Текст книги "Двойник"

Макс Аллан Коллиз
Двойник

I
Коммивояжер
13 июля 1934 г. – 23 июля 1934 г.

1

Кто-то должен был взорвать «пузырь» Салли Рэнд.

И выбор пал на меня. В конце концов, именно меня она наняла, чтобы выяснить правду о самопровозглашенном нефтяном миллионере из Оклахомы. Он сделал ей предложение в прошлую субботу вечером. А до этого был месяц цветов, подарков и ночных встреч, хотя только Бог знает, где Салли, занятая в разных шоу в клубе «Парамаунт», в театре «Чикаго» и, конечно, здесь, на Всемирной выставке под названием «Улицы Парижа», находила время для этого старика.

Ее пресс-агент попытался заставить поверить всех, кроме, пожалуй, жителей Чикаго, в то, что именно Салли воплотила в жизнь идею этой Всемирной выставки, будто старая выставка «Столетие прогресса» оставалась унылой дырой до тех пор, пока Салли не сбросила с себя штанишки и не пристроила сзади страусиные перья. Благодаря такому решительному шагу турникеты у входа на Выставку стали вертеться так же активно, как и «отцы» города в своих могилах.

Только все это было лишь желанным сном агента: помощь, оказанная Салли Рэнд устроителям Выставки, была ценной, но едва ли решающей. Всю осень, зиму и весну Чикаго наблюдал, как растут декоративные башни и шпили на восьмидесяти шести акрах земли вдоль озера, а летом уже весь город жадно рвался расстаться с проблемами настоящего и перенестись хоть на время в этот Город Завтрашнего Дня. И турникеты завертелись сразу же, но Салли была в этой кутерьме лишь одной из представительниц небольшой команды экзотических танцовщиц, которые помогали раздувать нынешний чикагский пожар[1]1
  Сравнение со знаменитым чикагским пожаром 1871 года, когда выгорел весь старый город.


[Закрыть].

Кроме обнаженных женщин на Выставке можно было увидеть многое. Например, как ткут шелковые чулки или же Библию Гуттенберга (и печатный станок, на котором она была отпечатана), или экспресс-лайнер через Ла-Манш, линию сборки автомобилей и даже то, что называется телевидением. Вам могли показать как сам миллион долларов (в «Федерал билдинг» под вооруженной охраной), так и бриллианты такой же стоимости (в главном выставочном здании, также охраняемом). Дети всех возрастов с удовольствием взирали на гипсовых динозавров Синклера Ойла, на деревню семинолов, где настоящие индейцы сражались с настоящими аллигаторами. Здесь были обложки «Тайм» и «Форчун» высотой в два этажа и термометр девятнадцатиэтажной высоты. Вам бы показали много больше, чем просто голую Салли Рэнд.

Нет, ничего плохого в том, чтобы видеть голую Салли Рэнд, не было. Я побывал на ее шоу в прошлом году, когда Выставка только открылась, и, черт побери, на Салли действительно ничего не было. Ребята не врали. В этом году она обменяла свои перья на большой прозрачный баллон, назвав его «пузырем», и теперь он доводил ее наготу до немыслимого предела.

Я полагал, что большинство богатых представителей мужской части Чикаго побывали на шоу Салли еще во время недели открытия Выставки. Но для меня же это было первое посещение «Столетия прогресса». Хотя Выставка открылась месяц назад, я уже имел представление о шоу по своим прошлогодним впечатлениям.

Как и для многих жителей Чикаго, Выставка 1933 года для меня означала работу. Тысячи рабочих мест были созданы братьями Дэйвс – Руфусом Т., президентом Выставки, и его старшим братом генералом Чарльзом Г., бывшим вице-президентом Соединенных Штатов при Кулидже. Их считали тем мозговым центром, который стоял за организацией «Столетия прогресса». Можно говорить что угодно о братьях Дэйвс, обзывать их бизнесменами-банкирами, действовавшими в собственных интересах. Но благодаря им в наш Город Ветров[2]2
  Так в США называют Чикаго, в котором из-за озерного местоположения всегда дуют ветры.


