Текст книги "Виновато море"

Миа наблюдала за тем, как Кейти плавно переходила от одного гостя к другому, осведомляясь, всем ли хватает еды, есть ли у них напитки и весело ли им. Она обращала внимание на то, как девочки при ее появлении расцветали, а мальчишки провожали ее глазами. Одна из приглашенных, миниатюрная девчушка, вовремя не заметившая волну, здорово намочила джинсы и теперь сидела с бумажной тарелкой на коленях в одиночестве, определенно расстроенная своей оплошностью. Увидев это, Кейти отошла от группы собеседниц и села рядом с ней. Проведя рукой по влажным джинсам, она шепнула что-то на ухо горемыке, отчего та в голос расхохоталась, тут же позабыв о холодной, прилипшей к ногам ткани. Когда Кейти встала и протянула ей руку, девчушка поднялась и последовала за ней к группе других гостей.

Это произвело на Миа впечатление. В пятнадцать лет, когда большинство подростков неуклюжи и импульсивны, Кейти интуитивно удавалось создавать для людей непринужденную обстановку. Со своего наблюдательного пункта среди скал она смотрела, как сестра подошла к маме, когда та снимала с гриля последнюю партию побуревших сосисок и укладывала их на свободную тарелку. Когда они встали рядом, чуть наклонив светловолосые головы друг к дружке, и дружно посмотрели в сторону моря, Миа неожиданно осознала, насколько ее мать с сестрой похожи. Сходство было не только физическим, оно проявлялось и в их внутренних особенностях. Обе отличались общительностью и обладали даром понимания других людей, обе были наделены способностью интерпретировать жесты и выражения, которая абсолютно отсутствовала у Миа.

Признание их сходства удручало Миа, но причину этого она поняла лишь много позже, когда смертельная болезнь матери – рак – перешла в заключительную стадию. Миа должна была приехать домой навестить мать, и ее здорово «занесло»: она заявилась на три часа позже того времени, что оговаривала с ней по электронной почте Кейти. От головной боли стучало в висках, и она буквально источала пары алкоголя.

Когда она ввалилась, Кейти с небольшим кожаным саквояжем спускалась по лестнице.

– Мама спит.

– Хорошо.

На нижней ступеньке Кейти остановилась. В непосредственной близости Миа увидела, что веки у нее красные и опухшие.

– Ты опоздала на три часа, – сказала Кейти.

Миа пожала плечами.

– Было бы неплохо извиниться.

– За что?

Кейти вытаращила глаза:

– Ты задержала меня на целых три часа. У меня были определенные планы.

– Уверена, твой дружок тебя поймет, – заявила Миа, недвусмысленно поведя бровью.

– Речь не о нас, Миа, а о маме. – Кейти понизила голос. – Она умирает. Не хотелось бы, чтобы ты потом, оглядываясь назад, о чем-то сожалела.

– Как, например, о том, что у меня такая сестра? – Это был по-детски глупый, подлый выпад, который не делал ей чести.

– Не понимаю, что ты за человек, – сказала Кейти, проходя мимо.

Этой фразой она попала в точку, затронув именно то, что не давало Миа покоя: раз она не была похожа на мать, как Кейти, значит, оставался лишь один вариант – Мик. И поскольку о нем она знала лишь то, что он оставил свою семью, вторым обведенным в кружок вопросом стал: «Кто я такая?»

Подняв голову, Миа увидела, что тени от пальм наползают на пляж, и, понимая, что обведенные ею вопросы ждут ответов, встала и отряхнула с ног песок.

Когда она брела по пляжу, ее внимание вновь привлек одинокий серфер, который отчаянно греб, взбираясь на волну. Затем он полетел с вершины водяной горы с изяществом танцора, выгибая тело и вращая бедрами, чтобы уловить малейшие нюансы движения. Миа наблюдала за ним в восторге, стоя как вкопанная, пока тот, устремившись к берегу, не предоставил белому вспененному прибою вынести его почти на самый песок. Затем он соскользнул с доски и, сунув ее под мышку, вышел на берег.

