Текст книги "Назад в СССР: 1985. Книга 2"

Максим Гаусс, Рафаэль Дамиров
Назад в СССР: 1985. Книга 2

Глава 1

Не ожидая подобного, я напряженно смотрел на направленный мне в грудь пистолет.

А ведь совсем недавно я уже был в центре фальшивой истории, в меня точно так же целился капитан Армии России, по фамилии Гнездов… И чем все это тогда обернулось?!

Правильно, моей внезапной смертью.

– Рыгалов? – переспросил я, изобразив недоумение. – Не знаю такого.

Разумеется, я прекрасно помнил и знал, кто это такой – начальник стрельбища в Молькино. Тот самый мордатый офицер, что решил свалить всю вину на солдата.

– Савельев, не прикидывайся, – усмехнулся Харченко. Пистолет он держал как-то небрежно, словно не собирался из него стрелять. – Рыгалова ты запомнил. Понимаешь, во что ты влез? Думаешь, умнее подполковника?

– Не знаю, – пробормотал я, думая о своем. Интересно, в чем смысл этого? Хотели бы отомстить – уже пристрелили бы. К чему эти бессмысленные разговоры? Вот и первый звоночек.

Явно расчет точно такой же, как тогда в РОВД Припяти – решили запугать восемнадцатилетнего пацана, а для убедительности еще и ствол направили. Быть может, даже не заряженный. Расчет-то, может, и верный, однако меня этим не испугать. Вот только мотив всего этого мне пока непонятен.

– Ну, допустим. Дальше что? – признался я. Голос даже не дрогнул – сам поразился собственной стойкости. Наверное, это потому, что ранее отмеченных наблюдений хватило, чтобы сделать правильные выводы.

– Подполковник крайне недоволен, – Харченко говорил медленно, словно наслаждался тем, что держал ситуацию под своим контролем, отмечая мою реакцию. – Ты в курсе, что из-за тебя, желторотого сосунка, боевого офицера не только сняли с должности, но вообще и с позором выгнали из советской армии? Нет? Теперь знаешь.

Все это было как-то неестественно. Нутром чувствовал, в чем-то подвох.

– И поделом этой жирной морде, – сдержанно ответил я, играя по его правилам. – Без зазрения совести скажу, что как офицер – он кусок дерьма. Стране от таких только хуже.

– И кто это сказал? Сопливый срочник? – язвительно усмехнулся прапорщик. – Да откуда ты знаешь, что для страны лучше?

– А что, разве срочник не человек? – в свою очередь, спросил я.

– Да ты… Умный, да? Ну все, тебе конец! – едва не подавившись от возмущения, зарычал Харченко, при этом резко сменив тактику. Он вытянул руку с пистолетом, целясь мне в лицо. Но тут я решил действовать наверняка – резко качнулся в сторону, одновременно швырнув свой вещевой мешок в направлении оружия. Выстрела не последовало.

Сам же я, завалившись на пол, перевернулся на спину. Прапор, откинув вещевой мешок в сторону, перевалился через перегородку, по-прежнему держа «Макара» перед собой.

– Куда, сучонок…

Я изловчился и совершил резкий удар ногой снизу вверх, выбив оружие из руки противника. Второй удар я нанес уже ему в пах – удар подлый и жутко болезненный. Тем не менее, он гарантированно сработал. Харченко взвыл от боли, завалился обратно. А я, дотянувшись и подхватив выбитый пистолет, ловко направил его на бывшего хозяина.

Увидев у меня в руках собственный ствол, рычащий от боли и злости прапорщик неожиданно замер и через боль неожиданно рассмеялся.

– Что смешного? – поинтересовался я, с трудом сохраняя над собой контроль. Сердце бешено колотилось от попавшего в кровь адреналина. Голос слегка дрожал.

– Он не заряжен, – процедил прапор.

Я кивнул и демонстративно снял с предохранителя. Харченко удивленно поднял бровь.

– Молодец, смышленый. Откуда такие навыки?

– Неважно. Что это за цирк? – я проигнорировал его вопрос.

– Какой еще цирк?

– Рыгалов тут ни при чем. Кто ты такой?

По озадаченному лицу Харченко я понял, что попал в точку.

