Текст книги "Выстрел в чепчик"

Глава 9

Самая большая глупость – это встревать в семейные разборки. И пяти дней не прошло, как Роза мне позвонила и, рыдая в трубку, сообщила:

– Я знаю, кто покушается.

Меня прошиб озноб.

– Неужели опять? – закричала я. – Что на сей раз тебе сделали?

– Ничего, – успокоила Роза. – Новых покушений не было, но я знаю, кто инспирировал предыдущие.

– Кто?

– Сейчас скажу, и ты сама поймешь: у Пупса любовница, – и Роза горестно завыла в трубку.

– Не может быть! – выдохнула я.

– Я тоже так думала, но теперь, когда есть доказательства… – и Роза снова зарыдала. – Срочно! Срочно приезжай! – сквозь всхлипывания просила она.

Я, как истинная подруга, конечно же, понеслась к Розе. Но благое дело обернулось против меня. Роза встретила меня упреками.

– Это ты виновата! – закричала она. – Если бы я в тот раз ему не простила, все было бы иначе! Я хотела устроить ему скандал, чтобы неповадно было, а ты не дала, и вот, пожалуйста!

– Да что – пожалуйста? – удивилась я. – Что произошло-то? С чего ты взяла, что у Пупса любовница?

Как такое в голову тебе пришло?

– Как пришло? – опять зарыдала Роза и дальше уже говорить не смогла.

Уж лучше бы она ругалась. Сердце разрывается у меня от жалости, когда она плачет. Всхлипывает, как ребенок.

– Он что, сам признался? – осторожно поинтересовалась я.

Роза отрицательно покачала головой.

– Кто-то насплетничал?

Роза опять помотала головой.

– Получила анонимку?

– Нет, все хуже, гораздо хуже.

– Неужели застукала сама?! – ужаснулась я.

– Да нет же, – рассердилась Роза. – Сегодня Пупс ушел на работу, но вскоре вернулся и набросился на меня. – Роза многозначительно повела глазами.

– Как набросился? – испугалась я. – Он что, душил тебя или бил?

– Хуже, – хватаясь за сердце, призналась Роза.

Я пришла в смятение. «Господи, да что же может быть хуже?»

– Роза, что он сделал? – закричала я. – Говори, не тяни, побереги мои нервы!

– Он набросился и овладел мною прямо здесь, в прихожей, вот только что, буквально час тому назад, – выпалила Роза.

Я вздохнула с облегчением и с некоторым разочарованием спросила:

– И все?

– Ну да, а чего еще тебе надо?

– Мне надо знать, почему ты решила, что у Пупса любовница.

– Именно потому и решила. Раньше он и в постели такой активности не проявлял, всю жизнь он был ни то ни се. Видела бы ты, что он вытворял! – взвизгнула Роза. – Платье чуть на мне не порвал, просто зверь какой-то. До этого дня я и мечтать о таком не могла!

– Так радуйся, – посоветовала я. – Господи, а она плачет, глупая.

– Кто его всему этому научил, если не баба? – всхлипывая, спросила Роза.

Я растерялась:

– Понятия не имею, кому, как не тебе, знать, ты же у нас гинеколог.

– Я гинеколог; а не проститутка, – обиженно промямлила Роза и тут же взвизгнула опять:

– Боже, что он со мной вытворял! Что вытворял! Будто год не видел живой бабы!

– А может, он «Виагры» нажрался? – смело предположила я.

– Да при чем здесь «Виагра»? Говорю же тебе как гинеколог, у него любовница! И деньги он для нее просил, и пил у нее, и брился, и гладил плащ.

Я задумалась. Черт его знает, все в этой жизни бывает. Однако Пупс парень правильный, на глупости он неспособен. Если ненароком увлекся, у него это быстро пройдет, следовательно, ничего страшного не грозит моей Розе. Ее Пупс никуда от нее не денется.

– Успокойся, подруга, – сказала я, – тебе же, как я поняла, понравилось?

– Ну, в общем, да, – смущаясь, призналась Роза.

