Текст книги "Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба"

– Янтарь и воск. – Карл отложил кисти и полез в карман за трубкой. – Да, смысла нет, и дело не в том, что я его боюсь.

– Не сомневаюсь. – Теперь Гавриель отошел на шаг назад. – Это вы командовали опорным полком при Лидере? Кстати, первый раз вижу такой странный контраст. Это мискит и горная зелень?

– Да, – кивнул Карл, закуривая. – Мискит и малахитовая зелень. Так работали старые мастера на побережье.

– Иеремия Диш? – Гавриель тоже достал трубку. – А где же обещанное вино?

– Будет, – усмехнулся Карл и несколько раз хлопнул в ладоши. – Откуда вам известно про Лидер?

– Слухами земля полнится, – улыбнулся маршал и неожиданно поднял бровь, увидев мальчишку, принесшего вино и стаканы. – Однако.

– Спасибо, Эф, – кивнул Карл, принимая у своего слуги кувшин. – Иди.

– Славный мальчик. – Гавриель проводил Эфа долгим взглядом и повернулся к Карлу. – И услужливый.

– Но вы ведь не это хотели сказать, не правда ли? – Карл смотрел Гавриелю в глаза. – Он вам понравился.

– Да, – серьезно ответил Гавриель.

– Берите, – кивнул Карл. – С вами ему будет лучше, чем со мной. И денежнее.

– Не обижу, – буркнул Гавриель и закурил. – А вы, оказывается, проницательный человек.

– Мы оба художники, – пожал плечами Карл.

– Я поговорю с Гектором, – сказал Гавриель, снова поворачиваясь к злополучному портрету. – Но услуга за услугу.

– А мальчика вам не довольно? – поднял бровь Карл.

– Мальчик – это любезность, а услуга… – Гавриель сделал паузу, как бы размышляя, какой пример привести. – Вот если бы я пригласил вас…

– Браво! – улыбнулся Карл. – Но ведь не пригласите?

– Нет, – покачал головой Гавриель. – Нет, но что-то другое – обязательно.

– Дайте мне угадать. – Карл разлил вино и протянул Гавриелю стакан. – Яр решил идти на юг?

– Решил, – кивнул Гавриель и отпил немного вина. – Хорошее вино, но, на мой вкус, слишком крепкое.

– Армию возглавите вы. – Карл не спрашивал, он рассуждал вслух. Ведь было очевидно, что, реши император вести армию сам, он не стал бы вызывать в ставку маршала Гавриеля. – А я, стало быть, получу Левую Руку?

– Я рад, что в вас не ошибся, – улыбнулся Гавриель. – Так как?

– Снова война, – скептически прищурился Карл. – А я только-только стал приходить в себя.

– Я тоже люблю живопись больше войны, но такова наша судьба, Карл. – Гавриель отпил из стакана и ухмыльнулся. – Когда вы вели колонну через Драконье Крыло, много вы думали о красках и кистях?

Он снова посмотрел на полотно.

– А она и в самом деле красавица. – Гавриель показал зубы в широкой улыбке. – И притом первостатейная шлюха. А вы, Карл, гений. Выпьем за это!

5

Стук в дверь отвлек Карла от воспоминаний. С сожалением положив на стол портрет Галины Нерис, он прислушался к шуму, раздававшемуся внизу. В его дверь стучал нетерпеливый и властный человек, привыкший, что все делается только так, как желает этого он сам, и так быстро, как ему хочется.

Ну-ну, усмехнулся Карл, если ты тот, о ком я думаю, то тебе полезно немного подождать. Смирение – сестра истинного величия. Глупая фраза, но к данному случаю подойдет.

Карл взял со стола стакан бренди, о котором совершенно забыл, сделал глоток-другой и только после этого пошел открывать дверь, по-прежнему сжимая стакан в левой руке.

«А в правую можно взять трубку, или это будет уже лишнее?» – подумал он, отодвигая засов.

– Ты уверен, что это был оборотень? – спросил прямо с порога Игнатий Кузнец.

Выглядел он скверно, усох как-то, потемнел, но глаза его смотрели живо, и в этих глазах плескалось так много разнообразных чувств, что разобраться в этом хаосе было невозможно. Кузнец не поздоровался и не потратил ни одной лишней секунды на принятые среди людей формулы вежливости.