– Просто небольшая проверка, – вздохнул тот, кое-как приняв сидячее положение. Скривился от боли. Посмотрел на меня с укоризной.

Затем полез во внутренний карман кителя и демонстративно вытащил оттуда корочку в красной обложке. Только это удостоверение было уже совсем другим. Он раскрыл его перед моими глазами.

– Пономарев? – переспросил я, увидев черно-белую фотографию и прочитав звание и фамилию. – Старший лейтенант?! Фальшивка?

– Может быть. А может, и нет, – безразлично ухмыльнулся тот. – А ты, я смотрю, совсем бесстрашный?

У нас получалась какая-то глупая игра, кто окажется более хитрым и сдастся. Но в таких играх победитель определен заранее, и я не в фаворитах.

– Нет, – я сразу же догадался, какую структуру из трех букв он представляет. Естественно, озвучивать название какому-то вшивому срочнику он не собирался. – Контора добрых дел?

– Контора добрых дел? – пояснил он на всякий случай. – Интересное название, первый раз такое слышу. Не переживай, никто тебя убивать не собирается и Рыгалов тут не при делах.

– Я сразу догадался, что подполковник тут ни при чем, – хмыкнул я.

– Пистолет-то отдай. Все равно он не заряжен.

По весу Макарова я давно определил, что в магазине не было патронов – слишком легким было оружие. За годы службы и сотни проведенных тренировок в тире я прекрасно знал вес снаряженного пистолета Макарова. На всякий случай сбросил магазин, передернул затворную раму, развернул рукояткой вперед и сунул обратно.

Старлей невесело рассмеялся, протянул руку и принял оружие обратно.

– Об этом лучше не распространятся.

– Хорошо. Но объясните мне, наконец, товарищ старший лейтенант, к чему весь этот спектакль?

– Хочешь узнать? Тогда, давай прокатимся. Или можешь просто уйти из машины. Шарага недалеко, километрах в пяти через поле на восток. Выбор за тобой.

Потирая пострадавшую руку, он сел обратно за руль и завел двигатель. Вцепился руками в руль, но никуда не поехал.

Я делал вид, что размышлял, хотя уже давно принял решение. Кое-кто мной заинтересовался, и это можно использовать в своих целях. Но очень осторожно.

– Ладно, поехали, – просто ответил я.

«Буханка» без всяких капризов тронулась.

Минут пять ехали молча. Оказалось, направлялись мы четко к нашему гарнизону.

По приезде на место, Пономарев высадил меня у здания штаба. Выбрался и сам. Чуть прихрамывая на правую ногу, он подошел ко мне и указал в сторону входа, в недавно отремонтированную, но пока еще пустую казарму. Там, у дверей, стоял незнакомый мне человек в черной гражданской одежде. Рядом, в месте для курения, стояла еще пара знакомых офицеров.

Заметив машину, гражданский внимательно смотрел в нашу сторону.

Я узнал его – это был тот самый наблюдатель из пункта управления на стрельбах. Мне тогда не удалось его рассмотреть – он ничем не выделялся. Самый обычный человек, возрастом около сорока.

– Идем за мной, – сухо сказал Пономарев.

Меня завели внутрь казармы, провели в помещение Ленинской комнаты. Прикрыли дверь. Пономарев на всякий случай остался у входа.

Ну а я осмотрелся и сел на стул, который был демонстративно выдвинут из-за стола. Смутное предчувствие посетило меня – собираются вербовать, что ли?

– Алексей Сергеевич Савельев… – начал гражданский, присев рядом со мной за стол. Перед ним лежала какая-то картонная папка с торчащими из нее листами бумаги. К моему удивлению, туда он даже не заглянул. – Шестьдесят шестого года рождения, родом из Воронежа. Последние несколько лет живете вместе с семьей в городе Припять, Украинской ССР, с семьдесят пятого года. Все так?

Я молча кивнул. Гражданский оказался человеком в возрасте чуть более за сорок, с жестким лицом и проницательным взглядом. Прям ходячий полиграф.

– Можете звать меня Андрей, – представился он. – Думаю, ты уже понял, кто мы такие и какую организацию представляем?

Снова кивнул.

