Текст книги "Зов пустоты"

8

Парижский Отдел расследований располагался в здании XIX века на Порт-де-Баньоле – в казарме, где раньше взимали пошлину за въезд в город. Гигантская казарма, выстроенная в форме буквы U из когда-то белого, но посеревшего от времени камня, нависала над улицей и небольшим внутренним двориком, словно не сводя с города внимательного, всевидящего взгляда своих высоких, узких окон.

Лудивина, Сеньон и Гильем работали на втором этаже, в кабинете, оформленном исключительно по их вкусу, но довольно стереотипно, словно всем следователям в мире непременно нужно было окружить себя символами радости, чтобы оградить себя от ужасов своей профессии. Угол, который занимал Гильем, выглядел наиболее карикатурно: тут висели афиши фильмов «Подозрительные лица» и «Семь», а между ними – вымпел футбольного клуба ПСЖ. Сеньон копил предметы. Он отгородился от всего мира стеной из вскрытых посылок. Из них торчали DVD-диски в нетронутой целлофановой упаковке, комиксы, которые он еще не успел прочесть, – все то, что он с азартом заядлого барахольщика выискивал в интернете и заказывал с доставкой по рабочему адресу. Стол Лудивины долгое время оставался идеально чистым и пустым: ничто на нем не говорило о личности его владелицы. Но недавно она вдруг захотела как-то оформить свое рабочее пространство. Сначала на столе появилась кружка «Нью-йоркских гигантов», принадлежавшая их погибшему коллеге Алексису: она заняла место между компьютером и толстой ароматической свечой с запахом янтаря. Затем Лудивина водрузила у стены за креслом два икеевских стеллажа и заставила их книгами по криминалистике. Единственной нераскрытой тайной для нее оставалась небольшая коллекция, начинавшая постепенно оккупировать полки: пестрые игрушки из киндер-сюрприза. Лудивина не знала, кто именно развлекается тем, что ставит их ей на полки, и каждую неделю испытывала приступ бессильной ярости, обнаруживая новое поступление. Ни Гильем, ни Сеньон никогда не ели при ней шоколад; игрушки мог принести любой сотрудник ОР. Вероятнее всего, этим занимались следователи из группы Магали, сидевшие в кабинете напротив, по другую сторону коридора. Бен и Франк всегда были готовы от души посмеяться. Так или иначе, это шуточное расследование помогало Лудивине каждый понедельник встряхнуться и быстро вернуться к работе после краткого отдыха, напоминало о том, что не стоит всегда воспринимать себя всерьез, что важно сохранять немного легкомыслия в комнате, которую часто заполоняли самые жуткие истории.

В субботу, 11 ноября, на этаже стояла почти пугающая тишина. На работе не было никого, кроме них, по крайней мере по пути в кабинет они не встретили ни души.

Гильем, как обычно одетый в пеструю рубашку, закрепил только что вылезший из принтера лист бумаги на белой доске для маркера магнитом в форме американского полицейского значка.

Лицо под темной шапкой всклокоченных волос казалось сосредоточенным, серьезным; взгляд опущен. Вокруг глаз виднелись темные круги, веки набрякли. Приплюснутый нос и плохо выбритые щеки дополняли портрет человека, повидавшего слишком много плохого за довольно короткую жизнь. Мужчине на фото на вид было около тридцати лет. На подбородке, возле рта и на лбу виднелось несколько небольших шрамов.

– Лоран Брак, – представил Гильем. – Я получил подтверждение его личности по почте сегодня утром. Его отпечатки хранились в АСИОП[8]8
  Автоматизированная система идентификации отпечатков пальцев.


[Закрыть].

Лудивине показалось забавным такое начало. Реальность была далека от работы полицейских, которую люди привыкли видеть в фильмах и сериалах: отпечатки пальцев сменяются на экране со скоростью света и начинают мигать красным, когда обнаруживается совпадение. Они всего-навсего получили письмо по электронной почте, в котором сообщалось, что найденные ими отпечатки совпадают с хранящимися в АСИОП. На мониторах компьютеров не отображались никакие звуковые или световые сигналы, да и нет у них никаких огромных экранов, чтобы полюбоваться крупными оцифрованными снимками отпечатков пальцев. Следователю просто пришло письмо – такое же, как и любое другое.