– Тогда успокойся и моли бога, чтобы Пупс не забыл и не разучился делать то, что делал с тобой сегодня. А в остальном, даже если человек и гульнул где, так тебе от этого сплошная польза. Денег же он у тебя больше не просил?

– Нет, денег не просил.

– Вот и хорошо, – обрадовалась я, – остальное легко можно простить.

Тут только я заметила, что Роза не в традиционном домашнем халате, а вырядилась так, словно собралась в театр.

– Ты куда вырядилась? – спросила я.

– Жду Юлю, обещала ей составить протекцию к Ряшкину.

Я возмутилась:

– Сколько можно к нему протекцию, составлять?

Юля знает его как облупленного.

– Поэтому он и избегает ее, – пояснила Роза.

Ряшкин – врач-косметолог – одна из граней любовного куба. Ряшкин с детских лет запал на Розу, Роза запала на Пупса, Пупс как-то сам по себе, а Юля упорно рвется к Ряшкину. Он же упорно рвется от нее, от чего возникают неприятности у других мужчин. Будь Ряшкин храбрей и женись он на Юле, и, возможно, она была бы верной женой.

– Юля опоздала, – пожаловалась Роза. – Я бы и не узнала, на что способен Пупс, если бы Юля не опоздала. Юля запаздывает, я сижу дома, а тут Пупс прибежал и давай… В общем, не буду повторяться.

– Так в чем проблема? – удивилась я.

Роза вздохнула:

– Теперь такая тяжесть на сердце… Сразу позвонила тебе, чтобы с горя не разболтать Юле. Ты же знаешь Юлю, от моего рассказа она или прибалдеет, или психанет – этого никогда не предскажешь, – а мне и то и другое неприятно.

Наша подруга Юля – женщина с бесконечным шармом, а что ей еще остается?

Отсутствие достоинств побуждает ее гордиться недостатками и развивать их. Думаю, именно в этом секрет ее успеха у мужчин.

Юля тщательно следит за тем, что осталось от ее фигуры: не ест на ночь, не курит, мало пьет и не признает сладкого и мучного. Может, потому она так зла. Зла и раздражительна. Юля бросается не только на мужей, соседей, собак и подруг, но даже на неодушевленные предметы. В минуты особого раздражения она запросто может лягнуть фонарный столб, толкнуть урну и запустить сумочкой в чиновника или налогового инспектора. Впрочем, как Юля ни зла, но и она способна на исключения. Так, Юля очень добра к своему бюсту: холит его и без устали лелеет.

Боюсь, получился не слишком точный портрет, но каким бы он ни получился, должна сказать, что я Юлю люблю и восхищаюсь ею регулярно. В ней есть то, чего не хватает многим: Юля умеет лакомиться. Юля лакомится буквально всем: едой, вином, знакомствами, подругами, природой, мужчинами. Она всем лакомится, она все смакует, испытывая невероятное наслаждение.

У Юли бывают всего два состояния – злость и наслаждение. То, что не способно доставить ей наслаждение, вызывает злость. Она сразу начинает беситься, лягаться и кричать. Все оставшееся время Юля балдеет.

Но не подумайте, что это какая-то приблажная кретинка. Нет, Юля разумна, во всем знает меру и не позволяет себе увлекаться чем-то основательно, она говорит: «Всего много, а я одна. Меня может не хватить».

По этой причине Юля очень бережет себя и не раздает налево и направо.

Общаться с Юлей (если ее ненароком не разозлить) – громадное удовольствие, думаю, и в этом секрет ее успеха у мужчин. Кому же не приятно, когда от тебя балдеют? Мужчины к этому особенно чувствительны, поскольку не слишком в этом смысле избалованы, ведь посторонние женщины обычно не имеют привычки открыто выражать свои чувства, а жены чаще всего выражают только плохие.

Юля оказалась легка на помине. Увидев меня, она сразу же приготовилась балдеть, поскольку я – без лишней скромности скажу – приятная собеседница.

– Софи, – замурлыкала Юля.