– Признаюсь, я в недоумении, – произнес чекист. – Твои морально-волевые качества весьма достойны уважения. Ты смело, даже практически безрассудно действовал в сложной ситуации, повел себя весьма нестандартно. Действовал крайне решительно, без лишних раздумий. Твоими усилиями был спасен боевой товарищ, ты привлек внимание. И самое главное, не побоялся выступить со справедливыми замечаниями против старшего по званию…

Примерно минуту он размышлял.

– После ты определил и обезоружил уже нашего сотрудника, хотя будь на его месте кто другой, у тебя бы не получилось. – Андрей бросил быстрый взгляд на Пономарева. – Как ты это сделал?

Мне предстояло выкрутиться из хитроумной ловушки – меня прощупывают, пытаются понять, что я за фрукт такой. И ведь им есть до чего докопаться, тут не поспоришь.

А ведь серьезно все получилось, еще как. Сначала я попал в поле зрения комитетского там, во время выяснения отношений с Рыгаловым, потом обо мне навели справки в беседе с майором Суховым, а затем с легкостью подняли мое личное дело… Затем, понаблюдав, в короткие сроки они решили устроить мне небольшую проверку с целью понять, что я за фрукт и как меня употреблять. Что ж, очень неожиданно. Не думал я, что таким образом вообще кого-то вербуют, хотя и знал, что методы у чекистов используются самые разнообразные, порой даже непредсказуемые.

– Все очень просто, – выдохнув, произнес я. – Простое наблюдение, ничего сложного. Ну да ладно, расскажу по порядку. Во-первых, Ваш Пономарев приехал на «Буханке» один, без водителя – так не бывает. Во-вторых, его внешний вид слишком бросается в глаза. Руки не похожи на того, кто ими всю жизнь горюче-смазочные материалы качает. Поведение странное, нетипичное. И к тому же, меня уже кое-кто предупредил, что могут быть последствия.

– Считаю, что обычный вчерашний школьник на это неспособен! Слишком уж хладнокровное поведение и самообладание. Итак?

– У меня аналитический склад ума, с детства способность трезво оценивать обстановку. А сейчас я не сделал ничего феноменального. Так что, ничего странного.

– А ты никогда не думал попробовать реализовать свои таланты в другой сфере? Ты, хотя и сложная, но вполне подходящая кандидатура для обучения… Нет, даже не так. Скорее для того, чтобы оказывать содействие в решении некоторых вопросов, помогать с информацией.

От услышанного я едва не подавился. Видимо, у меня на лице все отразилось, потому что Андрей едва заметно улыбнулся, затем продолжил.

– Сотрудничество с нами даст определенные плюсы. Но об этом потом. Сначала ты закончишь обучение здесь, в Молькино. Сдашь зачеты. Затем, скорее всего, поедешь в одну из воинских частей кодировщиком, об этом тоже поговорим позже.

– Осведомителем, значит? – угрюмо произнес я, отворачиваясь.

– Да. А что, это проблема?

– Никогда о подобном не думал.

– Ну так подумай, – при этих словах Андрей неожиданно встал. – Подхватил мое личное дело, затем направился к выходу. Хлопнула дверь, Пономарев скрылся следом за ним, а я остался в полной тишине.

Обернулся к двери, постучал пальцами по столу.

Признаюсь, окончание разговора получилось совершенно неожиданным. Это что, все? Я ожидал, что меня будут давить, уговаривать… Но нет, видимо, у чекистов была иная позиция. Они даже не позаботились о том, чтобы я молчал о произошедшем. Очень странно.

Хотя с другой стороны – кто воспримет всерьез слова восемнадцатилетнего солдата-срочника? Или же они были твердо уверены, что делать такие утверждения излишне? Черт их разберет.

Минут через пять я встал, вышел из Ленинской комнаты. Осмотрелся.

Эта казарма была отремонтирована совсем недавно, но по ряду причин она пока не являлась жилой. И тем не менее, я очень удивился, когда внутрь «располаги» вошел сержант Васильев. Я бы даже сказал, не вошел, а прокрался… Подмышкой у него был какой-то свёрток.

Увидев меня, он даже растерялся.

– Савельев? – пробормотал он, однако уже через секунду справился с неожиданным потрясением. – Ты чего здесь забыл?

– Туалет искал.

