Текст книги "Как до Жирафа 2. Сафари на невесту"

8

Бабушка ушла раздавать распоряжения, и я осталась одна. Мне невероятно захотелось поговорить с Андрюшей, поделиться и сказать, что я отчаянно скучаю. Ведь несмотря на внимание новых знакомых и родственников, похвалы, приветствия, угощения, песни, мне не хватало именно его! В моей груди образовалась дыра, хоть я и улыбалась. Вот что значит воспитанность, привычка держать лицо, а под ним скрывать всё в себе, как приучила меня другая моя бабушка. Ох, надеюсь, я вела себя прилично во время того провала в памяти и действительно никак не проявила внешне, что я чувствую! Червячок сомнения зашевелился в душе. Это ужасно – не помнить! Я же всегда стараюсь себя контролировать, а тут… Впрочем, главным было желание снова услышать, увидеть Андрюшу. Я набрала его номер в Вотс Апе. Увы, он был оффлайн. Написала:

«Скучаю. По тебе и по Машеньке»

Подумала и приписала «Очень!!!» и набрала по обычному телефону. Плевать на роуминг! Увы, мой царевич был недоступен.

Я посмотрела на часы: Машенька, должно быть, в садике. Кольнула совесть: и её я, выходит, оставила, поддавшись эмоциям. Но волшебное действие «кофе в постель» ещё не развеялось, и я решила набрать домашний номер Андрюши. Мало ли, вдруг Алина Васильевна, няня Машеньки, ответит. Или горничная. Расскажет, как они.

Пара длинных гудков, и детский голос ответил:

– Алё…

– Машенька, Солнышко моё! – растаяла я. – Это Катя.

– А тебя почему тут нету? – спросила Машенька.

– Малышка, девочка моя, – растерялась я, – я к бабушке уехала знакомиться.

– Бабушка тута.

– У меня тоже есть бабушка. У тебя своя, у меня своя. Далеко, в Грузии.

– Поэтому дедушка сказал, что ты чужая тётя?

Боль захлестнула сердце снова.

– Не знаю, – на глаза сами собой навернулись слёзы. Я сдержалась и спросила: – А почему ты не в садике, Котёнок?

– У меня сопли.

– А папа на работе?

– Мапа полетел за длакончиком далеко-далеко. А дедушка с бабушкой лугаются, чем меня колмить. Ты плиедешь, поставишь мне мультики?

Я почувствовала себя предательницей.

– Приеду, малышка. Только не сегодня.

– Завтла?

– Может быть, я постараюсь…

– Плиежай. Я соскучилася. И мапа глустный.

И вдруг фоном раздался бас Виктора Геннадьевича:

– Маша, я же говорил: не бери трубку. Это взрослые должны делать! – и тут же послышалось раскатистое прямо мне в ухо: – Да! Я слушаю.

– Здравствуйте, Виктор Геннадьевич, – пролепетала я. – Это Катерина.

– Ах, Катерина? Ну здравствуй, – недовольно ответил он.

– Виктор Геннадьевич, я завтра же вернусь… Или сегодня, если получится. Просто меня очень хотела видеть бабушка, а Андрюша не мог…

– Можешь не торопиться! – отрезал старший Жираф. – Андрей в Китае. Потом летит в Москву и Питер. У нас горит расчет бюджета на следующий год. И закупки на школьный сезон. Андрей будет занят ещё долго. Поэтому Машу сегодня бабушка забирает в Сочи.

– Не нужно в Сочи, я вернусь и с ней буду!

– Всё уже решено без тебя. Веселись.

Сказано это было так, будто мне предлагалось с задорными песнями зарубить себя бензопилой, лично упаковаться и зарыться в песочном кургане.

– Я поняла. До свидания, Виктор Геннадьевич.

– До свидания.

Я положила трубку и совсем сникла. У них всё решено. Вспомнилось Андрюшино: «Моя семья, мой бизнес, мой ребёнок». Да, наверное, я и сама виновата. В английском есть такое выражение “overreacted”, то есть прореагировала с избыточной эмоциональностью. Но мне же правда было больно! А теперь ещё больнее – показалось, что за сутки меня вычеркнули из жизни, будто я и не существовала. Все, кроме Машеньки…

Я сглотнула слёзы. И ведь сердце подсказывало, что я рано радовалась. Пожалуй, вообще радоваться – опасно. И желать быть счастливой тоже. Я поводила пальцем по кофейной гуще на матрасе. Она больше не веселила. Я резко встала, пошла в ванную, закрылась там. Включила на полную воду и разревелась от души. Сидела и запойно ревела, даже не сразу расслышала стук в дверь.