– Ты уверен, что это был оборотень? – спросил он и вперил в Карла свой взгляд из-под бровей.

– А кто? – в свою очередь спросил Карл, стоящий в дверях, и с сожалением покачал головой: – Нет, Игнатий, не томи меня, пожалуйста! Говори сразу, если знаешь, кто еще может оторвать руку гвардейцу Кузнецу или разорвать ему грудь.

– Значит, оборотень. – В голосе Игнатия явственно звучали тоскливые нотки. Не страх, не гнев, а тоска.

– Вот и я тоже так подумал, – серьезно кивнул Карл. – Как увидел твоих людей, Игнатий, так и подумал.

– Но почему он пришел к тебе?

Игнатий игнорировал уже второе упоминание о своих гвардейцах. По-видимому, существовали вещи, гораздо более важные для Великого Мастера, чем убитые в доме Карла гвардейцы. Или он был так уверен в Карле?

– Но почему он пришел к тебе?

Хороший вопрос, знать бы еще на него ответ.

– Может быть, потому что здесь были твои гвардейцы? – Карл ответил по наитию, но, кажется, опять попал в невидимую ему цель. Услышав слова Карла, Игнатий посмотрел на него с выражением полнейшего ужаса. Теперь его проняло.

– Я их не посылал, Карл, – сказал он враз охрипшим голосом. – Ты же знаешь!

– Я знаю, – кивнул Карл. – Но оборотень-то мог об этом и не знать.

– Я их не посылал, – повторил Игнатий. – Мое слово!

– Твое слово, – кивнул Карл. – Они просто проходили мимо.

– Они пришли за твоей женщиной, – нехотя признался старик.

– Ты их не посылал, – согласился Карл, – но они пришли за моей женщиной… Ты уже не Великий Мастер, Игнатий?

– Я приношу официальные извинения, – тяжело вздохнув, сказал Игнатий. – От себя лично и от имени Семьи Кузнецов. Виновные будут наказаны, а ты имеешь право требовать пеню.

– Пеня… – задумчиво произнес Карл, как если бы не был уверен в правильном понимании этого слова. – Пеня. Ты предлагаешь мне выкуп за свой позор. Я правильно тебя понял, Игнатий?

– Правильно, неправильно, – буркнул старик. – Хочешь меня обидеть? Твое право. Пусть будет выкуп.

– Что же мне у тебя попросить? – спросил Карл. – Деньги мне не нужны. Но вот, говорят, ты собираешь игорные кости… Это так?

– Да, – кивнул Игнатий, сразу насторожившийся при упоминании о костях.

– А еще я слышал, – продолжил Карл, как ни в чем не бывало, – что у тебя есть набор из шести первых камней.

– Кто это тебе сказал? – Старик снова занервничал, но теперь его волнение было явно связано с костями.

И это Великий Мастер? Карл был разочарован. Человек, чувства которого можно было читать, как раскрытую книгу, не мог, по его мнению, претендовать на первые роли, а уж в магическом клане – тем более.

– Какая разница, кто мне сказал? – пожал он плечами. – Я тебя спросил, есть у тебя такие кости или нет?

– Нет, – отрезал Игнатий.

– Что означает твое «нет»? – уточнил Карл.

– Что их у меня нет, – ответил Игнатий.

– И не было? – спросил Карл.

– Были, – нехотя согласился Игнатий. – Но я их подарил.

– Хороший подарок, – уважительно признал Карл.

– Я не собираюсь обсуждать свои дела, – твердо заявил старик и гневно посмотрел на Карла.

Не расскажет, признал Карл. А жаль. Было бы любопытно узнать, кто обладает такой властью, чтобы получить в подарок набор костей, которым нет цены. Впрочем, те ли это кости?

– Не хочешь обсуждать, – сказал он примирительно, – не будем. Ты все равно уже почти заплатил свою пеню.

Он увидел удивление на лице Игнатия и удовлетворенно усмехнулся в душе.

– Ответь мне только на один вопрос – и мы в расчете, – сказал Карл. – Какие они?

– В каком смысле? – не понял его вопроса Игнатий.

– В прямом, – уточнил свой вопрос Карл. – Расскажи, как они выглядят, и мы в расчете.

– Выглядят? – Игнатий снова занервничал, но, видимо, решил, что проще ответить. – Бриллиант, рубин, сапфир, изумруд, золотистый топаз и аметист. Все огранены одинаково, в форме куба. Что еще?

