Текст книги "Девятая пешка. Сборник рассказов"

Сады сгнивших яблонь

Вы созданы для счастья. Если вы не можете его достичь, это полностью ваша ошибка.

Жюльетта Бенцони

Тот, кто смотрит вне себя – спит,

кто начинает смотреть внутрь себя – просыпается.

Карл Густав Юнг

Когда минул день плодородия, прошёл праздник урожая, а листва на деревьях получила позолоту, под занавес сумрачного утра, из каменного капкана столицы выехал всадник. Укутанный в серый плащ с нашивками посыльного, он был в стёганном дублете, с чёрным шапероном на голове и в рукавицах сокольничего со свежими следами хищных когтей. Всадник спешил – его вороной конь, постоянно получавший шпоры, храпел и разбрызгивал грязь подкованными копытами.

Он вёз больше чем послание, особый груз – мальчика пятнадцати лет Это был сын одного из старших офицеров, большой выдумщик с горящими глазами и непокрытой головой.

Глеб был оглушён звуками своей бурной фантазии. Воображение рисовало ему чудные вещи под песни волынок и мерный стук барабанов. От быстрой скачки картина перед его глазами постоянно менялась – башни, парки, жилые и общественные здания чередовались в неведомой последовательности, создавая запутанный лабиринт. Всецело доверившись опытному всаднику, он просто наслаждался скоростью, смотрел по сторонам и на ходу считал дома с крышами из терракотовой черепицы:

– Один, два, три… – Глеб задерживался глазами на тех, что ему понравились, – четыре, пять… у этого крыша прохудилась – плохо, холодно будет… шесть, семь, восемь.

Выдохнув, он словно успокоился и перевёл взгляд на небо, прогонявшее тучи, которые совсем недавно пролились дождём.

Всадник мчался сквозь поселения людей – суетливых, трудолюбивых, честных и не очень. Разных. Напористым криком разгонял зевак, норовивших попасть под копыта. Вскоре он выбрался из города – вороной конь вынес его в глушь, туда, где воздух был чище, а желания сильней. Туда, где пахло свободой, где осенью небо всегда казалось выше, и вечер наступал раньше.

Лента дороги запетляла, начала прирастать перекрёстками, расширяться и сужаться. Окружавший их пейзаж постоянно изменялся – холмы, леса и редкие постройки чередовались друг с другом, и только далёкие горы стояли вдалеке неподвижными мрачными часовыми, скрывавшими горизонт. Быстрая скачка продолжалась почти час. Всадник за всё время ни разу не останавливался и не сбавлял темп, пока они не оказались на холмистой равнине, заполненной деревьями.

Посыльный резко натянул поводья. Конь захрапел и сбросил скорость, вырывая копытами мокрые клочья травы. Скачка оборвалась резко и внезапно.

Глеб быстро спустился вниз, с наслаждением почувствовав под ногами неподвижную твёрдую поверхность, а не конскую спину. Дорога немного утомила его, и он мысленно позавидовал выносливости посыльного.

Парень обернулся назад, желая поблагодарить всадника, но тот не сказал ни слова. Привычным движением качнулся в седле и шевельнул ногами. Конь, получив шпоры, снова взбил клочья грязи на раскисшей от дождя дороге, сорвался с места и исчез за деревьями.

Глеб испуганно замер на месте, в растерянности и удивлении. По привычке потёр потные ладошки одну о другую и осмотрелся. Пока он добрался сюда, тучи немного отступили, а небо просветлело. Поблизости никого не было, кроме деревьев, стоявших плотным строем, как на военном смотре. Мальчик наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что ему говорили, но вдруг понял, что не знает, зачем он здесь оказался. Словно он провалился в сон, или, наоборот, спал всё остальное время и только сейчас проснулся.

Осмотревшись по сторонам, он заметил широкую тропинку между ровными рядами деревьев, на которых были повязаны ленты, трепетавшие на ветру, – украшения, оставленные после праздника урожая. Глеб подошёл ближе и понял, что это были не обычные деревья, а яблони, и тропинка была воротами в яблоневый сад.

Парень отчётливо почувствовал, как внутри один голос приглашает его пройти дальше, а другой призывает остаться на месте.

