Текст книги "Несусветные из Кайвокселы"

4 глава

В этот день мы с Йонни вернулись домой гораздо позже обычного.

– Немедленно мыть руки и за стол, – зычно с кухни крикнул папа.

– Где вас носило? Откуда этот синяк? – ахала над нами мама, пока мы толкались у раковины.

– А у нас волшебные вратеньки! – тут же похвастался Йонни. Я пихнула его в бок.

– У вас что ни день – волшебные вратеньки, – вздохнула мама и протянула полотенце. – Вечно сказки рассказываете – то на горке скучно, то в саду невкусно. Даже слушать не хочу ваши вратеньки. Скоро пора спатеньки! А вы еще не ужинали.

И она ушла на кухню.

– Чего ты щиплешься? – уворачивался от меня Йонни, пока мы вытирали руки.

Еще спрашивает! Ну что за ребенок? Никакой тайны доверить нельзя. Договорились же – родителям ни звука. Пока мы усаживались за стол, хватали краюхи и впивались зубами в куриные ножки, я делала Йонни многозначительные глаза, чтобы он понял: хоть один пик про Малю – и я с ним больше не вожусь.

Я так напряженно следила за тем, чтобы Йонни снова не открыл рот, что даже сначала не поняла, что родители обсуждают нашу горку.

– Они там себе все штаны обдерут. Вот выпадет снег, и покатаетесь. Чего вы сейчас туда лезете? – спросила мама раздраженно и обернулась к папе. – Ты бы посмотрел, не торчит ли там гвоздей.

– Не надо! Не надо там смотреть, – испугалась я. – Мы с Оскари проверили: ничего нигде не торчит. Мы, честное слово, не порвем штаны.

– Там только Малю во вратики лазит, – сказал Йонни, – И он не порвал штаны.

– Значит, Малю аккуратный мальчик, – заметила мама.

– Да?! – удивился Йонни. – Он вообще-то и в мусорный бак…

– Оставь ты их, пускай, – по счастью перебил его папа. – Мы в детстве в любое время года по такой горке лазили, и ничего – все выросли, стали людьми.

– Так ты тоже знаком с Малю? – удивился Йонни.

– Это давно было, я не помню, – растерялся папа. А я пихнула под столом Йонни ногой и сделала такое выразительное лицо, что у братика чуть курица носом не пошла. Он закашлялся, и я от души постучала его по спине.

Когда мы отправились спать, я наконец-то дала волю чувствам: ухватила Йонни за руку и поводила кулаком прямо перед его носом.

– Кулакамба тебе! Ох ты нарвешься, Йоонас Виртаранта. Велели же молчать!

– А я и молчал! Может же человек случайно что-то сделать?

И Йоонас тут же наступил на башню из Лего, которую я так старательно строила накануне. И разрушил ее до основания. Он всегда в своем репертуаре, как говорит папа.

* * *

Я ворочалась и не могла уснуть. Мне казалось, что мою голову просто распирает от мыслей. И как назло, не с кем поделиться.

Перед сном я так люблю пошептаться с папой. Он всегда меня понимает. Но сегодня я посмотрела на него умоляющими глазами и велела: «Просто поцелуй мой синяк и иди. Я уже сплю». Это чтобы случайно не выболтать нашу тайну. Ведь мы поклялись молчать про то, что нашли вратики, и про то, кто из них вылез.

Погасив Малю и подружившись с ним, мы отправились показывать ему окрестности. Потому что он вынул из кармана тяжелые часы на цепочке, глянул на них и сказал:

– Время пыток! Мне срочно нужны впечатления.

Но впечатлениями в первую очередь переполнились мы от его рассказов. Малю тарахтел не переставая. То, что мы не могли проверить, правду он говорит или заливает почем зря, похоже, раззадоривало его пуще прежнего.

Таких хвастунов мы не встречали. Даже младший Пуркунен, у которого мама в мэрии работает, ему в подметки не годится.

При этом Малю строил рожи, подпрыгивал и вихрем вертелся вокруг нас. Он был похож на козленка, которого мы видели на ферме. Я не выдержала:

– Чего ты всё носишься?! Силы некуда девать?

– Так я же первый день тут у вас на белом свете! У!

