Текст книги "Виновато море"

В последний момент Кейти помедлила. Она уже чувствовала, что там окажется то, о чем ей лучше бы не знать, но, подобно прохожему, которого влечет посмотреть на автоаварию, устоять не смогла.

Открыв страницу, она увидела, что заполненной оказалась лишь одна из сторон разворота. Соседний лист отсутствовал: его кто-то выдрал, оставив обрывки у самого корешка дневника. Кейти перевела взгляд на оставшуюся страницу с причудливым карандашным рисунком женского лица в профиль. Внутри его контуров было нарисовано еще множество мелких картинок: зловещая темная волна, разинутый в крике рот, падающие звезды, палач с прочерками в подписях вместо букв; провод с болтающейся на нем телефонной трубкой.

Кейти захлопнула дневник и встала.

Не стоило смотреть: слишком преждевременно. Но теперь в ее сознании всплывали новые вопросы. Что означали эти иллюстрации? Почему выдрана страница? Что на ней было? Она хотела отбросить журнал к рюкзаку, словно, возвращая его на место, могла остановить бесчисленный поток возникающих сомнений, но от неверного движения тетрадь выскользнула у нее из пальцев на пол, и из ее страниц что-то выпало.

Нагнувшись, Кейти увидела, что это был корешок первого посадочного талона Миа: «Лондон, Хитроу, – Сан-Франциско». Она провела пальцами по белой глянцевой бумажке, представляя, как Миа, полная радостных ожиданий, прилетает в Сан-Франциско. Кейти попыталась представить себе места, куда она ездила, людей, с которыми она могла познакомиться, и чувства, которые она могла испытать. Однако путешествие Миа оказалось для Кейти тайной, которую она в течение шести месяцев безрезультатно пыталась постичь. И ключ к разгадке этих шести месяцев содержался в дневнике.

Держа в руке авиабилет Миа, она почувствовала, что у нее зарождается идея.

Той ночью Кейти едва ли удалось поспать, поскольку зародившаяся идея превращалась в цель. Встав рано утром, она направилась на Патни-Хай-стрит в поисках бюро путешествий. Она выложила маршрут Миа на стол перед дамой с потрескавшимися губами, накрашенными кораллово-розовой помадой.

– Хотела бы забронировать такую же поездку.

Это можно было сделать и через Интернет, однако она сочла вопрос слишком важным, чтобы решать его нажатием кнопки. Возможно, она втайне рассчитывала столкнуться с неким препятствием в лице турагента, который скажет, что ее идея глупая и необдуманная. Однако дама, глотнув из кружки горячего кофе, лишь поинтересовалась:

– Когда бы вы хотели поехать?

И вот пять дней спустя она сидела на деревянном полу своей спальни, пытаясь собрать вещи. Вокруг было разбросано содержимое рюкзака Миа, ее же собственная одежда в полусобранных стопках ждала своей очереди в лиловом чемодане. Сборы у Кейти обычно проходили решительно и методично, но сейчас она понятия не имела, что брать с собой в подобное путешествие. Всего через несколько часов она должна будет вылетать в Сан-Франциско – точно так же, как Миа шесть месяцев назад.

Дверь спальни раскрылась, и вошел Эд с двумя чашками чая. Передав ей одну, он присел рядом. Штанины его брюк, натянувшись на коленях, задрались над носками, приоткрыв голые ноги.

Она пригубила чай. Эд приготовил его именно так, как ей нравилось: не слишком крепкий, с большим количеством молока и половиной чайной ложки сахара.

Он скептически окинул вещи взглядом.

– Еще есть время передумать. Ты же знаешь, на работе тебя возьмут назад.

Она уволилась со своей должности старшего консультанта по набору персонала на обратном пути из турагентства. Честно проработав в одной и той же компании с момента окончания университета, она ушла из нее, сделав лишь один короткий телефонный звонок:

– Я не могу вернуться.

