просто желаемое, но «концепция желаемого». В излагаемой системе ценности замыкаются еще на один когнитивный элемент: концепцию самого себя или Я-концепцию. Это ядро всей системы представлений, вокруг которой они функционально ориентированы. Рокич цитирует М. Куна: «Я-концепция, включает все когниции человека, осознанные и неосознанные, о физическом облике, интеллектуальных и моральных способностях и слабостях, о социоэкономической позиции в обществе, национальной, региональной, этической, расовой и религиозной определенности, о сексуальной, поколенческой, профессиональной, супружеской, родительской ролях, которые человек исполняет в обществе, и насколько хорошо или плохо он исполняет эти роли. Короче говоря, генерализованная концепция человека, относящаяся к самому себе – это организация всех когниций, как негативных, так и позитивных, и аффективных коннотаций этих когниций, которые могут выразиться в полном ответе на вопрос: «Кто я?»

Если происходит изменение Я-концепции (под влиянием психотерапии, религиозной конверсии, психического заболевания, наркотиков, «промывания мозгов» и т. д.), за этим неизбежно следует изменение терминальных и инструментальных ценностей, аттитюдов, поведения, что, в свою очередь, воздействует на Я-концепцию, подкрепляя наступившие изменения. Модификация поведения может произойти под влиянием изменения аттитюдов, но оно окажется краткосрочным, если ценности остались прежними.

Аттитюды закреплены за ценностями как бы на резиновой ленте – под влиянием каких-то обстоятельств они могут отклониться от первоначального положения, но усиливающееся натяжение ленты заставит их вернуться обратно. Если два аттитюда или две ценности не противоречат одна другой, но не соответствуют Я– концепции, то предстоящие изменения приведут их в соответствии с Я, хотя, возможно, и ослабят их соответствие друг с другом. Во всех изменениях когнитивной структуры решающее слово остается за Я-концепцией.

Иногда изменить ценности оказывается легче, чем изменить аттитюды. Если они противоречат Я-концепции, они изменятся скорее, чем в случаях, когда они не соответствуют атгитюдам или поведению. Эти изменения будут устойчивы.

Однажды Дьюи сказал, что образование начинается с ощущения трудности. Сначала у человека возникают состояние неудовлетворенности собой, когнитивное несоответствие между Я– концепцией и фактическим исполнением. Снять напряжение можно изменив представление о собственной компетентности, т. е. отказавшись от прежней самооценки («отказавшись от себя»). Или же придется «принять вызов» и добиваться исполнения, соответствующего стандартам компетентности, установленным обществом, повысить качество исполнения, чтобы его оценка подтверждала самооценку.

Принципиальный вывод, который должна сделать школа – сформировать у учащегося чувство собственного достоинства (self– esteem), чтобы он стремился защитить и отстоять свои притязания. Тогда уже он сам мобилизует усилия, он будет учить самого себя.

Объективный уровень социальной структуры личности составляют социальные роли и социальные статусы. Тему социальных ролей личности и их значения для человека см. в главе 3.

Теория диспозиционной структуры личности разрабатывалась известными американскими учеными У. Томасм, Ф. Знанецким, Г. Олпортом и отечественным социологом В. А. Ядовым.

На субъективном уровне структурной организации личности ученые выделяют диспозиции («субъективные» позиции), основу которых составляет жизненная позиция личности – устойчивая направленность на определенные ценности. Американскими учеными под диспозицией в буквальном смысле понималось расположение или предрасположенность субъекта к чему-либо. В. А. Ядовым эти представления дополнены. «Под диспозицией понимается обычно предрасположенность человека к восприятию социальной ситуации и условий деятельности и к определенному поведению в этих условиях»[41]41
  Ядов В. А. О диспозиционной регуляции социального поведения // Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975. С. 89–105.


[Закрыть].

В. А. Ядов выделяет три уровня диспозиций:

1. Низшие диспозиции, основанные на базе витальных потребностей – потребностей в еде, жилище и пр.

2. Социальные фиксированные установки, проявляющиеся в разных конкретных ситуациях

3. Базовые (обобщенные) социальные установки, реализующиеся в типичных ситуациях взаимодействия индивидов (система ценностных ориентаций, связанных с высшими целями индивида).

Диспозиции регулируют поведение человека.

В процессе социализации происходит интернализация социальных норм. В процессе интернализации механизмы социального контроля превращаются во внутренние императивы индивидуального сознания.

