Текст книги "Бесы 3.0"

Панфилов не мог пошевелиться. Он знал ту историю. Без подробностей, но знал. То была история жизни его прямого начальника – главного полицейского страны, генерал-полковника Михаила Львовича Плотникова. И выходило так, что сейчас он разговаривает с его единственной дочерью.

– Вижу, отец не предупредил, а вы заранее не навели справок о моей девичьей фамилии, – произнесла Лилит, чуть улыбаясь. – Но согласитесь, так даже круче, эффектней. Как в детективе каком-нибудь или даже в триллере. Это ж в триллерах обычно про потусторонние миры, про приспешников дьявола и всё такое. Только спокойно, в змею превращаться не стану, не умею, к сожалению.

Панфилов не реагировал. Даже прямое попадание в змею не расшевелило. Он пребывал в глубоком ступоре. Единственное, о чём он мог думать, – это о смысле фразы Лилит: «Вы нам не просто подходите, вы нам очень и очень подходите…»

Пока в голове выстраивались страшные и полустрашные предположения, Лилит вновь вооружилась пультом, нажала несколько кнопок, и откуда-то с потолка спустился телевизионный монитор.

– Сейчас я покажу вам одно любопытное видео. У охраны небоскреба такого нет, – сообщила Лилит. – Несколько верхних этажей – особая зона, платиновые апартаменты, где свои порядки.

Панфилов немного очнулся.

– Да, да, многие думают, что в башнях «Москва-Сити» только офисы, но это не так. В «Федерации» тоже есть своя жилая зона. Начинается с 69-го этажа. Ну а с линии облаков, с девяностого этажа – платиновые апартаменты. Мы в шутку называем это место Олимпом. На Олимпе живут настоящие небожители. Здесь особый сервис, особая охрана, особая конфиденциальность. Место, где мы сейчас находимся, – часть зимнего сада одного из самых дорогих в мире отелей. Так пожелали собственники части апартаментов верхнего этажа. Переоборудовали их в отель, который пользуется бешеной популярностью. Многие мечтают жить в облаках, ну а многие мечтают в облаках умереть…

– Вы хотите сказать, что именно здесь… – начал было Панфилов.

– Да, именно здесь, – не дослушав вопрос, ответила Лилит. – Именно здесь произошёл несчастный случай, обстоятельства которого вы расследуете. С другого места прыгнуть вниз просто невозможно. Как видите, везде остекление. Здесь же часть крыши и окон автоматически раздвигается. Можете посмотреть вниз, сами убедиться – точка падения жертвы прямо под нами.

Панфилов поднялся из кресла и тихонечко подошёл к краю крыши. От бездны его отделяли сантиметров сорок и тонкие металлические перила. Подать тело чуть вперёд, за границу перил, стоило волевых усилий. Картина несущихся мимо облаков сковывала настолько, что ноги превратились в пудовые гири, не позволяя приблизиться к краю ни на один лишний сантиметр.

– О-о-о, полковник, так вы всё-таки боитесь высоты! – почему-то обрадовалась генеральская дочь.

Она вдруг подбежала к перилам в паре метрах от него, повисла на них, а затем совершила то ли подъём-переворот, то ли ножницы. Панфилов совершенно забыл, как это всё по физкультурному называется. Для него манёвр Лилит выглядел столь жутко, что он даже на мгновение зажмурился.

– Ничего, полковник, к высоте быстро привыкаешь. Вы тоже привыкнете, – ободрила Лилит, вернувшись обратно к телевизору.

Панфилов мужественно переместился в своё кресло. Чашку с чаем он трогать больше не стал, побоялся, что будет дрожать рука. Только что он сделал неприятное открытие – узнал, что боится высоты. Оказывается, так бывает – доживёшь до преклонных лет и вдруг… А может, причина страха таилась в ином. Размышлять об этом оказалось некогда. Внимание привлёк экран.

Телевизор показывал целующуюся парочку. В девушке он быстро узнал администратора сорок третьего этажа Марию Монахову. В мужчине был опознан недавний прыгун с башни – чиновник «Ростехнадзора».

Панфилов вдруг чётко осознал, что так плохо ему вовсе не из-за высоты, а из-за ощущения того, что влип в какую-то странную полумистическую околополитическую историю. Он опасался, что с каждым новым увиденным на экране кадром погрузится в ту историю всё глубже и глубже. Но ничего страшного не произошло.

