Текст книги "Записки бывшего афериста, или Витязь в еврейской шкуре. Том 1"

Хоть «караул» кричи

Опять из бесед с Гордеем.

– Макс, а ты в караул ходил в армии?

– Один раз. Больше не посылали.

– Отличился?

– А как же! Нарушителя задержал.

– В отпуск пошел?

– Спасибо, что не на дизель.

– А что так? Положено ж.

– На мое «положено» там хуй наложено. Замполита я батальонного заловил. Он ночей не спал-все волновался: бдим мы в караулах или дрыхнем бессовестно? Вот и зашуршал гадюкой в камышах. А тут я…

– И что?

– А по Уставу: Стой кто идет!,Стой, стрелять буду!

– А он?

– А он там что то грозное рек из кустов про руководящую роль партии.

– И?

– А в караульном Уставе-про партию не слова. Как и про голоса из кустов. Вот, если б он куст поджег… тогда я бы, пожалуй, задумался, а так-дал предупредительный впритирку над фуражкой и мордой в стылую грязь положил. Потом все дозвониться до караулки не мог. У нас стрельбище было-через забор, там палили непрерывно. Так что на выстрел никто не бегал.

– Со связью проблемы?

– Со скукой. Мне еще два почти 2 часа стоять предстояло. Чего ради я себя такого развлечения должен лишать? Замполит ничком в грязи -да я на эту картину вечно любоваться был готов! Часа полтора я его там вымачивал: за это время майор всю лужу впитал шинелкой. И задубел оной. А то повадился, понимаешь, недремлющим оком моргать. Большой брат. Вот я и дал ему поразмыслить, что в теплой коечке куда как поуютней лежится, чем в холодной луже под прицелом у психопата с ружжом.

– И чем дело кончилось?

– Да ни чем. Прибежали наши, отодрали заледеневшего комиссара от грунта и в санчасть понесли. У него руки-ноги не гнулись, сам ходить не мог. А лицо, лицо-то какое было! Сколько там страсти! У нас потом экскурсии ходили-посмертную маску замполита глядеть. Он в грязи так натуралистично отпечатался… Ну как живой прям…

Одна беда-воспаление легких схватил. Нет, не тот нынче замполит пошел! Нежный какой-то, комнатный. Оранжерейный. Как орхидея. Годится только для украшения отапливаемых помещений. Часок на свежем воздухе полежал -и в больничку на месяц. А вдруг война?! Вдруг Родина в окопы позовет? Это что получается-через час войска без партийного пригляда окажутся? А кто будет наглядную агитацию творить? Боевые листки писать? А?

– Ты чего разошелся-то?

– Да это я так отвечал, когда на меня после орали. Мол, мало ли что. А вдруг коварный враг старенькую маму замполита захватил в заложники и ко мне сердягу отправил? Откуда я знаю? И, пользуясь его сыновней любовью и моей недисциплинированностью разграбит вражина склад продовольствия? А? Пожрет, гад, картоху-моркву, комбижиром закусит и пиздец нашей боеготовности!

– И что тебе было?

– Да ничего. Поорали-да отстали. Я Устав наизусть знал-не доебешься. Но в караулы больше не ставили.

– Повезло тебе. Я вот на Севере полтора года через день-на ремень яйцами звенел.

– Сочувствую. А у вас были такие энтузиасты-проверяльщики?

– А как же. Командир роты. Он разведчик бывший и как литр примет его в разведку тянет неодолимо. В «лешего» обрядится и давай на караулы нападать. То автомат спиздит, то магазин отстегнет.

– А чего не пристрелили?

– Да не. Он хороший. Только по пьяни дурной. А так проспится, пиздюлей выпишет, и все вернет. Мы проверяли-если бдительность проявить-он сердитый потом неделю ходит.

А так подкрадется, палец к виску приставит, да как заорет

– А!!! ТЫ УБИТ!!!

Потом засмеется как ребенок и убежит. И все довольны. Мы его старательно не замечали. Чего хорошего человека не потешить, коли на него блажь нашла?

– Прям идиллия.