Юля ни слова в простоте не молвит, она обожает изыски, поэтому меня называет Софи, Розу – Рози, Марусю – Мэри, Тосю – Тони и так далее. Пусть себе называет, раз ей это кажется изысканным. Сама я не терплю манерности, но у Юли это выходит даже мило.

– Софи, – замурлыкала она, – ты уже видела мою новую грудь?

Да, забыла сказать: Юле легко получать удовольствие от беседы, поскольку речь всегда идет только о ней.

Как правило, никто не рискует переводить разговор на себя, в противном случае Юля начнет злиться, а что при этом бывает, я уже сообщила.

По этой причине я подвергла скрупулезному осмотру новую грудь Юли и, не найдя в ней ничего нового, очень ее похвалила. Пока Юля жмурилась от удовольствия, встряла Роза и задала вопрос:

– Ты где была? Больше часа тебя ждала!

Юля испуганно захлопала глазами, но по растянувшимся в блаженной улыбке губам было ясно, что та страшная история, которую она собирается нам рассказать, доставила ей истинное наслаждение.

Между прочим, мимика Юли вызывает у меня настоящую зависть. Как ей удается передавать столь противоречивые чувства? Я пробовала это делать перед зеркалом, получилось нечто ужасное – сама не поняла, что моя гримаса выражает, у Юли же все выходит очень понятно и органично.

– Девочки, – изнемогая от наслаждения, поведала Юля, – я только что была у Дарены. У нее творится такое! – Юля закатила глаза. – Потому и задержалась…

И Юля замолчала, давая нам возможность помаяться от любопытства, что было ей очень приятно. Она молчала, красила губы и смаковала наше нетерпение.

– Так что там? Что у Ларисы? – нервничая, закричали мы с Розой.

Кричать пришлось довольно долго, потому что Юля к нашим крикам была глуха. Когда же нетерпение наше достигло кульминации, она не спеша спрятала губную помаду в сумочку, нежно разгладила мизинцем свои выщипанные брови и, жмурясь от удовольствия, произнесла:

– Ларену хотели убить.

Я и Роза ахнули;

Глава 10

Роза ахала еще долго, а я тут же пожелала знать, при каких обстоятельствах хотели убить Ларису.

– Только не говори мне, что прострелили ее шляпку, – предупредила я.

Юля удивилась:

– Шляпку? Нет, про шляпку Ларена ничего не рассказывала. В Ларену едва не вонзилась стрела.

– А картина? – завопила Роза. – Картина уже падала?

– Падала, – подтвердила Юля, – но при чем; здесь картина?

Нам некогда было отвечать. Мы с Розой растерянно переглядывались, мы зашли в тупик, поскольку версия с Тосей отпадала.

Ход моих мыслей был таким: вряд ли Тося, выкрав стрелу, бросилась бы разыгрывать Ларису, ведь она же ей первой сама про эти покушения и рассказала…

Впрочем, именно по этой причине Тося могла разыграть Ларису, раз та уже про стрелу и картину знает.

Какой смысл разыгрывать, скажем, Юлю, если та не станет связывать стрелу с покушениями? Возьмет и подумает, что кто-то из детей шалит. Какой же здесь розыгрыш?

Да нет же! Все не так! Лариса не знает про картину!

Когда картина упала, Лариса уже ушла…

Дальше я размышлять не могла, в меня полетела сумочка разозлившейся Юли.

– При чем здесь картина? – рассердилась она, для надежности запуливая в меня и расческу.

– А когда упала картина? – уворачиваясь от расчески, спросила я.

– Да вот только что и упала, – от злости топая Ногой, сообщила Юля. – Ларена рассказала про стрелу, а следом упала картина. Я полюбовалась изувеченной картиной, пока Ларена собирала осколки рамы, и пошла к Розе.

– Так, – сказала я, – давайте считать. Раз картина упала сегодня, значит, стрела прилетела вчера.

– Точно, – подтвердила Юля. – Именно так Ларена и сказала.

– Следовательно, двумя днями раньше была прострелена шляпка. Роза, – закричала я, – что же это выходит? Шляпка была прострелена в пятницу?

