Текст книги "Via Combusta"
Автор книги: Максим Шлыгин
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Теперь знаешь. – безразлично ответил Роман, глядя сквозь глаза друга в пустоту. – И чего?
– Ты меня не обижай, Ромка. – очень болезненно восприняв ледяной ответ Романа, прорычал ему в лицо Дмитрий. – Не обижай. Не гневи бога. Ты меня сам выбрал, сам попросил Катеньке крёстным быть. Да, может и не получилось у нас с Леной ещё детишками разжиться, бог не дал пока, просим, надеемся. И не знаю я, как детишки папку и мамку зовут, не прожил ещё этого. Но ты меня этим не обижай, друг. Я Катюшу за свою родную считаю. Я тебя с Машей за своих родных считаю, да за таких родных, что поближе иной кровной родни будут. Я за Катеньку кому угодно горло перегрызу, ты меня знаешь. Вцеплюсь бульдогом намертво, что хоть режь меня на ремни, не выпущу. Я просто ничего не знал. Ты можешь мне нормально объяснить, по человечески, как всё произошло?
– Водочки налей мне, Дим. – обняв друга за плечи и захлёбываясь слезами, прошептал Роман. – Это ты меня прости. Это моя вина, я виноват…
– Держи, Ромка, держи. Пей. На тебе огурчик, Лена закрывала по лету, свойский, солёный. Ешь, родной, ешь. И я с тобой. – выпив залпом полный стакан, Дмитрий схватился за рот ладонью, словно не пуская горькое содержимое обратно, и, проглотив, проревел в кулак. – Господи, горе-то какое…
– Похоже, я виноват, Димка. Всё из-за меня…
– Рома, ты ни в чём не виноват!
– Виноват, Дима, виноват. Их там вообще не должно было быть. Мамы с Катей там быть было не должно. – немного успокоившись, и вытерев слёзы, произнёс Роман. – Мама уже старенькая, а Катюха шустрая уже, тяжёлая. Мама вела её из садика домой. А Катя на пешеходном переходе вырвалась от мамы и понеслась, чтобы быстрее бабушки дорогу перебежать. Соревновалась она так с бабушкой. А эта сволочь пьяная, по встречке, решила ждущие перед переходом машины обогнать. Мама только успела в последний момент Катьку толкнуть из-под подлетавшей машины, и только это спасло, а то бы подмял он её, перемолол бы своим гробом на колёсах. Мама с черепно-мозговой, переломами руки и инсультом в больнице. Кате в госпитале в ножки какие-то штифты вкрутили, чтобы ноги правильно срастались. Я приехал туда, а там Маша. Вцепилась мне в лицо ногтями, визжит, царапает в кровь. А я стою, как истукан, на дочку гляжу, как она мучается, бедная, и поделать ничего не могу. Никак я ей, Дима, помочь не могу. И от этого скотского состояния, когда ты бессилен защитить своего ребенка, облегчить его страдания, невозможно дышать. А Маша дубасит меня своими кулачками, как боксёрскую грушу, орёт на меня, что это всё я натворил. Что как мне только в голову взбрело маму просить Катю из садика забрать? Почему я сам за ней не поехал, ведь она именно меня просила, а не маму. Она меня лупит, царапает, кусает, словно всю накопленную за годы жизни со мной злость и ненависть спускает, а я стою, и пошевелиться не могу, слова ей никакого в ответ сказать не могу. Нет слов. Виноват по всем фронтам.
– Рома, это случай, ужасный трагический случай, ни ты, ни мама твоя, ни Маша, ни Катенька ни в чём не виноваты. Не сердись на Машу, для неё это удар в самое незащищённое место, ей, матери, похлеще, чем нам с тобой, мужикам. Она же себя сейчас съедает, грызёт со страшной силой, наверное. Но не может у неё к тебе ненависти быть, вы же всю жизнь душа в душу. Мы же с Леной с вас пример брали.
– Душа в душу… Ага, куда там. Мы, вот уже пол года как не разговариваем почти, она к маме своей перебралась с Катюшей, я – к своей. Дело к разводу давно шло. А вчера, вот, заявление подала, мне копию прислала. Живёт, практически, там, в госпитале у Кати, с тёщей по пересменке. Меня на пушечный выстрел к ней не пускает, на нас с мамой всех собак цепных спустила, что это мы Катюшу чуть не угробили.