– Да какой там. Заебал, надо сказать, основательно. Пил-то он регулярно, потому у нас эти казаки-разбойники через день. Ну я и решил все это прекратить.

– Моим методом?

– Я что-дурак? С комроты отношения портить?

– Спасибо.

– Пожалуйста. Не, я умнее все обустроил. Начал с тонкой лести. Мол, тащщ капитан, вы такой смелый человек, мы прям все вами восхищаемся… Тот надулся поначалу, это мол что… а потом заинтересовался-чего это мол я смелый? Ну, как же, говорю, у нас тут в округе медведь-шатун шляется, привлеченный запахами солдатской столовой, а вы по ночам бесстрашно наши караулы проверяете…

– И что, купился?

– А что не купиться? У нас медведи на помойку частенько наведывались. Плюс я там народ подговорил-как капитан мимо прошел, так все о медведе говорят. То там его видели, то здесь. Потихоньку у капитана в подкорочку медведя в спячку и положили.

– И разбудили?

– А как же! Смотрю, как то комроты навеселе. Ну точно сегодня в разведку пойдет.

Вот мы ему медведя и показали.

– Не понял? У цыган арендовали что ли?

– Своими силами обошлись. На татарина одели шинель, ватник и караульный тулуп наизнанку вывернутый. И в любимые капитановы кусты посадили.

– Хы. И что, похоже?

– В темноте, да по пьяни сойдет.

– И?

– Ну капитан в кусты заполз, а на него Хабибулин как выскочит, да как заревет!

– Сильно!

– Хабибулин в роль вжился. Озверел прям. Правда он, кажется, с гориллой роли перепутал. Я вот даже в цирке не видел, что бы медведи ревели, да в грудь себя кулаками колотили. Потом он еще зачем то снег загребал лапами и в ярости над собой подкидывал.

– Капитан не просек?

– Капитан так бежал, что сапог потерял.

– Офицерский? Хромовый?

– Он самый.

– Погоди. Гансы их же «внатяг» надевают. Его же снять целая проблема…

– Сами охуели. Но после этого командир к нам-ни ногой.

– Ты мне комплекс неполноценности родил. Выходит, я дебил-что ли?

– Макс, это новость только для тебя. Для окружающих это давно это «реальность, данная нам в ощущениях…»

Немного об армии

Как то так вышло, что по моему нехотению, по сучьему велению Дмитрия-свет-Федорыча Устинова Родина таки получила меня в свои лапы на два года. Очень хотела. Звала непрерывно, волновалась, слала гонцов и грозила алиментами. В жизни я всегда сторонюсь таких липких баб, меня раздражает вой под окнами. Но. Тут не спрашивали. Не учись я в институте (всех брали с 1 курса) -свалил бы всенепременно, но тут-никуда не деться. Откос «по здоровью» не катил-куча записей в разрядной книжке (некоторые ДОСААФ) -свидетельствовала об обратном, а в дурку слюни пускать было неохота.

Клинический идиот. Знал бы в какой дурдом иду-в нормальный побежал бы с радостью. Но.

Никто ж не предупреждал-только анекдоты травили. Кто ж знал-что это не анекдоты, а правда.

Первое время с моей национальностью (чтимой в войсках и офицерами и личным составом),местом призыва-Московская область (тот же коленкор),и склочным нравом-мне было довольно весело. Пара переломов носа из моих трех-как раз из тех времен. Плюс-бриться налысо мне не стоит. люди неправильно понимают-думают, глядя на шрамы, что мозг ампутирован. По меньшей мере трижды. Кисть руки тогда у меня уже привычно сжималась по диаметру дужки армейской кроватки.

Очень удобная, ухватистая вещь-и, главное, всегда под рукой. К тому же, в отличии от табуретки, на куски не разлетается от удара по черепу. А то меня стыдили часто за мебеля. Мол, пока наши ракеты бороздят просторы Космоса, одна жидовская сука переломала об нас все табуретки-присесть не на что.

Народ долго не мог понять, что я такое, но, очень помогла статья в «Огоньке» про «люберов».

