Текст книги "Записки психиатра (сборник)"

Инородные тела

Вспомнил несколько случаев, описанных нам, тогда еще студентам, преподавателями родной alma mater.

Первый. Привезли в гинекологию даму откуда-то из-под Самары. В сопроводительном листе запись сельского фельдшера. Дословно: «Хрен в матке». Пока персонал приемного покоя рыдает от смеха и бьется в истерике, что называется, пацталом, доктор собирает анамнез. Выясняется: у замужней дамы появился любовник, о противозачаточных она, возможно, даже слышала, но по простоте душевной искренне полагала, что все это ухищрения городских проституток и честной барышне не к лицу или… ну, вы поняли. Честной барышне достаточно подмыться и сходить в баню. Мол, зверек по имени сперматозоид от жару делается квелым и проявить свою коварную сущность никак не может. Посему задержка месячных привела деву в смятение чувств и помутнение разума, ибо ничем иным попытку вытравить плод с помощью заостренного корешка хрена не объяснишь. Надо отдать должное ее упорству: она прекратила попытки хренопенетрации, только когда корешок этого, вне всякого сомнения, целебного растения обломился в канале шейки матки! Облом, иначе и не скажешь. Да еще и от мужа по шее получила. В итоге все закончилось хорошо: хрен извлекли, матку вычистили, барышне мозги промыли. Все, как в сказке.

Второй. На сей раз – приемный покой лор-отделения. У пациента инородное тело в пищеводе и золотая цепочка изо рта. При этом пациент ни в какую не колется, что именно за предмет застрял у него в организме. Делают рентген – часы. Не наручные, а те, что джентльмены носят на цепочке в кармане жилета. Послушали фонендоскопом (спросили потом врачи, зачем; он ответил – глупость, но не мог себе отказать в удовольствии) – тикают! Часы застряли на уровне фарингеального сужения, пищевод спазмировался и намертво их заблокировал. Выяснилось (уже потом, когда брегет был извлечен), что имел место спор, который и был выигран пациентом. Никто же не требовал от дядечки, чтобы процесс поглощения был завершен актом дефекации. За цепочку вытянуть часы спорщику не удалось, пришлось набирать 03.

Третий. Вечером в отделение хирургии был экстренно доставлен мужчина с проникающим ранением брюшной стенки. Угадайте чем? Ломом! Причем лом (вылетел на приличной скорости то ли из-под пресса, то ли из карусельного станка – им что-то там ремонтировали, а кто-то включил) пробил оба бока насквозь ниже ребер, чудом не разорвав ни кишечник, ни печень. Как мужика транспортировали – целая история. Лом торчал из боков в обе стороны, и даже просто нести пострадавшего по коридору на носилках было проблематично. А уж везти в машине (не спрашивайте меня, я не в курсе!) и поднимать по лестнице… Надо сказать, лом извлекли без особых проблем, послеоперационный период прошел без осложнений. Хохма была следующим утром, на пятиминутке. Как положено, пятиминутку проводил профессор, ОЧЕНЬ именитый, уважаемый, заслуженный, не дышать, благоговеть, есть начальство глазами. В самом разгаре доклада входит студент с ломом наперевес. Ночная смена в курсе, потому молчит. Профессор, скучающим голосом:

– И что это вы нам тут принесли, товарищ студент?

– Инородное тело, товарищ профессор! – ответствует тот, вид имея лихой и глупый.

– ЧТО, БЛЯ? – Небожитель принимает вид нормального, вменяемого, но слегка охреневшего пенсионера.

Ситуацию разрулили, казус доложили, лом приобщили к кафедральной коллекции инородных тел.

Обликвус

Среди преподавателей мединститута есть те, что запоминаются на всю жизнь. Обликвусу досталось редкое счастье: его знают и помнят даже студенты, которым он никогда ничего не преподавал. Прозвище вполне отражает одну из его анатомических особенностей (специально для людей, далеких от медицины: «obliquus» по-латыни – косой). Есть самарский студенческий анекдот: едут студенты в битком набитом автобусе второго маршрута (тоже легенда) и обсуждают преподавателей анатомии.

– А у нас Обликвус.

– Кто такой?

– Да есть один: косой, хромой, бородатый и заикается.

– За-ато не кэ-курю! – раздается голос сзади.