– Да что у вас там происходит-то, Ром? Вы чего удумали? Какой, на хер, развод? Вы что?!
– Не знаю уже, Дим, ничего не знаю. Не понимаю. Во мне, наверное, дело. Может и в обоих, но во мне точно. Я ей скандал полгода назад закатил, с картинками. Мне показалось, что она меня на рубли меняет, что я для неё в ходячий кэш превратился. Ромик-налик. Она привыкла у себя в холдинге, что деньги без счёта, зарплаты высокие. А какие у нас с тобой зарплаты в органах? Так, разве что подтереться. Она мне давно говорила, уходить надо со службы. А куда я пойду-то? Мне до пенсии осталось два года не полных. А она мне капает и капает на мозг: деньги, деньги, деньги. Как на квартиру накопить? Как за путёвку на юг заплатить? Как кредит за её машину возвратить? Как одежду? Как обувь? Как то, как сё? И так каждый день, Дим, каждый божий день. А я своей зарплаты уже несколько лет как не видел, всё ей отдавал, подчистую. Не курю, не пью, налево не хожу, с друзьями в гараже или в пивнушке не пропадаю. Да и куда мне с тобой пропасть-то можно, ты же такой же домосед, похлеще меня. Я и сорвался, наговорил ей в сердцах лишнего, похоже. Закусились крепко. Её задело, за живое прямо, ну она мне наотмашь и ответила, что я бесхребетное существо, не мужик, тряпка ссаная, плаваю, как говно в проруби от берега до берега, и толку от меня чуть, разве что вонь только. А вот если бы я свои мозги продул, то нашёл бы способ зарабатывать достойно, не зря же до майорских погонов досиделся на жопе ровно, взяточку какую иной раз под стол положил бы, какого богатенького и не очень законопослушного человечка уважил, да в дом чего принёс, а не сидел бы на шее у жены, и под её юбку бы не забивался при любом шухере. Мудак я слабохарактерный, короче, маменькин сынок. Тебя в пример ставила, мол, вон как ты поднялся, аж до полковника, и при деньгах. Ей ребёнка надо растить, на ноги поднимать, а не мужика здоровенного перевоспитывать, если его мама не правильно воспитала. Ну, короче, она к маме своей в тот же вечер с Катей уехала, а я к своей. Квартира у нас съёмная, я пока оплачиваю её, но уже сомневаюсь, а надо ли, раз дело разводом пахнет. Машка злилась на меня жутко, а на маму мою вообще всех собак повесила, что так хреново меня воспитала. С Катей разрешила встречаться по какому-то дебильному, одному ей понятному, графику. Маме моей вообще запретила. Я не знаю, может у них что-то произошло за моей спиной. Мама пыталась ей звонить, ей и её маме. Не знаю, чем там дело кончилось, но с тех пор тёща со мной вообще не разговаривает, а Маша только в повелительном тоне. Пойди, сделай то, привези сё, ну и так далее.
– А какое она имеет право ребенка от тебя скрывать и маме твоей запрещать с внучкой видится, я не понимаю?
– Да я и сам не понимаю, Дим, не понимаю. В заявлении на развод она просит суд определить место проживания дочки по месту жительства мамы. А они там запрутся и не выходят. Я стучался к ним – не открывают. Караулил их на улице, так она знаешь, что делает? Она Кате запрещает папу за руку держать. Катя как увидит меня, сперва обрадуется, а потом на маму посмотрит и тут же глаза от меня отворачивает да руку в карман прячет, чтобы я за неё не держал. А в день аварии Маша на работе задержалась, а мама её у сестры гостила, не могла подъехать. Мне Маша звонит, и спрашивает, могу ли я Катю из садика в шесть забрать. Я, конечно же сказал, да. А у нас, считай, с февраля уже подготовка к 9 мая, оцепления, проработка, планы. Короче, замотался я, и вспомнил про детский сад только в полшестого. А мне час до садика добираться. Я маму и попросил её забрать, домой привезти и меня ждать, с пирожками. А жизнь, видишь, по-другому, Дим, распорядилась. Вот такие, у нас пирожки вышли…
– Ясно. А что врачи говорят? Какой прогноз по Кате и по маме?