[Закрыть] была накачана куча денег.

Владельцы отелей, ресторанов и театров использовали эту ситуацию – до Выставки большинство из них были на грани банкротства. Вновь открывшиеся ночные клубы и таверны, после того как в апреле 1933 года, в первое лето Выставки, пиво стало легальным, ломились от посетителей. «Сухой закон» задохнулся своим последним вздохом (он был отменен только несколько месяцев назад), и «Столетие прогресса», купаясь в пиве, стало празднованием наступающего лучшего «мокрого» завтра.

Конечно, большинство посетителей Выставки были иногородними. И в поток этих солидных граждан с ферм и деревень Среднего Запада влились карманники со всех концов Соединенных Штатов. Именно сюда заявился и я.

Я – Натан Геллер. Частный детектив, в прошлом – полицейский в штатском, специализировавшийся на поимке карманников. Учитывая мой опыт в прошлом, меня наняли для обучения частных полицейских, работающих на территории Выставки, искусству выявления и поимки карманников на месте преступления. И я занимался этим делом тогда все лето и осень, вплоть до закрытия Выставки в ноябре. За такую работу мне неплохо платили.

Нанял меня генерал Дэйвс, но вовсе не потому, что я был таким уж благопристойным гражданином. Просто мне удалось застать его врасплох. Но это уже другая история, и когда-нибудь она будет рассказана. В интересах нашего повествования достаточно будет сказать, что, рассчитавшись за мой труд в прошлом году, генерал Дэйвс не счел нужным вторично воспользоваться моими услугами.

Это, а также кое-какие прошлогодние неприятности, связанные с Выставкой, удерживали меня от нее подальше. Сейчас же в душный июльский полдень, когда я бродил по аллее Выставки, заполненной улыбающимися женщинами в летних ярких ситцевых платьях и шляпках с широкими полями, мужчинами в рубашках и соломенных шляпах, детьми в коротких штанишках, меня переполнило чувство ностальгии по этому месту. В свое время я был здесь с женщиной, которую любил. Все еще любил.

Но теперь она в Голливуде, а я – в Чикаго, почти безработный и полуголодный. И вот Салли Рэнд оказалась моей первой клиенткой за два последних месяца если не считать рутинную работу, которую я выполнял для одной фирмы розничной торговли, проверяя кредитные оценки и исследуя страховые претензии. Детективное агентство «А-1» (я) неплохо отработало свой первый год но, к несчастью, оно (я) оказалось в провале на второй год и существовало главным образом за счет средств накопленных ранее. Если мистер Рузвельт и выводил страну из Депрессии, то он начал не с Чикаго.

Итак, я снова оказался здесь, чувствуя себя довольно неуютно в своем легком белом костюме и панаме с широкими полями (память о работе во Флориде в прошлом году). Я бродил без дела по аллеям «Города Завтрашнего Дня», в тени двойных, подобных Эйфелевой, башен знаменитого Выставочного Колеса обозрения, где «корабли-ракеты» скользили над плоскими крышами павильонов. Одна из башен называлась Амос, другая Энди, но я их всегда путал. Сев в двухэтажный автобус, я занял плетеное кресло наверху в открытом салоне, где легкий ветер с озера разгонял надоевшую жару. Здесь, на Выставке, меня не покидало странное чувство, словно я превратился в свой собственный дух, преследующий себя самого... Я сошел на «Улицах Парижа», в которые можно было попасть, пройдя сквозь большой бело-красно-синий фасад, оформленный в виде парохода.

Внутри узкие «улицы» патрулировались ненастоящими жандармами. Уют создавали кафе на тротуарах с полосатыми навесами и маленькими круглыми столиками, стоявшими под большими цветастыми зонтами. В ларьках можно было купить парижские шляпы, изготовленные модистками с Норт-Сайд, и скетчи на самого себя, нарисованные древесным углем студентами из Тауер Таун в беретах и с приклеенными усами. Вдоль аллей рыскали торговцы каштанами, бродячие трубадуры и девушки, продающие букетики цветов. При этом вас не беспокоили ни навязчиво пристающие таксисты, ни проститутки. Плоские поверхности хрупких наружных стен были оклеены яркими завлекающими плакатами, а в открытом плавательном бассейне «Лидо» проходили бесплатные представления купающихся красоток, таких же симпатичных, как мисс Рэнд.

