Текст книги "Мясная голова"

Максим Хорсун
Мясная голова

– Ты кто вообще? – спросил я у бледно-розового бугристого шара.

– Николай, – ответил шар. – А ты?

– Максим, – представился я, а затем внимательно посмотрел по сторонам. Улица была хорошо знакома – центр моего родного микрорайона, частный сектор на окраине города. Кроме нас с Николаем – ни души, лишь появлялись и исчезали над асфальтом карликовые смерчи. – Слушай, что здесь можно жрать?

– Все, что найдешь или догонишь, – ответил Николай. – Растения, зверей, людей.

Я заметил, что из круглых боков моего нового знакомого торчат отростки вроде крошечных младенческих ручек. Отростки располагались в беспорядке, и вряд ли от них был какой-то толк. У меня, к слову, ничего подобного не наблюдалось. Я даже осмотрел себя, чтобы быть уверенным, но увидел только то, что и предполагал: округлый ком биомассы без намека на конечности.

– Что это с тобой? – Я указал на ручки Николая выпуклостью, которую надул на своем боку.

– Не твое собачье дело! – огрызнулся Николай.

– Ладно, – миролюбиво отозвался я и поерзал по асфальту, чтобы скрыть неловкость.

Николай вдруг содрогнулся, будто кусок желе, и его бока заблестели от обильно выделившейся слизи.

– Колоб! – взвизгнул он. – Спасайся!

Из-за ларька с наглухо закрытым окном-витриной выкатился третий мясной шар. Он был крупнее нас с Николаем, бугристее и по цвету походил на запекшуюся кровь. Я мгновенно понял, что в пищевой цепи этот Колоб занимает более высокое положение.

Колоб проломил оказавшийся у него на пути штакетник и с завидной прытью покатил к нам. Я услышал, как шипят и булькают его пищеварительные соки.

Мы с Николаем метнулись в противоположную сторону. От страха мы плохо соображали, куда бежать и что вообще делать. Николай не удержался на дороге, через миг то же самое произошло и со мной. Мы бесконтрольно покатились по крутому склону к давно обмелевшей речке, ломая кустарник и распихивая пакеты с мусором, которые выбрасывали сюда местные.

Русло было выстелено влажной грязью, из земли выпирали сломанные гнилые ветви. То тут, то там торчали острые, словно иглы для инъекций, стебли камыша. В лужах плавали пустые пузырьки от «Боярышника».

Я увидел, как Колоб прокатился по верхней части склона, а потом, набирая скорость, устремился за нами вниз. И тогда я понял, что нам от него не убежать – не хватит прыти, к тому же узкое русло оставляло слишком мало места для игры в кошки-мышки. По ходу, мы с Колей сами загнали себя в ловушку.

– Разделимся! – предложил я.

Николай без лишних слов взял левее, я же стал держаться правой стороны русла. Колоб плюхнулся в грязь, точно боров, и покатился, разбрызгивая вонючую воду.

Я наткнулся на утоптанную тропинку, ведущую вверх, и рванул во весь дух. Внутри меня затеплилась надежда успеть выбраться на дорогу. Я катил вперед, надрываясь от усердия. Я был едва жив от страха и тех непомерных усилий, которые приходилось прикладывать, одолевая метр за метром.

В то же время Николай начал взбираться на левый берег. Только под туловищем Николая не было крепкой тропинки, а его маленькие недоручки хватались за ветви кустарников и пожухлую траву и как будто нарочно мешали продвигаться вперед.

Поэтому, наверное, Колоб и выбрал Николая. Когда я понял, что шар цвета черной крови свернул в противоположную от меня сторону, то испытал такое облегчение, какое не передать словами. Наверное, мне следовало бы стыдиться, но в тот момент моя совесть была нема и глуха. Я просто понял, что у меня прибавилось шансов уйти от Колоба. Не так чтоб очень сильно прибавилось, но все же. Поэтому я продолжил карабкаться с еще большим рвением.

До Николая дошло, что его дело – труба, и он, буксуя на склоне, заверещал изо всех сил:

– Макси-и-им! Помоги!