– Видите, вон там прячется человек в чёрном, – сказала вдруг Лилит, показывая пальцем в угол экрана.

Полковник присмотрелся и увидел то, чего не замечал секундой ранее. Не замечала того и целующаяся парочка. В нескольких метрах от них на земле лежал человек. Еле заметный, одетый во всё чёрное, он почти сливался с землёй. Однако, если всмотреться, был виден овал лица и поблескивающие зелёным цветом глаза.

– На нём гидрокостюм и очки с функцией ночного видения, – догадался Панфилов.

– Браво, полковник, – подтвердила Лилит. – Но это вовсе не чистильщик бассейнов, это альпинист. Помните, я говорила о разнице температур внизу и вверху. Этот человек облачился в гидрокостюм, потому что вскарабкался на небоскрёб ночью по стене.

– Без страховки!?

– Похоже на то…

– Таких людей считанные единицы…

– Правильно мыслите, полковник, – согласилась Лилит. – Полагаю, отыскав этого человека-паука, вы найдёте как минимум важного свидетеля, а возможно, даже пособника убийства или убийцу.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнёс Панфилов, полагая, что где-то точно запрятано второе дно.

– Полковник, прекратите во мне сомневаться! – скомандовала Лилит. – Я не демон, я дочь вашего начальника. Я его плоть и кровь. Полицейско-прокурорская кровь, хочу напомнить!

Панфилов неуверенно, но кивнул.

– Человек в гидрокостюме похитил из здания папку с очень важными документами, – продолжила Лилит. – Без тех документов строительство новой башни «Вертикаль» невозможно…

– То есть вы пригласили меня сюда всего лишь для того, чтобы я помог отыскать папку с документами?

– Что значит «всего лишь»? В той папке судьбы тысяч людей…

Панфилова чуть отпустило. Двойное дно казалось теперь не таким уж глубоким. Заключать сделку с дьяволом, расписываться кровью, приносить сакральную жертву вроде бы не требовалось.

Панфилов впервые улыбнулся.

– А хранилась та папка с документами где? – спросил он.

– В архиве, тут рядом…

– Интересно, когда человек в гидрокостюме лез на небоскрёб, откуда он знал, что остекление будет открыто?

Теперь и Лилит улыбнулась.

– Вы в самую точку!.. Действительно, остекление крыши в обычном состоянии закрыто. Для того, чтобы проникнуть внутрь, нужно, чтобы кто-то открыл его изнутри специальным пультом. Наш альпинист точно не лез наугад.

– То есть у него был сообщник, – догадался Панфилов. – И это либо прыгнувший отсюда чиновник, либо Махаллат, ой… Монахова.

– Ещё двое могли знать. Владельцы мини-отеля, – уточнила Лилит.

Почти полковник достал блокнот, чтобы записать фамилии.

– Их зовут Фурфур и Пихтион…

Почти полковник закрыл блокнот и с грустью подумал о том, что рано обрадовался.

«Лучше б уж навсегда остаться в подполковниках…»

Фурфур & Пихтион

– Что? Триста рублей в час? Это ж грабёж!

Махаллат негодовала и готова была раздавить шлагбаум подземной парковки вместе с невидимым парковщиком из динамика. Конечно, ей было жалко разбивать «мерседес» в первый же свой приезд на работу, но нога так и порывалась нажать газ.

– Напоминаю, если у вас нет пропуска, то стоимость парковки триста рублей в час, – подливал масла в огонь голос из динамика.

– Да я пропуск ещё два дня назад заказала! Позвони Фурфуру или Пихтиону!

– Кому?

– Фурманову или Пихтикову!

– Я уже звонил. Мне сказали, что они на инвестиционном совете и будут только после обеда.

– Я, между прочим, тоже опаздываю на инвестиционный совет!

– Очень познавательно…

– Слушай, ты, человек-функция, не выводи. У младшего персонала скоро аттестация. Все через мой сорок третий этаж пройдёте! Ассесмент, оценка, всё такое… Я тебя обязательно отыщу и подговорю оценщиков, чтоб низший балл влепили.

– Я не младший персонал. Я – начальник смены, – гордо сказал человек-функция, но затем вдруг обмяк.