– Какой на хрен туалет, Савельев! Эта казарма на ремонте! – повысил голос сержант. – Ну-ка, марш к командиру роты, доложись о прибытии из госпиталя.

– Есть!

Я проскользнул мимо Васильева, вышел на улицу. Вдогонку мне прилетело что-то похожее на «оборзевших духов».

Заметил, что «буханка» вместе с людьми из конторы добрых дел уже пропали с территории. Ну понятно, у них везде зеленый свет.

Направился к своей казарме, рассчитывая застать майора Сухова на месте. Но к моему удивлению, судя по всему, на его место уже назначили другого офицера, временно исполняющего обязанности командира роты. Дневальный, из числа «своих», заметив мое появление, очень обрадовался.

– Леха! Савельев! Вернулся?

– Ну да. Привет, Миша. Как вы тут?

– Ой, да не очень. После того случая на стрельбах, тут черт знает что началось. Сержанты злые, гоняют нас день и ночь по плацу, постоянные физические тренировки. Только вчера уехала какая-то проверяющая комиссия, четыре дня работала. Всем досталось.

– Странно, а ко мне они даже не зашли, – удивился я, глядя по сторонам. – А что про меня говорили?

– Да про тебя вообще разговора не было. Ну как ты на полигоне Генку спас, из оврага какого-то вытащил – это все наши знают. Иванец вроде ногу сломал и еще воспаление легких подхватил.

– И все?

– Еще как связался с нашим командованием, как вертолет к вам отправили. Только вот Сухову влетело. Его даже с должности сняли. Слушай, как там Гена?

– Жить будет, что ему сделается. В госпитале очень хорошие врачи, мертвого на ноги поставят. Миша, а кто сейчас за командира?

– Старший лейтенант Кабанов, – Миша бросил недовольный взгляд в сторону взлетки. – В канцелярии сидит.

– И как он? Адекватный?

– Да как, как… Не очень. Скоро сам все увидишь.

Вдруг из умывальной комнаты вышел дежурный по роте, младший сержант Бойко. Поправляя кожаный ремень с отполированной до блеска металлической бляхой, он громко зевнул. Увидев меня, сразу поменялся в лице.

– Савельев? Что, закончил в госпитале валяться? Тебя двенадцать дней не было!

– Так точно, товарищ младший сержант.

Бойко скривился, махнул рукой.

– Иди к Кабанову.

– А где наш майор Сухов? Мне с ним поговорить нужно.

– А мне не нужно, – рявкнул младший сержант. – Шагом марш в канцелярию.

Сняв бушлат и определив его на табурет рядом с кроватью, я отправился в канцелярию. Шел и думал, что ж там меня ждет?

Постучал в деревянную дверь, выждал короткую паузу, затем толкнул ее и спросил:

– Товарищ старший лейтенант, разрешите войти? Рядовой Савельев!

– Я же просил меня не беспокоить, – откуда-то из глубины помещения раздался недовольный голос. – Где дежурный? Ай, ладно! Входи!

Оказавшись в офицерской канцелярии, сначала я никого не увидел – внутри было накурено так, что сизый дым витал под потолком. На столе стояла пепельница, утыканная окурками, из нее тонкой струйкой к потолку поднимался дым. Рабочий стол завален какими-то бумажками, папками.

Только спустя пару секунд я разглядел за столом человека. Кителя на нем не было, только рубашка, поэтому я мог лишь догадываться о том, кто передо мной. По возрасту около тридцати пяти, рожа угрюмая. Короткая стрижка ежиком – под стать голове, похожей на горшок.

– Ты еще кто? – спросил он, уставившись на меня хмурым взглядом.

– Рядовой Савельев, прибыл из военного госпиталя! Без замечаний!

– Савельев? Тот, из-за которого все это дерьмо заварилось? – с явным пренебрежением протянул он, впившись в меня глазами. Затем привстал из-за стола, неторопливо подошел ко мне. Я с удивлением отметил, что рост у него где-то около ста шестидесяти пяти сантиметров, не больше. Ниже меня на голову, почти гном. Да-а, не соответствовал товарищ капитан своей фамилии от слова совсем.

– Не могу знать, – пришлось традиционно включать «дурку».

