Текст книги "Что видела собака"

Марри на миллион долларов

Почему проблему бездомности проще решить, чем сглаживать?

1

Бывший морской пехотинец Марри Барр был могучим человеком ростом под метр девяносто. Когда он падал – а это случалось с ним каждый день, – поднять его могли только двое-трое взрослых мужчин. На улице его прозвали Смоуки. У него были прямые черные волосы, оливковая кожа. И чудесная, хоть во рту почти не осталось зубов, улыбка. Люди любили Марри.

Из напитков он предпочитал водку. Пиво называл «ослиной мочой». На улицах Рино, где он жил, можно купить «четвертинку» дешевой водки за 1,5 доллара. Если Марри был при деньгах, то мог позволить себе 750-граммовую бутылку, ну а если оказывался на мели, то всегда мог сделать то, что делали многие бездомные Рино: пройтись по казино, допивая то, что осталось, за игроками.

«Если он уходил в запой, мы могли забирать его по несколько раз за день, – рассказывает Патрик О’Брайан, полицейский, патрулирующий центр Рино. – А в запой он уходил основательно. Его забирали, приводили в чувство, а через пару часов он выходил и снова начинал пить. Многие из тех, кто живет на улице и пьет, становятся агрессивными. Они грубят, ругаются, дерутся. Но у Марри был такой хороший характер и такое потрясающее чувство юмора, что мы многое ему прощали. Даже если он задирался, мы говорили: “Марри, ты же знаешь, что любишь нас!” А он отвечал: “Знаю”, – и продолжал поливать нас на чем свет стоит».

«Я в полиции уже 15 лет, – говорит напарник О’Брайана Стив Джонс. – И сколько работаю, столько знаю Марри».

Джонс и О’Брайан не раз уговаривали Марри бросить пить. Несколько лет назад он даже прошел курс реабилитации и находился под своего рода домашним арестом. За это время он многого добился: устроился на работу и усердно трудился. Но затем курс закончился. «После этого ему стало не перед кем отчитываться, а он в этом нуждался, – продолжает О’Брайан. – Не знаю, может, сказывалось его военное прошлое. Подозреваю, в этом все дело. Он хорошо готовил. Ему даже удалось скопить больше 6000 долларов. Он исправно ходил на работу. Добросовестно выполнял свои обязанности. А его похвалили и снова выставили на улицу. Эти 6000 он потратил за неделю или что-то около того».

Иногда Марри так сильно напивался, что вместо вытрезвителя его отправляли в отделение скорой помощи или в больницу. Мария Джонс, социальный работник отделения скорой помощи больницы Святой Марии, встречалась с Марри несколько раз в неделю. «Скорая привозила его, и мы приводили его в чувство. Потом звонили в полицию, и те его забирали. Собственно, так я и познакомилась с мужем – Стивом».

«Он был единственной постоянной величиной в этом изменчивом мире, – продолжает Мария. – Он появлялся у нас, улыбался своим беззубым ртом, называл меня “мой ангел”. Я, бывало, зайду в палату, а он улыбнется и поприветствует меня: “О, мой ангел, я так рад тебя видеть”. Мы обменивались шуточками, я просила его бросить пить, а он только смеялся. Если он долго не объявлялся, я беспокоилась, звонила коронеру. Когда он бывал в завязке, мы с мужем выясняли, где он работает, и ходили туда обедать. Когда мы только собирались пожениться, Марри спросил, может ли прийти на свадьбу. Разве я могла ему отказать? И пошутила: “Можешь прийти, только если не будешь пить, а то я не потяну твои счета”. А когда я забеременела, он клал руку мне на живот и благословлял ребенка. Он был действительно очень светлым человеком».

Осенью 2003 года полицейское управление Рино начало кампанию по борьбе с бездомными, обитающими в центре города. В газетах сразу стали появляться обличительные статьи, местное радио тоже обрушилось на управление с суровой критикой. В прессе заявляли, что крутые меры применительно к бомжам равносильны гонениям. Бездомные не виноваты, они просто пытаются выжить.

