Текст книги "Самба на острове невезения. Том 2. Разоблачение Шутника"

То ли я была сильно подвержена гипнозу, то ли хрен знает еще что произошло, но, короче, я реально перенеслась на Черное море. И стояла недалеко от берега, по пояс в воде. И ощущала, как она ласкает и раскачивает мое тело.

– Теперь начинай двигаться, – донесся незримый тихий голос откуда-то.

Прямо из воды вынырнула мужская рука, легла мне на талию, другая взяла ладонь, и мы стали медленно и плавно танцевать.

– Вот! Видишь, все у тебя получается! Нужно было всего-то немножко расслабиться. А теперь ускоряемся, а то за песней не успеем. И… раз-два-три-четыре…

Москва, день 13-й

Сегодня у нас были промежуточные съемки. Сначала Муравьев нагрянул к нам на квартиру. Снимал обстановку, как мы общаемся и пьем на кухне чай (я же усиленно делала вид, что с ним едва знакома и вообще старалась поменьше на пленке мелькать, все-таки не люблю, когда меня показывают в «домашнем виде»), потом у крылечка, как мы встречаем прибывших тренеров. Далее всей гурьбой направились на стадион, где уже ждал ведущий, второй оператор и еще какие-то незнакомые лица. Здесь мы должны были танцевать дружно, парами, на камеру. Воспользовавшись неожиданно возникнувшей заминкой (мистер Фокс не мог согласиться с двумя представительными дядями по какому-то организационному вопросу), Серега поманил меня в кусты.

– Тебе письмо от главного.

Я развернула. «Дорогая Ю.! С работой справилась великолепно. Дело о контрабанде близится к логическому концу. День-другой – и твой калека расколется и выдаст главного. Теперь плотно займись Ш. Докладывай о любой мелочи. Твой Г.»

– Твой Григорий? – икнула я. – Ну ни фига се!

– Что там? – Муравьев наглым образом попытался прочесть через мое плечо.

– Слушай, Сереж, для капитана полиции ты слишком любопытен!

Наблюдая, как у полицейского при исполнении стремительно краснеют щеки, я удовлетворенно принялась строчить ответ. Однако как приятно! Меня расхвалили! Надо бы Катьке похвастаться. Кстати, почему от нее до сих пор нет письма?..

Не успела я додумать эту мысль, как где-то в районе талии у Сереги загудел мобильный.

Посмотрев на экран и несколько удивившись, он все же ответил:

– Слушаю, – и следующие сказанные им неизвестному абоненту слова заставили мои внутренности завибрировать совсем так же, как пару секунд назад делал сотовый: – Что стряслось?.. Как, опять?!

– Сережа, что там?! – трясла я его за рукав, позабыв о том, что человек разговаривает с начальством по особо важным вопросам и ему, мягко скажем, не до меня, а еще о том, что в любой момент нас могли засечь за этим занятием кто-то из соучастников проекта или других нежелательных лиц, и как потом расхлебывать это, одному Богу известно.

Несмотря на все это, я почти сразу получила ответ. Муравьев дал отбой, посмотрел мне в глаза и выдал:

– На острове снова убийство.

Глава 24

Остров, день 7-й

Передвигая еле плетущиеся и зудящие от укусов ноги, я брела за остальными к лагерю. Как дамоклов меч надо мной нависла опасность разоблачения и неминуемо последующего за ним скандала, и что мне делать дальше, я не знала.

Когда все достигли стола и расселись по местам, я еще долго стояла над ними, пялясь в одну точку, пока наконец-то Саныч не потянул меня за руку, усаживая подле себя.

– Ты салат будешь? Их надо доедать, а то на жаре испортятся. Какой тебе положить? – Я молчала. – Вот тут крабовый, «Оливье», «Цезарь», «Мимоза»… Да что с тобой такое? – Я молчала и не двигалась, глядя в пустую раковину-тарелку. – Это из-за того, что мы нашли, да? – прошептал он мне в ухо. – Я тоже не в себе. Расслабься, что-нибудь сообразим! – Уже громче: – Налетай, Катерина, живем один раз!

Нет, дедуля, это не из-за топора. Это что-то похуже!

При съемочной группе Маврикий отчего-то решил молчать. По крайней мере, обед прошел гладко. Он ел, пил, веселился и старался быть очень милым для всех.

«Может, все обойдется? – успокаивала я себя. – Может, он вовсе не это имел в виду?»

Но как только съемочная группа погрузила опустошенную посуду и складные стулья в вертолет и сделала нам ручкой, выяснилось, что Маврикия я поняла, увы, правильно.