Кабанов подошел поближе, заглянул мне в глаза. Затем ткнул меня пальцем в грудь и прошипел:

– Что не можешь знать?! Думаешь, умный? Из-за тебя друга моего отца сняли с должности. А я Валерия Федоровича с десяти лет знаю. Хороший человек, помог продвинуться по службе и отцу, и мне. Ему через полгода полковника можно было получать. И надо же было ему на пути такому имбецилу, как ты, попасться?!

Я промолчал. Сразу понял, что человек передо мной – кусок говна, терпеть таких не могу. Что толку с этим самодовольным гномом бодаться? Все равно ничего не поймет.

– Ну, что смотришь? Думаешь, мне хотелось на эту дрянную должность? Да мне два месяца до капитана оставалось… Тьфу! Я тебе вот что скажу! Как закончится специальный курс и взвод сдаст все зачеты, ты у меня на Новую Землю уедешь, понял? – Кабанов, буравя меня ненавистным взглядом, продолжал гнуть свое. – Пингвинов кормить и на белых медведей смотреть!

Мне стало противно – и это офицер? Как низко нужно опуститься, чтобы, пользуясь служебным положением, вот так оскорблять солдата-срочника?! Как же мне хотелось дать ему в челюсть, но я держался. Видно было, что вояка меня намеренно провоцирует.

– Что толку с тобой разговаривать? Ума как у хомяка. Раз выписался, пошел вон отсюда, – старлей резко развернулся и вернулся к своему столу. Спустя секунду, обернулся ко мне: – Ты еще здесь?

Я развернулся, вышел за дверь. Даже слегка хлопнул ею.

Вернулся к своей кровати, развязал вещевой мешок, принялся извлекать оттуда рыльно-мыльные принадлежности и вещи. Не прошло и пяти минут, как в роту притащился сержант Васильев. Вместе с Бойко они отрядили меня в помощь наряду, чтобы в туалете было чище.

Через час наш взвод прибыл с занятий. В общем-то, все ребята со взвода были рады меня видеть, кроме тех «земляков» с Урала, из-за которых все и началось. Они собрались вместе, косились на меня хмурыми взглядами, но подходить не смели. Я послал им дерзкую ухмылку.

Начались расспросы про Генку, про то, что произошло на точке оцепления – видимо, правду скрыли. Однако все понимали, просто так комиссии с расследованиями не приезжают.

Затем нас отвели на обед. Какой-то макаронный суп, рис с котлетой и компот. Из всего этого только котлета оказалась нормальной. Макароны разварились, рис был в виде разваренной полужидкой массы, а про напиток можно было сказать, что это вода с запахом компота.

Во второй половине дня взвод отправился на специальную дисциплину.

Работали на специальной засекречивающей аппаратуре связи, используя ленты и ключи. Были еще кодировочные таблицы, но их упомянули лишь вскользь. В общем-то, работать на технике было несложно, хотя порядок действий при обработке входящих сообщений мне давался с трудом.

С исходящими было куда проще. Конечно, по сравнению с остальной группой я все делал заметно медленнее, но это меня не расстраивало. Догоню, куда я денусь.

Пока была возможность, подошел к преподавателю – седому майору с лысой головой. Тот пообещал помочь быстрее освоить теорию. Мне было очень важно понять специальный предмет, касающийся боевого применения засекречивающей аппаратуры связи.

Сам не заметил, как наступил вечер. Уже в пять часов было темно, поэтому, обратно в казарму мы возвращались по темноте. Как раз в это время зажглось уличное освещение. Было еще около часа, чтобы привести форму одежды в порядок и накремить сапоги.

Я отправился в кандейку, чтобы взять новые банки с гуталином – расходовался он со скоростью света. По всему выходило, что для того, чтобы более-менее начистить кирзовые сапоги, нужно было потратить чуть ли не треть банки… Ища нужный коробок между заставленными всяким хламом стеллажами, я отчетливо услышал, как приоткрылась входная дверь и внутрь помещения вошли двое неизвестных. Краем уха услышал знакомые голоса:

– Сегодня ночью все сделаем. Надоело ждать.

– А ты уверен? – второй голос принадлежал рядовому Трусову.

– А куда он денется! – нагло усмехнулся второй. – Тем более, он теперь один.