«Однажды утром я слушал одну из таких передач, где на все лады поносили полицейское управление и жаловались на его несправедливость, – вспоминает О’Брайан. – И подумал, что ни разу не видел, чтобы хоть один из этих умников в разгар зимы бродил бы по переулкам в поисках тел замерзших». О’Брайан злится. Еды для бездомных в центре Рино всегда вдоволь: кухня при благотворительном центре, социальный католический центр, даже местный McDonald’s кормит голодных. Но попрошайки собирают деньги на спиртное, а его при всем желании нельзя назвать средством выживания. О’Брайану и Джонсу приходится быть полицейскими и социальными работниками в одном лице. По меньшей мере половину своего рабочего времени они занимаются такими людьми, как Марри. И не они одни. Когда кому-нибудь из бездомных становится плохо, к нему выезжает бригада неотложной помощи. В скорой всегда дежурят четыре человека. Пациент остается в больнице иногда по несколько дней, ведь живя на улице и почти постоянно пребывая в состоянии алкогольного опьянения, невозможно не болеть. Все это, разумеется, обходится недешево.

О’Брайан и Джонс звонят знакомому в службу скорой помощи, а затем связываются с местными больницами. «В центре у нас было трое подопечных – из хронических алкоголиков, – которых мы арестовывали чаще других, – рассказывает О’Брайан. – Этих типов мы отправляли в одну из наших двух больниц. Первый сидел до этого в тюрьме, поэтому на улице жил всего полгода. Но за это время умудрился накопить счет на 100 000 долларов – и это в меньшей из двух центральных больниц Рино. Логично предположить, что вторая больница выставила бы еще больший счет. Второй тип перебрался к нам из Портланда три месяца назад. За эти три месяца его счет составил 65 000. У третьего случались периоды трезвости, поэтому он “налечился” всего на 50 000».

Первым из этих подопечных как раз и был Марри Барр. И если сложить все его счета за те десять лет, что он провел на улице, – плюс расходы на лечение алкогольной зависимости и прочие траты, то получится сумма побольше той, что уходит на оплату медицинских счетов любого жителя штата Невада.

«То, что мы никак не решали проблему Марри, обошлось нам в 1 млн долларов», – заключает О’Брайан.

2

После случая с избиением Родни Кинга на полицейское управление Лос-Анджелеса посыпались обвинения в расизме, насилии и плохой дисциплине. Утверждалось, что и проявления расизма, и насилие – далеко не редкость среди полицейских. То есть, если говорить на языке статистиков, проблемы управления подчинялись так называемому «нормальному» распределению – графическое его изображение напоминает колокол. По обеим сторонам – небольшое количество полицейских, а посередине – огромная масса проблем. Именно нормальное распределение мы обычно используем для осмысления и упорядочивания жизненного опыта.

Однако в результате расследования, проведенного в управлении специальной комиссией под руководством Уоррена Кристофера, нарисовалась совершенно иная картина. В период с 1986 по 1990 год обвинения в чрезмерном применении силы или неправомерных действиях были выдвинуты против 1800 из 8500 полицейских управления. То есть против основной массы обвинений не выдвигалось. К тому же против 1400 полицейских было выдвинуто только одно или два обвинения (которые, кстати сказать, не были доказаны) – и это за четыре года. Не следует также забывать и о том, что обвинения в чрезмерном применении силы неизбежны в работе городской полиции. (Полицейское управление Нью-Йорка рассматривает около 3000 подобных жалоб в год.) Против 183 полицейских было выдвинуто более четырех обвинений, против 44 – более шести, против 16 – более восьми, и, наконец, против одного – целых 16. Графическое изображение проблем управления больше походило не на колокол, а на хоккейную клюшку. Это то, что статистики называют степенным распределением, – при нем основные показатели сосредоточены не посередине, а с одной стороны.

В отчете комиссии Кристофера постоянно встречается формулировка «предельная концентрация проблемных полицейских». На одного полицейского пришлось 13 обвинений в чрезмерном применении силы, пять других жалоб, 28 «сообщений о применении насилия» (т. е. документально зафиксированных внутренних отчетов о неприемлемом поведении) и одна смерть задерживаемого в результате применения оружия. На второго – шесть жалоб по поводу чрезмерного применения силы, 19 прочих жалоб, 10 сообщений о применении насилия и три применения оружия со смертельным исходом. На третьего – 27 сообщений о применении насилия, на четвертого – 35. Еще у одного все досье было заполнено жалобами вроде «ударил задержанного сзади по шее рукояткой пистолета без всяких видимых причин, в то время как задержанный в наручниках стоял на коленях», «избил тринадцатилетнего подростка», «сбросил задержанного с кресла и ударил его по спине и по боковой части головы, в то время как тот в наручниках лежал на животе».

