Текст книги "Сделка"

Глава 2

Ранние заморозки укрыли серое сентябрьское утро серебристым покрывалом, и это непривычно тихое для города время перед рассветом наполнялось какой-то звенящей торжественностью. Сергей зашел на территорию автопарка и направился к водителям, курившим возле гаража.

– Привет, – сказал всем одновременно, но за руку начал здороваться со всеми по очереди.

– Доброе утро, Серый, – ответили несколько голосов. Сергей старался тщательно соблюдать негласный устав поверхностно-приятельских отношений, но за три года так и не стал своим. Его не принимали, как равного, но и не отталкивали, словно изгоя. Он был просто другим, водители это чувствовали, но то, что Сергей не пытался демонстрировать свое превосходство, одновременно и вызывало уважение, и раздражало.

– Ну все, смена начинается, по машинам, – Андрей Иванович Прилипко, начальник автопарка, вышел из ворот гаража и задержался возле Сергея:

– Как там брат? Не образумился еще?

– Я его не видел с воскресенья – у нас разные рабочие ритмы, – не то сообщил, не то пошутил Сергей.

Начальник хмыкнул и ободряюще похлопал Серегу по плечу, слегка подтолкнув к чистенькому микроавтобусу – самой образцовой машине парка. Сергей открыл дверь, завел мотор и отправился на свой маршрут номер двести сорок пять, «рынок-вокзал».

Начальнику автопарка Сергей приходился крестником, и хотя лучшего друга Андрея Ивановича, Игоря, уже почти двадцать лет как не было в живых, Андрея судьба Игорешиного сына неизменно заботила. Когда тот бросил один вуз, потом второй, Прилипко явился к нему домой на разговор.

– Серега, ты, вроде, машины любишь?

– Ну, да, нравится с ними возиться.

– Может, пойдешь пока к нам? Сдашь на категорию, и начнешь работать. Зарплата хорошая, будет матери помощь. А через годик-другой денег на учебу подсоберешь и выучишься, наконец.

Тогда это показалось хорошим решением. Серега, закончив школу, поступил в университет на физико-математический факультет, но после первого семестра перевелся в политех, а через полгода бросил и этот вуз. Парень учился легко, проблема была в другом. Он чувствовал себя, наверное, самым бедным студентом страны: даже чернокожие покорители науки из дружественных, но нищих стран могли позволить себе такси и ужин в ресторане, Сереге же всю стипендию приходилось растягивать на месяц. Иногда удавалось подработать промоутером, чтобы подкинуть денег матери. В эти моменты он ловил в ее глазах благодарность, и Сереге хотелось плакать от бессилия. Нужно было идти работать, чтобы помочь семье.

Сейчас трудно поверить даже фотографиям, что в молодости его мать, Мария Сергеевна, была писаной красавицей. Сыновья – Сергей и Вадим – родились один за другим. Сергей помнил отца: большого, сильного и веселого. Он приносил детям только появившиеся тогда вкусные, но дорогие шоколадные батончики, и помнил, как мама ругала папу за это расточительство.

С работой у родителей тогда было не просто трудно, а невозможно: папин институт закрыли, его коллеги начали мотаться в Польшу и стали «коммерсантами». У папы стать коммерсантом никак не получалось, но он служил в Афганистане, был смелым и бесшабашным, поэтому взял и пошел в службу охраны – в 90-е годы, когда вся страна «строила перестройку», как говорил дед. Отца убили в уличной перестрелке через два месяца после начала «службы».

С тех пор Мария Сергеевна тянула сыновей одна, работая корректором в издательстве и постоянно таская домой какие-то халтуры – рукописи, книги, журналы, читая их ночами на кухне. Они жили вместе с дедом в его квартире, когда-то престижной – лет пятьдесят назад. Теперь это была просто старая трехкомнатная квартира возле огромного парка, больше похожего на лес.

Десять лет назад у Марии случилась любовь с заказчиком. Дети подросли, у нее вдруг появилось немного свободного времени, и она, истосковавшись по мужчине – не только и не столько в физиологическом смысле, сколько в психологическом, бросилась в этот роман с головой. Она ведь вообще забыла, как это – быть вдвоем с мужчиной, греться возле его силы и надежности.