Но в этот самый момент через большой просвет на небе показалось солнце и молниеносно залило всё вокруг цветом лёгкого золота. Горы вдалеке продолжали стоять холодной скальной цепью, а жёлто-зелёные кроны деревьев, увешанные поспевающими плодами, принарядились и стали переливаться всеми оттенками драгоценных камней. Свежий ветер принёс запах яблок, сена и костра. Где-то среди деревьев запели птицы, а Глеб сделал ещё несколько шагов навстречу воротам в сад, который застыл перед ним, как полк перед военным парадом.

Роща была старой. Некоторые из плодоносных деревьев были с трещинами в стволах, на некоторых почти не было яблок, но большинство выглядели свежими и опрятными. Старательно высаженные заботливыми руками, они образовывали длинную аллею, в конце которой виднелась какая-то постройка.

Глеб старательно всматривался во все окружавшие его детали и не верил своим глазам. Даже столичные городские парки не были так хороши.

Множество деревьев в цветах золота, огня и осени делали этот сад исключительно живописным. Листья яблонь накладывались один на другой тысячами слоёв, образуя сказочную мозаику, которая колыхалась от дуновений ветра и изменялась с каждым шагом. Вокруг не было ничего кроме деревьев, гор в отдалении и бездонного неба, залитого солнечным светом. Воздух звенел от запаха свободы, яблони казались собранными из драгоценных камней и позолоты. И так, словно всё это было не взаправду, что это лишь постановочная декорация или картинка из хорошего сна. Глеб отчётливо почувствовал, что от всех этих прелестей природы, от местных запахов и видов, он сходит с ума. Он был совершенно очарован этим местом, так, словно это был парк из его мечтаний. Не раздумывая, он шагнул вперёд на аллею, проходя вдоль стройных шеренг яблонь, словно садовый офицер.

* * * * * * *

Приученный к строгости в военной академии, мальчик всегда старался найти логичное объяснение своим вопросам. А если ответов не находилось или жизнь казалась ему сложной, он мысленно сбегал в мир своих придуманных сказок. И всё, что его окружало сейчас, походило на картину из его собственных мечтаний.

Глеб шагал мимо деревьев, перебирая фрагменты памяти, словно оказался на задворках своего сознания. Сегодня, кажется, должен был быть урок математики, а после – упражнения в фехтовании, но вместо этого он сейчас гуляет среди старых яблонь. Весь его привычный мир был насквозь заполнен цифрами, командами и строгими правилами поведения. И всё что окружало его раньше, так сильно не походило на то, где он сейчас оказался. Дом опутывал его каменным лабиринтом стен, а здесь повсюду было ощущение свободы. Зачем посыльный отвёз его сюда? Почему в такой спешке? Кто отдал такой приказ? Есть ли здесь старший офицер?

Замедлив шаг, Глеб покачал головой и мысленно усмехнулся. Все эти вопросы вдруг показались для него бессмысленными. Он просто должен остаться здесь на некоторое время. Посыльный наверняка за ним вернётся, когда будет нужно. Мысленно убедив себя в правильности этой мысли, он сосчитал до восьми и отправился сквозь яблоневую рощу дальше.

В этот момент Глеб отчётливо услышал звук приближающихся шагов. И через несколько мгновений голос – чистый, как родниковая вода, и звонкий, как медный колоколец.

Девичий голос.

– Эй! Кто ты такой? Откуда ты взялся?

Он раскрыл рот и хриплым голосом ответил:

– Глеб. Меня зовут Глеб… а тебя? – и вдруг почувствовал, как по его ладоням нервно забегали мурашки.

– А меня Фани, – ответила девушка.

– Я устал, Фани, – он честно признался, – у тебя есть вода? Я хочу пить.

Она улыбнулась ему в ответ наивно и искренне.

– Вода закончилась… есть только сидр.

«Не хочу сидр, хочу воду», – подумал мальчик и через мгновение уверенно ответил:

– Хорошо, давай, что есть, – и тут же покраснел.

Фани улыбнулась ещё раз и молча протянула ему кожаную флягу.

Он неловко вытащил тугую пробку и жадно припал губами к горлу, шумно глотая.