Он выглядел немногим старше нее, был наголо выбрит, а на внутренней стороне его руки, от кисти до локтя, темнела татуировка. Большим и указательным пальцами он протер глаза от соленой воды и поморгал. Затем, поставив доску, вновь развернулся к океану, где на горизонте все еще пылал багрянцем закат. Он стоял, скрестив руки на груди и чуть приподняв подбородок. Его поза казалась стоической, непоколебимой и одновременно созерцательной. Миа с любопытством наблюдала за его сосредоточенным взглядом, словно он был в неком сговоре с океаном.

Прошло несколько минут – небесная пылающая краснота побледнела до теплого оранжевого сияния, а мужчина продолжал неподвижно стоять. Миа понимала, что ей надо идти, но стоило ей сделать шаг, как тот резко обернулся.

Он взглянул на нее в упор, и в выражении его лица можно было прочесть нечто похожее на негодование, как если бы она посягнула на нечто предназначенное ему одному. На его лице не было ни намека на улыбку, он и бровью не повел в знак хоть какого-то приветствия. Его глаза прятались в тени густых ресниц, но напряженный взгляд пронзил ее насквозь. Будто окаменев от такого взгляда, она почувствовала, как запылали ее щеки. В какое-то мгновение ей показалось, что он вот-вот что-то скажет, но серфер, опустив голову, вновь отвернулся к горизонту.

Она продолжила свой путь, оставляя пляж в его распоряжение. Узкая тропинка привела ее к частным домам, которые выходили фасадами на побережье. Благодаря оросительным системам ухоженные газоны оставались свежими и зелеными, на асфальтированных парковочных дорожках стояли внушительные автомобили с тонированными стеклами. Дом Мика, номер 11, был двухэтажным, с терракотовой крышей, побеленным фасадом и голубыми ставнями на окнах. В изогнутых клумбах по обе стороны ведущей к дому дорожки росли яркие тропические растения, и Миа уловила витавший в воздухе нежный аромат красного жасмина.

Она неловко помялась на обочине дорожки. Сердце заколотилось, и, сунув руки в карманы, она попыталась унять дрожь в пальцах. С каждой минутой ее волнение усиливалось. Грядущая встреча не являлась результатом праздного любопытства, она имела для Миа гораздо бо́льшее значение. В своей семье она постоянно чувствовала себя неким аутсайдером, и мысль о том, что где-то на белом свете живет ее отец, на которого она как раз и была похожа, странным образом приносила ей определенное успокоение. Она приехала на Мауи, чтобы в некотором смысле поставить перед ним зеркало и узнать, разглядит ли она там, в отражении, себя.

Миа сделала глубокий вдох и заставила себя переставить ноги. Оказавшись перед входной дверью, она взяла себя в руки и нажала на звонок.

7
Кейти

(Калифорния – Мауи, апрель)

Кейти взглянула на ярко освещенные буквы международного аэропорта Сан-Франциско. Вокруг с багажными тележками сновали пассажиры, оживленные вереницы такси, мини-вэнов и автобусов ныряли в карманы для высадки людей. Дважды просигналил какой-то автомобиль. Зажглись чьи-то фары. Хлопнула очередная дверца. Все заглушил раздавшийся в небе гул взлетающего самолета.

Вынув из кармана телефон, Кейти набрала номер и зашла в здание аэропорта.

Эд ответил на звонок. Она услышала шум льющейся воды и представила себе его с полотенцем вокруг талии, наносящим на лицо пену для бритья.

– Это я. – Она уже два дня ни с кем не разговаривала и, удивившись собственному неуверенному голосу, откашлялась. – Я сейчас в аэропорту.

– Где?

– В Сан-Франциско. – Она чуть замялась. – Я лечу домой.