Мысль о том, что она вернется в офис, вновь сядет за свой стол в углу под «воздушкой» кондиционера, из-за которого у нее часто воспалялись глаза, и сделает вид, что подбор кандидатов играет для нее важную роль, выглядела крайне нелепой.

– Почему бы не подождать пару недель? Я почти уверен, что смогу договориться насчет отпуска. Поехали бы вместе… Ну, не повсюду… но на Бали. И ты бы увидела, где…

– Я должна пройти все с самого начала. – Психологический механизм Кейти был четко структурирован. После смерти матери она принудительно заполняла свой дневной распорядок общественно-полезной деятельностью, посвящая этому каждый свободный момент, который могла бы провести, утопая в жалости к себе. С удвоенным рвением она накинулась и на свои служебные обязанности, круглосуточно концентрируясь на их выполнении с таким энтузиазмом, что уже через три месяца получила повышение.

Однако утрата Миа стала чем-то иным. Ни работа, ни общение не помогали ей справиться с горем, казавшимся нескончаемым и всеобъемлющим. Найденный дневник сестры показался ей крохотным проблеском в глухой ночи, и она решила воспроизвести все, следуя от записи к записи, из страны в страну, в надежде, что, следуя по стопам Миа, сможет понять причину ее смерти. Впервые с момента появления на пороге ее дома полицейских Кейти ощущала определенную целеустремленность.

– Да, все это мы уже обсуждали, – снова начал Эд, – но я все же пытаюсь понять твою логику.

– Ты ведь знаешь, как непросто складывались у нас с Миа отношения перед ее отъездом, – сказала она, отставляя свою чашку с чаем. – А я отпустила ее… и даже испытала некоторое облегчение.

– Ты не виновата в смерти Миа.

Неужели? Она видела, что у Миа не все хорошо, когда они жили вместе, и тем не менее пустила все на самотек. Миа была ее сестрой, и на Кейти лежала ответственность. С которой она не справилась.

– Все, что у меня есть, это ее дневник. Он является своего рода связующим звеном с теми шестью месяцами ее жизни, о которых мне ничего неизвестно.

– Так прочти его. Я же говорил тебе, что готов разобраться в этом вместе с тобой.

Она видела, что Эд листал дневник на следующее утро после того, как она его нашла: проверял, нет ли там чего-нибудь такого, что могло ее расстроить. Она понимала, что это проявление заботы, но только ей не хотелось его защиты – ей хотелось поддержки. После этого Кейти стала всегда держать тетрадь при себе.

– Но как только я закончу его читать, – пыталась объяснить она, – никакой другой памяти о Миа не будет. Все будет кончено: ее не станет. – Она представила, как перелистывает страницы вновь и вновь и они становятся однообразными и бессмысленными, точно стопка старых выцветших от времени фотографий. И Кейти решила, что, прочитав записи в странах, где их сделала Миа, и испытав кое-что из того, что довелось испытать сестре, она сможет обрести ощущение, будто была рядом – все те шесть утраченных месяцев. – Я должна это сделать, Эд.

Поднявшись, он подошел к окну спальни и распахнул его. До Кейти донеслись тяжелые басы внизу на полную мощность автомагнитолы. Расставив руки, он оперся о низкий подоконник и какое-то время просто смотрел на улицу.

– Эд?

– Я люблю тебя, – медленно произнес он, – но считаю, ты совершаешь ошибку. А как же все остальное? А наша свадьба?

Они собирались пожениться в августе. Зарезервировав уединенный сельский домик в Суррее, планировали провести там уик-энд с родными и близкими друзьями. Вечерами Кейти занималась тем, что подыскивала музыкальную группу, которая играла бы до самой поздней ночи, раздумывала, что лучше на десерт – чизкейк или профитроли, и подбирала винтажные рамки для фотографий, которые предполагала расставить на столике со свадебным тортом. Все эти недавние радостные волнения и переживания сейчас словно остались в какой-то другой жизни – чужой.

– Я же ненадолго. Всего на каких-то несколько месяцев.