Но мисс Рэнд теперь была звездой (после своего прошлогоднего успеха здесь она снялась в Голливуде в фильме с Джорджем Рэфтом) и имела свое собственное ревю Кале де ла Пакс с танцующими девушками. Через полчаса у нее начинался дневной спектакль, поэтому вошел внутрь, назвал ее имя официанту, чей французский прозвучал как «сюда, мон сюэр»[3]3
  Игра слов: вместо «мой господин» (фр.) у него получилось «мой швец» (искаж. фр.-англ.).


[Закрыть]. Он усадил меня возле площадки-сцены за столик размером немногим больше почтовой марки.

Заведение было почти заполнено, большей частью парочками, причем, мужчины пытались спрятать ухмылки предвкушения, женщины делали смущенный вид, более из возбуждения, чем из любопытства. Между тем вентиляторы над головой и холодное пиво создавали в помещении прохладу.

Шоу проходило на танцевальной площадке, за ней на сцене ярусами сидели оркестранты в токсидо. Я выпил половину второго бокала пива, когда оркестр начал играть что-то неуловимо парижское. Лампы потускнели, и танцевальный круг заполнился девушками-блондинками в дымчатых одеждах, двигающихся по кругу в газовых платьях словно бездарные, но хорошо оплачиваемые Айседоры Дункан.

После того как девушки удалились и подсветка зала стала синей, на сцену выскользнула Салли в облегающем белом платье, с развевающимися длинными белокурыми локонами. Ее сопровождал огромный пузырь, похожий на воздушный шар, который, казалось, двигался сам по себе. Оркестр, сосредоточившись на своей музыке, играл «Лунную сонату» Бетховена. В этот момент белое платье Салли словно случайно стало постепенно сползать с плеч, обнажая грудь. И вскоре упало к ее ногам под возгласы одобрения зрителей. Она продолжала двигаться, «призывая» себя прозрачным шаром. Но когда оркестр перешел к вальсу Брамса, ее движения за шаром стали более откровенными. И вот наконец синий свет померк. Салли, нагая, с синющими словно у Годивы[4]4
  Жена английского графа, по легенде проехавшая обнаженной через Ковентри, чтобы освободить его граждан от уплаты непосильного налога.


[Закрыть] волосами, грациозно воздев руки вверх, подняла шар.

* * *

Когда я вошел в ее раздевалку за сценой, она сидела за подсвеченным большим полукруглым зеркалом, расчесывая свои не очень длинные светло-каштановые волосы. Парик из длинных белокурых волос украшал голову стоящего рядом манекена. На Салли был голубой шелковый халат, в зубах – шпильки для волос.

– Геллер, – сказала она, не вынимая шпилек изо рта и глядя на меня в зеркало, – я видела тебя возле площадки. Как тебе мое шоу?

– Очень понравилось. Я всегда любил классическую музыку.

Она положила на столик у зеркала щетку для волос и шпильки, повернулась и взглянула на меня. Открытая алогубая улыбка Салли казалась вполне искренней. У нее были самые длинные ресницы, которые я когда-либо встречал у женщин, а глаза – того же цвета, что и халат.

– Культурный любовник, да? – сказала она. – Снимите вашу шляпу и положите на стул. Мне нравится ваш белый костюм.

Я снял шляпу, подвинул стул.

– Я чувствую себя словно мороженщик...

– Так что ты разузнал для меня? Маленький электрический вентилятор вращался на столике слева, описывая круги и разгоняя воздух.

– Ваш любезный папашка, может быть, и золотоискатель...

Она несколько разочарованно взглянула на меня.

– Хм?

– Он и в самом деле занимается нефтью. Владеет бензоколонкой.

– Маленький лживый хорек.