Наше знакомство с Обликвусом тоже происходило в весьма запоминающейся и своеобразной манере. Придя в анатомичку, мы собрались в учебной комнате. Занятие, судя по часам, должно было уже минут десять как начаться. И тут в приоткрытую дверь последовательно пенетрируют: нога, рука, борода и глаз с бельмом. Пауза, затем второй глаз. Последний сосредоточивается на нас, и раздается голос:

– Кэ-акая гы-руппа?

– Сто двадцать вторая, – отвечает староста.

– А-а-а-а вот и я, – отвечает Обликвус и заходит в комнату уже целиком.

– Гы-оворите, учили пэ-озвонки шейного отдела?

– Да, – гордо отвечаем мы.

– Опэ-тимисты, – заявляет он и бросает одному из студентов связку позвонков, которую до сего момента вертел в руках. – Мы-аэстро, у вэ-ас пять се-екунд, чтоб назвать, какой это пэ-озвонок! – C этими словами он тычет пальцем в один из связки.

– Вы-ремя вышло, два! Ваша очередь, бэ-арышня!

В рекордно короткие сроки обананивается вся группа. И начинается собственно учеба. Обликвус учил интересно, с задором, с подколами, расслабиться не мог никто.

– Кы-кислецова, что такое ductus ejaculatorius? Как не зы-наете? Это такой пэ-роток, по которому мэ-маленькие, с хвостиками бе-егут-бе-егут – и пы-ривет, Кы-кислецова!

– Бе-елов нас уверяет, что у я-аичка есть верхний угол и нижний угол. Сы-вятые угодники, они, по-вашему, ты-реугольные, что ли? Или, не пы-риведи господь, кэ-вадратные? А-ага, и зы-венят…

Это благодаря ему мы выучили общеизвестный стишок:

 
Как на лямина криброза
Поселилась криста галли,
Впереди – форамен цекум,
Сзади – ос сфеноидале.
 

Это он старался, чтобы группа всегда была обеспечена анатомическими препаратами:

– Эх, не у-успели, сэ-оседи лоток с пенисами сы-лямзили… Ну, ничего, за час наиграются, отдадут.

Это он, обладая по природе неиссякаемым источником жизнелюбия и какого-то ребячьего озорства, мог сподвигнуть на спонтанную посиделку половину преподавательского состава, а потом прятаться в шкафу от второй, более сознательной и в чем-то справедливо негодующей второй его половины во главе с собственной матерью, почтенных лет преподавателем анатомии. И только он с его ревнивой фортуной мог выпасть из шкафа аккурат ей под ноги с воплем «мама!».

Это он застрял между двух березок, сдавая на своей машине задним ходом, и горестно изрек:

– Гэ-оворила мне м-мамочка – купи «Москэ-вич», он у-уже!

Его было невозможно не любить. Он больше, чем просто преподаватель, он – часть наших студенческих легенд.

Еще одна белочка. И лошадка

Этот случай произошел довольно давно, когда наш родной психдиспансер еще находился за городом, на Федоровских лугах. Спецбригада поехала на вызов. Там оказался пациент с классической белой горячкой: зрительные галлюцинации, прятки, погони – в общем, кино и немцы. Само собой, приезду отъявленных гуманистов в белых халатах он не особо обрадовался и, как в той песне, бесплатно отряд поскакал на врага… Ну, поваляли друг дружку, потом скрутили болезного, посадили в буханку. Дорогой пациент все порывался то из машины выпрыгнуть, то с ребятами силушкой помериться – то есть развлекался как мог. Дорога, соответственно, оказалась длинной: шутка ли, три района да окраины! То ли водитель очень сопереживал происходящему в салоне, то ли еще какая причина, но, когда на дорогу выскочила лошадь, он просто не успел как следует среагировать.

Лошадь была небольшая – так, жеребенок-переросток. Непонятно, как она очутилась на дороге и откуда ускакала, но только что ее не было – и вот она лежит и жалобно ржет. В спецбригаде работает исключительно душевный народ, поэтому скотинку в беде не бросили. Где-то перевязали, что-то наложили и решили, отработав вызов, свезти пострадавшую к знакомому ветеринару. Сказано – сделано. Животинку сообща подхватили и через задние двери погрузили в салон. Надо сказать, что тот, другой страдалец как-то сразу притих, скукожился и весь остаток пути пребывал в созерцательной задумчивости.

