Книга: Штиллер - Макс Фриш

Можно рассказать обо всем, только не о своей доподлинной жизни, – эта невозможность обрекает нас оставаться такими, какими видят и воспринимают нас окружающие – те, что утверждают, будто знают меня, те, что зовутся моими друзьями. Они никогда не позволят мне перевоплотиться, а чудо – то, о чем я не могу поведать, несказанное и недоказуемое, – они высмеют, лишь бы сказать: "Мы знаем тебя"

как может человек доказать, кто он в действительности? Доказать правду? Я не могу. Разве я знаю, кто я? Это самое страшное из всего, что я понял в предварительном заключении: не умею я выразить словами действительность

Уайт, как человек совершенно аморфен, его личность лишена индивидуальности, как бы утрачивает четких очертаний.

Я не их Штиллер! Чего они от меня хотят! – повторяет он – Я несчастный, пустой, ничтожный человек, у меня нет прошлой жизни, вообще нет никакой жизни. Зачем я им лгу? Все равно я останусь в своей пустоте, в своем ничтожестве, в своей действительности, ибо бегства нет и не может быть, а то, что они мне предлагают, – бегство; не свобода, а бегство в роль, Почему не оставляют они меня в покое!

Штиллер вынужден защищаться, отстаивать свое право быть Уайтом. Ему мало сокрытия правды; он должен еще и опровергать Штиллера в себе и вокруг себя. Там, в Америке, он отбросил Штиллера прочь, здесь – с ним сражается. Также сражается со своей прошлой родиной – Швейцарией, которую он беспощадно разоблачает. Он словно говорит словами героя Кортасара: «пусть не пытаются уверять, будто это я! Вот так! Все здесь фальшиво. Вот когда мне вернут мой дом и мою жизнь, тогда я обрету и свое истинное лицо» («Игра в классики»). Только, где его дом – он сам толком не знает. Адвокат поручает Уайту написать историю своей жизни: чем он занимался в Америке, – надеясь, что его выдаст незнание страны. Записки эти и составляют ткань романа. Герою нелегко дается пересказывание своей жизни, ему легче лгать. Это он и делает, когда посвящает тюремного надзирателя в свои гангстерские, ковбойские или любовные приключения в Мексике. Из записок мы узнаем, что в молодые годы Штиллер был участником гражданской войны в Испании на стороне республиканцев. Но там его ждала неудача: когда он должен был охранять сон своих боевых товарищей, неожиданно появились франкисты, а у него не хватило сил, отваги стрелять по людям в упор. И это стало главным внутренним поражением его жизни, источником нравственных терзаний. Помимо этого из записок мы узнаем, что он не сумел утвердить себя как семьянин и как скульптор. Его жена Юлика, как ему казалось, была препятствием к самоосуществлению. Их совместная жизнь представляла собой «одиночество вдвоем», бесконечным ожиданием со стороны обоих того, что другой изменится. Штиллер был ревнивым, неуверенным в себе человеком – «болезненный эгоцентрик», лжец, с кучей комплексов. Поведение Штиллера можно рассматривать как эксперимент: может ли человек вовсе обойтись без прошлого (как Петер Шлемиль у Шамиссо пытался обойтись без собственной тени). Однако фантомы прошлого обступают Штиллера и не дают ему упорствовать до конца в своем намерении.

Итого имеем, дневниковое повествование, частично состоящее из внутренних диалогов и самокопаний, а частично из фантазийных приключенческих историй, переносящих читателя из Швейцарии то в Мексику, то в Штаты. В эпизодах тут мелькает тот самый туберкулёзный Давос, знакомый по произведениям Ремарка. Кроме желающих раскрыть интригу Штиллер или не Штиллер, повествование может привлечь любителей покопаться в причинах не складывающихся семейных отношений у людей, склонных к самобичеванию и неспособных жить полноценной жизнью, отношений с хроническим отсутсвием взаимопонимания и осмысленного диалога.

В целом, было не скучно и даже местами любопытно помусолить тему отражения личности в окружении, задаться вопросом как быть если это отражение не устраивает?