– Да не была прострелена шляпка! – возмутилась Юля, лягая ножку журнального столика и подскакивая ко мне с настораживающе непонятными намерениями. – Не была шляпка прострелена! С чего ты взяла?

– Уйди, – рискнула я отодвинуть Юлю, поскольку в гневе и сама была страшна. – Ты ничего не знаешь.

И Лариса, думаю, не знает. Да не думаю, а бьюсь об заклад, что у Ларисы прострелена шляпка, только она об этом ничего не знает. В общем, так, я еду к Ларисе, а вы давайте по своим делам.

– Потом позвони мне, – попросила Роза.

– Всенепременнейше, – пообещала я и помчалась к Ларисе,

* * *

У Ларисы меня ждал сюрприз – в прихожей под вешалкой прямо на полу сидел Пупс Розы. Вид его совсем не допускал событий, так живо описанных Розой.

Пупсу было явно не до секса, его трясло, а в глазах стояла полнейшая бессмысленность. Думаю, в таком состоянии ему трудно было бы отличить козу от коровы, не то что…

Впрочем, я не об этом.

– О, – изумилась я, глядя на Пупса, но обращаясь к Ларисе, – а трясогузка откуда у тебя?

– Какая трясогузка? – растерялась Лариса.

– Ты что, не знаешь, что такое трясогузка? – изумилась я.

– Понятия не имею, – призналась Лариса.

– Бог мой, что с вами происходит? Как вы отстали от жизни! Маруся не знает, что такое Интернет, ты – что такое трясогузка. Радуйся, ты ее переплюнула.

– Хорошо, я радуюсь, но что это такое?

– Трясогузка – похмельный алкоголик, – сказала я, брезгливо склоняясь над Пупсом. – Но когда он успел так сильно протрезветь, что его уже всего колотит? Он же совсем недавно общался с Розой и не был пьян. Во всяком случае, Роза обязательно это отметила бы.

Пупс тупо смотрел на меня снизу вверх и делал робкие попытки подняться, однако толку от них не было, Пупс неизменно возвращался под вешалку.

– Прямо на глазах идет ко дну человек, – констатировала я, уже с жалостью глядя на Пупса. – Как он здесь оказался?

Лариса пригорюнилась.

– Ах, лучше не спрашивай, – ответила она, – в моей жизни пошла черная полоса. Сначала эти странные события, а тут еще и Пупс. Двое молодых людей позвонили в мою дверь, я открыла. Они предъявили мне Пупса и спросили: «Вы его знаете?» Пришлось сказать, что знаю. Они вручили мне его и сказали:

«Пускай отсидится, пока в ментовку не попал». Вот, отсиживается. Затащить его в комнату я не смогла.

Звоню Розе, никто не отвечает.

– Розы нет дома, она повела Юлю к Ряшкину на консультацию, – сообщила я и обратилась уже к Пупсу:

– Вить, ты где так набрался-то?

Пупс поднес палец к губам и прошипел:

– Тес. Я не наббиралссся.

Я покачала головой:

– Оно и видно, ну, да ладно, теперь сиди, пока не оживешь.

– Как думаешь, долго он так сидеть будет? – поинтересовалась Лариса.

– В зависимости от того, сколько выпил, – предположила я.

– Ты же сказала, что у него похмелье.

– Да-а, здесь и то и другое наблюдается, если так бывает, конечно. А вообще он странный, может, вызовем «Скорую»?

Лариса испуганно замахала руками:

– Ты что, его же с работы выгонят!

– И давно его привели? – поинтересовалась я.

– Минут за двадцать до твоего прихода.

– Ты знаешь этих молодых людей?

– Первый раз видела.

Я удивилась:

– Тогда почему они привели его именно к тебе?

Почему не ко мне, не к Тосе, про Розу я уже не говорю.

Как они адрес твой узнали?

Пупс, видимо, в происходящем немного разбирался, во всяком случае, он понял, о чем я говорю, и замычал, потрясая кулаком.

– Лариса, глянь, что там у него? – попросила я.