Она слышала, как он закрыл воду.

– Что случилось? Ты в порядке?

Кейти помнила, что, когда она собиралась в эту поездку, Эд подверг сомнению мудрость ее решения. Одно дело, когда в путешествие по удаленным уголкам планеты отправилась Миа, но Кейти была из другого теста, и он не верил, что ей такое по силам вскоре после потерись сестры.

– Я не могу, – призналась она.

– Кейти…

– Да, я и вправду хотела. И мне страшно подумать, что… – Не выдержав, она расплакалась, и по ее щекам покатили слезы.

– Ничего, все хорошо, милая.

Она вытирала слезы рукой. Хорошего ничего не было. Она пробыла в Америке всего двенадцать дней и улетала из Англии в полной уверенности, что поездка по маршруту Миа поможет ей понять, что произошло. Однако чем дольше длилось ее путешествие, тем больше в своих ощущениях она отдалялась от Миа. Она не протанцевала до утра в одном из клубов Сан-Франциско, не искупалась в нижнем белье в Тихом океане. У нее не хватило духу ни отправиться в Йосемити, чтобы сверху полюбоваться водопадами, ни побродить по вековым лесам Редвуда, у нее не хватало воли кочевать по живописным турбазам, где останавливались Миа с Финном, или ночевать в палатке под пологом звездного неба. Она оказалась неспособной ни путешествовать, как сестра, ни понять ее.

Вместо этого она переезжала из гостиницы в гостиницу, либо обедая в забегаловках, либо заказывая еду в номер, чтобы избежать походов в ресторан, и до поздней ночи смотрела фильмы, намеренно оттягивая отход ко сну. Дни проходили в поездках на автомобиле по безлюдным прибрежным магистралям, с остановками в отведенных местах и сидением на капоте с накинутым на плечи пледом под шум пенистого прибоя.

Воспоминания о Миа сопровождали Кейти ежедневно. Некоторые она вызывала сама – так было уютнее: она словно переставала ощущать холодную пустоту из-за отсутствия сестры, если воспоминаний оказывалось достаточно, чтобы в них укутаться. Другие заявлялись непрошено – либо навеянные легким ветерком, либо воспроизведенные звучавшей по радио песенкой, либо спровоцированные нечаянным жестом незнакомца.

– Не ожидал, что ты так быстро, – мягко, без какого-либо упрека заметил Эд.

И он оказался прав. Он неизменно оказывался прав все это время.

– Уже купила билет? – спросил он.

– Нет.

– Я хочу, чтобы ты вылетела домой ближайшим же рейсом. Сколько бы это ни стоило – я возмещу. Я лишь хочу, чтобы ты поскорее вернулась, целая и невредимая.

– Спасибо.

– Боже, я так по тебе соскучился. Может, мне стоит взять небольшой отпуск? Засядем на несколько дней у меня дома. Готовку я беру на себя. Посмотрим старые фильмы. Можем подолгу гулять – погода уже совсем весенняя.

– Правда? – рассеянно переспросила она.

– Вот твои друзья-то обрадуются! Все о тебе беспокоятся. Мой почтовый ящик с входящими сообщениями никогда не заполнялся с такой скоростью! Как только вернешься домой, сразу почувствуешь себя лучше, обещаю.

Вернуться в Англию, оказаться у него дома, в его объятиях – именно этого ей и не хватало. Ей необходимо быть там, где до друзей рукой подать, где не надо изучать карту в поисках супермаркета, где, зная расписание сеансов в кинотеатре или занятий в фитнес-клубе, она сможет распорядиться каждым часом своего незанятого времени. А новый мир, в который она ступила, оказался гораздо больше, чем она его себе представляла.

– Позвони мне сразу, как забронируешь билет. Я тебя встречу. – Он чуть помолчал. – Жду не дождусь тебя, Кейти.

– Я тоже, – отозвалась она, однако уже в этот момент в ее душу вкралась некоторая неуверенность.