Неискушенная Маша не успела даже понять, что ее избранник был мужчиной как раз только физиологически. Он оказался банально женатым, и вскоре навсегда как сон, как утренний туман исчез из ее жизни, оставив на память совместную дочурку Катю.

Серега всеми силами хотел помочь матери, отправить ее с Катькой в отпуск на море, поменять мебель в доме – но денег почему-то все время не хватало. Долго и тяжело болел дед, дефицитные лекарства стоили дорого, пришлось залезть в долги (которые мать, кстати, выплачивает до сих пор). Лечить деда не помогал никто: былые заслуги обычно никто не помнит, да и кому сейчас нужен профессор русской литературы, особенно больной и старый? Они поддерживали в нем жизнь изо всех сил, но дед все-таки умер минувшей весной, и Серега горевал и скучал за ним до сих пор.

Именно благодаря деду он научился водить машину – старенькие жигули. Они уже давно покоятся на свалке, но Сергей помнил, как дед терпеливо учил его, подростка:

– Тормозить можно не только тормозом, а еще и коробкой передач. Давай, покажу?

– Конечно, деда!

Жигули скрипели, но все-таки выдерживали их крутые виражи, Сергей радовался удачным маневрам, и дед, казалось, молодел за рулем…

* * *

Серега тоже любил водить машину. «Управлять машиной», – говорил дед. Парню нравилось встречать знакомых пассажиров, улыбаться им, нравилось даже останавливаться в неположенном месте и открывать двери старушкам с тяжелыми кошелками. Пришел в автопарк на год, а задержался уже на три, и всерьез думать о будущем пока не решался. В политех он уже не хотел. Дядя Андрей советует идти в автотранспортный, и, может, он попробует поступить туда. В следующем году.

Вот накопит денег, и тогда… Что будет тогда, он пока не мог решить.

Он и дни свои не разбрасывал со щедростью, обычно свойственной юности. Сергей их словно копил, надеясь в будущем произвести выгодный обмен. Работал в полторы смены, и первый семейный отдых на море уже маячил вполне реальной перспективой.

В путь тронулся с приподнятым настроением, но к восьми часам уже немного устал: пассажиров становилось все больше, люди спешили на работу, в маршрутку садились по большей части хмурыми и озабоченными, несмотря на дивный солнечный день. Отличный день для прогулки, но совершенно обычный – для работы, особенно если ездишь по одному и тому же маршруту третий год.

«Меняю тысячу прилежных рабочих дней на счастливую встречу с прекрасной блондинкой», – пошутил про себя Серега. Остановился, взял пассажиров, среди которых заметил стройную красотку в розовом коротеньком плащике, с длинными белокурыми волосами.

– Молодой человек, не подскажете, когда остановка «Заводская»? – раздался над ухом серебристый голосок, когда машина тронулась. Сергей чуть скосил глаза в зеркало – возле него стояла та самая блондиночка.

– Подскажу, сударыня. Вам следует выйти на четвертой остановке, которая будет сразу после того, как мы проедем красочную вывеску кафе «Пончики и пышки». Но вам, наверное, подобные заведения не знакомы?

Девушка с интересом смотрела на парня. Красавец. Похож на какого-то иностранного киноактера – кажется, голливудского. Ну да, конечно, какого же еще! Голубые насмешливые глаза, крупные черты лица, очень короткие волосы – такая банальная стрижка, но ему чертовски идет.

– Почему это – незнакомы?

– Потому что такие стройные красавицы питаются только нектаром и амброзией, а это явно не подают в «Пончиках и пышках».

Девушка рассмеялась:

– Вы лучше на дорогу смотрите, а то еще проедете мою «Заводскую»!

– А давайте знакомиться. Меня, например, Серегой зовут. А вас?

– Настя, – призналась блондинка.

– Учитесь где-то?

– Да, в медицинском!

– Пойдете со мной на свидание? – спросил Сергей. Просто так спросил, ради социального эксперимента. Еще не было случая, чтобы яркая красавица-студентка, тем более медицинского института, согласилась на свидание – с ним.