По прибытии пациента номер раз доставили пред светлы очи дежурного врача. Тут надо оговориться, что в отношении алкоголиков у диспансера выработалась жесткая и четкая, вполне оправданная практика: есть психоз – велкам ту Бедлам, нет психоза – геть до наркологии. Осмотрев и расспросив притихшего дяденьку, доктор посуровел и изрек:

– Нет тут психоза. Везите в наркологию.

Вот тут-то бедолага не выдержал.

– Что?!! Я!!! С этими отморозками?!! Да ни в жисть!!! – И, подскочив к доктору, бросился на колени и скороговоркой зашептал: – Нет, нет, вы что, лучше положите меня, я с ними не поеду, у них ЛОШАДЬ В МАШИНЕ!!!

Доктор понимающе посмотрел на больного, кивнул и сел писать первичный осмотр в истории болезни.

P. S. И лежать бы ему от силы дней десять-четырнадцать, но спецбригада умеет хранить секреты. Аж целый месяц.

Довженко и не снилось

На интернатуре я некоторое время работал и учился под началом… скажем, Семена Семеныча, человека во многих отношениях незаурядного. Был период, когда патрона целый месяц за какие-то заслуги исправно снабжали свежайшим нефильтрованным пивом, и утренние пятиминутки могли плавно перетечь в небольшие посиделки под лозунгом «по глазам вижу, у всех вчера был сложный и эмоционально насыщенный вечер, так что не стесняемся, мальчики большие, посуда в шкафу». А еще шеф кодировал алкоголиков.

– Тут недостаточно просто придерживаться буквы наработанных формул, коллега, – объяснял он мне. – Логика – это последнее, что может зацепить алкоголика. Какая, к черту, у него логика! Эмоции – да-да, эмоции. Души, так сказать, глубинные позывы. Прекрасные? Нет в его нутре ничего прекрасного, ты меня не путай! Так вот, чтобы его на эти эмоции поймать, ты сам должен быть в особом расположении духа. Харизма, коллега, это тебе не хрен собачий, это отсвет искры божьей в тусклых от повседневности глазах, ЭТО должно зажигать. Иначе вся процедура из пламенной, меняющей к несомненному лучшему жизнь проповеди превратится в отпевание угасшего разума и дышащей на ладан печени пациента. Нужен эмоциональный подъем, и только так!

С этими словами он выпивал полстакана водки, выкуривал сигарету и шел кодировать очередную группу алкоголиков.

Потусторонняя связь

Наверное, каждый из нас когда-либо задумывался о том, что же там, за последней чертой. Интерес к этой теме неисчерпаем и в целом понятен: мало что страшит так же, как неизвестность, а поди найди тайну более непроницаемую, нежели смерть. А все недостаток очевидцев. Мертвые – народ неразговорчивый. А любопытно, что называется, до смерти.

И пока кто-то читал «книги мертвых», кто-то посещал спиритические сеансы либо накачивал себя несусветной дрянью в поисках калитки (ну, хотя бы дырки в заборе или, на крайний случай, замочной скважины) в Гадес, нашелся человек, подошедший к этой проблеме прагматично и основательно.

Это было в самарской психбольнице. На судебно-психиатрическую экспертизу был представлен пациент, против которого прокуратура возбудила уголовное дело по факту вандализма, порчи и тайного хищения муниципального имущества на какую-то довольно крупную сумму. Как выразился один из экспертов:

– Вот, по крайней мере, сумма, из-за которой стоило начинать сыр-бор. А то в прошлый раз из-за дебила, умыкнувшего мешок морковки стоимостью в десятки раз меньше, чем сама судебно-психиатрическая экспертиза, такой шум устроили… Оно и понятно – показатели, отчетность.

Стали выяснять, в чем дело. Пациент давнишний, на учете черт-те сколько лет, ни в чем серьезнее, нежели выплюнуть обеденный галоперидол[10]10
  Галоперидол – антипсихотический препарат, назначается при маниакальных расстройствах, шизофрении, бреде и т. п. Лучше всего действует на галлюцинации.


[Закрыть] в тарелку жены, замечен не был, и вдруг – вандал, расхититель городского имущества, да какого!