Я сглотнул – кажется, этой ночью против меня что-то готовилось…

Глава 2

Вместо тревоги и страха я почувствовал только живое любопытно.

Недолго думая, вышел из-за стеллажа и увидел перед собой своих сослуживцев из числа тех, с кем удалось «подружиться». Как я и ожидал, один из них оказался Трусовым – был в составе тех, что уже пытались сделать мне «темную». Помнится, тогда мы с Генкой всыпали им так, что мало не показалось. А перепугавшийся Трусов истошно заорал на всю «располагу», будто его убивают. Мышь позорная.

Но оказалось, что либо старое забывается, либо у некоторых просто память короткая. Они снова начали что-то мутить.

Вторым был рядовой Зайцев, тоже из числа уральцев. Довольно крупный юноша, откуда-то с центральной части Союза. Негласно был у них заводилой, по крайней мере, так мне казалось.

– Савельев?! – изумленно произнес он, заметив мое появление. Оба потеряли дар речи.

– Что? Не ожидали меня здесь увидеть? – усмехнулся я, подходя ближе. – Ну, рассказывайте, что будете сегодня ночью делать? Вы бы хоть убедились, что здесь никого нет.

– А? – протянул Трусов, хотя глаза предательски бегали.

– Ты слышал, – улыбка пропала с моего лица.

Оба растерянно переглянулись.

– Савельев, что, смелый, да? – лицо Зайцева исказила гримаса. Он уже понял, что закосить под дурачка в сложившейся ситуации не получится. Шагнул ко мне, рука его дернулась, словно хотел что-то сделать, но в последний момент резко передумал. – Похвально, но зря. Ведь ты сейчас один, а Иванец в госпитале. Некому тебя защищать.

– Защищать? Меня? Да я и сам справлюсь, – злорадно улыбнулся я, затем быстрым ударом зарядил ему в солнечное сплетение. Бил несильно, но так, чтобы тот прочувствовал весь букет ощущений.

От неожиданности Зайцев охнул, схватился за грудь и, качнувшись, рухнул передо мной на колени. Я намеренно отошел назад и обратился к Трусову.

– Ну, ты тоже хочешь? – поинтересовался я, глядя на него, как на противное насекомое, кем он, по сути, и являлся. Тот смотрел на меня со смесью страха и ненависти.

– Зря ты это сделал… – прошипел тот, явно опасаясь связываться со мной в одиночку. – Ты не понимаешь.

– Конечно, не понимаю, – продолжил я, шагнув к нему. – Вы – жалкая горстка придурков, отчего-то решивших, что можете диктовать тут свои правила!? Да ни черта подобного. Воинский коллектив – вещь сложная, в нем нужно адаптироваться, пропустить через себя. Стать одним целым. Если сложится обстановка, при которой придется всем вместе принимать бой, такие, как вы, сдохнут первыми! И все потому, что сами не разобрались и других в дерьмо втянули. Вы, черти, собрали тут группку земляков и считаете, что таким образом обойдете за века сложившиеся правила? Что, в наряды ходить не хочется? А придется! Все ходят, даже сержанты. Самые умные, что ли?

Трусов молчал. Я буквально чувствовал исходящий от него страх, круто перемешанный с ненавистью. Но тявкать он не рискнул бы.

– Слушай сюда, потом Зайцу передашь! Либо вы перестанете валять дурака, либо кому-то будет очень больно, – я протянул руку и поправил на груди оппонента смятый китель, улыбнулся ему. – А знаешь, вот сейчас моя чуйка подсказывает другое. Полагаю, что мои слова вы не воспримите всерьез, поэтому выберите второй вариант. Дело ваше. Я предупредил.

Я повернулся, посмотрел на сидящего на коленях рядового Зайцева, хмыкнул.

– Ладно, пойду я. Друга забери, а то, кажется, ему нехорошо, – рассмеялся я, и, плечом отодвинув Трусова, вышел из кандейки.

До самого вечера все было тихо. «Земляки» ходили мимо и делали вид, что ничего не произошло. Лишь сам Зайцев кидал на меня ненавистные взгляды, но этим все и ограничивалось. Я не сомневался – они устроят мне какую-нибудь подлянку. Скорее всего, ночью.