Она подняла рюкзак Миа, уже привычно надела на плечи и отыскала очередь к стойке оформления билетов. Очередь петляла среди заграждений, и Кейти встала за семейством с ребенком, спавшим на тележке с грудой чемоданов.

Очередь вяло двинулась вперед, и Кейти переместилась вместе с ней. Когда очередь вновь застопорилась, Кейти, расстегнув боковой карман рюкзака, вытащила оттуда дневник Миа. Она провела пальцем по его обтрепанным уголкам и потертому искривленному корешку; кремовые листы от пролитого пива разбухли и побурели. Она стала листать сморщенные страницы.

Дневник оказался для Кейти настолько ценной находкой, что ей не хотелось пропустить ни единого слова, и она читала по одной записи в день. Но теперь – раз она сходит с маршрута Миа, – нет и причин воздерживаться от чтения. Она открыла ту страницу, на которой остановилась – Миа с Финном едут по раскаленной солнцем Долине Смерти, – и продолжила чтение.

Ей стало известно о рукотворной красоте Дамбы Гувера и крошечной придорожной закусочной, где продавались самые вкусные «тако» с говядиной из всех, что Миа когда-либо пробовала. Она прочла о том, как Миа с Финном пили теплое пиво, наблюдая за кружившим над Гранд-Каньоном грифом, и узнала, как, путешествуя по Национальному парку Джошуа-Три, они в поисках красивых видов облазили все здоровенные красные валуны.

«Казалось, ты была так счастлива, Миа. Что же изменилось? Вы с Финном увидели столько всего невероятно красивого, и вдруг ты оказалась одна на Бали. Зачем ты среди ночи забралась на ту скалу? Неужели после того, что я тебе наговорила? Неужели все так и было? И ты спрыгнула? Боже мой, Миа, что же все-таки произошло?»

Судорожно листая дневник, Кейти буквально прожигала взглядом страницы. Словно вскрывая грудь Миа, она вынимала оттуда кости с мясом, чтобы заглянуть прямо в сердце. У нее перед глазами прошло все, что Миа чувствовала и переживала. В своем стремлении понять Кейти, забыв о тяжести висевшего на плечах рюкзака, глотала предложение за предложением, перескакивая от одного абзаца к другому. И тут она наткнулась на имя, при виде которого едва успела закрыть рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

Мик.

Миа писала, что планировала навестить отца, которого обе не видели уже более двадцати лет. Для матери с именем Мика был связан такой тяжкий груз разочарований, что ни у Кейти, ни у Миа абсолютно не возникало желания как-то с ним связаться. До сего момента. Она продолжила листать в надежде убедиться, что возникшая у Миа идея оказалась сиюминутной прихотью.

Однако стали выясняться новые подробности. В разворот двойной страницы Миа сунула кусочек разлинованной бумаги, предположительно с его адресом. Вокруг пестрело многообразие слов, фактов, размышлений. Кейти обратила внимание на то, что два вопроса были обведены черной ручкой: «Кто такой Мик?» и «Кто я такая?» Вопросы запали ей в душу, и нахлынули воспоминания.

Как-то месяца за два до отъезда Миа разбудила Кейти в три часа ночи.

– Ключи потеряла, – промычала она, прижимая палец к губам. Она стояла с размазанной под глазами тушью, держа в руке свои обтрепанные туфли.

– Боже, Миа… – Кейти с горестным вздохом помогла сестре пройти в дверь. – Зачем же ты с собой такое делаешь?

– Потому что… – пробормотала та и, шатаясь, направилась мимо нее в гостиную, – …я – выродок.