После чего меня диагностировали-как «на голову простуженного» и отстали. Но это личный состав. В армии так не бывает-что бы ты был никому не нужен. Там непрерывная пищевая цепочка-и, если кого-то

от тебя начинает тошнить, то кто то другой начинает на тебя с аппетитом облизываться.

То есть, как только рядовой и сержантский состав мной подавились, за дело взялись гансы.

На губу я уехал через два месяца-,что для нашей части стало рекордом. Духов на губу не возили-у них и так обычно проблем хватало.

На губе я быстро прижился. Стал своим, родным даже. Поначалу, конечно, пришли познакомиться-надо ж пощупать в морду контингент-что за человек такой. Тем более что часть наша катила за «отморозков» и о ней ходили страшные слухи. Виной тому было правило не сдаваться патрулю ни за что. А то позор. Свои зачмырят. Потому патрули пиздили регулярно-что только нагоняло страху.

Ну вот и пришли за мной-по душам поговорить. Как водится-там со всеми знакомились подобным образом. Обычно разговоры подобного рода были по-спартански лаконичны.

– За что попал?

– Неуставные.

– Аааа, молодых гонять любим-нннаа!!!

Или.

– За что попал?

– Нарушение формы одежды.

– А нарушать форму одежды любим? Ннннаа!!!

Ко мне ввалились впятером (закрыв перед этим в одиночке)

– За что?

– Прапорщика в карты проиграл (хмуро)

На народ напал столбняк. Я смешал все их мысли. Играть на прапорщика? А на хера он нужен?

– Не поэл?

– Ну играли мы прапора в буру. Я продул. Мне говорят-иди вали его! Я им-хуй вам. Играли то на отпиздить а не валить. А те мне-нихуя. На прапора-это на нож его.

– Я чо зверь?! (это с криком отчаяния в отшатнувшихся вертухаев) У него детей трое-мал мала и жена инвалид!!!

Те призадумались. Потом как то бочком-бочком потянулись из камеры.

Ха! Спасибо другу-это была его подсказка. Стандартная, кстати. Но-прокатило.

На губе я быстро обурел, подался в суки и бродил по территории расконвоированным: руки-в брюки.

Припухал в общем. Как вежливый человек в гости обычно я ездил не с пустыми руками-а с зашитым в швы хб гашишом, так что по вечерам мы устраивали с караулом наркопосиделки. Ночью я травил анекдоты-караульные катались по полу, а днем отсыпался в одиночке. Срок мне обычно добавляли-по просьбе, так что на губе я отдыхал от армии. Сложнее всего было изобразить страдания и ужас перед своими отцами-командирами. А то ж не видать мне губы, как своих ушей. Она и так была в большом дефиците. Меня, например, в первый раз пристроили за 2 листа ДСП (древесно-стружечной плиты). Сей факт имел для меня некоторые репутационные издержки -так как ротные негодяи прилепили мне погоняло «2листа ДСП» Так и прижилось.

– А где Два листа ДСП? Не видали?

– Да хуй его знает. В казарме где-то шароебится.

Прям индеец какой то. На мои возражения казарменные суки ехидно объяснили мне, что если кто-то продается за что-то, то оно (он) этому тождественен. Точка. Правда, смилостивились казарменные суки, если не нравится, можем звать тебя «Два листа ДВП»(древесно-волокнистой плитой)

Но, лафа с губой приказала долго жить, так как один из долбоебов конвоиров бросился провожать, с воплями-«Приезжай еще!!!» Мы долго хлопали друг дружку по плечам на глазах у изумленного взводного и я грустно понимал, что сытой арестантской пайки мне более не вкушать.

Оставшиеся полтора года начальство прожило в борениях. Боролись в нем честолюбие и страстное желание отправить меня на дизель. Но-отправка на дизель-это их залет.

Не смогли какого то жида к перпендикуляру привести? Дык как тебе что то больше роты доверить можно?

Потому доебывали по мелочам. То на вечерней прогулке в запевалы поставят (это западло)

Я запеваю Гребня.