Прошел ужин. Тушеная рыба с отварным картофелем и хлеб. Ну, еще чай.

Вообще, кормили нас неплохо. А по советским меркам и вовсе хорошо. К счастью, из-за того, что личного состава было относительно немного, наряд по столовой справлялся хорошо. Известно, что чем на большее количество людей готовится еда, тем хуже готовое блюдо. Из-за экономии и не соблюдения пропорций. Если собрать всех, кто питался в столовой, то можно смело заявить, что число ртов не превышало отметку в семьдесят человек.

С моим возвращением из госпиталя произошли и некоторые перемены. С подавляющим большинством сослуживцев отношения у меня были хорошие, уверенные. Лишь шестерка уральцев, из которых один вечно лежал в лазарете, точили на меня зуб. Хотя изначально я им вообще ничего плохого не сделал. Сержантский состав больше не гонял – тот случай на стрельбище они оценили, хотя и не показывали это.

Прошла вечерняя прогулка, затем поверхностный медицинский осмотр. Делалось это для того, чтобы убедиться, что в строю нет тех, кто у кого проблемы со здоровьем.

Наряды теперь распределял не я, и слава богу. Муторное это, неблагодарное занятие – считать, кто и сколько уже отходил, кому нужно накинуть дополнительно. Умывшись и почистив зубы, я отправился к своему спальному месту. Мне сразу показалось, что синее одеяло, которым была застелена кровать, лежит как-то неестественно, даже примято. Откинув край, я стал свидетелем того, что весь пододеяльник был перемазан гуталином.

– Ну что за детский сад? – пробормотал я, оглядевшись по сторонам. Почти сразу столкнулся взглядом с Зайцевым.

Тот выдавил кривую усмешку, отправился в умывалку.

Ладно, мы негордые. Сорвал пододеяльник, смял его. Отправился за придурком, уже понимая, что гуталин был использован ими как предлог, чтобы взбесить меня. Взбесить не удалось, но внимание к себе они привлекли, безусловно. Неожиданно на моем пути возникло препятствие. Дверь каптерки распахнулась и оттуда выбрался Васильев – вид у него был странный, как будто что-то задумал.

– Оп, Савельев! – он ткнул в меня пальцем. – Так! Рыльно-мыльные процедуры закончил?

– Так точно, – вздохнул я, понимая, что стороннее обстоятельство обойти не получится.

– Вот и хорошо. Заходи, – он кивнул на дверь в каптерку.

– Зачем?

– Не понял. Савельев?! Это приказ! – возмутился сержант, тут же нахмурившись. – Сейчас наряд выхватишь. Ну?

Я кивнул, вошел внутрь, Васильев прикрыл за мной дверь.

Внутри каптерки уже сидели Петров и Бойко, оба в одних штанах, без верха. Оба вспотевшие. На полу лежал спортивный инвентарь. Ну, все ясно.

Частенько замечал, что после отбоя наши сержанты занимаются спортом. Очевидно, что к дембелю хотят массу нарастить, жир согнать ну и чтоб мышца появилась – нормальное желание каждого солдата, готовящегося к дембелю. Надо же потом покрасоваться накачанными мышцами?!

Для этого они заранее натаскали в каптерку гантели, гири. И по вечерам, через день устраивали прокачку, соревнуясь друг с другом. Иногда приходили сержанты с других точек, у которых личного состава не было.

– Так, Савельев! Ты вроде не дрыщ, давай так… – начал воодушевившийся Бойко. – Отожмешься больше, чем я, получишь банку сгущенки!

– Ну-у, ты не распыляйся особо, Серега! – фыркнул Петров, оценив приз.

– Нормально все! – тот, не приемля возражений, качнул головой. – Банка сгущенки – самое то! Я у Макара в столовой аж шесть банок отжал. Все равно столько сами не сожрем. Да и достала она уже. Лучше бы тушенку дал.

– Угу… А он где жрать будет? – Петров махнул в сторону двери рукой. – Под одеялом?

– А если я проиграю? – уточнил я, прервав дискуссию.

– Ха-ха… Э-э! Ну ладно… Наряд вне очереди во внешний патруль!

– Идет! – усмехнулся я.

