Текст книги "Лесник: Назад в СССР"

Максим Гаусс
Лесник

16+

Глава 1. Тревожные моменты

Конец апреля, 1957 год. Где-то юго-восточнее Кыштыма.

Я ждал уже третий час.

Все тело давным-давно затекло, мышцы ныли, как бы намекая на то, что пора бы уже встать и размяться как следует. Одежда на животе уже насквозь промокла от пота, а запах сырости начал раздражать.

Нет, так-то я приученный – в прошлой жизни, еще в учебном центре, инструктора научили меня лежать без движения в течение шести-семи часов. Но раньше и тело у меня было другое, а здесь…

Безусловно, я уже осознал, что во мне произошли некоторые изменения и я уже не тот человек, кем был раньше. Физически и интеллектуально. Некоторые полезные навыки и знания потерялись, но взамен появились другие, реакция стала хуже, но при этом изменилось мышление. Да и решения во многом были сомнительными – смешение подсознаний оставило свой отпечаток.

Однако, несмотря на это, времени зря я не терял – едва поправив здоровье, сразу же возобновил тренировки, продолжил бегать по утрам. Начал отжиматься, качать пресс. Даже скрутил себе турник, где и выписывал канделябры на зависть местной детворе. В общем, потихоньку приобретал нужную мне физическую форму. Но этого было недостаточно. Недавняя схватка с браконьерами показала, что от навыков опытного боевого офицера и выживальщика осталось немного.

Тяжко вздохнув, я перевалился на другой бок. Терпение уже было на исходе, а чертов кабан все не появлялся. Где ж его черти носят?

Рядом лежало новенькое двуствольное ружье ИЖБ-36. Спустя пару недель после войны с браконьерами, от прошлого председателя мне достался этот боевой трофей. Судя по всему, Тимофей Александрович из него даже ни разу не стрелял. Изящный корпус ружья мне сразу понравился, а первый же выстрел окончательно развеял все сомнения – словно бы для меня делалось.

О чем только я не успел подумать за прошедшее время. Последняя мысль заставила меня усмехнуться – а черти, случайно, не дальние родственники кабанов?

Тьфу ты, всякая чушь в голову лезет. Нужно сосредоточиться.

Вообще, все дело в том, что недавно из Министерства управления охотничьего хозяйства СССР неожиданно пришло указание предоставить сведения обо всех обитающих в нашем районе кабанах. Типа популяцию они анализировали, сводки какие-то делали. Чего им там взбрело в голову?

Матвей Иванович сказал, что это обычное дело. Не в первый раз такое распоряжение поступает. Опытный егерь знает куда идти и где смотреть.

Еще в конце января старика все-таки выписали из госпиталя и вернули обратно в поселок. Медицинский персонал вздохнул свободно – неугомонный дед там всех достал своими нравоучениями. По возвращении в Соболевку, он еще долго кочевряжился, но все-таки сдался и в марте наконец-то сложил с себя полномочия егеря. Все-таки удар по здоровью был ему нанесен ощутимый, и старик начал сдавать обороты. Но это решение не помешало ему бродить по тайге и дальше… Она для него дом родной, кто бы там что ни говорил.

Как и стоило того ожидать, на замену старику, из управления никого не прислали. Хитрый лесник несколько дней ходил в задумчивости, а потом лично отправился к новому председателю сельсовета. Что он там с ним обсуждал, я мог только догадываться. Но когда меня вызвали в администрацию, то поставили перед фактом, что моя кандидатура рассмотрена на должность нового егеря. Вернее, не только рассмотрена, но и утверждена.

Жители Соболевки, благодаря моим стараниям, уже прекрасно знали, кто я такой. Опять же, спасибо вмешательству Федора и его бывшей супруги. То, что я практически в одиночку разобрался с браконьерами и восстановил справедливость, сыграло огромную роль и добавило мне авторитета.

– Женька, не обольщайся! – угрюмо пробурчал Иваныч, когда я сообщил ему новость. – Егерь из тебя пока что никакой. Но, так и быть, буду потихоньку тебя обучать, глядишь, что толковое и выйдет. Но смотри, от меня пощады не жди… Я с тебя три шкуры сдеру, но ты у меня научишься делать все, что умею я.

