Текст книги "Энни с острова принца Эдуарда"

Люси Монтгомери
Энни с острова принца Эдуарда

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Всем девочкам в разных точках планеты, жаждущим узнать больше про Энни.

 
Все ценное, стремящимся познать
Оно открыто поздно, реже – рано;
Так и Любовь, судьбой предначертана,
Нет, не спешит вуаль свою поднять!..
 

Теннисон

Глава 1. Ветер перемен

– Урожай собран, и настал конец нашему лету, – констатировала Энни Ширли, оглядывая опустевшие поля. Взгляд ее, как всегда, был мечтательным. Они с Дианой Берри отдыхали в солнечном уголке сада Грин Гейблз после сбора яблок. Легкий ветерок приносил на своих крыльях, словно память о лете, терпкий запах папоротников из Охотничьих Угодий.

Все в пейзаже, который открывался перед ними, говорило о приближении осени. Море отчужденно клокотало вдали; голые поля усеивали золотые скошенные стебельки; светло-фиолетовые астры заполонили низину у ручья за Грин Гейблз, а Озеро Сверкающих вод было синее-пресинее… Нет, этот цвет не имел ничего общего с переменчивой весенней голубизной или бледной лазурью лета: он был насыщенным и постоянным; казалось, что вода, пройдя через все возможные «эмоциональные состояния», избрала покой, не подвластный эфемерным мечтаниям.

– Какое это было лето! – сказала Диана, с улыбкой покручивая кольцо на левой руке. – И свадьба мисс Лаванды оказалась достойным его завершением. Конец венчает дело, как говорится! Полагаю, мистер и миссис Ирвинг сейчас на тихоокеанском побережье…

– Кажется, они так давно уехали, что могли бы обогнуть весь земной шар, – со вздохом молвила Энни. – А ведь всего-то одна неделя пролетела после их свадьбы, но все так изменилось! Отбыла не только мисс Лаванда: уехали мистер и миссис Аллан! Каким же опустевшим кажется теперь дом пастора с закрытыми ставнями! Проходила мимо него вчера вечером и вдруг поймала себя на том, что думала о доме так, будто в нем – покойник…

– У нас никогда не будет такого священника, как мистер Аллан, – сказала Диана с мрачной убежденностью. – А уж претендентов этой зимой примчится предостаточно! И половину всех воскресных дней мы будем лишены проповедей. К тому же вы с Гильбертом нас покидаете, – тоска смертная!..

– Зато Фред остается, – лукаво заметила Энни.

– А когда переезжает миссис Линд? – спросила Диана, пропуская мимо ушей последнюю реплику подруги.

– Завтра. И я рада этому: благие перемены! Мы с Мариллой вынесли все, что можно, из комнаты для гостей. Как вы сами понимаете, это не доставило мне особого удовольствия. Конечно, глупо думать так, но мне казалось, что мы… оскверняем эту комнату, ведь она всегда была в моем представлении чем-то вроде усыпальницы. Еще ребенком открыла для себя, что эта комната – самая таинственная в мире! Помните мою идею-фикс относительно того, чтобы провести ночь в какой-нибудь свободной комнате для гостей? Но я никогда не осмелилась бы сделать это в Грин Гейблз! О, нет! Это было бы ужасно! Я бы и глаз не смогла сомкнуть от страха. Всегда старалась обходить стороной эту комнату, когда Марилла посылала меня с каким-нибудь поручением. А если уж приходилось входить в нее, то я ступала осторожно, на цыпочках, и сдерживала дыхание, словно в церкви. А какое огромное облегчение я испытывала, выходя из нее! По обе стороны от зеркала там висели портреты Джорджа Уайтфилда и герцога Веллингтона. Мне казалось, что всякий раз, когда я входила в комнату, они сурово сдвигали брови. Особенно, когда я отваживалась украдкой взглянуть в зеркало! Это единственное зеркало в доме, не искажающее изображения ни малейшим образом. Я всегда поражалась тому, как это Марилла преспокойно убирается в этой комнате. А сейчас она не то что убрана – вылизана! Джордж Уайтфилд и герцог обосновались теперь в зале наверху. Вот так развеиваются иллюзии, – заключила Энни с коротким смешком, в котором явственно прозвучала нотка сожаления. Не слишком приятно осознавать, что старые идеалы повержены, даже если вы их давно переросли.