После ознакомления с отчетом складывается впечатление, что стоит уволить этих 44 копов и полицейское управление Лос-Анджелеса превратится в распрекрасное место. Но из отчета также явствует и то, что проблема на самом деле серьезнее, чем кажется. Упомянутые 44 плохих полицейских были настолько плохи, что существующие институциональные механизмы, призванные избавляться от паршивых овец, не сработали. Если бы вы ошибочно полагали, что проблемы управления подчиняются нормальному распределению, то предлагали бы решения, способствующие улучшению показателей середины, – например, более высокое качество обучения или более тщательный отбор. Но середине изменения были не нужны, а те меры, которые помогли бы ей, на действительно «плохих парней» просто не подействовали бы.

В 1980-х годах, когда вопрос бездомных впервые стали поднимать на государственном уровне, считалось, что эта проблема подчиняется нормальному распределению, т. е. что подавляющее большинство бездомных находится в бедственном положении постоянно. Было отчего впасть в отчаяние: как же помочь такому количеству бездомных с таким количеством проблем?! В начале 1990-х годов молодой аспирант Бостонского колледжа по имени Деннис Калхейн в течение семи недель жил в приюте в Филадельфии, собирая материал для своей диссертации. Вернувшись в приют через несколько месяцев, он, к своему удивлению, не обнаружил там ни одного знакомого лица. «Я пришел к выводу, что большинство из тех людей принялись налаживать свою жизнь», – рассказывает он.

Калхейн начал составлять базу данных – первую в своем роде, – позволяющую отслеживать, кто пользовался и прекращал пользоваться приютами. Сделанные им открытия кардинально изменили представления о бездомных. Как оказалось, бездомность подчиняется не нормальному, а степенному распределению. «Мы обнаружили, что 80 % бездомных в Филадельфии покидают приют очень быстро, – говорит Деннис Калхейн. – Подавляющее большинство – через день. Некоторые – через два дня. И они никогда больше не возвращаются. Всякий, кто вынужден находиться в приюте, знает: там можно думать только о том, как сделать так, чтобы никогда сюда не вернуться».

Следующие 10 % Калхейн окрестил «эпизодическими посетителями». Они жили по три недели, то появляясь, то исчезая, в особенности зимой. Это были молодые люди, зачастую употреблявшие сильные наркотики.

Но больше всего Калхейна заинтересовали оставшиеся 10 % – хронические бездомные, порой живущие в приютах годами. В эту группу входили люди более старшего возраста, среди них было много психически больных и инвалидов. Говоря о бездомности как о социальной проблеме – о назойливых попрошайках, о валяющихся на улице пьяных, о людях, спящих на тротуарах или кучкующихся под мостами и в тоннелях метро, – мы имеем в виду именно эту третью группу. В начале 1990-х годов база данных, собранная Калхейном, показывала, что в течение последних пяти лет четверть миллиона жителей Нью-Йорка в тот или иной момент оказывалась без крыши над головой – поразительно высокая цифра! Но только 2500 из них были хроническими бездомными.

Более того, оказалось, что эта группа обходилась социальным службам и системе здравоохранения намного дороже, чем можно было бы ожидать. Калхейн подсчитал, что в Нью-Йорке только на обеспечение жилья для этих 2500 закоренелых бездомных ежегодно тратилось по меньшей мере 62 млн долларов. «Одна кровать в приюте обходится в 24 000 в год», – поясняет Калхейн.

Недавно бостонская Организация помощи бездомным подсчитала медицинские расходы 119 хронически бездомных людей. За пять лет 33 человека умерли, семь были отправлены в дома престарелых, и все равно на долю этой группы пришлось 18 834 визита в отделение неотложной помощи – при минимальной стоимости одного визита 1000 долларов. Медицинский центр Калифорнийского университета в Сан-Диего наблюдал за 15 бездомными алкоголиками и выяснил, что в течение 18 месяцев эти люди обращались в отделение неотложной помощи 417 раз, а их медицинские счета в среднем составляли по 100 000 долларов на каждого. Один человек – двойник Марри Барра, только из Сан-Диего – обращался за неотложной помощью 87 раз.