– Иваныч, ну ты чего? – показательно возмутился я. – Вообще-то, кто-то целую банду браконьеров успокоил. Кстати, если помнишь, товарищ Уткин хотел меня живьем в твоем доме сжечь…

– Ну и что? – фыркнул старик. – Тоже мне противники. Один раз гаркнул, они и разбежались. К тому же с Уткиным тебе медведица помогла. Сам же говорил.

– Ага, твоя медведица меня самого на тот свет чуть не отправила! Хороша помощь! – усмехнулся я. – А после в поисках твоего зимовья по тайге сколько скакал? Ты ведь мог мне сразу весь расклад дать, но не сделал этого.

– Эх ты, – с досадой махнул рукой старик. – Не понимаешь ты еще многого. Люди – это люди. А со зверем себя по-другому вести нужно… Ну, молодо-зелено!

В общем, подводя черту, отмечу, что последние пару месяцев я активно постигал охотничью науку, а заодно вбирал в себя все тонкости обязанностей егеря. Честно говоря, соглашаясь на должность, я и не думал, что придется столько ходить! Днем и ночью – все ножками, ножками… С ружьем и рюкзаком на плечах. Каждый день по десять – двенадцать километров, а как теплее стало, так еще больше.

Мозг-то у меня тренированный, а вот тело оказалось к такому не готово.

Кстати, в декабре, когда закончилась вся заварушка с мстительной медведицей и браконьерским сообществом коварного Снегирева, ко мне пришли из милиции. Ведь как ни крути, а дело получилось громкое. Люди, что прикрывали Снегирева сверху, перепугавшись, вдруг куда-то пропали. К счастью, утрясти многие недомолвки помог сам Федор. По итогу я объяснил участковому и председателю, что документы мои были уничтожены во время пожара, поэтому им пришлось поверить на слово. Через некоторое время, в обход формальностей, мне сделали новые документы, взамен утраченных. В счет моих заслуг. Честно говоря, не думал, что это возможно.

Больше не было никакого браконьера Ивана Смирнова, по паспорту был только я – Евгений Громов, двадцать шестого года рождения. Наличие документов давало мне право спокойно покинуть эту глушь и перебраться в город, поближе к людям и цивилизации. Да хоть в тот же Свердловск или Челябинск.

Деньги у меня тоже были – оказалось, что бывший завхоз в своем личном бараке хранил то самое золото, что отыскала наша группа, перед тем как меня бросили умирать на той поляне. Уткин сам попросил Федора сохранить имущество до лучших времен. Обменяв его, я стал обладателем почти десяти тысяч рублей по тем временам.

Казалось бы, езжай и живи как человек, но я предпочел остаться. Никакого желания ехать в город у меня не было.

И вот сейчас, отойдя от Соболевки на добрых тридцать километров к юго-востоку, мы со стариком случайно обнаружили целое семейство дальних родственников «Пумбы».

И буквально с первого же взгляда заметили, что вожак вел себя подозрительно странно. Мало того что он держался вдалеке от остального семейства, так еще и ничего не ел. Уже второй день. Хрен его разберет почему…

– Что-то беспокоит животинку! – нахмурился Иваныч, глядя на него в бинокль.

Чуткий к таким вещам старик очень заинтересовался и принципиально не хотел уходить из этого района, не разобравшись с причиной. Уже второй день мы вели наблюдение, и были поводы для того, чтобы насторожиться.

– Матвей Иванович, ты, конечно, человек опытный! – произнес я, глядя на своего «наставника». – Но скажи мне, какого черта мы тут торчим? В телеграмме же черным по белому было написано, предоставить сведения о количестве животины. Остальное не наше дело.

– Женька, не торопись! – проворчал старик. – Ты заметил, что вчера кабанят было четверо?

– Ну да.

– Вот! А сегодня трое! – он поднял вверх палец. – Самка никогда не бросит малыша одного, а потеряться ему здесь негде.

– Может, сожрал кто? Мало ли тут хищников ходит, места-то глухие совсем.