Пряный напиток оставлял богатое послевкусие и разлился приятным теплом по животу. Мальчик обвёл взглядом яблоневую рощу, холмы, горы вдалеке и небо. Голова вдруг загудела и всё вокруг, что его окружало, стало ещё ярче и лучше. Серость утра окончательно отступила. Глеб мог поклясться Великим Солнцем, что это был лучший напиток из всех, что он когда-либо пробовал.

– Спасибо, очень вкусно, – с восхищением ответил он, заткнул пробку и отдал флягу обратно.

Девушка приняла её в руки, кивнула головой и потупила взгляд. Она заулыбалась так тепло и так искренне, словно стеснялась своей же улыбки, а Глеб отчётливо почувствовал, как мурашки снова забегали у него по ладоням, разжигая под кожей маленькие искры волнения.

Он задержал на ней взгляд.

Загорелая. Стройная. С длинными волосами тёмно-золотого цвета и яркими карими глазами.

Пока они молча смотрели друг на друга, снова послышался звук шагов и появился другой человек, совершенно на Фани не похожий.

Это был крепкий пожилой мужчина в поношенной рабочей одежде. Он был неряшливо острижен, неряшливо обрит и, кажется, только что умылся – на его седых щетинистых щеках поблёскивали капли воды, а на груди и рукавах были мокрые водяные разводы.

– Что, наконец, прислали ещё одного работника в помощь? – самодовольно воскликнул мужчина, пристально осматривая незнакомца, – ты наверняка из города. Приехал помочь мне с хворью справиться? Хотя… молод ты чего-то… тебе сколько лет, парень?

– Пятнадцать.

– А кто ты такой?

– Кадет, – Глеб ответил и замер.

Даже ему такой ответ показался нелепым.

– …из военной академии, – добавил он после паузы и уже не так уверенно.

– Чего? Кадет? – пожилой мужик присвистнул, – и какого беса ты здесь делаешь, парень, раз ты кадет?

Глеб стыдливо покраснел, потому что сейчас не знал, что ему отвечать. Он понятия не имел, что он здесь делает, и где он вообще очутился.

– Посыльный привёз… – голос гостя сменил тон – стал неуверенным и совсем тихим, как топот муравья, – а где я?

– На ферме, – недоумённо ответил мужчина и спросил, – ты чего, парень, не знаешь куда приехал?

– Не припомню, чтобы мне нужно было ехать на ферму… – брезгливо произнёс кадет.

– Ну, так чего ж ты, прилетел что ли сюда? – фермер упёр руки в бока.

Он выслушал сбивчивый рассказ мальчика о том, как он сюда добрался. Глеб от волнения несколько раз потёр потные ладошки одна о другую. В академии его наверняка бы отсчитали за такой сбивчивый доклад.

Мужчина внимательно выслушал объяснения, не меняя позы и не меняясь в лице. Глеб договорил, потом бросил косой взгляд в сторону и тихо попросил:

– А можно… можно ещё сидр?

Уголки губ золотоволосой девушки изогнулись в полуулыбке. Кожаная фляга снова оказалась у Глеба в руках, а от нескольких глотков в голове снова приятно загудело. Пожилой мужчина обмерил новоприбывшего своим взглядом ещё раз, и предложил:

– Ну ладно, чего делать, кадет… пошли! – он махнул рукой, призывая идти за собой, – не торчать же тут без дела… Работа найдётся. Правильно я говорю, дочка?

Фани широко улыбнулась, обнажая свои сахарные зубы, и коротко рассмеялась, словно к ней в гости приехал жданный гость, а не внезапный незнакомец. Смех у неё был добрый и искренний.

– Подождите… – испуганным голосом произнёс Глеб, – кажется, я оказался здесь по ошибке. Я должен идти. Меня наверняка ищут.

– И куда ж ты пойдёшь? – усмехнулся пожилой мужик, – до города вёрст пятнадцать. И прямой дороги нет! Заплутаешь, а мне груз на душу, что отпустил тебя. Нет уж, сиди тут! Если тебя взаправду ищут – найдут, не переживай. Поди, не на краю света живём. А сейчас пошли, поможешь нам. Чего без дела стоять?