Кейти ненадолго оставила ее и ушла на кухню. Там, взявшись за холодные края раковины, закрыла глаза. Подобные ночные загулы происходили по несколько раз в неделю, о чем свидетельствовали хлопающая среди ночи входная дверь, ее перерытая аптечка и постоянно исчезающие таблетки от головной боли, а также остатки ночного пиршества на кухонном столе. Пьянство с последующим пребыванием в мрачном настроении являлось реакцией на потерю матери, и Кейти никогда не высказывала упреков по поводу своего прерванного сна или утреннего бардака, который ей приходилось разгребать.

Выступая в роли старшей сестры, она относилась к подобным жертвам как к чему-то само собой разумеющемуся. Когда Миа было шесть и она вдруг отказалась исполнять свою роль в школьной рождественской постановке, именно Кейти, сжимая влажную от волнения ручонку сестры, вышла с ней на сцену, чтобы произнести за нее положенные слова. Когда в семнадцать Миа вдруг переполошилась, решив, что беременна, Кейти, бросив университет, тут же рванула домой и пропустила свой летний студенческий бал. Когда Миа, потратив свой студенческий кредит на поездку в Мексику, не смогла расплатиться за жилье, именно Кейти дала ей денег, даже не упомянув о том, что сама испытывала финансовые трудности. Их разницу в характерах и поведении можно было рассматривать на примере качелей: Миа неизменно предпочитала лихие безумные взлеты, а Кейти оставалась внизу. Она безумно любила свою сестру, однако в последнее время стала отмечать, что уже перестает ее воспринимать.

Внезапно в гостиной громыхнула музыка, и Кейти тут же подумала о соседях снизу – серьезной паре с маленьким ребенком.

– Миа… – воскликнула она, решительно направляясь в комнату, и вдруг остановилась.

Миа с распущенными, разметавшимися по спине волосами танцевала между журнальным столиком и диваном. Закрыв глаза, она двигалась в такт музыке – это была композиция в стиле соул с одного из старых альбомов из маминой коллекции. Миа перебирала пальцами в воздухе, словно нащупывая последовательность звучавших нот. Потом она энергично развернулась, взметнув подол платья, открыла глаза и, увидев Кейти, с улыбкой протянула ей руку.

На какое-то мгновение Кейти увидела перед собой восьмилетнюю Миа – всю промокшую, в грязи, танцующую в саду под проливным дождем, и вдруг почувствовала, что ее тянет туда – к музыке и к сестре. Она ощутила, как под шелковистой тканью ночной сорочки расслабляются ее плечи, а бедра начинают ритмичное движение, и улыбнулась, когда Миа решила закружить ее под поднятой рукой.

Они весело смеялись, глядя друг на друга, делая нелепые, вызывающие движения. Миа вскочила на диван, точно на сцену, – ее босые ноги утопали в обитых кожей подушках, руки с вытянутыми пальцами взмыли вверх. Вспомнив движение, которое они в детстве разучивали в спальне перед зеркалом, Кейти с серьезным видом воспроизвела его с такой точностью, словно ей вновь было десять лет. Они дружно, со смехом повалились на диван. Миа заключила Кейти в объятия, и Кейти не противилась этому искреннему порывистому проявлению любви, оказавшемуся возможным благодаря действию алкоголя.

Композиция закончилась, и в комнате воцарилась тишина. Они все еще оставались в объятиях друг друга, а их сердца продолжали колотиться после энергичного всплеска эмоций.

– Ты так похожа на маму, – произнесла в темноте Миа.

– Правда? – тихо отозвалась Кейти, боясь нарушить ощущение близости, снизошедшее на них, точно солнечный свет.

– Вас можно было бы принять за сестер.

Последовала долгая пауза, и вдруг Миа спросила:

– Ты никогда не задумывалась, почему Мик нас бросил?

Кейти от неожиданности подскочила.

– Бросил, потому что он – эгоист.

– А может, не только поэтому?

– Не только, – с готовностью продолжила она. – Еще потому, что он – негодяй.

В окне замелькали синие мигающие огни проезжавшей полицейской машины.

– И вообще – почему это мы вдруг о нем говорим? Он никогда ни о ком не заботился, кроме себя.