– Ну и зачем вам, милейший, двадцать одна трубка от городских телефонов-автоматов? В них же нет ценных металлов! Меди – и той кот наплакал.

– Я не собирался сдавать их в металлолом.

– А зачем же вам они?

Вот тут-то и выяснилась истинная причина раскулачивания городской телефонной сети в крупных размерах. Около полугода назад у больного на фоне относительного затишья в психосимптоматике вдруг появились голоса в голове. Да не просто голоса, а голоса покойников. Кто-то из этих людей умер давно, кто-то – не очень, но все они были так или иначе знакомы или близки нашему пациенту. Лодка критичного восприятия, идущая ко дну под столь плотным артобстрелом, продолжала подавать последние сигналы «may day» – мол, чтоб совсем козленочком не стать, пей галоперидол, на фоне его действия голоса мертвецов слышны совсем невнятно. Тут граждане усопшие и подкинули идейку: а давай, мол, телефонизируем кладбище! Нет, не всё, конечно же. Только по особым заявкам. Чей голос в голове отметился, того и подключаем. Ну, есть еще пара застенчивых товарищей, тут, дескать, мы тебе подскажем адресок абонента. Исполнять спецзаказ больной ринулся бодренько, с огоньком, и в краткие сроки город лишился пары десятков работающих уличных телефонов, а к загробной телефонной сети подключилась, соответственно, пара десятков не совсем живых абонентов. Попался наш телефонист-некромант банально: кладбищенский сторож, не вовремя решивший сделать обход владений, наткнулся на подозрительного типа, закапывавшего телефонную трубку в ямку рядом с могилой.

Разобрались, отсмеялись, описали, порекомендовали суду в качестве меры пресечения амбулаторное принудительное лечение. Осталась лишь легкая тень подозрения: похоже, дядечка выдал не все свои загробные контакты…

Генерал терапии

Предаваясь воспоминаниям студенческой поры, не могу не отметить, что ряд преподавателей, с которыми нам довелось познакомиться и чьим речам мы внимали с трепетом и благоговением (светила медицины, небожители!), были запоминающимися, яркими, неповторимыми личностями. Только сейчас, ретроспективно анализируя впечатления тех лет, понимаешь, что некоторые из их особенностей относились скорее к числу психопатологий. Но ведь учили, и как!

Запомнился, и наверняка не только мне, профессор одной из кафедр терапии. Умнейший человек, потрясающе грамотный врач, он, что называется, читал пациента с лету. Однажды, будучи в Соединенных Штатах, он, проведя несколько минут у постели сложнейшего больного, без данных лабораторных анализов и дополнительных исследований установил правильный диагноз заболевания вплоть до мельчайших подробностей и степени нарушения основных функций! К нему везли больных отовсюду, он решал сложнейшие диагностические задачи… и при этом был со странностями. Такими же яркими, как и его несомненный талант.

Профессор ходил исключительно в генеральской форме. Говорят, что раньше на этой форме красовались соответствующие погоны, но после решительного протеста, выраженного официальным письмом из Минобороны в почти матерной форме, погоны доктора заставили снять. А лампасы остались. Как и фуражка. Был как-то случай: один полковник, придя по какой-то своей надобности в клинику мединститута, был вынужден ждать своей очереди. Он вышел покурить, и тут-то на сцене и появился профессор. Сам вид личности в генеральском и без погон оказал прискорбное воздействие на расшатанную штабными учениями и карьерными пертурбациями психику офицера. А когда эта непонятного ранга личность в лампасах подошла, чеканя шаг, и доверительно отрапортовала:

«Товарищ полковник, разрешите доложить, во вверенном мне подразделении за время моего дежурства происшествий нет!» – бедный вояка чуть не проглотил свой окурок.

Определенно, у профессора присутствовали некие идеи относительно собственной генеральской миссии на передовых рубежах сражения с недугами человечества. Более того, персонал вверенной ему кафедры как-то не спешил разубеждать своего заведующего. В праздники, особенно 23 февраля, 1 и 9 мая, можно было с легким изумлением и тихой радостью (свят-свят, я в этом цирке не участвую!) наблюдать, как персонал кафедры бойким почти строевым шагом следует под сенью красного знамени в сторону ЕГО кабинета, поздравлять дорогого шефа, пламенного борца и прочая, и прочая.