Хочу я стать совсем слепым,

Чтоб торговаться ночью с пылью;

Пусть не подвержен я насилью,

И мне не чужд порочный дым.

Я покоряю города

Истошным воплем идиота;

Мне нравится моя работа,

Гори, гори, моя звезда!

Народ в восторге. Три раза на «бис» исполнили. Прапор ошарашенно пытался собрать слова в предложения. Ничего не понял. Но на всякий случай обматерил и больше запевалой я не был.

К году службы я более менее нашел себя-командир торговал мной направо-налево офицерам заочникам-задачи решать. Такая интеллектуальная проституция.

Но-тут не до гордыни. Жизнь-лафа. Сиди себе в тепле, решай их нехитрые задачки.

Как говорила моя бабушка «Тепло, светло и мухи не кусають»

Беда пришла откуда не ждали. К нам ехал ревизор, ой замполит. Феноменальная сука.

2метра роста, боксер и умница. Москвич.

С порога бросился ко мне, мол зема. Угу. Я вообще по жизни реагирую на немотивированное дружелюбие хмурым-«Че те надо?» А в армии и подавно. А с гансами тем более.

И понеслось.

Зазывает в кабинет-за жизнь потереть. Типа обскажи кто-что не так тут творит. Будешь, грит, моими глазами и ушами. Потому как мы москвичи, должны друг дружке помогать. Я ушам не поверил. Нет, на меня стучали регулярно. Но я?

– Не понял, товарищ лейтенант…

– Можно Дима.

– Хорошо. Дима, ты совсем там в училище охуел в атаке? Меня в барабаны прочишь?

– Максик, ты никуда не денешься!

– Какое солнечное пиздодуйство! Город родной позоришь, Митенька. А то что? Губу объявишь? У меня уже суток 300 объявленных, ой боюсь-боюсь.

– Боксом занимался?

– Немного.

– Поспаррингуемся?

– С наслаждением. Перчатки есть?

– А то.

Погорячился я. Он отмудохал меня как собаку. Беда даже не в 2х метрах росту (его),не в том что он мастер спорта-драка в каптерке отличается от ринга, а в том что он очень умно дрался. Я ничего не мог поделать-все мои финты он угадывал. Не попался даже на ложный нокаут, хотя сыграл я его, по моим оценкам безупречно.

И так каждый день. Вот блядина. При этом -показно дружелюбен. Белозубая улыбка на полрожи. Сука, киборг какой то.

Ладно бы это. Рожа то казенная, мне не привыкать.

Он начал «палить» роту. То есть поговорит со мной «по душам» -и давай сношать кто ночью не спал, по расположению шлялся. По всему выходит, что я застучал. Народ заворчал. Запахло «темной».

Главное мистика-откуда он знает? Ночью на входе «фишка», этаж второй-высокий, как он вангует-то?

Никогда я не думал так напряженно. Если он нашел себе «барабана» -мне крышка. Это не отследить. И не доказать. И во всяком случае на это нет времени. Нет. Это не барабан. Вчера Саня в самоход ходил-его не пропалили. Мне только добавило подозрений-я с Саньком был дружен, но барабану то он никто… К тому же он палит только одно время и одно место. Об остальном в роте он не знает. Значит просто сечет казарму. Ночью. Но откуда? Высоко же… Хотя…

Прогулка за казарму решила задачу. На земле виднелись следы лестницы. Заглянул за гаражи-пазл сложился. Вот она, родимая. Метров 10 длиной, как раз до окна бытовки достает. А там мы как на ладони. Я стоял и на душе пели птички. Ну, Митенька, погоди. Я тебе устрою цыганочку с выходом.

Готовился я загодя, вечером. Недалече дованивал солдатский земляной сортир, оставшийся от стройбата, туда то я и направил свои стопы, громыхая ведрами.

– Ничо, утешал себя я, таская говно под окна-для милого дружка и сережку из ушка…

Потом подпилил ступеньку на лестнице-метрах на 8ми высотой. Замаскировал подпил глиной.

Какпкан на матерого замполита был готов.

Ночью сидим в бытовке.