– Эти тяжелые времена... когда-то у него была дюжина бензоколонок по всей Оклахоме, и он вполне преуспевал. Сейчас его дела похуже, немного хуже.

– Но он не делает двух грандов[5]5
  Гранд (огромный, великий и т. п.) – на амер. жаргоне тысяча долларов.


[Закрыть] в неделю, как «преданный Вам...»[6]6
  «Преданный Вам» – традиционная концовка писем.


[Закрыть]

– О! – сказал я, – не говорите такое человеку, которому вы платите десять баксов в час плюс расходы.

– Может, вы занимаетесь не тем бизнесом?

– Мне это уже говорили раньше. Но никто не предлагал два гранда, чтобы я прыгал вокруг на радостях своем праздничном костюме.

Она улыбнулась и наклонилась вперед, сложив руки, пои этом ее шелковый голубой халат слегка распахнулся, немного обнажив красивой формы небольшую грудь.

– Ты выглядишь весьма привлекательно в своем праздничном костюме, – заметила она. Я покачал головой и усмехнулся:

– Но я не стою двух грандов. Закурив, она предложила мне сигарету.

– Нет, спасибо. Никогда не имел этой привычки. Она пожала плечами.

– Это хорошо. Геллер, почему ты не заигрывал со мной?

Я не ожидал такого поворота, и мне потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

– Вы моя клиентка, – сказал я, – это было бы неэтично.

– Этика? В Чикаго? Думаю, ты понимаешь, что я нахожу тебя привлекательным. А в этом городе женщины выглядят куда хуже, чем Салли Рэнд.

– Понимаю.

Она выпустила кольцо дыма.

– Ты меня боишься?

– Почему... Потому что ты звезда? Я и раньше встречал знаменитостей.

– Ты спал с кем-нибудь из них?

– Только с Капоне. Он храпит.

Она рассмеялась, это был звонкий, очень женственный смех. Но у этой маленькой дамы, без сомнения, был сильный характер.

– Значит, мой миллионер ненастоящий, да? Ладно, легко приходит, легко уходит. В любом случае я не хотела бросать шоу-бизнес. – Она вздохнула и снова повернулась к зеркалу. – Сколько тебе лет. Геллер?

– Двадцать восемь.

Вентилятор на столике вращался, его лопасти разгоняли воздух.

– Мне почти тридцать, – сказала она. – Сколько еще времени я смогу снимать одежду, чтобы на это жить?

– Глядя на тебя, думаю, достаточно долго.

Она была обречена оставаться здесь, даже и не в шоу-бизнесе. Она могла бы стать разносчицей сигарет, девушкой в хоре, танцовщицей в ревю Гуса Эдвардса, статисткой в немом кино, девочкой-звездой в Голливуде, но уже сейчас ее звезда клонилась к закату. В двадцать восемь лет к Салли наконец пришел ежевечерний успех после четырнадцати лет работы в шоу-бизнесе.

Теперь она показывала свое тело из-за вентиляторов и пузырей, когда не была поглощена ухаживаниями, создававшими ей пикантную славу.

– Мое настоящее имя, как тебе известно, Элен, – сказала она, – Элен Бек. Но очень немногие так меня называют.

– Ты хочешь, чтобы я звал тебя Элен?

– Я думаю об этом, – она принялась расчесывать свои волосы. Белокурый парик на манекене немного колыхался под дуновением электровентилятора. – Ты знаешь, где я взяла свое имя?

– С перечня важных персон, публикуемых Рэнд Мак-Нелли?

– Вижу, что ты читаешь газеты.

– А кто не читает? Ты более известна, чем Первая Леди[7]7
  Традиционно в США так называют жену президента.


[Закрыть].

– И, черт возьми, гораздо лучше выгляжу.

– Да, но и я тоже.

Она повернулась, улыбнулась и взглянула на меня.

– Почему ты все еще здесь? – без злости спросила она.

– Я не знаю.

– Ты подумываешь, как бы за мной приударить?

– Может быть.

– Что изменило твои намерения?

– Ты больше не моя клиентка.

– И это меняет ситуацию?