Девушка замялась, смутилась и промямлила:

– К сожалению, не получится, у меня лекции, и вообще, я так занята…

– Да ладно, понятно все, – Сергей ухмыльнулся. – Вот, кстати, и «Заводская», счастливо вам!

Девушка с явным облегчением взмахнула рукой на прощанье и быстренько выбралась из маршрутки.

И эта, значит, «русалка» посчитала, что «дельфин» – то бишь водитель маршрутки – ей не пара. В этом была еще одна проблема Сереги. У него никак не получались нормальные отношения с девушками. Те, к которым он тянулся, искали мужчин более состоятельных и «подающих надежды». Как сказала ему одна девица на третьем (и последнем) свидании, с которой он познакомился на свадьбе одноклассника: «Ты, небось, и в Турции-то никогда не был! Что ты можешь мне дать?»

А что он мог дать? Пока что, к сожалению, лишь свою готовность любить, поддерживать и подставлять плечо. Но, как оказалось, девушкам его мечты этого было мало. Поэтому приходилось довольствоваться отношениями с Иркой, молоденькой кассиршей из соседнего супермаркета, которой было достаточно одного Сереги – без материальных и статусных приложений. Ирка жила по соседству и была разбитной современной девицей с добрым сердцем. Правда, насчет «поговорить» были значительные затруднения, и Сергея этот дисбаланс тяготил, но отношения пока разрывать не собирался. У каждого должен был кто-то. И у Сереги – тоже. Кто-то, кто хотя бы выслушает. Кто всегда будет на его стороне. И, в конце концов, тот, кто всегда согласен на бесплатный секс.

* * *

Откатав смену, уставший, Сергей пришел домой уже поздним вечером. В прихожей было темно. Вадькиной куртки нет – до сих пор, значит, не являлся…

Мать сидела за кухонным столом, обхватив голову руками. На столе рядом с пепельницей, полной окурков, стояла чашка с остывшим чаем.

– Привет, мам. – Сергей присел рядом и вопросительно взглянул на нее.

– Что-то случилось?

Мать подняла на него заплаканное лицо и глухо проговорила:

– К нам приходили люди. Вадик должен много денег. Очень, очень много…

И она тихонько заплакала, беспомощно всхлипывая.

Вадим был на два года старше Сергея, но младший всегда за него беспокоился. Вадик был с детства храбрецом, как и отец, но эта храбрость была какой-то безбашенной и переходила порой в безрассудную ярость, что пугало мать и печалило деда. Вадька отчаянно хотел вырваться из нищеты, мать с ее вечными копеечными халтурами молча презирал, а Сереге прямо говорил:

– Дурак ты, Серега. Так и будешь водилой всю жизнь вкалывать?

– Почему же всю жизнь. Я собираюсь в институт поступить…

– А, в институ-у-у-т! – презрительно ухмылялся брат. – Чтобы через пять лет получать те же деньги за больший геморрой?

– Мне на жизнь хватит, – огрызался Серега.

– Можешь на своего крестного посмотреть: сильно ему хватает? А начальник автопарка, между прочим, – откровенно издевался Вадик.

– Думаешь, твои аферы до добра доведут?! – не выдерживал Сергей.

– Да я уже через месяц буду на своем «мерсе» ездить, а не на вшивой маршрутке! А ты домой на трамвае добираешься, водила чертов!

Мать не выносила, когда они ругались. А ругались братья часто – особенно с тех пор, как Вадька где-то занял денег и решил «делать бизнес», исходя из своих понятий.

Понятия у него были такие: снять шикарный офис в центре, нанять похожую на порнозвезду секретаршу, купить машину и напечатать визитки с золотым тиснением: «Вадим Игоревич Никольский, генеральный директор, оптовая торговля продуктами питания».

Все бы ничего, но продукты питания, закупленные Вадимом оптом у каких-то подозрительных полуподпольных поставщиков, гнили, а магазины не хотели принимать испорченный товар. Серега догадывался, что брат в долгах, как в шелках, но тот продолжал разъезжать на купленном в кредит мерседесе и рассказывать, что скоро все у него наладится и он съедет из этой дыры в собственные хоромы, освободив для семьи занимаемую им жилплощадь. Пока же он не мог выдать матери на хозяйство и сотни долларов – у него, мол, все капиталы «крутились в деле».

