Текст книги "Битва близнецов"

В то время еще не ослабло доверие между разными расами и народами. Гномы заключили союз с орденом рыцарей, и именно они первыми пришли на помощь своим союзникам, когда орды гоблинов вторглись в Соламнию. Гномы и люди сражались бок о бок, и именно тогда на молодого Хараса неизгладимое впечатление произвели рыцарские Кодекс и Мера. Рыцари же, в свою очередь, дивились воинскому искусству молодого гнома.

Харас был выше и сильнее всех своих сородичей. Он так умело управлялся со своим боевым молотом – сделанным не иначе как с помощью самого Реоркса, – что зачастую сдерживал врага в одиночку, не дожидаясь подхода товарищей.

За его доблесть рыцари прозвали его Харасом, что на их языке и означало «рыцарь». Высшей чести для постороннего и быть не могло.

Вернувшись домой, Харас обнаружил, что слава намного его опередила. Он мог бы стать военачальником гномов, даже королем, однако у него не было столь честолюбивых устремлений. Зато в его лице Дункан обрел мудрого советника, друга и самого преданного сторонника. Поговаривали даже, что своим стремительным взлетом к вершинам власти король во многом обязан Харасу.

Но даже если это было и так, то сей факт нисколько не омрачил их отношений. Старый король и молодой герой стали друзьями, причем практицизм Дункана уравновешивал идеализм Хараса, не давая ему отрываться от земли.

А потом разразился Катаклизм. В первые, самые страшные годы, когда земля тряслась едва ли не каждую ночь, мужество и отвага Хараса стали примером для всех его соплеменников. Это он произнес зажигательную речь, которая заставила танов всех племен объединиться и назвать Дункана королем. Даже девары, которые вообще никому не доверяли, признавали Хараса, ибо только объединение гномьих племен помогло им в эти трудные годы не только уцелеть, но даже несколько увеличить численность своего клана.

Ныне, через сто лет после Катаклизма, Харас все еще оставался гномом в расцвете сил. Когда-то он был женат, но его любимая погибла во время катастрофы, а гномы если женятся, то на всю жизнь. На Харасе обрывался его род, у гнома не было сыновей, а он, предвидя уготованное миру мрачное будущее, был даже отчасти рад этому.

– Регар Огненный Горн из племени жителей холмов со товарищи!

Глашатай трижды стукнул о каменный пол тупым кон-том своего церемониального жезла. Делегация гномов вступила в зал, с гордо поднятыми головами и, торжественно ступая по гладким гранитным плитам, приблизилась к трону. Тронный зал Пакс Таркаса назывался теперь залом Совета Танов, ибо за троном стояли в ряд шесть кресел, в которых сидели представители остальных шести кланов союза горных гномов. Они ничего не решали, потому что в военное время вся власть (если точнее – вся власть, которой обладал Совет) переходила к королю, но были глазами и ушами своих танов, которым они подробно докладывали, что сказал и что сделал король.

Одновременно все шесть представителей были командирами воинских подразделений своих племен. Предполагалось, что в случае открытых столкновений армия гномов будет действовать как единый организм, однако оказалось, что войско Торбардина состоит из семи совершенно самостоятельных отдельных отрядов.

У каждого гномьего полка был собственный командир, каждое племя старалось жить своей собственной, обособленной жизнью. Стычки между ополченцами из разных племен были отнюдь не редкостью – сводились старые счеты, причем вражда зачастую Уходила корнями в глубокое прошлое. Как ни старался Дункан поплотнее закупорить эти кипящие котлы, из-под крышек нет-нет да и выплескивались кровавые пузыри древних распрей.

К счастью, перед лицом общего врага кланы все-таки объединялись. Даже одетый в лохмотья и, по обыкновению, пренебрегший утренним умыванием капитан деварского батальона Аргат, в бороде у которого были на варварский манер завязаны десятки узелков, отчаянно боролся со скукой, подбрасывая и ловя острейший кинжал и наблюдая за всем происходящим без обычного для него насмешливого пренебрежения.

Был здесь и капитан батальона овражных гномов по имени Хан-гуг. «Гуг» на языке этих гномов означало «солдат», и, таким образом, «хай-гуг» был всего лишь старшим солдатом, что сделало его посмешищем для всей армии. Для овражных гномов, однако, это было высшим отличием, и соплеменники почти боготворили Хай-гуга. Дункан, проявив незаурядную политическую прозорливость, неизменно был вежлив с капитаном овражных гномов и этим сумел завоевать если не любовь, то верность последнего до гробовой доски. Тем же, кто считал овражных гномов скорее помехой, чем реальной силой, король отвечал, что никогда не знаешь, что может понадобиться тебе в следующую минуту.