– Откуда нам знать?

– Он нас бросил – вот откуда. – Кейти встала.

Усевшись боком, Миа поджала под себя ноги, и Кейти обратила внимание на ее грязные подошвы.

– Сполосни, прежде чем ложиться.

Уже выходя из комнаты, она услышала:

– А что, если и я такая же?

Кейти чуть задержалась, пытаясь понять, правильно ли она все расслышала, но поскольку Миа замолчала, направилась к себе в спальню.

Тогда она восприняла ее слова как пьяную болтовню, даже не задумавшись о том, что Миа могла высказывать свои опасения. Сейчас же, стремясь понять, о чем свидетельствовала запись о Мике, Кейти торопливо перелистнула страницу.

На фоне чистого листа болтался корешок посадочного талона от рейса на Мауи. Миа и Финн отправились туда на следующий день после сделанной в дневнике записи.

– Слушаю вас. – Ей улыбалась дама с желтым, как лютик, шарфиком поверх блузки – Кейти уже стояла перед стойкой продажи билетов.

– Я бы хотела забронировать билет.

– Пожалуйста. Куда вы летите?

Взглянув на дневник, Кейти на мгновение задумалась, могло ли решение Миа встретиться с Миком быть как-то связано со случившимся на Бали. А ведь если она сейчас полетит домой, ей останется довольствоваться лишь официальной версией смерти Миа. Так и не узнав правды.

Она осторожно закрыла дневник.

– Я бы хотела билет до Мауи.

Кейти сошла с самолета и окунулась в ласковый влажный воздух Мауи на рассвете. Туроператоры вручали своим гостям гирлянды свежего гибискуса, а Кейти, незаметно прошмыгнув сквозь благоухающую розовым ароматом толпу, села в такси.

Опустив стекло, она тут же почувствовала в воздухе расслабляющее тепло, удаляющее напряжение из шеи и плеч. Ее подвезли к находившейся на северном побережье острова гостинице «Пайнэпл». Владелец с тремя серебряными колечками в нижней губе сообщил ей:

– Номер четыре свободен. Идите прямо по коридору, затем – вверх по лестнице и направо. Ванная комната – напротив. Приятного отдыха. Махало[10]10
  Спасибо (гавайск.), используется в американской разговорной речи.


[Закрыть].

В свою очередь поблагодарив, Кейти проследовала по ярко раскрашенному коридору. На стенах висели дешевенькие рамки с фотографиями громадных волн и скользящих по ним виндсерферов, и под каждой из них белыми буквами значилось: МАУИ. Она подумала, насколько сюрреалистично было вдруг оказаться здесь – на острове, о котором ей почти ничего неизвестно, тогда как в результате казавшегося более вероятным всего несколько часов назад альтернативного решения она могла бы в данный момент приземляться в холодном Лондоне.

Кейти впервые остановилась в гостинице типа общежития и была приятно удивлена чистому и просторному номеру. В нем оказались две двухъярусные кровати с ярко-зелеными простынями и желтыми подушками. Она поставила рюкзак у ближайшей кровати, выбрав по привычке нижнее место.

Когда Кейти было девять, а Миа – шесть, они попросили себе на Рождество канареечно-желтую двухъярусную кровать. Им необязательно было спать в одной спальне – в доме имелись еще две свободные комнаты, однако Кейти не нравилось засыпать в одиночестве, а Миа хотелось какую-нибудь деревянную конструкцию, на которую она могла бы забираться. Споров по поводу того, кто где спит, не возникало: Кейти нравилось нижнее место, потому что так она могла повесить вокруг себя простыню, подоткнув ее края под верхний матрас, и устроить себе полог, как у принцессы, а Миа была в восторге от верхней койки, представляя, что находится на верхней палубе корабля. Она налепила на потолок звезды, чтобы он напоминал небо, и в качестве моря притащила из ванной синий коврик. Она приглашала к себе наверх Кейти, никогда не любившую шаткую деревянную лесенку, и они сидели, свесив ноги, рассказывая друг дружке, что видят в воде.