– Почему их там хранили? – спросила Лудивина.

– Судя по СУС[9]9
  Система учета судимостей.


[Закрыть], у Брака длинный послужной список. Все началось с мелочей в подростковом возрасте – драки, порча имущества, хранение наркотиков. Потом он докатился до кражи со склада электроприборов, после которой ненадолго отправился в Вильпент, отсидел, затаился на полтора года – по крайней мере, больше его ни на чем таком не поймали. Затем протаранил на машине банкомат и снова оказался за решеткой: на этот раз в тюрьме «Френ», и срок был посолиднее. С тех пор в деле не появилось ни единой новой записи.

– Когда он вышел? – поинтересовался Сеньон.

– Два года назад.

– И ни единой новой записи? – переспросила Лудивина.

– Ни единой. Вы меня знаете, я работаю скрупулезно. Пока вы расслаблялись и пили кофе у Лулу, я шарил в интернете в поисках хоть чего-нибудь связанного с Лораном Браком. Я знаю, что он все время ошивался в районе Корбея, в девяносто первом департаменте. Вы не представляете себе, что можно обнаружить в интернете и в соцсетях, зная дату рождения человека и имея на руках его фотографию!

– Так ты его нашел? – удивился Сеньон.

– Похоже, что да. Я прошерстил «Одноклассников» и «Фейсбук» и отыскал девицу, на странице которой написано, что она замужем за неким Лораном Браком. И одна из ее фотографий развеяла все мои сомнения. К тому же она живет в Корбей-Эсоне, там, где…

– Он женат? Дети есть?

– Судя по фотографии девицы, вполне возможно. На ней она с ребенком на руках.

– Значит, он начал новую жизнь и нашел любовь, – сделала вывод Лудивина. – По крайней мере, для сторонних наблюдателей. Корбей совсем рядом с тем местом, где мы нашли труп. Он живет рядом с железной дорогой?

Гильем кивнул.

– Несколько месяцев назад он зарегистрировал машину в одном из микрорайонов, которые видны от спуска к путям.

– И как все было? – вступил в разговор Сеньон. – Он вышел из тюрьмы, женился, сделал одного-двух ребятишек, понял, что больше не станет творить глупостей или по крайней мере будет вести себя осторожно, но не сумел устоять, продолжил водиться с плохими парнями, влез в местные дела с перевозкой наркотиков, и что-то пошло не так? Нам нужен Ив и его парни! Без Бригады по борьбе с наркотиками мы зря потеряем кучу времени.

– Я ему уже позвонил, – сообщил Гильем. – Он был дома, с семьей, но обещал приехать.

Лудивина погрозила ему пальцем:

– Будь осторожен, если станешь работать так эффективно, того и гляди, заработаешь повышение! Отлично, Гильем. Итак, вот наша жертва. Парень с преступным прошлым, который, похоже, решил завязать после выхода из тюрьмы. Жена, по меньшей мере один ребенок. Интересно узнать, была ли у него работа, источники регулярного дохода.

– Не забывайте, что перед тем, как оказаться здесь, я работал в Версале следователем по финансовым вопросам, – напомнил Гильем. – Я могу проверить БДБС, базу данных банковских счетов. Оттуда мы возьмем номера всех банковских счетов, связанных с именем жертвы. Но потом придется ждать понедельника – только тогда я смогу обзвонить банки и узнать подробности. А пока я взгляну на его налоги: узнаем, что он декларировал.

Лудивина знала, что Гильем способен собрать все возможные данные, которые помогут им понять, кем был Лоран Брак. В жандармерии имелось более трех десятков баз данных, которые нужно было проверить, чтобы составить полный портрет подозреваемого. Поскольку Национальная комиссия по информатике и гражданским свободам зорко следила за тем, чтобы сведения в базах не совпадали, поиски нужно было вести последовательно, проверяя все базы данных одну за другой.