Итак, Хай-гуг тоже был в зале Совета Танов. Его кресло, правда, стояло в самом темном углу, а самому капитану строго-настрого велели сидеть тихо и молчать. Подобным инструкциям Хай-гуг способен был следовать буквально, а однажды он просидел в своем кресле два дня кряду, пока о нем наконец не вспомнили и не разрешили встать.

«Гномы есть гномы, и этим все сказано!» – гласила старая пословица, имевшая хождение среди всего остального населения Кринна. Вспоминали ее, как правило, когда речь заходила о различиях между горными гномами и гномами холмов, однако различия эти действительно существовали. Посторонний наблюдатель мог бы, конечно, их и вовсе не заметить, но для самих гномов разница была огромной.

Как ни странно, ни горные гномы, ни эльфы ни за что не хотели признаваться, что гномы холмов покинули древнее королевство Торбардин по тем же самым причинам, по которым эльфы Квалинести покинули свой родной Сильванести.

Гномы Торбардина веками вели упорядоченную, размеренную жизнь. Каждый гном четко знал свое место внутри клана, свою пещеру и свою работу. Браки между членами разных племен были делом неслыханным, а преданность своему роду служила основным мерилом, определяющим все поступки и даже мысли гномов. Контакты с внешним миром не поощрялись, да никто особенно и не стремился к этому. Самым страшным наказанием для гнома было изгнание, по-сравнению с которым даже смертная казнь казалась более гуманной и милосердной. Идеал и высшее счастье, по представлениям гномов, состояли в том, чтобы родиться, жить и умереть, не выходя ни на шаг за пределы Торбардина.

К несчастью, это была – во всяком случае, в прошлом – просто красивая мечта. Гномам приходилось постоянно отстаивать свои владения с оружием в руках, а стало быть, хоть как-то общаться с внешним миром. Даже если никто не собирался вторгаться в пределы гномьей страны, обязательно находились люди, желавшие воспользоваться искусством гномов в обработке камня и готовые щедро платить за работу. Прекрасный город Палантас, как : и многие другие города Кринна, был выстроен целой армией трудолюбивых гномов, лучших мастеров Торбардина. Так появились среди гномьего народа бродяги, изрядно попутешествовавшие на своем веку, насмотревшиеся на внешний мир, а от этого, сами понимаете, ничего хорошего ждать не приходится. Именно эти гномы первыми заговорили о браках между разными кланами и о меновой торговле с людьми и эльфами. Они чуть ли не в открытую высказывали свое желание жить не в пещерах, а под открытым небом. Но самой крамольной и наиболее вредной оказалась растлевающая умы и сердца идея о том, что в мире есть вещи поважнее, чем работа с камнями, пусть и драгоценными.

Наиболее трезвомыслящие гномы усмотрели в этом прямую грозу самому общественному устройству и традиционному укладу жизни, и раскол был предрешен.

Те, кто хотел, ставили свои родные пещеры под Торбардинскими горами; однако расставание прошло не так гладко, как ожидалось. С обеих сторон прозвучало немало резких слов, и только тогда было положено начало непримиримой вражды, которая продолжалась уже не одно столетие. Те, кто уходил, направили свои стопы к холмам, где жизнь была, по крайней мере, свободной, хотя и не совсем такой, на какую они надеялись. Зато они могли свободно жениться, на ком хотели, могли уезжать и приезжать, когда заблагорассудится, зарабатывая себе на жизнь своими собственными руками. Оставшиеся же гномы лишь теснее сомкнули ряды, и жизнь их теперь вовсе перестала меняться.

Обо всем этом размышляли король и посол народа холмов, меряя друг друга изучающими взглядами. Должно быть, оба думали о том, насколько знаменательным может стать этот исторический момент, ибо за несколько столетий два народа впервые встречались вот так, лицом к лицу.