И он с жаром метнулся от нас под горку и в три скачка вскарабкался обратно. Всё в нем так и кипело. Мне даже показалось, что вокруг него от трения нагревается воздух. Потом нам не раз приходилось убеждаться, что Малю – горячий паренек.

– Знаете, как давно я хотел белый свет поглядеть? Не зна-а-а-аете. Сто лет! Я сто лет и так, и эдак крутил-вертел, всё мозговал, как бы на поверхность прошмыгнуть. Слыхом-то я слыхивал про ваш мир, да ведь пока сам не попробуешь – не поймешь! У нас же там внизу ни слова правды. Все врут!

– А чего сто лет ждал?

– Не пускает колпак-то, – постучал он себе по лбу пальцем и посмотрел на нас так, как будто мы и сами должны были давно догадаться. – У нас там, знаешь, какая охрана? У! Мышь не проскочит.

– Какой колпак?

– Ну купол… Я не очень в курсе. Мы внизу сидим по таким колпаком, который нас от вас охраняет. И вас от нас. Так заведено. Мы же – просто изнанка белого света. Как если б шубу вывернуть шиворот-навыворот… Но колпак все же прорехи имеет. По швам расползается, он древний.

– И вы тогда из этих щелей к нам выползаете? На белый свет? – Осси первым сообразил, что нашу Землю среди той братии принято называть «белым светом».

– Не, напрямик в щель не сунешься – колпак не пустит. Так обидно… Руку протяни – и вот он, свет, в дырку виден. А нельзя! У нас ведь два пути – или в готовые врата лезть, или свои строить. – Малю завздыхал. – А меня от всех врат гоняют. Знают, как облупленного на каждых. Папаня не велел пускать, чтобы я бед не натворил.

– То есть получается, что у вас много таких… ворот в наш мир?

– У! Полно. Нет страны на белом свете, куда бы черт не протиснулся. Одни небольшие врата даже в Ватикане есть. А как же. Ну я потыркался туда-сюда, не пройти. Неподкупные все, черти. Даром что у нас цвет негодяйства собрался, а хватись – подлянку папане подстроить некому. Боятся. Вот я и соорудил небольшие вратики себе по мерке.

– Да ладно… Сам?!

– На хвост мне плюнь, если вру! Бродил долго, пока не высмотрел щелочку, которую никто до меня не приметил. А щелочка пришлась на вашу горку. Вот и сварганил свои личные вратики.

– Вратики – в смысле маленькие? Как Маленький Лю?

– Ну да.

И тут нас прорвало. Нам стало очень смешно. Вратики! Уж больно задавался Малю. Подумаешь – черт из пекла. Мы стали наперебой кричать:

– ВрАтушки! ВратИшки! ВрАтеньки! ВратулькИ!

– Ладно вам! Хорош смеяться! Как наподдам! – тут Малю противно заверещал и завертелся с утроенной силой, а с его головы во все стороны покатились огненные спиральки.

Одна из них угодила прямо Йоонасу под ноги, я в последний момент успела дернуть его за капюшон и прижать к себе. Спиральки на асфальте шипели и потихоньку угасали. Мы больше не смеялись.

– Не злись так больше. Иначе мы не сможем с тобой играть, – сказала я.

– С тебя огонь летит, это опасно. Еще подпалишь кого-нибудь, – сказал Осси. – Предупредил бы сразу, что ты такой нежный.

– Это я-то нежный?! Да я самый крепкий! Крепче меня никого нет! – опять заверещал Малю, но уже не так обиженно.

– Что ж ты тогда из-за ерунды такой фейерверк устроил? Уж и пошутить нельзя. Давай снова мир, – хлопнул его по плечу Осси.

Малю остановился, сцепил руки на груди, а губки поджал подковой. И медленно сказал:

– Ладно, разрешаю вам иногда подшутить надо мной.

– Нам твоего разрешения не надо, – сказала я. – Друзья шутят без разрешения. В этом смысл юмора.

– Я запомню, – кивнул Малю и хитренько сверкнул глазами.

– А чего у тебя волосы-то тлеют? Тебе не больно от этого? – спросил Осси.

– Пффф, нисколько. У вас же бегут мурашки или встают волосы дыбом. У меня такие «мурашки».

Я посмотрела на свою руку, где нет-нет да и топорщились волоски, когда было холодно или что-то сильно меня тревожило. Йонни расхаживал вокруг Малю, оглядывая того со всех сторон.