– Не знаю, – задумался егерь. – Может, ты прав. Только я не слышал, чтобы ночью кто-то на кого-то нападал. И все же кабан этот…

Хоть старик и ушел на заслуженную пенсию, в поселке его все равно продолжали называть егерем. В жизни иногда бывает так, что прозвище или псевдоним намертво прилипает к человеку, что ты ни делай… Вот это как раз тот самый случай.

Вообще, учитывая тот факт, что мы находились вдали от цивилизации, люди сознательно отошли от многих правил. Власть особо не интересовалась о потребностях людей, все внимание было направлено на рост городов, экономики и мировой политики. Одна только история с Венгрией чего стоила…

И вот сейчас, лежа прямо на собственном тулупе, я ждал, пока хоть где-то появится наш странный кабан. Но, как назло, того нигде не было и это меня не на шутку взволновало. Все остальные были здесь, а самец пропал. Как и сказал Иваныч, ночью мы не слышали никаких звуков нападения – обычно, если кто-то кого-то кушает, слышно на сотни метров. А тут ничего.

По прошествии еще сорока минут, я не выдержал и поднявшись, медленно направился к лежке Матвея Ивановича, в трехстах метрах к югу. Но когда я прибыл на точку, его тоже не оказалось, хотя рюкзак и тулуп лежали на прежнем месте.

– Не понял… Иваныч? – задумчиво пробормотал я, оглядываясь по сторонам. Вокруг тишина, ни души. Остальное кабанье семейство паслось в двухстах метрах к югу, на небольшой полянке. Мы старались соблюдать тишину, натянули на себя маскхалаты, не желая беспокоить животных.

Я двинулся дальше, обошел небольшой поросший мхом холмик и вдруг наткнулся на бурелом. Пришлось обходить и его. Метров через тридцать, справа от него, с ружьем за спиной, неподвижно стоял Матвей Иванович. Голова опущена, вид задумчивый…

– Иваныч? – негромко окликнул я. – Ну что там?

Старик не отреагировал. Только неопределенно головой качнул.

Я подошел почти вплотную, но пока не разглядел, куда именно он смотрит.

– Ты чего?

– Гляди… – не оборачиваясь, кивнул он.

Прямо перед нами, среди веток лежала огромная, изуродованная туша кабана, за которым мы второй день вели наблюдение. Ребра сломаны, брюхо разорвано, а обе задние ноги вырваны вместе с ляжками. Шкура подрана так, будто на него дикие кошки напали… И повсюду кровь.

Вы когда-нибудь видели вблизи матерого дикого кабана? Лесной кабан мало того, что сам по себе уродливый и страшный, он еще и огромен. К тому же, он крайне опасен для любого человека, случайно оказавшегося у него на пути. Но при этом глуповат и нетерпелив. Достаточно залезть на дерево и потерявшее вас из вида животное свалит само… Но увиденное сейчас, заставило шевельнуться в моем желудке утренний завтрак.

– Нихираси! – вырвалось у меня. Картина была не самой приятной.

– Это еще что такое? – сухо пробормотал старик, услышав незнакомое слово.

– А-а? Это… Древнее японское выражение, символизирующее крайнее удивление, – спохватился я, на ходу придумав значение.

– А-а… Вот и я того же мнения.

– Кто это его так?

– Не знаю. Первый раз вижу подобное. Ни один хищный зверь не мог такого сделать с матерым кабаном. Даже медведь на такое не способен. Сначала просто звери пропадали, а теперь вот это!

– А человек мог такое сотворить?

Мы переглянулись. Оба подумали об одном и том же. На подходе к этому месту мы видели тухлые останки еще двух кабанов с похожими признаками. Затем пропадает молодой кабаненок, потом ни с того ни с сего дохнет матерый самец. Уж не происки ли это браконьеров? Ведь товарищ Снегирев вместе с председателем с позором бежали в тайгу, где бесследно и пропали. Другие браконьеры тоже сбежали, кто куда. Что, если они осели где-нибудь в этом районе и вновь принялись за свои гадкие делишки?

Я склонился над останками животного, чтобы осмотреть все поподробнее. Следов от пуль не видно. Если бы зверь подорвался на мине, все выглядело бы куда хуже. Как минимум была бы воронка. Но откуда бы в глуши взяться мине?