– Ой, так вы с сорок третьего?

– Ну да…

– А я смотрю, лицо знакомое.

Монахова огляделась по сторонам.

– У меня тут камера, я вас вижу. Вы ведь администратор Мария.

– Ага.

– Я про вас в журнале читал.

– В каком журнале?

– В нашем, в корпоративном. Третий номер уж вышел. «Высота» называется. По всем башням «Москва-Сити» распространяется. Я в редакции подрабатываю, журнал разношу. В третьем номере вы на обложке с осколком бутылки шампанского в руке. Ну с тем, с выигрышным…

– Понятно.

– А это тот самый «мерс»?

– Тот самый.

– Красивый. И вы очень красивая!

– Ладно, донжуан, раз узнал, может, всё-таки пропустишь.

– Пропущу, конечно. Только вы, пожалуйста, с пропуском разберитесь, а то я ведь тут не каждый день, сутки через трое.

– Разберусь, – пообещала Монахова. – А ты журналов нам на сорок третий закинь, у нас там траффик знаешь какой.

– Обязательно закину, – пообещал голос из динамика, открыв шлагбаум. – Вы на минус третий сразу езжайте, там посвободней…

– Как звать тебя, ангел-парковщик?

– Вова…

– Вова! – усмехнулась Махаллат, нажимая на газ. – Придумай себе крутой ник, с таким именем так парковщиком и помрёшь…

Лишь только стихли аплодисменты, оратор, точнее, два оратора, в один голос объявили:

– Юбилейное, сотое заседание инвестиционного совета «Ассоциации Девелоперов» просим считать открытым.

Снова раздались аплодисменты.

– Доводим до сведения, что сегодня финал, где будут объявлены победители нашей грантовой программы, направленной на поддержку талантливой молодёжи, на поиск самых перспективных инновационных проектов, которые могут быть применены в различных отраслях экономики.

Аплодисменты повторились.

– Напомним, что «Ассоциация Девелоперов» – один из крупнейших холдингов России. В состав холдинга входит более ста компаний и предприятий, являющихся отраслевыми лидерами в таких областях, как строительство и архитектура, логистика и дистрибуция, девелопмент и управленческий консалтинг.

– О! Управленческий консалтинг – это ж мы! – улыбнулась Махаллат.

– Точняк! – улыбнулся в ответ Оливий.

Опоздавшие Монахова и Оливин сидели на последнем ряду, наблюдая за тем, как исполнительный и финансовый директора Ада Фурманов и Пихтиков вещают что-то о традициях, высоком статусе, престижности и важности.

– Заметила, что Фурманов с Пихтиковым всё делают вместе, – прошептал Оливин. – Даже когда говорит один из них, он всё равно употребляет множественное число: «приветствуем», «просим», «доводим до сведения»»?

Монахова кивнула.

– А знаешь, почему?! – Оливин ухмыльнулся, заглянул в смартфон и стал цитировать:

– Пихтион – демон с огненными крыльями и красными рогами. Не имеет жены и детей. Общается исключительно с мужчинами-воинами тёмного братства… Фурфур – демон-олень. Никогда не говорит правду, только если войдёт в нарисованный мелом треугольник. Оказавшись в треугольнике, принимает облик ангела-женщины с белыми крыльями, белыми волосами и голубыми глазами…

Монахова вновь кивнула.

– Я читала. И намёк твой поняла. Но слишком уж просто. Вряд ли они любовники. Здесь нечто другое. Иногда мне кажется, что они часть единого целого, разделённого случайно, по ошибке. К тому же у Фурманова, говорят, была жена…

– Да у них у всех жёны и дети, – сказал Оливин. – Шифруются…

– Для чего? Сейчас время, когда всё разрешено. А в нашем-то «Мордоре» и подавно…

– Поговаривают, что они уже год из башен никуда не выходят…

– Тут я их понимаю, – чуть мечтательно произнесла Монахова. – Зачем куда-то уезжать, когда тут всё есть. Жильё, работа, рестораны, кафешки, бутики, гипермаркеты, салоны красоты, фитнес-центры, кинотеатры. Я тут года три, а всего ещё не изучила, не увидела. Однажды, помню, к какой-то важной конференции готовилась, так я жила в башнях почти неделю. Спала в местном отеле, шмотками и едой отоваривалась в местных магазинах. Даже по работе всех подрядчиков нашла в нашей же и в соседних башнях. На улицу ни разу не вышла. Передвигалась исключительно по туннелям и подземным переходам. Потом и домой не слишком тянуло. Так бы и жила… Тут же эпицентр событий. Всё самое яркое и необычное. Те самые шик и глянец, о которых все мечтают. Ты вот, например, знал, что в башнях есть свой журнал?