– А зажги еще волосы, – попросил он.

– Вы что же, хотите меня снова разозлить?

– Не хотим! – быстро сказала я.

– Без злости не получится.

– Вот черт!

– Не поминай папу, – шепнул он вкрадчиво и засмеялся, увидев, какое впечатление производят на меня эти его слова.

Малю сразу приметил, что мне не по себе от мысли – откуда он родом. И он этим беззастенчиво пользовался, чтобы подразнить меня. Впрочем, он добавил примирительно:

– Сама же сказала – над друзьями можно подшутить.

– Тебя надо на Новый год во дворе запускать у елки, – сказал Йонни.

– Запускают петарды. Вот будет праздник зимой, мы с тобой запустим, да? – обняла я братца.

– И Малю?

– И Малю с нами. Только он будет тихо себя вести, а то все елки спалит, – сказала я с нажимом и посмотрела на Малю со значением. Я так всегда смотрю на Йонни, когда прошу его немедленно заткнуться.

– Лучше рассказывай, как ты свои вратики соорудил, – Осси не терпелось узнать подробности, ведь он сам не свой до техники.

– Это потому что я умный, – заносчиво сказал Малю.

Поражаюсь, как в нем меняется настроение – в один миг! Он надулся от важности и начал рассказывать.

– Мы проникаем оттуда, куда хода нет. Где люди что-то заколотили, навесили замки, крест-накрест забили. Или написали большими буквами «Сюда нельзя». Вот тут нам раздолье. Черт оттуда прет, откуда люди его не хотят. Из чувства противоречия. Мы ж поперечные все. Несусветные!

Он почесал себе макушку, которая нисколько не пострадала от его огненных завитушек, горделиво приосанился и продолжил:

– У вас кто-то решил, что эта дверца на горке не нужна, и закрыл крест-накрест веревками.

– Это ведьма Лунд! – ахнула я. Так и знала, что она чертовской породы.

– Возможно. Я и рассмотрел снизу. Понимаете? Тут важно совпадение! Чтобы в колпаке снизу образовалась щель, а у вас кто-то в этом месте проход закрыл. Черти на таких местах и строят свои врата. Только к ним нужно проложить туннель. Просто подойти и в щель протиснуться – так нельзя. Колпак не пустит.

– Какой несговорчивый колпак.

– У! А вы думали! Если бы он был сговорчивый, в мире давно всё перемешалось бы, – Малю подхватил прутик и начал рисовать на земле схему. – Без туннеля не попасть. А туннелем может служить что угодно, но обязательно что-нибудь гадкое. Носок тинейджера – один из самых вонючих туннелей. Канализационная труба у ленивого слесаря. Корабельные снасти с пиратской шхуны, их развешивают над штормом, но шторм еще нужно закрутить, это хлопотно. Язык хамелеона подойдет, но придется всякий раз ловить навозного жука и лепить его на дверь, чтобы хамелеон выстрелил туда языком. Главные врата ада – самые простые. Туннель внутри печи проложен, идешь по углям. А угли – это бывшие слезы тех, о ком никто не помнит. Такие слезы высыхают и колют босые пятки, как морские ежи.

Малю бросил прутик, и Йонни быстро пририсовал хамелеону на голову большую бабочку.

– Ну а я добыл динозавра, – продолжал Малю. – Прислонил аккурат к щелке. Дверцу сколотил из крышки старого гроба. Зашел в глотку, поплутал по кишкам, и вот таким манером вышел на вас.

– Ты хочешь сказать, что вратики – динозаврова попа? – уточнила я.

– Вообще-то да.

– Какой кошмар…

– Это ад, дорогая моя. Что ты хотела – радугу? Черти, они из другого места.

– Ну не знаю. Какую-нибудь канатную дорогу над пропастью, а внизу бегают гиены. Огненные.

– А у тебя неплохо с фантазией! В следующий раз воспользуюсь этим предложением. Но пока у меня просто самый обыкновенный динозавровый дымоход.

– А если динозавр… тронется с места? – предположил Осси.

– Соображаешь, что говоришь? У нас там подвижных динозавров нет. Они ж вымерли давно.