Черт возьми, кто же это сделал? Или что?

Не обнаружив никакой зацепки, мы отошли в сторону.

До Соболевки было далеко, километров тридцать.

– Здесь есть охотничьи лагеря или поселки? – поинтересовался я, доставая карту.

– Есть один, – отозвался тот. – Я в сорок девятом году там проходом был. Тьфу ты, совсем из башки вылетело, как поселок-то обзывается… А, Прокофьевка. Точно!

– Дым в трубу, пельмени разлепись! – пробормотал я.

– Что ты такое мелешь? – снова удивился егерь.

– Ну… Наши планы по переписи популяции кабанов только что посыпались… Что теперь будем делать? Полагаю, что возвращение в Соболевку откладывается на неопределенное время?

– Да. Хочу осмотреть этот район и понять, что все это значит. Что-то здесь странное творится. Видел я уже похожее. Правда, давно это было и неправда.

Все это действительно было очень странно. Я видел озабоченность на лице старика – его это беспокоило куда больше, чем меня. Кто-то устроил охоту на кабанов? Но почему именно так?

Отошли к стоянке, решили провести ревизию наших вещей. Провизии и воды с собой было немного, но на пару дней точно хватит. К тому же, можно использовать то, что дает лес. Плюс вокруг было множество ручьев, в которых обитала рыба.

Конечно, учитывая характер окружающей среды, на ночь приходилось принимать меры безопасности. Спали на растянутых между деревьями гамаках, на высоте трех-четырех метров. На дереве тоже можно, только хрен выспишься… Если сам Матвей Иванович мог ходить ночью по тайге, то мне было еще рано. Ночная тайга особенная, явно не для каждого.

Старик твердил, что только тот, кто освоил ночную охоту и прочувствовал иную атмосферу ночного леса, может считаться настоящим охотником. У меня на этот счет было свое мнение, но разве ж Иваныча переубедишь?

Наполнив фляги в роднике и перепаковав вещевые мешки, мы двинулись на юго-восток. Лес в этих местах был смешанный, больше лиственный. Тайгой его назвать было уже сложно.

Шли мы по старой карте. Хоть старик и убеждал меня, что в лесу не заблудится, я этому несильно доверял. Все-таки, места незнакомые, ориентиров нет. Сбиться с пути – раз плюнуть.

Несмотря на то, что близился май, температура едва доходила до плюс семи. Большая часть снега к этому времени уже растаяла, но местами еще попадались довольно большие участки. Погода начала портиться еще с утра, но мелкий дождик пошел только сейчас.

Чем дальше мы шли, тем больше хмурился старик.

– В чем дело, Иваныч? – поинтересовался я, наблюдая за странным поведением моего спутника. То он к дереву подойдет, то к кустарнику. Следы чьи-то на снегу увидит, непременно подойдет и посмотрит. Нахмурится, прислушается.

– Тихо.

– Что? – я сразу же насторожился.

– Тихо, говорю, здесь, – пробормотал егерь, озираясь по сторонам. – Слишком тихо. Не нравится мне.

Я не нашелся что ответить, но тоже стал внимательнее к деталям. Про себя отметил, что вокруг и, вправду, стало как-то мрачновато. То ли мы спустились в низину, то ли тучи над лесом сгустились еще больше, но стало заметно темнее… Сырость и затхлость воздуха стала ощущаться сильнее. Куда-то пропали все птицы.

Недолго думая, приняли решение не мокнуть почем зря, а сделать привал. Из еловых веток и жердей быстро сложили небольшой навес, под ним решили переждать дождь. Развели небольшой костер, подогрели консервы.

Неподалеку была узкая речка с проточной водой, поэтому там можно было набрать воды и вскипятить чаю.

– Сколько нам еще идти? – я задумчиво посмотрел на часы.

– Километра три с половиной, если меня память не подводит.

Лагерь разбили за десять минут.

– Слушай, Иваныч! – произнес я, пережевывая горячий кусок тушеной свинины. – Я все понять не могу, а почему ты меня порекомендовал на роль егеря? Ведь в Соболевке есть и другие, куда более достойные кандидаты. Да хотя бы тот же Гришка Денисов. Это ведь они медведицу завалили, чем спасли наши с Федором шкуры.