– Я понимаю, что тебе сейчас очень нелегко, – сказал он, убирая в сторону фонарик, чтобы присесть. – Мне искренне хочется сделать что-то такое, чтобы помочь тебе. И могу сказать тебе лишь, что верю… тебе точно станет лучше, если ты начнешь смотреть вперед, а не в прошлое.

Она кивнула. В этом было разумное зерно.

Он жестом показал на место возле себя, и она подошла и села рядом. От него исходил запах пены для бритья в смеси со свежим ароматом лосьона. В костюме он выглядел элегантно; на нем был подаренный ею серый галстук – ей нравилось представлять, как, поглаживая его рукой на совещаниях, он мысленно переносится из официальной обстановки к ней.

– Ответ не там, – сказал он, глядя на дневник Миа, который она все еще держала в руках. – Послушай, ты же ненавидишь самолеты! – Она расслышала в его голосе шутливые нотки. – Ты же никогда не была за пределами Европы. К тому же странствовать вот так, лишь с рюкзаком за плечами, просто опасно. – Положив руку ей на бедро, он нежно погладил ее по ноге. – Давай разберемся с этим вместе. Здесь.

Эда всегда отличал практичный подход к оценке ситуаций – эта была лишь одна из его черт, которыми она восхищалась. Может, это и вправду было ошибкой. Лететь на другой конец света, не давая никаких ориентиров относительно своего возвращения, было по отношению к Эду несправедливо, и она это прекрасно понимала.

– Я уже не знаю, что было бы правильным решением.

– Кейти, – тихо сказал он, – тебе в конце концов придется отпустить ее.

Она провела пальцами по обложке тетради цвета морской синевы, представляя, как Миа всякий раз там что-то записывала. Она увидела ее, лениво лежащую в гамаке, с вытянутыми загорелыми ногами, легко скользящую ручкой по кремовым страницам. В дневнике содержались самые сокровенные моменты ее раздумий, и Кейти не выпускала его из рук.

– Не могу, – отозвалась она. – Пока не узнаю, что произошло.

Эд вздохнул.

Она не знала, был ли у него уже свой ответ на этот вопрос. С тех пор как он познакомился с Миа, он успел увидеть ее в худшие моменты – запальчивой, своевольной, непредсказуемой. Но он так и не узнал настоящую Миа – ту, которая как рыбка плавала в море, которая, скинув туфли, пускалась танцевать, которая обожала ловить в ладони падающие градины.

– Это не было самоубийством, – твердо сказала Кейти.

– Возможно, и нет.

Вот то-то и оно. Возможно.

Она встала, подняла пустой рюкзак Миа и принялась сосредоточенно собирать в него вынутые прежде вещи. Из своего чемодана она взяла стопку одежды, косметичку и паспорт и, втиснув все это в рюкзак, застегнула его. Затем она затолкала чемодан в гардероб и с удовлетворением захлопнула дверцу: какой прок от чемодана там, куда она отправлялась?

Эд поднялся.

– Значит, ты все-таки решила.

– Да.

Она видела, что ему больно и что он хочет еще что-то сказать. Есть тысяча причин, по которым ей не следовало ехать: она никогда до этого не ездила одна, она портит себе карьеру, она пребывает в тяжелом душевном состоянии, и ей не следует находиться в одиночестве. Все эти моменты они уже успели обсудить. Эд приводил ей прагматичные аргументы, которые она бы, в свою очередь, привела любому другому. Но сейчас все было иначе. Речь шла не о целесообразности, степени риска или поиске оптимальных решений. Речь шла о ее сестре.

4
Миа

(Калифорния, октябрь прошлого года)

Ноги Миа лежали на приборной панели старенького, видавшего виды «шеви»[4]4
  «Шевроле».


[Закрыть], взятого ими напрокат. Она прижимала босые пальцы к лобовому стеклу, а затем, убрав, наблюдала, как медленно исчезал конденсат. Сидящий рядом Финн барабанил пальцами по рулю в такт звучавшему по радио блюзу.