– Кати, хороший мой! Ты там не утонул? – прогромыхала за дверью бабушка.

– Всё хорошо, – соврала я.

– Тогда выходи. Завтракать будем. Или уже обедать.

– Я скоро. Сейчас, бабушка.

Вытерла слезы, умылась холодной водой, привела себя в порядок. Нос в зеркале покраснел, дыра в груди стала ещё больше. Я улыбнулась резиново, пригладила ещё раз волосы. Открыла дверь и прошла в гостиную.

– Ай, не хорошо врать бабушка! – выдала мне бабушка Алико, едва увидела меня. – Ты почему опять плакал?

Я моргнула.

– Опять?

– От вина плакал. Сегодня плакал. Что такое? Тебе плохо у бабушка Алико?

– Нет-нет, всё хорошо.

Бабушка цокнула языком, снова ткнула пальцем в потолок и покачала головой. Пауза была неприятной. Из открытого окна доносились свежие запахи сада и, казалось, что где-то за забором море. Я думала секунд десять, а потом решила: а, и ладно, расскажу всё, как есть. Чтобы эта прекрасная женщина не чувствовала себя обманутой и не гордилась мной больше. Зачем? И эта радость всё равно кончится! Пусть уж сразу! Я набрала в грудь воздуха, высморкалась и выпалила:

– Бабушка, я не та, кого ты так ждала. Я обидчивая, закомплексованная, неуверенная в себе и эгоистичная, как говорила моя другая бабушка. Я ошибка моей мамы. Я постеснялась тебе сразу сказать, но у меня есть жених… или был…. кажется. Потому что его отец, Виктор Геннадьевич, против нашей свадьбы, и он сам, кажется тоже! Теперь не отвечает на мои звонки, смски после того, как мы поссорились. Я люблю его, его доченьку-малышку Машеньку люблю, но совершенно ничего не понимаю в воспитании. И поэтому сбежала почти, приехала без них, как дура, обиделась. И да, тебе некого будет пририсовывать на семейном древе, ведь я не могу иметь детей. Прости…

– Вайме… – охнула бабушка.

Точно разочаровалась. Я всех разочаровываю – у меня дар, мне даже можно гран-при выдать «разочарование года».

Шмурыгая носом, я прогундосила:

– Зачем тебе такая внучка? Ты можешь отправить меня домой, я пойму. Потому что гордиться тебе нечем. Я сама сегодня же куплю билеты обратно, если хочешь.

– Вайме, – повторила бабушка, покряхтела, пофыркала и крепко обняла – так, что аж дышать нечем стало. Мы постояли так молча, а потом бабушка запричитала: – Бедный мой, маленький Кати. Дурной немножка совсем, очень глупый…

Потом усадила на стул, сама села напротив и заявила:

– Я всё понял: этот твой царевич Жираф – тот ещё баран!

Я опешила и даже перестала плакать:

– А откуда ты знаешь про Жирафа?

– Ты сам вчера рассказал, – пояснила бабушка. – И мне рассказал, и Бадри рассказал, и дедушка Вахтанг… И Гига рассказывал, только он по-русски не говорить.

Ой… Стыдно-то как! А бабушка продолжала:

– Потом ты плакал и заснул. Пить сегодня вино немножко будешь. Мало-мало. А про Жирафа расскажи теперь подробно, а то вчера не понятно было. Все сначала думали: вай, какой жираф? В зоопарк ты, что ли, работаешь? Почему Старший Жираф, младший Жираф, а? Объясни бабушка.

Я вздохнула, вытерла платком нос и рассказала всё, как на духу.

– Ты только не обижайся, – сказала бабушка, – но ты, мой драгоценный Кати, тоже баран немножко.

– Да, – кивнула я.

