Текст книги "Убрать Картера"

ПЯТНИЦА

Я понял, что на улице ветрено, еще до того, как услышал завывания ветра. Между шторами пробивался дневной свет. Я понял, что погода плохая, по свету, который пробивался в щель между шторами.

Я перекатился на спину и посмотрел на часы. Без четверти восемь. Я взял сигарету и закурил, глядя, как узкая полоска дневного света рассеивается в тени потолка. Меня стало охватывать нетерпение, я злился на себя за то, что лежу здесь и курю, сбрасывая пепел в пепельницу на груди, вместо того чтобы встать и заняться делом.

Наконец я вылез из постели, пошел в холодную ванную и приготовился к новому дню. За матовыми стеклами свистел ветер.

Я спустился вниз и включил радио, потом сходил на кухню, нашел чайницу и поставил чайник на газ. Заварив чай, я принялся застегивать запонки.

Задняя дверь открылась, и вошла Дорин, одетая в короткий черный плащ, довольно симпатичный. На голове у нее было нечто в стиле Гарбо. Ее длинные светло-золотистые волосы спадали спереди с обеих сторон, и доходя почти до груди.

Она минуту смотрела на меня, потом закрыла дверь и, сняв шляпку, положила ее на сушилку для посуды. Сунув руки в карманы и устремив взгляд в пол, она стояла у двери и не двигалась. Она выглядела скорее раздраженной, чем несчастной. Я справился с запонками.

– Привет, Дорин, – сказал я.

– Привет, – буркнула она.

– Как себя чувствуешь? – спросил я.

– А ты как думаешь?

Я принялся наливать чай.

– Я очень сожалею о смерти твоего папы, – сказал я. Она промолчала. Я предложил ей чаю, но она скривилась.

– Музычку слушаешь, да? – съязвила она.

– В доме очень холодно, – сказал я. – К тому же…

Она пожала плечами, прошла в буфетную и, так и не вынув руки из карманов, села на стул Фрэнка. Я последовал за ней и, присев на подлокотник дивана, стал пить чай.

– Дорин, мне действительно очень жаль, – сказал я. – Ведь он мой брат, между прочим. – Она опять промолчала. – Даже не знаю, что сказать.

Молчание.

Я не хотел ни о чем расспрашивать ее до похорон, поэтому проговорил:

– Просто не верится. Не верится, и все. Он всегда был так осторожен.

Молчание.

– Я имею в виду, он никогда не пил больше половины порции.

Молчание.

– И не прогуливал работу.

По лицу Дорин покатились две слезинки.

– Может, его что-нибудь тревожило, а? Ну, что-то такое, из-за чего он потерял осторожность?

Молчание. Слезы продолжали течь.

– Дорин?

Она резко повернулась вместе с креслом.

– Заткнись! – закричала она. Слезы уже градом текли по щекам. – Заткнись! Я не вынесу!

Она вскочила и, подбежав к раковине, остановилась. Ее плечи дрожали, руки безвольно висели вдоль тела.

– Что не вынесешь, дорогая? – спросил я, подходя к ней. – Что ты не вынесешь?

– Папа, – заговорила она. – Папа. Ведь он мертв, да? – Она повернулась ко мне. – Да?

Я развел руки, и она уткнулась мне в грудь. Я обнял ее.

Через некоторое время она выпрямилась, и я снова предложил ей чаю. На этот раз она согласилась. Я сел рядом с раковиной на высокий табурет, обтянутый красной искусственной кожей, и наблюдал, как она то подносит чашку к губам, чтобы сделать глоток, то смотрит в нее. «Интересно, – подумал я, – она такая потому, что в гостиной лежит ее мертвый отец, или есть другая причина». Я не мог дать четкий ответ. Восемь лет назад, когда мы виделись с ней в последний раз, ей было семь, поэтому я не знаю, что она собой представляет. Хотя догадываюсь.

Она выглядела старше своих пятнадцати. Я бы и сам не удержался от всяких мыслей, если бы Дорин не была моей племянницей. Сразу ясно: она знает, что есть что. Это видно по ее глазам. Интересно, знал ли Фрэнк, что она не девственница. Не исключено. Но не признавался в этом сам себе. И если его что-то тревожило, не признался бы ей. Таков был Фрэнк. Следовательно, нет оснований считать, будто ей что-то известно, если не предполагать, что она видела или слышала нечто важное, а Фрэнк не знал, что она это видела или слышала. Если она что-то видела или слышала, я это выясню, но не сегодня.