– Но кишки же! Фууу… – я вспомнила, что трогала стенку ладошкой. – Это же ужас до чего грязно! И вонизма, наверное.

– Ты дверь открывала? Какая вонь? Где вонь? – возмутился Малю. – Там давно всё пропеклось вековыми огнями! Курицу в духовке видала? То же самое. Ни микробчика! Не попа, а марципан. Кристальные кишки. Плутать по ним, правда, долго.

– А закрыть ваши двери можно? Чтобы черти по белому свету не шастали, – уточнил Оскари.

– Проше простого. Надо плюнуть на порог. Люди об этом не знают, а то бы давно всё позакрывали.

– А где ваши главные врата?

– Не скажу. Чтобы вы туда не ходили. Еще провалитесь, потом выковыривай вас!

Но выковыривать, по меткому выражению Малю, нам вскоре пришлось его самого.

5 глава

Мы шли на пруд. Я на всякий случай держала за руку Йонни, который слушал все это открыв рот и даже забывал вставлять свои бесконечные вопросы.

Когда Малю подскакивал ближе, мы чувствовали, как он пышет жаром. Если хорошенько пробежаться на лыжах, не сняв пуховика – будет примерно то же самое. А ведь на Малю была надета всего лишь тонкая белая рубашка с кружевным воротом, как на старинной картине. Рубашка была ему великовата, сползала с плеч. Мама вечно говорит, глядя на Йонни: «У тебя шея голая!» и старается укутать его.

– Тебе бы нужно куртку, – сказала я, решив побыть мамой.

– Мне не холодно, – заверил Малю. – Я из пекла.

– Знаешь… просто у нас так не принято. На тебя будут смотреть.

– Пускай смотрят. Я ребенок хоть куда! – и он задрал нос.

– Не в этом дело, – помог мне Осси. – Прицепятся с вопросами. Всякие… ведьмы Лунд. Типа куда смотрят родители. Ты же хотел тут все спокойно обследовать. Не привлекая внимания.

Малю призадумался.

– Как это неудобно… Дома-то я в хитоне разгуливаю.

– А это что?

– Накидка с пояском, у вас амурчиков в хитонах рисуют. Я видел на открытках, один черт приволок. Вашу одежду я с трудом раздобыл, чтобы сюда вылезти.

Малю прошелся перед нами, охлопывая себя ладошками по бокам. Помимо рубашки на нем были темные брюки с переливчатым узором, которые держались на нем при помощи подтяжек, потому что были ему явно велики.

– Не очень подходящая одежда для гулянья, извини. Мы джинсы носим.

– А, деним, – протянул он пренебрежительно. – Не мой уровень! Вы что ли бедняки?

– Сам ты бедняк, – засмеялся Осси. – Джинсы все носят.

– Что за ересь! Вот я тебе у няньки свистну бархата, почуешь разницу! Модный цвет «пеленки наследника». Весь двор французских королей щеголяет!

И Малю зацокал языком.

– Не вздумай! Давай лучше тебе брюки сменим.

– Еще чего. Пощупай! Штанцы – парча. Ты глянь, какой узор. С Нобелевского лауреата снял. При всем своем уме он оказался большим озорником и угодил прямиком к нам. А подтяжки – Кекконена.

– Президент Кекконен у вас? Не может быть! – воскликнул Оскари.

– Разве я сказал, что он у нас?! Я лишь сказал, что это подтяжки Кекконена. Я спер их у того, кто спер их у него.

Малю расхаживал перед нами, сунув руки в карманы и выпятив грудь. Если бы он постоянно не поддергивал штанины, которые собирались внизу в гармошку, то обязательно наступил бы на край, и полетел кубарем. Подтяжки слабо помогали.

– Зачем тебе такие длинные штаны? Они же мешают. Запнешься и свалишься. Давай штанины закатаем, – предложила я.

– Длинные, чтобы было башмаков не видно. Точнее то, что их нет.

– Так ты босиком?!

– Можно и так сказать. Смотрите сами.

Не вынимая из карманов рук, он потянул их вверх, чтобы штанины приподнялись над землей. Обуви и впрямь не было. Но удивительнее всего было то, что там не было и ног!

Под штанинами торчали аккуратные раздвоенные копытца. Их покрывала густая челочка такого же горчичного цвета, как и волосы Малю.