– Мне будет так одиноко без вас! – в сотый раз пожаловалась Диана. – Только подумать, вы уезжаете на следующей неделе!

– Но пока мы все еще вместе, – заметила Энни, стараясь ободрить подругу. – Мой отъезд не должен омрачить эти радостные дни. Думаете, мне самой очень хочется покидать дом, с которым мы – закадычные друзья? И не говорите об одиночестве: кто действительно может впасть в отчаяние, так это я. Вы-то останетесь здесь, со своими старыми друзьями и… Фредом! А я затеряюсь среди чужих, никого не зная…

– Кроме Гильберта и… Чарли Слоана, – не менее лукаво, чем Энни, сказала Диана, стараясь подражать интонациям подруги.

– От мысли, что Чарли Слоан будет рядом, я прихожу в неописуемый восторг,» – иронично заметила Энни, и обе эти легкомысленные девицы дружно расхохотались. Уж кто-кто, а Диана прекрасно знала мнение Энни о Чарли Слоане. Но вот что та думала о Гильберте Блифе, ей было не известно, несмотря на частые конфиденциальные разговоры с подругой. На самом деле, Энни и сама толком не знала, как к нему относиться.

– Кажется, пансион мальчиков – где-то на другом конце Кингспорта, – продолжала Энни. – Я рада, что поеду в Редмонд. В конце концов, он мне понравится! Но первые несколько недель, конечно, буду кукситься. У меня ведь даже не предвидится возможности возвращаться домой по уикэндам, как во время нашей учебы в Королевской Академии, а рождественские каникулы грядут только через тысячу лет!

– Все меняется или готовится к переменам, – грустно заметила Диана. – Энни, у меня такое предчувствие, что ничего не повторится снова.

– Мы – на развилке двух дорог, Диана, – задумчиво молвила Энни. – И мы должны были к ней подойти. Вам не кажется, что в детстве мы не напрасно считали, что стать взрослыми – это здорово?!

– Ну, не знаю… Что-то в этом, конечно, есть, – неуверенно сказала Диана, вновь поглаживая кольцо с улыбкой, которая всегда заставляла Энни сомневаться в собственной эрудированности. Диана между тем продолжала:

– Но ведь в будущем – больше вопросов, чем ответов. Иногда меня это даже пугает, и не хочется взрослеть. Много бы я дала, чтобы снова стать маленькой!

– Ничего, думаю, со временем мы привыкнем ко взрослой жизни, – весело заметила Энни. – Вскоре нам станет очевидно, что на свете не так уж много неожиданного. Впрочем, по-моему, неожиданности разнообразят наше существование. Нам восемнадцать, Диана! А через два года уже стукнет двадцать! В возрасте десяти лет я не сомневалась, что в двадцать лет мы уже состаримся. Не успеем оглянуться, как вы станете степенной матроной бальзаковского возраста, а я – доброй старой девой, тетушкой Энни, наносящей вам визиты во время поры отпусков… У вас ведь всегда отыщется уголок для меня, правда, малышка Ди? О, нет, не комната для гостей, конечно! Разве какая-то старая дева может претендовать на такую роскошь?! Подобно Урии Хипу, я вполне удовольствуюсь какой-нибудь «норкой» у вашего порога.

– Что это за чушь вы сейчас несете, Энни? – засмеялась Диана. – Вы станете женою какого-нибудь чудесного, красивого и богатого парня. Ни одна комната для гостей в домах Эвонли не будет достаточно хороша для вас. А друзей детства вы забудете.

– Это было бы непростительной ошибкой с моей стороны; мой нос достаточно хорош, но задирать его не следует, чтобы ненароком не сломать переносицу… – Энни потерла свой красиво очерченный носик и продолжала:

– достоинств у меня не так много, чтобы я могла позволить себе пренебрегать ими. Так что, Диана, даже если меня возьмет в жены король племени каннибалов с каких-нибудь островов, обещаю, я не оставлю вас!