Я слез с табурета, прошел в буфетную и выключил радио. Была половина девятого. На улице прогрохотала тележка молочника. Я вернулся в кухню.

– Хочешь сигарету? – спросил я.

Дорин кивнула и поставила чашку на стол. Я прикурил две сигареты. Курильщиком она была не заядлым. После нескольких затяжек я спросил:

– И что ты собираешься теперь делать?

– Не знаю.

– Ты же не останешься здесь, верно?

Она помотала головой.

– Послушай, – сказал я, – конечно, ты меня плохо знаешь, а то, что знаешь, тебе не нравится, но у меня к тебе предложение. Возможно, идея будет тебе не по душе, и все же мне хочется, чтобы ты хорошенько обдумала ее в ближайшее время. На следующей неделе я уезжаю в Южную Африку. С женщиной, на которой, скорее всего, женюсь. Мы вылетаем в среду. У меня три билета. Почему бы тебе не поехать с нами?

Она посмотрела на меня. Я не смог понять, какие мысли бродят у нее в голове.

– Подумай над этим. Я был бы рад, если бы ты поехала. Надо бы закончить дела с твоим папой.

– Очаровательно, – проговорила она. – Я начинаю чувствовать себя действительно нужной.

– Я пробуду здесь все выходные, – сказал я. – У тебя есть время решить.

– Нет, спасибо.

Она продолжала смотреть на меня. Я бросил взгляд на часы.

– Они придут сюда без четверти, – напомнил я. – Есть еще пять минут. Хочешь побыть с ним до их прихода?

Она отвела взгляд. И снова стала пятнадцатилетней.

– Нет.

– Он был бы рад, – сказал я. Она всхлипнула.

– Иди, – сказал я. – Время еще есть.

Она положила сигарету на блюдце и ушла, а через пять минут вернулась. Ее щеки были мокрыми, а глаза покраснели.

Я надел куртку, прошел в гостиную и встал у гроба. Лицо Фрэнка было обращено к потолку. На свете не было ничего более спокойного, чем это лицо.

За окном послышался шум мотора, а потом в дверь постучали.

– Прощай, Фрэнк, – сказал я.

Я вышел из комнаты в холл и открыл дверь. На крыльце стоял мужчина в высокой шляпе.

– Доброе утро, сэр, – сказал он характерным голосом.

* * *

Мы вышли из церкви и снова сели в машину – мы с Дорин на заднее сиденье, викарий рядом с водителем. Мы ехали по окраинам. На одном из перекрестков старикан на старом, как он сам, велосипеде остановился, снял шляпу и проводил нас взглядом.

После продолжительного молчания викарий уперся локтем в спинку сиденья, повернулся к нам и сказал:

– Мистер Картер, вы видите, что за время вашего отсутствия в городе произошли некоторые изменения.

– Немалые, – сказал я.

– Да, – согласился он. – Все меняется. Хотя, на мой взгляд, не так быстро. Однажды все это исчезнет. И люди, хвала небесам, поселятся в приличных районах, где будут воспитывать своих детей. В таких районах, где детям захочется идти домой, а не бегать по улицам.

Я сказал:

– Допускаю, что на месте этих районов возникнет что-то лучшее.

– О, – воскликнул викарий, – это обязательно будет лучше. Другого не дано.

– Разве? – сказал я.

И посмотрел на него. У него были песочного цвета волосы, песочного цвета очки и желтоватое лицо. Трудно было определить его возраст.

Мы съехали с холма к кладбищу. День был ясным и ветреным, и низкие облака носились наперегонки на фоне солнца.

* * *

Кроме викария, могильщика и представителя похоронного бюро на похоронах присутствовали мы с Дорин и два типа, которые стояли рядом с выгруженным из катафалка гробом. Одному из них было около пятидесяти, другому – года двадцать два – двадцать три. Оба очень походили на барменов. Сверху, в рубашках с чистыми воротниками и в галстуках, они были аккуратны до невозможности, но чем ниже, тем неряшливее они становились. У ботинок от опрятного вида не оставалось и намека. Они стояли со склоненными головами и сомкнутыми впереди руками.

Пока викарий читал молитву, я держал Дорин за руку. Небритый могильщик был одет в военную шинель с поднятым воротником и то и дело поглядывал на Дорин, грязный ублюдок.

