Текст книги "Ещё о грамотности"

Максим Горький
Ещё о грамотности

Прислал начинающий автор рукопись рассказа и в письме, приложенном к рукописи, сообщает:

«Рассказ понравился самому Фриче и одобрен Государственным учёным советом».

В рассказе 250–300 газетных строк, а суть его в том, что «бабушка, насквозь пропитанная старым режимом», пошла вслед за внуком своим, пионером, на какой-то советский праздник; там рабочие-булочники чудесным образом догадались, что она – мать Семёна, который был «мастером первейшей руки по французскому тесту», догадались и собрали ей «три червонца и ещё мелочью три рубля семнадцать копеек», после чего бабушка «закапала крупными, радостными слезами».

Автор умолчал о том, на сколько процентов понизилась в «капающей» бабушке пропитанность «старым режимом». Рассказ сочинён с целью прославить внучка, маленького подхалима, который удивительно напоминает читателю благонравнейших мальчиков «детской литературы» восьмидесятых – девяностых годов, когда издавался журнальчик «Ватрушечка» и на каждой его странице изображались именно такие вот отвратительно прелестные мальчики, как этот внучек «капающей» бабушки.

Написан рассказ, одобренный, – по словам автора, – «самим Фриче и Учёным советом», в таком тоне:

Бабушка Анисья насквозь пропитана старым режимом, живёт на «способие» – за сына покойного и на внука каждый месяц получает.

Бабушке Анисье на седьмой десяток, и тяжело ей ходить по божьей земле. Но пожить бы надо – мал ещё внучек Костюшка, всего только девять годков сравнялось.

Сегодня бабушка Анисья Ипполитовна обедню отстояла, сынка родного, Костюшкиного отца, за упокой помянула, и на душе легче стало, только уморилась – крепости нет в ногах, да башмаки тяжёлые, давние они, башмаки-то, у бабушки…

Пугливо озирается бабушка по сторонам, – больно шумно в Москве, потому завтра тоже большой праздник, только не бабушкин, а Костюшкин.

Озирается бабушка Анисья, а сама шепчет о чём-то, должно быть, о Костюшке: умный у ней Костюшка и родни только что он один.

И таким «маслицем», таким паточным языком сделан весь рассказ. Словечки автор подобрал мягкие, «трогающие за душу»: «хлебец», «младенчик», «маслице», «кусочек», «ватка». Но революцию бабушка называет «грехоманией», – это, конечно, выдумано автором, сама бабушка столь мудрого слова выдумать не могла.

Язык рассказа таков: «Обедали селёдку с луком и уксусом, потом – картофель в мундире», «Отец-то его вроде с ума свихнулся под горячку» и так далее всё в этом роде.

Проклятая эта бабушка, обнаруживая полную беспомощность автора, упоминается по десяти раз в пятнадцати строчках, а всего имя её встречается около двухсот раз на двадцати страничках рукописи. Читаешь – и всё: бабушка, бабушки, бабушку…

Тот факт, что «Учёный совет одобрил» рассказ, конечно, на совести автора. Но боюсь, что автор не погрешил против истины и что комиссия по детской книге при Государственном учёном совете действительно «одобрила» рассказ. Из поданного ленинградским отделом этого Совета заявления в коллегию Наркомпроса явствует, что в комиссии этой сидят люди, суждения которых о литературе совершенно не обоснованны и безответственны, а огонь, воду люди эти считают «абстрактными понятиями».

Каждый раз, когда сталкиваешься с такими удивительными проявлениями анекдотической безграмотности, она кажется не простой безграмотностью, а «нарочной», злостной, она вызывает такое впечатление, как будто люди сознательно стараются скомпрометировать деятельность Советской власти. Я подчёркиваю: именно такое впечатление получаешь, читая отзывы комиссии, бракующей хорошие книги для детей.

«Малохудожественно», «далеко от художественности», «малоинтересно», «неинтересно». А почему «малохудожественно», «далеко от художественности» – комиссия умалчивает. Умолчание – недопустимое. Если комиссия хочет видеть книги для детей «много» художественными, она должна бы объяснить, как «много» и какой художественности она требует от бракуемых ею книг. Мне кажется, что представление о художественности для комиссии – неясно. Меня убеждает в этом факт, что комиссия бракует некоторые книги на том основании, что видит в них «вымысел».

Сказка о «ковре-самолете» – тоже вымысел, так же как древний миф о первых людях, полетевших по воздуху, – Дедале и сыне его Икаре. Этот «вымысел» был вызван к жизни стремлением человека летать. Комиссия, вероятно, знает, что ныне «вымысел» – реальность, осуществляемая на фабриках аэропланов. Подводная лодка Жюль Верна – тоже вымысел. Полёты на луну – безумнейшая фантазия, но в наши дни к ней готовятся совершенно серьёзно. Вымыслом является Архимедов бесконечный винт, ткацкий станок, паровоз, динамомашина, двигатель внутреннего сгорания. То, что называется культурой, – насквозь человеческий «вымысел». Искусство живёт вымыслами, наука – реализует вымыслы. Именно вымыслы и домыслы поднимают человека над животными. Черви и быки навсегда пребудут такими, каковы они есть, потому что лишены способности мыслить – «вымышлять», «домышлять». «Художественность» без «вымысла» – невозможна, не существует. И, если комиссия по детской книге хочет, чтобы в новой России выросли действительно новые художники, новые творцы культуры, – она не должна отрицать «вымыслы», убивать в детях фантазию, ибо люди уже научились претворять свои фантазии – «вымыслы» в действительность и было бы преступно стремиться погасить в детях это свойство человека – творческое свойство. Пора усвоить простейшую и очевидную истину, создаваемую трудом: чем дальше, тем всё легче современная техника превращает вымыслы и домыслы, фантазии и гипотезы – в реальности, вооружающие человека в его борьбе за жизнь.