Ага, бегу, теряя тапочки… Как, интересно, он себе представлял эту помощь? Увы, у нас не было возможности защищаться или каким-то образом противостоять такому грозному хищнику, как Колоб.

– Спаси! Максимка! – надрывался Николай, его предательские рудиментарные ручонки вцепились в ветви сирени и надежно заякорили тело на склоне.

Колоб одолел подъем с необыкновенной легкостью. Когда до Николая оставалось уже всего ничего, тело хищника развернулось множеством гибких лепестков, из сердцевины выпростался желудок, окруженный хватательными жгутиками. Крик Николая перешел в дискант и оборвался. А я уже был наверху – там, где тропинка сливалась с обочиной.

Я повернул на дорогу, которая вела от злосчастной реки в глубь частного сектора, и покатил-покатил-покатил, стремясь оказаться от Колоба как можно дальше.

В каждую секунду я ожидал увидеть позади себя темную тушу преследователя, но мгновения бежали, и удача пока была на моей стороне.

Видел я, кстати, всей поверхностью тела, поэтому в движении мог одновременно следить и за тем, что происходит впереди, и за тылом. С одной стороны – удобно, с другой – захочешь отвернуться, но не сможешь. Я бы не назвал эту способность зрением, поскольку глаз у меня не было, да и свет здесь отсутствовал как таковой: перепончатые крылья Всеужасного полностью закрывали небо, сквозь их плоть не просачивалось ни лучика, поэтому я предполагаю, что для обычных людей мир был погружен в кромешную тьму.

…Я понял, что качусь по улице, на которой прожил почти сорок лет, лишь когда оказался перед воротами своего дома. От охватившего волнения я задрожал, по моим бокам прошла рябь. Велико было искушение укрыться в родных стенах, забиться в какой-нибудь угол и переждать опасность. Но это была никудышная идея! Мое теперешнее состояние накладывало на меня множество ограничений: у меня нет рук, чтобы отпереть калитку, я не протиснусь ни в одну дверь. Перемещаясь перекатом, я повсюду оставляю след из слизи и эпителия. Для Колоба этот след – точно ковровая дорожка, которая приведет ко мне, где бы я ни затаился. Единственное, что я мог предпринять, чтобы выжить или хотя бы отсрочить гибель, – это гнать вперед, не останавливаясь, пока хватает сил.

Я докатился до первого проулка и, уже сворачивая в него, заметил в конце улицы движение: это Колоб выбрался из русла, чтобы продолжить преследование.

Инстинкт гнал меня в глушь, я не мог ему сопротивляться, поскольку снова был ослеплен страхом. Я понимал, что в частном секторе от Колоба не скрыться: тут было всего несколько не очень длинных улиц. Заборы из сетки или кованой арматуры не давали укрытия, переулки и тропинки заканчивались тупиками, каждый из которых мог стать западней; а в заброшенных дворах, среди деревьев или гаражей мне не хватало места, чтобы развернуться.

Одна из дурных грунтовок вывела на пустыри. Под моим туловом зашуршала мертвая трава. Но на открытом пространстве я был настолько заметен и беззащитен, что мне стало больно. Весь облепленный сором и травой, сначала я спрятался за заброшенной стройкой, а оттуда несколькими быстрыми перекатами переместился к лесопосадке. Раз-два – и я на щебенистой проселочной дороге за стеной из деревьев и кустарников.

Отмахав этим путем с полкилометра, я понял, что снова дал маху. Проселочная дорога вела строго вперед, и не было никаких ответвлений. Свернуть вбок я не мог, потому что наверняка застрял бы в чаще. Теперь, чтобы настигнут меня, Колобу требовалось лишь чуть-чуть поднажать. Вернуться к началу пути? И оказаться нос к носу с преследователем? Нет! Только вперед, только на другую сторону леса. И снова – через не могу, из последних сил, рискуя лопнуть от усердия и растечься, при этом – ежесекундно ожидая услышать, как гудит по дорожному полотну мышечная оболочка настигающего меня Колоба.