– Продолжай поиски. Надо оповестить его вдову, – печально добавила девушка. – Если только она и правда его вдова и адрес у нас правильный. Если она захочет с нами говорить, я попробую побольше узнать об их уровне жизни. Сравним ее версию с тем, что он декларировал в налоговой. Гильем, можно я дам тебе еще одно задание? Подай заявку на поиск совпадений по САС[10]10
  Система по анализу совпадений насильственных действий преступного характера, своего рода аналог американской системы ViCAP, позволяет найти общие черты у преступлений, совершенных далеко друг от друга, на основе базы данных, в которую вносятся насильственные преступления и признанные подозрительными дела. – Прим. автора.


[Закрыть].

– Так скоро? Мы не слишком торопимся? И какие сведения мне вводить?

– Вводи все, что мы знаем. Наркотики, брошенные рядом с жертвой, труп на железнодорожных путях, МСВ, трансвестит, расчленение, и не забудь, тело полностью вымыто с хлоркой. Бери широко, мало ли что.

– Может, хотя бы дождемся результатов вскрытия?

– Их не будет до понедельника, я не хочу так долго ждать. Если потом появятся какие-то уточнения, проведем поиск повторно.

– Вот эксперты обрадуются, когда узнают, что им придется дважды обрабатывать один и тот же запрос.

– Это их работа.

Сеньон, хитро поглядывавший на Лудивину, наклонился к ней:

– Я тебя неплохо знаю и вижу, что ты не случайно все это затеваешь. Что ты задумала?

– У нас необычное место преступления. Есть здесь что-то странное, что я никак не могу уловить. Преступники хотели, чтобы труп нашли, иначе не бросили бы его на путях, но при этом положили его на повороте, чтобы его точно переехал поезд. Это глупо, ведь они знают, что это не помешает нам установить личность жертвы по отпечаткам или анализу ДНК. Тогда зачем прикладывать столько усилий? К тому же перед этим тело полностью продезинфицировали, наклеили чужие ногти… И еще вся эта дурь… Полная бессмыслица, совсем не похоже на обычное дело с наркотиками. Тут что-то другое, не связанное с разборками между дилерами. Я хочу убедиться, что мы не имеем дело с какой-нибудь организованной бандой, которая уже совершала преступления в парижском регионе или где-то еще.

– Хорошо, – кивнул Гильем, – я этим займусь.

Час спустя, когда трое следователей, сидя каждый за своим столом, обедали китайской лапшой, купленной на вынос в забегаловке у Порт-де-Баньоле, в дверь просунул голову Ив. Он работал в той самой Бригаде по борьбе с наркотиками: руководил небольшой ударной группой, которую Лудивина хорошо знала, потому что несколько раз им помогала: полгода назад они вместе перехватили машину, участвовавшую в гоу-фасте, с чего и началось «дело Дьявола», как они его теперь называли. Ив всегда не просто смотрел на собеседника, он пронизывал его резким взглядом, жестким, как его короткие, темные волосы, среди которых виднелись седые пряди. Рот обрамлял черный щетинистый круг из усов и бороды – словно капкан, готовый в любой миг захлопнуться и поймать первую же неосторожную жертву, решившую померяться с Ивом силами. Даже тонкие морщинки, словно растягивавшие его глаза, напоминали скорее шрамы. Казалось, что долгие годы работы в Бригаде по борьбе с наркотиками оставили глубокий след на этом человеке, охотившемся за ними с беспощадностью Немезиды. Но вне работы Ив совершенно преображался: все резкие черты сглаживались, он излучал доброту и тепло. Он трижды постучал в дверь, прежде чем войти, и взмахом руки отмел все извинения коллег, неловко чувствовавших себя из-за того, что они вызвали его на работу в выходной, оторвав от семьи.

Гильем изложил все, что они знали, и Ив вдруг оказался в кольце пристальных взглядов троих жандармов, жадно смотревших на него, словно ожидая, что он даст им ключ к тайне. Ив пожал плечами.

– Cразу говорю, ваш покойник – не наш клиент. Лицо и имя мне ни о чем не говорят. Я проверю, но не ждите от меня ничего интересного. Район, в котором он жил, я знаю, в нем торгует несколько банд, мы там уже вели дела, но об этом надо будет еще поговорить с коллегами из полиции. Я могу заняться этим в выходные, если дело срочное, мы все друг друга хорошо знаем, у меня есть номера их мобильных.