– У мамы сотрясение, но легкое, два закрытых перелома и ушибы внутренних тканей. Доктора говорят, что кости в её возрасте срастаются дольше, два-три месяца на срастание и до полугода на полное восстановление прочности. Отслеживают её давление, сделали МРТ головного мозга, внутренние органы наблюдают, опасаются открытия кровотечений. Но, если ничего плохого в ближайшие две недели не произойдёт, то прогноз положительный, только переломы лечить. А по Кате у меня мало информации. Она в детской районной травме лежит, там у меня никаких знакомых нет. А как я туда ни приду, на скандал с Машей нарываюсь, после которого весь на нервяке, аж трясёт. Я знаю лишь то, что переломы у неё очень сложные, и доктора предлагают Маше перевезти её на лечение в Москву. Там и аппаратура современная, и доктора есть профессиональные, которые специализируются на раздробленных переломах. Тут же ещё другое важно, она же девочка, и ножки для неё… Да что я тебе объясняю, сам всё понимаешь не хуже меня. Там всё деликатно нужно, чтобы следов не осталось. А у нас в городе таких технологий и специалистов нет. Маша денег ждёт от меня, требует. А откуда же я их насобираю, если я всё, до копейки, ей отдавал всю жизнь. Нет у меня ничего за душой, разве что почку продать. Да я то, в моей ситуации, с удовольствием, лишь бы у Кати всё было хорошо. Но на это тоже время нужно, а время сейчас против нас играет. В общем, куда ни взгляни, Дим, катастрофа. Сейчас уже думаю, что хорошо хоть, что не убил этого ублюдка-то, а то бы совсем песня моя была лебединая.
– Отставить себя жалеть, майор. – мгновенно переключившись на серьёзный конструктивный тон, выпалил Дмитрий. – Ты не один, Ромка, ты по жизни не один, пока я живой. Эту псину пьяную привели в отделение в таком состоянии, что он почти сутки отходил от той дряни, которую в себя напихал. Ребята говорят, что он и сам не понял, что с ним произошло, плохо припоминает события, как он, давай скажем так, что нападение на сотрудника полиции совершил. Правильно же? Сейчас в лазарете отлёживается, у него ломки жуткие, отходняк, орёт целыми днями, не помнит ни хера. Поэтому, я постараюсь тебя отмазать, оставить в органах, может быть с переводом в другое место. Но майора сохранить не получится, Ром, никак, прости.
– Да я понимаю, Дим.
– Теперь, касательно Кати и мамы. Маму твою, как только она выпишется, отправим на реабилитацию в ведомственный санаторий в Подмосковье, это я через профсоюз решу. Там ванночки жемчужные, электрофорез, магниты, массажики, воздух хвойный благоприятный, комбинат питания хороший. В общем, восстановим человека, не переживай. А вот по Кате, мне надо подумать. У меня в Москве больших контактов нет. Но есть выход на один благотворительный фонд, они как раз помощью детям занимались раньше. Там девчонка хорошая была, заведовала этим фондом. У неё, кстати, мальчишка растёт, хороший такой мальчик. И муж – какой-то супер-мега олигарх из новых, мотается где-то постоянно, денег без счёта, а она благотворительностью занимается. Я уточню, может они помогут, или, по крайней мере, подскажут, к кому обращаться.
– Спасибо тебе, Дим, вот большое человеческое спасибо. – заплетающимся от усталости и выпитого голосом ответил Роман.
– Да не за что пока. Сейчас поздно уже, завтра начну хлопотать. Мы с тобой никакие уже, умудохались, как рабы на галерах. Ты такой боров, оказывается, друг! – устало решил разрядить обстановку Дмитрий. – Еле дотащил тебя.
– Прости меня, Димка. Я сам не свой был.