– Прах к праху, земля к земле…

Я нагнулся, поднял горсть земли и отсыпал немного Дорин. Бармены шагнули вперед и тоже взяли земли, а потом вместе с нами бросили ее на опускающийся гроб. И отошли. Старший кашлянул, прикрывая рот рукой, и сосредоточил свое внимание па викарии. Младший тоже продемонстрировал хорошие манеры.

Викарий затянул «Слово жизни». Дорин пропела несколько первых слов, затрясла головой и замолчала. Могильщик энергично работал лопатой. Ветер настойчиво забирался под одежду. В десятке рядов от нас две женщины средних лет остановились, поглядели на нас и пошли дальше к своим могилам.

На этом все и закончилось.

* * *

Я повел Дорин прочь от могилы. Она оглянулась на что-то – я так и не понял, на что именно, и вдруг споткнулась. Бармены попятились, пропуская нас. Я кивнул им.

Мы подошли к машинам. Я посмотрел в сторону ворот. За оградой стояла блондинка в ярко-зеленом пальто с поясом.

– Это Маргарет? – спросил я. Дорин кивнула.

Я внимательнее посмотрел на женщину. Она не двигалась. Дорин забралась в машину.

– Я сейчас, – сказал я и окликнул барменов, которые шли к своей машине. – Подождите, пожалуйста.

Они переглянулись. Старший посмотрел на часы и кивнул. Я пошел к воротам. Маргарет стояла на том же месте. Она оказалась довольно привлекательной. Единственным ее недостатком было то, что она была похожа именно на то, чем являлась: дешевой певичкой.

– Кажется, ты утверждала, что не придешь, – сказал я.

– Я передумала, – заявила она.

Сквозь акцент уроженки севера в ее речи довольно хорошо слышался лондонский выговор.

– Я рад, – сказал я. – Я хочу поговорить с тобой.

– О чем?

– О Дорин, – солгал я.

Она устремила взгляд на ожидающие машины.

– Все… все прошло хорошо? – спросила она.

– Отлично. Организовано идеально. Спасибо.

Ее глаза были влажными – но глаза подобных женщин всегда блестят.

– Я хочу поговорить с тобой, – повторил я. Она продолжала смотреть на машины.

– Как Дорин?

– А что ты ожидала? – спросил я. – Она знает о тебе и Фрэнке?

Маргарет улыбнулась. Ее улыбка означала, что она считает, будто я кое-что недопонимаю.

– Знала. А почему бы нет?

– Ну тогда поехали с нами. Прямо сейчас. Дорин нужна поддержка, а от меня проку мало.

Она покачала головой.

– Не могу, – сказала она, – и не проси.

– Тогда когда? Я тут должен кое-что уладить до отъезда. Позже сможешь?

– Нет, – ответила она.

– А завтра?

Она подняла на меня глаза.

– Ладно, – согласилась она. – Завтра утром. В «Сесиле» в двенадцать.

– Там, где работал Фрэнк, – уточнил я.

– Я знаю, – сказала она. – Я выбрала это место, потому что мужу слишком далеко идти туда от дома.

– Договорились, – сказал я. – До завтра.

Она повернулась и пошла прочь.

Я минуту наблюдал за ней, потом вернулся на кладбище.

* * *

Я отпер дверь. Дорин прошла в дом, за ней проследовали бармены. В холле Дорин сняла шляпку.

– Проходите, – обратился я к незнакомцам. – Я подойду через минуту.

Я поднялся наверх и достал из сумки имбирный эль и две бутылки виски. Когда я спустился вниз, Дорин чем-то занималась на кухне, а бармены стояли перед камином.

– Это подойдет? – спросил я, поднимая руку с бутылкой.

– О конечно, – ответил старший, – большое спасибо.

– Ага, – сказал младший.

Они старались выглядеть при исполнении и в то же время благодарными.

Я прошел на кухню. Дорин готовила чай.

– Дорин, дорогая, – сказал я, – где здесь стаканы?

Она указала на буфет. Я вынул стаканы и принялся разливать виски.

– Сколько они тут будут сидеть? – спросила она.

– Не знаю, дорогая, – ответил я. – Недолго.

Я открыл бутылку с имбирным элем и налил воды в небольшой кувшинчик.

– Выпьешь с нами? – спросил я. – Тебе пойдет на пользу.

Дорин пристально посмотрела на бутылку, потом налила себе виски и выпила его залпом, не разбавляя. При этом она скривилась, потом уставилась на дно стакана.

Я отнес три стакана в гостиную.

– Воды или эля? – предложил я. Старший захотел эля, а младший – воды.