Кейти включила вынутый из рюкзака мобильник. Он тут же сообщил о трех сообщениях от Эда. Она уселась на кровати, чуть вытянув вперед шею, и позвонила ему.

– Кейти! Ты где? Я же волнуюсь.

– Пришлось срочно бежать на рейс. Не было времени…

– Ты что – уже в Хитроу?

– Нет. Выслушай меня, Эд, – ответила она, взявшись рукой за лоб. – Я там подумала и все же решила ехать дальше.

– Где ты сейчас?

– На Мауи.

– Мауи! Да что ж такое творится-то?!

– Мне показалось, что было бы ошибкой все бросить.

– Ну нельзя же улетать Бог знает куда, никого не предупредив! Это же просто неразумно! Ты ведешь себя, как Миа.

Она понимала, что это сравнение должно было прозвучать порицанием, однако втайне ей стало от него даже приятно. Свободной рукой она сняла ботинки с носками и поставила босые ноги на деревянный пол гостиничного номера. Он оказался приятно прохладным.

– Подобные решения следует принимать сообща, – продолжал он. – Надо было поговорить со мной.

– Прости. Ты прав. И мне не нравится наша разлука, правда. Просто я вдруг поняла, насколько мне необходимо это сделать.

– Несколько часов назад ты звонила сообщить, что возвращаешься домой. А теперь вдруг звонишь с Мауи, и все продолжается. Честно говоря, я уже начинаю сомневаться, все ли у тебя в порядке с головой.

– Что ты имеешь в виду?

– Та Кейти, которую я знал, была решительной, но разумной.

– Она такая и есть. Но еще она только что потеряла сестру, и, учитывая это, следовало бы делать определенные поправки.

– Я не хочу с тобой препираться, Кейти.

– Так дай же мне почувствовать, что ты меня поддерживаешь.

– Я поддерживаю все твои поступки. Просто я не могу согласиться с тем, что тебе сейчас самое время путешествовать в одиночестве. И меня тревожит, что ты гоняешься за призраком.

– А меня тревожит, – парировала она, – что возвращение домой сейчас можно было бы расценить как предательство по отношению к Миа.

Воцарилось напряженное молчание. Она вертела на пальце обручальное кольцо, бриллиант искрился на солнечном свете.

– Сегодня были готовы наши приглашения, – сказал Эд.

Кейти заказывала их в компании, предложившей лазерную обработку краев в виде цветов. Она не думала, что их пришлют так скоро.

– А через четыре месяца – свадьба, – добавил он.

– Помню.

– Ты к этому времени вернешься?

– Разумеется.

– Потому что… – его тон потеплел, – в противном случае я не знаю, что делать с сотней подсвечников от Кэт Кидстон.

Она улыбнулась:

– Я вернусь.

Отложив в сторону телефон, Кейти прилегла на ярко-зеленую простыню с дневником Миа в руках. Несмотря на тревогу Эда, она впервые с момента своего отъезда из Англии почувствовала ясность ума.

Она раскрыла дневник на странице с адресом Мика и провела пальцем по незнакомым словам. Странно подумать, что ее отец живет где-то поблизости. Она представила себе большой современный дом, мужчину с сединой в волосах, гардероб с элегантными костюмами.

В детстве Кейти с Миа иногда вполголоса говорили об отце, когда гасили свет. Свесив голову со своего верхнего яруса, Миа заглядывала за полог «ложа принцессы» и спрашивала:

– А какой он, наш папа?

Кейти считала, что поступает мудро, придумывая в ответ всякие абстрактные сравнения, которые надолго озадачивали Миу:

– Он как Моби Дик.

Или:

– Он напоминает песни из маминого альбома Дэвида Боуи.