Лес закончился сразу, только-только я катил под скрипучими ветвями, как вдруг опять оказался на открытой местности. Проселочная дорога слилась с шоссе, и я выбрался на асфальт. Теперь с одной стороны была стена леса, а с другой – сплошной железобетонный забор, за которым находилась городская свалка. Шоссе вело в промзону, и если мне повезет одолеть еще километра полтора, то попытаюсь запутать след там – среди складов, лабазов и заводских корпусов.

Асфальт словно побывал под артиллерийским обстрелом – сплошные ямы, а внутри каждой колдобины – еще несколько ямок поменьше. Катиться было неприятно и даже больно; представьте, что ваше тело – это оголенный мозг, ну, или желудок, что будет ближе к истине, и вот этот орган вынужден переваливаться из рытвины в рытвину, из рытвины в рытвину, причем – на приличной скорости. От этой болтанки у меня даже притупился страх перед преследователем. Чтобы ослабить трение и уберечься от повреждений, я выделил обильную густую слизь. Теперь я благоухал на всю округу, и для Колоба моя вонь была аппетитнее, чем запах свежеприготовленного чебурека.

– Эй, фарш! Фарш! – окликнули меня со свалки.

Две одинаковые горы мусора зашевелились, над их плоскими вершинами развернулись многометровые мохнатые сяжки, а из-под слежавшихся пакетов и заскорузлого пластика выдвинулись щупальца, похожие на толстые древесные корни. Это были близнецы Аз-Закхабиры, – укоренившись на городской свалке и получив почти неограниченный доступ к продуктам разложения полимеров, к кислотам и щелочам, к машинным маслам, к ртутьсодержащим материалам, братья вымахали до исполинских размеров.

– Куда так торопишься, студень? – спросил меня брат, живущий в левой горе.

– За мной гонится Колоб! – ответил я, не сбавляя скорости.

– О! Тогда тебе в натуре надо поднажать! – сказала правая гора и тут же затряслась от смеха, породив на своих склонах множество оползней.

– Помогите! – попросил я, особенно ни на что не рассчитывая.

Первый брат громогласно выпустил газы, скопившиеся под многолетними отложениями мусора, а затем прохрюкал:

– Чего-чего ты там бормочешь, мясо?

– Вы можете мне чем-нибудь помочь? – Я догадывался, что братья со свалки – жлобы, каких Всеужасный еще не видывал, но чем черт не шутит – вдруг посодействуют в моей беде.

– Это не наше дело! – Второй брат возмущенно дернул сяжками. – У нас тут – закрытая территория! Посторонним вход запрещен! Кати себе дальше, окорок жирный!

Что и следовало ожидать. Я уже собрался послать обитателей свалки куда подальше, но тут первая гора произнесла:

– Если хочешь, чтоб Колоб тебя потерял, – сделай так, чтоб твой след прервался. Кати на вокзал! Если получится погрузиться в товарный вагон, то считай, что улизнул.

А вот эта мысль была дельной. Ну хоть что-то! Теперь я мог более осмысленно подойти к своему до сих пор беспорядочному бегству. От городской окраины до вокзала – далековато, но мне было по силам туда добраться, если, конечно, прежде меня не настигнет Колоб.

Я поблагодарил братьев и сосредоточился на том, чтобы поскорее преодолеть открытое пространство, благо дорога теперь шла под уклон. Свалка осталась позади; лесопосадка присела, поредела, а потом уступила место каменистым пустырям. И вскоре я, смертельно уставший и помятый, но вопреки всему живой, вкатил в промзону.

И опять по обе стороны дороги сплошные стены: глухие железобетонные заборы, многие из которых забраны сверху колючей проволокой, запертые стальные ворота, зарешеченные окна и безликие фасады производственных сооружений. Улицы здесь походили на осушенные каналы, врезавшиеся в черствое тело города. И по этим безжизненным руслам полз лишь один склизкий сгусток, то есть – я.

Вскоре наметилась очередная проблема. Дело в том, что во время движения я постоянно теряю слизь и фрагменты плоти. Моя масса уменьшается, соответственно я слабею, становлюсь более уязвимым к механическим повреждениям. Дорога в промзоне была приличнее, чем шоссе возле свалки, но и здесь хватало участков, где запросто можно было пробить в боку дыру. Я призадумался о восполнении массы.