Регар Огненный Горн, один из старейшин наиболее влиятельного клана гномов холмов, был немного старше Дункана. Этой зимой старый гном готовился встретить свой двухсотый день рождения, но на вид он казался намного моложе, так как был крепок телом и духом. В его роду все были долгожителями, чего, к сожалению, нельзя было сказать о сыновьях Огненного Горна. Их мать умерла от сердечного приступа, а недавно обнаружилось, что и сыновья Регара подвержены той же болезни. Несколько лет назад он похоронил старшего из них, а теперь сходные симптомы приближающейся смерти Огненный Горн подметил у среднего – молодого семидесятидвухлетнего гнома, который только недавно женился.

Закутанный в меха и звериные шкуры, посол имел столь же варварский вид, что и капитан Аргат, правда, выглядел он намного чище девара. Регар стоял, широко расставив ноги, и сурово рассматривал Дункана из-под таких густых и низких бровей, что многим было непонятно, как он вообще что-нибудь видит.

Волосы и борода его – аккуратно расчесанная, заплетенная в косу и заткнутая спереди за пояс – отливали серебром. Вид у посла и так был довольно внушительный, а стоявшие по сторонам его соплеменники-гномы, одетые почти так же (разве что бороды у них были покороче и не такие седые), еще усиливали это впечатление.

Король Дункан без трепета встретил взгляд Регара – эта «игра в гляделки» была древним обычаем гномов; были известны случаи, когда двое противников упорствовали до тех пор, пока не начинали валиться с ног от напряжения.

В таких ситуациях приходилось вмешиваться третьей, нейтральной стороне, чтобы развести противников. Единственное, что позволил себе Дункан, – погладить свою длинную в завитках бороду, которая свободно падала ему на грудь и живот.

Это был знак удовлетворения, и Регар, не подавая вида, что заметил его, вспыхнул от гнева.

Шестеро представителей гномьих кланов стоически молчали, изготовившись к долгому ожиданию. Гномы из свиты Регара расставили ноги и уставились в пустоту прямо перед собой. Капитан деварского батальона продолжал подбрасывать и ловить свой сверкающий кинжал, что раздражало всех присутствующих без исключения.

Хай-гуг сидел в своем углу, всеми позабытый, и единственным, что напоминало о его присутствии, был характерный запах овражного гнома, который никак нельзя было истребить.

Король подумал, что скорее Пакс Таркас обветшает и обрушится им на головы, чем кто-нибудь осмелится нарушить напряженное молчание. И действительно, состязание в выдержке и терпении продолжалось довольно долго, пока наконец Харас не втиснулся между посланником и королем. Как только его могучие плечи заслонили двух гномов друг от друга, оба воспользовались этим, чтобы опустить взгляды, не уронив при этом собственного достоинства.

Поклонившись своему королю, Харас обернулся к Регару и поклонился ему с подчеркнутым уважением. Исполнив свою миссию, советник отступил в сторону.

Представители обеих сторон могли теперь говорить свободно, как равные, хотя у каждого из mix были свои представления о том, насколько они равны в действительности.

– Я удостоил тебя аудиенции, – заговорил Дункан, – и почтил тебя своим вниманием, посланник Регар, чтобы узнать, какие причины побудили наших дальних родственников прибыть в королевство, которое они предпочли покинуть столько лет назад.

– В истории нашего народа тот день, когда мы навсегда отрясли со своих ног прах вашего каменного склепа, считается одним из самых великих дней, – парировал Огненный Горн. – С тех пор мы живем под открытым небом, как подобает честным гномам, вместо того чтобы подобно ящерицам скрываться в расселинах и пещерах.

Регар похлопал себя по заплетенной в тугую косу бороде; Дункан погладил свою. Оба гнома поглядели друг на друга с откровенной угрозой во взгляде, а представители народа холмов закивали головами: они определенно считали, что Регар вышел победителем из первого раунда словесных состязаний.

– Для чего же эти честные гномы вернулись в старый пыльный склеп? – вопросил Дункан. – Уж не для того ли, чтобы ограбить могилы?

И король с довольным видом откинулся на спинку трона.

Шестеро горных гномов – представители кланов – одобрительно зашептались.

Им казалось, что их король отыграл проигранное очко.

Регар вспыхнул.

– Разве гном, который возвращает себе то, что было у него украдено, может называться вором? – резко спросил он.

– Я не понимаю, в чем смысл твоего вопроса, благородный Регар, – ровным голосом ответил Дункан. – У вас ведь нет и не было ничего такого, что стоило бы красть. Я слыхал, что даже кендеры обходят стороной ваши земли.