– Размер, гравировка? – спросил Карл равнодушным тоном.

– Длина грани восемь частей сантиметра, – ответил, секунду подумав, Игнатий. – Вместо фигур выгравированы буквы трейского алфавита в числовом значении. Еще что-нибудь?

– Нет, – сказал Карл. – Это все. Теперь я хотел бы услышать о наказании виновных.

– Они будут наказаны, – повторил Игнатий.

– Игнатий, – холодно улыбнулся Карл, – тот, кто послал в мой дом гвардейцев, – труп.

Он специально выделил интонацией слово «мой», чтобы у Великого Мастера не было никаких сомнений относительно того, о чем они говорят.

– А не много ли ты просишь? – зло прошипел старик.

– Я не прошу, – объяснил Карл с любезной улыбкой.

– А я тебе, Карл, уже говорил, – голос у Игнатия пропал вовсе, и он не говорил, а шипел, – я не твой, и приказывать ты мне не можешь!

– А разве я тебе приказываю? – притворно удивился Карл. – Я тебя, кстати, и не звал. Ты сам пришел.

– Тогда что ты мне только что сказал?

– Я сказал, – спокойно объяснил Карл, – что кто-то послал в мой дом твоих гвардейцев. Ты сказал, что этот «кто-то» будет наказан. Я уточнил, что за это преступление есть только одно наказание – смерть. Ты отказался казнить преступника и, следовательно, принял всю ответственность на себя. Я правильно излагаю ход нашего разговора?

– Но я их не посылал! – Лицо Игнатия начало наливаться дурной кровью. – Ты же знаешь!

– Это неважно, что я знаю, – покачал головой Карл. – Ты принял ответственность на себя – и, значит, это ты послал гвардейцев в мой дом.

– Я не могу казнить Яна! – Теперь слово было произнесено.

– И поэтому хочешь, чтобы это сделал я? – Карл сказал это таким холодным тоном, что старик даже отшатнулся.

– Я… – начал он.

– Молчи, Игнатий, и слушай. – Карла разговор утомил, но делать нечего. С паршивой свиньи хоть шерсти клок, не так ли? – Выкупи меч Яна и уходи.

– Сколько? – спросил Игнатий.

– Девять тысяч, – ответил Карл.

– И мы будем квиты? – Старик еще не верил, что все может устроиться к лучшему.

– Вполне, – с иронией в голосе подтвердил Карл.

– А как же Ян? – Игнатий не хотел оставлять недомолвок.

– У Яна своя судьба, – пожал плечами Карл. – Меня он больше не интересует.

– Хорошо. – Голос вернулся к Игнатию, и цвет его лица тоже стал меняться к лучшему. – Сегодня к вечеру деньги будут у тебя.

– Нет, – сказал Карл. – Деньги мне не нужны. Твой человек принесет мне векселя Воробьев.

– Хорошо, – сейчас Игнатий готов был на любые условия. – Вечером к тебе придет мой человек и передаст векселя Воробьев на девять тысяч золотых марок, а ты…

– А я передам ему закладное письмо, – закончил за него Карл.

– Во сколько ты его оценил? – спросил Игнатий.

– Тысяча триста марок, – ответил Карл.

– И еще девять тысяч тебе, – покачал головой Великий Мастер. – Не дорого будет?

– Ты торгуешься? – удивился Карл. – Не надо, Игнатий. Это хорошая сделка. Ты потом поймешь.

Игнатий недоверчиво посмотрел на Карла, но ничего не сказал. Он молча повернулся к нему спиной и пошел прочь. С нескольких сторон к нему тут же подошли люди в красных плащах, до этого терпеливо подпиравшие стены в отдалении, и, взяв Великого Мастера в кольцо, пошли вместе с ним.

Карл проводил Великого Мастера взглядом и закрыл дверь. В течение всего разговора он так и не переступил порог своего дома.

Допив бренди, он поднялся наверх, заглянул к Деборе, увидел, что никаких решительных изменений в ее состоянии не произошло, постоял минуту – больше он себе просто не позволил – рядом с кроватью, любуясь лицом спящей женщины, и тихо ушел, вернувшись в мастерскую. Он постоял у стола, перелистывая книги, но все, что ему сейчас было интересно, он уже знал. Закрыв книгу о славных мечах, Карл вернулся на свой стул, раскурил трубку и снова посмотрел на рисунки, разложенные на столе.