– Да не извиняйся, Ром. Я ещё не знаю, как бы я себя вёл, случись такое. В любом случае, мои бойцы сегодня собирают все записи с видеокамер и опрашивают свидетелей аварии, а они у меня умеют копать где надо и кого надо. Так что, кем бы ни был этот ублюдок, а по госномеру видно, что это гастролёр, не с нашего региона, мы его к суду упакуем по всей криминалистической науке. И судить его будут у нас. А в нашем суде у каждого детки, и люди там настоящие. Своеобразные, конечно, со своей кукушкой, но настоящие, человечные. Они точно и по всей строгости определят, кто, кому и сколько должен, и комплемент ему на погоны от шеф-повара на несколько лет. Вроде как у него уже не первый такой случай и штрафов неоплаченных на четверть миллиона. Так что, держи пять, друг. Прорвёмся.
И Дмитрий подал другу руку сухой и горячей ладонью кверху и, посмотрев ему в глаза, тепло улыбнулся. Роман пожал руку Дмитрия, зажав его своими ладонями сверху и снизу так бережно, с каким уважением и заботой жмут разбитые и израненные кисти рук боксёры, и, заглянув в серые добрые глаза друга, утвердительно моргнул.
– Добро, значит, домолвились. Ну а теперь спать. Спать, Рома, спать. И тебе надо в форму прийти, и у меня завтра день длинный. Кстати, с понедельника ты на неделю в отпуске. Заскочи к Михалычу, он все дела примет и всё уладит. Там сейчас много волокиты и бюрократии будет. Но ты не дрейфь, найду куда тебя переводом отправить, до пенсии твоей служить. А там дальше и видно будет. Мир не без добрых людей. Не перевелись ещё мужики в органах. Где б им ещё быть, как не здесь. Есть у меня одна идея. Давай, спокойной ночи. Можешь здесь и ложится, плед вон в том шкафу. А я наверх пойду. Выдыхай, бобёр, выдыхай. И ещё. С Машей я тоже встречусь, переговорю завтра. А теперь отбой.
Глава 4.
Московская область.
Территория садового товарищества.
Начало мая. Где-то года три назад.
«Ром, доброе. Я уехал, не стал тебя будить. Если соберешься уезжать, то дверь закрой и ключи занеси сторожам на въезде. Если захочешь остаться, то в холодильнике найдёшь, что перекусить, с остальным разберёшься. Я планирую вернуться часам к семи. Если растопишь баньку, буду благодарен, надо вчерашние шлаки разогнать. Ключи от бани висят в прихожей в ключнице. Поленница за баней, веники под навесом на втором этаже. Приеду – обсудим новости.
PS. Тебе срочно надо худеть. Ты храпишь, как дизельный мотовоз.»
Роман прочитал записку и устало улыбнулся. Хоть часы показывали половину одиннадцатого, и, получается, что проспал он почти полсуток кряду, голова была тяжёлой и соображала всё равно слабо. В такое время куда-то ехать смысла особого не имело, в городе бы он мог появиться не раньше полудня, там его сегодня не особо кто и ждёт, поэтому банное предложение Дмитрия показалось совершенно рациональным. И, пожалуй, своевременным.
И не то, чтобы Роман давно не ходил в баню. Да, крайний раз он парился ещё по зиме. Однако, не только перспектива телесной чистоты подкупала сегодня. Вчерашний разговор с Дмитрием, так попросту и начистоту, немного снял накатившее и невыносимое удушливое напряжение и загнанное состояние, потому ощущался, как глоток воздух после долгого погружения без акваланга. Роман отдавал себе отчёт, что нырять снова придётся, и, возможно, даже надолго. Поэтому, ему так необходимо было надышаться ещё, снять остаточное шоковое состояние и почувствовать хоть какую-то почву под ногами. Помощь друга, которую Роман на эмоциях так рьяно отвергал, пришлась как нельзя кстати и очень вовремя. В любых других условиях этот разговор бы просто не мог состояться, особенно такой эмоциональный, прямой, украшенный совершенно не скупыми мужскими слезами. Роман просто бы не допустил такого разговора в любых других обстоятельствах.