Саморегуляция – это процесс управления человеком собственным поведением на основе интериоризованных в ходе социализации социальных норм. В качестве внешних регуляторов выступает социальный контроль (нормы, правила поведения, принятые в данном обществе). Их действие мы рассматривали ранее. В качестве внутренних выступают совесть, ценности и аттитюды. «Совесть – это интериоризованный социальный контроль» (Т. Шибутани).

Если обратиться к внутренним регуляторам, то следует обратить внимание на чувства страха, стыда и вины как регуляторов человеческого поведения – индивидуального и группового. Здесь могут быть выделены два подхода.

В первом, предложенном Ю. М. Лотманом[42]42
  Лотман Ю. М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры, Тезисы докл. IV Летней школы по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1970. С. 98–101.


[Закрыть], противопоставляются друг другу страх как инстинктивно-биологическое, присущее всем животным, настороженное отношение к потенциально враждебным и опасным внешним силам, и стыд как специфически человеческий, сформированный культурой психический механизм, гарантирующий соблюдение определенных норм и обязанностей по отношению к «своим». Стыд как ориентация на внешнюю оценку (что скажут или подумают окружающие?) и вина как ориентация на самооценку, когда невыполнение какой-то внутренней, интерна– лизованной нормы вызывает у индивида угрызения совести (самообвинение).

Психологически стыд и вина – разные формы тревожности, связанные с самооценкой. Стыд означает тревогу за свою репутацию; он возникает, когда индивид чувствует, что не отвечает ожиданиям окружающих, что он в чем-то слабее других, каковы бы ни были причины этой слабости. Вина выражает озабоченность по поводу личных качеств, за которые индивид чувствует себя полностью ответственным. «Стыд покоится на озабоченности индивида своей компетентностью, силой или могуществом, выражает желание избежать видимости неудачи, слабости или зависимости. Вина покоится на озабоченности индивида своей правотой, выражает желание чувствовать себя правым. Вина ощущается тогда, когда индивид, определяя себя по оси «хороший – плохой», кажется самому себе плохим; стыд – когда индивид, определяя себя по оси «сильный – слабый», кажется себе слабым» (Голднер).

Культурологами и этнографами (Р. Бенедикт и др.) выделяются «культуры стыда» (shame culture), в которых главным механизмом социального контроля является ориентация главным образом на оценку со стороны конкретных «других», и культуры совести, в которых решающее значение придается индивидуальной совести, которая предполагает интернализацию индивидом неких универсальных норм.

Специалистами выделены антитезы социальных чувств, контролирующих поведение человека в социуме. Испытывая потребность в безопасности и защищенности, индивид стремится контролировать свое поведение. Антитезой безопасности является чувство страха.

Противоположностью стыда на уровне индивидуального сознания является гордость. В культурно-исторической типологии эту функцию выполняют понятия чести и славы, выражающие социально-групповые истоки чувства гордости, ее производность от оценки и признания со стороны «своих». Противоположность вины (виновности) в конкретной ситуации – чувство и сознание своей правоты, а в более широком личностном плане – чувство собственного достоинства, самоуважение, признание ценности своей личности.

Страх, стыд и вина, таким образом, выступают не только как эмоциональные переживания, связанные с разными моральными санкциями (недаром их относят к числу моральных чувств или свойств моральной личности). Эти же понятия используются при выделении определенных этапов исторического развития, в ходе которого социальное поведение становится более осознанным и индивидуальным. Лишь на очень высокой ступени исторического развития возникает личность, способная ориентировать свое поведение изнутри, равняясь на усвоенные ею принципы и нормы. Только здесь появляется категория совести как внутренней моральной инстанции, осуществляющей суд над человеком, включая не только его поступки, но и его помыслы; понятие обязанности как чего-то внешне принудительного перерастает в понятие долга как внутреннего императива, а идеал родовой или сословной чести уступает место понятию индивидуального достоинства.

Однако, как показывает историческая практика, соотношение стыда и страха, вины и гордости может изменяться в зависимости от конкретных исторических условий.

Как отмечает Ю. М. Лотман, стыд и страх не только регулируют разные сферы отношений (стыд существует только в отношениях со «своими»), но само их соотношение может изменяться в зависимости от конкретных исторических условий. Так, сословный кодекс чести, запрещая дворянину обнаруживать страх, вытесняет его в подсознание, стыд оказывается сильнее страха. Напротив, в атмосфере массового террора или грубого восточного деспотизма гипертрофия страха вызывает почти полную атрофию чувства стыда, делая людей бесстыдными, так что они перестают понимать даже нормы порядочности, считавшиеся элементарными в прошлом.