– Мужчина критиковать при дитё нельзя-я, ни при ком нельзя. Это потом, в спальне скажешь: вай, дорогой, ты не прав, ты совсем дебил, где твой мозг был; чёрное – это чёрное, а не белое. Можешь даже поругаться сильно и побить немножка, но только когда вдвоём. А при всех, при дочке нельзя. Она отец уважать должен!

Я тяжело вздохнула в ответ.

– Любишь его? – уточнила бабушка.

– Очень. Но если он меня не любит, навязываться не стану. Я никогда не навязываюсь.

– Вах, гордый! Настоящий грузинка, молодец! – сказала бабушка.

Мда, настоящий грузинка, гордый, глупый, драгоценный баран – прекрасное сочетание, хоть «Золотое Руно» пиши заново. Бабушка подумала немного, затем покачала головой и хитро прищурилась.

– Ну я не знаю, что там твой баран… ой, прости, Жираф думает. Но положись на бабушка! Бабушка умный, весёлый, придумал кое-что.

– Что, бабушка? – удивилась я.

– Тебе не скажу, а то испортишь всё. Ты вон какой горячий: басом поёшь, стаканы бьёшь, слёзы льёшь. Положись на меня, мой сердце.

– А вдруг…

Бабушка округлила карие глаза.

– Ты мне доверяешь, дорогой?

– Да, – кивнула я, и почувствовала, что в сердце действительно есть к моей новой бабушке абсолютное доверие.

– Тогда делай, что говорю. И всё. А если Жираф совсем баран и не любит, нового лучше тебе найдём. Хочешь лев, хочешь зебра, хочешь антилопа Гну!

– Нет, не хочу нового, пожалуйста! – взмолилась я.

– Значит, этого завоевывать будем. Как царь Тамар! – торжественно сказала бабушка, грузно встала и потёрла руки: – А теперь пойдем кушать и хинкали лепить. Царь Тамар тоже лепил. Во-о-от…

9

Тбилиси встретил меня солнцем и запахом юга, правда не таким, как в Шанхае. Там влажнее гораздо. Здесь пахло распаренной хвоей и жасмином. Явно не Москва. И не Ростов даже. Чтобы у нас в мае, и жасмин?.. Голова слегка кружилась после долгих перелётов, сна наперекосяк и мыслей в кучу. Я вышел из аэропорта. Горы, зелень, таксисты.

Надо собраться. Мятым и несвежим я знакомиться не поеду. Так что я позволил возрастному водителю с носом толстого коршуна и кепкой-плацдармом поймать себя в сети, назвал адрес гостиницы, которую успел забронировать через Интернет, ожидая рейс. И поехал, сонно глядя в окно.

Вообще дурдом какой-то, если подумать. Я волновался так, словно мне предстояло увидеть не только эту проклятую старушенцию, но и Катю в первый раз. Как долбанный жених в средневековье, которому до алтаря невесту не показывали.

Айфон мой почил в бозе после медового СПА, пришлось купить новый. И вроде бы контакты с симки восстановил, но что-то пошло не так: Вотс Ап толком не работает, звонки принимает через раз, греется. Только из группы «Жираф. Закупки» сообщения приходят, а от Кати ничего. Или я тупой. Аж вспомнилось, как дед мне второго января пожаловался: «У меня Вконтакт сломался». «Как это?» – удивился я. Дед расстроенно вздохнул: «Новый год, а мне никто открыточки не прислал». Мне аж стыдно стало, хотя я думал, что телефонного звонка и приезда в гости ему достаточно. Теперь деду картинки шлю по делу и без. Пусть радуется!

Неужели Катерина так сильно на меня обиделась? Если бы моя мама так дулась на отца каждый раз, когда он орёт, я бы не родился. Думаю, и до зачатия бы не дошло. Хоть мама и говорит, что в молодости папа был другим, мне как-то не верится.

Я расстегнул пиджак и ослабил галстук.

– Тепло тут у вас, – сказал таксисту.

Клювастый нос радостно повернулся ко мне. Глаза засияли.

– Конечно, дорогой, а как же? Ты в Тбилиси приехал! А «тбили» означает «тёплый».

– Не знал, – равнодушно заметил я.

– Первый раз тут? – с воодушевлением представителя сетевого маркетинга отозвался таксист.