«Нерис, – напомнил он себе. – Я думал о Нерисе. Когда ко мне пришел Гавриель, я думал о муже Галины».

Нерис

Уже совсем стемнело, когда кто-то аккуратно постучал в дверь. Карл отставил картон с наброском к портрету маршала Гавриеля и пошел посмотреть, кого принесла нелегкая в столь поздний час. Оказалось, что приближающаяся ночь привела к нему неожиданных гостей. На пороге дома стоял сам Гавриель, а рядом с ним мрачный, как демон воздаяния, Гектор Нерис.

– Принимаете гостей, мастер? – любезно спросил Гавриель.

– Такие гости, как вы, милорд, могут войти и без приглашения, – улыбнулся Карл. – Рад вас видеть снова, Гавриель. Доброй ночи, Гектор. Проходите, пожалуйста.

Гости вошли, и Гектор Нерис поставил на угол заваленного красками, кистями и набросками стола принесенный с собой кувшин. Кувшин был высокий, узкогорлый, запечатанный сургучом с оттиском в виде виноградной грозди. Так запечатывали только виноградную водку из Моски, крепкую, как жидкий огонь, ароматную, как поцелуй феи цветов, и страшно дорогую. Такой кувшин, например, должен был стоить никакие меньше, чем два золотых империала.

– Однако, – голос Гавриеля выражал удивление, смешанное с восхищением, – когда вы успели?

Карл обернулся и увидел, что маршал стоит перед картоном, закрепленным на трехногой подставке.

– Это всего лишь набросок, – объяснил Карл.

– Да, – согласился Гавриель, по-прежнему рассматривающий рисунок. – Но мы едва знакомы, и я вам не позировал… Это поразительно! Посмотри, Гектор!

Нерис тоже подошел к станку и посмотрел на картон.

– Похож, – согласился он и, повернувшись к Карлу, смерил его тяжелым взглядом. – Где она?

– Я не думаю, что это хорошая идея, – покачал головой Карл. – Портрет не удался. Я напишу другой.

– Покажите ему, – мягко сказал Гавриель, тоже поворачиваясь к Карлу. – Я Гектору уже все объяснил. Он понимает.

– Ой ли? – сказал Карл, но в душе согласился, что в холодную воду лучше прыгать сразу, чем входить постепенно.

Он подошел к другому мольберту и снял простыню. Галина, как будто только ожидавшая этого момента, сразу же улыбнулась ему самой обольстительной улыбкой в империи. Карл даже поежился, представив реакцию Гектора, хотя и был не из пугливых. Но Нерис молчал. Прошла минута, две. Никто из присутствующих – ни Карл, ни Гавриель – не решался нарушить повисшее в комнате молчание.

Скрипнули половицы под тяжелыми сапогами кондотьера, и Гектор подошел к портрету почти вплотную.

– Ты гений, – сказал наконец Нерис и, повернувшись всем телом, посмотрел на Карла. – А она красавица, ведь так?

– Так, – кивнул Карл, ожидавший продолжения.

– Ты увидел то, что есть. – Голос Нериса был ровен, из него почти исчезли эмоции, и только глаза кондотьера выражали ту бурю чувств, которая бушевала сейчас в его душе. – Правда, – сказал Гектор, – что есть правда? Правда жизни – это кровь и пот, и грязь под ногами солдат, и еще такое, о чем не следует помнить, если не хочешь сойти с ума. И не надо, не надо помнить, все равно нам все это напомнят, когда придет час воздаяния. Ты понимаешь меня, Карл?

– Вероятно, да, – кивнул Карл. – Есть в жизни такое, о чем лучше не знать. Ну а коли узнал, надо побыстрее забыть.

– Вот об этом я и толкую, – грустно улыбнулся Гектор. – Что с того, что она спит с каждым сопляком, который решится залезть ей под юбки? Что с того, Карл, если в ее объятиях я чувствую себя счастливейшим из смертных?

Гектор покачал головой.

– Выставляй портрет, Карл, и ничего не бойся. – Гектор смотрел Карлу прямо в глаза. – Смех, как и брань, на вороте не виснет, а тех, кто будет слишком весел, я заставлю плакать кровью. Галина красавица, и я ее люблю.

