Текст книги "Убей меня своей любовью"

– А почему «еще раз»? Он что, уже объяснялся? – удивился Евдоким.

– Н-ну… однажды пришлось, но… Но мы сказали мужу, что Степа мой инструктор по аэробике и поэтому он в таком виде. Ну, Юлька и поверил. Он у меня такой… доверчивый. А потом еще раз поймал нас, но тогда уже сам вспомнил, что Степа инструктор. Нам, помню, тогда со Степаном пришлось полчаса под музыку скакать, чтобы муж ни о чем не догадался. Я чуть не умерла под эти пляски. И Степа тоже. Вот поэтому он больше и не захотел скакать, а сразу вниз, с балкона. А я с Юлием дома осталась. И он больше никуда не уходил.

Не верить ей было невозможно, да Евдоким и сам не подозревал Юлия, но надо же было узнать наверняка.

– А скажите… – начал он.

– Понимаю! – немедленно перебила та. – Понимаю, вы хотели бы, чтобы я вам рассказала, где и как мы познакомились со Степаном, да? Ну так вот…

Пока она, закатив глазки, пыталась придумать, с чего начать, Дуся быстренько прервал сладостные воспоминания:

– Мне вовсе не интересно знать – как и где. Я просто хотел полюбопытствовать: у Степана были враги? Его кто-нибудь хотел… прикончить? Может, у него были еще любовницы? Завистники? Может, он алименты не платил, место в автобусах не уступал?

Валя сбилась с нужной волны, а она только собиралась рассказать красивую легенду, как Степан спас ее от коварных акул в Баренцевом море и этим покорил ее сердце! Хотелось, чтобы все красиво, а теперь… Дамочка немного поморгала, а потом махнула рукой:

– Да какие там завистники? И алиментов у него никаких не имелось! Он же с Танькой со своей уже столько живет! И дети у них уже взрослые. И кстати, разводиться он не собирается, паразит!.. – Тут Валюша вспомнила, что о паразите надо говорить только хорошее или уже молчать, поспешно прикрыла рот рукой и повела себя, как и подобает. – Ой! Нет, конечно же, не паразит, не паразит, господи-и, несчастье-то какое-е-е-е!.. Ну чего вы сидите? Налейте мне чаю, видите – дама тоскует, – возмущенно рыкнула она на гостя и тут же снова завыла: – Да и как же мне теперь одной-то-о-о-о-о?! И кому теперь моя краса надобна-а-а-а-а?

Дуся уже не слишком обращал внимание на ее завывания.

– А откуда…

– Откуда я узнала, что Степа погиб? – по обыкновению, перебила его Валя, забыв про горючие слезы. – Так ведь тут как было… Вчера, значит, когда Степа-то спрыгнул в одних своих трусах… кстати, эти трусики я ему покупала, его Танька никогда на него не тратилась! В общем, Юлька домой пришел, а у нас, знаете, замок такой – фиг откроешь с первого раза… Короче, когда он прорвался, я уже вся такая спокойная была, сижу себе, в телевизор пялюсь и петельки на спицу набираю. Он сразу за стол, Юлька-то. Господи! Наших мужиков теперешних разве, кроме жратвы, что-то интересует, я вас спрашиваю?! Ой, да не пыжьтесь вы, я сама знаю! Ничего их не интересует! Ну и сидит мой ягненок за столом, а я на балкон выскочила, надо ж узнать – может, Степка-то весь переломался, пока летел. Смотрю – под балконом никого нет, значит, удрал. Ну и я уже спокойненько так к кастрюлям. И что вы думаете? Не успела я поварешку в руки взять – бац! Такой удар! У нас даже посуда в серванте зазвякала. Я снова на балкон. А там под нашим балконом… нет, немножко не под нашим, а в сторонке, возле стены лежит какой-то непонятный мужчина! Вроде по прическе Степка, а по одежде неизвестно кто! Я на всякий случай сразу в крик. Юлька мой всполошился, на улицу выскочил, а там уже продавцы из комиссионки выбежали, визжат, орут, милицию вызывают. Юлька домой, мне и говорит: «Какого-то бедолагу машина сбила». А я видела эту машину-то! Она такая черная вся, джип, он отъезжал, когда я в первый раз этого мужика-то увидела! И, главное, так быстро отъезжал! Я еще тогда никакого значения не придала, а сейчас думаю – от дура-то!

У Дуси появилась мысль, он хотел было спросить Валю – не помнит ли она номер, но женщина, увидев, как он шлепает губами, пресекла его попытку:

– Так вы слушайте! Это я тогда еще не сильно горевала, я ж не знала, что это Степа! А вот потом, уже ближе к вечеру, к нам пришел милиционер и сразу спросил, не знали ли мы такого Степана Акимыча Охрименко. Мой-то олух сразу же сказал, дескать, никаких Охрименков мы не знаем, а что такое вообще произошло? А милиционер и говорит, что, мол, этого Степана сбили возле нашего дома, человек погиб, и хотелось бы узнать, может, кто из жителей знал его, то да се… Ну а я промолчала. Не стану же я мужу перечить! И потом что бы я сказала – откуда я его знаю? Нет уж, я ничего такого не сказала.

– А откуда же милиционер узнал, что это именно Степан? Да еще и Охрименко?

– Ой! А чо не узнать-то? Они Степку-то как облупленного знают! Он же у них, в милиции-то, раза два за воровство сидел! – всплеснула руками Валя. – Мы с ним и познакомились-то потому, что я его за штанины ухватила, когда он из моей форточки мою же люстру волок!