– Макс, сегодня опять с землячком пиздели? Чего завтра ждать? (недруги)

– Чего завтра-не знаю, но сегодня будет цирк.

– Э?

– Жди.

Сижу за окном, грею уши.

Скрежет дерева по стене. Отлично. Душа поет: «Наверно миииилый мой идет!»

Скрип лестницы. «На ем зааащитна гимнастерка»

Треск ломающейся перекладины. Грохот падения. Есть!!!! «Она суууууума миннння сведет!»

И-на сладкое. Видать принюхался, куда упал. Рев на весь батальон.

– АЙЙЙЙЙЙЙБЛЛЛЛЛЛЛЛЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!!

– Шухер!

– Можете не спешить.

– А?

– А это наш вещий замполит с лестницы наебнулся. В говно. Я подстроил. Вопросы?

– Не понял. Он пьян был в говно?

– Нет. Это я ему говно под окна натаскал. Он туда и спикировал, сердяга. Чирикнуть не успел.

– АЙЙЙЙЙЙЙЙЙБЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЯЯЯЯ!!!!

Народ воет от счастья.

Все-таки гордыня грех. Привычка побеждать-зло. Понимаю летеху, трудно придти в себя, если только что ты-краса и гордость вооруженных сил, умница и боксер, а прошла секунда и какой то жидок тебя мордой макнул в говно. В буквальном смысле.

Но. Надо уметь проигрывать. Он не умел-и помчался в обосранной шинели мстить. Такого подарка от него я не ожидал.

Залетает в казарму. Никого. На тумбе дневальный, мажор Сережа (5языков в совершенстве) дисциплинированно орет-«Дежурный по роте на выход!»

После чего морщит нос и с французским прононсом вдруг :

– Лейтенант, мон шер, вы весь в говнэ!

Спальное помещение взрывается диким хохотом.

Озверевший Дима выносит дневального из сознания прямым в голову. Разворачивается и выбегает не приняв доклада у дежурного. Действительно, зачем ему докладывать? У него и так всего с горкой.

Но. Нападение на дневального-это не шуточки. Мы с дежурным составляем рапорт на имя комроты. Хотел, сука, меня стукачом сделать-получи.

Наутро Диму натягивают на глобус. Я млею от счастья. Дальнейшие события можно было озаглавить как

«Крах блестящей военной карьеры» Дело даже не в дневальном, схлопотал строгача, неприятно, но не смертельно.

Но. Оказывается в этой битве офицеры «болели» за меня. Мол, какой ни есть, сучонок, а все же наш. А не этот франт столичный. Некоторые принимали ставки.

Поэтому когда летеха появлялся в расположении ротные негодяи начинали принюхиваться и громко вопрошать друг у дружки:

– Никто не чует? Пахнет вроде?

– Ну да, говнецом вроде потягивает…

– Насрал кто что ли?

– Не, тут посильнее…

Причем командир роты тоже частенько проходился-драл дневальных за то что толчки плохо мыли. Мол на всю роту говном разит. Вон замполит подтвердит, да, товарищ лейтенант?

Митя поник. Погоняло «Говнюк» добило его. Я был сочувственно-дружелюбен, мол, враги, москвичей не любят, какого парня сгубили, козлы, но старался держаться подальше. Димочка прекрасно все понимал.

И явно думал об убийстве, да с отягчающими.

Потом его перевели. Он был «позвонок» – (От слова «позвонить» -блатной т.е.С «лапой» наверху. Прим автора) о чем я не знал, но что добавляло враждебности окружению.

Командор вызвал меня в день его отъезда.

– Камерер!

– Я!

– Головка от торпеды! Почему ремень на яйцах висит?

– Яйца большие, тащщ командир. А так бы до коленок…

– Да уж. Не спорю. Насмешил ты нас.

– Чем, тащщ командир?

– Мне шторы не вешай!

– Есть!

– Хорошо ты замполита…

– Служу Советскому Союзу!

Командор ржет.

– Ладно, оставим это без последствий. Но если ты, хорек жидовский, только подумаешь что то учудить подобное…

– Да вы что, тащщ майор! Я сам себе враг что ли?