«Обычно таких пациентов госпитализируют с очень запущенной формой пневмонии, – говорит Джеймс Данфорд, руководитель службы скорой помощи Сан-Диего и автор исследования о бездомных. – В состоянии опьянения им тяжело дышать, рвота попадает в легкие, и у них развивается абсцесс легкого и гипотермия в придачу, потому что они мокнут под дождем. В отделение интенсивной терапии они, как правило, попадают с очень сложными инфекциями. Кроме того, они – завсегдатаи отделения нейрохирургии. Обычно это люди, которых сбивают машины, грузовики или автобусы. Они часто падают, ударяются головой, в результате чего у них образуется субдуральная гематома, которая, если ее не удалить, может привести к смерти. Человек, который падает и ударяется головой, обходится системе здравоохранения по меньшей мере в 50 000 долларов. При этом у них наблюдается абстинентный алкогольный синдром и заболевания почек, которые только усугубляют их неспособность сопротивляться инфекциям. Все их болячки не счесть. Мы словно ходим по кругу. Нам выставляют огромные счета за лабораторные анализы, а медсестры хотят увольняться, потому что к нам снова и снова поступают одни те же люди, и все, что мы можем, – сделать так, чтобы, покинув нас, они сумели дойти до конца квартала».

Проблема бездомных схожа с проблемой плохих копов в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Это вопрос нескольких особо трудных случаев, что не может не радовать, поскольку строго локализованную проблему проще решить. Но плохо то, что эти трудные случаи действительно трудны – ведь речь идет о пьяницах, которые не держатся на ногах, людях с больной печенью и психическими расстройствами. Они нуждаются во внимании, времени и прорве денег. Но на хронически бездомных уже и так тратятся колоссальные суммы, поэтому Калхейн считает, что проблему бездомности гораздо дешевле решить, чем продолжать не обращать на нее внимание. Ведь на лечение одного только Марри Барра пошло больше средств, чем на лечение любого другого человека в штате Невада. Было бы гораздо проще обеспечить его постоянной медсестрой и собственной квартирой.

Главный сторонник теории степенного распределения проблемы бездомности – Филипп Мангано. С 2002 года он занимает должность исполнительного директора Межведомственного совета по делам бездомных, который надзирает за работой 20 федеральных ведомств. Мангано – стройный, привлекательный мужчина с гривой седых волос. Его деятельность по защите бездомных начиналась в штате Массачусетс. Он постоянно в разъездах, колесит по Соединенным Штатам и просвещает мэров и городские советы относительно истинного положения дел с бездомностью. Ограничиваясь открытием столовых и приютов, утверждает он, мы позволяем хронически бездомным оставаться такими, каковы они есть. Вы строите приют и открываете кухню, если считаете, что проблема бездомности поразила огромную массу людей, находящуюся в середине кривой нормального распределения. Но если проблема затрагивает только края, с ней можно справиться. На сегодняшний день Мангано удалось убедить власти 200 городов радикально пересмотреть свою политику в отношении бездомных.

«Недавно я был в Сент-Луисе, – рассказывал Мангано в июне, когда заехал в Нью-Йорк по пути в столицу штата Айдахо город Бойсе. – И общался там с людьми, работающими с бездомными. Есть у них одна очень трудная группа, с которой никак не получается наладить контакт, что бы им ни предлагали. И я дал такой совет: “Потратьте часть ваших денег на аренду нескольких квартир, возьмите ключи и придите к этим людям с ключами в руках. И скажите, что если они прямо сейчас пойдут с вами, то получат ключи и у них будет своя квартира”. Так они и сделали, и к ним постепенно, один за другим, стали подтягиваться бездомные. Наш замысел таков: надо перевести прежнюю политику, которая готова до бесконечности финансировать программы для бездомных, на новый уровень, предусматривающий инвестирование в результаты, которые могут положить конец бездомности».

Мангано – страстный любитель истории – засыпает под записи выступлений Малкольма Икса и то и дело упоминает в разговоре то движение за гражданские права, то Берлинскую стену, но чаще всего – борьбу с рабством. «Я – аболиционист, – говорит он. – В Бостоне у меня был офис напротив памятника 54-му полку, что в парке Бостон-Коммон, на улице, идущей от церкви, где Уильям Ллойд Гаррисон призывал к немедленной отмене рабства. А за углом находилась церковь Тремонт Темпл, где выступал со своей знаменитой речью Фредерик Дуглас. Я глубоко убежден в том, что социальную несправедливость нельзя сглаживать. Ей нужно положить конец».