Я вернулся на кухню. Дорин уже успела выпить вторую порцию.

– Ты присоединишься к нам? – спросил я.

Она помотала головой. Я положил руку ей на плечо.

– Устраивайся поудобнее, – сказал я. – Займись чем-нибудь приятным.

Я вернулся в гостиную, поставил бутылку с элем и кувшин с водой на журнальный столик перед диваном.

– Прошу, – пригласил я. Бармены приготовили себе выпивку.

– За тех, кто не с нами, – провозгласил я.

– За тех, кто не с нами, – повторили они. Мы выпили.

Как выяснилось, старшего звали Эдди Эпплайрд. Его длинные курчавые черные волосы были зачесаны назад, начавшие уже седеть длинные бачки тянулись вдоль обеих щек и напоминали заплатки. У него были искусственные зубы, которые были плохо подогнаны. И он был местным.

Младшего звали Кейт Лейси. У него были лицо и тело юного футболиста: лицо – плоское, а тело – сбитое и крепкое. Его светлые волосы завивались бы, если бы он не стриг их «ежиком». На безымянном пальце левой руки красовалось золотое кольцо. Родом он был из Ливерпуля.

Я снова наполнил стаканы.

– Итак, – сказал я, – мне хотелось бы поблагодарить вас за то, что пришли.

– Не благодарите нас, мистер Картер, – сказал Эдди. – Фрэнк был отличным парнем.

– И то верно, – поддакнул Кейт.

– Одним из лучших, – добавил Эдди.

– Вы давно знали его? – поинтересовался я.

– Я? – переспросил Эдди. – Мы познакомились, когда работали в мужском клубе в Лингхолме. Это было – дай бог памяти – пять, нет, шесть лет назад. Мы сразу подружились. Через год я уволился, пошел в «Корону и якорь», но мы все равно продолжали видеться по субботам. Он тоже сменил работу, мы оба работали недалеко от стадиона и обычно встречались в половине четвертого, после того как подгребали все на рабочем месте. Мы брали по паре кусков горячего пирога и устраивались на стадионе. Конечно, мы опаздывали к началу матча на полчаса, но все равно ходили. Мы не пропустили ни одной игры, даже когда они опустились до третьего места.

– Да, – сказал я, – Фрэнк любил футбол. В детстве он всегда ходил на матчи.

– Я даже не поверил, когда услышал, – сказал Кейт. – Я имею в виду, я страшно удивился, когда он не появился к вечерней смене – Фрэнк всегда был пунктуальным, приходил первым. И пил только полстакана – ну, вы понимаете. Он всегда говорил, что оставляет машину, когда хочет выпить, чтобы получить удовольствие.

– Я знаю, – сказал я. – Фрэнк всегда был осторожен.

Повисло молчание.

– До сих пор не верится, – сказал Кейт.

Мы выпили, и я пустил бутылку по кругу.

– Все любили Фрэнка, – сказал Эдди.

Опять наступило молчание.

– Он много хорошего рассказывал о вас, мистер Картер, – сказал Кейт. – Всегда говорил, что восхищается вами, тем, как хорошо у вас идут дела.

Фрэнк действительно так говорил обо мне окружающим. Возможно, он даже так считал.

– Забавная штука получается, – сказал Эдди. – Знаешь парня шесть лет, видишь его тихим и уравновешенным – ни драк, ни пьянок, и вдруг он срывается с катушек, выпивает целую бутылку виски, садится за руль, начинает гнать во весь опор, срывается в карьер и заканчивает свой путь в трех футах от воды. Все это, понимаете ли, как-то неправильно, чертовски неправильно. – Он залпом опустошил свой стакан. – Такого не должно было случиться. С кем угодно, только не с Фрэнком. Он же был одним из лучших.

Его глаза стали наполняться слезами. Он сунул в рот сигарету, я налил ему еще виски. Он никак не мог найти спички, и я дал ему прикурить.

– Спасибо, – сдавленным голосом проговорил он. Неважно, что именно вызвало у Эдди такие бурные эмоции – виски или неподдельная скорбь по Фрэнку, – главное, что в настоящий момент он искренне верил в свои слова.

Некоторое время все молчали, наконец я сказал:

– А вам не кажется, что все это он сделал нарочно?

Оба удивленно посмотрели на меня.

– Что? Покончил с собой? – спросил Кейт.

Я промолчал.

Кейт на секунду отвернулся, потом снова посмотрел на меня, на этот раз с какой-то странной полуулыбкой.