Вновь весело рассмеявшись, девушки расстались. Диана направилась в Очард Слоуп, а Энни зашагала на почту. Там ее ждало письмо, и когда Гильберт Блиф догнал девушку на мосту через Озеро Сверкающих вод, она вся сияла от счастья.

– Представляете, Присцилла Грант тоже едет в Редмонд! – воскликнула Энни. – Это же просто здорово! Я так надеялась, что и она поедет, но ей казалось, что отец ни в жизнь ее не отпустит. Однако он отпустил, и мы решили снять комнаты в одном доме. С такой подругой, как Присцилла, можно противостоять целой армии со знаменами! Я так и вижу, как все профессора в Редмонде укладываются штабелями…

– Надеюсь, Кингспорт нам понравится, – заметил Гильберт. – Мне говорили, это приятный старый город с лучшими в мире ботаническим садом и питомником. Слышал, что их планировка просто великолепна!

– Не знаю, есть ли что-нибудь – может ли быть что-нибудь! – великолепнее всего этого», – прошептала Энни, обводя взглядом окрестности так, как обычно это делает тот, кому родная сторонка милее наипрекраснейших земель, лежащих под чужими звездами.

Они стояли, прислонившись к перилам моста, наслаждаясь сумеречным светом. Именно в этом месте Энни когда-то карабкалась по свае, бросив тонувшую плоскодонку в тот роковой день, когда «бедняжка Элейн» отправилась в Камелот…»

Пурпурные всполохи заката все еще окрашивали небо на западе, хотя уже взошла луна, и вода, словно прекрасная мечта, серебрилась в ее свете. Воспоминания захлестнули Энни и Гильберта сладкой волной.

– Вы так молчаливы, – в конце концов, произнес молодой человек.

– Боюсь нарушить тишину и, вместе с ней, всю прелесть этого дивного вечера, – улыбнулась в ответ Энни.

Гильберт вдруг положил свою руку поверх тонкой и белой ручки девушки, которой та слегка касалась перилл моста. Его карие глаза блеснули, словно две ночные звезды, а его все еще по-детски очерченные губы разомкнулись, чтобы произнести нечто сокровенное, заставлявшее трепетать его душу. Но Энни, нарушая очарование сумерек, высвободила свою руку и быстро повернулась.

– Мне пора домой, – заметила она с нарочитой непринужденностью. – Мариллу одолевает головная боль, а близнецы, вне всякого сомнения, уже успели «наломать дров». Я и так пробыла здесь дольше, чем следовало!

Энни беззаботно, как могло показаться со стороны, щебетала всю дорогу, пока они не вышли на дорожку, ведущую прямо к Грин Гейблз. Бедный Гильберт не смог и слова ввернуть… А Энни испытала явное облегчение, когда они расстались. В ее сердце просыпалось новое чувство к Гильберту; но даже тогда, в быстротечный момент ее озарения в саду у Жилища Эха, это было еще не вполне ясно. В их старую, добрую дружбу вторгалось нечто, угрожавшее изменить их отношения коренным образом.

– Я никогда раньше не радовалась, когда Гильберт уходил, – подумала Энни не то с недоумением, не то с огорчением, шагая в гордом одиночестве по дорожке к усадьбе. – Нашей дружбе настанет конец, если он станет продолжать в том же духе. Но я не дам все испортить! О, почему мальчишки такие неблагоразумные?

Энни отчасти усомнилась и в своем собственном благоразумии, ибо она вновь и вновь возвращалась к тому мимолетному ощущению, которое испытала, когда теплая рука Гильберта легла на ее руку. Какое уж тут благоразумие, если это ощущение отнюдь не было неприятным! И как оно отличалось от того, которое доставил ей Чарли Слоан при сходных обстоятельствах, когда три дня тому назад они пропустили танец на вечеринке в Уайтсендсе! Энни предпочла больше не предаваться воспоминаниям, воспоминаниям, которые не доставляли ей особого удовольствия. Все дела сердечные мигом отступили на задний план, когда она очутилась в лишенной сентиментальности, несколько суровой атмосфере кухни усадьбы Грин Гейблз, в которой, уткнувшись в софу, горько плакал восьмилетний мальчик.