Они двигались на юг по знаменитому шоссе номер один, оставляя позади Сан-Франциско. Очарованные его притягательным обаянием, они задержались там намного дольше намеченного. Остановившись по приезде в дешевом мотеле, они сбросили рюкзаки и направились поужинать в популярный тайский ресторанчик, где готовили невероятно вкусные креветки со сладким чили. Хозяин посоветовал им клуб, находившийся в подвале в паре кварталов от его ресторана, и, несмотря на усталость, вызванную сменой часовых поясов, они там здорово повеселились, поглощая напитки и натанцевавшись до боли в ногах. Проснувшись спустя несколько часов, они увидели, что над городом забрезжил рассвет, и отправились в утреннюю кофейню купить бейглов[5]5
  Выпечка круглой формы, часто с начинкой.


[Закрыть] с корицей и ароматного кофе, а потом, сидя на берегу залива, наблюдали, как над Алькатрасом поднималось бледно-розовое солнце.

Низкий туман неотступно преследовал их по побережью и мокрым плащом лип к океану, скрывая от них линию горизонта. Опустив стекло, Миа высунула голову и, щурясь, посмотрела на небо.

– Солнце восходит.

– Остановлюсь на ближайшей придорожной стоянке.

Через несколько миль появился «карман» с засыпанной гравием смотровой площадкой на вершине горы. Солнце уже настолько прогрело туман, что можно было видеть рельефное, поросшее зеленью побережье. Усыпанные полевыми цветами скалы, которые, как ей казалось, должны быть невероятно красивы весной, спускались к дикому пляжу на берегу залива, бурлящего белой вспененной водой.

Миа вышла из машины босиком и, сцепив пальцы над головой, потянулась, напрягая мышцы живота. Закрыв глаза, вдохнула пропитанный солью воздух.

Финн, скрестив руки на груди, прислонился к машине.

– Только посмотри, какое местечко.

– Может, спустимся?

– Конечно.

Они отыскали узенькую тропку, которая шла по впечатляющему склону, петляя, чтобы сбавить крутизну на самых опасных участках. Добравшись первой, Миа устремилась к океану и зашлепала ногами по воде.

– Привет, Тихий! – крикнула она. Затем обернулась к Финну: – Купаться?

– Здесь? Не слишком смелая идея?

– Тогда карауль мою одежду, – сказала она, стягивая майку с шортами и оставаясь в совсем не сочетавшемся по цвету нижнем белье. Ее тело было худощавым и мускулистым. Она считала себя некрасивой – чересчур угловатой, но успела свыкнуться со своими выпирающими костями таза и маленькой грудью и совсем не стеснялась Финна. Они не раз видели друг друга нагими, и ей были хорошо знакомы его широкие плечи, немного торчащий пупок и разросшиеся на груди жесткие волосы.

– Отличный лондонский загар, – заметила она, когда он, сняв футболку, продемонстрировал свой белокожий торс.

– Загар лентяя-курортника.

Она рассмеялась, и Финн бросился за ней, с брызгами перепрыгивая через маленькие волны, пока не почувствовал, как ноги сносит течением. Он наклонился вперед, распластавшись и раскинув руки, и упал на поверхность воды со шлепком, который сопровождался взметнувшимися ввысь серебристыми брызгами.

С несмолкающим смехом Миа старалась не отстать. Холодная вода тисками сжала лодыжки, поднялась до колен и ужалила оставленную бритвой царапинку. В небе крикнула чайка, и она, вскинув голову, посмотрела, как та парит на ветру. Вода, неожиданно отступив, сразу же поднялась, намочив ей трусики, до самого живота, и она тут же втянула его, словно спасаясь от морских объятий. Потом, сделав короткий вдох, нырнула.

Когда она вынырнула, ее темные волосы облепили голову, словно нефть. Взмахнув ногами, она поплыла четкими уверенными бросками.