6

Трубка погасла. Карл хотел набить ее снова, и тут его взгляд упал на потертый пергамент письма, полученного накануне вечером.

«Ну да, – согласился он, – вполне логично. Ведь Людо тоже там был».

Если подумать, Людо Табачник замыкал круг. Об этом следовало бы подумать, но Карл уже не располагал для этого временем. Он услышал на улице знакомые шаги и усмехнулся очередному совпадению. Подумал о Людо, и пришел Август.

«Да, о Людо стоит подумать», – решил Карл.

– Но не сейчас, – сказал он вслух и, перевернув портрет Галины Нерис, написал на обороте обломком угольного карандаша: «Людо Табачник».

И в тот момент, когда он дописал последнее слово, раздался деликатный стук в дверь, и, хотя их разделяли сейчас значительное расстояние и закрытая дверь, Карл явственно ощутил запах брусники.

7

– Здравствуй, Август, – сказал Карл, пропуская гостя в дом.

– Рад видеть вас в здравии, капитан, – серьезно ответил Август Лешак.

Он снял берет, аккуратно повесил его на лосиные рога, прибитые возле двери, и прошел к столу, куда его жестом пригласил Карл.

– Я не мог выбраться раньше, – объяснил он, присаживаясь на табурет. – Сами понимаете, служба.

– Я знаю, – кивнул Карл. – У меня был твой приятель, Марк. Хочешь бренди?

– Почему бы и нет, – улыбнулся Август. – Тем более с вами, капитан. Как вам понравился Марк?

– Славный малый. – Карл разлил бренди по стаканам и тоже сел.

– И, конечно, тыкал вам как старому приятелю? – прищурился Август.

– Тыкал, – согласился Карл. – Но ему ведь хотелось меня прощупать, не так ли?

– Так, – кивнул Август. – В воздухе повеяло дорогой…

– О, – сказал Карл, поднимая бровь, – никак и ты заскучал на службе у князя?

– А что? – вопросом на вопрос ответил Август, вновь становясь серьезным. – Неужели я попал в точку, и вам действительно понадобились настоящие бойцы?

– Что, если да? – И не дожидаясь ответа, Карл поднял свой стакан и отсалютовал им. – За встречу, Август! Не возражаешь?

– За встречу! – Август тоже поднял стакан.

Они выпили и снова посмотрели друг на друга.

– Далеко пойдем? – спросил Август, аккуратно ставя стакан на стол.

– Далеко, – подтвердил Карл. – Но это единственное, что я могу тебе сейчас сказать.

– Когда? – Август был очень организованным человеком.

– Возможно, что уже завтра. – Карл испытующе смотрел на Лешака и думал о том, что кто-то основательно раскачал равновесие, если Август скажет ему сейчас, что и это не беда.

– Не беда, – сказал Август. – Я числюсь дезертиром уже в двух армиях. Теперь будет третья.

– Не слишком хорошо для репутации наемника, – философски заметил Карл.

– Так сложилось, – пожал плечами Август. – Но теперь же не война, и князю ничто не угрожает.

– А что ты можешь сказать о Марке? – спросил Карл, набивая трубку.

– Я могу за него поручиться. – Август сказал это просто, без драматизма и аффектации, но Карл знал, Август Лешак такими словами не бросается.

– Что он за человек?

Слово Августа, во всяком случае, слово, данное Августом Карлу, дорогого стоило, тем не менее Карл хотел знать о Марке больше.

– Марк хороший солдат. – Август проводил взглядом дымок, поднявшийся над трубкой Карла, и усмехнулся. – А вот чего о нем никто не знает, так это то, что Марк три года учился в Женевском университете.

– Так он жил в Женеве? – Карл почувствовал, как холодок прошел по спине.

Виктория права, решил он: когда порядок нарушен, возможно все. Перед его глазами встало лицо Карлы, не той молодой Карлы, которая когда-то стала его первой женщиной, а старухи Карлы, беседовавшей с ним в темной и мрачной гостиной женевского замка.

«С этим надо кончать, – подумал он. – Но как закончить то, что не ты начал? И не сойду ли я с ума раньше, чем все это закончится?»

– Капитан! – окликнул его Август. В голосе лейтенанта звучала тревога.

– Извини, Август, – улыбнулся Карл. – Я всего лишь задумался.