– Что случилось, Дэви? – взволнованно спросила Энни, обнимая малыша. – Где Марилла с Дорой?

– Марилла укладывает Дору в постель, – всхлипнул Дэви, – а плачу я потому, что Дора скатилась кубарем в погреб, ободрала себе весь нос и…

– О, милый, не надо так убиваться из-за этого! Конечно, тебе очень ее жаль, но слезами горю не поможешь. Завтра Доре станет лучше. Слезы еще никогда никому не помогали, мальчик Дэви! И потом…

– Я плачу вовсе не потому, что Дора пересчитала ступеньки в погребе, – прервал Дэви, захлебываясь от рыданий, краткое нравоучение Энни. – причина моих слез в том, что я не присутствовал при этом и не видел ее падения! Вечно я пропускаю что-нибудь интересное!

– Но Дэви! – Энни подавила смешок. – Что же интересного в том, что бедная девочка упала и сильно ушиблась?

– Да она вовсе и не сильно ушиблась, – вызывающе сказал Дэви. – Конечно, если б она при этом скончалась на месте, стоило бы слезы лить. Но Кейты без боя не сдаются! В этом они, полагаю, похожи на Блуэтов. Герберт Блуэт в прошлую среду упал вниз с сеновала на собранную в кучу репу и скатился в стойло прямо под копыта раздраженной лошади совершенно дикого нрава… Отделался он, как говорится, «легким испугом» и открытыми переломами в трех местах. По словам миссис Линд, есть такие ребята, которых простым топором не возьмешь! Энни, миссис Линд ведь завтра переезжает?

– Да, Дэви, и, надеюсь, вы будете всегда вести себя с ней достойно!

– Я постараюсь. Но… Это она теперь должна укладывать меня спать по вечерам?

– Вероятно. А что?

– Просто я не стану молиться при ней так, как молился с вами, Энни! – решительно заявил мальчик.

– Но почему же?

– Нечего читать молитвы Богу в присутствии посторонних! Пусть это делает Дора, если ей угодно, но я и не подумаю! Дождусь ухода миссис Линд и уж тогда помолюсь. В этом ведь нет ничего дурного, правда, Энни?

– Это так, мальчик Дэви, только не забывай… молиться!..

– Не сомневайтесь, не забуду! Мне нравится читать молитвы. Хотя молиться вместе с кем-нибудь – куда приятнее, чем в одиночестве. Жаль, что вы покидаете нас, Энни! И чего ради вы к этому стремитесь?

– Нельзя сказать, чтобы я к этому стремилась, Дэви. Но сделать это необходимо.

– Если не хочется, зачем же уезжать? Вы же взрослая! Уж когда я вырасту, буду делать только то, что пожелаю! Вот так-то, Энни!

– Ты удивишься, сколько всего в жизни приходится делать против собственного желания, Дэви!

– А я не собираюсь, – отрезал Дэви. – Поймайте-ка меня! Сейчас я должен что-то делать против воли, так как иначе вы с Мариллой отправите меня в постель. Но когда я стану взрослым, эта угроза уже не подействует, и некому будет указывать мне, что делать и чего не делать! Что за жизнь тогда начнется! Кстати, Энни, Милти Боултер говорит, будто его мать считает, что вы затем собрались в колледж, чтобы найти там себе мужа. Это правда, Энни? Скажите, мне хочется знать!

В мгновение ока Энни покраснела от негодования. Но потом она вдруг рассмеялась, подумав, что должна быть выше досужих домыслов и сплетен миссис Боултер.

– Конечно нет, Дэви! Я ведь еду, чтобы учиться, расти и познавать мир!

– А что в нем вас интересует?

 
Туфли и корабли,
Печати, капуста и короли, —
 

пропела Энни.

– Но если бы вы все ж таки вознамерились поймать мужчину, как бы вы повели себя? Пожалуйста, скажите, мне так хочется это знать! – продолжал допытываться Дэви, для которого, очевидно, эта тема представляла особый интерес.

– Лучше спросить о подобных вещах миссис Боултер, – усмехнулась Энни. – Думаю, она более… сведуща, нежели я, во всем, что касается мужчин…

– Ну и спрошу, как только увижу ее в следующий раз! – заявил маленький упрямец.