– Далеко не заплывай, – крикнул Финн. – Я тебе не спасатель Малибу.

Волны то подхватывали, то опускали ее. Одна, застав врасплох, накрыла ее с головой словно одеяло. Миа протерла глаза и поплыла кролем, ощущая напряженную работу трудившихся мышц. На каждый второй взмах она вместе с поворотом головы делала вдох, чувствуя на лице скупые лучи бледного солнца.

Какое-то время спустя, когда от холода и напряжения начало сводить ноги, она сбавила темп и поплыла вдоль берега, глядя на скалы с нового ракурса. Побережье выглядело потрясающе – пустынным, суровым и неприступным. Картина пьянящего простора разительно отличалась от Лондона, где, как ей казалось, она постоянно задыхалась. Вдали от города и от воспоминаний о том, в кого она превратилась, Миа впервые за долгое время ощутила настоящее облегчение.

Вечером они сидели на скамейке для пикников, держа в руках металлические кружки с горячим шоколадом. До нее доносился шум волн – мягкий рокот, напоминающий проезжающий вдалеке грузовик. Она вытащила из заднего кармана плоскую серебряную флягу и отвинтила пробку:

– Виски?

Финн подставил свою кружку.

– Ужин получился на славу.

В юности им частенько доводилось выбираться на природу, и они научились готовить блюда в единственном котелке, как кудесники. Этим вечером быть поваром вызвалась Миа, решившая приготовить лапшу со щедрой нарезкой салями вперемешку с горохом, кусочками грибов, помидорами черри и смесью приправ.

– Просто на природе всегда вкуснее, – ответила она, плеснув в обе кружки виски. – Давненько мы с тобой не жили походной жизнью.

– Лондонские парки к этому не располагают.

– Что верно, то верно. – Она улыбнулась. – А если серьезно – тебе в Лондоне нравится? – Переехав туда после выпуска, Финн снимал квартиру над лавкой мясника. С одной стороны проходила железнодорожная ветка, и струя воды из крана начинала подрагивать всякий раз, когда шел поезд.

– Да. Особенно после Корнуолла.

– А чего тебе там не хватало – мало было местных танцулек по пятницам?

– Мало. Мне нравится, когда пятидесятилетние женщины носят леопардовые наряды и лайкру. – Он усмехнулся. – А тебе, судя по всему, Лондон пришелся не по вкусу?

– Пожалуй, нет. – Она сильно тосковала по морю, и ей то и дело снился морской берег с далеким горизонтом.

– Поэтому тебя и потянуло путешествовать?

Натянув рукава джемпера на ладони, она двумя руками обхватила кружку, чтобы сохранить тепло.

– Я созрела для перемен.

– Год выдался тяжелый. И отдых ты заслужила.

«Неужели?» – мысленно усомнилась она. Ведь это Кейти, а не она, стоически ухаживала за мамой на протяжении всей ее болезни. Миа старалась не смотреть на пузырьки с лекарствами, на пряди выпавших волос в душевой, на все более впалые мамины щеки, поскольку так было проще: все что угодно – лишь бы не видеть, как угасает ее некогда деятельная и энергичная мать. И вновь напомнило о себе чувство вины, поселившееся в ней в виде маленького назойливого камешка. Достав флягу, Миа припала губами к ее холодному металлическому горлышку.

Финн обнял ее за плечи:

– Все хорошо?

Она кивнула.

– Послушай, Миа. – Его голос прозвучал неожиданно серьезно, и она подняла взгляд. – Когда твоя мама болела, мы по определенным причинам несколько отдалились друг от друга, но ты ведь знала, что, если нужно, я всегда рядом, правда?

– Конечно, – ответила она, смущенная его серьезностью.

Они еще ни разу не затрагивали эту тему – четыре странных месяца натянутых отношений, когда между ними вдруг выросла стена отчуждения, прочно зацементированная молчанием Миа, и она сомневалась в своей готовности обсуждать ее сейчас.