– Потому что, – мрачно отозвался старик. – Егерем не каждый может быть. Вот Гришка… Пробовал я его учить, так он же деревянный. Интуиции нет, предчувствие не развито, а звери для него – это только мишень. Зверя если не любить, то уважать уж точно нужно. А с ружьем любой дурак обращаться может.

Я рассмеялся.

– Ну а другие что?

– Да такая же история, – отмахнулся егерь, наливая воду в переносной чайник. – Я вроде уже рассказывал, что в Соболевке было у меня два ученика, так оба ну никакие… Так потом еще и проблемы были. Все желание отбили передать кому-то свои знания и опыт. А тут ты не пойми откуда появился.

Пока моросил дождь, мы вскипятили на костре чаю. Иваныч рассказывал байки про то, как он с дважды рысью встретился. Даже имя ей придумал.

Я тоже поведал кое-что из своей прошлой жизни, при этом, не вдаваясь в подробности.

Примерно через час дождь все-таки прекратился. Со стороны реки медленно пополз туман, стелящийся по самой земле. Красивое и одновременно жутковатое зрелище. Постепенно докатилось и до нашей стоянки.

Клубы густого белого тумана обошли кострище стороной, словно бы боялись открытых языков пламени. Выглядело это даже забавно, хотя и мрачновато.

– Гляди-ка! – ткнул пальцем Иваныч. – Нечасто такое увидишь. Это из-за перепадов температуры.

– Тоже видел подобное, – согласился я. – Может, пока дождя нет, пойдем уже?

Егерь согласно кивнул.

Навес оставили, мусор закопали под камнями, а затем, забрав свои вещи, продолжили путь. Стало заметно прохладнее, отчего я накинул на голову капюшон.

На пути стали попадаться скалы и камни, густо облепленные мхом. Повсюду были обломки сухих веток, попадались упавшие деревья. Из-за влаги и недавно прошедшего дождя все было скользким – пару раз я даже чуть не шваркнулся, неудачно встав на камни.

Примерно минут через десять, егерь остановился в нерешительности.

Я шел чуть поодаль и не сразу понял причину остановки спутника. А когда поравнялся – обомлел… Перед нами лежал растерзанный лось…

Глава 2. В поселке

– Ну, ни хрена себе! – вполголоса пробормотал я, остановившись как вкопанный. – Далеко не самое приятное зрелище!

По спине поползли мурашки, в затылке возникло неприятное ощущение. Я даже вздрогнул, хотя было не холодно.

Егерь шумно выдохнул, молча закинул ружье за спину, медленно склонился над тушей лося и принялся рассматривать останки.

Некоторое время было тихо, затем он произнес:

– Заметил сходство? Такие же раны, как и у кабана. И снова нет ни следов от пуль, ничего такого, что мог оставить человек. С раннего утра лежит. Скорее всего, все произошло перед рассветом. И еще… Что видишь?

– Рогов нет. Самка?

– Она самая. Самки всегда безрогие. Они слабее самцов и менее выносливы.

– Это понятно, но все же… Кто мог напасть на здоровенного лося? Да в этой дуре весу килограммов пятьсот с лишним! Попробуй-ка, завали ее из ружья!

– Не в ружье дело. На самца, на открытом пространстве и не каждый медведь рискнет лезть, а про мелких хищников я вообще молчу. Меня другое настораживает – почему не видно практически никаких следов борьбы? Заметь, только листья немного разрыты и мох с камней содран. Все, – Иваныч поднял голову и осмотрел местность. – И еще не пойму, зачем лосихе вообще нужно было лезть в эту лощину? Здесь же нет ничего, что она могла бы употребить в пищу. Вернее, есть, но пищи вокруг и без того предостаточно.

– Может, ее напугали? – предположил я. – Вот и забрела не туда.

– Не знаю. Я вообще теряюсь в догадках. Но даже если и так, что с ней произошло потом? Не сама же она себя разодрала. Гляди, опять лапы оторваны.

На мгновение повисла тишина.

– Ты говорил, видел нечто подобное и раньше, – поинтересовался я. – А что именно?