Он отбросил сомнения и внимательно посмотрел на Августа.

– Извини, Август, – сказал он. – Мы обязательно поговорим, но в другой раз. А сейчас – к делу. Ты со мной?

– Да, – твердо ответил Август.

– Марк? – спросил Карл.

– Марк тоже, – кивнул Август.

– У тебя есть еще люди? – спросил Карл.

– А сколько вам надо, капитан? – снова вопросом на вопрос ответил Август.

– Все, сколько есть, – объяснил Карл. – Но такие, в ком ты уверен.

– Тогда еще десять, – ответил Лешак.

– Трое понадобятся мне прямо с утра, – перешел к делу Карл. – Я не хочу оставлять свою женщину одну, затем…

Все, что он должен был сказать Августу, он сказал очень быстро. Поднявшееся в сердце нетерпение заставляло Карла спешить. И все-таки он задал Августу все вопросы, которые считал нужным задать, и внимательно выслушал все ответы, которые дал ему Август.

– Спасибо, солдат, – сказал он Августу на прощание. – Я тебе верю.

Дверь за Августом закрылась, и Карл, даже не заглянув к Деборе, едва ли не бегом вернулся в мастерскую. Чутье уже вело его по следу, и никакой туман, каким бы плотным он ни был, не мог ему помешать.

– Людо Табачник, – прочел он вслух, и порыв ветра отбросил пелену тумана, открывая взору долины прошлого.

Табачник

– А как было бы славно, если бы мы могли обойти этих балбесов, – мечтательно произнес Гавриель, ни к кому конкретно не обращаясь, и, вздохнув, повернулся к полковнику Трою.

– Прикажите трубить сбор, полковник, через полчаса я хочу увидеть сплоченную колонну.

– Будет исполнено, ваша светлость. – Трой поклонился и побежал, тяжело переваливаясь на кривых ногах, вниз, к своим наемникам.

– Жаль, что Нерис ранен, – пожаловался Гавриель, снова повернувшись лицом к противнику. – Что скажешь?

Вопрос был задан Карлу, и это поняли все, кто находился рядом с маршалом на вершине холма.

– Кому ты подаришь подвиг? – вопросом на вопрос ответил Карл. – И кого назначишь убийцей?

– Ты видишь то же, что и я, – вздохнул Меч. – Хорошо, что ты не мой враг, Карл, хотя иногда я об этом жалею. С тобой было бы интересно сыграть в «кто кого».

Между тем и Гавриель, и Карл, и все другие с понятным интересом рассматривали фронт выстраивающейся перед ними армии.

– Жалко солдат, – сказал маршал через минуту. – Табачник, ты понял, о чем мы говорили с Карлом?

– Извините, милорд. – Вероятно, Табачник чувствовал себя полным идиотом.

– Не извиняйтесь, лейтенант. – В голосе Гавриеля звучала грусть. – По правде сказать, Людо, это я должен перед вами извиниться.

Он замолчал и секунду смотрел на совершенно оробевшего Людо Табачника.

– Но не извинюсь, – закончил маршал свою мысль. – Вы поведете регуляров вон туда. – Гавриель махнул рукой в сторону правого фланга карлианцев. – Начнете движение от той вот рощицы, у развилки. Понимаете?

– Да, – ответил Табачник, но на самом деле он ничего не понял. Его ответ относился к словам маршала, а не к смыслу, который Гавриель в них вкладывал.

Услышав ответ, маршал усмехнулся и кивнул:

– Очень хорошо.

Он снова замолчал.

– Что еще? – спросил вскоре, нарушив молчание.

– Трой ударит в центр, – равнодушно сказал Карл. – А ты пойдешь на их левый фланг.

Диспозиция была идеальна – и топографически, и с точки зрения личностных особенностей командиров колонн. Карл бы сделал то же самое.

– Да, – согласился Гавриель. – Я пойду на их левый фланг, а тебе придется их убить.

– Всех? – спросил Карл, закуривая традиционную трубку перед боем.

– Сколько сможешь, – пожал плечами Гавриель. – Но прикажи своим людям не увлекаться.

– Прикажу, – пообещал Карл, знавший, что, хочет он того или нет, сегодня прольется много крови. – Жалко, что Нериса нет. Я бы с удовольствием стал героем.

– Не судьба, – грустно усмехнулся Гавриель.