– Какой журнал?

– Видишь, не знал. А он есть. Я там, кстати, в последнем номере на обложке.

– В обнажённом виде? – усмехнулся Оливин.

– Почему сразу в обнажённом? – фыркнула Монахова. – Может, я там как лучший менеджер года!

– А то! – Оливин расплылся в улыбке. – Ты вон и в отелях местных живёшь, словно звезда? Случайно, не в том, что под самой крышей?

– В том самом, – ответила Монахова, с удовольствием наблюдая, как меняется лицо собеседника.

– Так там же цены – космос, – обескураженно произнёс Оливин.

– Настоящие звёзды так и живут: то парят в облаках, то стреляют мелочь на электричку.

Взгляд девушки вдруг стал романтично-мечтательный. Она вспомнила, как там под облаками.

– А какая, Андрюш, там ванна… Розовая, фарфоровая, вся в вензельках. Настоящая принцессовая! Стоит она на отдельном пьедестале, прямо перед широким окном. Купаешься, а под тобой Москва. Представляешь?!

Оба сглотнули слюну.

– А почему ж я не видел той ванны? – спросил Оливин.

– А потому что мы тогда ещё не были знакомы, – вздохнула девушка. – Ты ж здесь всего год. А то моё неожиданное восхождение на Олимп случилось давно. Фурманов с Пихтиковым тогда только отремонтировали отель. Им нужен был подопытный, чтоб протестировать, как там всё работает. Ну я и вызвалась.

– Пустили, словно кошку в новое жильё, – улыбнулся Оливин.

– Что-то вроде того, – улыбнулась Монахова. – Во время проживания кошка сожгла пару дорогущих светильников и пролила соседей снизу. Хорошо, что этими соседями на тот момент были всё те же Фурманов с Пихтиковым.

– Так они живут в платиновых апартаментах?

– Нет, конечно! Просто именно на них оформлена вся нераспроданная в башне недвижимость. Апартаменты они купили в кредит, специально под отель, причём на стадии строительства, когда ещё и половины башни не было. Ремонт сделали тоже в кредит. Думаю, им ещё лет десять, а то и двадцать расплачиваться. Ну а сами они живут где-то на семидесятом, в квартирах напротив друг друга.

– А на лестничной площадке назначают свидания, – усмехнулся Оливин.

Спереди вдруг кто-то обернулся и зашипел.

– Хватит болтать… Из-за вас ничего не слышно… Махаллат и Оливий притихли.

Невольно вслушавшись в запредельную чушь, доносящуюся из президиума, они удивлённо переглядывались, словно продолжая вести друг с другом мысленный диалог. Наконец кто-то, чтоб не шуметь, написал другому в мессенджере:

«Зачем нас вообще сюда позвали?»

«Наверняка для количества, чтоб все места были заняты».

«Сегодня и без нас аншлаг».

«Странно! Кому интересна эта тягомотина? Журналистов тьма. Все телеканалы! С чего вдруг?» «Наверняка один из грантов получит кто-то важный».

«Награждают же какую-то молодёжь».

«Значит, сын или дочь кого-то важного!» «Тоже мне, Инвестиционный совет! Говорили, тут всё по чесноку!»

«Ага, по чесноку! «Мерседес» вспомни!»

«Могли б заранее предупредить».

«Кто мы такие, чтоб предупреждать?!»

«Может, свалим?»

«Отличная идея!»

Они уже готовы были протиснуться меж рядами к выходу, но тут вдруг услышали из президиума нечто интересное.

– Следующим претендентом на грант является группа молодых инженеров завода «Серп и Молот» с проектом по созданию «Инновационных микродронов для бетонных работ».

Махаллат с Оливием переглянулись и, не сговариваясь, стали что-то писать в своих смартфонах.

– Кому пишешь? – спросил Оливий.

– Пихтикову, – ответила Махаллат. – А ты?