– Мама, а Вадим, вообще, где? Я его с выходных не видел, – медленно проговорил Сергей, уже понимая, что тот просто смылся от кредиторов и где-то прячется.

– Он сказал, что надо съездить в Одессу по делам, обещал вернуться через несколько дней, – глухо ответила мать.

Сергей присел рядом с матерью на табурет.

– Ну, дай бог, чтобы вернулся. А кто приходил-то? Рассказывай.

* * *

Кто приходил? Мария прекрасно помнила, кто.

На плите весело булькал борщ, оставалось бросить капусту. Мария Сергеевна никогда не кромсала овощи как попало: она аккуратно отрезала дольки, кружочки, брусочки – все, что полагалось по рецепту, и готовая еда всегда выглядела такой же аккуратной и правильной, как эти ее кружочки с брусочками. Капусту требовалось резать тоненько, и Мария старательно прокладывала острым ножом бороздки в сочном кочане.

В дверь позвонили. Мария вздрогнула и порезала палец, потекла кровь. Мария бросилась в ванную за перекисью, сполоснула рану, обработала, вернулась на кухню, нашла в аптечке пластырь и заклеила рану. Все это время звонок не смолкал, и в душе женщины стремительно нарастала тревога.

Она тихонько подошла к двери и посмотрела в глазок. На пороге стояли два амбала в черных куртках. Снова раздался звонок – прямо над ее ухом, затем незваные гости начали тарабанить в дверь, возможно, ногами: под мощными ударами молодцев она заходила ходуном.

– Кто там? – дрожащим голосом спросила Мария Сергеевна, догадываясь, что визит как-то связан с туманными делами ее старшего сына.

– Открывай, мать, мы к Вадику, – раздался голос, не предвещавший ничего хорошего.

– Его нет дома, – сообщила Мария, стараясь говорить как можно увереннее.

– А ты открой – мы проверим, – настаивал тот же голос – очевидно, принадлежавший главному. – Да ты не бойся, – решил он вдруг успокоить женщину. – Нам с ним лишь потолковать надо.

И для пущей убедительности еще пару раз двинул по хлипкой двери. С потолка посыпалась штукатурка. Мария вздохнула: придется открывать, а то выбьют к чертовой матери! Повернула ключ в замке.

– Входите. Но его все равно дома нет.

– А мы это сейчас узнаем – есть он или нет его, – миролюбиво сообщил главный. – Да не трусись ты. Мы ж не бандиты какие, а коллекторы.

Мария Сергеевна молча смотрела на коллекторов, ожидая, что они предпримут дальше.

– Цивилизованные люди, – счел нужным уточнить он. Показал глазами на дверь в соседнюю комнату своему подчиненному, и тот метнулся осматривать все помещения, заглядывая во все шкафы и под кровати. Даже обследовал на балконе ларь для овощей, хотя Вадик при всем желании туда бы не поместился.

Старший в это время хозяйским оком осматривал хоромы Марии Сергеевны, прикидывая, что можно в случае чего поиметь с семейки. Скоро затосковал: вся обстановка чохом не тянула и на десятую часть долга.

– Вот что, мать, – начал переговоры коллектор, опускаясь на стул в гостиной. – Вадим должен пятьдесят штук. Долларов. Оч-ч-чень серьезным людям. На связь уже неделю не выходит. Как объявится, ты ему передай, что терпение ихнее уже на исходе. Лады?

– Подождите, ведь у него все хорошо с бизнесом, он сам говорил, – торопливо заговорила Мария Сергеевна, чувствуя, как пылают щеки. – Он вернется – и все вам отдаст, если должен, Вадик никогда не обманывает!

– Откуда вернется? – встрепенулся вдруг младший сотрудник, который до сих пор молчал.

– Из… Красноярска, – почему-то соврала в последний момент Мария Сергеевна. И продолжила как можно убедительнее: – Он там по делам, к поставщикам поехал.