К студентам профессор был суров. Сколько их получило на экзаменах «банан», исходя из собственных, недоступных пониманию обычного смертного, критериев оценки знаний – бог весть. Как-то раз он спросил студента:

– Как вы относитесь к песням Аллы Пугачевой?

– Я ее не слушаю, мне некогда, я учебой занят, – ответил тот.

– Как, вы не знаете песен Аллы Борисовны? Вы, человек, получающий всестороннее университетское образование? Это два!

Следующему студенту, слышавшему диалог, был задан тот же вопрос.

– Ну как же, конечно, слушаю и очень люблю творчество этой певицы!

– Как?! У вас, студента-медика, есть время, чтобы интересоваться еще чем-то помимо учебы? Это два!

К опоздавшим на лекцию студентам профессор относился недоверчиво-подозрительно:

– А кто-нибудь еще знает, почему она опоздала? И что там она прячет в сумочке? Вдруг пистолет или, – он делал большие глаза и губы трубочкой, – бомба?

Но сами лекции были прекрасны и познавательны, если отвлечься от личности лектора и некоторого своеобразия их подачи. На них выросло не одно поколение врачей. А особенности – ну, какая же легенда без них!

Газы!

Приходит как-то ко мне на прием семейная пара пенсионного возраста. Видно, что у супругов сохранились теплые отношения, оба проявляют друг о друге заботу, которой могли бы позавидовать многие молодые парочки. Видно, что инициатором визита явился муж и что при этом он скорее сгребет свою половину в охапку и убежит с ней куда подальше, но не даст ее в обиду. Деликатно интересуюсь причиной визита. Выясняется, что женщине стало казаться, будто соседи снизу пускают в их квартиру газ.

– Какой, природный?

Она смотрит на меня, как мать на сына-имбецила: ласково, но устало и с легкой укоризной. Выясняется, что нет, не природный, а самый что ни на есть отравляющий и в чем-то даже боевой. От этого газа она чувствует недомогание (крепкая тетенька, от газа, предназначенного для выведения из строя вражеских войск ротами и батальонами, у нее, видите ли, недомогание!), перестала спать ночами и потеряла аппетит.

– Что же вы в милицию не обратились? Или в ФСБ?

Еще один взгляд, дающий понять, что рейтинг этих организаций еще ниже моего, но пара таких вопросов – и они сравняются. Муж нарушает неловкую паузу:

– Да, собственно, мы там уже были, – легкая боль воспоминаний во взгляде, – но они посоветовали обратиться к вам.

– А как именно вы поняли, что газ поступает снизу? Про недомогание с бессонницей я все уяснил, это, безусловно, улики, это противоречит всем конвенциям и нормам международного права, но соседи снизу… Они что, в преступной организации состоят? Или с международными террористами связаны? «Аум Синрике» там, например…

Бинго! Меня не то что рублем подарили – горсткой жемчужин осыпали, такое потепление во взгляде чувствовалось физически – мол, вот! Умеет же понять несчастную жертву газового террора, когда юродивым не прикидывается! Далее разговор шел уже более доверительно и непринужденно. Да, именно секта «Аум Синрике». Да, соседи снизу сектанты, они даже глаза по-особенному щурить стали в последнее время. А догадалась просто: стала полы мыть – а в линолеуме дырочки, их глазом почти не видно (негромкий комментарий мужа с галерки: «То есть совершенно»), только если с увеличительным стеклом искать и под особым углом смотреть. И если наклониться ближе к полу, от газа начинает кружиться голова (тем же устало-любящим тоном: «Это не от газа, дорогая, это возраст и сосуды»), и это неудивительно, ведь газ нервно-паралитический.

– Ну, дорогие мои, с террористами разбираться, конечно, не в моей компетенции, вас бы на время от них в отделении спрятать, пока контртеррористическое подразделение будет делать зачистку здания. Нет? Категорически? Ну что ж… Выпишу я вам таблетки. Нет, соседей ими пользовать не надо, не такие таблетки, да и соседи не тараканы. Это для повышения сопротивляемости организма в целом и нервной системы в особенности. Да, оборонная разработка, для очень деликатных задач. Вот. Не благодарите, не надо, просто придерживайтесь схемы приема, и вы приведете меня в неописуемый восторг. И вам всего доброго.