Я даже испугался, что сейчас начнет впаривать гипоаллергенный порошок, выгодные инвестиции в реконструкцию сарая или натяжные потолки со звездным небом, поэтому только кивнул. Чем вызвал ещё больший восторг.

– О, друг, значит, ты и легенду не знаешь, как город наш появился!

Я пожал плечами. Водиле уже и этого не надо было. Лихо руля и сигналя от души, он принялся рассказывать. Причем с таким упоением, словно за каждое слово ему по евро платили.

– Легенда есть. В один солнечный, как сегодня, день, отправился на охоту грузинский царь Вахтанг Горгасали. Конечно, со своим любимым соколом. И тут смотрит: фаза-а-н! Красивый такой птичка, большой! Царь Вахтанг выпустил охотничьего сокола, а фазан давай убегать. На крыльях убегать, не ногами, конечно. Ноги у фазана так себе, не очень крепкий. Сокол за ним. И туда, и сюда. Царь смотрит на них, волнуется. И вот птицы за гору залетели и… никого, – таксист сделал театральную паузу и большие глаза, а потом вдруг расцвел: – Царь, конечно, за ними поскакал. Искал-искал, искал-искал, жарко стало, устал даже. Вдруг видит: сидит его сокол около источника, а из того пар валит. И что ты думаешь? Что думаешь, было в том источнике?!

От избытка эмоциональности он стукнул меня по плечу. Я поморщился – не люблю такого панибратства.

– Ну что, скажи, что?! – не унимался грузин.

– Шашлык? – ляпнул я, чтобы отстал.

– Почти угадал, друг! Почти угадал! В источнике плавал фазан! – Голос грузина от восторга стал тонким – вот-вот сорвется на песню. – Представляешь? Сам упал. Сам сварился! Царь обрадовался очень…

– Ну еще бы! Не ощипывать, не готовить, – съязвил я.

– Правильно, дорогой! – продолжал радоваться грузин.

У меня зародилось подозрение, что я – первый его пассажир за неделю, иначе чего бы он так радовался?

– И что дальше? – спросил я из вежливости.

– Как что?! О! – таксист аж выпустил руль из рук, но, к моему счастью снова схватился и резко завернул на улицу, где дома были построены прямо на скале.

Живописненько.

– Царь Вахтанг обрадовался и велел баню построить вокруг источника. От той бани пошел целый квартал, потом ещё один, и ещё. И родился наш прекрасный Тбилисо! Вот как!

Видимо, в этом месте полагалось испытать катарсис и расплакаться от счастья, но я только сдержанно кивнул.

– Обязательно в бани сходи в Абанотубани, – не унимался таксист, – сразу расслабленный будешь. Это ты такой невеселый, потому что в бане не был! Там и Пушкин был, и Есенин был, и Грибоедов был, даже Дюма, который про мушкетеров весёлую историю написал, и тот был!

– Значит, точно надо сходить, – выдавил я из себя последние нотки вежливости.

– Друзей бери, вино, Боржоми. Банщика закажи. Он с тебя семь шкур сдерет, водой ледяной обольет, кипятком…

– Приятная перспектива, – усмехнулся я.

– Зато потом совсем новый будешь. Если надо, отвезу.

И тут я по взгляду грузина понял, что это был намёк, выглядывающий из-за угла, что выгляжу я совсем не презентабельно. Хм… Я не стал артачиться, взял визитку, на которой золотыми буквами было выведено «Тамаз. Лучшее такси в Тбилиси!!!» на пяти языках. Я распознал только два: русский и английский. Подумал и спросил:

– Послушай, Тамаз, ты же многое в Тбилиси знаешь?

– Всё что хочешь, спроси!

Я назвал адрес.

– Знаешь, где это?

Грузин многозначительно закивал:

– Хороший район, престижный. Там элита городская живет, дипломаты разные, бизнесмены. Дома большие! Недалеко отсюда. Там твои друзья?

Не хотелось распространяться, но показалось, что мне этот тип еще может пригодиться. Мало ли что?

– Невеста.

Тамаз понимающе покачал головой.

– Красивая?

– Очень.

– Поздравляю!

– Отвезешь меня туда, скажем… через два часа.?