Почувствовав это, Финн убрал руку с ее плеча.

– Расскажи-ка мне про Мика. С чего это ты решила, что хочешь с ним повидаться?

– Наткнулась на его фотографию, когда разбирала мамины вещи. Он стоял там на сцене с группой музыкантов на фоне плаката с названием «Блэк ю»[6]6
  «Black Ewe» (англ.).


[Закрыть].

Похоже, группа только что закончила выступление: разгоряченные лица пылали и блестели от пота. Мужчина в центре, с длинными черными, влажными на висках волосами, схватив гитару за гриф, смотрел прямо в объектив. Стоявший рядом Мик, одетый в облегающий костюм и коричневые туфли с острыми, загнутыми вверх носами, казался бодрым и воодушевленным. В отличие от других музыкантов, он не держал никакого инструмента – выставив руки вперед в виде направленных на камеру пистолетов, он чуть склонил голову набок и прищурил глаз. Миа ни за что бы не приняла такую позу: она казалась ей слишком фальшивой, наигранной и самоуверенной. И тем не менее фотография ей понравилась, поскольку между собой и отцом она разглядела определенное сходство в волевых очертаниях носа, а также, возможно, и в форме губ.

– Увидела фотографию и разобрало любопытство? А до этого любопытство не разбирало?

– Пожалуй, нет. Ну, может, совсем чуть-чуть, – согласилась она.

В памяти всплыли сказанные бабушкой много лет назад слова, которые запомнились ей на всю жизнь. Миа сидела в ванне, и вода от прилипшей к ногам грязи становилась все более мутной. Она так дергалась и извивалась, не давая вымыть себе голову, что бабушка в сердцах крикнула: «Какая же ты непутевая и своенравная!» И тихо добавила: «Ну прямо как твой отец». Озвученное нежелательное сравнение словно зависло в окутанной паром ванной и надолго осело у Миа в голове.

Финн поднес кружку к губам и допил свой напиток.

– А что ж ты не поговорила с Кейти насчет своего намерения повидаться с ним?

Миа на минуту задумалась:

– Бывает так, что, когда кто-то высказывает тебе свое мнение, ты вдруг потом принимаешь его за свое собственное. Мне хотелось этого избежать.

На территорию кемпинга въехала очередная машина. На них коротко упал свет ее фар, затем двигатель стих. Выбравшаяся из машины пара принялась при свете фонарика устанавливать себе палатку.

В тех немногочисленных фразах, которые только что прозвучали, содержалось практически все, чем Миа могла поделиться с кем бы то ни было, включая саму себя. На данный момент этого для нее было более чем предостаточно. Она протянула руку за кружкой Финна.

– Пойду помою посуду. – Резко встав со скамейки, она направилась к крану с водой.

Позже она почистила зубы и, сплюнув остатки пасты в кусты, забралась к Финну в палатку. Сзади падала тень от поросшей кустарником горы, спереди веяло соленым морским воздухом. Они лежали, подложив под голову свернутое пляжное полотенце, высунувшись наружу, чтобы видеть звезды. Вот так, в палатках или друг у дружки в комнатах, лежа на узких кроватях, как сардины, они провели бесчисленное множество ночей. Их дружба – крепкая и бесхитростная – представлялась неким ниспосланным свыше даром, за который Миа испытывала неизменную благодарность.

– Падающая звезда, – воскликнула она, показывая рукой.

– Не видел.

– Как же можно увидеть с закрытыми глазами? Спи уж.

Убрав головы внутрь, они застегнули палатку и привычно прижались друг к другу, как это тысячу раз бывало в прошлом.

Земля казалась ужасно жесткой, и Финн повернулся на бок, чтобы избавиться от какого-то камешка, который упирался ему в лопатку.