– Я хочу сделать заявление! – и в этот час, к сожалению, Фокс не мог ему напомнить, что это не ток-шоу Малахова. Во-первых, потому что уже улетел, а во-вторых, потому что Марик являлся членом группы и мог говорить все, что посчитает нужным.

Отвернувшись к пальме, лишь бы не видеть его лица, я к ужасу своему заметила, что сейчас мы как раз все дружненько попадаем в объектив камеры, расположенной на ней. А ну как ее прямо сейчас включат в прямой эфир? Хотя нет, голосование только что пересняли, по телевизору нас еще не показывали, не будут они устраивать сегодня прямое включение. Только вот… Сами-то организаторы проекта как среагируют на то, что сейчас услышат?!

«Мне конец!» – пискнул мозг и заткнулся, видимо, заранее начав считать себя мертвым.

– Да что ты можешь нам сказать… – вяло отмахнулась от него Поликарповна. Ну это пока она не на его стороне…

А вот теперь…

– Один человек здесь имеет на руках все козыри! Разве это честно, что одни люди проходят сумасшедшие кастинги, лишь бы попасть сюда, а другие являются подставными лицами и приходят сюда уже на все горяченькое!

«Кокосы! Мы принесли кокосы с Санычем! Вон они, на расстоянии вытянутой руки лежат возле стола… Взять и зашвырнуть ему в морду, пока не поздно! Череп вдребезги, финита ля комедия!» – Но спасительная мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Я не смогу убить его. А жаль…

– Это ты себя имеешь в виду? – хмыкнул Витя. – А че? Когда мы тут наладили уже быт и более-менее установили контакты, пережив всей группой такую драму, ты возвращаешься как ни в чем не бывало!

– Да, я вернулся. Но только потому, что вы меня выперли! – подскочил недомужчина, начав гневаться. – А это в свою очередь случилось потому, что кое-кто дал вам наводку!

– О чем ты? – хихикнул Виктор, но как-то неуверенно и даже начал на меня коситься.

Я же молчала.

– О том! – ткнул Марик в меня пальцем. – Она вас всех подговорила! Потому что я знаю ее тайну!

– Какую тайну? – фыркнула Анька. – Что ты несешь?

«Это конец… Кокосы… Кокосы… Последняя секунда… Лучше в тюрьму, чем такой позор!»

– Она подставная! – продолжали в меня тыкать.

– Убери свои вонючие пальцы! – не выдержала-таки я.

– Вонючие? Это еще у кого они вонючие – спорный вопрос!

Сан Саныч не мог смолчать, когда понял, что дело касается меня:

– Ты по какому праву, – начал он подниматься, да с таким видом, словно тому, кто сейчас попадет под его формирующийся сейчас кулак, будет ой как нехорошо, – на Катюшу наговариваешь? Стыдоба! Злишься, что тебя выгнали? Так еще раз выгоним – и дело с концом!

Он, конечно, помнил о временном иммунитете Марика, но ключевое слово здесь – «временный», очевидно, дед имел в виду, что выгоним, как только будет можно, все это поняли, и никто не стал его поправлять.

– Ах, наговариваю?! Катенька, – до того сладко произнес тот мое имя, что меня едва не стошнило, – а ну-ка скажи, вру я или нет?

Так, все смотрят на меня. Надо что-то сказать.

– На самом деле я вообще не сильно поняла, о чем ты. Ты не умеешь изъясняться. Сходи на курсы ораторского мастерства.

То, что я сидела и смотрела на него снизу вверх, но так, будто бы сверху вниз, да еще и мой спокойный тон вызвали у него новую вспышку злобы и ненависти, и он выкрикнул:

– А как же досье?

– Какое досье? – всполошились все.

Дождалась! Вот он, мой конец. Скоро Григорий и Борис Акунинские узнают, что их секретный агент, на которого возлагались такие надежды, безвозвратно провалил задание.

– Досье, которое есть у Кати. На каждого члена нашего племени! У нее расписано все. Я нащупал в кармане, когда купался в ее юбке.

– Не может быть! – воскликнули барышни, еще не веря в истинность данного известия. А вот мужчины, увы, по выражению моего лица все поняли и переспрашивать не стали.

Однако Марик побежал в хижину, достал оттуда сперва мою юбку, затем шорты (сегодня было чрезвычайно жарко, поэтому я сидела в одном купальнике) и в кармане последних нашел то, что искал. И не забыл пустить это по кругу.

Какой позор… Господи, срази меня молнией…

– Катя, что это? – вопрошала Анька чуть ли не со слезами на глазах.

– Как – что? – кричал на нее Марик. – Не видишь?! Это досье! Вот твое имя. Дата рождения, где училась, с кем гуляла, даже хобби – все здесь есть! Только тут про тебя не все читаемо: последние строчки размыты. Там, наверно, указано место работы и кто у тебя родители. Потому что остальное все здесь есть! Тут все про всех есть! Всякие интересные подробности о жизни каждого из нас!

– Каждого? – отчего-то испугался Вова.

Маврикий замялся.

– Кое-что испорчено водой… Краска размылась… Но половина досье сохранилась!

Вован вроде как испустил вздох облегчения.

– Меньше половины, – позволила я себе наконец открыть рот. Лучше бы этого не делала!

Все молча уставились на меня, застыв на своих местах. Роковое досье уже добралось до Вити. Он как раз протягивал его по эстафете Сан Санычу, когда замер, глядя на меня.

– Так ты подтверждаешь, что это твое! – взъерепенилась Люба, чья страшная тайна про лечение в дурдоме и вошла в ту меньшую часть, что сохранилась. И теперь уже не только я и Анька знали это – все.

– Да убери от меня эту гадость, – вдруг стукнул Виктора дедок по руке. – Не собираюсь я такое читать, мне все равно, что там написано!

– Отвечай немедленно, когда я спрашиваю!! – вопила Любовь так сильно, что у меня заложило уши, лицо ее покрылось страшными, красными, неодинаковыми по размеру пятнами. Затем она вовсе завертелась на месте от переполняемой ее обиды и агрессии, а я внутренне задрожала.

– Психи на прогулке, – тихо молвил Олег Владимирович про этакое зрелище, но Поликаповна, к нашему ужасу, услышала, осознала, что причина примененного к ней определения «псих» кроется в раскрытой по вине досье тайны, и, завизжав:

– Это все ты!! – полетела на меня с кулаками.

Так как я сидела, то, по инерции подавшись назад, упала на спину, в самый последний момент успев подставить руку, чтобы не треснуться в итоге затылком, однако всего за пару шагов до меня ее успели перехватить Кожухов и Витя.

– Успокойтесь! – орал на нее последний, а когда она затихла и зарыдала, Олег Владимирович сказал:

– Нельзя же так сразу бросаться на людей, мы дети цивилизации. Надо дать человеку возможность оправдаться. – Все на меня опять посмотрели. – Катя, что ты скажешь?

Я поднялась на ноги и направила взор на его лицо. На других мне смотреть было неловко.

– Да, все, что сказал Маврикий, правда. – А что мне еще оставалось?

Набравшись храбрости, я все же провела рекогносцировку общественных волнений: недоумение на лицах сменилось крайним удивлением (как будто бы и так все не было ясно), затем – презрением. После я снова вперилась в нос Олега и больше глаза не отводила. Сам он выглядел как-то уныло. Хотя чего ему унывать? Убить меня будет проще, окажись я изгнанником, ведь некому будет меня защищать. В то же время потенциальных защитников он не боялся тоже. Что ему смогла сделать Анька? Только кулачками молотила по спине, а он знай себе пальму раскачивает, ему и дела нет до внешних раздражителей. Резюме выходит следующее: ему просто наплевать, есть у меня друзья или нет. Он все равно сделает то, что хочет сделать. Но вот почему он сейчас так опечалился? Будто бы дал мне шанс выкрутиться, а я ничего делать не стала, просто поплыла по течению. А что мне говорить? Что Маврикий сам принес на остров досье и теперь пытается выдать за мое? Ну не знаю, вряд ли бы это выглядело правдоподобно.

– Ты хочешь сказать, – влез Виктор, – что спонсоры внедрили тебя сюда специально? Заплатили деньги и дали досье на каждого?

«Нет, Витя, меня внедрили другие люди, и денег мне не дали».

– Именно так, – вздохнула я.

– Но зачем?

«Чтобы найти Шутника и удалить его из шоу, пока он всех вас тут не взорвал».

– Затем, чтобы… – Я почесала макушку, обдумывая ответ. Он должен быть неистинным, но правдоподобным, и более или менее мягким, чтобы меня не убили сразу.

– Давай, скажи им правду! – злорадствовал Маврикий, потирая ручонки. Ладно, ты у меня еще получишь! Если я успею отомстить, конечно. До голосования три дня.

– Затем, чтобы сплачивать всех против кого-то одного и вынуждать избавляться от него на голосовании.

– Но для чего? – не мог взять в толк Витя, и остальные тоже.

– Для того, чтобы оставить в проекте тех, у кого выше рейтинг. Симпатии зрителей могут не совпадать с вашими, правильно? Работники отдела статистики канала ведут учет половозрастной категории и делают соответствующие выводы. Там, на большой земле, проводят голосования в интернете, и если, допустим, добрая половина страны влюбилась в какого-нибудь участника, мне дают установку оставить его как можно дольше, иначе кто будет смотреть передачу?

Вроде вышло складно. По крайней мере, мне поверили.

– Кого могут любить зрители, если был только один выпуск, который, возможно, еще даже не успели показать? – приставал Витя к моей уже отлаженной и отполированной версии, отыскивая новые трещинки и заусенцы. Ну зачем, а? Спроси еще, почему трава зеленая, блин!

– Моя основная роль нацелена на будущее. Шоу будет длиться долго, более сорока дней. Сейчас пока разминка. Еще вопросы будут? – Не дожидаясь ответа, продолжила: – Нет? Отлично. Тогда я за кокосами.

Развернулась и ушла в джунгли.

Остров, день 8-й

Под утро меня разбудила Анька. Чтобы никому не мешаться, я устроилась на ночлег неподалеку от лагеря, под той самой пальмой, которую облюбовал пару раз Генерал, на случай, если пойдет дождь. Ее крона не спасет от урагана, но от грибного дождика укроет. Никто, конечно, не возражал против моего дистанционного нахождения, со мной вчера вообще никто больше не разговаривал и мои кокосы не ел. Но это временно, утешала себя я. Проголодаются – еще как налетят!

И вот я даже сквозь полудрему не могла понять, зачем кому-то меня будить, если со мной никто не разговаривает. Наконец открыла глаза, увидела Аню и пропела:

– О, приветик!

– Не пойму, чему ты радуешься! – проворчала она. – А ну, объясняй, пока все спят, что произошло!

– Ты все слышала, – хмыкнула я и повернулась на другой бок, прикрывая глаза.

Коллега опять стала меня трясти. Я повернулась к ней:

– Ну что?

– Это ты через оператора общаешься со спонсорами? Я видела, как ты передавала записку ему!

– Ну да, пойди и расскажи всем! Пусть порадуются.

– Прекрати паясничать! – как будто бы обиделась приятельница на мои подозрения. – Никому я не скажу. Слушай, а можно мне тоже пойти работать на спонсоров?

С меня сон как ветром сдуло.

– Ты че удумала?

– Мне пора замуж выходить! А в моем окружении нет никого. Ты же слышала, что я со своим хоккеистом рассталась? Вот, я одна теперь.

– Нет, а я что сделаю?

– Уговори! Скажи, будем вместе работать на камеру! Придумывать там какие-нибудь любовные истории, ты у меня увела – я у тебя увела! И так далее. Помнишь, как ты с оператором пыталась?

– Увы, не могу ничем помочь. Я не знаю никаких спонсоров, – пришлось признать мне.

– Ага! – чему-то безмерно обрадовалась Анька. – Вот ты и попалась. Теперь объясняй, откуда ты взялась в этом шоу.

– Аня, я не могу тебе ничего рассказать. Поверь, это запрещено.

– Но какая у тебя цель? Марик правду сказал, это ты специально объединила всех против него?

– Да, это правда.

– Но как у тебя получилось?

– У меня особый дар, – хмыкнула я.

На пару минут знакомая призадумалась. Затем до нее что-то начало доходить, и в следующую секунду ее лицо изобразило смесь нескольких негативных эмоций: гнева, презрения, досады и стыда.

– Тот случай с купальником… Марик клялся, что не он крал, хотя купальник был на нем застегнут… Но он спал…

Я решила сознаться:

– Да, это была я. Прости, Ань, мне нужно было настроить вас против него. Он должен был уйти. Я не могла поступить иначе, я просто не знала, как еще добиться результата. Мне искренне жаль.

– Тебе жаль?! Тебе жаль?! – завопила она, всплеснув руками. – Да как ты… Ты не представляешь себе, через что я прошла, когда брела к лагерю вдоль берега, обмотанная лопухами! И как над нами с Любой все потешались! А главное, ты манипулировала мной и моими чувствами! Повернула все так, как хотелось тебе!

– Господи, Аня, ты же спокойно купалась голышом в море с малознакомой теткой! Так что, извини, конечно, но ты ни через что особенное не прошла!

– Но в лагере были мужчины! К тому же я из-за тебя набросилась на невиновного человека и вычеркнула его на голосовании!

– Да, и не только ты.

Лебедева из-за этой фразы распсиховалась еще больше:

– Я не понимаю твоего цинизма! Ты так спокойно это делаешь… И эти твои слова «чтобы добиться результата»… Пойми, цель не оправдывает средства! – Ого, она даже мои собственные слова использует. Однако не подозревает, насколько я с ней согласна. Или не согласна?.. Я ведь поступила против своих принципов. Что же, я врала Санычу, когда утверждала это? – Нельзя использовать людей! – продолжала орать коллега. – Ты ведешь себя как Олег! О да, вы под стать друг другу, потому сошлись и общаетесь до сих пор! Знаешь, Катя, я была не права, когда назвала тебя ангелом. Ты не ангел, ты самый настоящий монстр!

Выплеснув эти слова прямо мне в лицо, она развернулась и убежала обратно в лагерь – туда, где никто не выставит ее на посмешище перед народом. А я вспомнила свою ссору с Кожуховым перед голосованием, когда мы считали, что деда хотят исключить. Я тогда называла его теми же словами, что сейчас были употреблены в мой адрес. По-моему, это называется «чья бы корова мычала»… Да, Григорий Николаевич, ты был прав, ты настоящий знаток своего дела. Ты знал, что собирать коалиции – моя стихия, вот и послал меня на остров. А я еще с тобой спорила, дуреха. Говорила, что это аморально и что это не по мне. Ты знаешь меня лучше, чем я сама.

Подумав об этом, я снова улеглась под кроной пальмы, повернулась на бок и закрыла глаза. Мне даже удалось повторно уснуть.

Остров, день 10-й

Вот и настал роковой день второго голосования на проекте. Вчера особо ничего не произошло, потому я не стала заострять на том дне внимание, просто добавлю, что никто со мной по-прежнему не общался. Вообще, это несколько странно, учитывая, как один человек дважды едва не совершил убийство, но его только хотели отчислить с проекта, да и то думали об этом в течение часа, затем как-то резко обо всем забыли и приняли в свои ряды, а я… Наверно, из-за того, что убить пытались как раз меня, и поскольку в число соплеменников, по мнению многих, я уже не вхожу, стало быть, и злиться на Олега уже нечего. Из «своих» он ни на кого пока не посягал. А то, поди, и медаль ему в итоге дадут за то, что отомстил злостному шпиону, едва не скинув в обрыв (последовательность событий ради такого случая запросто можно подзабыть, получится, якобы он знал мою тайну еще тогда, потому-то и обрезал веревку). Слава ему и хвала.

Для меня не было секретом, чье имя предпочтут засунуть в Страшный Чан, но для уточнения я все же отправилась в расположенный неподалеку от моей пальмы лагерь.

– Шмотки собрала свои? – едва завидев меня, фыркнула Любочка, чтобы никаких сомнений у меня уже не осталось. Впрочем, у меня их особо и не было.

– Роковую белую юбку и красную блестящую майку я, так уж и быть, презентую Марику. На память. – Тот засиял и собрался было кинуться мне на шею, то тут вспомнил, что мы теперь враги, и, досадливо сморщившись, остался стоять на месте. – Остальное собрала, да. Спасибо, что напомнили.

Она ехидно улыбнулась и отвернулась.

– Катя, можно тебя? – неуверенно попросил меня «в сторонку» Саныч.

Мы отошли. Встали на песочке между хижинами и океаном, который искрился сегодня в утренних лучах солнца так ослепительно ярко и так завораживающе красиво, точно давал мне свой последний прощальный концерт.

Я посмотрела в морщинистое и такое уже родное лицо старца.

– Что такое? Тоже решили высказать мне, что я монстр? – Надо же, голос дрогнул. Неужели слова Аньки так меня задели? Или просто я боюсь потерять в этом милом старике друга?

– Нет, что ты. Я по поводу… – Он понизил голос до шепота и даже натянул панамку пониже, как будто это могло спасти нас от подслушивания. – Того, что мы нашли! Я сегодня ходил на всякий случай проверить пару часов назад, как только проснулся. И знаешь что?

– Что? – терзаемая неприятными предчувствиями, пискнула я.

– Он исчез.

– Как?!

– Да. Кто-то выкопал то, что мы спрятали. – Дед Саныч покачал головой в досадливом недоумении, будто не веря собственным словам. – Ой, что-то нехорошее планируется! Чует мое сердце!

– А зачем вы туда пошли? – насторожилась я.

– Ну, понимаешь… – он смутился. – Ты была в расстроенных чувствах… И не только ты, все мы! – поспешно поправился он, но я поняла:

– Вы испугались, что я зарублю Марика топором?

Что ж, сказать по правде, эта идея приходила мне в голову! После забрасывания насмерть кокосами она стояла на первом месте.

Дед что-то еще собирался сказать, но вот мимо нас уже начали сновать проснувшиеся и оголодавшие за ночь люди, да так и осекся.

– Ладно, я гляну, – шепнула я и, оглядываясь по сторонам, отправилась в непролазные джунгли.

По дороге думала над тем, что я завалила миссию, а если еще не завалила, то как тогда исправить ситуацию. Ужас в том, что Шутник (или его сподручная) уже знает о том, что я здесь неспроста. Что у меня было досье, и, в отличие от остальных членов племени, он может это связать с правоохранительными органами, начавшими на него охоту. Тогда у него остается два варианта: первый – стараться убедить меня, что он, этот самый человек, неповинен, короче, разыгрывать роль овечки; второй – перестраховаться и отправить доморощенного агента вслед за Анной Темниковой, неясно чем ему не угодившей, что очень и очень плачевно для меня. Факт, что Анну именно убили, а не слопал голодный крокодил, я уже рассматривала как неоспоримый. Найденный топор с пятнами крови на простыне отчетливо это доказывает. Короче, либо меня убьют, либо я вернусь домой с проваленной миссией – в любом случае я по уши в дерьме. И какого хрена я одна поперлась в страшную чащу, где может случиться все что угодно, непонятно совершенно…

Уже через полминуты я начала различать подозрительные шорохи позади, оборачиваться и вздрагивать каждые десять секунд. Потом сказала себе, что это мне мерещится, и перестала.

Довольно долго я искала то место. Сбивалась, плутала, ходила кругами, возвращалась в исходную точку – место гибели Анны – и начинала сначала. Плохо же без матерых следопытов. Вот с Санычем или Олегом ни за что не заблудишься.

Еще через час я поняла, что Катерина Михайловна не так плоха и рано списана со счетов, потому что вышла к тому месту на берегу, где был первоначально спрятан топор, а оттуда уже, пройдя пару метров, без труда нашла разрытый холмик, куда мы с дедом переложили предмет.

И тряпка, и само орудие преступления пропали.

Кто это мог сделать? Дед? Вряд ли, иначе зачем ему мне об этом говорить. Мои мозги были заняты чем угодно, но только не топором, и я бы еще бог знает сколько не отправилась разведывать обстановку. К тому же этого «бог знает сколько» времени у меня все равно не было, раз я выбываю с проекта, и дед это все прекрасно понимал. Значит, это сделал тот, кто и спрятал топор в реке. Кто и убил Анну. И кто, скорее всего, следил за нами в тот момент, когда мы перепрятали топор.

Стоило только подумать о том, как сумасшедший псих, отрубающий головы топором, стоял где-то неподалеку, притаившись, пока мы пыхтели над находкой, закапывая ее в земле, и мог в любую секунду напасть на нас, отвлеченных на процесс и оттого беззащитных, как все тело пронзила холодная дрожь. Мне захотелось кричать, но я ограничилась лишь тем, что обняла себя за плечи и начала пялиться во все направления сразу. Ведь этот человек забрал свой инструмент не просто так. Он намеревается снова совершить убийство.

Немного постояв и собравшись с духом и силами, я приникла к земле, начав ее изучать. Следов здесь ой как много, но, помимо убийцы, есть мы с Санычем, которые прятали топор, есть один Саныч, который сегодня с утра ходил смотреть, и, наконец, я сейчас. Понять, что кому принадлежит, нереально. По крайней мере для меня. Нет, чем они думали, посылая сюда девчонку? Да, я не простая девчонка, я много чего повидала и распутала, но изучение следов ног – пока для меня это сложно. Хотя…

Ввиду небольшой близорукости мне пришлось еще сильнее пригнуться, и вот тогда я поняла, что следы разнятся. Моя нога небольшая – дамская. У деда стопа широкая, но тоже не сильно большая, размер эдак сорок первый – сорок второй. А вот этот след, по-моему, крупнее. Следовательно, ни мне, ни Сан Санычу он не принадлежит. Значит, он принадлежит…

– Это я перепрятал топор, – донеслось сзади и совсем близко.