– Пасть захлопни! Если ты, аборт козлиный, только в башку свою жидовскую мысль запустишь нечто подобное учудить со мной или моими офицерами, я тебе клянусь-сразу на дисбат уедешь!

Понял?

– Так точно!

– Хорошо. Там тебе сегодня старлею химику задачи надо порешать-из Академии Химзащиты.

– Есть! Разрешите в ужасе съебаться?

– Хррр… пшел на хер, клоун… свободен то есть…

Как хорошо быть шахматистом

«…Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе… „Взвейтесь!“ да „развейтесь“… а вы загляните к нему вовнутрь – что он там думает… вы ахнете!»

М. Булгаков.

Эххх. Полетят сейчас клочки по переулочкам и потечет говно по трубам.

Я, как законченный социопат и индивидуалист полностью лишен стремления к любым коллективным действиям, кроме пьянки. Это, пожалуй, единственное, чем лучше заниматься в множественном числе.

Ибо «кто пьет один-тот чокается с дьяволом» Я, правда, лично наблюдал пограничный случай. Калдырь 50 летней выдержки пил с насекомым.

Привязал нитку к таракану и, отпустив– «С отъездом!» Хррряп!

Потом притянет хороняку назад и – " С прибытием!» Ап-ля! Хорррошо пошла!

У него табу было-не пить соло, а так и повод есть и компания.

Некоторые возразят, что и свальный грех открывает большие перспективы для передышек-но это не мой метод. Как говорил мне тренер-«Пришел на тренировку-въебывай! Сачковать дома будешь!»

И отбил-таки привычку к сачкованию навсегда. В прямом смысле слова «отбил». Достойный человечище был, кстати. Кладезь афоризмов, пиздюлей, и афоризмов про пиздюля.

Пропустив от него в чан двоечку, например, часто слышал– «Тут те, блять, не шахматы. Тут ДУМАТЬ НАДО!»

Но не о нем речь. Хотелось бы обмолвиться про все эти коллективные армейские камлания-парады, построения и прочее. Да и по атрибутике пройтись мимоходом.

Не в курсе, как у вас дела обстоят, а я еще в детстве догадывался, что парад-это удовольствие только для принимающих. Для самих марширующих сие действо и рядом с парадизом не лежало. Как эта очевидная истина дошла в столь неразвитые мозги? Элементарно-по выражению лиц. Посмотрите на рожи правофланговых. Эта напряженная радость на лицах может появиться только под угрозами. Или после получения пиздюлей. Или после угроз, пиздюлей и угроз получения повторных пиздюлей. И никак иначе.

Потому, попав в армию, я не чувствовал себя разочарованным. Я заранее все знал.

Так же я не испытывал никогда возвышенных чувств к воинским приветствиям.

Очередному неполучившему мою девичью честь офицеру, что бесновался по этому поводу я пытался втолковать, что солдат в СА-существо бесправное и бесчестное, скотина, проще говоря, и потому ну не могу я ему отдать того, чего нет. Да, ежели и была в защитнике Родины, какая-никакая честь, то разве что до Присяги. Потому как после сей торжественной клятвы его ебут все кому не лень-и о какой тут чести разговаривать? Чего тут отдавать?

Но вся эта дешевая фронда напоминает мне сейчас ужимки проституток, что не целуются с клиентами. Типа-тута это работа, а вот тут чуйства-с и это только для дроли маво.

Но я видел настоящее величие духа человека, что поставил таки Непобедимую и Легендарную раком…

Ничто в Витюне не выдавало неординарной личности, которой он, несомненно, был. Обычный «запах» -бритый, с торчащими ушами, нелепо сидящей необмятой форме ботан. «Мамиными пирожками срет» -говорят о таких в армаде. Профессорский сынок. Мастер спорта по шахматам.

Я-то догадывался, что служба-не фунт изюма, а вот Витенька испытал когнитивный диссонанс, когда его обложили хуями. Впервые в жизни, видать. Витя задумался. Потом пошел наводить справки у старослужащих.