Буду говорить от себя лично, так проще, уберите местоимение Он. Теперь буду - Я. -Но я - Уайт Они мне предлагают бегство; не свободу, а бегство в роль. Можно рассказать обо всем, только не о своей доподлинной жизни, - эта невозможность обрекает нас оставаться такими, какими видят и воспринимают нас окружающие – те, что утверждают, будто знают меня, те, что зовутся моими друзьями.

Если это Штиллер, то он достаточно откровенен, если Уайт, то ему приходится выдумывать эпизоды непрожитой жизни. Это трудно. Дважды трудно – и отрицать, и придумывать, чтобы не сбиться. Все зависит от того, что понимать под словом – жизнь. Трудно определить, отчего жизнь бывает настоящей. И что такое «настоящая» жизнь? Если жизнь не удалась по ряду причин, не проще ли ее потерять, поменять, спрятать от чужих и своих глаз, выбросить, привязать камень к этой жизни и в реку ее, в море, с обрыва. Пусть исчезнет, а самим выбрать, придумать другую.

Смертельно боюсь повторения! Повторение! А ведь я знаю, все зависит от того удастся ли перестать ждать своей жизни за пределами повторения, но по доброй воле сделать повторение своей жизнью, признав: да, это я…

Однажды он влюбился, пропавший Штиллер, в прекрасную балерину в костюме принца или пажа на балете Чайковского «Щелкунчик». Стремясь произвести впечатление на Юлику, он заявил, что эта музыка – мыльные пузыри, виртуозная импотенция, лимонад со световыми эффектами, сентиментальная безвкусица для стариков. Юлика считалась восходящим светилом. Она была странной, с пеленой из страха в глазах. Страх жил в ней. Мало-мальски опытный мужчина без труда догадался бы, что это очаровательное создание – ярко выраженный фригидный тип, и не питал бы напрасных надежд. Но, кто же спрашивает советов. Через год они поженились. И жизнь стала невыносимой. Каждый ждал чего-то иного друг от друга. И они оба стали жертвами. Он ждал иного от Юлики, она от него. Штиллер чувствовал опустошение, Юлика горечь и разочарование. Холод воцарился в доме. Непонимание и одиночество вдвоем.

Оставался один выход – проснуться! И каждый проснулся в своей жизни.

Очень странно-непредсказуемое произведение швейцарца Макса Фриша, которое, как кривое зеркало или разбитое зеркало, в которое нельзя смотреться, но очень хочется. Хочется докопаться до причин, которые выталкивают людей из обычной, пресыщенной, сытой жизни и пинками выгоняют их в другую жизнь. Если удастся. Неужели собственный нарциссизм, эгоизм и себялюбие являются импульсом к непредсказуемым поступкам – уместным или неуместным, но поступкам.

Доказать правду? Я не могу. Разве я знаю, кто я?

А вы для кого-нибудь кумир? Нет? Как скучно вы живете... Это же так волнительно знать, что кто-то облек свои самые смелые мечты в оболочку вашего образа. Это же такая честь быть оболочкой! Неважно, что иногда из нее предательски вытарчивает что-то свое, назло чужим ожиданиям и вам за это мстят и немедленно требуют привести в соответствие. Главное, быть кому-то нужным и интересным. Быть оболочкой это уже очень много.

А может быть, вы сами для себя кумир? Самый главный человек на земле, которому все остальные, второстепенные должны соответствовать. Все должно быть по-вашему. Не только люди, но и город, страна. Мир. Прочь глупые условности! Навязанные, буржуазные необходимости жить как положено. Ну тогда вы скоро устанете. Требовать принятия и снисхождения к собственному кумирству это вам не шутки. Когда невмоготу, есть замечательный выход - нет, не пересматривать что-то в себе, это же не солидно, тем более со склонностью к кумирству, можно всем сказать что вы это не вы, а совершенно другой человек. Нет человека - нет проблем. Были и сплыли.

Но от кумирства так просто не отделаешься, если есть к нему тяга. Все равно возникнут новые проблемы, в смысле, суть те же самые, но в новых декорациях. Ведь от себя же не убежишь. Куда бы не бежал, всегда берешь себя с собой! Особенно, если у вас есть такое замечательное качество как настойчивость. И тогда если вам повезло быть гражданином назойливой в опеке собственных граждан - страны Швейцарии, как у героя этой книги, у вас будет шанс за государственный счет написать тысячу страниц о том, как вы ищете себе кумира, нашли, обиделись, что он сопротивляется, и что из вас не делает кумира в ответном порядке, приходиться быть самому себе кумиром и про то что жить по правилам в правовом государстве с кумирскими замашками тоска смертная. Не развернуться душе!