– Не исключено.

Она встала, и халат соскользнул с плеч, открыв ее прекрасные груди. Она была еще напудрена, для сцены. От нее приятно пахло.

Приблизившись к ней, я поцеловал ее.

Это был милый поцелуй, но какой-то странный. Она посмотрела на меня печальными синими глазами сквозь длиннющие ресницы.

– Что случилось, Нат? Что не так?

– Ничего, – сказал я, отодвигаясь. – Может быть, мне лучше уйти?

– Это из-за той твоей актрисы.

– Ты... Ты знаешь о ней?

– Я много чего знаю. Она бросила тебя и отправилась в Голливуд. Ты ей ничего не должен.

– Мы все еще переписываемся.

– И ее письма согревают тебя ночью?

– Не слишком. Да и нужно ли в такую погоду?

– Может быть, нужно. Подойди и снова поцелуй меня.

Секунду подумав, я выполнил ее просьбу. На этот раз получилось лучше.

– Тебе нужна новая девушка, – сказала она, привлекая меня в свои объятия.

– Может, мне нужна новая актриса, – прошептал я в ее сладкую, пахнущую пудрой шею.

Она легко отстранилась, не выпуская меня из объятий. Ее глаза, улыбка были понимающими и очень нежными.

– Как и большинство актрис, я всего лишь девушка с фермы в Миссури, – сказала она. – Мы никакие не особенные. Мы только играем в особенных.

– Ш-ш... Элен.

Пол был жестковат, но нас выручил ее шелковый халат.

Теперь мне нужна была другая клиентка.

2

Он ждал у дверей моего офиса, держа шляпу в руке.

Офис находился в конце холла на четвертом этаже здания на углу улиц Ван-Барен и Плимут. Отсюда было рукой подать до первоклассного клуба «Стандарт». Но справедливости ради добавлю: отсюда так же близко располагалось несколько ночлежек для нищих. Чикаго – город без предубеждений, здесь соседствовали бездельники и банкиры, шлюхи и дебютантки, преступники и полицейские. Место нашлось для каждого. Только не спрашивайте, чтобы не расстроить меня, кто занимал помещения рядом с моим офисом.

Все здание заполнено мелкими бизнесменами, второсортными докторами и третьесортными юристами и возможно, одним первоклассным детективом, который безусловно, заслуживал лучшего соседства.

Поэтому если кто-то и преодолевал три этажа и ожидал у дверей моего офиса, так это был или налоговый инспектор, или судебный курьер, или потенциальный клиент. А я, следуя по коридору между деревянными или чаще всего стеклянными стенами офисов, чувствовал себя, словно рыба в аквариуме. Одновременно я пытался разглядеть посетителя и определить его намерения.

Меня ждал бледный блондин с темными усами, облаченный в безупречно сшитый коричневый костюм с галстуком-бантом коричневатого тона. В руках держал соломенную шляпу с шоколадного цвета лентой. У него был тонкий, длинный нос и серо-голубые глаза за крупными стеклами очков. Он выглядел вполне безобидно, а судя по тому, как стоял, чуть склонив голову, казался стеснительным и даже застенчивым. Так обычно выглядели либо клиенты, либо судебные курьеры. Для вас, наверное, не секрет, что судебные курьеры всегда стараются принять застенчивый вид.

А вдруг он все-таки окажется клиентом? Я подошел к нему.

– Мистер Геллер? – спросил он, улыбнувшись, отчего кожа на его лице напряглась у щек. Казалось, он никогда раньше не улыбался.

– Правильно, – ответил я, а он, пока я открывал дверь из толстого стекла, встал сбоку.

– Мне бы хотелось узнать, какие услуги вы предоставляете, – сказал он.

Я улыбнулся и сделал рукой приглашающий жест.

– Прошу, – и он, кивнув головой, вошел внутрь. Мой офис – большой, но в нем не было приемной, всего лишь одна большая светлая комната со стенами, оштукатуренными в кремовый цвет. Напротив двери стоял большой исцарапанный дубовый стол. Я немедленно открыл окна, чтобы впустить немного свежего воздуха. Из окон открывался вид на Эль[8]8
  Эль – местное название чикагской надземной железной дороги.