– Ну… – Матвей Иванович наморщил лоб, вспоминая обстоятельства того времени. – Помнится, это еще в тридцать пятом году было. Я тогда в Воронеже в отпуске был у старого друга. Там поселок небольшой есть, уже и не помню, как он там назывался. Так вот там тоже подобное было, только не с дикими животными, а с домашним скотом. Коровы, свиньи. И вот примерно так же было.

– И что, выяснили что-нибудь?

– А ничего, – вздохнул старик. – Примерно дня три такая ерунда повторялась, а потом само собой прекратилось. Я бы и не вспомнил этот случай, да только вот так же у коров задние ноги были оторваны. А на них больше всего мяса.

Здесь было что-то необъяснимое, мистическое.

Пока я у себя в голове перебирал варианты, егерь вдруг созрел:

– Уж не происки ли это нечистой силы?

Он посмотрел на меня странным взглядом, мне кажется, в его глазах даже на мгновение испуг промелькнул.

– Иваныч! Ну е-мое! Ты вроде мужик в возрасте, а веришь в сказки про оборотней и духов?

– А отчего же нет? – глядя мне в глаза, возразил тот. – Черти там всякие, кикиморы… Думаешь, их не существует?

Я невольно рассмеялся. Махнул рукой и неторопливо двинулся дальше – чего толку стоять и на лосиные останки смотреть?!

Лично я во всем этом ничего сверхъестественного не видел. Объяснение простое – либо хищник какой-то постарался, либо человек. Может, случайность, а может, и закономерность. Безусловно, разобраться нужно, но стоять рядом с тушей и просто нести чуть насчет нечистой силы? Нет уж, извольте.

Туман по-прежнему стелился по земле, правда, стал более редким. Сырость уже начала действовать на нервы, поэтому я намеревался быстрее покинуть этот участок и выбраться на открытое место.

Справа, вдоль намеченной мной тропинки шел выход скальной породы, густо покрытой зеленым мхом и плесенью. Между камнями были огромные трещины, где-то журчала вода.

Однако не прошел я и двадцати метров, как остановился в нерешительности – прямо передо мной, во влажной грязи был отпечаток. То ли ноги, то ли звериной лапы – точнее не скажешь, потому что след был нечеткий.

– Иваныч! – настороженно пробормотал я, затем потянулся к висящему за спиной ружью. Затравленно осмотрелся по сторонам. Кто бы ни оставил этот отпечаток, он все еще мог быть рядом.

– Отдаленно похоже на медведя! Хотя, нет, – спустя несколько секунд выдал заключение егерь. Сел рядом, принялся осматривать. Взял палку, ковырнул грязь. Зачем-то понюхал.

– Ну, ты еще на вкус попробуй! – невесело фыркнул я.

– Не умничай.

Отпечаток был только один, ничего похожего поблизости больше не было.

– Мелковат след для медвежьего! – заявил я, глядя на старика. Так-то я уже видел следы медведицы, и они куда крупнее были, да и выглядели иначе.

Егерь вздохнул.

– Чертовщина какая-то… Ладно, идем отсюда. До поселка недалеко, километра два с половиной.

Мы покинули лощину. Честно говоря, когда мы оставили позади низину, затянутую туманом, даже дышать стало легче. Сырой воздух как будто на мозги давил. Примерно через час последняя кромка леса осталась позади, и вдалеке, в небольшой долине мы увидели границы крохотного поселка.

– Это что, и есть Прокофьевка? – уточнил я, разглядывая ее в бинокль.

– Она самая. Удивлен?

– Честно говоря, да. Она же меньше Соболевки раза в два, – заметил я, оглядывая темные, покосившиеся дома из сруба. – Судя по всему, она гораздо старее. Не удивлюсь, если еще с девятнадцатого века стоит, с царских времен?

– Так и есть, – кивнул Матвей Иванович. – Здесь население человек пятьдесят, а может уже и меньше. Охота здесь не пошла, а потому артелей здесь тоже нет. Ну чего встал? Пошли, нужно до темноты успеть.