– Нет, – уверенно проговорил он. – Чтобы Фрэнк? Покончил с собой? Да вы что!

Я продолжал наблюдать за ним. Полуулыбка исчезла, и на его лице появилось недоверчивое выражение.

– А зачем?

– Это-то мне и интересно, – сказал я.

– Да ладно, – махнул он рукой. – Фрэнк был… он… был… я имею в виду, он был не из тех, кто ввязывается в какую-нибудь дрянь, ну, лезет туда, откуда нет выхода. У него не было проблем, я знаю. Я хочу сказать, я бы знал. Черт, мы же работали вместе, виделись каждый день в течение последнего года. Это вылезло бы наружу.

– С какой стати?

– Ну, просто вылезло бы. Он всегда был одинаковым. Всегда. Никогда не менялся.

– Какой он был в вашу последнюю встречу?

– В воскресенье? Таким же, как всегда. Пришел вовремя. Работы было много.

Эдди налил себе большую порцию.

– И он ничем – ни словами, ни действиями – не показал, что что-то случилось?

– Нет, ничем. Говорю вам, он был таким же, как всегда.

– Вы не допускаете, что что-то могло произойти в промежутке между вашей последней встречей и тем моментом, когда он напился?

– Ну, не знаю. Думаю, нет. Но если и произошло, то нечто ужасное. А что такого ужасного могло произойти?

– Не знаю, – сказал я.

– Наверное, вы знали бы, если бы такое произошло.

– Не знаю, – сказал я.

Эдди, который выключился из разговора несколько стаканов назад, опять себе налил.

– Отличный мужик, черт побери, – сказал он. – Один из лучших.

– Откуда тебе знать, ты, старый пердун! – вдруг завопила Дорин.

Она стояла в дверном проеме со стаканом в руке. За ней, на кухонном столе, я увидел бутылку. Почти пустую. По лицу Дорин текли слезы. Плащ сидел на ней косо.

– Откуда тебе знать! – немного тише закричала она. – А тебе? А тебе? Особенно тебе, – обратилась она ко мне. – Никто из вас не знал его. А я знала. Он был моим папой.

Последнее слово она произнесла с подвыванием и швырнула стакан в Эдди, хотя я уверен, что она ни в кого конкретно не целилась. Стакан попал Эдди в плечо, и виски выплеснулось на рукав его пиджака. Он вскочил со стула. Я пошел к Дорин. Кейт тоже подскочил, но стакан из руки не выпустил.

– Дорин, дорогая, успокойся, – сказал я.

– Убирайся, – прошипела она, – убирайся прочь.

– Послушай, – сказал я, – я знаю, что ты чувствуешь…

– Нет, ты ничего не знаешь, ничего. Черт, оставь меня в покое!

Она бросилась к двери в холл и распахнула ее.

– Выкатывайтесь! – закричала она. – Давайте выкатывайтесь! Все!

Я подал знак остальным, и они, допив виски, двинулись к выходу. Эдди вытирал рукав носовым платком.

– Подождите меня снаружи, – сказал я. – Я выйду через минуту.

После их ухода я хотел заговорить с Дорин, но она побежала в буфетную. С ногами запрыгнув в кресло Фрэнка, она прижала кулачок ко рту и заплакала.

– Послушай, – сказал я, – я на твоем месте пошел бы поспал.

Она никак не отреагировала на мои слова.

– Мне нужно выйти на час, – сказал я. – Я скоро вернусь.

Тишина.

Я смотрел на нес минуту или две, потом вышел и закрыл за собой дверь.

* * *

Они стояли на тротуаре возле калитки. Эдди продолжал вытирать свой рукав. Когда я вышел, оба посмотрели на меня.

– Очень извиняюсь, – сказал я. – Она тяжело восприняла все это.

– О господи, – воскликнул Кейт, – да не беспокойтесь вы. Ведь она ужасно расстроена, да?

– Да, – сказал Эдди, – бедняжка.

Я вынул из бумажника фунт.

– Вот, – сказал я, – на чистку.

– О нет, мистер Картер, – возразил Эдди. – Я не могу.

Но я знал, что может, и в конце концов он взял деньги.

– Ладно, – сказал я, – давайте где-нибудь выпьем.

Эдди посмотрел на часы.

– Не получится, – сказал он. – Мне нужно быть на работе через двадцать минут.

– А вы? – обратился я к Кейту.

– Я в ажуре. Свободен до шести.