– Только попробуй, Дэви! – спохватилась Энни, осознав свою ошибку.

– Но ведь вы сами посоветовали, – обиженно молвил мальчик.

– Кое-кому уже пора спать! – заявила Энни, резко меняя тему разговора…

После того, как Дэви был уложен в постель, Энни отправилась на Остров Виктории и долго сидела там одна, в лунном сиянии, слушая, как смеется ручей, и веселый ветерок вторит ему. Энни всегда любила этот ручеек. Сколько мечтаний отразилось в его водах в минувшие дни! Внимая дуэту ручья и ветра, Энни забыла обо всем: о своих поклонниках, о соседских домыслах и сплетнях, да и вообще о многочисленных проблемах своего девичьего существования. В воображении она пересекала дальние моря, омывающие легендарные, затерянные острова, Атлантиду и Елисейские поля… Мимо них путеводная звезда вела ее в Страну Сбывшейся Мечты. Грезы были прекраснее самой реальности, ибо все хорошее когда-нибудь кончается, а мечта остается с нами всегда.

Глава 2. Осенние гирлянды

Следующая неделя пролетела быстро, вся заполненная тысячью дел, которые, как считала Энни, непременно нужно было переделать до отъезда. Она нанесла прощальные визиты и приняла гостей. Прощание с теми, кто симпатизировал ей и возлагал на нее надежды, приятно тронуло девушку. Но нашлись и такие, кто считал, что Энни чересчур возгордилась, и сочли своим долгом слегка сбить спесь с этой студенточки.

Общество АВИС в честь отбывающих на учебу Энни и Гильберта устроило вечеринку дома у Джоси Пай. Место всеобщего сбора выбрали, исходя из двух соображений. Во-первых, дом мистера Пая вполне подходил для данной цели, так как был достаточно большим и удобным. Во-вторых, девочки Пай отнюдь не повели бы себя как паиньки, если бы их предложение отвергли. Вечер прошел приятно, поскольку девочки Пай оказались весьма гостеприимными; они ничего такого не сказали и не сделали, чтобы испортить кому-нибудь настроение. Понятно, что здесь они действовали вразрез со своими привычками…

Джоси Пай даже проявила некоторое дружелюбие по отношению к Энни. Она снисходительно заметила:

– Это новое платье довольно сносно сидит на вас, Энни! В самом деле, в нем вы почти хорошенькая!

– Как мило, что вы это подметили, – ответила Энни. Глаза ее сияли. Хорошо, что у нее развилось чувство юмора! Те слова, которые больно ранили Энни, когда ей было четырнадцать, теперь попросту забавляли ее. Джоси заподозрила, что в этих веселых глазах притаилась насмешка. Но она ограничилась лишь тем, что тихо сказала Джерти, когда они с последней спускались вниз по лестнице:

– С этим отъездом Энни Ширли в колледж – еще будет много шума из ничего. Вот увидишь, дорогая!

Наряду с ветреной молодежью, тусовку посетили ветераны. Собирались только «сливки общества». Здесь можно было встретить следующих лиц: Диану Берри, розовощекую, с милыми ямочками, как всегда, в сопровождении верного Фреда; Джейн Эндрюс, опрятную, благоразумную и… скучноватую; Руби Джиллис, потрясно выглядевшую в шелковой кремовой блузке и с красным цветком герани в золотых волосах; Гильберта Блифа и Чарли Слоана, старавшихся держаться поближе к Энни, которая, впрочем, все время ускользала от них; Кэрри Слоан, бледную и безучастную ко всему, поскольку, как выяснилось, ее отец не позволил Оливеру Кимбэлу к ним захаживать; Муди-Спургеона МакФерсона, чьи круглая физиономия и уши странной формы ничуть не изменились; Билли Эндрюса, просидевшего в углу весь вечер, ухмылявшегося всякий раз, как только кто-нибудь с ним заговаривал, и с гримаской удовольствия на крупном, веснушчатом лице провожавшего глазами Энни Ширли.