– Фурманову…

– Может, зря пишем, может, «Серп и Молот» и так победит?

– Ага, победит, как же!

Через мгновенье Фурманов с Пихтиковым читали сообщение от коллег.

«Серп и Молот» должен победить».

«Идите вы со своим «Серпом»! – таков оказался общий ответный месседж.

«Надо срочно поговорить», – написали тогда Махаллат и Оливий.

Через несколько минут все четверо уже поднимались вместе на лифте с сорок третьего на шестьдесят восьмой в совещательную комнату.

– А как там церемония без вас? – спросила Монахова.

Пихтиков махнул рукой, которая почему-то оказалась забинтована, и спокойно произнёс:

– Обойдутся. Сейчас видеопрезентации проектов. Затем речи почётных гостей. Это час, не меньше. Наш выход под занавес – объявим победителей, вручим чеки…

– Так значит, победители уже определены? – поинтересовался Оливин.

– Конечно… Три отличных проекта, которые хоть сейчас можно выводить на рынок.

– То есть всё по чесноку?

– Всё по чесноку!

– Это у нас-то?

– Это у нас-то!

– Ну и ну…

Четвёрка вышла из лифта, преодолела несколько лабиринтов из стеклянных дверей и оказалась в знакомой до боли совещательной комнате, в которой прошла половина их трудовой жизни.

– А что же «Серп и Молот», их проект? – спросила Монахова, усаживаясь в кресло. – Название вроде б впечатляющее!

– Название впечатляющее, а суть полная ерунда, – наливая себе воды в стакан, сообщил Пихтиков. – Микродроны для бетонных работ. Ха-ха-ха… Представляете, что такое дроны?

– Ими свадьбы на видео снимают, – вспомнила Монахова. – Такие летающие штуковины с винтом…

Пихтиков жадно отпил из стакана и продолжил: – Летающие штуковины в прошлом. Гении с «Серпа и Молота» совершили революционный переворот. Так они считают!.. Придумали дронов-бетонщиков в форме иглы, размером меньше миллиметра с одним-единственным микровинтом. Согласно их инновационной задумке, если микродронов запустить в больших количествах в бетон, они смогут его перемешивать. Тогда отпадёт необходимость в бетономешалках…

Все, кроме Пихтикова, прыснули от смеха.

– Вам смешно, – продолжил Пихтиков. – На самом деле – не очень. На днях эти горе-изобретатели продемонстрировали свои опытные образцы в количестве аж десяти экземпляров. Во время демонстрации выяснилось, что микробатареек в их микродронах хватает максимум секунд на пять и перемещаются они метров на десять, не больше. Но это ещё не всё. Наконечник дрона-иглы тепловой. То есть по замыслу при запуске микродрон летит туда, где бетон ещё не остыл. Но так как во время демонстрации никакого бетона вокруг не было, а я стоял ближе всех, то эти чёртовы штуковины полетели к ближайшему источнику тепла – то бишь к моей руке…

Пихтиков продемонстрировал свою перебинтованную руку.

Все, кроме рассказчика, прыснули от смеха ещё сильней.

– Ничего весёлого не нахожу, – немного обиделся Пихтиков. – Между прочим, больно, даже кровь пошла. Иглы впились в руку словно слепни. Хорошо, что батареек хватает всего на несколько секунд и эти штуки просто застряли под кожей. А представляете, если б батарейки работали дольше, а игл оказалось не десять, а, скажем, сто!

С воображением у всех было нормально. Смеяться тактично прекратили.

– Дело с привкусом крови, понимаем, но что, если их всё-таки наградить? – попросил Оливин. – Ну хотя бы поощрительным призом.

– Угу, призом зрительских симпатий, в номинации «Кровавый хоррор»! – сказал Пихтиков, вновь продемонстрировав свою забинтованную руку.

Все невольно улыбнулись.

– А зачем вам эти странные ребята? – спросил Фурманов.

– Ариэль, – напомнила Монахова. – Ну тот самый, что в суд на нас подал. Он на «Серпе» работает. Он там что-то вроде духовного лидера. Мы немного подружились. Закрепить бы…

– О дружбе наслышаны! – Фурманов оживился. – Пишут, что на «Серпе» серьёзная заварушка. Рабочий класс и белые воротнички вдруг объединились. Восстали против угнетателей-олигархов. Теперь там вроде как два совета директоров. Чувствуется рука мастера!