Миа уже спала. Он лежал, слушая ее легкое сопение в сочетании со стрекотом сверчков в траве под палаткой. Финн любил походную жизнь за ее замедленное течение. Приготовление простой пищи занимало больше времени, душ и смена одежды из рутины превращались в роскошь. Требовалось время, чтобы привыкнуть к новым звукам, запахам и жизненному ритму на новом месте, задуматься о собственных мыслях.

Миа заворочалась; убрав руку со своего живота, она положила ее ему на локоть. Он ощущал тепло ее кожи. Он мог убрать из-под нее свою руку, но не спешил. Его мысли перенеслись к одному летнему вечеру, когда им с Миа было всего по шестнадцать.

Они оказались на концерте американской панк-группы под названием «То»[7]7
  «Thaw» (англ.).


[Закрыть], на которую уже давно мечтали сходить. Миа была в светлых, разодранных на бедрах джинсах, которые купила в комиссионке «Хобоуз». С подведенными серебряной тушью глазами и нанесенным на скулы мерцающим блеском она выглядела намного взрослее той девчушки, которой он еще утром помогал ловить на спиннинг. Такое превращение хоть и восхитило его, но вместе с тем вызывало беспокойство.

Выступление полностью оправдало их ожидания: концертная площадка пульсировала энергией, толпа возле сцены буквально неистовствовала, и с каждой песней ее рев становился все громче. Танцуя со вздернутыми вверх руками, Миа прямо-таки искрилась весельем. Обернувшись, она крикнула что-то топтавшемуся позади здоровенному детине с бычьей шеей. Тот подставил сцепленные ладони, и, прежде чем Финн успел сообразить, что происходит, он увидел, как Миа поставила ногу на подставленные руки и взлетела в воздух. Прогнувшись и раскинув руки в стороны точно крылья, она приземлилась в море выставленных ей навстречу и готовых поймать рук и будто поплыла над людскими головами.

Ее черная футболка «Бисти бойз»[8]8
  «Beastie Boys» (англ.); название музыкальной группы.


[Закрыть], которую они с Финном могли себе позволить лишь одну на двоих, задралась на талии, обнажив ее упругий животик. Команда осветителей успела выхватить из темноты такую «неземную» красотку лучом света и стала сопровождать ее поступательное движение. Кучка разгоряченных вспотевших парней, танцевавших с воинственно выброшенными вверх кулаками, засвистела и заулюлюкала, отпуская сальные остроты в ее адрес. Слыша их выкрики, Финн напрягся всем телом, представляя, как, пробившись сквозь толпу, заставляет их заткнуться.

Публика продолжала самовыражаться в танце в сверкающих бело-голубых лазерных лучах, а он напряженно вглядывался, пытаясь не упустить Миа из виду. Посторонившись перед каким-то долговязым парнем, он увидел, как охранники перетаскивают ее через заграждение. Он не представлял, как она сможет пробраться назад и отыскать его, и, прежде чем он вновь увидел ее, музыканты успели отыграть еще четыре номера.

Протиснувшись сквозь невероятно плотную толпу, подружка предстала перед ним с пылающими щеками и блестящим от испарины лбом.

– Миа!

Ансамбль начал свою заключительную композицию, и публика, рванув вперед, прижала ее к нему. В страхе, что она может оказаться под ногами у толпы, он инстинктивно обхватил ее за талию и, слившись с ней воедино, почувствовал сквозь влажную футболку исходящий от ее тела жар. Словно не замечая беснующейся в угаре толпы, Миа притянула лицо Финна к себе и чмокнула его в губы.

Потом толпа качнулась назад, и Миа выскользнула из его объятий. Развернувшись в сторону игравших музыкантов, она продолжила двигаться в такт музыке. Финн же стоял на месте, будто остолбенев, в то время как все вокруг продолжали танцевать.