Вся эта духовная распущенность происходит в Швейцарии. В тексте масса метких высказываний, которые хочется запомнить. Одного не пойму - что за тяга у авторов, пишущих на немецком языке, заниматься национальным самобичеванием? За что они так себя? От тоски смертной, наверное. И от чувства вины, что мир вокруг них идеален, а у них чувства все те же, как у пещерного человека. Вот что делает с людьми отсутствие необходимости бороться за свое выживание и не придавание значения страстям, бушующим в душе отдельно взятого человека, даже если он степенный швейцарец! Никто не застрахован от страстей. Даже люди с "усовершенствованным" мировоззрением, какими они себя считают. Даже те, кто возвел в кумирство благопристойность. Возводи не возводи, а оно это человечье, примитивное, так и прет... Еще и любовью зовется.

А эта книга очень добротна и хороша. Я не все, конечно же, поняла. В смысл последнего диалога вообще не въехала и до сих пор не понимаю, как это можно советовать читать в гимназиях. "Штиллер" - довольно интересное сочетание "Анны Карениной" с абсурдистами, политикой и наболевшим. Зная, что автор сам - швейцарец, очень странно было читать его критику собственного же народа - очень едко и зло. Вместе с тем, прием, когда мы можем взглянуть на все от лица героя и от другого наблюдателя оказывается очень хорош. Только поразительно, насколько сильно самоописание Штиллера различалось с описанием его женой, прокурором и другими.

Не буду оригинальной, если скажу, что книга эта - про гнет общества, про навязывание ролей, от которых человек, быть может, хочет отказаться, но не может. Допустим, вы через 10 лет приходите на вечер встречи выпускников, где вас начинают называть старым прозвищем и воспринимать точно так же, как в прыщавой юности, как будто не было этих 10 лет и все застыло. Неприятно, не правда ли? От этого хочется избавиться и не больше не приходить. Такое же происходит и с родственниками, бывшими знакомыми, коллегами... Со всеми, в общем. А что, если хочется от всего отказаться и заставить мир понять, что что-то сильно изменилось внутри вас? Изменить имя и уехать далеко-далеко. Только память у всех не сотрешь. Как показал пример Штиллера, это не всегда получается.

Молодого мужчину задерживают на швейцарской границе, так как опознают в нем пропавшего архитектора, бросившего туберкулезную жену одну в санатории. Этому человеку, пытающемуся откреститься от личины почти добропорядочного швейцарского архитектора, побывавшего на войне в Испании, старательно навязывают чужое имя и жизнь. "Абсурд!" - вы скажете. Действительно, так и есть. В ходе разбирательства и знакомства с людьми из жизни Штиллера мы понимаем, каким же все-таки уродом он был - изменял жене, изводил ее своими упреками, тяжелым характером и домогательствами, закатывал истерики, а потом вообще бросил. И вот этому спокойному и адекватному человеку в камере пытаются навязать все бремя прошлого какого-то Штиллера. И знаете, у них получилось. В этом и трагедия. этот новый человек принял старого Штиллера. Надеюсь, я не разобью чьих-то ожиданий, если скажу, что все закончилось плохо. И не только он один плохой в этом романе. все - несовершенны. Прокурор, его жена, жена Штиллера... Они все со своими проблемами.

В этом романе я не увидела человеческого взаимопонимания, гармонии общежития и внутренней гармоничности, свободы от норм, правил, традиций. Герой борется с ними, но проигрывает. Монолит старых традиций и установок сложно перебороть в одиночку, нужна поддержка. Здесь нужно вернуться к первому предложению абзаца, потому что даже в любви нет гармонии и взаимопонимания. В общем, все плохо.

Не ждите, что после романа у вас останется на душе теплое чувство. Только если вы надеретесь вместе со Штиллером напоследок. Чем больше проходит времени, тем больше мне нравится книга, а это верный признак качества.