– У тебя копыта, – восхищенно прошептал Осси.

– Так вот почему ты все время носишься и скачешь! – догадалась я. – А рожки у тебя есть?

– Намечаются. Зацени! Это с них огонь бежит.

Мы поковырялись в его густой шевелюре и с трудом нащупали небольшие бугорки.

– А хвостик тоже есть? Покажешь? – спросил Йонни.

Малю с негодованием на него уставился и вдруг опять заверещал:

– А ты свой хвостик, может, тоже покажешь?

– Так у меня же нет…

– Эй, несусветный, хватит орать на моего брата, – пошла я в атаку. – Что он не так сказал? Объясняй толком, а не вредничай!

– Мы не показываем хвостики! Это неприлично, – Малю верещал уже потише. – Когда мы в штанах, мы сворачиваем их крендельком на попе.

Он извернулся, сунул руку за спину, почесался и нехотя пояснил:

– Кисточка копчик щекочет.

– А если вы не в штанах?

– Тогда, как плеть, за поясок хитона затыкаем.

Мы дошли до поворота на пруд. Там на углу стоит контейнер «Uff».

– Здесь можно раздобыть тебе куртку. Сюда кладут ненужные вещи, – сказал Осси.

Малю стремглав подскочил к металлическому ящику и оглядел со всех сторон.

– А как в него залезают?

– Туда не залезают, туда бросают куртки, брюки, всякое.

– А вынуть как?

Мы обошли контейнер со всех сторон. Ручка была слишком высоко. Но Малю легко подпрыгнул, уцепился и повис на ней. К нам опустился объемный ковш. Разумеется, пустой. Конструкция устроена так, что подцепить вещи и вытянуть наружу невозможно. Но не успели мы опомниться, как Малю уже запрыгнул внутрь ковша.

– Не свались! – Оскари от неожиданности выпустил ручку, и Малю провалился внутрь. Ковш захлопнулся.

– У, – донеслось изнутри знакомое. – Темно, как в преисподней.

– Ты не ушибся?

– Тут что-то мягкое.

– Это одежда. Покопайся в ней, пока мы подумаем, как тебя вытащить.

Осси попрыгал, но ручку не достал. Но даже если бы мы ухватились и опустили ковш, было ясно, что Малю не сможет уцепиться за гладкий металл изнутри, и обратно мы его не втащим.

– Вы там заснули? Я уже выбрал куртку, – напомнил о себе Малю недовольным голосом. – Пуговицы не хватает.

– Я пришью, – пообещала я упавшим голосом. – Но мы не знаем, как тебя оттуда добыть.

– И как таких белый свет носит… Это же ваш ящик!

– Но мы не лазаем по таким ящикам.

– Тогда я сам себя добуду. Разойдись!

– Ай, ты что-нибудь испортишь! – испугалась я.

– Вот только не надо меня демонизировать, – деловито ответил Малю, вышиб стенку, вывалился наружу и потряс головой. – С полпинка! Уфф… теперь я понимаю, почему ящик так называется.

– Бегом отсюда, – округлив глаза заорал Осси.

И мы понеслись на пруд. Тогда до нас впервые дошло, что впереди – опасные приключения. Ведь теперь с нами Малю.

Важничал он пуще прежнего:

– Эту вещь я добыл в бою! Я победил железный ящик!

Нам с трудом удалось объяснить ему, что на «белом свете» вовсе необязательно с кем-то биться, чтобы получить куртку. Можно купить или просто попросить. И что за ящик нам влетит, когда узнают, кто его «победил».

Мы разглядывали обновку. Это была вполне годная вельветовая куртка с потертыми локтями и меховым воротником.

– Цвет: «блоха в обмороке», – тоном знатока объявил Малю. Вообще-то, куртка была красно-коричневой. – А что за животное по вороту? Енот?

– Это синтетика. Мы не убиваем животных ради одежды, – сказала я.

Пришлось объяснять, что и саму одежду мы выбрасываем редко. Например, наша мама – эко-активист. Она учит нас беречь мир от всякой гадости, которую изобрели люди.

Взять хотя бы пластиковый пакет. Казалось бы, такая мелочь. А сколько от него вреда! Пакеты каждый день покупают, а потом выбрасывают. Когда я думаю, сколько пакетов в день летит в мусор, мне становится трудно дышать. Так жалко природу, которая не в состоянии это переварить.