– Я как раз освобожусь к этому часу, – сказал Эдди. В его голосе слышалось сожаление. Ему очень не хотелось отказываться от дармовой выпивки.

Мы с ним пожали друг другу руки.

– Спасибо, что пришли, – сказал я. – Ценю ваше внимание.

В нем снова пробудились эмоции.

– Это самое меньшее, что я мог сделать, – сказал он. – Фрэнк был отличным парнем. Одним из лучших.

– Да, – кивнул я.

Мы постояли еще минуту.

– Так-то вот, – проговорил Эдди.

Он еще раз пожал мне руку и по диагонали перешел дорогу, направляясь в конец улицы. Руки он держал в карманах, полы его незастегнутого плаща развевались на ветру.

– Пошли, – позвал я Кейта.

Мы пошли по улице в противоположную сторону. Угол Джексон-стрит и Парк-стрит, улицы, что вела к Хай-стрит, находился в двадцати ярдах от огороженного пустыря. Кейт машинально завернул за угол, но, увидев, что я продолжаю идти прямо, поспешил за мной.

Я остановился у изгороди и посмотрел туда, где раньше была канава. Двое рабочих тащили к цеху упаковочный ящик. В здании жужжал токарный станок.

Кейт встал позади меня.

– Что там? – спросил он.

– Ничего, – ответил я. – Просто смотрю.

По дороге в «Сесил» я решил позвонить. Кейт ждал меня у будки, привалившись спиной к стене почты. Наконец взяли трубку, и я услышал голос Одри:

– Здравствуйте, говорит Одри Флетчер.

Это означало, что Джеральд дома.

– Я перезвоню, – сказал я. – Скажи Джеральду, что ошиблись номером.

– Извините, думаю, вы ошиблись номером.

– У тебя отличные сисечки, – сказал я.

– Все в порядке, – сказала она и повесила трубку. Мы добрались до «Сесила».

Я хорошо помнил это заведение, хотя прошло около двенадцати лет с тех нор, как я был там в последний раз.

В юности, когда я начал ходить по пабам, мне советовали держаться подальше от «Сесила», говорили, что не надо туда даже заглядывать, что это непристойное место, особенно по субботам, что это – худшее заведение в городе. Кто-то однажды пошутил, что хозяевам «Сесила» следовало бы повесить на двери объявление: «Песни – до десяти, драки – до одиннадцати». Я же начал появляться там сразу после того, как мне было разрешено сидеть у барной стойки. Впервые я пошел туда в пятницу. Все вроде бы было в порядке, никто ни к кому не привязывался. Я вышел в туалет, а когда вернулся, то обнаружил, что столы уже сдвинуты и освобождена довольно большая площадка перед стойкой. Все стояли в полной тишине, некоторые даже взобрались на стулья. На освободившейся площадке стояли восемь мужчин. У одних в руке были разбитые бутылки, у других – стаканы. Они стояли лицом к стойке, на которой замерли с десяток барменов, вооруженных палками.

Главный бар был очень большим – с тех пор я не бывал в более крупных барах. Если зайти через двойную дверь с Хай-стрит, то видишь сотни круглых столиков, диагональными рядами идущие из конца в конец огромного помещения, туда, где чуть ли не в сотне ярдов от входа находится сцена, длинная низкая платформа с полным набором ударных инструментов, пианино и электроорганом «Хаммонд». Всю левую от входа стену занимает барная стойка с восемью двойными кранами. Стойка упирается в сцену – такая она длинная.

Между столиками и сценой лежит узкий ковер шириной двенадцать футов. Ковер постелен и под табуретами у стойки, а также по обе стороны от двери, где тоже стоят столики, по пять с каждой стороны. Они предназначены для обедающих, поэтому основная масса столов остается чистой к тому моменту, когда начинается вечернее представление с певцами, комиками, стриптизом и драками.

Мы с Кейтом прошли к стойке, за которой работали три бармена. Мы оказались единственными клиентами.

Ближайший к нам бармен двинулся в нашу сторону. Он посмотрел на Кейта и кивнул.

– Привет, Кейт, – сказал он.

– Привет, – ответил тот.

Я вытащил бумажник.

– Слушаю вас, сэр, – встрепенулся бармен.

– Давай на «ты», Кейт. Что будешь пить? – спросил я.

– Пинту темного, пожалуйста, – ответил он.

– Две пинты и два больших виски, – сказал я. – Лучше «Беллз», если у вас есть.

– Сию минуту, сэр, – отчеканил бармен и направился к ближайшему крану.