– И какие ж такие продукты питания есть в Красноярске, которых в нашей местности нет? – ехидно спросил старший, заинтересовавшись темой разговора.

– Красная икра, – уверенно ответила Мария Сергеевна, хотя сильно сомневалась, что этот деликатес производится именно там.

Гости тоже явно не были настолько сильны в географии пищевых поставок, чтобы опровергнуть прозвучавшее утверждение, так что смирились со сказанным. И даже смягчились:

– Ага, если он пригонит с десяток составов икорки – гляди, и с половиной долга рассчитается! – прокомментировал младший, и парни весело заржали, расслабившись. Тревога отпустила Марию, но лишь на мгновение, потому что старший вдруг посерьезнел, поднялся с кресла и подошел к ней вплотную:

– Если вернется – хорошо. А не вернется, придется тебе, мать, квартирку продавать, или еще где деньги искать. Долги возвращать надо. А кто за него сможет долги вернуть? Правильно, никто. Только семья. Ты ж его семья? – строго спросил.

– Семья, – согласилась Мария Сергеевна.

– Короче, десять дней сроку. Потом придем.

И они ушли пять часов назад.

Глава 3

Ужин был невеселым. Отсутствие Ани за столом всегда делало семейные трапезы какими-то неполноценными. Теперь, когда она была в больнице, большая светлая столовая казалась мрачной. Горничная расставила всюду вазы с розами: на каминной полке, обеденном столе, на стойке бара и даже на столике для напитков, но цветы добавляли скорее трагичности, чем праздничности.

Вера собиралась остаться на ночь в особняке – здесь ей отведена прекрасная мансарда, а ее ванная комната по площади чуть ли не больше ее квартирки, которую Вера все же любила. Когда родилась Анечка, Александр Петрович сразу предложил Вере переехать к ним – видно, чувствовал, что влияние тещи будет более благотворным, чем постоянно маячащий перед глазами дочки образ легкомысленной Лики. Правда, тогда у молодых дом был поменьше, но Вера отказалась не поэтому. Она нуждалась в только своем, личном пространстве. Просто часто приезжала, играла с Аней, учила ее цифрам и буквам. Приезжала – и любила ее, любила не только сердцем, но и разумом. По своей натуре Аня была мало похожа на маму, и, откровенно говоря, Веру это обстоятельство радовало.

Девочке нравилось учиться, читать и думать, а к мамочкиному дару – прекрасной внешности – относилась как к чему-то само собой разумеющемуся, без поклонения зеркальному отражению, но и без наигранного безразличия. Вера часто ловила себя на мысли, что время, проведенное рядом с внучкой, долгие разговоры делают счастливыми их обеих. Тем не менее, в новом доме Вера все-таки «оставалась в гостях», а «жить» уезжала в свою квартирку на Первомайском проспекте.

Сегодня стоило остаться. Анжелика выглядела значительно постаревшей, вернее, согласно паспортных данных – не на двадцать восемь лет, как обычно, а на все свои сорок три. Она вяло ковыряла вилкой еду, то и дело прикладываясь к бокалу с вином. Александр Петрович машинально поглощал салат, к вину же, напротив, даже не притрагивался. После десятиминутной гнетущей тишины он заговорил первым.

– Вера Николаевна, как вы думаете, что мы можем сделать для девочки? Может, устроить поездку в Европу? Я планировал съездить на рождество, но… Боюсь, ей будет трудно позже…

Они не произносили вслух то, что случится, по словам врачей, еще раньше, чем наступит рождество. Сказать, что Аня умрет – значило признать, что закончится жизнь всей семьи, в которой она была душой, центром притяжения и смыслом.

– Александр Петрович, – начала Вера. – Ей ничего не хочется. Только… вам это может показаться странным…

– Ничего, меня практически невозможно удивить.

– Она хочет влюбиться.

– Влюбиться? Я не понял, – удивленно посмотрел на тещу глава семейства.