За автобазой, на которой в далеком прошлом работал мой дед, я впервые встретил то, что сгодилось бы мне в пищу. Одинокий человек брел сомнамбулическим шагом, беспомощно выставив перед собой руки. Глаза его были полузакрыты, черты лица – расслаблены, а подбородок влажно блестел от слюны.

Я на всякий случай осмотрелся – ни Колоба, ни кого-либо еще поблизости не наблюдалось, – а затем стремительным перекатом надвинулся на путника. Увы, из-за неопытности я не учел, что, даже похудев, я вешу не меньше, чем автомобиль. Удар в момент соприкосновения оказался настолько сильным, что человека подбросило на несколько метров, и он повис на заборе, запутавшись в стальной паутине спирали Бруно. Я удрученно поник, словно сдувшийся воздушный шар; все, что мне оставалось, – только глядеть, как мой обед дергает ногами на недосягаемой высоте, все больше запутываясь в терзающей его плоть колючей проволоке.

Из толщи ближайших столбов ЛЭП выпорхнул десяток эхинокрылов, каждый из которых походил на гибрид вареной креветки и ощипанной чайки. Зависнув над забором, они запищали наперебой:

– Что творится! Фарш напал на человека! Кто-нибудь, помогите! Колоб! Позовите Колоба! Колоба скорее сюда! Здесь фарш безобразничает!

Хрен его знает, понимал ли Колоб, о чем курлыкали эти летающие гады, но громкие звуки могли запросто привлечь его внимание. Чертовы паразиты! Стоило мне откатиться от забора, как эхинокрылы с жадностью набросились на мою добычу и принялись долбить обреченного человека клювами, набивая его плотью зобы. Мне же пришлось убираться несолоно хлебавши.

…На одном из перекрестков меня как будто прошило электрическим разрядом. Я застыл на месте, подергиваясь от судорог. И причиной тому был след Колоба, на котором я нежданно-негаданно оказался. От ужаса я едва не потерял сознание, но злость и голод не позволили мне уйти в забытье. Я понял, что запах Колоба успел изрядно выветриться, значит, след не свеж. А затем меня посетила любопытная мысль: след Колоба может вести как к нему, так и от него. Что, если мне пойти по следу монстра? Удастся ли мне тогда замаскировать свой запах мускусом хищника?

Этот план был настолько дерзок и безумен, что я не смог удержаться от соблазна попытаться его реализовать. Я – жалкий, усталый и перепуганный кусок мяса – покатил по слюдянистой дорожке, оставленной чудовищем.

След вывел меня к сточной канаве за заводом «Продмаш». Грязь давно высохла, поскольку завод простаивал с конца девяностых, дно канавы было твердым, укатанным. Я оказался перед трубой двухметрового диаметра, которая вела под заводской забор. Из трубы веяло тленом и желчью.

Логово Колоба!

Тут бы мне свернуть с треклятого следа и покатить восвояси, но я, наперекор голосу разума, осторожно двинулся вперед. Не знаю, что я ожидал найти в зловонной норе хищника. Возможно – подсказку. Возможно, Колоб уязвим, и, посетив его логово, я смогу понять, как мне раз и навсегда отделаться от этой твари.

Сточная труба поглотила меня, словно гигантская пасть.

Я услышал шепот множества голосов.

«…пробудился и расправил крылья…»

«…расколол скорлупу земной коры!..»

«…пожрал на завтрак Луну, а на обед – Солнце!..»

«…слизывает с небес кометы…»

«…мы – лишь блохи на его шкуре…»

Ясно, речь шла о Всеужасном. Кто-то обмусоливал всем давно известное предание.

Приглядевшись, я увидел множество головастиков, прикрепленных к стенам и связанных друг с другом посредством единой кровеносной системы. Сегодня, наверное, только головастикам было интересно раз за разом пересказывать быль и небылицы о Всеужасном, для остальных же он давно превратился в нечто естественное и фоновое. Кстати, насчет того, что Всеужасный пожрал Солнце, – это враки. Про Луну – правда, про Солнце – нет. Я полагаю, все бы поняли, если бы Всеужасный покинул орбиту Земли.

Головастики почуяли меня и притихли.