– Не вопрос, дорогой! Конечно, отвезу!

* * *

Гостиница в Старом городе оказалась невысоким зданием из красного кирпича и надстройкой с парой этажей белых ажурных балкончиков. Вообще эти балкончики были в Тбилиси повсюду: плюнь-не плюнь, всё равно попадёшь. Южная экзотика! Я окинул взглядом окрестности: закругленный угол улицы, забор из кирпича тоже круглый, веранда со столиками, по другую сторону – буйство деревьев и припаркованных автомобилей. Прямо по курсу за шоссе – каменная стена, словно обрезанная ножом скала, а на ней старинная церковь. Подванивало тухлым яйцом.

– Бани тут как раз рядом! Серные! – залихватски крикнул мне из машины таксист.

У меня аж под лопаткой зачесалось. «Помылся бы ты, ёжик», – сказал я себе. Прям как в детском анекдоте, который откуда-то подхватила Маруська и рассказывает через два дня на третий, отчаянно заливаясь смехом на каждой фразе и делая хитрые лисичкины глаза.

Я махнул рукой таксисту и скрылся за резными деревянными дверьми. Во вполне приличном холле не говорящая по-русски девушка администратор вручила мне ключ от номера, и я, наконец, смог растянуться во всю длину на кровати. После двух ночей в самолете это было почти так же, хорошо, как секс. Но я поднял себя буквально за шкирку и запихнул в душ. Там уже почувствовал себя человеком. Вызвал горничную погладить рубашку и привести в порядок костюм, и вдруг вспомнил, что не вывел телефон из авиарежима. Только ткнул на «самолетик», раздался звонок.

– Ты где, чёрт побери, Андрей? – прогромыхал папа.

– В Тбилиси.

– Зачем?!

– Не за чем, а за кем. За Катей.

– Я тебя на работе жду! Какого чёрта?!

– Слушай, я все твои срочные задания выполнил. Теперь у меня законный отпуск, который ты, кстати, подписал! – заявил я. – И я планирую провести его со своей невестой! У тебя есть ещё вопросы?

– Андрей, тебе лучше вернуться, – отчего-то тише сказал отец.

– Нет. И давай уже раз и навсегда покончим с тем, что у тебя какое-то особое мнение по поводу Кати. Мы вместе. И точка. Хочешь принимай, хочешь не принимай. Я решений не меняю.

Отец на удивление не ответил сразу. Я даже удивился, ожидая очередную канонаду, готовый пальнуть в ответ из всех пушек. А тут вдруг отец молчал.

– Папа? – заволновался я.

Он прокашлялся и сказал:

– Не хотел тебе говорить. Но я, – тон опять начал набирать обороты, правда пока далеко до крещендо, – я говорил: не торопись.

У меня ёкнуло сердце:

– Что ты не хотел говорить?

– Бабушка Катерины звонила ещё пару дней назад. Снова благодарила за то, что помог разыскать внучку и бла-бла-бла…

– Ну!

– Она сказала, что планирует Катерину оставить в Грузии и собирается выдать замуж. Уже жениха подобрала.

Я аж воздухом поперхнулся, потёр переносицу, моргнул и произнёс:

– Как это подобрала? Что за ерунда?!

– На Кавказе ещё родители женят своих детей-внуков. И часто.

– Погоди, ну ты-то сказал, что уже поздно, и мы с ней подали заявление в ЗАГС?! Она же не будет ставить тебе палки в колеса, ты – друг её погибшего сына, и вообще если бы не ты, она б и не знала, что у неё имеется внучка…

– Нет, – гулко отрезал отец.

– Как нет?! – опешил я. – Ты вообще, папа, соображаешь что-нибудь? Мне Катерина нужна! Я решил, что она будет моей женой!

– А нужен ли ей ты? – глухо сказал отец. – Ты совсем идиот, не понимаешь?! Эта женщина, Алико Кавсадзе, у неё есть власть в Грузии, и деньги, и связи. И там свои законы. Причём кажется, что Катерина этому рада, потому что речь идёт уже о свадьбе. Госпожа Кавсадзе сказала, что меня пригласит. Не на этой неделе, так на следующей.