– Господи, нет ничего проще, множество наших знакомых молодых людей были бы счастливы завязать отношения с Анечкой, даже в таких прискорбных обстоятельствах, общаться с ней, гулять… – торопливо заговорила Анжелика, словно боясь, что ее прервут.

– Лика, она хочет влюбиться, – мягко уточнила Вера. – Аня.

– Ой, ну есть весьма достойные юноши, симпатичные, спортивные, со средствами… – не унималась дочь.

– С отцовскими средствами, – уточнил Александр Петрович. И добавил: – Боюсь, это желание относится к разряду тех, которые нельзя купить за деньги.

– Я думаю, можно попытаться, – медленно произнесла Вера Николаевна. – О, Господи, сама не верю, что сказала это!

– И что же мы предпримем? – заинтересованно повернулся к ней зять.

– Можно попытаться разыскать юношу, который мог бы потенциально привлечь ее, – все так же медленно говорила Вера.

– Ой, у Лерочки такой невозможно очаровательный сын, Артурчик, ему недавно исполнилось двадцать три, учится в Лондоне, но это не проблема, мы можем слетать в Англию. Организовать случайную встречу – в Кокон Клабе, например. Потом он приедет на недельку погостить домой… – ожила Анжелика.

Но муж довольно бесцеремонно вмешался в ее планы:

– Не думаю, что среди этого круга найдется тот, кто может действительно заинтересовать нашу дочь. Ты же знаешь, она не любит все эти тусовки и гламурных юношей, не заработавших ни цента на шампанское по тысячу долларов за бутылку, которое они обычно пьют во время своей перманентной тусни, – с плохо скрытым раздражением добавил Александр Петрович. Видно, он тоже не питал особого уважения к золотой молодежи.

– Но, Алекс, не с обычным же парнем ее знакомить! – возмутилась Лика.

– Что значит – с обычным?! Чем тебе обычные не подходят?! У твоих кандидатов что, есть третий глаз? Или у них по двенадцать пальцев на руках и ногах? Или сквозь стены умеют проходить? Ты совсем помешалась на этом «ровня – не ровня»! – последние слова Александр Петрович уже прокричал. Затем скомкал салфетку, резко поднялся и быстро вышел. На пороге обернулся и уже спокойнее произнес, обращаясь к притихшей Анжелике:

– И перестань, ради бога, наконец-то называть меня Алексом! Меня зовут Александром. Сашей, если угодно.

Вера бросила долгий взгляд на дочь. Та сидела, ссутулившись, по щекам текли слезы. А ведь страдает же. Но странно – Вера никогда особенно не жалела Анжелику, чего очень в душе стыдилась и старалась всегда угодить ей и активно приободрить, словно компенсируя недостаток любви. Ведь с тех пор, как родилась Анечка, вся любовь была отдана внучке. Вера обошла обеденный стол и присела рядом с дочерью, обняла ее за плечи:

– Анжелика, доченька… Не сердись на мужа, он ведь очень переживает. Иметь такие возможности – и не видеть способа спасти ребенка. Как бы ему не стало плохо, ты ему давление мерила?

– А я разве не переживаю? Вы меня все какой-то каменной считаете!.. Мерила. Высокое, – Лика тихонько высморкалась, вытерла слезы. Поправила прическу. – Так что нам делать, мама? Анечку через неделю уже домой отпустят, мы должны что-то решить…

– Не знаю. Надо подумать, – ответила Вера, и отправилась думать.

* * *

Страшно сказать, но они начали привыкать к болезни Ани. Потихоньку занимались своими делами, и, как ни дико и кощунственно это казалось поначалу, но возникали и другие мысли, и велись другие разговоры. Конечно, Аня оставалась на первом плане, но другие люди иногда понемногу вовлекали ее близких в свои орбиты.

На этот раз Вера Николаевна «отправилась думать» к подруге Леночке. Та как раз переехала в новую квартиру, был повод поздравить подругу с новосельем и заодно поговорить о своем. Лена заведовала отделом кадров в крупной строительной компании, и, возможно, среди молодых инженеров нашелся бы подходящий, умеющий держать язык за зубами, умный и воспитанный кандидат. Хорошо бы еще брюнет с голубыми глазами и мужественными чертами лица – такого типа Анечка когда-то встретила на улице и три дня ходила под впечатлением:

– Бабуля, наверное, я неправильно сделала, что мимо прошла! Может, это была моя судьба, а я оказалась в плену стереотипов – мол, на улице первыми знакомятся с мужчинами только проститутки.