[Закрыть]. Кроме стола, мебели было немного – кожаная кушетка с заштопанными прорехами, деревянный шкафчик с картотекой, вешалка для шляп и справа, у стены – большой коричневый шкаф.

– Это кровать Мерфи[9]9
  Разновидность складной кровати (по фамилии изобретателя), выкидывалась на пол из ниши в стене.


[Закрыть]? – спросил мой клиент. Подвинув ему стул, я устроился напротив за столом.

– Да, как у Пинкертона. Мы работаем круглосуточно.

Он пожал плечами, слишком смущенный, чтобы поддерживать разговор.

– Просто я... удивился. Не часто встретишь кровать Мерфи в офисе.

– Я живу здесь, – пояснил я, снял пиджак, бросив его на стол, и отпустил галстук, закатывая рукава рубашки. Было очень жарко, и у меня, в отличие от Салли Рэнд, не было вентилятора. – Если хотите снять пиджак, будьте моим гостем, чувствуйте себя как дома.

Он отмахнулся от этого предложения, несмотря на обильный пот, выступивший у него на лбу, и, положив свою шляпу на край стола, недоверчиво спросил:

– Вы живете здесь?

– Стараюсь не афишировать этого, потому что подобное признание не производит на клиентов такого впечатления, какое произвело на вас. Но у меня есть соглашение с домовладельцем, что я буду жить в офисе в обмен на плату за помещение. Я здесь своего рода ночной сторож.

– Понимаю, – он сложил руки, скрестил ноги, явно размышляя, стоит ли воспользоваться моими услугами.

– Времена тяжелые, – сказал я.

Он бросил на меня отсутствующий взгляд.

– О да. Конечно. Я... Меня не волнует, что у вас нет...

– Секретарши или помощников. Или приличной мебели.

Он снова улыбнулся, но эта была, скорее всего, нервная гримаса. Лицо осталось недвижным, словно маска.

– Я небогат, поэтому не смог обратиться к кому-то, вроде... Пинкертона или Харгрейвса. Скажите, каковы ваши расценки, мистер Геллер?

– Десять долларов в день плюс расходы.

Он кивнул, потеребил ус, привычно проверил, как сидят очки на его носу.

– Это дорого для вас? – спросил я. – Заверяю, что я весьма квалифицированный специалист. Несколько лет работал в полиции Чикаго.

Он снова выдавил улыбку.

– Я ничего не имею против, мистер Геллер. Не имею ни малейшего представления, откуда взялась в нем эта внезапная, пусть и слабая, вспышка юмора, но короткий всплеск в его серо-голубых глазах исчез так же быстро, как и появился, он сказал:

– Я испытываю к вам полное доверие, мистер Геллер.

Такое признание меня буквально ошарашило.

– Почему? – спросил я.

– Ну... скажем так – вы были мне рекомендованы юристом.

– А почему это сделал ваш юрист?

– Я... хм... я не сказал, что это был мой юрист, мистер Геллер.

– Если я рекомендован вашим юристом, то мне хотелось бы знать его имя.

– Это важно?

– Если я не знаю его, начну размышлять, в чем тут дело. Извините меня, единственно, что я не могу позволить своим клиентам, так это быть уклончивыми в разговорах со мной. Я не могу делать для вас честную работу, если вы скрытны со мной.

– Мне посоветовал к вам обратиться Луи Пикет, – сказал он мягко.

– Луи Пикет? – удивился я.

Однажды я сделал работу для Пикета – оказав через него услугу одной фигуре в подпольном мире. Большинство дел Пикета было связано с уголовным законодательством, поэтому неудивительно, что он имел связи одновременно и с преступным миром, и с местными властями, различие между которыми почти не прослеживалось.

Пикет имел обширную и, по-видимому, в значительной степени частную практику. В конце концов, он был в прошлом городским прокурором, правда, при особенно коррумпированной администрации Большого Билла Томпсона. То, что перечень клиентов Пикета включал также грабителей банков и гангстеров, среди которых был Лео Броверс, осужденный убийца Джейка Лингла, только поднимало его авторитет.