Они быстро оказались в большом сарае с высоким потолком, рядом с которым стоял жилой дом. Едва они ступили на порог, как к хозяину с радостным лаем подскочили три собаки, делая странные телодвижения. Глеб присмотрелся – у животных не было хвостов, а вместо них торчали лишь жалкие отростки.

– А, да… – вздохнул мужчина, – подобрал их щенками. Все бесхвостые были. Словно от живодёров каких спаслись.

Кроме собак в центре большого помещения обнаружилась лошадь с грустной мордой, запряжённая в массивный механизм.

Глеб от удивления замер на месте – место, где он оказался, совсем не походило на конюшню.

– А что… что здесь делает лошадь?

– Сидр, – односложно ответил пожилой человек, – тот самый, который тебе так понравился.

В этот момент мальчик отчётливо почувствовал, что внутри пахло яблоками ещё сильнее чем в саду. Многочисленные корзины, расставленные вокруг на полу и на деревянных стеллажах были полны фруктов. А механизм, в который была запряжена лошадь, оказался круговой яблокодробильней – это был массивный каменный жёлоб, по которому прокатывалось здоровое деревянное колесо, стянутое железными обручами.

– Фермеры мы. Виноделы. Яблочники, – пояснил мужчина, а в его голосе отчётливо прозвучала гордость, – я тут, стало быть, хозяин, ну и дочка моя мне помогает.

И с этими словами высыпал в жёлоб яблок из корзины, коротко чмокнул губами, издав звук, как делают извозчики, когда трогают с места. Запряжённая лошадь мотнула головой и пошла по кругу, толкая по жёлобу колесо, которое своей массой начало с хрустом давить отобранные фрукты.

Глеб снова замер на месте от удивления. Этот механизм, приводимый в движение лошадью, завораживал его. Колесо, волочившееся по кольцу жёлоба, безжалостно подминало яблоки, постепенно превращая их в густую кашу. И плоды стонали как живые, словно молили колесо остановиться, но оно с каждым шагом животного безжалостно катилось вперёд и вперёд.

Хозяин яблоневого сада подносил другие корзины и подсыпал новые плоды в жёлоб в тот момент, когда лошадь заканчивала круг и начинала новый. Освободив очередную корзину, он окликнул Глеба, но парень насупился и молчал, словно ушёл глубоко в себя, не реагируя на происходящее и нашёптывая себе под нос нелепицу. Он всё так же заворожено смотрел на яблочную смерть, и на то, как через боль эти фрукты становятся прекрасным напитком, вкус которого всё ещё чувствовался у него во рту. Мальчику отчего-то начало казаться, что все эти яблоки живые, и что своими немыми криками, они умоляют спасти их.

И Глеб вдруг оживился и бросился вперёд. Решительно и нелепо. Он выхватил одно приглянувшееся ему яблоко из множества других, едва не прищемив руку под массивным прессом. Лошадь, почувствовав неладное, вздрогнула и пошла быстрее, разгоняя дробильное колесо.

– Эй! – Глеба окликнул хозяин сада, – не вздумай так больше делать, кадет! Останешься без руки! На кой бес ты тут нужен без руки?! Что думаешь, Лета остановится?! Беса лысого она остановится! Она тебя даже не заметила!

– Почему? – удивлённо спросил парень, удерживая в руке спасённое яблоко.

– Потому что Лета слепая. А дробилка весом как три горных валуна! Любую кость сломает!

Глеб испуганно отошёл на один шаг назад, переложив яблоко из одной вспотевшей ладони в другую.

– Бесхвостые собаки и слепые лошади… бес меня возьми! – мальчик выругался так, как это делают взрослые, – куда я попал? Что я здесь делаю?

* * * * * * *

Винодел не обманул – работа быстро нашлась.

Нужно было закончить с приготовлением сидра. Глебу требовалось перебрать корзины, полные яблок и отобрать порченные. Ему в руки нередко попадались дряблые плоды или покрытые плесенью. Фани с этой работой справлялась намного быстрее – она так ловко перебирала руками, что корзины пустели буквально на глазах. А Глеб пару раз получил назидательное замечание от винодела:

– Чего ты перекладываешь их с места на место? Ты ж не в шахматы играешь!