Поэтому мама из одежды, которую мы не носим, шьет мешки. Мы дарим их всем желающим. Вы по этим мешкам нас сразу узнаете! Они из разноцветных квадратов и кружков. Большие – для продуктов. И маленькие – чтобы взвесить пару яблок, например. У нас в хозяйстве нет ни одного пластикового пакета. И мы этим гордимся. А еще у нас есть «вечный мешок», который мы решили сделать семейной реликвией.

У кого-то реликвия – картина в золотой раме. У кого-то канделябр. У кого-то резная шкатулка. А у нас – крепкий матерчатый мешок! Что такого? Это мама придумала. Ему ничего не сделается. Он всех нас переживет, говорит мама.

Она попросила бабушку вышить на нем цветок. И бабушка вышила незабудку на красном квадрате. А на желтом мама вышила ромашку. И дала мне. Я хотела вышить амариллис на синем квадрате, но получилось похоже на Пизанскую башню. Мама все равно сказала, что это лучший амариллис на свете. Теперь я с нетерпением жду, когда у меня родится дочка, чтобы научить ее вышивать. Квадратиков на мешке много – это значит, что наша семья никогда не кончится.

Малю вполуха слушал меня, скептически хмыкал и вертел головой.

– Хочешь сказать, ты ходишь с мешком, а весь мир покупает пластиковые пакеты? И ты надеешься защитить этот мир – с мешком наперевес? Ахха-ха! В битве нужно оружие, а не мешки! – и Малю противно засмеялся.

Во рту у меня стало противно, как будто я селедки наелась, а воды нет.

– А вот всё и не так! Если мама носит мешок, значит, и я буду. Если я буду, значит, будет и Осси. Если…

– Ладно, я понял, как это работает! – Малю замахал на меня руками. – Вы хотите уладить дельце втихаря. Без битвы.

– Нет, это не так работает, – возразил Осси. – Зачем нам битвы?! У нас принято объяснять словами, а лучше личным примером.

Йоонас выковырял камешек в песке и плюхнул в пруд. По воде пошли круги. Они дошли до самого берега, улеглись под копытцами Малю.

– Подари-ка и мне такой мешок, Мански, – неожиданно попросил он.

– Тебе-то зачем… Ты ведь не ходишь в магазин.

– Я буду складывать туда твоих врагов, – пообещал Малю, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез.

Он потыкал меня пальцем в плечо. Видимо, это означало, что он чувствует себя виноватым и просит меня не дуться.

Вокруг пруда снег уже стаял, обнажив землю и прошлогоднюю траву. Йонни выпустил мою руку, ухватил за ладошку нового друга и доверчиво зашептал:

– Послушай, ты ведь из сказки, да?

– Это с какой стороны посмотреть. У вас тут тоже сказка.

Мы скинули кроссовки, сняли носки. Земля была мохнатая наощупь. Мы чувствовали, как холод поднимается снизу, но не может добраться до нас, потому что мы стояли на сухой траве, которую за день прогрело солнце. Это ощущение, когда воздух холодит ступни, которые ты только что достал из теплых носков, не передать словами.

– Малю, снимай свои каблуки! – закричал Йоонас.

– Они не снимаются.

– Бедный Малю! Значит, ты не можешь постоять босиком на траве? – полез с утешениями Йонни.

– По сути я босиком и стою. Я босиком везде. Просто у меня другие ноги.

– И что ты чувствуешь? Правда, здорово – босиком на траве!

– Честно говоря, ничего я не чувствую.

– Да ведь мы первый раз босиком после зимы!

– Не возьму в толк, отчего вы так переполошились.

– Жаль… Это как новая жизнь.

И мы принялись объяснять ему, что сейчас чувствуют наши ноги. А Йонни потянул Малю вниз:

– Ложись сюда и прижимайся щекой к траве.

– Колется, – сказал Малю. – Как будто папа не побрился.

– Да, похоже! – закричали мы. – Папа не побрился! Папа-трава не побрился! Ура!

Малю прав. У нас тут тоже сказка. Мы принялись валяться на берегу, кататься по земле, прижиматься к ней щеками и болтать босыми ногами в воздухе. А кое-кто болтал копытцами.