Перспектива, конечно, так себе. Бродить по периметру в течение суток мне несильно хотелось, зато была куча времени подумать.

– Ну, тогда первый и начинай! – потер руки Бойко, затем достал из-под стола банку, бахнул ее на стол. – Вот суперприз! Давай, упор лежа принять!

Я принял стойку, начал под счет. Делали без контроля, расстояние от груди до пола не фиксировали. Мы же не на олимпиаде, в конце концов.

Первые тридцать раз прошли легко и быстро – Васильев считал, как положено, без обмана. Еще двадцать пять я сделал уже с должным усилием, но по правилам и в счет. Следующие двадцать пошли уже через силу и напор, таким образом, добив общее число повторений до семидесяти пяти. Иногда сержант филонил, пропуская отдельные повторения. Я не реагировал.

– Ну, Савельев! Выдохся? Нет? Что, неужели так сгущенки захотелось? – подначивал Петров, глядя то на меня, то на младшего сержанта Бойко. Последний стоял рядом со столом, вид у него был озадаченным.

В общем-то, на алюминиевую банку со сгущенным молоком внутри мне было фиолетово, тут дело принципа. Продолжал выполнять, уже порядком устав и вспотев. Появилась одышка, а мышцы, хотя и подготовленные, тоже начали ощутимо ныть. С каждым повторением все сильнее.

– Девяносто! Девяносто два! – Васильев уже просек, что я выдыхаюсь, а потому и считал уже с большим азартом. – Сто одиннадцать.

Зато Бойко все больше мрачнел – видать, счет был выше его возможностей.

На девяносто девяти я выдохся. Руки предательски подвернулись, и я рухнул плашмя на пол. Мышцы, словно задеревенели.

– Вот и все, – Васильев довольно хлопнул по столу. – Девяносто девять раз. Еще бы раз и сотка, ну да, силенок не хватило. Серега, мне кажется, он тебя сделает! Давай, твоя очередь.

Тот потер ладони друг о друга, вдохнул-выдохнул. Принял упор лежа и принялся за дело. Поначалу у него шло не очень – торопился и, видимо, считал, что не осилит, зато потом выровнялся. Дошел до восьмидесяти, приостановился, чтобы перевести дыхание. Силы почти исчерпал, но действовал лишь на морально-волевых и осознании того, что не может проиграть простому срочнику. То, что я был непростым срочником, во внимание не берем, потому что об этом знал только я.

Младший сержант упрямо выжимал повторения дальше, но все-таки не выдержал и рухнул животом на деревянный пол. Судорожно выдохнул, что-то процедил.

– Ну-у, Серега! Девяносто семь! Ты чего, еще пару раз выжать не мог! – разочарованно произнес Петров. – Тебя же Савельев сделал! Бабка ты чахлая!

– Отстань, ты и девяносто не вытянешь, – с досадой процедил Бойко, кое-как поднимаясь с пола и разминая затекшие руки. Посмотрев на меня, он с нескрываемым уважением произнес: – Молодец, твоя взяла, но сгущенку не дам. А то Кабанов увидит, вопросы будут. Он уже даже по сержантским тумбочкам роется.

– Как раз сам собирался отказаться! – пошутил я, бросив взгляд на банку. – А вот в наряд за территорию я все равно сходил бы.

– И на черта тебе это? – хмыкнул Васильев.

– Да что-то в роте душно, – признался я, вспомнив про «друзей».

Сержанты переглянулись.

– Не понял, это как?

– Да никак. Проветриться после госпиталя хочется.

– Темнишь, Савельев! Ну да ладно… Как раз завтра мой наряд, заступаю начальником патруля, – сказал Петров. – Со мной и пойдешь. Все. Дуй отсюда! Так, стоять… Что с пододеяльником?

Только сейчас они заметили, что в руке у меня был смятый и перемазанный гуталином пододеяльник.

– Ты что им, сапоги вытирал?

– Да нет, шутка неудачная, – пробормотал я.

– Возьми другой, завтра застираешь. Сегодня не успеешь, – внезапно смягчился Бойко.

Я произвел замену, затем двинулся к выходу. Толкнул дверь, шагнул на центральный проход и нос к носу столкнулся с Трусовым. Скорее всего, эта мышь казарменная стояла под дверью и подслушивала.