– Большое спасибо, – поблагодарил Кейт.

– Он знает, где ты сегодня был? – спросил я, кивая на бармена.

– Да.

– Тогда почему же он сам не пришел?

– Он здесь работает всего неделю. Виделся с Фрэнком раза два, не больше.

– А другие?

Кейт пожал плечами.

– Не знаю. Кто-то говорил, что постарается прийти. Видимо, времени не было, или работа задержала.

Почему-то на его лице появилось смущенное выражение.

– Значит, Фрэнк был не так уж популярен, – заключил я.

– Я бы так не сказал. Просто он никому не навязывался. Ну ты понимаешь.

– Чем же он заслужил такую безграничную любовь окружающих?

Кейт опять пожал плечами и нахмурился. Подошел бармен с напитками.

– Что пожелаете к виски, сэр? – спросил он.

– Имбирный эль, – ответил я. – Сколько с меня?

– Пятнадцать шиллингов и пять пенсов, сэр.

– Выпейте с нами.

– О, благодарю, вы очень добры, сэр. Если позволите, я выпью «Макисон».

Он принял деньги, мы взяли стаканы и перебрались от стойки за ближайший к двери столик. Я сразу выпил виски и пригубил пиво. Кейт угостил меня сигаретой, и мы закурили. За окном проносились машины. Время от времени ветер яростно набрасывался на входную дверь, заставляя ее дребезжать.

– Кейт, – сказал я, – насколько вы с Фрэнком были дружны?

Он задумчиво вытянул вперед верхнюю губу.

– Ну, знаешь ли, я уже говорил: мы вместе работали. Познакомились год назад. Когда я устроился на работу.

– Да, – сказал я, – помню. Но насколько хорошо ты его знал?

Он опять нахмурился.

– Ну, мы часто разговаривали, когда наступало затишье, о футболе, об общем положении дел в мире. В общем, обо всем в этом роде.

– Ты заходил к нему домой после работы?

– Нет, мы общались только в рабочее время.

– И никогда не встречались в пабе, чтобы выпить по стаканчику?

– Нет. Ничего такого. Однажды я столкнулся с ним в «Короне», и мы вместе пропустили пару порций, но эта встреча была случайной.

– А с кем он был?

– Со своей подружкой, Маргарет.

– Он когда-нибудь рассказывал тебе о ней?

– Нет.

– Тогда откуда тебе известно, кто она?

Он озадаченно посмотрел на меня.

– Да ее все знают. Тем более в пабах.

Я сделал глоток.

– Я бы назвал ее шлюхой, – сказал я. – А ты что думаешь?

И опять в его глазах появилось озадаченное выражение.

– Ну, не знаю.

– Да ладно, – махнул я рукой.

– Гм, да, я бы тоже.

– И всем известно, что она шлюха, верно?

– Очевидно.

– Тебе это известно, – сказал я. – А Фрэнк знал?

Он отпил пива.

– Не знаю.

– А ты не посчитал нужным предупредить его?

– Разве такое было возможно, а? Как бы то ни было, он наверняка знал. Вообще-то она не отличалась особой скромностью.

– Понятно, – сказал я. – Понятно.

Я глотнул пива.

– Фрэнк когда-нибудь рассказывал тебе о своей подружке?

– Нет.

– А ты знал, что у него есть подружка?

– Ну догадывался. Из-за девочки.

– Значит, ты знаком с Дорин?

– Сегодня я увидел ее впервые.

– Фрэнк рассказывал тебе о ней?

– Да.

– И что же?

– Ну, он рассказывал, что делал для нее. Обустроил спальню. Поклеил новые обои, потому что ей хотелось что-нибудь более яркое. Все в таком роде. Ему нравилось рассказывать о ней.

– Она, черт побери, была для него всем, – сказал я. Кейт промолчал. – Его жена – Фрэнка, я имею в виду, – она была из тех женщин, которых можно увидеть на торговой улице с фирменным пакетом в руке, шарфиком вокруг шеи, очками на носу и сигаретой в зубах. Она была простой, как веник. И выглядела так, причем еще до свадьбы. Всем своим видом она давала понять, что даст Фрэнку только один раз, в первую брачную ночь, и что на большее ему рассчитывать нечего. Насколько я помню, она не снимала очки, хотя они нужны ей были только для чтения. Однако Фрэнк все же женился на ней. – Кейт внимательно смотрел на меня. – И знаешь, что произошло? В соседний дом въехали какие-то темнокожие. Пакистанцы. Однажды Фрэнк на работе поранил руку и вынужден был идти в больницу. Ему наложили швы, и он пошел домой. А ее дома не оказалось. Он пошел искать ее на улицу. Но и там ее не оказалось. Он возвращался домой, когда увидел, как она выходит из дома пакистанцев. Сначала он ничего не понял. Она заметила его и побежала прочь, и тогда он все понял. Он отловил ее, притащил домой и избил до полусмерти. Через несколько дней пакистанцы съехали, перебрались то ли в Лидс, то ли куда-то еще. И она уехала с ними. Это случилось, когда Дорин было семь.