Мужская дружба, как правило, не предполагает обсуждения самого сокровенного. Раскрывать свою бородатую душу другу как-то не по-мужски, что ли. Это, скорее, для девочек свойственно, которые живут в пространстве реальности, интересуются преимущественно реальными проблемами, копаются во взаимоотношениях, тревогах, комплексах. Ключевое – копаются. Поэтому и дружба у женщин основана, скорее, на общности реальных жизненных проблем: проблемы в любви, проблемы со здоровьем или внешним видом, проблемы в семье, проблемы детей и материнства, проблемы на работе и т.д. Проблемы, проблемы, проблемы… У мальчиков не так. У матросов нет вопросов, нет проблем for gentlemen. Мальчишки до определённого возраста дружат в пространстве вымышленной игры, и возраст этот не ограничен совершенно. Для того, чтобы мужчине крепко дружить, нужно придумать интересную форму игры, а иначе не интересно. Поход, гонки, футбол, бизнес. В пространстве вымышленной игры мальчишкам проще раскрепоститься и позволить своему маленькому «Я» высунуть нос наружу и хорошенько порезвиться, соревнуясь, испытывая себя на прочность в сложных условиях, преодолевая барьеры и круша конкурентов, ощущая скорость каждой клеткой. Мужская дружба, порою, и крепкая потому, что мальчики не пускают в неё, в это игровое пространство, свою реальную жизнь, свои общечеловеческие проблемы. Это не по-мужски. О проблемах подумают и переговорят женщины, а мы поиграем пока.
Поэтому состоявшийся с Дмитрием прошлой ночью разговор был для Романа сам по себе чем-то из ряда вон выходящим, удивительным. В глубине души было очень смутное ощущение. С одной стороны, он чувствовал ни с чем несравнимое облегчение. Та беда, в которую он попал, была уже не совсем только его личная беда, из которой придётся выбираться в одиночку. Теперь она была разделена с другом, с лучшим другом, который крепко стоит на ногах, и это понимание согревало. А с другой стороны, было щемящее стыдливое ощущение, что Роман, как мужик, сделал что-то очень противоестественное, запретное, постыдное. Если ты приехал плакаться, в прямом смысле плакаться, другу в жилетку, и ныть про свою разбитую проблемами семейную жизнь, то кто ты? Ты – тряпка. Получается так. «Мокрая ссаная тряпка», а не мужик. Ведь ты же не огорчился, ведь ты же расплакался. Не, не так. Ты разревелся. Ты показал свою слабость другому мужчине. Ты, получается, сор из своей избы вынес на всеобщее обозрение, и хочешь, чтобы люди добрые тебе помогли с ним справиться, прибраться там чистенько. Потому как сам ты заварить кашу можешь, а расхлёбывать просишь друга.
Краткий итог таков: да, полегчало. Странное ощущение. Проревелся, излил другому мужчине всю свою душу, и стало легче. А с другой стороны стыдно. Очень стыдно. Нетрадиционно.
Однако это уже случилось. И не столько Роман позволил себе слабость, но и Дмитрий так же широко распахнул душу своему другу. Оказывается, вот как воспринимает Дмитрий Романа в своей жизни. И он поможет. Поможет в меру своих сил. Поможет хоть чем-то, просто чтобы начать с чего-то. А дальше будет видно. Утро вечера мудренее, как говорили старики, и это верно. Этим утром ситуация воспринималась уже иначе.
Мужской рациональный мозг Романа потихоньку начал разматывать клубок проблем на отдельные ниточки и стараться понять, откуда же каждая из них тянется и куда ведёт. Первый приоритет – здоровье дочки и мамы. Обе они в больнице, за обеими сейчас наблюдают доктора, профессиональные доктора, и помочь им делать хорошо свою работу Роман ничем не может. Нужно просто набраться терпения и ждать новостей. И это самый правильный сценарий.