Лариса разжала кулак Пупса, и на пол выпала смятая бумажка. Лариса разгладила ее и прочла.

– Мой адрес, – сказала она, – теперь понятно, почему его ко мне привели.

– А что они сказали, ребята эти? Это не они его так напоили?

– Не думаю, – покачала головой Лариса. – Они сказали, что нашли Пупса на улице в совершенно беспомощном состоянии.

– Не называй его Пупсом, – посоветовала я, – он нас понимает. Правда, Витя?

Пупс энергично замотал головой, но тут же взвыл, думаю, от боли.

– Боже, – воскликнула я, – сердце кровью обливается, на него глядя. До чего довел себя человек. А ведь совсем недавно был образцово-показательным мужчиной. Вот к чему приводит алкоголь. Кстати, нет ли у тебя выпить? Столько горя я не переживу.

Лариса забеспокоилась:

– А что случилось?

– Как – что? – удивилась я. – Сначала ты, потом Пупс. Это ужасно по отдельности, а вместе – просто невыносимо.

– А что – я? – падая духом, спросила Лариса.

– Ну как же, Юля мне рассказала про стрелу и картину… Кстати, ты в последние дни носила шляпку?

– Да, носила.

– Покажи-ка мне ее.

Лариса неуверенно глянула на Пупса. Я поняла, в чем проблема, с ростом Ларисы невозможно достать с вешалки шляпку, не наступив на Пупса. Слава богу, у меня таких проблем нет и быть не может. Я, не подходя к Пупсу (длина рук позволяет), достала шляпку и, не сходя с места, внимательно осмотрела ее.

– 0-ля-ля, – сказала я.

Иногда люблю блеснуть французским.

– Что такое? – насторожилась Лариса.

– В шляпке дырка, что говорит нам…

Впрочем, я не стала расстраивать Ларису. Бедняжка и без того вся на нервах.

– Пойдем выпьем кофе с коньячком, – предложила я и повела ее на кухню.

– Так Юля тебе все рассказала? – спросила Лариса, разливая по чашкам дымящийся ароматом кофе.

– Не все, а лишь то, что узнала от тебя, – уточнила я. – Боюсь, и ты не все знаешь.

– В шляпке дырка, – бледнея, произнесла Лариса. – В шляпке дырка, все как у Тоси. Даже упала картина.

– Ты знаешь и про картину? – удивилась я.

– На следующий день Тося мне позвонила и все рассказала, как вы искали картину, как нашли ее под столом, как поехали к Розе…

– Ты и про Розу знаешь? – ужаснулась я.

– Да, я третья. Сначала Роза, потом Тося, потом я.

Тося высмеяла Розу, я высмеяла Тосю… Что же со мной теперь будет?

Бедная Лариса.

– Уверена, что ничего, – сказала я.

Лариса с надеждой посмотрела на меня и, нервно заикаясь, спросила:

– П-почему т-ты уверена?

– Сама подумай, тому, кто так точно умеет промахиваться, ничего не стоит в цель попасть, но он этого по какой-то причине не делает, следовательно, его цель не ваши шляпки.

– Б-боюсь, что мы.

– И не вы. Роза до сих пор жива. С тех пор, как упала картина, на нее никто не покушался, следовательно, можешь жить спокойно. Твоя картина тоже упала, значит, покушения прекратятся.

– Правда?

– Поверь моему опыту. Тося тоже жива. Прошло пять дней, и на нее больше ни разу не покушались. Все как с Розой. Кстати, где та стрела, которой якобы пытались тебя убить?

– Что значит – якобы? – обиделась Лариса.

– Ну не убили же, следовательно, можно предположить, что не хотели, – пояснила я. – Так где стрела?

– Лежит в прихожей.

Я рассердилась:

– Что за мода у вас с Розой бросать стрелы в прихожей! Это же улика!

Лариса к моему заявлению отнеслась скептически и спросила:

– Против кого?

– Пока не знаю, но стрела может пригодиться.

Принеси ее сюда.

Лариса нехотя поднялась из-за стола и вышла в прихожую. Вскоре оттуда донесся ее удивленный крик:

– Стрелы нет!