– Детали преступления не напоминают тебе что-то, с чем ты уже сталкивался? – спросила Лудивина.

– Нет. К тому же дилеры не бросают вот так свой товар, уж точно не в ситуации, когда хотят передать какое-то сообщение.

– Может, они его забыли? – предположил Сеньон. – Было темно, они запаниковали, бросили труп и сбежали без товара.

– Думаешь, они идиоты? И потом, партия крупная, никто бы ее так просто не забыл. Поставь себя на их место, это ведь самое дорогое, что у них есть. Они всегда знают, где сейчас их товар, у кого на руках, и уж точно не прогуливаются с ним вдоль железной дороги, когда им нужно избавиться от трупа. Нет, в такую версию я ни за что не поверю.

– Тогда предложи свои варианты! – не отступала Лудивина, собирая свои непокорные светлые локоны в хвост.

– Есть только одна причина, по которой торговцы наркотиками могут бросить большую партию товара. Они так поступают, если другого выхода просто нет. Вероятно, им по какой-то причине пришлось бежать, и они знали, что, если их поймают, товара им лучше при себе не иметь.

Лудивина крутанулась в кресле, повернулась к Гильему и его кричащей рубашке:

– Мы даже не подумали поговорить с местной АКБ[11]11
  Антикриминальная бригада.


[Закрыть]. Может, они спугнули наших убийц и погнались за ними, не зная, что те бросили труп на путях.

– Мигалки освещали весь район, по рациям без конца говорили про убийство, – парировал Гильем. – Они уже давно связались бы с нами. Но я, конечно, позвоню им, на всякий случай.

Ив пригладил усы и вновь вступил в разговор:

– Если они бросили товар, убегая, то, возможно, они кого-то отправят в этот район, хотя бы для того, чтобы убедиться, что там уже ничего нет. Наверняка уже поздно, но правильно было бы посадить там кого-нибудь в засаду.

Лудивина разозлилась на себя за то, что не подумала об этом раньше, и тут же схватилась за рабочий телефон. Она позвонила бригаде жандармов, которая предыдущей ночью выезжала на место преступления, и потребовала, чтобы трубку дали лейтенанту Пикару, который знал, где там что находится. Она попросила его срочно выслать на место преступления двух человек.

– Не стоит ничего от них ждать, – сказала она, повесив трубку, – но мы хотя бы попытались.

Сеньон продолжал расспрашивать Ива:

– Может, пакетики с МСВ выведут нас на след конкретной банды?

– Этим летом все изменилось. МСВ теперь везут отовсюду, в основном из Голландии и Германии. Наркотик недорогой и крайне эффективный, спрос на него огромный, так что его стали продавать все дилеры. Что касается района, где обнаружили труп, то, будь уверен, в девяносто первом департаменте почти в каждом спальном районе есть своя небольшая сеть дилеров. Их крышуют дилеры покрупнее, у которых есть деньги и контакты, но ситуация все время меняется, кого-то арестовывают, кто-то погибает, кто-то выходит из игры, и так далее.

Лудивина поднялась с кресла.

– На данный момент мы даже не знаем, имел ли Лоран Брак хоть какое-то отношение к местному обороту наркотиков. Ив, можешь позвонить своим парням, чтобы они в общих чертах рассказали нам о районе, где он жил? И да, я хочу знать, был ли он под наблюдением полиции, и если да, то по какой причине. Гильем, а ты заполни форму для САС и подай запрос.

– А мы с тобой куда поедем? – осведомился Сеньон, увидев, что Лудивина натягивает куртку.

– Проверим адрес Лорана Брака и сообщим печальную новость его вдове, если она и правда существует. Посмотрим, что нам даст этот визит.

Сеньон тяжело вздохнул. Он очень не любил сообщать о смерти.

Всякий раз ему казалось, что он становится ее посланником.