3

Молодежная христианская организация располагается в центре Денвера на 16-й улице, к востоку от деловой части города. Главное здание – красивое шестиэтажное строение – было построено в 1906 году, а в 1950-х к нему добавили пристройку. На первом этаже – тренажерные залы. На верхних этажах – несколько сотен однокомнатных квартир, каждая рассчитана на одного человека. Стены выкрашены в яркие цвета, обязательно есть микроволновая печь, холодильник и кондиционер. Последние несколько лет этими квартирами владеет и распоряжается Колорадский союз помощи бездомным.

Даже по меркам крупных городов проблема бездомных стоит в Денвере очень остро. Относительно мягкая зима и не такое жаркое, как в соседних Юте и Нью-Мексико, лето привлекают сюда бродяг. В Денвере проживает около 1000 хронически бездомных людей, 300 из которых обретаются на 16-й улице и в центральном городском парке. Торговцы в центре недовольны тем, что близкое соседство бездомных отпугивает покупателей.

Несколькими кварталами севернее, возле больницы, располагается скромное приземистое здание клиники для наркоманов и алкоголиков. Ежегодно через нее проходит 28 000 человек. Многие из пациентов – бездомные, потерявшие сознание на улице от отравления алкоголем либо – и таких случаев становится все больше – жидкостью для полоскания рта. «Они используют жидкость марки Dr. Ticnenor’s, или Dr. Tich, как они ее называют, – поясняет Роксана Уайт, руководитель городской службы социальной помощи. – Представляете, что такая штука творит с желудком!»

Восемнадцать месяцев назад город заручился поддержкой Мангано. Благодаря федеральному и местному финансированию Колорадский союз помощи бездомным запустил новую программу, в которой на сегодняшний день приняли участие 106 человек. Она рассчитана на Марри Барров города Денвера, на людей, которые обходятся государству дороже всего. Союз ищет тех, кто живет на улице дольше других, имеет криминальное прошлое, страдает наркотической зависимостью или психическим расстройством. «У нас была одна пациентка, чуть за шестьдесят, но на вид ей можно было дать все восемьдесят», – рассказывает Рейчел Пост, отвечающая в Союзе за лечение от алкогольной и наркотической зависимости. (Она изменила некоторые сведения о своих пациентах для сохранения конфиденциальности.) «Эта женщина – хроническая алкоголичка. Ее день начинается с того, что она встает и ищет, что бы выпить. Она часто падает. Есть еще один пациент, поступивший в первую неделю. Он лечился по метадоновой программе и получал психиатрическую помощь. Одиннадцать лет он провел за решеткой, потом три года жил на улицах, и ко всему прочему у него обнаружился порок сердца».

Стратегия привлечения была столь же проста, как и та, что Мангано предложил в Сент-Луисе: вы хотите жить в бесплатной квартире? Бездомные получают либо однокомнатную квартиру в здании Молодежной христианской организации, либо квартиру, арендованную в любом другом месте, но при условии, что они согласны работать в соответствии с условиями программы. В цокольном этаже здания, где раньше помещались корты для ракетбола, союз организовал свой центральный офис. Пять дней в неделю с половины девятого до десяти утра десять социальных работников усердно проверяют статус каждого участника программы. На стене вокруг большого стола развешано несколько белых досок с прикрепленными к ним напоминаниями о визитах к врачам, датах судебных заседаний и графиком приема лекарств. «Чтобы эта система работала, на каждых десятерых участников должен приходиться один социальный работник, – поясняет Пост. – Ты ходишь по адресам и проверяешь, как всем этим людям живется в своих квартирах. С некоторыми мы связываемся каждый день. В идеале нам бы хотелось выходить на связь раз в несколько дней. Но на данный момент у нас есть пятнадцать человек, за которых мы очень беспокоимся».

Годовая стоимость такой социальной помощи – 10 000 долларов на каждого бездомного. Аренда однокомнатной квартиры в Денвере стоит в среднем 376 долларов в месяц, или 4500 в год. Другими словами, обеспечить постоянную крышу над головой и уход за одним хронически бездомным можно самое большее за 15 000 долларов. Это всего одна треть от суммы, которая тратится, если он живет на улице. Идея в следующем: как только участники программы обретают твердую почву под ногами и находят работу, они постепенно начинают оплачивать аренду самостоятельно, что со временем может снизить расходы по программе примерно до 6000 долларов на человека. На сегодняшний день для работы по программе добавлено 75 квартир, и городской план помощи бездомным предусматривает в течение ближайших десяти лет еще 800.