Судьба…

Шесть месяцев назад неожиданно умер Евгений Яр. Известие о смерти императора застало их в Номоне – маленьком городке, приютившемся на склоне поросшей лесом горы, которая сторожила долину Нома. Нома по-регетски означает «река», а город соответственно назывался просто Над Рекой, и сидели они в Над Рекой не просто так. Яр собирался идти дальше на север, и в Номоне собирались войска для броска в Капойю и далее везде. Но смерти нет дела до того, что предполагает делать человек, пусть даже этот человек – император Яр. Лев умер. Он скончался от апоплексического удара в Цейре, своей временной столице, и шакалы, преданно служившие ему при жизни, сразу позабыли о страхе, а чести у этих людей не было никогда. В столице еще оплакивали непогребенного императора, и гонцы, несущие печальную весть, не успели доскакать до границ империи, а маршал Ги Черн и герцог Карл Дороган подняли мятеж. Каждый свой, разумеется, потому что и тот, и другой считали себя вправе претендовать на опустевший трон, хотя трон не пустовал.

Известие о мятеже пришло в Номону почти одновременно с письмом Ребекки Яристы. Жена Евгения и мать его сына взывала о помощи. Дмитрий был еще слишком юн, враги – многочисленны и жестоки, а в Цейре императрицу и наследника защищали лишь крошечная армия Льва Скомороха да наемная убрская гвардия, которой командовал владетель Нагум. Положение их было ненадежно и с каждым днем становилось все более и более опасным, тем более что казна досталась Дорогану и денег у императрицы не было. А векселям вдовы, как говорят в Загорье, веры мало.

Следовало спешить, ибо время и расстояние были против них. Обстоятельства – тоже, потому что не надо быть большим умником, чтобы понять: маршал Черн и герцог Карл – первые, но не последние среди тех, кто кинется делить добычу. В ближайшее время можно было ожидать наступления смуты и войны всех против всех. Обсудив известия и взвесив все известные им обстоятельства, Гавриель и Карл решили выступать немедленно. Быстрота была важнее силы, но зато теперь у стен Констанцы у них было всего три тысячи бойцов против семи или восьми тысяч карлианцев.

Дирер в среднем течении довольно широк, но в Констанце уже двадцать лет, как был построен каменный мост, соединявший берега реки. Если бы армии Гавриеля удалось переправиться здесь через Дирер, то дальше – в отсутствие сколько-нибудь значительных сил противника – дела пошли бы гораздо лучше. Всего три дневных перехода отделяли их от крепости Ружер, где находилась сейчас ставка императора Дмитрия. Однако дорогу к мосту перекрывали стены и башни Констанцы, а на Соляном тракте, прямо среди городских предместий, их ждала армия коннетабля Верхней Веды Рудольфа.

Карл смотрел на то, как занимают позиции спешившиеся рыцари поместного ополчения и верные Рудольфу – или, что то же самое, его кошельку – жандармы округа Веда, как выстраиваются поротно лучники и копейщики, как ветер играет флажками и вымпелами над головами солдат; он смотрел на многочисленные дымы, поднимающиеся в ясное морозное небо из печных труб Констанцы, на реку, несущую холодную стального цвета воду к далекому морю; смотрел, курил трубку, которая могла оказаться последней, и думал о превратностях судьбы, о величии и славе, которые способны растаять, как дым в необъятном небе, о жизни, которая подобно реке течет к неведомой цели, о тяжести долга, о верности и чести и снова о Судьбе.

Ну что ж, в тот день они снова поймали удачу, капризную кобылицу из убрских степей. Все произошло именно так, как увидели это Гавриель и Карл с холма, через который переваливал Соляной тракт на пути к Констанце и мосту через Дирер.

Для Рудольфа и его командиров все стало понятно в тот момент, когда сплоченная колонна маршала Гавриеля разделилась. И хотя основные силы явно шли в лоб, имея целью прорваться к воротам города, главный удар, несомненно, наносился не здесь, а на правом фланге карлианцев, на который нацелилась кавалерия регуляров. Атака закованных в сталь всадников была и в самом деле опасна, так как если бы они смогли прорваться через предместья Констанцы к городской стене, то зашли бы в тыл отряду, защищающему ворота, и могли отрезать армию Рудольфа от города. Но выполнить этот маневр было трудно, а скорее всего, и невозможно, тем более что коннетабль Верхней Веды их замысел разгадал. Лучники, укрывшиеся за плетнями, частоколами и садовыми деревьями, встретили регуляров Табачника градом стрел. Кавалерия не дрогнула, продолжая свою самоубийственную атаку. Стрелы выкашивали всадников ряд за рядом, вышибали их из седел, убивали и калечили, но остановить пока не могли.