Через пару недель они снова пришли на прием. Лица супругов светились от радости.

– Спасибо, доктор! Ваши таблетки чудесно помогают! Я снова чувствую себя человеком. Я… я СПАТЬ СТАЛА БЕЗ ПРОТИВОГАЗА!

– И я тоже, – устало-облегченно произнес муж.

Инвестируй правильно

Вопрос о сохранности денежных средств и о правильном их размещении занимает важное место в умах и сердцах не одного поколения людей. Банки, инвестиции, кубышки, паевые фонды, место под половицей или зарытый в землю сосуд, полный презренного металла, – главная идея одна: сохранить. Вопрос, можно сказать, общечеловеческий, посему нашим пациентам нет никаких причин поступать вразрез с веками сложившимся правилом поведения.

Дело было в Самаре, в женском отделении областной психиатрической больницы. Довольно поздно ночью спецбригада доставила женщину лет тридцати или около того. В сопроводительном листке мотивы госпитализации были изложены нечетко; можно было понять только, что имела место агрессия к окружающим, упорная бессонница и высказывания суицидального характера. Игорь Васильевич, заведующий отделением, не меньше часа убил на то, чтобы выяснить у пациентки, что же с ней стряслось, и из-за чего соседи вызвали психбригаду. Куда там партизанам и агентам разведки вкупе с матерыми уголовниками! Их всех можно было приглашать к нашей пациентке на семинар «Как беседовать с врачом и не расколоться»! За большие деньжищи, ибо ТАК уходить от ответов, поддерживая при этом в целом непринужденную беседу, – это надо не просто уметь. С этим, похоже, надо родиться. И, как назло, никаких сведений о родственниках, способных пролить свет на эту историю, и близко не было. Заведующий написал заявление в суд с просьбой дать санкцию и все такое, отправил и стал ждать.

Следующий день в отделении был банным. Больных в сопровождении санитарочек отправили на помывку, и доктора собрались в ординаторской попить чаю. Женский врачебный персонал очень любил Игоря Васильевича, сокрушался по поводу его худобы и всячески пытался накормить шефа какими-нибудь плюшками, пряниками и вареньем. Лицу начальствующему подобает внушительная фигура и царственная плавность движений, а Игорь Васильевич просто шустрый мух какой-то, а не зав., право слово! Где-то на середине чаепития прибежала запыхавшаяся санитарка и с порога выпалила:

– Ой, Игорь Василич, чё я вам покажу!

Выяснилось, что в процессе мытья из влагалища ушедшей в глухую несознанку пациентки выпала свернутая тугим пухлым цилиндриком пачка денег, на что одна из больных задумчиво изрекла:

– Надо же, а я всегда думала, что ОТТУДА сдачи не бывает…

Чистую и разрешившуюся от финансового бремени пациентку уже было не нужно ни о чем спрашивать. Слова лились из нее потоком, и было отчетливо видно, КАК ей становится легче от возможности с кем-то поделиться своими переживаниями. Дама поведала, что с некоторых пор за нею следят. Черные риелторы. Чтобы ее саму убить, а ее квартиру продать. Следят денно и нощно, подавая друг другу условные сигналы: то при помощи комбинаций из светящихся окошек, то посредством особой последовательности номеров на проезжающих мимо автомобилях. А недавно совсем уже обнаглели и стали переговариваться то за стенкой, то этажом ниже. Вначале она ходила к соседям, убеждала их не пускать к себе этих преступников, но потом поняла: соседи тоже состоят в преступном сговоре. Обложили со всех сторон. Вы знаете, я восхищаюсь нашими женщинами. Ее жизни что-то угрожает, ее хотят убить, и что она делает в ответ? Идет к соседям с требованием сей же час предъявить ей этих негодяев, чтобы она могла с теми разобраться! И скалку прихватывает. Вы бы так смогли? Соседи убоялись, стали на всякий случай извиняться, но набравший обороты джихад было не остановить. На вопрос доктора, а что с деньгами, больная ответила:

– Я ведь могла погибнуть! Не оставлять же им еще и деньги!

Пересчитав и сдав на хранение под опись ее накопления, Игорь Васильевич промолвил:

– На машину бы хватило. А говорят, деньги не пахнут…