– Нет-нет-нет! А у Кати спрашивал кто-нибудь?! Какая, блин, свадьба за три дня? – выкрикнул я.

– Так бывает. Кавказ. Родственники. Алчность. Возвращайся домой, сын.

– Вот уж нет! – рявкнул я. – Теперь уж точно нет! Я должен с ней поговорить!

Отбил звонок. Я глянул на себя в зеркало – на макушке волосы ирокезом встали. Не удивительно. Я выматерился от души и ввёл в телефон пароль вай-фая. Сейчас я с законами ознакомлюсь, а вот потом уже с бабушкой. Если надо, не с цветами, а с полицейскими туда заявлюсь! Не могла так Катерина, добровольно! Её заставили!

Сердце билось, как сумасшедшее, в висках тикало. И вдруг тренькнуло сообщение в Вотс Апе. Глянул: от моей Ромашки. Влажные пальцы скользнули по экрану дважды, и я прочитал:

«Скучаю. По тебе и по Машеньке. Очень!!!» и виновато-смущенный смайлик.

У меня в сердце аж до слёз тепло стало. Я не сдержался и погладил пальцем смайлик на экране. Ну вот, ясно же всё!

Присмотрелся к дате: отправлено два дня назад. Что за хрень? Почему с такой задержкой? Из-за перелётов, роумингов и глюков с симкой? На оператора мобильной связи подам в суд. И на продавца смартфонов тоже подам. Такой хайп подниму, что всем места будет мало!

Я поспешно набрал мою Ромашку. Не в сети. Чёрт! Тогда набил ответ и в Вотс Апе, и смской, и в Телеграмме, и даже в VK:

«Я тоже соскучился! Я тебя люблю! Скоро буду! Катя, не принимай никаких поспешных решений!»

Затем встал, вызвал горничную и такси. Мятый, сонный, с перекошенной физиономией? Пофиг.

Она мне нужна! И нужна прямо сейчас. Как женщина, моя женщина!

10

В грузинском языке нет рода, поэтому всё априори в мужском: красивый девушка, сочный персик, драгоценный сердце, маленький, но гордый птичка. Наверное, на характер это тоже влияет. Глядя на мою бабушку, можно было перефразировать поговорку про джигита: «Бабушка сказал. Бабушка сделал». И попробовал бы кто-нибудь не «сделал» то, что бабушка сказал! Одного её взгляда хватало и короткой фразы, чтобы всё закрутилось.

И потому, несмотря на то, что Андрюша по-прежнему не отвечал, я почти успокоилась. Если любит хоть немножко, ответит. Хоть бы, хоть бы только любил! Бабушка выяснила, что мой царевич в Китае. Стало ещё спокойнее: ему же не до звонков там, плюс в роуминге звонок обойдётся в стоимость малогабаритной квартиры… Я подожду!

Познакомившись со всеми родственниками и не пугая больше никого вокалом, я, наконец, совершила разгульный шоппинг а ля Тбилисо по лучшим бутикам проспекта Руставели. Бабушка отвезла меня на показ мод, где чего только не было, включая папаху с купальником и платье с окошечком на груди – с открывающейся в самом рискованном месте форточкой. Потом мы отправились к бабушкиному стилисту, визажисту и парикмахеру. Зачем Алико Кавсадзе стилист, я не знаю, всё равно она ходит только в длинных чёрных балахонах. Однако мне мрачные бесформенные платья не предлагали, а наоборот, приносили такое, от чего дух захватывало. Но стоило мне достать карточку, чтобы расплатиться, бабушка Алико отвечала:

– Уже оплачено, дорогой.

Воистину дорогой – я бабушке обходилась, как яхта Абрамовичу. Джулия Робертс в «Красотке» могла бы обзавидоваться. Что там какой-то миллионер, когда есть такая бабушка?! И всё же мне было неловко. Но бабушка говорила:

– Неловко лифчик носить на голова! Остальной, вай, как ловко! – Привычным жестом она сверлила пальцем небо, а потом ласково добавляла: – Я тебе игрушка не покупал, в школу не собирал, дай хоть платьице купить.

Угу, платьице в тысячу долларов. Но что тут скажешь? Спасибо.