Между тем и на левом фланге, и в центре тоже завязался бой. Но не надо было иметь большого военного опыта, чтобы понять: это сражение маршал Гавриель проиграл, еще не начав. Карл был уверен, что Рудольф думал об этом, наблюдая сейчас за избиением центральной колонны маршала, попавшей в ловушку похожей на узкий туннель улицы Праотцов. Люди полковника Троя несли огромные потери, раз за разом штурмуя частокол длинных пик и снова откатываясь назад. Сам Трой был убит во второй атаке, но это было уже не важно. Свою задачу он выполнил, и в третью – последнюю – атаку пошли уже люди Карла, дожидавшиеся своей очереди за спинами бойцов Троя.

Протрубил рог, перекрыв своим протяжным стонущим криком даже шум яростного сражения, и, прикрывшись градом стрел, неожиданно обрушившихся на ряды карлианских копейщиков, в бой вступил Карл. Его люди прорубили секирами и алебардами проход в «шкуре ежа», и фронт армии Рудольфа, казавшийся монолитным, как стена, развалился. Через десять минут Карл дрался уже в воротах Констанцы, которые так и остались открытыми, но это, по сути, был уже не бой, а избиение.

Охваченные паникой карлианцы бежали, их преследовали, догоняли и убивали. Улицы города огласились криками ужаса и мольбами о пощаде, кровь текла по ним, смешиваясь с грязной талой водой и нечистотами. Последних несчастных сбрасывали прямо с моста в холодные воды Дирера. Рудольф, которого близко к полудню убил в короткой стычке на Ратушной площади сам Карл, ошибался. Этот день не стал его триумфом. Сражение при Констанце не стало первым поражением маршала Гавриеля, оно стало его очередной победой.

Как ни странно, Табачник этот день пережил. Он был ранен, он не мог стоять на ногах, но он остался жив. Когда солдаты принесли его на носилках в дом, где разместились Карл и Гавриель, Людо приподнялся и, счастливо улыбаясь, сказал:

– Я понял! Когда эти болваны обрушили на меня всю эту кучу стрел, я понял! Как считаете, господа, у меня есть шанс стать умнее?

– Несомненно, лейтенант! – с улыбкой ответил Гавриель. – А пока, мой друг, вы стали героем.

8

Карл ощутил нечто похожее на мгновенное озарение. Его взгляд скользнул по рисунку меча, по глазам Софии, по губам Галины и уперся в случайно оказавшийся рядом с рисунками чистый лист бумаги. Из белого ничто медленно проступало лицо Гавриеля. Черта за чертой, линия за линией, из небытия возвращалось к Карлу лицо друга. Внимательные и чуть ироничные глаза заглянули ему в душу, и красиво очерченные губы дрогнули, рождая грустную улыбку.

«Здравствуй, Карл», – сказал Гавриель.

«Я рад тебя видеть», – ответил Карл.

«Не обманывай себя, Карл, – усмехнулся Гавриель. – Мертвые не способны приносить радость».

«Не скажи, – возразил Карл. – Ты пришел вовремя. Ты опять успел».

Гавриель

Убийца был мужественным человеком. По-видимому, он убивал ради идеи, а не за деньги, и, умирая, ни в чем не раскаивался. Он бестрепетно встретил мучительную смерть, хотя колесовавший его палач был настоящим мастером своего дела и заставлял преступную плоть страдать так, что при виде этого ужаса побледнели даже видавшие виды имперские ветераны. Но все это случилось потом, а вначале рука карварского гражданина не дрогнула, вонзая отравленный клинок в спину маршала Гавриеля. Сталь железного маршала не брала, но яд, сваренный из соцветий негоды, сгустил его кровь, и отсроченная смерть начала пить жизнь Гавриеля маленькими неторопливыми глотками. Маршал умирал. Его кожа пожелтела и потрескалась, как старый пергамент, дивные глаза потускнели и ввалились, и дыхание с трудом прорывалось сквозь сжатые зубы.