– Ты пришел, чтобы снова истязать нас? – спросил один из малышей, его головка была сморщенной и сильно напоминала оголенный мозг.

– Я – не Колоб, только – тс-с-с! – признался я.

Головастики озадаченно зашептались. Я заметил на стене округлые выемки, обрамленные оборванными, запечатанными свернувшейся кровью сосудами. Похоже, нескольким малявкам удалось освободиться и удрать. Приглядевшись, я заметил под пустыми нишами кривые надписи печатными буквами. Под одной выемкой было написано «Коля», под второй – «Максим». Я призадумался.

– Если ты не Колоб, то отпусти нас! – услышал я тонкий голосок.

– Пожалуйста-пожалуйста! – взмолились со всех сторон. Головастиков было так много, что мне показалось, будто стены и потолок логова шевелятся.

– Тс-с-с! – повторил я, вздрагивая от ужаса. – Молчите, если не хотите, чтоб он нас услышал!

– Пожалуйста! Ты ведь один из нас! – твердили они. – Мы не хотим быть ему пищей. Освободи, прошу!

– Как мне избавиться от Колоба? – спросил я.

– Тебе с ним не справиться, – ответили мне.

Тоже мне – удивили…

– Он хоть в чем-нибудь уязвим?

– Люди…

– Что – люди?

– Они – его шпионы. Колоб может смотреть их глазами. Чем меньше людей, тем сильнее он слеп. Отпустишь нас?

Я вздохнул:

– Ла-а-адно… Как это сделать?

– Дерни за нерв справа от входа.

Я отыскал отросток белесого аксона и ткнул в него надутой на боку выпуклостью. Сейчас же затрещали лопающиеся сосуды, логово Колоба наполнилось кровавым туманом. Освободившиеся головастики принялись хаотично метаться и при этом очень громко хохотать. Честно говоря, я офонарел от такой беспечности. Знал бы, что эти засранцы так себя поведут – ни за что бы не повелся на их сопли.

Впрочем, все это быстро прекратилось. Головастики сбились в стаю и упорхнули наружу, оставив меня в одиночестве. Я представил, в какую ярость придет Колоб, когда увидит, что в его логове кто-то похозяйничал, и тоже решил не задерживаться. Потратив несколько минут, я погонял кругами по сухой траве возле входа, чтобы очистить бока от кровищи, затем двинулся через промзону дальше.

– Эй, кусок мяса, нанизанный на шампур из собственного эго и невежества!

Я притормозил возле мусорных баков, оплетенных, точно экзотическими вьюнами, пульсирующими внутренностями матерого рако-ко.

– Это ты мне?

Рако-ко поднял над баком червеобразный отросток, окруженный венчиком разновеликих глаз.

– Ты настолько исхудал, что стал прозрачным, – посочувствовал мне паразит. – Сожри что-нибудь, иначе ты просто лопнешь! – И он швырнул мне дохлую крысу.

Дожил. Даже у поедателей старого хлама мой вид теперь вызывает жалость. Докатился, блин.

– А если я тебя сожру? – зло буркнул я и угрожающе дернулся к бакам.

Замысловато переплетенные внутренности рако-ко начали пульсировать с удвоенной частотой.

– Ха! Попробуй, если сможешь! – Он выпростал несколько отростков, заканчивающихся изогнутыми хитиновыми когтями. – Я к нему – как к брату! Я помочь хотел! Ну, подкатись ближе, придурок, я попробую твою шкуру на прочность! – Когтистые отростки со свистом рубили воздух.

Я решил не связываться: все-таки не в лучшей форме для поединка. Черт с ним…

Рако-ко что-то шипел мне вслед, швырялся бутылками и консервными банками, но я уже двигался дальше. Над дорогой с присвистом и гиканьем пронеслась стая освобожденных мною головастиков, я проследил за ними взглядом и увидел выезд на проспект. Что ж, я был уже на границе промзоны. Дальше несколько кварталов частного сектора – очередная деревушка, поглощенная городом, потом – мост, спальный район… Постепенно я подбирался все ближе к вокзалу.