На этот раз шестеро представителей кланов за спиной короля с одобрением засмеялись, в то время как гномы холмов в буквальном смысле тряслись от ярости.

Им было нанесено смертельное оскорбление. Харас только вздохнул.

– Я мог бы рассказать тебе кое-что о воровстве, – прорычал Регар, справившись со своим гневом. – Подряды – вот что вы крали! Вы брали меньшую плату, вы работали себе в убыток только для того, чтобы вырвать из наших ртов лишний кусок хлеба! Вы даже совершали набеги на нашу землю, утоняли скот и воровали зерно. До нас дошли сведения о богатстве, которое вы скопили, и теперь мы пришли потребовать то, что принадлежит нам по праву! Не больше и не меньше!

– Ложь! – проревел Дункан, впиваясь пальцами в подлокотники трона. – Все это ложь! Какие бы богатства ни хранились в наших пещерах под горами – это наши богатства, заработанные нашими руками и нашим потом. А вы, словно блудные дети, возвращаетесь к порогу нашего дома и начинаете хныкать, что у вас от голода сохнут кишки. Вы привыкли проводить свои дни в праздности и лени, а теперь требуете, чтобы мы отдали заработанное нами честным трудом... – Король сделал оскорбительный жест. – Вы и выглядите-то как нищие попрошайки!

– Попрошайки, вот как? – взревел Регар, и его лицо налилось пунцовой краской ярости. – Нет, клянусь бородой великого Реоркса! Если бы я умирал от голода, а кто-нибудь из вас подал мне корку черствого хлеба, я плюнул бы ему на башмаки! Попробуйте-ка оспорить, что вы построили эту крепость почти на нашей территории! Попробуйте только сказать, что это не вы настроили эльфов против нас и вынудили их прекратить с нами торговлю! Попрошайки! Нет, тысячу раз – нет! Клянусь молотом Реоркса и его наковальней, мы вернемся в Торбардин, но вернемся как завоеватели! Мы возьмем то, что принадлежит нам, а заодно преподадим вам урок, который вы не скоро забудете!

– Вы придете как трусы, – поддразнил гнома Дункан. – Вы придете, прячась за черными полами плаща великого мага, прячась за блестящими щитами воинов-людей, жадных до чужого добра. Вот увидите, они используют вас, а потом зарежут из-за угла и обчистят ваши трупы!

– Кто бы говорил об ограбленных трупах! – прервал короля Огненный Горн. – Вы обворовывали нас на протяжении столетий!

Представители горных кланов повскакивали с кресел, а гномы холмов сбились в плотную группу. Высокий, истерический хохот девара перекрыл громоподобные проклятья, сыплющиеся с обеих сторон, и только Хай-гуг скорчился в своем темном углу, открыв от удивления рот.

Великая война могла начаться прямо в зале Совета Танов, если бы Харас не выбежал вперед и не встал между разгорячившимися гномами. Его высокая фигура выглядела весьма внушительно, а сильные руки, расталкивавшие готовых вцепиться друг другу в бороды гномов, помогли восстановить видимость спокойствия, хотя оскорбительные выкрики еще некоторое время продолжали раздаваться с обеих сторон. Наконец в зале установилась мрачная, напряженная тишина.

В этой тишине и прозвучал глубокий и исполненный печали голос Хараса, – Давным-давно я молил богов о том, чтобы они дали мне силу для борьбы со злом и несправедливостью. Реоркс ответил мне и допустил к своему волшебному горну, и там, в кузнице самого бога, я выковал и закалил этот боевой молот. С тех пор он сверкал во многих битвах, поражая зло и защищая мой родной дом от всех его врагов. Неужели ты, мой король, потребуешь, чтобы я отправился на войну против своих сородичей? А вы, мои двоюродные братья, неужели у вас хватит смелости начать эту кровопролитную воину? Ведь именно к войне, к братоубийственной войне приведут ваши необдуманные слова, высказанные в минуты гнева, и даже я вынужден буду поднять молот, чтобы защитить свой дом. Неужели мы все этого хотим?

Никто не проронил ни слова. Гномы мрачно сверкали глазами, но обе стороны выглядели пристыженными. Искренние слова Хараса тронули многие сердца, только на двоих его речь не произвела никакого впечатления.