– О'кей, – сказал я, все еще недоумевая. – А откуда вы знаете Пикета?

– Его как юриста мне рекомендовали мои наниматели.

– А кто ваши наниматели?

– Мне бы не хотелось вовлекать их... Они занимаются торговлей зерном и обслуживанием за пределами Гэри... – Он прочистил горло и добавил: – Индиана, – словно я не знал, где находится Гэри.

Ладно, это по крайней мере могло что-то прояснить: нельзя исключать контакты компании по торговле зерном с преступниками, которые в недавние бутлегерские времена могли вывести ее владельцев на Пикета. Это представлялось столь же невинным делом, как и внешний вид моего клиента.

Я достал из левого ящика стола желтый блокнот и приготовился записывать.

– Почему бы нам не начать с вашего имени, – предложил я.

– Говард, – сказал он, – Джон Говард.

– Прекрасно, мистер Говард. Так что же я могу для вас сделать?

Он выпрямился, сидя на стуле, и положил руки на колени.

– Мне это не просто изложить...

– Ведите себя так, словно я ваш юрист, мистер Говард. Что бы вы ни сообщили, останется конфиденциальным... Что-либо смущающее... все останется в этих стенах. Между нами. И какова бы ни была ваша проблема, Думаю, она не из тех, с чем бы мне не приходилось иметь Дело раньше. Словно доктор, я видел массу различных болезней.

– Я думаю, что моя жена обманывает меня. «Можно представить», – подумал я и сказал:

– Продолжайте.

– Я торговец, разъезжающий коммивояжер. Приходится разъезжать, продаю корма и зерно в магазины двух штатов. Поэтому большую часть времени я нахожусь в дороге, иногда неделями не бываю дома.

– Понимаю.

– И Полли... Полли всегда отличалась некоторым вольнодумством и независимым характером.

– Как давно вы женаты?

– Уже больше года. Несколько месяцев назад я получил новую территорию для сбыта продукции, это открывало передо мной большие возможности. Такого шанса я не мог упустить. Но только это означает... быть вне дома чаще, чем раньше. Ее, казалось, это не озаботило. Но мне хотелось, чтобы она проявила беспокойство. А на прошлой неделе я узнал, что она стала работать в кафе. Поступила на работу, даже не сказав мне. Я повздорил с ней из-за этого, спросил, почему она так поступает, разве я не зарабатываю хорошие деньги, разве не забочусь о ней? Но она ответила, что просто скучала и что девушка может зарабатывать и пользоваться своими собственными небольшими деньгами.

– У вас есть дети, мистер Говард?

– Нет. Пока нет. Я надеюсь, что...

– Понимаю. Разве это плохо, если ваша жена будет иметь работу, будет чем-то занята?

– Полагаю, что нет.

– В такие времена, как нынешние, иметь дополнительные деньги... Разве из-за этого стоит сердиться?

– Возможно, нет...

– Полагаю, что некоторые мужья радовались бы дополнительному доходу.

– Возможно...

– Если у вас нет других оснований для подозрений, я должен дать вам совет, несмотря на то, что не хотелось бы терять перспективного клиента, оставить все как есть.

Снаружи грохотала Эль. Он выглянул и посмотрел на нее, словно мир проходил мимо него. Я выждал, пока шум миновал, прежде чем вернуться к разговору.

Затем, когда в комнате снова наступила тишина, он взглянул на меня и сказал:

– Она должна была сказать мне.

– Что сказать?

– Что работает! Она должна была спросить меня.

– Вы имеете в виду, спросить вашего разрешения?

– Да, конечно! Я... я же муж, разве не так?

– Кто-то должен носить брюки, – сказал я, оставляя как мне казалось, сарказм при себе.

– Но это не главное, что меня расстроило. – Скажите, что еще. Он отвел глаза в сторону.

– Она работает под своей девичьей фамилией – Гамильтон.