На проспекте я увидел необычную процессию. По центру дороги шел, пробивая копытами асфальт, великан Шаб-Ниггурат. Его окружал десяток людей разного возраста, пола и социальной принадлежности. Шаб-Ниггурат управлял ими, словно кукловод – подключившись к спинному мозгу. Для лучшего контакта великан засунул каждому в анус по щупальцу. Люди шли вперевалку, слепо глядя перед собой; их разум спал.

Я кинулся к Шаб-Ниггурату.

– Господин! Господин! – закричал я, устремляясь процессии наперерез. – Прошу! Мне нужна еда! Подарите мне одного человека!

Шаб-Ниггурат холодно смотрел своими многочисленными глазищами. Несколько его слюнявых ртов распахивались и закрывались снова.

– Господин! Хотя бы больного! Хотя бы самого маленького! – продолжал умолять я мерно шагающую громадину. Мне показалось, что Шаб-Ниггурат спит на ходу, как и окружающие его обреченные люди.

Внезапно я понял, что некто вторит мне изнуренным голосом:

– Господин! Еды! Пожалуйста – еды!

Вдоль противоположной обочины катил шар биомассы с многочисленными рудиментарными ручками, выпирающими из влажно блестящих боков. Это был очередной мой собрат. Несколько секунд мы изучали друг друга сквозь строй плетущихся людей, а затем второй шар взмахнул своими жалкими конечностями и воскликнул:

– Слава Всеужасному! Я не один!

Я не спешил разделить энтузиазм от этой встречи, я успел уяснить, что все мы здесь – индивидуалисты, каждый сам за себя.

– Я знаю, как убить Колоба! – воскликнул мой собрат. – Но мне нужна помощь! В одиночку я не справлюсь!

Этим он меня и подкупил. Когда процессия Шаб-Ниггурата миновала, я перекатился на другую сторону проспекта.

– Тебя как зовут? – спросил собрат.

– Максим.

– А меня – Сергей Сергеевич, – представился второй шар. – Уйдем с открытого места!

Он неловко покатился в сторону жилых домов. Глядя, как он с очевидным неудобством переваливается через выпирающие из боков конечности, я почувствовал смесь сострадания и брезгливости.

Мы остановились на тесной парковке, окруженной кустами сирени.

– Ты ел людей? – без обиняков поинтересовался мой собрат.

– Нет.

– И отлично! – Сергеевич снова взмахнул недоразвитыми ручками. – Я ел, и ты видишь, что со мной стало!

Я недоуменно поерзал.

– Люди вызывают зависимость, провоцируют просто маниакальное желание преследовать и поедать их, – проговорил Сергеевич скороговоркой. – Но, попав в наш организм, человеческий белок запускает механизм, который приводит к появлению этого уродства, – он протянул мне одну из ручек. – Таким образом, мы становимся неповоротливыми и медленными. Так Колобу легче нас ловить.

Я хотел было сказать, мол, судя по вашему стремному виду, Сергей Сергеевич, вы уже давно подсели на людишек. Но в нашем положении остроты были неуместны. К тому же я надеялся, что этот ущербный малый действительно знает, как разделаться с Колобом.

– Люди… союзники Колоба? – неуверенно повторил я то, что услышал от головастиков.

– Вряд ли это понятие применимо, – продолжил Сергеевич. – Все мы – части сложной экосистемы, и наша роль, увы, быть добычей. Тут все заточено на то, чтобы ловить нас… – Он встрепенулся: – Ты поможешь мне, Максимчик?

– А что нужно делать? – спросил я.

– Покатили, покажу.

Мы вернулись к промзоне. Сергеевич переваливался с боку на бок, как мешок с навозом. Его живущие собственной жизнью ручонки хватались за все, за что только можно было уцепиться.

– Ты чем занимался… раньше? – спросил Сергеевич.

– Писателем был.

– О, – Сергеевич даже приостановился. – Настоящим или халтурщиком за деньги? – спросил он тоном ну очень разбирающегося в современной литературе эстета.

– Какое это теперь имеет значение? – вздохнул я.

– Что верно, то верно, – он крякнул и покатил дальше.

– А вы чем занимались?

– В институте преподавал.

– Биологию, наверное?

– Охрану труда.