Пожалуй, только моя бабушка после модного дизайнера и СПА процедур могла отвезти меня на продуктовый рынок в центре – «купить свежий чурчхела» и зависнуть над прилавком с травами, показывая:

– Это тархун, как в водичка зелёный, знаешь?

– Эстрагон? – удивлялась я.

– Ага, тархун. С ним не только водичка, и пирог вкусный. Лук пожаришь, порежешь, яйцо вареный тоже туда, соль, перец, а главный – тархун свежий, ароматный. Только листик в начинка идёт. Вкус, вах, какой вкус – просто как Бог сделал! Смотри, а это цицматы, когда хороший, аж язык жгет, горький немножко. Я его так ем.

– Кресс-салат, кажется, – узнала я травку.

– Нет, никакой не крест, а салат сочный! А вот это дандури, – показала бабушка Алико на крепкие, толстые стебельки. – На засолку беру. Когда ходила с Георги беременный, я банками ел дандури: кисленький, сочный, хрустит, как огурчик!

Надо же! А я думала это сорняк такой – портулак. У нас во дворе школы дворничиха его нещадно лопатой обрубала и материлась так, что завуч краснел.

Сгрузив сопровождающему нас водителю пакеты с зеленью, приправами и чурчхелой, бабушка привела меня пешком через проспект Руставели к блошиному рынку. Здесь царил абсолютный вещевой хаос: с разложенными на куске старого ковра дверными ручками, портретами вождей мирового пролетариата, советским хрусталём, сувенирами ручной работы и потрясающе изящным антиквариатом дореволюционных времён.

– Ты не узнаешь, что такой Тбилисо, если не погуляешь по «Мшарили хиди». Ммм… как это по-русски, – причмокнула бабушка, – аа, «Сухой мост»! Я когда грустный, целый день тут гулять. Смотришь-смотришь на всё это, потом думаешь: а не так-то я плохо живу! И потом глядь: и грусть нет больше!

Я скользнула взглядом в винтажное, мутноватое зеркало в покрытой патиной витиеватой раме, и не узнала себя: стрелки а ля Клеопатра, идеальный цвет лица, выразительные губы, укладка, идеальные брови и красный пиджак. Это я, правда? Вау! Но стрелки точно надо стереть.

– Смотри, какой красивый кофеварка! – потянула меня бабушка к следующему продавцу старинными вещами.

– О, – обрадовалась я, глядя на разложенные на картонной коробке товары. – У меня от бабушки, другой моей бабушки, остались такие же серебряные ложечки. Наши семейные! Я по маминой линии дворянка, там был граф Воронцов и прочие…

Бабушка обняла меня:

– Вах, как хорошо: тут князь, там граф. Не ошибся мой Георгий, когда мама твой выбрал.

Она купила и ложечки, и начищенную кофеварку, видавшую, пожалуй, юные годы Сталина, еще звавшегося тогда Коба Джугашвили. А потом мы вышли из хаоса по обшарпанной улочке обратно на шикарный проспект. В кофейне, где нам сварили на песке очень крепкого кофе и разлили в очень тонкие чашечки, бабушка Алико сказала:

– У твой Жираф день рождение двадцать шестого октября, так?

– Так, – удивилась я.

– Значит, он Скорпион.

– Да, точно, Андрюша Скорпион по гороскопу, – ответила я, не понимая, куда бабушка клонит.

– Это хорошо-о-о, – довольно протянула бабушка и откинулась на ажурную спинку стула.

– Почему?

– А потому что Скорпион не любит проигрывать. Ни за что!

– Это верно. Андрюша правда не любит проигрывать, любыми средствами своего добивается. Иногда мне кажется, что даже чересчур…

– Во-от, – торжествующе подняла указательный палец бабушка Алико. – Если любой другой скажет: «А-а, ну и пусть, не судьба», этот возьмет сабля и давай махать. Не успокоится, пока не отвоюет. Понимаешь, к чему я?

– Нет, если честно.

– Очень хорошо, что не понимаешь, – подмигнула мне бабушка.