9

Уже в раннем детстве он был так легок, что едва не взлетал, бегая в теплых и колючих порывах хамсина, несшего с собой весну. Он был и сыном земли – весь грязный, одежда в колючках, ногти черные, – потому что вечно карабкался по камням и скалам или рылся в земле в поисках грызунов, с которыми можно было бы поиграть. Но прежде всего он был сыном огня: его зачаровывал сладострастный, ненасытный танец языков пламени. Мать часто рассказывала ему, что еще младенцем он питал к углям и клубам дыма едва ли не мистическую любовь. Когда он рыдал и никак не мог успокоиться, утешить его могло лишь пламя, пожирающее полено до самого основания, превращающее его в пыль и золу. Таким он родился.

Он был сыном воздуха, земли и огня.

И в то же время нежным, отзывчивым мальчиком, что всю ночь сидел без сна, утешая пастушьего сына, которого пугали стенания степной рыси или беспокойное уханье совы, или готов был отдать свой обед голодной девочке, которую наказал отец-тиран. Он был единственным ребенком, сильно привязанным к матери, послушным и верным отцу.

Но порой и ребенком-дьяволом, решительно топившим соседского щенка, потому что сосед оскорбил его семью, или сыпавшим толченое стекло в бутылку с водой, принадлежавшую однокласснику, которого он ненавидел безо всякой причины – просто потому, что тот хорошо учился и это его злило.

Из-за всего этого мать в конце концов прозвала его Джинном.

Дух ветра, песка и огня, то добрый гений, то сам дьявол. Джинн был всем сразу.

«Огонь успокаивает тебя, сын мой, потому что огонь – твоя стихия, – говорила ему мать. – Ты вышел из моего чрева, моя плоть кормила тебя, но сотворил тебя огонь. Бог создал людей нежными и хрупкими, потому что он использовал глину, но ты сделан из пламени, из огня без дыма. Об этом написано в Священной книге: так рождаются джинны. И ты мой маленький джинн».

Мать была холстом, на котором огонь своей кистью нарисовал его рождение, какую же роль играл его отец? Всякий раз, когда Джинн, любивший снова и снова слушать рассказ о своем появлении на свет, задавал матери этот вопрос, она ерошила ему волосы и, весело глядя на него, заговорщицким тоном шептала одни и те же слова: «Твой отец вложил в тебя душу, сын мой, в этом и состоит роль отца».

Джинн вырос со своим тайным именем, которое нежно любил, с этим детским сокровищем, которое он защищал и хранил, пока рос, пока переезжал – сначала на юг страны, в Сайду, потом, уже подростком, в Харет-Хрейк, южный пригород Бейрута. Всякий раз, покидая свой дом, друзей, привычную жизнь – всякий раз, когда нужно было все строить заново, – Джинн знал, что унес с собой главное: свою историю, свою уникальность.

Немного повзрослев, он все четко разложил по полочкам. Да, в действительности он вовсе не был джинном – но он упивался мыслью, что где-то глубоко внутри он иной, что в нем есть особая, волшебная сила, которой нет ни у кого больше.

Пока его мировоззрение только формировалось, он хранил в душе сказку, которую столько раз рассказывала ему мать: он не хотел забыть, откуда пришел. Он был легок, как ветер, крепок, как земля, опасен, как огонь, он был добр к близким и несгибаем с теми, кто заслуживал его гнева.

Джинн повзрослел в то время, Харет-Хрейк заново отстраивали на фундаментах домов, разрушенных Израилем: стену за стеной, крышу за крышей, душу за душой. Этот район стал панцирем, защищавшим его на протяжении многих лет: они росли вместе. Уехать оттуда было нелегко, хотя Джинн и знал, что причина, которая им движет, перевешивает все его чувства. С тех пор он пересек немало границ, побывал во многих странах, научился сживаться с их культурой, растворяться в предместьях их городов, исчезать в них. Научился ждать, пока наступит тот самый день. Его день, день великого отъезда.

Он долгое время вынашивал план путешествия, рассматривал все возможные варианты, начиная с въезда в Шенгенскую зону самым обычным способом – по своему паспорту с визой. Найти причину для въезда не составляло труда – особенно тому, кто стучался в дверь Европы, имея за душой хоть какие-то накопления и будучи готовым еще немного продлить агонию умирающей экономики Старого Света. Но когда ты стучишься в чужую дверь, хозяин, впустивший тебя, чаще всего принимается ходить за тобой по пятам и следить, чтобы ты ничего не украл. А Джинн не мог такого позволить.