И верно, на западе уже начинал алеть закат. Пройдет совсем немного времени, солнце зайдет за горизонт и лес погрузится во тьму. Что ни говори, а не было у нас желания бродить по темноте, учитывая близость поселка.

Когда же мы пересекли границу Прокофьевки, я сразу осознал тот факт, что уровень жизни здесь куда хуже, чем в той же Соболевке. Поселок был вытянут с севера на юг и примостился в небольшой долине, среди редколесья.

Здесь была только одна улица, не было ни школы, ни отделения милиции. Жилых домов если десятка два наберется – и то хорошо. Здание сельсовета представляло собой старую покосившуюся избу, у которой из-за времени даже крыша прохудилась. Местных жителей на улице почти не было, а те, что имелись, все были в возрасте. Ни одного молодого человека я тут не заметил.

Справа, на самой окраине среди сухих зарослей, ржавел брошенный ЗИС-5, с отсутствующим передним колесом. Рядом примостилась разбитая телега, сразу за ними стоял развалившийся и потемневший от времени сруб. Выглядело удручающе.

– Как-то все совсем печально… – пробормотал я, на пару секунд остановившись у машины. – Сдается мне, что сюда и транспорт не ходит?

– Ходит. Раз в месяц. А своей техники тут еще с войны нет.

– Ну а егерь-то хоть здесь имеется? – поинтересовался я.

– А как же? Конечно, имеется, – проворчал старик, глядя по сторонам. – Степан Кузьмич, опытный охотник. Ночью с закрытыми глазами куда угодно дойдет. Только древний он уже, как говно мамонта. Очень надеюсь, что не помер еще. Да-а, тяжко признавать, что Прокофьевка медленно, но верно загнивает. Здесь ведь и охотников почти нет. А с другой стороны, чего тут молодежи делать? В пятьдесят втором поговаривали, что ее расселять будут, но так и не дошло до этого. И таких вот загибающихся поселков как Прокофьевка, во всем Союзе тысячи… Но Никите Сергеевичу не до таких мелочей.

У меня сложилось о поселке своеобразное мнение, которое можно было описать всего одним словом – дыра. Даже сравнительно небольшая Соболевка, расположенная на окраине таежной глуши, на фоне этого поселка смотрелась куда лучше. А уж если сравнивать с каким-нибудь небольшим городишкой, так и подавно.

– У меня тут знакомых немного, но парочка имеется, – произнес Иваныч, осматриваясь по сторонам. – Давай-ка заглянем к председателю сельсовета здешнего?

Других предложений у меня не было, поэтому я согласился. Пока шли, я обратил внимание, что новых домов здесь не было. Вообще. Все избушки давно уже потемнели от времени, некоторые рассохлись. Отдельные вообще развалились. Все это говорило о том, что будущего у поселка нет.

Едва мы вошли в здание сельсовета, как из коридора выглянула женщина лет пятидесяти. Несколько секунд она хмурилась, пытаясь разглядеть гостей.

– Ой, Матвей Иванович! – ахнула она, все-таки опознав егеря. – Вот так хорошая новость в наши края залетела. Года четыре тебя не видела. Откуда ты здесь, да еще и не один?

– И тебе вечер добрый, Алевтина, – расплылся в «усатой» улыбке Иваныч. – А я больше не егерь. Вот, нового, молодого назначили недавно. Обучаю. Ваш-то Кузьмич как?

При этих словах женщина махнула рукой.

– Все пропадает. Неделями ходит где-то.

– Ну, понятно, – кивнул егерь и вдруг, вспомнив что-то, добавил: – А вы распоряжение Министерства управления охотничьим хозяйством получали?

– Это какое? То, что о мерах по защите и охране кабанов по районам ответственности? – наморщилась Алевтина. – Ну да, получали. Только Кузьмич раньше ушел и отрабатывать пока некому. А кабанов в наших краях немного.

– Вот по этому же поводу и мы в этих краях гуляем. Случайно забрели в ваш район. Как раз недалеко от Прокофьевки наблюдали за одним семейством кабаньим и заметили кое-что странное. Вы, кстати, ничего необычного в лесу не замечали?

– Да вроде нет. А что именно?

– Ну, может, люди появились посторонние или медведь завелся. Рысь или еще кто-нибудь.