Все невольно посмотрели на пихтиковские бинты.

– Намёк понял… Уж чую, что моя рука пострадала не просто так, а за правое дело, – произнёс Пихтиков, бросив вопросительный взгляд на Фурманова.

Тот кивнул.

– Ну хорошо, можем вручить им дополнительный грант. Пусть ребята поразвлекаются. Вдруг из их дурной затеи и впрямь что-то выйдет.

– Спасибо! Спасибо! – обрадовалась Монахова.

– Не стоит благодарности, деньги не наши, деньги холдинга, – напомнил Пихтиков. – На ближайшем совещании готовьтесь к наезду со стороны Лилит. Она-то в ваш план задружиться с Ариэлем совсем не верит. Даже пошла параллельным путем. Привлекла профессионала… ну того следователя, что занимается делом прыгуна из «Ростехнадзора».

– Вот змеюка, – огрызнулась Монахова.

– Быть змеей иногда полезно, – рассудительным тоном произнёс Пихтиков. – Лилит правильно сделала, что попросила следователя о помощи. Говорят, он в своём ремесле легенда. Что-то вроде русского Холмса и Пуаре в одном флаконе. Такой рано или поздно возьмёт правильный след, поймёт, почему тот чиновник погиб. А возможно, докопается и до двух предыдущих случаев… Напомню, если подобное случится, нам светит тюремный срок.

– Маммон обещал всё решить! – заявила Монахова.

– Маммон без Лилит ничего решить не может. Мы все это прекрасно знаем, – заявил Пихтиков. – И вам, Машенька, лучше б с Лилит больше не ссориться. Во-первых, она старше и мудрее, а во-вторых, все её враги – это мёртвые враги.

Монахова вспыхнула, но не воспламенилась, сдержалась.

– Тот слетевший с Олимпа чиновник был одним из её давних знакомых, – спокойно продолжил Пихтиков. – Лет двадцать назад он ухаживал за Лилит, вроде бы даже собирался жениться, но что-то пошло не так. В итоге вместо Лилит он женился на дочери какого-то банкира. Помнится, тот банкир затем был лишён банковской лицензии, разорился и повесился. Банкирская же дочь пыталась родить ребенка, но умерла в муках в роддоме. Как закончил свой жизненный путь тот чиновник – сами видели: Молох выкинул его с крыши, как ненужную тряпку, а мы все этому дружно аплодировали и даже шампанского выпили…

Монахова молчала, поскрипывая зубами.

– Вендетты терпкий вкус, как сладок ты сквозь годы! – неожиданно театрально произнёс Пихтион, приняв позу то ли Гамлета, то ли Отелло. – Человек, двадцать лет вынашивающий план мести, а затем его успешно реализовавший, достоин уважения!

Монахова покачала головой:

– Простое совпадение…

– Машенька, вы же посещаете театральный кружок. Должны разбираться в сюжетных линиях, в драматургии, в режиссуре. Ну какое ж тут совпадение? Надо признать тот факт, что в нашем с вами театре режиссер и сценарист – Лилит, а мы её труппа. Пока играем хорошо, нас держат в труппе. Но если вдруг начнём фальшивить, наш путь на девяносто седьмой этаж и оттуда резко вниз.

– План с Ариэлем сработает, – настаивала Махаллат.

Пихтиков кивнул:

– Никто и не сомневается. Но, согласитесь, иметь два плана вместо одного всегда надёжней.

– А я уверен, что Лилит привлекла следователя вовсе не для решения вопроса с Ариэлем и с пропавшими документами, – подхватил Фурманов. – Думаю, она хочет следователя нейтрализовать. Сблизится, обовьёт словно змея, а затем придушит.

Монахова и Оливин невольно поморщились.

– Не в буквальном смысле, – улыбнулся Фурманов. – Придушит в дружеских объятьях… деньгами, привилегиями, званиями… Кстати, Машенька, факты – вещь упрямая. И они говорят о том, что Лилит старается прежде всего ради вас. Ведь именно вы первая под ударом, если преступления раскроются. Из этого следует, что вы для Лилит очень и очень важны. Похоже, в нашем спектакле вам уготована какая-то особенная роль, про которую пока никому ничего не известно.