– И что-ЭТО тут везде так?

– Что ЭТО?

– Ну, грубость. Попрание человеческого достоинства. Пренебрежение к…

– Гы. Душара, ты че несешь? Да за вас и не брались еще! Вот примете присягу, тогда готовься! Ебать будут с утра до вечера! Не вынимая!

– В каком смысле?

– В прямом!

– Не совсем понял, простите. Я, конечно, слышал, что гомосексуализм был весьма развит в римских легионах, но, насколько я знаю, это носило добровольный характер. Да моральные нормы того времени вполне терпимо относились к подобного рода занятиям…

– Че?

– И Вас, простите, тоже насиловали сослуживцы? Вы не сопротивлялись надругательствам?

– ЧЕ ТЫ СКАЗАЛ, ДУШАРА?!!!

И Вите впервые в жизни набили морду. Виктор ушел в себя и весь КМБ о чем то напряженно думал. Читал Присягу. Мы-то ее зубрили хором, а он ЧИТАЛ. Как и уставы. И через месяц дал блиц-турнир.

Виктор вышел из строя и отказался принимать Присягу. Тут уже начальство впало в состояние когнитивного диссонанса, хотя и не ведало о том. Попросту говоря, офицерство охуело. 1986 год, СССР, армия и тут это хуйло выебывается.

Начали, как водится, с угроз. Витя сохранял спартанское спокойствие-он точно знал, что до Присяги губа ему не светит. Потом попробовали давить на чувство коллективизма-опять выстрел в молоко:

– Вот твои товарищи все как один, а ты…

– А я привык за себя отвечать.

– А почему ты не хочешь Присягу принять?

– Не достоин я (со вздохом).

– Как не достоин? Чего?

– Ну как. Тут вот что написано: «…торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным Воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.» А вдруг я не смогу? Буду недисциплинированным? Или струшу? Я вот темноты до сих пор боюсь…

– Да плюнь ты! Хуйня это все! Все так делают, и я…

– Если для Вас, товарищ майор, Присяга это-хуйня, то для меня-ТОРЖЕСТВЕННАЯ КЛЯТВА. И я не могу ее дать, если не могу выполнить. Меня учили быть честным. А Вас-нет? И часто Вы, эту, как Вы выразились, ХУЙНЮ, нарушали?

Майор открыл рот. Потом закрыл. Молча вышел в коридор. Там его прорвало:

– ГДЕЕЕ ЗАМПОЛИТ МАМУ ЕГО!!! ГДЕ ЭТОТ ПИДОР НЕДОЕБАННЫЙ ЛАЗИТ?!!! Я ЕГО СЕЙЧАС ДОЕБУ!!!

– Я здесь, товарищ майор!!!

– Я долго, сука, за тебя твою работу делать должен, а лоботрясина? Какого хуя там у тебя в роте этот толстовец завелся, а ты и не чешешься, говноед? Тебя Родина-мама нахуя кормит-поит-одевает? Для чего?! Что б ты штаны форменные до срока просиживал, а, гнида ты казематная?! Я за тебя, перхоть ты подзалупная, должен этого адвентиста, блять, седьмого дня к перпендикуляру приводить? А? МАРШ РАБОТАТЬ С ЛИЧНЫМ СОСТАВОМ, АБОРТ ТЫ КОЗЛИНЫЙ! И ни дай Б-г ты мне этого Иегову не уломаешь! Я С ТОБОЙ ТОГДА НА ВЫ БУДУ ОБЩАТЬСЯ! ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО НА ВЫ! Я ТЯ ВЫЕБУ, ВЫСУШУ И ВЫКИНУ!!! БЕГОМ!!

– Стой! Крууугом! ЕЩЕ БЕГОМЕЕЕ!!!

Лихо замотивированный таким командирским наказом, замполит вклещился в Витька. С нулевым результатом. Ор, угрозы-а в ответ бубнеж про честность, и неуверенность в свои силы. Задушевные беседы-результат тот же. Главное, сука, говорит всерьез. И законы изучил досконально, погань эдакая!