Энни давно знала о готовящейся вечеринке. Но разве она могла предположить, что к ней и Гильберту – основателям общества – обратятся с благодарственными речами; им даже сделали памятные подарки: Энни презентовали томик сонетов Шекспира, а Гильберту – дорогую авторучку. Когда Муди-Спургеон произносил прекрасные слова в адрес Энни своим самым официальным тоном, непрошеные слезы затуманили большие серые глаза девушки. Она верой и правдой послужила обществу АВИС, и мысль о том, что ее усилия оценили, согревала ей сердце. Все были так милы с ней, приветливы и веселы! Даже девочкам Пай нужно отдать должное… В тот вечер Энни обожала весь мир!

В общем и целом, тусовка Энни очень понравилась, за исключением ее конца. Гильберт снова порывался сказать ей что-то сентиментальное во время ужина на залитой лунным светом веранде. В наказание она осыпала знаками внимания Чарли Слоана и даже позволила последнему проводить ее домой. Однако, девушка обнаружила, что эта месть больше всего ранит ее самое. Гильберт ушел вместе с Руби Джиллис, и Энни услышала, как замирал вдали их звонкий, беззаботный смех, когда они медленно удалялись в темноту тем осенним вечером. Они, очевидно, прекрасно провели время вместе, тогда как ей пришлось скучать наедине с Чарли Слоаном, который безостановочно нес какую-то чепуху, и даже случайно из него невозможно было выудить ни одной ценной мысли. Энни с отсутствующим видом односложно отвечала «да» или «нет» и думала о том, что Руби сегодня необычайно красива, что глаза Чарли выглядят еще более странно при лунном свете, чем при дневном, и что мир, который казался ей в начале вечера таким прекрасным, вдруг потускнел…

– Да я просто устала, – все дело в этом! – попробовала она успокоить себя, когда, наконец, осталась одна в своей комнате. Ей очень хотелось в это верить! Но из какого-то потаенного источника в сердце выплеснулась радость, когда вечером следующего дня Энни увидела Гильберта, шагающего, как обычно, чеканя шаг, через Охотничьи Угодья и по старому бревенчатому мостку через ручей. Итак, после всего того, что произошло, Гильберт все-таки не собирался провести последний перед отъездом вечер вместе с Руби Джиллис.

– Вы выглядите усталой, Энни – заметил он.

– Да, я устала, Гил! Более того, я вне себя от ярости! Чувствую себя усталой оттого, что целый день провозилась с чемоданом, укладывая в него вещи. К тому же, пришлось заниматься шитьем. А тут еще явились с прощальными визитами шесть дам, и каждая норовила сказануть что-нибудь эдакое, чтобы «подсластить» мне жизнь и сделать ее похожей на серое, унылое ноябрьское утро…»

– Злобные, старые кошки! – образно прокомментировал Гильберт.

«В том-то и дело, что нет, – серьезно возразила Энни. – Ведь если б они были такими, я пропустила бы их излияния мимо ушей. Но все они – милые, добрые по-матерински опекающие меня женщины. И любят свою Энни, а я отвечаю им взаимностью. Именно поэтому то, что они говорят или на что намекают, оказывает на меня подобное, порой нежелательное влияние. Они напрямую заявили, что это – сумасшествие ехать в Редмонд и учиться там на бакалавра искусств. Теперь меня мучит комплекс неполноценности… Миссис Питер Слоан вздыхала и говорила, что очень надеется, что я сумею закончить колледж и не подорвать при этом свое здоровье. И вдруг я увидела себя в роли «жертвы науки», в состоянии нервного истощения к концу третьего года обучения. Миссис Эбен Райт заметила, что это должно стоить целое состояние – провести целых четыре года в Редмонде. И мне действительно стало стыдно транжирить деньги Мариллы и мои собственные сбережения на подобные «капризы». Миссис Джаспер Белл выразила пожелание, чтобы колледж не испортил меня так, как портит некоторых людей. И я представила, как к концу четвертого года обучения в Редмонде стану совершенно невыносимым созданием-всезнайкой, взирающей свысока на все и вся в Эвонли. Миссис Элиша Райт сказала, что редмондские девицы, – особенно те, которые живут в Кингспорте, – такие стильные и высокомерные. Понятно, среди них я буду чувствовать себя словно не в своей тарелке. И я представила себя, униженную и оскорбленную деревенскую девчонку, пробирающуюся через классические залы Редмонда в убогой одежонке и сапогах, подбитых медными гвоздями…»

Энни остановилась, смущенно вздыхая. Ее чувствительная натура болезненно воспринимала малейшее неодобрение, пусть даже оно исходило со стороны тех, о ком она была не особо высокого мнения. Энни, чьи амбиции вдруг разом улетучились, напоминала сама себе свечу, которую задули. Жизнь показалась ей пресной и безынтересной.