Глеб хмурился. В академии он был на хорошем счету, и ему редко делали замечания.

Отчего вообще он должен делать эту работу? Отчего должен помогать этим людям? Его никто не предупреждал, что ему придётся помогать крестьянам на ферме вместо уроков.

Но вместе с тем, он находил это занятие очень необычным и таким не похожим на свои обычные задания. Яблоки пахли так приятно и их было так много, что парень невольно получал удовольствие от того что делал, часто прерываясь и с интересом посматривая по сторонам.

Слепая лошадь по кличке Лета тем временем продолжала ходить по кругу, как заведённая, безжалостно раскручивая маховой вал, который приводил в движение дробильное колесо. Каждый шаг лошади продолжал обрывать жизни зрелых плодов и превращал их хрупкие тела в кашу.

«Так, как поступает время с человеческими жизнями», – отчего-то подумал Глеб.

Винодел тем временем готовил бочки и ловко обращался с деревянной лопаткой, зачерпывая месиво из каменного жёлоба, пока его собаки радостным лаем переругивались друг с другом. Тщательно перемешивая яблочную кашу с отмеренной долей сахара, хозяин фермы вместо крышки, затягивал сверху удавку из грубой марли. Затем бочка ставилась поближе к печи, чтобы содержимое постепенно превратилось в сусло.

При этом винодел каждое своё действие пояснял, постоянно повторяя:

– Никогда не нарушай порядок. Понял, парень? – винодел нахмурился, – и это касается не только яблок.

Глеб понимал.

Когда все отведённые бочки закончились, винодел снова цокнул языком как извозчик, и Лета тут же послушно остановилась. Он отвёл лошадь в конюшню, роль которой играл небольшой сарай, стоявший отдельно от остальных построек, и вскоре ушёл сам, наказав Фани закончить работу. Все три собаки, не отходившие от хозяина, последовали за ним.

Глеб остался один на один с маленькой золотоволосой крестьянкой.

Фани оказалась человеком из той категории людей, с кем можно было говорить о чём угодно и сколько угодно. Чем больше он с ней общался, тем больше ощущал какое-то странное чувство внутри. Она словно предугадывала его вопросы, а он подхватывал её ответы. Девушка оказалась не только приятным собеседником, но и способным работником – она уверенно поднимала корзины с яблоками, которые даже кадету казались тяжеловатыми. Она уверенно справлялась с трудностями и все сложности работы переносила или с загадочной задумчивостью, или с доброй полуулыбкой на лице, от которой Глебу становилось не по себе.

Натаскав воды, под руководством Фани они помыли каменный жёлоб от остатков перемолотых яблок и расставили оставшиеся корзины. Порченные яблоки они разложили по мешкам.

Пока они работали, к ним в сарай пару раз забегали бесхвостые собаки, радостно облаивали, обходили помещение по кругу, словно проверяя, всё ли в порядке, и тут же убегали прочь. Эта троица так нелепо пыталась вилять своими несуществующими хвостами, что Глебу казалось, будто они пытаются танцевать бранль.

Вскоре вернулся пожилой мужчина и сразу же замер напротив мешков со скверным выражением лица.

– Как же много… – тихо произнёс он.

Фани грустно промолчала.

– Много… чего? – удивлённо спросил Глеб.

– Порченных яблок много, – отозвался фермер.

– А, да, вы про какую-то хворь говорили? – вспомнил Глеб.

– Говорил, – подтвердил хозяин сада, – вот это она и есть. И с каждым летом всё больше… И что не так с этими яблоками? Словно они стареют так же, как и я…

Он повернулся к мальчику, задумался ненадолго и добавил.

– Пойдём, – и махнул рукой, указывая на выход, – прогуляемся.

Собаки уже было последовали за ним, но хозяин присвистнул и жестом приказал им быть дома. Опустив головы и обиженно ворча, они подчинились и остались на месте.

* * * * * * *

– Вот, хворь… всё хуже и хуже. Болеет мой сад… Неладное что-то творится… яблоки дряблые выходят, иссохшие, гнилые.

Винодел, казалось, осунулся.