Эти двое были уже не молоды, и оба давным-давно расстались со всеми иллюзиями относительно того, какие законы правят миром. И король, и Регар знали, что пропасть стала слишком широка для того, чтобы перекинуть через нее мост из цветистых фраз. Но что-то все же необходимо было сделать.

– Выслушай же мое предложение, король Дункан, – сказал Регар, отдышавшись.

– Отзови своих воинов из крепости, отдай Пакс Таркас и земли, что его окружают, нам и нашим союзникам-людям. Отдай нам половину тех богатств, что спрятаны под горами, – эта половина все равно не принадлежит вам – и позволь тем из нас, кто предпочтет безопасность уютных пещер свободной жизни под вольным небом, вернуться в Торбардин. Убеди эльфов возобновить торговлю с нами и подели пополам строительные подряды. За это мы вспашем и засеем земли вокруг Торбардина и станем продавать вам урожай по цене меньше стоимости зерна, которое вы выращиваете под землей. Если потребуется, мы будем защищать ваши границы и ваши горы.

Харас бросил на короля умоляющий взгляд, надеясь убедить его хотя бы обдумать это предложение, однако Дункан выглядел непреклонным.

– Убирайтесь! – прорычал он в гневе. – Возвращайтесь к своему черному магу и к вашим друзьям людям! Посмотрим, сумеет ли ваш маг справиться с каменными стенами нашей крепости, сможет ли сдвинуть с места хотя бы маленький камешек в наших чертогах под горами. И мы еще поглядим, надолго ли люди останутся вашими друзьями и союзниками! Я уверен, что все изменится в одночасье, как только над лагерными кострами закружат холодные ветра и первая кровь прольется на снег!

Регар в последний раз посмотрел на Дункана и покачал головой. В глазах гнома пылала такая ненависть и злоба, что взгляд его был равносилен удару.

Затем, повернувшись на каблуках, он махнул рукой своим спутникам и быстро вышел из зала Совета.

Известие об аудиенции и о том, чем она закончилась, распространилось быстро. К тому времени, когда гномы холмов готовы были покинуть крепость, на стенах было полным-полно их новообретенных врагов, выкрикивавших оскорбления и ругательства. Несмотря на это, Регар и его свита отъехали от Паке Таркаса, ни разу не оглянувшись назад.

Харас в это время был еще в зале, наедине с королем (если не считать всеми позабытого Хай-гуга). Шестеро представителей вернулись к своим кланам, чтобы донести до танов известие о том, чем кончились переговоры. В некоторых пещерах уже пошли по кругу кружки с элем и «гномьей водкой» – горные гномы пили за грядущую войну. Теперь в стенах Пакс Таркаса, воздвигнутого как памятник миру, раздавались воинственные песни и хриплый хохот.

– Разве трудно было немного поторговаться с ним, тан? – спросил Харас с сожалением в голосе.

Дункан, чей внезапный гнев успел остыть, поглядел на своего друга и советника и покачал головой. Его седая борода тихо зашуршала по воротнику парадного платья. Он вправе был не отвечать на столь дерзкий вопрос, однако никто, кроме Хараса, и не осмелился бы его задать.

– Харас, – прочувствованно сказал король, доверительным жестом опуская ладонь на плечо гнома. – Скажи мне честно, много ли у нас под горами сокровищ?

Или мы действительно ограбили наших двоюродных братьев? Разве мы совершаем набега на их земли и на чьи бы то ни было земли вообще? Разве справедливы их обвинения?

– Нет, – покачал головой советник, встретившись взглядом с глазами короля.

Дункан вздохнул.

– Ты сам видел, что за урожай собрали мы в этом году. Ты знаешь, сколько денег осталось в казне, да и те нам придется истратить, чтобы запасти хоть что-нибудь на зиму.

– Так и скажи им это! – искренне ответил Харас. – Скажи им правду. Они не чудовища, а такие же гномы, как и мы. Они поймут...

Дункан улыбнулся устало и печально.

– Нет, они не чудовища. Но, что еще хуже, они как дети. – Он пожал плечами. – О, мы можем сказать им правду, можем даже показать им наши закрома и сокровищницу. Но дело в том, что они нам не поверят. Они не поверят даже собственным глазам! Почему? Да потому, что они не хотят в это верить!

Харас нахмурился, но король терпеливо продолжал:

– Они не захотят поверить нам, мой друг. Более того, они вынуждены не верить. На этом строится их единственная надежда уцелеть нынешней зимой. Кроме этой надежды, у них нет ничего. И неудивительно, что они готовы сражаться за свою надежду. Я их понимаю, но, к счастью или к несчастью, я не их король.