На деле, разумеется, все не так радужно. Было бы утопией думать, что все хронически больные бродяги-алкоголики смогут наладить свою жизнь и устроиться на работу. Кто-то просто не доживет до этого дня: ведь речь, в конце концов, идет о трудных случаях. «У нас есть один молодой человек лет двадцати с чем-то, – рассказывает Пост. – У него уже развился цирроз печени. Однажды анализ показал содержание алкоголя у него в крови 4,9 промилле. Для нормальных людей это смертельно. Мы предоставили ему квартиру, а он назвал туда друзей, и они устроили пьянку, все разгромили, выбили окно. Мы выделили ему другую квартиру, но и там повторилась та же история».

По словам Пост, этот парень не пьет вот уже несколько месяцев. Но в любой момент он может сорваться и тогда наверняка разнесет очередное жилище. Поэтому им нужно определиться, что же делать с ним дальше. Пост только что созванивалась с людьми, которые руководят аналогичной программой в Нью-Йорке, и говорила с ними о том, не поощряют ли они участников вести себя безответственно, давая им столько шансов. В некоторых случаях действительно так и происходит. Но что делать? Если отправить этого парня обратно на улицу, он будет обходиться государству еще дороже.

Согласно современной философии социального обеспечения, помощь правительства должна быть временной и предоставляться лишь при определенных условиях, чтобы не вызывать зависимости. Но человек с содержанием в крови смертельной дозы алкоголя и с нажитым к двадцати семи годам циррозом печени не реагирует на стимулы и санкции так, как обычные люди. «Сложнее всего работать с теми, кто бродяжничает так долго, что возвращением на улицу их уже не напугаешь, – замечает Пост. – Приходит лето, и они заявляют: “Плевал я на ваши правила!”»

Политика борьбы с бездомностью, подчиняющаяся степенному распределению, является прямой противоположностью социальной политики, подчиняющейся нормальному распределению. Она должна вызывать зависимость: вы рассчитываете на то, что люди, существующие вне системы, станут ее частью и перестроят свою жизнь под руководством десятерых социальных работников, сидящих в цокольном этаже здания Молодежной христианской организации.

Но это и смущает больше всего. С экономической точки зрения такой подход абсолютно логичен. Но с точки зрения морали он кажется несправедливым. В Денвере тысячи людей с трудом сводят концы с концами, работают на двух или трех работах и, безусловно, заслуживают помощи – но никто не предлагает им ключи от новой квартиры. Зато их получает парень, выкрикивающий непристойности и пьющий жидкость для полоскания рта. Когда заканчивается срок действия пособия для одиноких матерей, женщин вычеркивают из списка. Но когда бомж громит свою квартиру, ему предоставляют другую. Предполагается, что социальные пособия имеют морально-этические обоснования. Они выделяются вдовам, недееспособным ветеранам и неработающим матерям с маленькими детьми. Выделение квартиры бездомному, теряющему сознание на улице, обусловлено иными мотивами – минимизацией затрат.

Мы также полагаем, что распределение социальных благ не должно производиться в произвольном порядке. Мы выделяем деньги не только отдельным матерям-одиночкам или случайным ветеранам-инвалидам. Мы помогаем всем, кто соответствует установленным критериям. А денверская программа не помогает абсолютно всем хронически бездомным. В список ожидания жилищной программы включены 600 человек. Пройдут годы, прежде чем все они получат жилье, а некоторые могут так и не дождаться его. Денег выделяется не так много, и пытаться помогать всем по чуть-чуть – ради соблюдения принципа универсальности – экономически не так целесообразно, как оказать существенную помощь лишь некоторым. Действовать по справедливости в данном случае означает создавать приюты и столовые, но приюты и столовые не решают проблему бездомности. Когда дело касается нескольких трудных случаев, от наших моральных представлений мало толку. Здесь мы стоим перед выбором. Мы можем либо хранить верность принципам, либо решать проблемы. Но мы не можем гнаться за двумя зайцами сразу.