– Нет, ничего такого вроде.

Мы переглянулись.

– Алевтина, нам бы к председателю переговорить с глазу на глаз, – попросил егерь. – Где он, кстати?

– А! Ну, это только завтра уже… – женщина нахмурилась и неопределенно махнула рукой. – Егорович «наркомовской» пару стаканов на грудь принял. Бесполезно с ним сегодня говорить, поди, спит уже.

Матвей Иванович понимающе усмехнулся.

– А переночевать у вас можно?

– Конечно. Только выбор совсем не богат. Вот у меня и переночуете, места много. Горячий ужин и постель вам точно организую. Я ж одна живу, места много.

– А не помешаем? – поинтересовался я.

– Нет, конечно. А как нового егеря звать-то?

– Евгений. Громов.

– Вот и познакомились! – улыбнулся Иваныч, выглядывая в окно. – Уже стемнело почти…

И верно, когда мы покинули здание администрации и вышли на центральную улицу уже практически стемнело. На рыжем горизонте темнели крыши домов, из труб к звездному небу поднимались клубы дыма.

– Идите за мной, – позвала Алевтина, накидывая на плечи бушлат. – Тут недалеко.

Дом у нее действительно оказался большой. Даже слишком большой для одной женщины. Пока шли, успели немного поболтать. Выяснилось, что она исполняла обязанности бухгалтера, а по совместительству еще и завхоза. Муж у нее был охотником, но погиб зимой пятьдесят первого года, сорвавшись в расщелину и сломав ногу во время промыслового похода. Оказать медицинскую помощь вовремя не успели, поэтому с похода он не вернулся. Детей у нее тоже не было, вот и оставалось только и коротать дни и ночи, ожидая подкрадывающейся старости. Такая себе жизнь, но разве был выбор?

В те годы, несмотря на наличие проблем, не принято было впадать в депрессии и горстями таблетки глотать. С любыми проблемами справлялись в лоб, по факту их появления. Это потом, уже в двадцать первом веке, чуть что – суицид. Особенно у братьев наших узкоглазых. Японцев, то есть.

Пока мы болтали, женщина быстро приготовила ужин – наварила картошки с маслом, открыла квашеную капусту и грибы. Нарезала сала. Поставила на стол бутыль с самогонкой. На удивление, та оказалась прозрачной, что означало качество продукта. Это только в «Деревне дураков» все самогонка у них была мутной, потому что технология производства была нарушена.

Выпили за знакомство, затем приступили к еде.

Честно говоря, я давно уже не пробовал такой вкусной картошечки. Да и капуста была что надо, так и хрустела на зубах, отдавая кисловатым привкусом. Сразу чувствуется женская рука – мы-то, мужики, все-таки иначе готовим, по-своему. И неважно, что самыми лучшими поварами по праву все-таки считаются мужчины.

Копченое сало тоже оказалось добротным, с прослойками. Да и самогонка была бодрой – самое то, для того, чтобы расслабиться после тяжелого рабочего дня. В Прокофьевке ее гнал местный «алхимик», и нужно признать, у него был к этому талант. Такой бы продукт, да на продажу. Эх…

В какой-то момент Алевтина поинтересовалась:

– Матвей Иванович, так чего вы странного в нашем лесу-то нашли?

– Есть тут у вас лощина одна, в низине… – начал я, но Иваныч остановил меня жестом.

– Лосиху мы нашли, мертвую. Поначалу подумали на людей, но не шибко похоже. В Соболевке в декабре жарко было, браконьеры буйствовали, а как им хвост прищемили, так они по району и разбежались. И наш бывший председатель тоже, представляешь?

– Тимофей Александрович? – ахнула женщина. – Вот уж новость. Если б кто другой сказал, не поверила бы.

– Дерьмо случается, – произнес я, понюхав шмат сала. – Вот мы и подумали, может, у вас тут эти товарищи объявлялись?

– Да нет, не было ничего такого.

Видно было, что егерь не хочет рассказывать ей всю правду. Так, вскользь упомянул про лосиху, а про кабанов ни слова. Ну, оно и понятно. Чего панику наводить? Да и не с женщиной нужно о таких вещах говорить.