Монахова поймала себя на мысли, что Фурманов и Пихтиков вдруг заговорили тем же тембром и голосом, что Дмитрий Станиславович – её учитель из театральной студии.

– Когда Лилит с Махаллат бранятся и их легионы бьются между собой, только тогда молитвы людей беспрепятственно доходят до Бога, – произнёс почти нараспев Фурманов.

Присутствующие, в том числе и Пихтиков, изобразили на лицах вопрошающие взоры. Новоявленный поэт охотно дал пояснения:

– Читал когда-то в юности один любопытный трактат про иудейские войны. Так вот, почти все свои конфликты иудеи объясняли ссорой Лилит с Махаллат. Согласно их мифологии, эти две демоницы люто ненавидели друг друга, но в то же время не могли друг без друга жить. Пока они там в аду дрались и ссорились, люди ходили в синагогу и молились, полагая, что бог в тот момент их лучше слышит.

– Как всё похоже на наших современных Лилит и Махаллат! – резюмировал Фурманов. – Корпоративный мудрец, гений регламента Рене Ронове идеально подобрал нам прозвища…

– А кстати, где он? Где Ронове? Который день не видно-не слышно. Без его дурацких циркуляров и инструкций как-то даже не по себе, – пошутил-поинтересовался Оливий.

– Уехал во Францию. Лавры винодела не дают покоя. Очередной винный фестиваль или что-то в этом духе, – сообщил Фурманов и, словно о чём-то вспомнив, предложил:

– А не пропустить ли нам по рюмочке «Камю»?

Решение было принято единогласно.

Фурманов достал из портфеля всегда имевшуюся при нём бутылочку французского коньяка, которую он сам называл «антистрессовым эликсиром». Тары в совещательной комнате было в изобилии.

– А что, у Ронове есть виноградники? – спросил Оливин.

– Куда там, – усмехнулся Фурманов, разливая коньяк по стаканам. – Зато есть родственники с винодельней. Пару раз в году Ронове оплачивает участие в разных винных конкурсах. Но так как они производят какую-то безвкусную бурду, то все его деньги фактически спускаются на ветер. Но Ронове упорно продолжает ждать наград и почестей.

Содержимое стаканов исчезло почти мгновенно.

– Давно б решил вопрос с жюри, организовал себе победу, – усмехнулся Оливий, ища взглядом хоть какую-то закуску, но тщетно.

– Там с этим сложно, – Фурманов ещё раз разлил коньяк по бокалам. – Старушка Европа…

Откуда ни возьмись, видимо, всё из того же портфеля возникла вторая бутылка. Рабочий день обещал превратиться в выходной.

– Интересно, здесь Ронове может проделывать свои коррупционные штучки, а там в Европе не может? Получается, там он не такой, как здесь? – спросил разом охмелевший Оливий.

– Окружающая среда разная. У них же там демократия, вековые традиции, устоявшиеся правила игры…

– Правила игры везде одинаковы, – парировал Оливий. – Мне вот недаво один траблшутер рассказывал, что демократия – это хорошо отрегулированный блат!

– Трабл…чего?

– Траблшутер! Профессия такая, модная, с Запада пришла. К нам же всё оттуда, с Запада приходит.

– Какой только фигни не придумают…

– Фигня не фигня, а я вам так скажу, – чуть заплетающимся языком произнёс Оливий. – Профукали они старушку Европу. Был там недавно в командировке. Они мигранты и педи…

Оливин запнулся.

– Ой, простите…

Фурманов и Пихтиков вдруг засмеялись. Смеялись звонко, от души, изредка похлопывая друг друга по плечу. Когда закончили, произнесли, как полагается, одновременно:

– Одни мигранты и педики! Эт точно!

– Вы извините, не хотел вас обидеть, – начал оправдываться Оливин, но Пихтиков остановил его. Махнув забинтованной рукой, он вдруг скомандовал:

– Петрович, наливай ещё!

Петровичем оказался Фурманов, и он налил.

– Думаю, ребят, нам пора заново познакомиться, – поднимая стакан, произнёс Фурманов. – Итак, меня зовут Фурманов Григорий Петрович, и я человек, который ни разу в жизни не был в постели с мужчиной!