И если Миа начинала допытываться, что имелось в виду, Кейти в ответ пожимала плечами и советовала ей либо прочесть книгу, либо послушать пластинку.

Истинной причиной, по которой она отказывалась давать ответ, являлось то, что она и сама не знала, каким был их отец. Ее воспоминания походили на фрагменты двух разных картинок-головоломок, которые никак не складывались. Кое-что она помнила довольно отчетливо: например, эпизод на старой кухне в Северном Лондоне, где выложенный красной плиткой пол казался ледяным даже летом. Кейти уже отправили спать, но она спустилась вниз попросить стакан молока. Не застав родителей в гостиной, она направилась на кухню, откуда доносилась музыка. Отец под мамин громкий смех кружил маму в танце. Кейти несколько мгновений наблюдала за происходящим – ей бросился в глаза блеск золотых часов отца, выглядывавших из-под манжеты рубашки, она уловила витавшую в воздухе смесь запаха лосьона после бритья с ароматом виски и обратила внимание на выбившиеся из черепаховой заколки мамины волосы. Заметив Кейти, отец перестал танцевать. Она испугалась, что ее начнут отчитывать за то, что она не спит, и принялась зевать. Но отец взял ее за руку и закружил в танце так же, как маму. Кейти, подражая маме, стала смеяться, открыв рот и запрокидывая голову.

Были, правда, и другие воспоминания, делиться которыми она благоразумно воздерживалась: например, о том, как в возрасте двух лет Миа наложили семь швов в области правого виска. Кейти с мамой были на балете, и в антракте, когда Кейти радостно выделывала пируэты в буфете, из динамика неожиданно прозвучало мамино имя.

– Грейс Грин? – осведомился стоявший внизу за стойкой администратор. – Звонит ваш супруг.

Кейти видела, как побледнело мамино лицо и страшно округлились глаза, когда она стояла с прижатой к уху телефонной трубкой.

Последовавшие события того вечера вспоминались ей потом в виде отдельных фрагментов, словно иллюстрации в книжках комиксов. Она запомнила поездку в такси в темноте, стойку в приемном покое больницы, через которую ей не удавалось заглянуть, даже когда она приподнималась на цыпочки, свою сестру, лежавшую на кровати с блестящими металлическими боковинами, маму, сжимавшую бледными руками свою сумочку во время их разговора с отцом.

Он сказал, что Миа, поскользнувшись на площадке, упала с лестницы, однако всплывшие позже детали указывали на совершенно иные события. Одна из медсестер обмолвилась о мотоцикле, а сосед, назвав имя отца, употребил слово «безответственный».

Вернувшись из больницы на следующий день, они увидели, что ни отца, ни его вещей дома нет. Однако этим дело не закончилось. Со временем мама становилась все более безжизненной и безучастной, а по вечерам, когда она принимала ванну, Кейти слышала доносившиеся сквозь шум воды рыдания.

Даже будучи ребенком, Кейти понимала, что произошедший с Миа несчастный случай и уход отца как-то взаимосвязаны. Она помнила, как, оказавшись в дверях маминой спальни и наблюдая за тем, как Грейс тщательно маскирует темные круги под глазами, спросила:

– А папа ушел из-за Миа?

Выронив золотистую баночку с маскирующим кремом, мать в три шага очутилась возле нее, схватила за плечо и шлепнула по попе. Три месяца спустя они с упакованными в коробки вещами садились на автобус до Корнуолла.

Сейчас, листая страницы дневника, она отметила появившееся у нее тревожное чувство, что та встреча с Миком каким-то образом сказалась на дальнейшем путешествии Миа. Лежа на кровати, она продолжала читать – быстро, но внимательно. Она не заметила появления в своем гостиничном номере еще двух постояльцев и не слышала, как по окну забарабанил тропический дождь. Она была поглощена чтением все новых страниц дневника, на которых Миа рассказывала, что произошло тем вечером, когда она пришла повидать отца.