Взгляд Дункана на мгновение померк, и Харас, с удивлением глядя на него, внезапно понял, что недавний гнев короля был хорошо разыгранной ролью, маской, которая только сейчас спала с лица верховного тана.

– Теперь, по крайней мере, они могут вернуться к своим женам и голодным детям и сказать: «Мы сразимся с угнетателями. Когда мы победим, вы снова сможете есть досыта!» Это поможет им позабыть о своих пустых желудках хотя бы на время.

Лицо Хараса исказилось, как от боли.

– Но разве обязательно доводить дело до войны?! – воскликнул он. – Я не сомневаюсь, что мы могли бы поделиться тем немногим, что у нас...

– Друг мой, – негромко сказал король, – я клянусь тебе молотом Реоркса, что, если бы я согласился на их условия, мы все непременно погибли бы. Наши племена прекратили бы свое существование.

Харас, потрясенный, уставился на него.

– Дела обстоят так плохо? Король только кивнул в ответ.

– Именно так. Об этом мало кто знает – только вожди племен, а теперь вот и ты... Поэтому я прошу тебя – держи язык за зубами. Урожай едва не весь погиб.

Наши амбары пусты, в казне почти нет денег, а нам предстоит еще готовиться к войне. Этой зимой придется ввести жесткие нормы на продовольствие – только так, по нашим подсчетам, мы сумеем с нынешними запасами дотянуть до весны, да и то едва-едва. Даже сотня лишних ртов и та может...

Дункан не договорил, но все было ясно и без слов.

Харас некоторое время стоял молча и размышлял, затем поднял голову, и глаза его блеснули.

– Если это правда, то будь что будет! – сказал он суровo. – Лучше yмереть от голода, чем сражаться со своими братьями.

– Это слова благородного гнома... – ответил король, но гром барабанов, раскатившийся по коридорам и залам Паке Таркаса, прервал его. Глубокие голоса жрецов зазвучали под сводами старинной крепости, выкликая слова древних, как сам мир, боевых заклинаний. – Но словами сыт не будешь! – Король повысил голос, чтобы перекричать тяжелый, грозный гул. – Их нельзя пить, нельзя обернуть вокруг озябших ног или сжечь в очаге, чтобы согреться. И даже самые благородные речи не смогут успокоить ребенка, у которого живот сводит от голода.

– А как насчет детей, отцы которых уйдут на войну, чтобы никогда не возвратиться? – перебил короля советник.

– Что ж, – Дункан покачал головой, – они будут горевать месяц, два, но в конце концов успокоятся. Во всяком случае, все это время у них будет небольшая ежедневная порция еды и угля. Впрочем, трудно сказать, что лучше...

С этими словами король поднялся с трона и вышел из зала Совета. Он снова шел на дозорную башню.

* * *

Пока Харас разговаривал с королем в зале Совета, Регар Огненный Горн и его товарищи ехали на своих коротконогих и мохнатых горных пони прочь от Пакс Таркаса. Грубые насмешки и оскорбления все еще звучали у них в ушах. На протяжении нескольких долгих часов Регар не произнес ни одного слова и очнулся от своей мрачной задумчивости лишь тогда, когда они отъехали от крепости уже довольно далеко. На перекрестке дорог старый гном натянул поводья и остановился.

Обернувшись к самому молодому из сопровождавших его гномов, посол сказал ровным, бесцветным голосом:

– Ты поедешь дальше на север, Даррен Железный Кулак.

С этими словами старый гном вытащил из-за пояса потертый кожаный кошелек.

Оттуда он достал свою последнюю золотую монету. Огненный Горн долго глядел на нее, затем вложил в протянутую ладонь Даррена.

– Вот. Этим ты оплатишь переправу через Новое море. Отыщи этого Фистандантилуса и скажи ему... скажи ему...

Регар замолчал – то, что он должен был сказать, не лезло ни в какие ворота, но другого выхода он не видел. Это решение он принял, уезжая из Пакс Таркаса под свист и улюлюканье горных гномов. Ухмыльнувшись, он продолжил хрипло:

– Найди Фистандантилуса и скажи ему, что когда он окажется под стенами Пакс Таркаса, его будет ждать армия гномов, готовая сражаться на его стороне...