– Черт, – покачал головой Кейт. – Неудивительно, что он никогда о ней не рассказывал.

– А знаешь, что она сделала? – спросил я. – Уже после этого?

– Что?

– Через несколько дней после отъезда она прислала Фрэнку письмо. Он получил его перед похоронами нашего отца. Я тоже приехал на похороны. В письме она обозвала Фрэнка самыми последними словами, А в конце написала, что Дорин не его дочь. Что ее отец я. И написала она об этом намеренно, потому что Фрэнк очень любил Дорин.

– Боже мой, – проговорил Кейт.

– Фрэнк показал мне письмо, – продолжал я. – Он был очень спокоен. Стоял рядом, пока я читал, а потом сказал: «Джек, я больше не желаю видеть тебя в этом доме». А ведь он получил письмо за четыре дня до этого. Я имею в виду, у него было время для того, чтобы выплеснуть наружу эмоции – напиться, наброситься на меня, сотворить что-нибудь еще. Однако он все держал в себе. Просто сказал мне, что больше не хочет иметь со мной дело, и все.

– Значит, он ей поверил?

Я кивнул.

– Это была правда?

– Не знаю, – ответил я. Кейт удивленно посмотрел на меня. – Я переспал с Мюриэл вскоре после их помолвки. Мне было всего двадцать два. Дорин появилась на свет через восемь месяцев после свадьбы. Откуда мне знать? Сегодня я увидел ее впервые за последние восемь лет. В нашу прошлую встречу она была ребенком.

Кейт опустил глаза. Я отлично помнил, как все произошло. Я возвращался домой из паба и встретил Мюриэл с двумя подружками. Все трое были пьяны в стельку. У них был девичник по случаю свадьбы Мюриэл. Они матерились, приставали ко мне. Нет ничего противнее напившейся бабы. Одна из них, та, что жила неподалеку, предложила зайти к ней на чашку чаю. Я согласился. Я был не лучше них и надеялся, что мне что-нибудь обломится. Мы пошли к ней. Она принесла еще выпивки, мы заговорили на всякие недозволенные темы, и я возбудился. Я устроился в мягком кресле, Мюриэл сидела напротив меня, ее подружки расположились на диванчике. Мюриэл не замечала, как она сидит, и я беспрепятственно заглядывал ей под юбку. Я даже не делал вид, будто смотрю в другую сторону. В тот момент я был далек от этого. Одна из девчонок пошутила на эту тему, и Мюриэл перегнулась через подлокотник и задрала юбку своей подружке, предложив посмотреть, чем та может похвастаться. Подружка задрала юбку Мюриэл, и обе начали задирать друг другу юбки чуть ли не до талии. Взвизгивая и хохоча, они поглядывали на меня. Они были страшно пьяны и не замечали, какой подняли гвалт. К ним присоединилась третья девчонка. В конечном итоге подружки опрокинули Мюриэл на диванчик и содрали с нее трусики. Одна из них принялась кружиться по комнате, размахивая трофеем, а Мюриэл пыталась вырвать у нее трусики. Третья девчонка посмотрела на меня и заявила, что я закутался. Почему все удовольствие достается только ему? А ну давайте-ка посмотрим, что у него там в штанах. Все трое набросились на меня и начали расстегивать ширинку. Я не особо сопротивлялся. В этот момент кто-то постучал в дверь, и девчонка, у которой мы были, пошла открывать. Я решил, что вернулись ее родители, а оказалось, что пришел сосед, которому не понравился шум. Пока она препиралась с соседом на крыльце, вторую подружку начало тошнить, и та побежала в ванную. Мы с Мюриэл остались одни. Она села на подлокотник кресла и стала расстегивать мне ширинку. Входная дверь хлопнула, но хозяйка дома не вернулась в комнату, так как занялась своей приятельницей, которая облевала ковер на лестнице.