Махаллат и Оливий автоматически взглянули на Пихтикова. Тот уже стоял, вытянувшись струной со стаканом в руке, и торжественно произносил:

– Пихтиков Роман, по отчеству тоже Петрович. И я тоже абсолютно не в курсе, что такое мужская любовь.

Выражение лиц Оливина и Монаховой требовали разъяснений. С тем были согласны и оба Петровича.

– Да, да… Самое время вам узнать страшную правду, – опрокинув содержимое своего стакана внутрь, произнес «Петрович № 1» Фурманов. – Мы ж теперь как-никак в одной ОПГ «Вертикаль»!

«Петрович № 2» Пихтиков утвердительно кивнул.

– Итак, мы познакомились лет тридцать тому назад под Хабаровском, – приступил к рассказу Фурманов. – Войсковая часть номер сто тринадцать дробь один. Ракетные войска стратегического назначения. Бегали вместе в самоволки, дежурили в ракетных шахтах. Обычная армейская дружба. Помнится, однажды нас забросили на точку-пустышку. Это такая шахта, которая придумана для отвода глаз. Ну чтобы потенциальный противник видел её из космоса и думал, что оттуда, если что, взлетит ракета, а ракеты там нет и никогда не было. Соответственно и ложные дежурства тоже организовывались, иначе не поверят. Дежурили на точках-пустышках одни солдаты-срочники, без офицеров. Так вот сидим мы на такой точке, и вдруг вода. Подобные шахты строились абы как, их частенько подтапливало. Но в нашем случае случился настоящий потоп. Хотели выбраться наружу, а люк заклинило. Как ни пытались его открыть, не получалось. Связи тоже не было. Три недели подряд мы плавали в дерьме. Причём в дерьме в буквальном смысле, потому что никакого туалета у нас там не было, точней, он был, но глубоко под водой. Тридцать метров воды под нами, десять метров пустоты над нами. К счастью, из-за заводского брака в люке имелась тонкая щель, через которую немного поступал кислород. Дышать было сложно, но можно. Чем мы питались и какую воду пили, вы, наверное, уже догадались.

Оливин с Монаховой махнули порцию спиртного.

– Если двадцать дней подряд хлебаешь вместе одно дерьмо, настоящее дерьмо, без метафор, тогда дружба перерождается в нечто иное! – уверенно произнёс Фурманов. – Когда спустя три недели нас выудили из шахты и отправили в госпиталь, мы были больше, чем друзья. Потом судьба нас много раз разлучала, разбрасывала. Семьи, жёны, дети. Всё как у всех, но и не как у всех. Подолгу друг без друга не могли. То дерьмо из шахты словно скрестило, смешало наше ДНК. Помните, в каком-то фильме злой волшебник лепил из грязи странных существ, кажется, троллей или орков. Мы как они! До сих пор не знаем, как правильно назвать наш союз. Все вокруг уверены, что мы любовники. Мы поначалу даже обижались на это, но постепенно свыклись. А в один прекрасный момент вся эта мишура и вовсе перестала волновать. И мы оба точно знаем, когда и где это произошло.

Фурманов разлил коньяк по вновь опустевшим стаканам.

– Всё произошло прямо здесь, на шестьдесят восьмом этаже, вон там, у самого края, – Фурманов указал на окно. – Тогда это была самая высокая точка Москвы. Мы строили башню. Строили в буквальном смысле – монтировали опалубку, заливали бетон. Наша маленькая подрядная организация из двух человек так и называлась – ООО «Два Петровича». В тот день, помнится, мы залили бетон, уселись на самом краю, вынули коньяк. Не «Камю», какое-то дешевое пойло. Но не суть. Мы глядели на ночную Москву, болтали про работу, строили планы, трескали коньяк, закусывали яблоком. И вдруг позади женский голос:

– Привет, мальчики! А ну-ка, подвиньтесь!

Лицо рассказчика расплылось в блаженной улыбке. Фурманов даже не пытался этого скрыть.

– Это была Лилит, – продолжил Фурманов с придыханием. – В белом платье, которое совершенно не соответствовало моменту. Везде арматура, бетон, местами ещё не застывший, а она вся в кружевах, словно принцесса на балу. Было полнолуние. Луна над её головой светила, словно нимб. Пока мы соображали, сон это или явь, Лилит протиснулась меж нами, обняла за плечи и сказала: