Текст книги "Шура. Времена жизни"

Шура. Времена жизни
Маргарита Беляева

© Маргарита Беляева, 2023

ISBN 978-5-0060-0156-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1

Зимний морозный, в белом снегу день 20 января 2021 года. Я начинаю повествование о жизни моей матери по ее и моим воспоминаниям и в контексте событий XX века нашей страны, пользуясь историческими источниками свободного доступа.

Каждый человек уникален, но не каждый и ярок, и силен, и красив, и мужественен одновременно. Но далеко не каждый был таким тружеником, так любил жизнь и вызывал восхищение тем, чего он смог добиться.

Проходят годы со смерти мамы и все выразительнее становится ее образ и судьба. Все очевиднее становится необходимость запечатлеть ее жизнь. Жизнь человека, физическая смерть которого для меня казалась просто невозможной.

Александра Павловна Огренич, моя мама, родилась 10 апреля 1924 года на Украине, в деревне Калантаевка Раздельнянского района Одесской области. Она была четвертым ребенком в крестьянской семье, где до нее умерла девочка, Шура. Потому и назвали маму Шурой. И по святцам подходило в самый раз.

Она родилась семимесячной, очень слабой, поэтому ее мать, Мария, думала, что ребенок проживет недолго. Когда ее сестра Дарка собралась ехать в Одессу, Мария попросила купить марлю. На вопрос: «Навищо?» (зачем?) ответила: «Бо умрэ».

Но дите выжило. Старшие девочки: Даша, Еля и Ганя качали его в казане, из которого кормили свиней, таскали по двору, совали в рот тряпицу с разжеванным хлебом, чтоб не плакало. Оно начало ползать, вставать на ножки и на путь, определенный судьбой.

Семья была не бедной, очень работящей, но жили экономно. Мария поднималась в 4—5 утра, растапливала печь, пекла плацинды с картошкой, тыквой. С ними Павло, тато (папа) Шуры, уходил на весь день в поле. Мария по хозяйству и тоже шла в поле. Хозяйство было большое: с десяток коров, две лошади, свиньи, куры, гуси. Но яйца, сметана, творог, масло, мясо прежде всего уходили на рынок, в Одессу. Надо было постоянно что-то покупать: мыло, соль, керосин, да мало ли чего, и, конечно, копить. В 1913 году семья купила бричку!

По наследству Павло досталось десять десятин земли. Справлялись в основном семьей, но в посевную и на сбор урожая нанимали батраков – безземельных или малоземельных крестьян, которые работали за часть урожая или за деньги.

В то время был обычай выбирать на работы хороших едоков за столом. Если ест хорошо, значит, и работать хорошо будет. Так выбирал и Павло. По сути происходил жесткий отбор, считавшийся нормой. Я не раз слышала об этом в семейных разговорах и меня беспокоил вопрос: «А тому, кто не был выбран, каково было? А больным и немощным, тем, кто не мог работать?». И еще: «Может быть поэтому семья мамы так пострадала и бабушка даже просила подаяния? Может, в наказание?». Только сейчас, набирая эти строки, я понимаю, что отбор был оправдан. Чтобы прокормиться, надо было быстро управиться с работой. Будет хлеб – будет жизнь и ее радости. Тогда и слабым, на милость или в долг, достанется.

Достанется, да не всегда достаточно. А вот бедных и нищих всегда было много. В Калантаевке, как и во всех других деревнях Российской империи, если семье нечем было кормить детей, вновь родившееся дитя оставляли в сарае, пока не умирало оно там от голода.

Со слов моей тети Ели, были и ленивые, «босяки». Именно они были первыми среди деревенских активистов, кто по приказу властей забирал у зажиточных крестьян землю и дом, выгонял семьи на улицу, уводил скот. Но это будет позже, в коллективизацию.

У меня есть фотография 1913 года, сделанная на Пасху. У деревенской мазанки сидят на лавке мои прабабушка Марца и прадедушка Олекса Сташевские, родители Марии. Они просто одеты. Голова прабабушки покрыта белым платком, глубоко надвинутым на лоб. Прадедушка в лаптях. Обветренные, в глубоких морщинах лица. Улыбаются. Натруженные руки послушно лежат на коленях. Позади стоит Мария – молодая стройная красавица. Она смотрит в объектив, слегка наклонив голову. Высокий чистый лоб, правильные черты лица, светлые глаза, темные густые волосы – такие называли «конскими». Поверх нарядной блузки украшение: крупный крестик в двойной цепочке с подвесками. На руках у нее первая и пока единственная дочь Даша.

Мария родила Шуру, когда Даша была уже невестой. В таком возрасте рожать считалось стыдным.

Пройдет немного лет, и Даша, а затем Еля выйдут замуж. Даша будет жить в соседней деревне, Еля в Одессе.

Осенью 1929 года в СССР началась масштабная коллективизация, проходившая одновременно с раскулачиванием.

Шуре пять лет. Ее семья признана кулацкой. В один из дней власти приказали не пускать во двор коров, пришедших с пастбища. Коровы стояли у ворот, мычали и из глаз у них текли слезы. Тяжело даже представить, каково было хозяевам смотреть на них и не открывать ворота. Рыдания, плач детей, крики.

Коров увели в колхоз, где не было чем их кормить. Вскоре всех порезали.

У крестьян Калантаевки стали забирать зерно, в том числе посевной фонд. Последовал голод.

Почему такое творили во всех селах страны, понимая, что обрекают людей на неизбежную смерть? Можно найти разные мнения по этому поводу в Интернете – от целенаправленного геноцида украинцев до «перегибов на отдельных местах». Лучшим ответом на Яндекс. Кью является: Сталиным был взят курс на индустриализацию. Нужно было платить «ненавистным капиталистам» за покупку заводов, станков, наем иностранных специалистов. Платили прежде всего зерном, сотнями миллионов тонн.

За время коллективизации в СССР погибло от голода от пяти до десяти миллионов человек. Получается, платили жизнями миллионов людей всех возрастов, умиравшими мучительной голодной смертью.

Впоследствии были проанализированы ошибки управления, подсчитаны с заданной погрешностью и сведены в таблицы различные данные по годам коллективизации, в том числе и по смертности. Трагедия в цифрах уже не трагедия, а зафиксированный факт.

Зимой, под конвоем, Павло и Марию вместе с другими такими же несчастными отправили на спецпоселение. Отобрали дом и хозяйство, выгнали на улицу детей, Шуру и Ганю. При этом жителям деревни было запрещено брать «кулацких детей» к себе домой.

Стояли рождественские морозы. Маленькие девочки пяти и семи лет шли по деревне и плакали от страха, холода и голода. Они не знали, куда идти. Никто их к себе не пускал. Приближалась ночь. И тут, проходя мимо маленькой хаты, они услышали голос старушки: «Диты, вы чии будете, Огреничив? Подь сюды!». Покормила она детей чем могла и обогрела. Не побоялась.

Когда отправленных на поселение сажали в поезд, Марии удалось бежать. Вернувшись в село, она в слезах стала везде искать детей. Нашла.

Со следующего дня семье предстоял очередной период трудностей и страданий.

Единственным выходом было идти в Одессу. Пешком, 60 км. Этот путь Шура запомнила на всю жизнь. Ноги едва передвигались. Она все спрашивала: «Мамо, колы прийдемо?». Мама показывала на высокое дерево вдали и говорила: «О-он там прийдемо». А дорога все не кончалась.

Еды не было. Проходя через деревни, Мария с двумя детьми просила милостыню. Кто-то захлопывал окно, но кто-то редкий и подавал кусок хлеба. Время было голодное, страшное. Уже люди ели людей.

Подходил к концу день пути. Приближалась деревня, где жили дальние родственники. О них шла дурная слава, но дети и Мария были совсем измождены. Родственники пустили переночевать, однако что-то испугало бабушку (кажется, точился топор), и когда хозяева вроде бы ушли спать, она тихо подняла детей и покинула дом.

Одесса того времени была наполнена обездоленными людьми разного возраста и сословия, лишенными своего крова, искавшими пропитание.

Мария могла искать помощи только у дочери Ели. Еля, крепкая деревенская девушка, была замужем за интеллигентным человеком польских корней намного старше себя, Александром Петровичем. Он был мастером по ремонту и реставрации мебели. Его квартира состояла только из одной комнаты и узкого коридора.

Мария, теперь нищенка с двумя малыми детьми, спала в подъезде рядом с квартирой Александра Петровича, под лестницей на первом этаже. Ранним утром надо было уходить.

Еля помогала, чем могла. Сами жили скудно.

Спустя некоторое время знакомая Александра Петровича сдала Марии подвал в своем большом доме в переулке Тельмана. Подвал был холодный и сырой. Когда шел дождь, в нем по земляному полу стекала вода. Позже у Шуры найдут туберкулез.

Чем они кормились в это время? Возможность что-нибудь есть и продолжать жить давал им Привоз – рынок у железнодорожного вокзала. Мария каждый день торговала там семечками. За целый день торговли она могла купить стакан муки. Придя поздним вечером домой, делала «болтушку» на воде. Это была вся еда до следующего вечера.

Павло как спецпереселенец работал в это время на каменоломне в городе Первомайске, за 200 километров от Одессы. Его не расстреляли и не увезли в Сибирь, потому что он относился к категории «кулаков», не имевших в хозяйстве постоянных работников. А на индустриальных стройках везде нужны были, по выражению А. Солженицына, «трудолюбивые, распорядливые, смышленые крестьяне», ставшие плотниками, каменщиками, кровельщиками… Вернется он только через двенадцать лет.

Медленно идут тяжелые, голодные годы. Но девочки растут. Ганя стала помогать Марии на Привозе. Там она познакомилась с парнишкой, Колей, который приторговывал, чем придется. Коля и Ганя полюбили друг друга и стали жить вместе. С пятнадцати лет и до самой смерти.

Марии, строгой, верующей, нелегко далось принятие случившегося.

В семь лет кончается детство. Шура идет в школу, босая, в своем единственном платье. Она была самой бедной и ей всегда хотелось есть. В классе было много девочек из благополучных семей. Они были хорошо одеты, приносили с собой булки и бутерброды. На школьные праздники приходили в нарядных платьях, а Шуре приходить не дозволялось. Ей так хотелось быть такими, как они! Но познавала она только горькое чувство неравенства, унижения и стыда.

Такие уроки жизни не пройдут бесследно, укрепят характер, силу воли, разовьют упорство в достижении целей.

Я вспомнила один случай из Шуриного раннего детства уже в Одессе. Была Пасха. Она стоит в храме с Марией среди таких же бедных, несчастных людей. Ни куличей, ни яиц. Голод. И тут какая-то старушка дает Шуре красное яичко! Как озарение, как надежду на счастье, как символ благополучия в будущем!

Вторая половина 30-х годов. Одесса этого времени, как и вся страна, живет в возрастающем страхе. Граждане разного рода занятий, простые и образованные, с высоким положением и без него – не спят ночами, прислушиваются к шагам в подъезде. Потому что ночами разъезжают по городу «черные вороны». Они вырывают из живого тела семьи родного человека, оставляя сочащиеся раны. Чаще всего, навсегда.

Мария в эти годы – домработница в семье члена «тройки» НКВД. Он работает ночами, на «черном вороне». Любит к обеду мясо с черносливом.

Только за 1937 год в Одессе расстреляно около шести тысяч человек, в СССР более шестисот тысяч. Те, кого чудом не расстреляли – в лагерях, живы они или нет – неизвестно.

Шура – подросток. Она худа, подвижна, светловолоса, у нее звонкий голос и заразительный смех. Шура успешно участвует в спортивных соревнованиях, становится активной, дружелюбной, старается хорошо учиться. По просьбе Марии к ней за парту сажают девочку-отличницу, еврейку. Ее зовут Фрума. Она помогает Шуре в учебе. Они становятся преданными подругами. Такой дружбы уже не будет у Шуры никогда.

Весна 1941 года. Закончена средняя школа. Фрума предлагает Шуре учиться вместе в зубоврачебной школе. Мария всегда хотела, чтобы Шура училась и часто повторяла: «Ученье – свет, неученье – тьма».

Началась война. 16 октября в Одессу вошли немецкие и румынские войска. Уже за первые дни оккупантами были уничтожены тысячи человек – люди без документов, военнопленные, коммунисты, комсомольцы, совслужащие, евреи.

Массовое уничтожение евреев осуществлялось осенью 1941 и зимой 1942 года. Колонны евреев перегоняли для уничтожения в специально отведенные для этого места. Перед убийством забирали драгоценности и одежду, затем людей сжигали или расстреливали.

В один из таких дней в колонне шла Фрума со своей семьей – отцом, матерью и младшим братом. Это была интеллигентная еврейская семья. Отец – учитель математики, мама – врач. У каждого на спине в области сердца отличительный знак – шестиконечная звезда Давида желтого цвета.

Мария случайно увидела Фруму и в слезах побежала домой за хлебом, а когда вернулась, уже не могла ее найти и передала хлеб другим.

Читать о зверствах против евреев зимы 1942 года в Одессе и смотреть фотографии того периода невыносимо. Молодую женщину с двумя малыми детьми обливают холодной водой в 30-градусный мороз. Истощенные мужчины обреченно смотрят в объектив. Еврейка с трудом тащит застрявшие в снегу санки с ребенком. Ее изгоняют из дома, со двора.

Из воспоминаний семьи известно, что изгонять евреев из домов и запирать ворота предписывалось управдомам и дворникам под страхом смерти. Лишенные жилища, с детьми, они должны были сами идти умирать в гетто. Кто не мог идти, тех уносила смерть замерзавшими на улицах, в переулках, в парке.

Почему не уехали в эвакуацию десятки тысяч евреев в Одессе, зная, что она скоро будет захвачена фашистами, устроившими их геноцид в Европе? Возможно, не могли поверить в неминуемую смерть. Не могли ехать по состоянию здоровья, или пугала неизвестность, страдания и голод. Не могли оставить своих близких, дом и имущество на разграбление. Все причины ушли в вечность вместе с погибшими.

Однажды на улице схватили Шуру. Солдатам показалось, что она еврейка. Бросили в подвал, где находились евреи разных возрастов. Через какое-то время к ней подошла пожилая женщина со словами: «Если ты не выберешься отсюда до вечера, тебя расстреляют».

Каковы могли быть чувства семнадцатилетней девушки, попавшей в застенок? Страх, надежда? Невозможность представить, что она умрет? Страстное желание вырваться? Внешние впечатления, надежда и отчаяние, должно быть, лихорадочно сменяли друг друга.

Тут Шура видит в небольшое окошко мальчика лет двенадцати, играющего во дворе. Она зовет мальчика и умоляет пойти к ее родителям, что-то обещает. Мальчик пошел.

Через некоторое время прибегают Мария и Павел. Они падают перед солдатом на колени, показывают документы, плачут, умоляют отпустить их дочь. Дают деньги и хлеб. Они бедно, по-деревенски одеты. Во внешности ничего еврейского. Солдат отпускает. Жизни Шуры даровано продолжение.

А слезы по Фруме остались с Шурой навсегда. Сама ее долгая жизнь воспринималась как жизнь за себя и за Фруму.

Зная, что уйдет с семьей, Фрума передала своей знакомой шесть тарелочек. Вскоре знакомая отдала их Шуре. Небольшие тарелочки с картинками в жанре пасторали и кружевной каемочкой по ободку. Такими украшали стены. Эти тарелочки, все в мелких трещинках, как лица старых людей в морщинках, со стершейся позолотой и сколотыми краями были из наиболее ценного в той еврейской семье. Сейчас они со мною. Безмолвно сопровождают мою семью по жизни, как ранее сопровождали семью Фрумы, затем семью Шуры.

С начала оккупации Одесса стала частью румынского губернаторства Транснистрия, «жемчужиной румынской короны». Румыны за короткое время восстановили город: работали водопровод, электростанция, ходили трамваи. Открылись рынки, больницы, учебные заведения, магазины, рестораны. Открылись храмы. В театрах давали спектакли и оперы, в кинотеатрах шли картины. Возвращалась частная собственность. Жизнь города стала фантасмагорией, где неразрывно сплелись нормальная человеческая жизнь с ее радостями и ужас застенок, кровь, истязания и убийства.

Вскоре после начала оккупации из ссылки был отпущен Павел. В Калантаевке семье вернули дом и землю.

Весной 1942 года Шура стала учиться в зубоврачебной школе. Обучение было платным, 20 марок. Сумма была немалая, собирали с трудом.

И в то время Шура чаще всего была голодна. Еля подкармливала. Иногда, надеясь что-нибудь перехватить, Шура забегала к Гане, которая жила с Колей в сытости и довольстве. Они перепродавали вещи и золотые украшения. Коля стал ювелиром. У них появилась прекрасная квартира у парка Шевченко, где частыми гостями были немцы и румыны, устраивались вечеринки и прислуга готовила ароматные блюда. Но далеко не всегда Шуре предлагали поесть хоть что-нибудь, а самой просить она стеснялась.

Однажды Шура пришла, когда Ганя уходила с немцем смотреть какие-то вещи. Шуру, всегда плохо одетую, захватили с собой. Немец привел их в здание школы, где в одном из помещений было свалено в кучу много женской, детской, мужской одежды и предложил выбрать. Ганя выбрала, а Шура не смогла. Сказала, что ничего не подходит. То была одежда убитых евреев.

Когда в город снова придет Советская армия, а вслед за нею СМЕРШ и НКВД, будут угонять в лагеря и расстреливать тысячи людей, сотрудничавших с оккупантами, Колю и Ганю не тронут. Позже Коля будет получать пенсию инвалида войны.

Это был человек особого типа, совершенно другой формации. Ему чужды были идеализм, стремление защищать Родину, служить обществу, государству.

Коля был из раскулаченных. Родителей у него не было, только сестра. Колю вырастил рынок, с его мелкими торговцами, дельцами и мелкими уголовниками. Рынок сформировал в нем умение приспособиться к любым условиям с целью выживания. Будучи послан на финскую войну 1939 года, он прострелил себе ногу и был признан негодным к воинской службе. И дальше продолжал жил так, как был научен рынком. Жить хорошо, работать только на себя и оставаться незаметным.

10 апреля 1944 года Одесса была освобождена. В этот день Шуре исполнилось 20 лет. Она стройная девушка с русыми вьющимися волосами, серо-голубыми глазами и нежными чертами лица. Шура еще не совсем уверена в себе, но у нее твердый характер, сильная воля, упорство и настойчивость, которые сочетаются с женственностью и обаянием.

Зубоврачебная школа была преобразована в Институт зубоврачевания, время обучения увеличено на 2 года. В 1946 году вместе с дипломом Шуре дали направление на работу в Молдавию.

Часть 2

Холодный дождь за окном постукивает по жестяному отливу, притаптывает грязный снег. В его проплешинах сквозь отмершую желтую траву пробивается к свету зеленая молодая поросль. Время зимы давно истекло, но тусклые серые дни еще будут казаться бесконечными.

Зиме не изменить законы природы и настоящая весна непременно придет. О ее приближении будут трубить теплые, влажные, сильные и порывистые ветра. Ветрам будут низко кланяться в почтении ели и сосны. Ломая ветки, будут им вторить голые березы и пока омертвелые кустарники.

Весна, всегда долгожданная и приходящая всегда внезапно, в неделю распустит липкие листочки, нальет силой и распахнет солнцу нежные первоцветы. В восхвалении весны защебечут птицы, зажужжат пчелы и шмели. Скоро, очень скоро пробудится все живое в природе, с благодарностью принимая каждый теплый солнечный луч, каждую живительную каплю дождя. С первого же (а может, нулевого?) мгновения зная свое назначение, цель и дело.

Я продолжаю рассказ о своей матери, жизнь которой в Молдавии начинается тягостно, как начинается весна там, где сейчас мой дом. Но счастье к Шуре непременно придет, как приходят и сюда настоящие весна и лето.

Ей страшно покидать родителей и сестер, уезжать в край, где нет ни одного родного человека. Однако в послевоенное время законы были жесткими. Все молодые специалисты обязаны были проработать в течение пяти лет по месту распределения, иначе им грозило преследование по статье Уголовного кодекса и лишение диплома. Вместо диплома выдавалась только справка.

Шура направлена в город Бельцы на севере Молдавии. Молдавская ССР была Бессарабией до 1940 года, и еще долгие годы старожилы ее так и называли. Город лежит в руинах, целые кварталы разбомблены, дороги разбиты.

С окончанием военных действий в августе 1944 года в Бельцы постепенно возвращаются жители города, оставшиеся в живых. Они роют землянки, разгребают под жилье подвалы. Редко у кого сохранился дом или хотя бы его часть. Живут скученно, в антисанитарных условиях, что приводит к большому количеству инфекционных заболеваний. Фактически нет ничего – ни лечебных учреждений, ни лекарств, ни медперсонала, ни оборудования.

Осенью 1946 в СССР снова начинается голод из-за сильной засухи в Молдавии, на Украине, многих других местах, и затяжных дождей на востоке страны.

Известный исследователь голодомора 1946—1947 годов доктор исторических наук Зима В.Ф утверждает, что зерна было достаточно, даже несмотря на указание властей передать 5,7 млн т в восточноевропейские страны в виде гуманитарной помощи и часть его продать за оборудование. Главной причиной голода ученый называет хранение большей части зерна на неподготовленных складах и недостаток транспортных средств для вывоза его в нуждающиеся регионы. Зерно, убранное с таким трудом и сданное государству, сваливалось в грязь, мокло под дождем, покрывалось снегом и погибало.

В стране разруха. Миллионы солдат, отдавших жизни за родину, лежат в земле, а как нужны они сейчас живыми! Как мало осталось тех, кто мог чинить склады, ремонтировать технику и дороги.

В селах забирали скудные запасы хлеба, лишали сельчан продовольственных пайков за трудодни. Выживать они должны были только за счет подсобных хозяйств. Иждивенцы, дети до 14 лет, работники небольших организаций лишались продовольственных карточек. Резко повысилась смертность. Так было и в Молдавии. Проходя по улицам Бельц, Шура видела лежащих на земле истощенных людей, умерших голодной смертью.

Шуре знает голод с детства. Сколько раз в жизни ей хотелось есть, но есть было нечего. Теперь она специалист, присланный по направлению. Ей положена продовольственная карточка. Это не значит, что она сыта. Это значит, что она не умрет от голода.

В городе в то время не было поликлиник и места зубного врача. Шуру посылают работать в большое село Елизаветовка. В селе та же разруха, нищета, многие люди живут в землянках. Но в одном из оставшихся целыми домов нашлась для нее комната.

Шура – молодая неопытная девушка-врач в полуразрушенной деревне. Опираясь на свои конспекты и учебники, она лечит по мере сил всех, кто к ней приходит с болью. Если надо, едет на телеге с больным в город или к больному домой, по разбитой земляной дороге, в любую погоду. Работы много, она старается делать ее хорошо. Учит молдавский язык. Деревенские люди для нее понятны и близки. Она же сама из деревенских.

Конечно, Шура скучает по родным, по прекрасной, хоть и изуродованной войной Одессе. Наверное, она мечтает туда вернуться. Но возвращаться некуда.

После того, как бежали в апреле 1944 года немцы с румынами и вернулась советская власть, Мария и Павел были вынуждены оставить Калантаевку, родной дом и хозяйство, теперь уже навсегда.

Они снова пришли жить в переулок Тельмана, где до этого выкупили у хозяйки дома подвал, но хозяйка их в подвал не впустила. При передаче денег не были оформлены документы. Необразованные и простые, не ведающие того, что бумажка может быть важнее честного слова и отданных, с трудом заработанных денег, Мария и Павел оказались безо всякого жилья.

Я думаю, что это было для них большим ударом. Пережив в коллективизацию конфискацию всего нажитого тяжелым трудом, последовавшие за этим нищету, холод и голод; дедушка – двенадцатилетнюю ссылку; живя в большой бедности, сберегая каждую копейку, они никак не ожидали, что их так обманет культурная, образованная дама «из бывших», имевшая просторный дом.

Оставались в том дворе маленькая мазанка семьи Даши, старшей дочери, к тому времени вдовы с двумя детьми, да сарай, куда Павел и Мария привели из Калантаевки корову.

Им пришлось долго маяться, пока не была пристроена еще одна комнатка к Дашиной мазанке. Для чего были проданы те несколько золотых монет, которые берегли десятилетиями «на черный день». На стройматериалы хватило.

А пока, не имея своего угла, они жили то у Ели, то у Гани, то у Даши. У Шуриных сестер Ели и Гани рождались дети. Марии приходилось много помогать по хозяйству всем своим дочерям.

После постройки комнатки они нашли работу недалеко от переулка, в Институте глазных болезней имени В. П. Филатова. Мария – санитаркой, Павел – сторожем.

Шуре нет места в этой жизни. Она должна пробиваться с нуля, безо всякой помощи и стремится изо всех сил получить место зубного врача в Бельцах. Шура знает, какую возможность откроет это место. Пока его нет, но есть надежда, и она сбудется.

Дело в том, что с 1946 года СССР выделяет огромные средства на восстановление и развитие присоединенных территорий западной границы, в том числе и Молдавии. Нет хлеба, голод и продовольственные карточки, но начинается активное строительство дорог, предприятий, жилья, учреждений медицины и образования.

Бельцы – второй по величине город Молдавии. Динамика строительства здесь очень высока. Строятся хлебокомбинат, молокозавод, масложиркомбинат, крупнейший в республике военный завод, школы, вуз, больницы. А на центральной улице города – двухэтажная стоматологическая поликлиника.

В Молдавию направляются квалифицированные кадры из других республик СССР, главным образом из России и Украины.

Это специалисты в области строительства и технического оснащения предприятий, медицины и образования. Они прошли войну или пережили оккупацию, эвакуацию. Это были и молодые специалисты, едва окончившие высшие и средние специальные учебные заведения.

Конструкторы, строители, наладчики, монтажники, инженеры вводили в строй новые предприятия. Благодаря им сотни и тысячи работников начали выпускать изделия и продукцию.

Врачи лечили больных. Благодаря им были полностью ликвидированы натуральная оспа, возвратный тиф, малярия, почти исчезла холера.

Учителя учили детей и взрослых грамоте, языкам, разным предметам – основам наук. Благодаря им была полностью ликвидирована неграмотность.

Именно они, присланные специалисты, подняли Молдавию из руин, отсталый аграрный край превратили в республику с развитой промышленностью, сельским хозяйством, хорошим здравоохранением и образованием.

К таким специалистам относилась и моя мама, и мой отец.

В конце 40-х годов построена стоматологическая поликлиника и Шура принята в штат зубным врачом. Теперь она живет и снимает комнату в Бельцах. Естественным образом у нее появляются подруги, она знакомится с молодыми мужчинами.

Вспоминая эти годы, мама говорила, что мужчин в Бельцах было много, но те, кто встречался на ее пути, были привыкшими брать грубой силой. Видимо, недавняя война сказывалась на их поведении.

Однажды в воскресенье, в недавно созданном парке, Шура знакомится с молодым человеком. Его речь и поведение были другими. Но с первого взгляда он ей не понравился, хотя был красив. С темными живыми глазами, скуластый и худощавый, с копной черных кудрявых волос. Родом из Забайкалья, русский. Прошел всю войну. В Молдавию тоже приехал по направлению. Зовут его Виктор.

Не сразу приходит взаимная симпатия, не сразу любовь. Но двое соединились и стали жить вместе. Недавно мне встретились слова В. Белинского: «Союз брачный должен быть чужд всякой публичности, это дело касается только двоих – больше никого». Об их взаимоотношениях будет тишина в моем повествовании. Они прожили вместе долгую жизнь, вплоть до папиной смерти в начале 80-х годов.

У Виктора был домик в одну комнату, выделенный ему как специалисту. На этом месте они строят новый, свой дом, в котором будут три комнаты, небольшая кухня и веранда. У дома во дворе они посадят два ореха грецкого, за домом сад: яблони, сливы, черешни и вишни. От улицы дом отделяет палисадник. В нем пышно разрастается персидская сирень, привезенная Марией. Весной цветут тюльпаны и ландыши.

Начинается и время настоящей весны в Шуриной жизни, теплое, солнечное и дождливое. Вся предыдущая жизнь лишь предвосхищала это время. Шура здесь, в этом месте, посадила деревце своей судьбы. Оно вырастет красивым, сильным и могучим и даст прекрасные плоды летом ее жизни.

Каждое утро Шура и Виктор идут на работу, он – на масложиркомбинат, где работает инженером, она – в поликлинику. Строительство дома требует средств. У Виктора в то время была зарплата хорошая, у Шура небольшая.

После постройки части дома Шура почти сразу начинает претворять в жизнь ту возможность, о которой постоянно думала и мечтала реализовать. Она начинает работать не только лечащим врачом в поликлинике, но и принимать больных на дому.

Этот смелый шаг, на который решались лишь единицы, стал определяющим в ее судьбе.

Выбор Шуры своего жизненного пути, своей судьбы был предначертан самой ее жизнью, ее прошлым, ее настоящим и желаемым будущим. Прошлое доминировало в этом решении в целом и в отдельных его событиях и впечатлениях, различных по силе и значимости. Я могу назвать лишь некоторые, но далеко не все.

Она помнила всю жизнь, как голодная и босая, в единственном застиранном платье ходила в школу. Помнила те чувства горечи, унижения и стыда, которые испытывала тогда.

Она всегда помнила Фруму, их мечты о будущем, ее поддержку и дружеские советы.

Живя в Одессе, Шура не могла не ощущать дух предприимчивости этого города и не хранить его в душе.

А главное – любая человеческая жизнь вырастает из своих корней. Шурины корни – крестьяне, отдававшие труду все свои силы и свою жизнь из рода в род. Жившие трудом и страхом перед Богом. Страх перед Богом был и в Шуре. Бог вел ее по жизни, охранял и наказывал, но осознание этого приходило нечасто.

У Шуры уже есть семья, пора заводить детей и жить обычной жизнью. С работой в поликлинике, приготовлением еды, уборкой, стиркой, хождением по магазинам, стоянием в очередях… Так жили десятки женщин-врачей в городе, сотни в республике, тысячи в стране.

Но нет, ее трудовые корни и прошлое не давали о себе забыть. И теплой солнечной весной своей жизни Шура начала жить иначе. На этом пути ее сильная и яркая личность соединила открывшиеся возможности профессиональной реализации с материальным процветанием.

Очень скоро стоматологическая поликлиника переполнилась больными. Запись на лечение городских жителей была расписана на недели вперед. Сельских жителей в городе не принимали, а на селе либо врачей не было, либо качество лечения оставляло желать лучшего. Поэтому сельчане искали хорошего частного врача в городе и именно они стали основными и самыми благодарными Шуриными пациентами.

Тогда в Бельцах было мало частнопрактикующих врачей и зубных техников. Их можно было пересчитать по пальцам. Все они были евреи.