4

В нескольких километрах к северо-западу от здания Молодежной христианской организации, в центре Денвера, на Спир-бульваре, на краю дороги стоит большое электронное табло, подсоединенное к устройству, которое на расстояние измеряет объем выхлопных газов, выделяемых проезжающим мимо транспортом. Если в машине есть оборудование для нейтрализации вредных выбросов, на табло высвечивается «хорошо». Если выхлопы из проезжающей машины превышают допустимые нормы, табло показывает «плохо». Постояв на Спир-бульваре и понаблюдав за табло некоторое время, можно увидеть, что почти каждая машина получает оценку «хорошо». Audi A4 – «хорошо». Buick Century – «хорошо». Toyota Corolla – «хорошо». Ford Taurus – «хорошо». Saab-95 – «хорошо». И так далее. Но вот минут через двадцать появляется какой-нибудь видавший виды древний Ford Escort или навороченный Porsche, и на табло загорается «плохо». Представление о проблеме вредных выбросов, которое дает электронное табло на Спир-бульваре, очень похоже на представление о проблеме бездомных, которое дают утренние совещания сотрудников в здании Молодежной христианской организации. Автомобильные выхлопы подчиняются степенному распределению, и пример с загрязнением воздуха служит еще одним объяснением тому, почему мы тратим столько сил на борьбу с проблемами, сконцентрированными в нескольких трудных случаях.

Большинство автомобилей, особенно новых, имеют экологически чистые двигатели. Поток выхлопных газов Subaru 2004 года выпуска содержит лишь 0,06 % окиси углерода – это ничтожно мало. Но всегда находятся автомобили, в выхлопах которых по разным причинам – возраст транспортного средства, некачественный ремонт, вмешательство владельца – уровень окиси углерода превышает 10 %, что в 200 раз выше допустимой нормы. В Денвере 5 % автотранспортных средств ответственны за 55 % загрязнения воздуха выхлопными газами.

«Предположим, у нас есть 15-летняя машина, – говорит Дональд Стедман, ученый-химик из Денверского университета. Именно его лаборатория установила электронное табло на Спир-бульваре. – Разумеется, чем старше машина, тем выше вероятность того, что она сломается. Все как у людей. Под словом “сломается” мы подразумеваем самые разные технические неполадки – спидометр не работает, система впрыска топлива заела в открытом положении, каталитический конвертер приказал долго жить. Нет ничего удивительного в том, что из-за каких-то поломок уровень выхлопов повышается. В нашей базе данных есть по крайней мере один автомобиль, выбрасывавший 70 граммов углеводорода на каждую милю, что означает, что на его выхлопных газах можно было привести в движение Honda Civic. Но дело не только в старых машинах. Есть еще новые машины с большим пробегом, например, такси. Мало, кто знает, что одна из самых результативных мер по борьбе с выхлопами была принята в 1990-х годах окружным прокурором Лос-Анджелеса. Как-то, оказавшись в городском аэропорту, он понял, что машины такси – источник огромных объемов вредных выбросов. Одно из такси ежегодно выбрасывало загрязняющих веществ больше собственного веса».

По мнению Стедмана, современная система контроля за уровнем загрязненности воздуха не имеет особого смысла. Миллиону автомобилистов Денвера ежегодно приходится посещать станцию диагностики – тратить время на дорогу, стоять в очереди, платить 15 или 25 долларов за тест, который 90 % из них совершенно не нужно проходить. «Не все же проверяются на рак груди, – говорит Стедман. – И не все проверяются на СПИД». Проверки уровня выхлопов на станции диагностики не позволяют выявить немногочисленных нарушителей. Известно, что обладатели мощных спортивных машин с большим объемом выхлопов ставят «чистый» двигатель в день проверки. Другие регистрируют автомобиль в каком-нибудь маленьком городке, где проверка «на выхлоп» не проводится, или приезжают на проверку «перегретыми», т. е. промчавшись на полной скорости по автостраде, благодаря чему «грязный» двигатель при тестировании кажется «чистым». Кто-то проходит тест в произвольное время, а не тогда, когда должен, поскольку «грязные» двигатели достаточно нестабильны и иногда в течение короткого периода времени дают чистый выхлоп. По мнению Стедмана, убедительных доказательств того, что действующая в городе система диагностики каким-либо образом влияет на чистоту воздуха, нет.