– Я просил. Приглашал кого-нибудь, чтоб на яблони поглядели, может, есть средство какое… нет, никого не прислали, – винодел задумался, – я сначала на тебя подумал, а ты вон – заблудившийся кадет из академии, а не фермер вовсе и не учёный.

Застыв на выходе из складского сарая, пожилой мужчина вдруг сжал руки в кулаки и обиженно произнёс:

– Все хотят какой-то дряни, и все считают себя лучше других. А чтобы тебя услышали, всегда нужно повторять дважды… или трижды.

Фермер устало вздохнул и сгорбил спину. По его лицу пробежала короткая судорога, которая, словно, накинула ему десяток лет.

Глеб присмотрелся повнимательнее и понял, что видит перед собой человека, смертельно уставшего от жизни. Трудолюбивого, мудрого, докопавшегося до самой сердцевины яблочной загадки, но безумно уставшего.

Он занимался своими яблоками, потому что умел это делать. И уехал в глушь, потому что смертельно устал от людей. Потому что никого не хотел слушать. И видеть не хотел.

Так что только его дочка, да яблоки были его собеседниками.

Внешне он совсем не был похож на старика, и даже со своей неряшливой седеющей головой он выглядел здоровым мужиком, но в минуты усталости его глаза и его голос говорили о том, что он стар и болен.

Как и его яблоневая роща.

Он отошёл от сарая, не обращая внимания на встревоженный взгляд Фани, зазывая гостя за собой. Оказавшись среди яблонь, он ласково прикасался к ним и гладил по изогнутым стволам. Показывал трещины, наросты на деревьях и плесень на яблоках, которую Глеб заметил, когда работал в сарае.

Несмотря на все причитания хозяина, его сад выглядел вполне пристойно. В солнечном свете яблони с поспевающими плодами и с золотистой кроной производили впечатление изысканных красавиц в дорогих платьях и украшениях.

Но постепенно они зашли в другую часть сада.

Пока по пронзительно голубому небу неспешно плыли небольшие облака, окружавший их сад сильно поменялся. Рядом словно была совсем другая роща. Здесь большинство деревьев выглядели осунувшимися, уставшими и больными. По стволам шли мелкие трещины светлых оттенков, надорвавшие кору, большинство стояли с опавшими листьями, и почти все они были без плодов.

Здесь яблоневая роща выглядела безнадёжно больной, и напоминала место поминок по празднику урожая.

– Вот! – сокрушённо всплеснул руками винодел, видя реакцию мальчика.

Они замедлили шаг.

– А для кого вы делаете свой сидр? – спросил Глеб, чтобы сменить тему и отвлечь пожилого винодела.

– Для себя, – удивлённо отозвался тот, – это для начала. А потом на продажу. Как иначе? Зарабатывать что-то нужно. Работать. Быть полезным. Не просто же так жить.

– А вы свой сидр пьёте? Нравится, что получается?

– Ну, а как нет? – мужчина ответил вопросом на вопрос, – конечно. Но никогда не напиваюсь. Если винодел напился, то какой же это тогда винодел? Он уже и не винодел вовсе!

И на щетинистом лице проступило подобие улыбки.

– Вы про сидр рассказывали… расскажите ещё! – неожиданно для самого себя попросил Глеб.

Яблочник задумался.

– Чего тебе рассказать… умей ждать. Всегда, – он сделал небольшую паузу.

Глеб подумал, что он сейчас снова улыбнётся, но вместо этого винодел нахмурил брови.

– Это важно. Умей ждать, парень, – хозяин сада повторил свои же слова, – умей ждать, когда имеешь дело с врагом. С другом. С женщиной. Жди нужного момента. Всегда. Во всём. Это правило жизни, парень, – нужный момент. Оно пригодится всегда. Особенно если ты делаешь сидр. Потому что в сидре главное выдержка. И хорошие яблоки. А если неспелые или гнилые, то тогда винодел из тебя, как из козла благородный конь.

Хозяин сада снова взял паузу, чтобы нахмуриться ещё раз. Словно задумался о чём-то, что давно минуло, но навсегда осталось в памяти.