Вера тогда рассмеялась. Хрупкая, холеная, высокообразованная Аня, в отличие от недоучившейся мамочки, не любила великосветскую игру «подбери приемлемое слово», а всегда называла вещи своими именами. Проститутка – значит, проститутка, такая социально востребованная профессия. И никакая не «женщина легкого поведения» – что вообще значит «легкое поведение»? И что тогда значит «тяжелое»? Это, что ли, в танке надо ездить по дорогам?

– Да, проститутки – ты почему смеешься? Знаешь, как он мне понравился… Ну просто вылитый Майкл Скофилд. Ну, помнишь, мы с тобой сериал смотрели… У меня прямо что-то внутри екнуло. И он даже обернулся. И я обернулась… И все…

Словом, нужен был киношный типаж с мозгами. Причем, нуждающийся в деньгах, не особенно щепетильный в средствах достижения цели, но при этом чтобы был человек слова и не подлец.

Задача стояла архисложная. Впрочем, когда дело касалось защиты близких, Вера умела быть чрезвычайно циничной и твердой.

Она не любила ездить с водителем. Изолированная от внешнего мира жизнь казалась ей неестественной, словно в шоу «За стеклом». Попросила подвезти лишь до рынка:

– Спасибо, Миша, дальше я сама доберусь.

На базаре Вера купила любимый Ленкин крупный синий виноград и небольшую орхидею в горшочке. Набрала номер подруги:

– Лен, напомни, какая к тебе маршрутка от рынка ходит? Двести сорок пятая? На шестой остановке выходить? Ну, жди, я еду уже, – и отправилась на поиски нужного транспорта.

Полупустая маршрутка, казалось, только Веру и поджидала, потому что когда она торопливым шагом зашла в салон, дверь плавно захлопнулась, и машина отъехала. Вера удобно устроилась на двойном переднем сиденье, водрузив рядом с собой орхидею.

По радио – о чудо! – запела Пугачева. «Позови меня с собой, я пройду сквозь злые ночи», – обещала лирическая героиня голосом всенародно любимой певицы. Вера поразилась: как, в маршрутке – и не играет радио «Шансоньетка»? Пристрастие к блатным песням Вере казалось чем-то вроде корпоративного заговора: и в общественном транспорте, и в такси звуковое сопровождение поездки всегда было сугубо в стиле тоскливого хрипловатого лейтмотива «я бежал от конвоя, по сибирским снега-а-а-м…».

Создавалось впечатление, что все водители – бывшие уголовники. Или, на худой конец, им сочувствующие. Вера каждый раз хотела вежливо поинтересоваться у шофера: «А вы за что сидели?» Однажды она так и сделала. Водитель ее сначала не понял, а когда она объяснила, он ответил: «Да нет, не сидел я. Просто песни нравятся. Душевные»… Почему нельзя назвать душевными песни, в которых речь идет о страданиях законопослушных граждан, Вера так и не поняла.

Но вот – Пугачева! «Где разбитые мечты набирают снова силу высоты…» Вере Николаевне захотелось даже посмотреть на водителя, который, так сказать, бросил вызов корпоративным музыкальным вкусам.

Она осторожно высунулась из-за перегородки – и обомлела.

За рулем сидел парень из Аниных грез. То есть, конечно, не киногерой, а всего лишь очень похожий на него парень, и, насколько могла судить Вера по его положению тела – достаточно хорошо сложенный. Брюнет или шатен – не разберешь, волосы пострижены очень коротко, что делало лицо парня открытым и каким-то трогательным. Поймав в зеркале взгляд его ярко-синих глаз, Вера мгновенно составила план действий.