– Вам не следует никого слушать, – запротестовал Гильберт. – Хотя они и «милые кумушки», но с узкими взглядами на жизнь. Вы и сами это прекрасно знаете! То, что они никогда не делали в жизни, с их точки зрения следует предать анафеме. Вы – первая девушка из Эвонли, стремящаяся получить образование в колледже. А вам известно, что в их глазах все пионеры – почти такие же, как лунатики, то есть «с приветом»…

– Я знаю. Но одно дело – знать и совсем другое – чувствовать! Здравый смысл подсказывает мне, что все это – чепуха, но в данной ситуации он не срабатывает. Эмоции преобладают над разумом. В самом деле, когда я проводила Элишу Райт, в расстроенных чувствах мне толком не удалось собрать чемодан!

– Просто вы и в самом деле устали, Энни. Выкиньте весь этот вздор из головы и пойдемте-ка лучше прогуляемся вместе! Побродим по лесу по той стороне болота, и я вам кое-что покажу, если это чудо все еще там!

– Если? Так вы что же, толком не знаете там оно или нет?

– Увы, не знаю. Оно должно быть там, исходя из того, что я видел весной. Идемте же! Представим, что мы снова дети, и побежим дорогой, которую покажет нам ветер!

И они весело выбежали из дома. Энни, вспоминая разочарование прошлого вечера, была очень мила с Гильбертом; а тот, в свою очередь усвоив урок, и не заикался о чем-либо, кроме доброй старой дружбы школьных лет. Миссис Линд и Марилла наблюдали за ними из кухонного окна.

– Они когда-нибудь станут хорошей парой, – с одобрением заметила миссис Линд. Марилла при этом слегка вздрогнула. В душе она очень ждала, когда это произойдет, но обсуждать подобное в обычной светской болтовне с миссис Линд ей не хотелось.

– Пока они еще дети, – коротко сказала она.

Миссис Линд добродушно рассмеялась.

– Энни восемнадцать! – возразила она. – В этом возрасте я уже стала женой! Скажу я вам, Марилла, мы, старики, вечно считаем своих детей маленькими. Энни – молодая женщина, а Гильберт – славный парень и, как видно невооруженным глазом, по уши в нее влюблен! Лучшего воздыхателя у нашей Энни и не будет! Надеюсь, она не забьет себе голову всякой романтической чепухой в Редмонде! Не одобряю я это совместное обучение лиц обоего пола! И никогда не одобряла, так-то вот!

И миссис Линд торжественно подвела резюме:

– Студенты в этих колледжах вряд ли занимаются еще чем-нибудь помимо флирта!

– А как же официальные занятия? Должны же студенты хоть чуть-чуть учиться! – с улыбкой возразила Марилла.

– Только самую малость, – фыркнула Рейчел Линд. – Но я думаю, сказанное не относится к Энни. Она ведь никогда не была кокеткой! Но вот Гильберта девчонка явно недооценивает! Знаю я этих девиц! Чарли Слоан тоже без ума от нее, но за последнего я бы не посоветовала ей выходить. Конечно, все Слоаны – порядочные, честные и уважаемые люди. Но когда все дела переделаны, они становятся Слоанами, и этим все сказано!..

Марилла кивнула. Стороннему наблюдателю утверждение, что Слоаны есть Слоаны, не дало бы пищи для размышлений и, возможно, показалось бы абсурдным. Но Марилла все поняла. В каждом поселке есть такая семья: хорошие, честные, добропорядочные люди, которые, тем не менее, всегда остаются СЛОАНАМИ, независимо от того, говорят они на человеческом или на ангельском языках.