– Терпение важно. Всегда пригодится. Кто умеет ждать, своё получит. Особенно, если имеешь дело с яблоками, – винодел назидательно поднял вверх указательный палец, – слушаешь меня, парень?

Глеб слушал.

– Коль сидр взялся делать, нельзя брать недозрелые или перезрелые яблоки – будет или кисло, или горько, а нам нужно так, чтоб было в самый раз. Верно, говорю?

Они неторопливо шли по тропинке. Строй больных деревьев закончился и сейчас справа и слева от них снова проплывали плодоносные деревья в одеждах осеннего бала.

– Коль яблоки на хранение собираешь, то не все подойдут. Не все годятся для лежки. Переспелые лежать не будут. Эти самые нетерпеливые и от них нужно избавляться в самую первую очередь. Употребить, например. А недоспелые и того не сгодятся – будет одна кислятина… Нужный момент, слышишь, парень? С осенним урожаем нужно вообще быть обходительным. Нужно, чтоб яблоки сохранились как можно дольше и чтоб на вкус были хороши.

– И как понять, что наступил тот самый момент? Как его не упустить?

– А этому тебя никто не научит как следует. Если сам не научишься.

– Я постараюсь…

– Хорошо. Старайся, – хозяин сада одобрительно кивнул головой.

Глеб наморщил лоб, повторяя запавшую в память фразу.

– С другом ждать. С врагом. С женщиной… вы тоже ждёте? Друга, врага и…

– Парень, – винодел нахмурился снова, на этот раз особенно сильно, – никогда больше не задавай мне этот вопрос.

* * * * * * *

– А как понять, что яблоко можно сорвать?

Они шли вдоль строя яблоневых деревьев, как офицеры на военном смотре.

– На ощупь, а как же, – ответил винодел, – чтоб кожица не лопалась, но чтоб прогибалась. Чтоб червоточин не было.

– А это что такое? – не понял мальчик, – чрево… что?

– Черво-точина, – хозяин сада рассмеялся, – это когда червяк яблоком полакомился.

– А-а…

– Можно ещё на косточки глянуть, – добавил винодел, – они непременно должны тёмно-коричневыми быть.

– Как же взглянуть на косточки? Сквозь яблоко?

– А это, парень, целая наука. Видеть сквозь кожуру. Взглянул и сразу понял, что внутри. И какого цвета, – яблочник усмехнулся, – можно, конечно, и раскусить. Но лучше не кусать. Так у тебя на одно яблоко будет больше, верно?

Глебу показалось, что это была шутка.

– А вообще, тут правило такое – пусть лучше яблоки недозрелыми будут, чем гнить начнут, ежели их поздно снимешь. И ещё… – винодел, кажется, вспомнил нечто важное и замедлил шаг, пока совсем не остановился.

Глеб прошёл чуть вперёд, засмотревшись на яблони. Ему пришлось обернулся назад.

– Никогда не бросай гнилое к хорошему, – яблочник снова поднял вверх указательный палец, – так всё погубишь. От одной червоточины можно целую корзину добрых яблок загубить. А можно и вовсе – весь урожай.

Он вдруг поморщился, словно попытался отогнать неприятное наваждение.

– Понял, парень?

Глеб решил ответить односложно:

– Понял.

* * * * * * *

Они сделали большой круг и сейчас возвращались назад к дому и сараю. Хозяин сада тем временем продолжал:

– У каждого сорта свой срок. Есть неприхотливые, есть капризные, есть те, что любят холод, есть те, что нет. Разные. Вот, например, летние уже к концу августа собирать нужно. И есть побыстрее, или они – того… Пропадут. Осенние – край в конце сентября. Эти лежат подольше, но если слишком долго – то плохими, рыхлыми становятся. А зимние яблоки в октябре снимать нужно. Или того позднее – как погода скажет. Уже после первых заморозков. Эти самые выносливые. Их даже сразу после сбора употреблять не положено. Потому как не дозрели ещё. Отлежаться им нужно. Но вот зимой такие яблоки – это, парень, великолепие! Хранятся до самой весны, когда деревья уже снова начинают цвет набирать.

Винодел почесал затылок, вспоминая, что он упустил.