Второе – драка с виновником ДТП. Роман много раз опрашивал и сканировал себя изнутри, и не находил никакой тени сомнения в правильности и моральном превосходстве своего поступка. Он, действительно, был снова и снова готовым убить. К сожалению, за время службы, Роман своими собственными глазами насмотрелся на различные ситуации, и давно пришёл к выводу, что абсолютной справедливости просто не существует. Как часто за последние годы на его глазах эта справедливость поворачивалась лицом не к тем, у кого были все основания получить её, а к тем, у кого были деньги на хорошего адвоката. Как часто забалтывались и разрушались в судах совершенно очевидные преступления, выводя их организаторов и исполнителей из-под уголовной, да и чего греха таить, из-под какой бы то ни было ответственности. Право справедливости так же прекрасно продавалось и покупалось, как и всё в этом сумасшедшем мире. По закону рынка, справедливость принадлежала тем, кто просто готов был за неё заплатить больше. А Роману платить было просто не чем, кроме как ценой своей разбитой жизни. Свой поступок Роман оправдывал для себя полностью, понимая, что любой обычный, а не привилегированный, человек, простой русский мужик, поступил бы, или, по крайней мере, попытался бы поступить, на его месте абсолютно так же. И это позволяло Роману ощущать правоту своего поступка. А за правое дело и пострадать на Руси не грех.
И в-третьих, Маша, брак с которой в одночасье рухнул как карточный домик. Причём, самое поганое, и именно это никак не давало покоя Роману, разрушило брак то же самое обстоятельство, которое влияло на определение всеобщей справедливости в мире. Цена. Просто цена. Получалось так, что крепкую семью нужно было купить, купить любящую жену, её женское счастье, купить возможность видеться с дочкой, воспитывать её, купить своё спокойствие. Всё это требовалось тупо купить. С этим пониманием Роману никак не удавалось смириться. Внутреннее неприятие такого, моральный пламенный протест, лишь подогревал и без того кипящий конфликт и не позволял Роману даже на секунду задуматься о спасении семьи. Предпринимать усилия по спасению отношений, которые предполагалось просто приобрести за банкноту, он воспринимал как изощрённое издевательство над человеческой сущностью. Вот уж точно тот самый случай, когда тушить костёр ассигнациями не имело никакого смысла. И это, конечно, было невыносимо. Роман понимал, что его загоняют в угол. Перевести Катю на лечение в хорошую московскую клинику, как и, примитивно, приносить в семью весь свой доход от честной и общественно полезной деятельности, он и сам считал своим отцовским долгом. Однако, позиция жены, требующей немедленного предоставления денег то на то, то на сё, именно требующей, вызывала только бурю негодования. Что снова подпитывало комфортное ощущение собственного морального превосходства.
По прикидкам Романа он был трижды прав. По крайней мере, тогда ему это казалось со всей отчётливостью. Вместе с тем, бродившая в голове, но пока ещё очень туманная мысль, которая то появлялась, то снова куда-то пропадала в сознании, бросала тень на блеск этого умозрительного обелиска его правоты. Робкая чуйка, что истина всегда где-то посередине, уже закралась в мозг Романа, и наводила там свои порядки, заставляя его взглянуть на себя со стороны.
А со стороны, как ни крути, при всём моральном превосходстве его мальчуковых идей, Роман действительно обладал таким характерным, и не совсем мужским качеством, как безынициативность. Это она, эдакая волевая вялость, и не позволяла ему активно бороться с затягивающим жизненным водоворотом. Но, плыть безвольно по реке жизни – это одно, а вот смириться и быть утопленником, опустившись на дно жизни – это уже совершенно другое. А на плаву Романа все последние годы поддерживала именно его семья, и другого средства к спасению на горизонте просто не наблюдалось.
Именно поэтому Роман и решил остаться и дождаться возвращения Дмитрия. Потому как ему захотелось посмотреть на себя со стороны глазами друга, честно задав ему прямые вопросы. Роман не сомневался, что ни мама, ни жена и никто на свете, кроме Дмитрия, так же прямо и честно на эти вопросы ему не ответит. А сторонний взгляд ему был сейчас жизненно необходим, чтобы принять решение и либо смириться, позволив накатившему фатуму подмять под себя и похоронить всю предыдущую жизнь, либо набраться сил и поверить, что всё ещё можно изменить. Изменить и спастись, не одному, а спастись всей семьёй. Оставалось только объективно понять, где Роман был не прав? Посему, бане быть, и надо было отправляться её топить и замачивать веники. А, перед тем, в это уже обеденное время, стоит хорошенько позавтракать.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