– Так я и знала, – воскликнула я. – Ты хоть ее рассмотрела?

– В общем, да, – возвращаясь, ответила Лариса.

– Не заметила, на конце она была жеваная?

– Вроде да.

– Точно, так и есть, – заключила я. – Та же стрела.

Роза ее жевала. Ты же знаешь Розу, все сует в рот.

Лариса кивком подтвердила, спросив:

– И что это значит?

– Что у нее сохранились детские рефлексы.

– Да нет, я про другое, – рассердилась Лариса. – Что из того, что стрела та же?

– В тебя стреляли утром или вечером?

– Рано утром. Я вышла из подъезда, а стрела просвистела мимо и вонзилась в дверь. Так что из того, что стрела та же? – повторила Лариса свой вопрос…

– Впрочем, какая разница – утром стреляли или вечером, – невзирая на ее вопросы, продолжила я. – Главное, что промахнулись.

– Ты скажешь мне или не скажешь?! – рассердилась Лариса.

– Пока сказать могу лишь одно: Тося не крала у Розы эту стрелу. Ведь шляпку твою прострелили как раз в тот день, когда Тося с тяжелейшим похмельем лежала дома. Накануне мы крепко выпили.

– Я точно не помню, когда в меня стреляли. Даже поверить не могу, что это действительно произошло со мной. Брр! Дикость какая.

– Я знаю, – заверила я. – По времени все сходится. В тебя стреляли в субботу.

– Но кому это нужно? – заламывая руки, вопросила у люстры Лариса.

– Меня это тоже интересует, – обратилась к люстре и я. – Лариса, скажи честно, у тебя есть враги?

Она отшатнулась:

– Откуда им взяться?

– Кто знает. Вот у Тоси, к примеру, много врагов.

Во всяком случае, она так считает.

– Нет у Тоси врагов, кроме Юли, – воскликнула Лариса и тут же прикусила язык.

– Договаривай, – пригрозила я, – а то дети будут заиками.

– Да нет, – замялась Лариса, не собиравшаяся иметь детей. – Я толком ничего и не знаю, так, видела их однажды вместе, и все. Но это же ничего не значит.

Может, они случайно встретились.

– Да кто – они? – рассердилась я. – Говори понятней. Тасик, что ли?

– Да, – оживилась Лариса, – на днях видела расфуфыренную Юлю выходящей из машины Тасика.

И это уже не в первый раз.

– Ты ей об этом говорила?

– Конечно.

– А что она?

– Жмурится от удовольствия, и все. Ты же ее знаешь. На прямо поставленный вопрос ответила загадочной игрой глаз. – Лариса попробовала изобразить, но потерпела фиаско.

В этом деле далеко ей до Юли, но сообщение подействовало на меня.

– А-ааа! – Вопль изумления вырвался из меня сам собой. – Неужели Тасик свернул с тропы верности на автобан измен? Поверить не могу. А мы подозревали Пупса, а он, бедняга… Кстати, а почему это Пупс у тебя лежит? – спросила я у Ларисы на этот раз с большим подозрением.

«Уж не застукала ли я их случайно? – мелькнула у меня шальная мысль. – После этой Юли кого угодно начнешь подозревать».

– Я же тебе рассказывала, – рассердилась Лариса. – Пупса привели незнакомые…

– Ладно, верю, это я в качестве шутки спросила.

Кстати, пойдем посмотрим на Пупса, жив ли он там, наш болезный.

Пупс был жив, но дышал с трудом. Он завалился на бок и подрагивал. Глаза его были закрыты.

– Виктор, тебе плохо? – спросила я.

Он промычал в ответ что-то нечленораздельное и тут же затих.

– Мне это не нравится, – запаниковала я.

– Мне тоже, – воскликнула Лариса.

– Надо «Скорую» вызывать.

Казалось бы, такое простое решение, а сколько негодования вызвало оно. Лариса замахала руками и возмущенно закричала:

– Какая «Скорая»! У него же работа!

И я вызвала своего Евгения.