Мы вкатились в открытые ворота «Облстройснаба». Обогнули закрытые боксы и лабазы. Сергеевич взобрался по ступеням на гулкий проржавевший мостик, нависающий над каналом, в котором гнили рельсы и вагонетки.

– Максик, идем, не бойся! – бросил он мне.

– Логово Колоба – в паре кварталов! – сообщил я, осторожно поднимаясь следом за ним.

– На то и весь расчет!

Мост вибрировал под моим весом, железо гнулось и жалобно ныло. Сергеевич подождал меня на другой стороне, а потом припустил вперед. Видимо, эта территория была хорошо ему знакома.

За ободранным кирпичным забором открылся вид на утопленную в землю бетонную воронку пятидесятиметрового диаметра, в ее центре находился массивный железный люк, украшенный чеканкой в виде лика Всеужасного. Это был новодел непонятного мне назначения. Вдоль окружности воронки тянулась крытая галерея, построенная из арматурных ферм, ржавых листов железа и старого шифера. Сергей Сергеевич вкатился под ее непрочную крышу.

– Что это за место? – спросил я настороженно. Внутри меня зрела тревога. Не в добрый час, видимо, повстречал я этого рукастого собрата. Нужно было катить к вокзалу, ни на что не обращая внимания…

– Это – по́ра Всеужасного, – сказал Сергеевич, суетливо продвигаясь по галерее. – Она ведет в подкожный слой жира с высокой температурой… Идем сюда, Максимчик!

Я на всякий случай сжался в тугой ком мышц и покатил на зов.

– Смотри, Макс, – Сергеевич учащенно дышал. – Ты не ел людей и не оброс паразитами, как я, ты можешь передвигаться, как и прежде…

– Угу, – хмуро подтвердил я.

– Ты скатишься в воронку, – продолжил излагать мой собрат, – встанешь возле люка. Тебя увидит Колоб, и он захочет тебя сожрать. Ты рванешь вверх по стенке, уверен, что ты без особых проблем выберешься. А я открою люк, – Сергеевич указал ручкой на выпирающее из бетона переплетение нервных волокон, – и тогда Колобу – финиш.

Я недоверчиво хохотнул:

– Вы собираетесь использовать меня в качестве приманки?

– Иного выхода нет, Максимчик, – убежденно проговорил Сергеевич. – Я бы с радостью провернул это дело самостоятельно, да только без напарника здесь не обойтись. К тому же я вряд ли смогу подняться, если окажусь внизу.

– Ну, даже не знаю… – я подкатил к краю воронки. Стенки не казались особенно крутыми, но я был не в лучшей форме.

– Давай, Максимчик, смелее! – Он подтолкнул меня ручонками. – Нужно что-то решать с этой тварью!

Я съехал на склон, парой резких телодвижений погасил инерцию и замер на середине пути к люку. Над железякой с оттиснутым ликом Всеужасного колыхалось знойное марево.

– Вот видишь! Все отлично! – подбодрил меня Сергей Сергеевич. – Спускайся, не бойся: у меня все под контролем! Скоро Колоб отыщет нас, и на этом, надеюсь, ему придет конец!

И словно в подтверждение его слов на мосту за забором загрохотало железо.

– Колоб! – воскликнули мы с Сергеевичем одновременно. Мой собрат задрожал, его ручки взволнованно задергались, словно вознамерились разорвать тело, в котором они проросли.

Я инстинктивно устремился вверх, и тут же понял, что так просто мне не подняться. Снова придется тратить драгоценное время, которого мало, и силы, которых почти нет, чтобы одолеть несколько злополучных метров. А ветерок уже дышал запахом Колоба: я хорошо успел его запомнить, когда шел по следу хищника.

И тогда я выделил побольше слизи и рванул очертя голову вниз. Я объехал люк и, не теряя в скорости, устремился на противоположную сторону воронки. Маневр помог: я одолел подъем и вкатился под дребезжащую на ветру крышу галереи.

– Максимчик! Максимчик! – позвал громким шепотом Сергей Сергеевич. Он явно не понял, что произошло. Сергеевич осторожно подкатил к краю воронки. Его конечности-паразиты просто бесновались. Очевидно, они не только мешали передвигаться, но и притупляли моему собрату зрение. Я собрался с силами для еще одного рывка.