– При сборе яблоки сухими должны быть. Собирать урожай в дождь может только невежа. И коль срываешь, то не трогай плодоножку.

– Что не трогать? – переспросил Глеб, – плодо…?

– Плодоножку, – пояснил винодел, – отросток такой, парень. Яблоко на нём висит. Если оборвёшь – меньше будет храниться. Но если для сидра собираешь – то не страшно. Его под пресс или в дробильню – а там наша кобылка своё дело знает.

Он мечтательно улыбнулся и замедлил шаг – дорожка подходила к сараю. Они возвращались назад.

– И вообще, знаешь, парень? Яблоки хороши, – уверенно заявил хозяин сада, – из них можно делать и сок, и варенье, и ещё лакомств всяких. Ну, и сидр, конечно.

Он задумался ненадолго, почесав свою седую щетину, подбирая нужные слова:

– Сколько лет я с яблоками вожусь… яблоки, что люди. Очень мы на них похожи… Им нельзя приказать созреть. Их нельзя заставить упасть тебе в руки. Так не бывает – чтоб руку протянул, а оно уже у тебя на ладони. Яблоко упасть может только случайно и тебе по башке дать. И только когда ему срок пришёл, не раньше.

Он провёл рукой по собственному затылку, словно потирал ушибленное место.

– Яблоки могут вообще не народиться, если год не урожайный! – в сердцах добавил он и окинул недовольным взглядом окрестности, – природа любит капризничать, чего уж тут поделаешь… Вот и человеку не прикажешь стать счастливым. Счастье – это штука странная… Его нельзя посадить, сорвать, выпить или сохранить на зиму. Оно либо есть, либо… что-то с ним не так.

Когда они вернулись назад, на столе в сарае обнаружился готовый ужин, и только сейчас Глеб понял, как сильно он проголодался. Целый день пролетел перед ним как несколько мгновений, и мальчик с удивлением отметил, что уже давно наступил вечер.

Фани хлопотала перед столом, ловко управляясь с тарелками. Простой деревенский стол приятно возбуждал аппетит. Пища была без изысков – печёный картофель, вяленое мясо, овощи, сухари и яблочный сок, но Глеб с огромным удовольствием съел всё. Сытный ужин при свете костра плавно перешёл в неторопливые разговоры. А собаки, ожидавшие вкусных подачек с хозяйского стола вертелись рядом и всё так же пытались махать своими несуществующими хвостами.

Глеб восторженно глазел по сторонам, наслаждаясь запахами и едой. Здесь от него не требовали соблюдать строгие правила этикета, использовать множество столовых приборов и пользоваться салфетками. Он ел неряшливо, но еда от этого ему казалось ещё более вкусной. Временами у него возникало чувство, что он всегда был здесь, в этих старых яблоневых садах, и всё его прошлое ему приснилось, показалось, привиделось.

Тем временем вечер быстро растворился в ночи и упал в непроглядную темноту. Ужин закончился, все разошлись, а парень уснул на старом соломенном матрасе, вдыхая аромат яблок и потухшего костра.

* * * * * * *

Глеб очнулся в знакомой комнате, на кровати под одеялом. Протерев глаза он отчётливо различил полотна на стенах, мозаику каменной кладки своей комнаты и полную фигуру камердинера, застывшую в центре.

Приподнявшись на локте мальчик некоторое время смотрел в пустоту, а потом сонным голосом пробормотал:

– Я уехал из города…

– Зачем? – камердинер искренне удивился.

– Мой отец сказал… – Глеб напряжённо морщил лоб.

– Что?

– Не знаю… – растерялся Глеб, понимая, что отец ему ничего не говорил.

– Господарь, если бы вам нужно было уехать, то я был бы одним из первых, кто об этом бы узнал, – заверил мальчика служащий, снял пенсе, какое носят банкиры или врачи, и аккуратно положил его в нагрудный карман камзола.

Глеб некоторое время растерянно рассматривал камердинера, пытаясь разобрать в нём знакомые черты.

– Подождите… я вас совсем не знаю.

– Я ваш камердинер, господарь, – отозвался тот и легко поклонился, не теряя достоинства, – меня назначил ваш отец. Пока он в отъезде, мне поручено приглядывать за вами.