В жизни каждого бывают некие ключевые моменты – своего рода поворотные пункты, которые меняют ход событий, и кажущиеся незначительными вещи способны полностью изменить судьбу. Таким стал для Финна этот поцелуй. Миа – девчонка, с которой он виделся изо дня в день, – вдруг стала для него загадкой. При любом общении с ней в школе на следующий день – когда он, держа пробирку, помогал ей воспользоваться магниевой лентой, когда они, сидя на лавке под платаном, ели сандвичи с ветчиной, когда по дороге домой в школьном автобусе слушали в единственных на двоих наушниках музыку – впервые испытанное вожделение напоминало о себе. Словно он, выпрыгнув из собственного тела, вошел в чье-то другое. Он был настолько обескуражен этой переменой, что решил прогулять последние два дня занятий, чтобы собраться с мыслями.

Едва начались летние школьные каникулы, Миа подкатила к его дому на велосипеде с палаткой, спальным мешком и бутылкой водки, на покупку которой она не без труда уговорила Кейти, и заявила, что они едут в поход в лес у подножия гор. Поскольку никакой вразумительной причины для отказа ему в голову не пришло, он, прихватив свой спальный мешок, последовал за ней.

Неожиданно разразившийся вечером ливень загнал их в палатку еще до сумерек. И пока они, попивая водку, играли в карты, Финн украдкой поглядывал на Миа и не переставал удивляться, как он до сих пор мог не замечать роскошную изумрудную зелень ее глаз. Как только дождь прекратился, они выбрались из палатки в темный, благоухающий земной свежестью лес. Они стояли среди мокрого вереска в промокших до колен джинсах. Они были пьяны, и их переполнял восторг. Той ночью луна в виде идеального серебряного диска выглядела настолько впечатляюще, что Финн ни с того ни с сего вдруг завыл, как волк. Миа, рассмеявшись, решила ему подвыть.

Все эти семьдесят два часа, с тех пор как Миа поцеловала Финна, он беспрестанно думал, каково будет поцеловать ее в ответ. По-настоящему.

– Миа, – начал он, неуверенно приблизившись к ней.

Она смотрела на него все с той же улыбкой. На ее лице не было макияжа, и при лунном свете ее кожа казалась сияющей.

– Боже, ты такая красивая! – невольно сказал он. Затем, дотронувшись рукой до ее щеки, подался вперед в стремлении поцеловать ее.

За мгновение до того, как их губы должны были соприкоснуться, Миа отпрянула.

– Финн! – Она рассмеялась и толкнула его в грудь. – Да что это на тебя нашло! Не пугай меня!

Согнувшись, Финн притворился, будто ему тоже смешно, хотя ощущение было такое, словно он только что получил под дых.

После этого они три недели не виделись, поскольку он с родителями уехал отдыхать на север Франции. Во время этой поездки Финн лишился девственности с семнадцатилетней девицей по имени Амбре, которая работала уборщицей в парке, где они расположились. Под рабочей одеждой она носила розовый лифчик и не надевала трусики. Во время перерыва в три часа дня она ежедневно приглашала Финна к себе в трейлер. И хотя эти встречи были ему приятны, они постепенно выявляли глубину его чувств к Миа. Он не просто мечтал прикоснуться к ней или поцеловать ее так, как он целовал Амбре, он скучал по ней. Ему, например, не хватало ее смеха. Он вспоминал, как она, на чем-то сосредоточившись, покусывает ноготь большого пальца, вспоминал непреклонность в ее голосе, когда она говорила ему: «Это я смогу». Он скучал по ее дружбе и не хотел вновь рисковать ею.

Когда он вернулся домой, их с Миа дружба продолжилась в своем обычном ключе, и та ночь в лесу никогда в их беседах не вспоминалась. Девичье, а позже женское многообразие охладило эту страсть, и Финн был благодарен Миа за то, что их отношения вернулись в свое прежнее русло. Однако когда сегодня на пляже Миа, раздевшись до белья, обнажила свое изящное гибкое тело, желание тихим звучанием напомнило о себе и вот уже несколько часов не покидало его.

Сознавая весь риск перерастания этого «тихого звучания» в более громкое, Финн осторожно высвободил свой локоть из-под ее руки и нехотя отодвинулся.