А Гильберт с Энни пребывали в счастливом неведении относительно того, что их будущее было уже заранее решено миссис Рейчел… Они спокойно прогуливались среди теней в Охотничьих Угодьях. Вдали холмы, по склонам которых расположились поля, купались в янтарных лучах закатного солнца; небо было местами бледно-розовое, местами бледно-голубое. Ельник словно полыхал в лучах заката и, казалось, был сделан из бронзы. Длинные тени далеких елей как бы служили границей лугов на высоких холмах. Вокруг них ветерок играл еловыми веточками; он нес с собою дыхание осени.

– В этих лесных «угодьях» и впрямь можно теперь поохотиться – за старыми воспоминаниями! – сказала Энни, наклоняясь, чтобы сорвать папоротник, покрытый белым инеем, точно восковым налетом. – Мне все кажется, что две маленькие девочки, Диана и Энни Ширли, до сих пор играют здесь, в Охотничьих Угодьях, и сидят в сумерках у Потока Дриады в ожидании привидений… А знаете, у меня и теперь мурашки бегут по коже, когда приходится идти по этой тропинке после наступления темноты! Особенно один созданный нами образ – фантомчик убиенного малыша – внушает мне страх и ужас. Он подкрадывается сзади и кладет холодные пальчики на вашу руку… Когда я прохожу здесь в сумерках, никак не могу избавиться от ощущения, что он где-то рядом и преследует меня. Не боюсь ни Даму в белом, ни человека без головы, ни скелетов! Но лучше бы наша фантазия никогда не создавала этот фантом! Марилла с миссис Берри просто встали в позу, когда узнали об Охотничьих Угодьях! – засмеявшись, завершила Энни экскурс в историю.

Через лес, к болоту, пролегли многочисленные просеки, усыпанные багряной листвой. Между деревьев дрожали на ветру паутинки. Миновав плантацию близко посаженных друг к другу, покрытых шишками елей и солнечную долину с кленами вдалеке, они нашли, наконец, то чудо, о котором говорил Гильберт.

– Ну вот, мы и пришли, – удовлетворенно молвил он.

– Яблонька! Прямо здесь! – в восторге воскликнула Энни.

– Да, настоящая плодоносная яблонька здесь, среди сосен и берез за милю от садов! В один прекрасный день я проходил мимо этого места и обнаружил здесь это чудо. Это было весной, и дерево стояло все в белых цветах. И я решил, что вернусь сюда осенью, когда созреют яблоки. Смотрите, сколько их! Они достаточно хороши, такого же цвет, как и коричные, но только еще более румяные. Обычно на диких яблонях яблоки зеленые и невкусные.

– Наверное, она выросла из чудом занесенного сюда семечка, – мечтательно молвила Энни. – И чудом прижилась, выросла и стала такой красавицей среди всего чужого! Какая молодец! Да, вне всякого сомнения перед нами – чудо!

– Там, на поваленном дереве, мох словно подушка… Отдохните, Энни! Представьте, что это ваш лесной трон! А я вскарабкаюсь на яблоню, чтобы сорвать несколько яблок. Высоко растут! Лучше было бы прийти сюда засветло.

Яблоки действительно оказались превосходными. Под тонкой коричневой кожицей белела мякоть с едва различимыми красными прожилками. Помимо отменного вкуса, для них был характерен еще и особый аромат, которого лишены обычные, садовые яблоки.

– Едва ли райское яблоко было таким соблазнительным, – облизнулась Энни. – Но… не пора ли нам по домам? Послушайте, еще три минуты тому назад смеркалось, а теперь все в лунном свете! Жаль, что мы пропустили переходный момент. Но, думаю, подобное заметить практически невозможно.

– Давайте пойдем обратно вокруг болота и по Аллее Влюбленных! Вы все так же сердитесь, Энни, как тогда, когда мы выходили из дома?

– Теперь нет, конечно. Эти яблоки – словно манна небесная для страждущей души… Кажется, я полюблю Редмонд и проведу в нем четыре прекрасных года.

– А когда они пролетят, тогда что?

– А это уже – новый поворот дороги, – улыбнулась Энни. – Не знаю, что там за ним. Лучше и не знать!