Он знал, что мог бы нелегально перейти турецкую границу. Подобраться к ней со стороны Сирии, затем доехать до Газиантепа. Но за этим регионом в последнее время пристально наблюдали самые разные спецслужбы, опасавшиеся возвращения домой блудных детей, чьи мозги промыли так, что они не думали ни о чем, кроме обезглавливания неверных. Пробираться через Турцию – все равно что лезть в змеиное гнездо. Не самая умная идея.

Джинн помнил, что в детстве, когда ему приходилось охотиться на крыс в домишке, где он жил с родителями, охота всегда сводилась к краткому, безжалостному преследованию, в конце которого животное оказывалось в тупике – в углу или под диваном. Как только человек заметил крысу и решил ее убить, ей уже не спастись. И все же однажды Джинн не сумел одолеть крыс. Близилось наводнение. Десятки грызунов проникли в гостиную в их доме. Они бегали из угла в угол, взбирались на стол, прыгали по стульям. Джинн с отцом бросались то туда, то сюда, но не смогли поймать ни одной крысы – потому что рассредоточили свои усилия, потому что животных было слишком много, потому что они не выслеживали их поодиночке, а хотели убить всех разом. В результате они не убили ни одной.

Джинну нравилась такая стратегия рассеивания.

У него оставались хорошие связи на юге. Пересечь Синайский полуостров было проще простого, Египет с каждым днем контролировал его все меньше. Преодолеть Суэцкий канал и добраться до Ливии – и вовсе задачка для школьника. Во владениях покойного Каддафи скапливались бесчисленные толпы жаждущих исхода, добравшихся сюда со всех концов страны, а также из-за ее пределов: из Нигера, Чада, Судана, Эритреи и еще более далеких краев. Каждый день набитые беженцами корабли выходили в море и брали курс на север, на надежду.

Джинн помнил о том, что крыса, оказавшаяся среди тысяч других крыс, остается практически незамеченной, а вероятность того, что ее поймают, стремится к нулю. Европейские СМИ с удовольствием распространяли изображения кораблей, везущих мириады людей на медленную смерть, однако гораздо реже печатали фотографии толп выживших, пересекающих поля Южной Италии, чтобы затем раствориться среди жителей европейских стран. На одну остановленную властями баржу приходился десяток проскользнувших сквозь слишком крупные ячейки сети. Джинн делал ставку на этот вариант. За деньги он мог нанять лучших, самых надежных проводников. Лампедуза, этот святой Грааль рядового беженца, не устраивала Джинна, Сицилия тоже: он не доверял островитянам. Нет, единственной приемлемой целью для него была твердая земля, материковая Италия.

Последняя сложность для нелегального иммигранта, наконец добравшегося до земли обетованной, состояла в том, чтобы там остаться. После первой же проверки иммигранта отправляли в центр временного задержания, где он оставался дожидаться высылки на родину.

Но Джинн все предусмотрел.

Фальшивый паспорт и виза в нем не вызовут подозрений при рядовой проверке. Денег у него достаточно для того, чтобы слиться с фоном – обзавестись машиной, поработать над внешностью, чтобы она не вызывала лишних вопросов: не снимать солнцезащитных очков, приобрести беззаботный вид. Он был почти уверен, что выкрутится, даже если его остановят полицейские. Вероятность того, что у него попросят документы на автостраде, стремилась к нулю, а в то, что кто-то решит проверить подлинность его визы, он и вовсе не верил.

Когда Джинн покинул африканскую землю и вступил на палубу небольшого суденышка под мальтийским флагом, он впервые за долгое время ощутил укол сомнения.

Он покидал землю, столь близкую к праху, из которого он появился на свет, отправлялся завоевывать страны, где был никем.

Но все должно было измениться.

Джинн сделал глубокий вдох, наполняя легкие чистым воздухом, и сомнения тут же рассеялись.

Больше за свою жизнь он ни в чем не сомневался.