Это выглядело забавным, но вовсе не зловещим.

–Она просто защищает свою независимость, – сказал я.

– Но она замужняя женщина!

– Замужние женщины имеют право поступать по-своему. Как бы то ни было, многие из них так полагают.

– Она может утверждать больше, чем свою независимость, – он говорил, едва шевеля губами.

– Вы думаете, что она встречается с другими мужчинами, да?

– Я прошу, чтобы именно это вы выяснили.

– У вас нет иных причин подозревать жену в неверности, кроме той, что она использовала девичью фамилию, чтобы получить работу?

– Есть другие причины.

– Да?

Он тяжело вздохнул, снова взглянул на Эль.

– Это личное.

– Заработать рога – это тоже личное дело, мистер Говард. Убедите меня, что я не буду впустую тратить ваши деньги, принявшись за эту работу.

– Это как она... Как она ведет себя... в постели.

– Вы хотите сказать, холодно?

Он очень печально посмотрел на меня своими серо-голубыми глазами.

– Вовсе нет. Совершенно наоборот.

– И что в этом плохого? Мне бы проблемы этого парня.

– Она делает вещи, которым я ее не учил.

– Ох! Может, она обладает воображением, может, e нее есть подруга, которая поделилась с нею некоторыми секретами.

– Или прочитала сексуальные наставления. Или обладала до нашего брака большим опытом, чем поначалу проявляла. Да. Я думал над этим. Но она очень усерднав постели, словно старается увести любые подозрения, какие у меня могут возникнуть. Кроме того, муж чувствует, когда его жена неверна, разве вы этого не знаете? В действительности я знал много случаев прямо противоположных, но к чему спорить, чтобы потерять деньги?

– Я буду рад разобраться с этим, мистер Говард. С одной только целью – успокоить вас. Я склонен думать, что ваша жена верна вам по-прежнему.

– Молюсь, чтобы вы оказались правы, мистер Геллер.

Он сообщил мне необходимые данные – адрес кафе, 1209 1/2 Вест Вильсон-авеню. Это в районе, известном под названием Аптаун[10]10
  Верхний город.


[Закрыть], он так назывался, потому что там кончалась Эль. И адрес их квартиры в «Мельден Плаза Отель», в нескольких кварталах от того заведения, в котором она сейчас работала.

Он также оставил мне ее моментальную фотографию: хорошенькая, с щечками яблочком девушка, которая казалась прямо-таки олицетворением невинности. Я в свою очередь дал ему также несколько разъяснений – заверил, что буду следовать за его женой, как тень, так что она ничего не заметит. Если обнаружу, что она имеет любовника или любовников, не пойду на прямой конфликт. Он не хотел такого рода осложнений или замешательства, определенно не хотел. Я заверил его также, что его жена и любой любовник не будут знать, что я нахожусь рядом. Такова была моя работа. Он не хотел никаких фотографий, не выискивал доказательств в целях получения развода.

– Я только хочу знать правду, мистер Геллер.

– Это редкий товар, мистер Говард, а тем более в Чикаго, – сказал я.

Я попросил у него двадцать пять долларов задатка. и он, поднявшись со стула, вынул из неплохо набитого бумажника пять десяток.

– Поскольку я буду находиться в поездке и вы не сможете связаться со мной, – сказал он, выкладывая пять кредиток на стол, словно игрок в покер, – предпочитаю заплатить вам сейчас за полную недельную работу.

Я, конечно, не возражал.

– Прекрасно. Но если на это потребуется больше, чем неделя...

– работайте. Я скоро свяжусь с вами. С прощальной безрадостной, натянутой улыбкой он протянул мне руку, и я, стоя за столом, пожал ее. – Ценю вашу помощь, мистер Геллер.

– Я надеюсь, что смогубыть полезным, доказав, что у вас хорошая, преданная, любящая жена.

– Молюсь об этом, – сказал он, – молюсь. Потом он ушел, а я, положив деньги в карман, стал размышлять, где раньше мне приходилось видеть эту изображенную на снимке хорошенькую девушку со щечками яблочком.