Подруга вместе с перспективными инженерами была забыта. Вера Николаевна теперь следовала до конечной остановки маршрутки, чтобы вовлечь молодого водителя в свою авантюру. О моральности задуманного как-то не думалось. Вера была уверена в одном: ради счастливых мгновений последних месяцев жизни внучки можно решиться на что угодно. И, пожалуй, затеваемое предприятие – самое невинное из того, на что могла бы отважиться бойкая бабушка.

«Наверняка, с деньгами у парня не густо. Можно попробовать», – лихорадочно думала Вера. «Только бы удалось!»

Через полчаса автобус, наконец-то, подъехал к вокзальной площади и остановился в хвосте длинной вереницы маршруток.

Пассажиры вышли – все, кроме Веры. Водитель, повернувшись, заметил ее и сообщил:

– Леди, это конечная остановка. У вас все в порядке? Возможно, необходима помощь?

Вера восхитилась. Ну, надо же, «леди»! Никакая не «женщина»! То есть она, разумеется, женщина, но это обращение к незнакомым особам женского пола, порожденное отношениями «всеобщего равенства» в стране социализма, победившего этикет и учтивость среди прочих как бы старорежимных явлений, Веру Николаевну всегда угнетало. Причем «девушка» и «молодой человек» звучали еще более-менее. Но «мужчина»! Но «женщина»! Почему хотя бы не сударь, сударыня? Ах, да, это ведь пережитки прошлого…

Сейчас же все эти «господин, госпожа, господа», принятые на полном серьезе в деловой переписке и общении, звучали неловко-фальшиво. А вот «леди» из уст этого водителя маршрутки прозвучало так естественно, что она и впрямь почувствовала себя светской пожилой дамой, выпрямила спину, крепче обхватила вазон с орхидеей и проговорила:

– У меня есть к вам разговор, молодой человек. Вы уже освободились?

– Не совсем, через десять минут снова отправляюсь на маршрут.

Он вышел из кабины, обогнул автобус и вошел в него через переднюю дверь:

– Но пару минут могу вам уделить. Итак, чем могу помочь? – Сергей терялся в догадках.

– Прежде всего, разрешите с вами познакомиться и сделать определенное предложение…

– Вы что, женщина, с ума сошли?!

Вере Николаевне продолжение разговора тоже понравилось. Голос глубокий и приятный, речь грамотная. Правда, съехал и «леди» на «женщину», но зато никаких тебе «отвали, старушка» и тому подобных выражений.

Серега же от досады даже стукнул по перилам. Он привык к тому, что нравится женщинам, и некоторые совершенно откровенно предлагали ему вполне определенные отношения, то есть чисто секс. Но Сереге это было не по душе. Тем более, если такие заявления исходят от пожилой дамы! Она ему деньги собирается за услуги предложить?! Типа, купить молодое тело для последних утех?

Но через секунду это предположение показалось ему настолько нелепым, что он рассмеялся, увидев, как вытянулось от недоумения лицо элегантной пассажирки:

– Извините за резкость, ради бога. Сгоряча подумал, что вы предлагаете мне поиграть в любовь за деньги!

– Именно так и есть, – одобрительно закивала головой Вера Николаевна. И для пущей убедительности добавила: – Совершенно верно.

У Сереги отвисла челюсть. Мало того, что представляет его в роли жиголо и геронтофила в одном флаконе, так еще и не стесняется при этом! Ах, старая развратница! А с виду такая приличная, одета дорого и со вкусом…М-да. За пятьдесят штук он, может и согласился бы, учитывая семейные проблемы… Но нет!

– Меня зовут Вера Николаевна. А вас? – деловито продолжала переговоры старушка.

– Так, женщина, выбирайтесь из маршрутки и счастливого пути. Я предпочитаю верить, что вы просто неудачно пошутили, – Серега поднялся и направился к выходу.

– Мне больше нравилось, когда вы обращались ко мне «леди», – капризно сообщила ему вдогонку Вера.

Сергей остановился, оглянулся. И Вера уверенно продолжила:

– Судя по всему, вы меня, действительно, неправильно поняли. Я вовсе не ищу любовных приключений, во всяком случае, с мужчинами вашего возраста, – закончила тираду, гордо подняла голову и уставилась на Серегу в ожидании его реакции.