* * *

В пятницу утром, когда мы с бабушкой только закончили завтракать, приехал Бадри. Как всегда, в безупречном костюме и немного пугающий. Он что-то сказал бабушке по-грузински, а затем по-русски щедро осыпал меня комплиментами. Я уже не так сильно смутилась: привыкла, что с южной эмоциональностью здесь все вокруг называют тебя прекрасной, райской птицей и вообще самой-самой, почти звездой на небе. Если всему верить, то макушка светиться начнет и перья, как у павлина, вырастут. Поэтому я только поблагодарила троюродного сводного брата с вежливой улыбкой и продолжила в который раз рассматривать старый альбом с фотографиями.

Он действительно был бесценным для меня. Здесь был мой папа: малыш в ползунках, мальчишка на велосипеде, задорный школьник, свесившийся с крыши сарая, и красивый молодой человек с хитрой улыбкой – почти такой же, как у бабушки Алико. С замиранием сердца я нашла несколько фотографий, где он был вместе с моей мамой: молодые оба, весёлые. Я даже дышать перестала…

Бабушка о чём-то говорила с Бадри и судя по тону, была не слишком рада тому, что тот сказал. Коротко рыкнула, будто поставив того на место. Но Бадри не успокоился и начал что-то доказывать. Затем пришёл Гига и присоединился к дискуссии. На гортанном языке моих предков они беседовали так, словно готовы были стреляться, но я уже знала, что даже безобидное приветствие с вопросом, как дела, может звучать на языке горцев, будто перепалка перед дуэлью.

Поэтому я продолжила рассматривать фотографию моих родителей – цветную, полароидную, немножко выцветшую, подписанную размашисто на грузинском. Это была их последняя. Её мой папа прислал бабушке из Дубая. У него была такая привычка – посылать своей маме открытки и фотографии отовсюду, куда отправлялся. На фоне пальм и белой мечети мои родители выглядели бесконечно счастливыми, влюблёнными совсем. Как жаль, что двадцать семь лет я и не знала об этом, и с тех пор, как себя помню, усвоила, что я ошибка маминой молодости. В душу закрадывалось ощущение обмана, но оно было не обидным, а наоборот – целительным. Если родители вместе были так счастливы, глупо считать себя ошибкой. И никакая я не ошибка, во-от! Я плод любви. Я расправила плечи и глянула на себя в отражение полированной крышки чёрного рояля, с удовольствием отмечая черты обоих.

Тем временем к бабушке подошёл охранник, седоватый и крепкий в плечах дядя Сосо. Он что-то шепнул ей на ухо. Бабушка расширила глаза, затем лицо её приняло загадочное выражение, мне даже вспомнился мой одноклассник Коля Беснов – у него было такое же за секунду до того, как учительница села на стул, промазанный клеем. Потом бабушка Алико улыбнулась хитренькой папиной улыбкой и сказала мне:

– Кати, дорогой! У меня дело есть срочный, чтоб ты пока не скучал, покатайся туда-сюда, тебя Гига отвезёт, покажет наш заводик, а потом и я приеду. Или ты вернёшься.

– Хорошо, бабушка.

Переодеваться не потребовалось – я уже была готова гулять, как мы с бабушкой собирались. Захватила сумочку, бросив туда телефон и зарядку. И Гига повёл меня в подземный гараж.

– Экскурсия будет интересной, мисс Катерина, – пообещал он на английском.

И я ему с улыбкой кивнула. Конечно, интересно будет увидеть то, что создала моя семья и благодаря чему процветает. В отличие от Бадри Гига вызывал у меня доверие. Бабушка говорила, что она без него, как без рук. Из её обрывочных фраз я поняла, что не всё у неё в бизнесе сейчас гладко, и есть те, кто ставит палки в колёса. А, возможно, и хочет оттяпать некоторую долю винного государства «Санатрело». Зато Гига был надёжен и верен своему «царь Тамар».

– Почему мы выезжаем не через центральные ворота? – спросила я.

– Так короче, – ответил Гига, не моргнув глазом.

И я поверила, не обратив внимание на неудобное чувство, коснувшееся груди.

Город пел, разливался многоголосьем юной зелени, солнцем по листьям, сверкал бликами на водах Куры и подмигивал мостами над ней.

– Вам наверняка понравится это приключение. Оно будет головокружительным, – пообещал Гига, направляясь к выезду из города.

Я не могла и подумать о том, что он нисколько не преувеличил. Наоборот, немного приуменьшил…