– Товарищ старший лейтенант, бубнил Витя, хлопая наивными глазками-ну как я могу, как вы говорите -стараться, если тут написано-«Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.»

Мне вот жить хочется. Я вот не смогу не щадить своей жизни за СССР, меня мама дома ждет…

Белый от ярости замполит, сдерживаясь из последних сил, уламывал Витька, мол стерпится-слюбится, да и не факт, что придется, он вот сам тоже…

– Что тоже? Вы тоже не готовы выступить …«на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик»? А зачем же Вы обещали? Вы-врун? На Вас, значит, Советское правительство рассчитывает, а случись чего-оно прикажет, а Вы ни тпру, ни ну?

– СУУУКА!!! Я тебя прибью, урод!!!

– За что? Это Вас постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение Советского народа, а меня не за что. Я ж не обещался!

Замполит попытался организовать Вите «темную» -но тут уж я вписался в тему. Нас, новобранцев держали отдельно-и я внятно объяснил жаждущим справедливости идиотам, что тронут убогого-будут иметь дело со мной.

Умные и так не горели желанием решать проблемы гансов, рискуя сесть при нехорошем повороте дела.

Через месяц до начальства таки доперло-что Витю не заставить. А что делать?

Пат. В воздухе висела идея отправить героя-правдолюба на дурку, но не хватало

фактов для окончательного диагноза. И Витюша мудро закончил партию блестящим эндшпилем. Он устроил гамбит. Поддался. Согласился принять торжественную клятву. Поскольку все мы уже приняли ее давно-для Витька устроили номер-соло. Офицеры радостно потирали руки, шепча про себя

– Только пусть подпишет, урод! Я ему, бля устрою службу! Я его, сука, научу Родину любить! Сгною на очках пидораса!

– Давай, Витя-ласково подбадривали они неофита елейными голосами. Вот тут подпиши!

– А знамя целовать?

– Ну, хочешь, поцелуй, но сначала-подпиши!

– Нет. Можно-я сначала поцелую?

– Ну, если хочешь-целуй!

Витя подошел к знамени части иначал его целовать. Увлекся. Пососал сосок бахромы, прикусил слегка, и продолжая жадно лапать стяг, громко задышал. Повисла нехорошая тишина. Строй выпученными глазами наблюдал, как шахматист насилует Знамя. Витя, пользуясь общим столбняком, закончил с предварительными ласками и приступил к делу: пропустил алое полотнище между ног и яростно закапулировал. Фрикции его учащались, лицо покраснело, руки тряслись…

Наконец, майор завизжал что-то нечленораздельное и толпа бросилась отрывать маньяка от святыни. Не тут-то было. Витек сделался буен.

Наблюдая эту сцену, я вспоминал свой любимый отрывок из Кена Кизи:

«… – только под конец, когда начальники поняли, что трое санитаров не двинутся с места, будут стоять и глазеть и борьбу придется вести без их помощи, и все вместе – врачи, инспектора, сестры – стали отрывать красные пальцы от ее белого горла, словно пальцы эти были костями ее шеи, и, громко пыхтя, оттаскивать его назад, – только тогда стало видно, что он, может быть, не совсем похож на нормального, своенравного, упорного человека, исполняющего трудный долг, который надо исполнить во что бы то ни стало. Он закричал. Под конец, когда он падал навзничь и мы на секунду увидели его опрокинутое лицо, перед тем как его погребли под собой белые костюмы, он не сдержал крика. В нем был страх затравленного зверя, ненависть, бессилие и вызов -и если ты когда-нибудь гнался за енотом, пумой, рысью, ты слышал этот последний крик загнанного на дерево, подстреленного и падающего вниз животного, когда на него уже набрасываются собаки и ему ни до чего нет дела, кроме себя и своей смерти.»

В отличие от Макмерфи, для Витька дурка оказалась домом родным. Через месяц он был комиссован вчистую-и уехал домой. Я же совершенствовал в роте свои навыки рукопашного боя. С тоской думая о том, что зря я все таки не послушал маму. Та так хотела видеть меня шахматистом.