От удара наши тела сплющились. В следующее мгновение меня отшвырнуло назад, а Сергеевич покатился, беспорядочно вращаясь, в воронку. На протяжении короткого пути он не прекращал исступленно материться.

Запах Колоба был невыносим. Хищник выкатился из-за забора. С момента нашей последней встречи Колоб стал еще больше, темнее и бугристее. Под его литой массивной тушей хрустели осколки битого кирпича.

Через несколько мгновений Колоб увидел меня и Сергея Сергеевича. Я попятился в глубь галереи. Сергеевич по-бабьи охнул и принялся карабкаться, но каждый раз он поскальзывался на собственных выделениях и скатывался в центр воронки.

Колоб неспешно приближался, ему было все ясно насчет Сергеевича, но он испытывал сомнения по поводу меня. Я прокатился по галерее вперед, так, чтоб между мной и Колобом находился полный диаметр воронки. Колоб внимательно изучил меня – худого и измученного, затем сравнил с отъевшимся на человечине Сергеевичем. Мой собрат, к слову, перестал бороться и обреченно растекся по крышке люка, словно тесто на горячей сковороде. Только крошечные ручки тянулись вверх в жесте утопающего.

Колоб одним махом сорвался в воронку. Оказавшись в метре от Сергеевича, хищник изрыгнул желудок, окруженный красными червями хватательных жгутиков.

Я надавил на сплетение нервов, управляющих люком… но тот не открылся. Колоб принялся поглощать Сергеевича. Это было настолько отвратительное и пугающее зрелище, что я едва не отключился. Затем меня охватил панический ужас, я понял, что снова должен бежать, что иного выхода нет – только вперед, через промзону, как можно дальше отсюда… Но остатки рационального мышления говорили мне, что в нынешнем состоянии от преследователя я не оторвусь. Я продолжил судорожно нажимать на сплетение нервов, а Колоб тем временем полностью обволок Сергеевича желудком и начал втягивать получившийся кокон в себя.

Через несколько минут Колоб восстановил свою целостность. Еще секунд тридцать он просто наслаждался покоем и тяжестью в брюхе, а затем неспешно, но вполне уверенно двинулся вверх.

Как только он скатился с люка, механизм наконец сработал, громоздкая крышка с лязгом распахнулась. К этому моменту я успел уже раз двести распрощаться со своей жизнью.

Из открывшейся поры хлынула белесая пастообразная субстанция. Жир Всеужасного бурно кипел и испарялся, очевидно, при обычном давлении это вещество не могло находиться в своем нормальном состоянии. Воронку тотчас же скрыло облако горячего пара… да что там – воронку… вся территория «Облстройснаба» погрузилась в туман.

Я продолжал давить на сплетение нервов. Крик Колоба – ни на что не похожий высокочастотный вопль – услышал, наверное, весь город. Желая поскорее выбраться из воронки, Колоб выблевал Сергея Сергеевича, и к реву хищника добавился жалобный писк моего пришедшего в сознание собрата. Жир Всеужасного хлестал и хлестал сквозь открытый люк, несмотря на обильное испарение, воронка заполнялась.

И все же Колобу удалось выбраться из смертельной ловушки. Окутанный клубами пара, он застыл в нескольких метрах от меня. Я отпустил нервы, в воронке заскрежетал механизм, люк неохотно, преодолевая сопротивление прущего наружу жира, стал закрываться.

Колоб покатил ко мне. Но стоило ему сделать один оборот, как его обваренное тело распалось на когтистые ленты. Беспомощно брякнулся на бетон дымящийся желудок в переплетении побелевших хватательных жгутиков. Больше Колоб не пошевелился.

Я подкатился к поверженному хищнику. Его тушу словно подержали в хорошо разогретой пароварке, мясо приятно пахло. Безусловно, щепотка специй сделала бы аромат более аппетитным, а вкус – ярче, но я – не привереда.

Через какое-то время я – сытый, восстановивший массу и весьма довольный собой – вырулил за ворота «Облстройснаба».