Быть может, Валя сообщила бы и еще какие-то интересные подробности, но в этот миг зазвонил телефон. Женщина подскочила к аппарату и через минуту заверещала в трубку:

– Аленка!! Ты, что ли?! Ты чо вчера-то не звонила? Тут у меня тако-о-ое! Представь, Степку-то моего машина задавила!.. Ой, ну, конечно, насмерть!.. Я тебе сейчас все подробно расскажу! Ты сидишь? Сядь, а то свалишься! Короче, так…

Дальше Евдоким Петрович Филин, частный детектив, для Вали перестал существовать совершенно. Она охала, ахала, взвывала, скулила и глупо хихикала в трубку, передавая подружке все новости, и всяческие попытки Филина обратить на себя внимание терпели крушение. Оставалось только смиренно обуться в прихожей и тихо удалиться. И даже выходя из подъезда, Евдоким не слышал, чтобы хозяйка заперла за ним дверь, так была увлечена беседой.

Домой он пришел все же в приподнятом настроении.

– Мамань!! Собирай Машеньку, я с ней пойду на улицу гулять, такая погода стоит, как на заказ, прям как на заказ! – крикнул он, переступая порог своей квартиры.

– А чего тебе погода? – появилась Олимпиада Петровна. – У нас тут такое творится, а он бегает по улице погоды разглядывает! И нечего кричать, спит Машенька! Времени-то сколько…

– А кушать есть чего? – не сильно расстроился Евдоким.

Немедленно из кухни высунулась Инга и яростно замотала головой:

– Рассольник есть, картофель, жаренный с грибами, и компот вишневый. А булочки пекла, так их того… Яков Глебыч уже все съел! Я сейчас быстренько в микроволновке подогрею.

Маменька все еще дулась. Конечно, она предполагала, что сынок бегает по их жуткому делу, выясняет, кто на них осерчал или, по крайней мере, выклянчивает паспорт у паспортисток, а он…

– Разогреет она… – бурчала женщина. – Господи, этих мужиков ну ничего, кроме жратвы, не интересует! Ну хоть ты помри здесь всем семейством! Один булки лопает, другой… Куда за стол?! А руки?!!

Евдоким послушно вильнул в ванную, потом степенно уселся за стол и оказался последним. Когда только домочадцы успели оседлать все стулья – неизвестно, но сейчас за столом семейство было в полном составе, включая красавицу Милочку и мохнатую склочницу Душеньку.

– Ну? – требовательно вопросила мать семейства, едва Дуся поднес первую ложку ко рту. – Говори: что тебе удалось узнать по поводу нашего недобитого Яшеньки? Что там с машиной-то? Ты же должен понимать, что на Якова будет совершено следующее нападение! И теперь уже будут бить до победного конца!

Яков Глебович, который потихоньку пододвинул к себе Дусину тарелку с картошкой, нервно затрепетал ноздрями, и вилка выпала из его рук.

– Евдоким! Ну что же ты жуешь?! – не выдержал он напряжения. – Ну что там узнал-то? Тебе сказали, когда на меня будут покушаться в следующий раз? Ты узнал – кому я там на хвост наступил? И вообще – когда уже мне можно будет отбыть?!

– Завтра, – с полным ртом пояснил Дуся. – Маманя паспорт получит, и отбывайте. А по поводу той машины… Ой, я не знаю, чего вы все переполошились-то? Может, и не за вами вовсе она гонялась-то? Прям трясутся сидят…

Олимпиада Петровна отобрала у сына ложку и с силой брякнула ею об стол.

– Да как же нам не трястись, а?! Мы же вчера тебе говорили: помер мужик, нечего по чужим бабам скакать, а ты нам что?! «Не-е-ет, это обязательно Яшу вашего хотели придавить, чтобы его уже совсем не было»! Ясное дело – мы взволнованы, сидим весь день, боимся к двери подойти, ты где-то шатаешься, а теперь выясняется… Откуда ты взял, что это не на Яшу?

Евдоким потянулся было за новой ложкой, но маменька бодро шлепнула его по руке.

– Мамань, я сегодня провел громадную работу, – тяжко вздохнул он. – Я был у той самой Вали.

– Представляю, – хихикнул Яков Глебыч, но тут же серьезно насупился. – Ну-ну-ну? И что выяснилось?

– А то! Степа ваш был форточником, понятно? Парочку раз отсиживал в местах не столь отдаленных, ну и вполне понятно, что мог себе там нажить не только друзей. Короче, я же все равно не смогу выяснить, кто из бывших дружков захотел с ним поквитаться, ну и… я так подумал… Ну какого фига мы будем тут какое-то расследование начинать, когда вовсе это нас не касается, правда ведь?

– Правда! – весело захлопала в ладошки Милочка и сверкнула на Дусю горящими очами. – Мы лучше, Евдоким Петрович, с вами еще раз в кино сходим, точно?

– Нет, не точно! – огорчилась матушка такой серенькой развязке. – А меня почему тогда на мину посадили?

Дуся задумался. Да уж, матушка со своей миной никуда не вписывалась.

– Мамань, слушай, а помнишь, ты со старушкой из второго подъезда поссорилась, она еще сказала: «Чтоб тебя разорвало, мясная колода!»

– А-а-а! Так это Харитониха! Я сказала нашим бабкам, что ее внучка не проституткой валютной работает, а вовсе даже на рынке рыбой вонючей торгует! Кто ее валютчицей-то возьмет?! У нее ж внешность… одно слово – харя! Ее так и кличут – Харя, да! Ну, а бабка осерчала, обиделась, что внучку ейную оклеветала, – охотно вспомнила матушка, но вдруг прикусила язык и окаменела. Наконец выговорила: – А ты чего это спросил? Ты думаешь… Харитониха мне мину сунула?

Дуся только многозначительно пожал плечами. Получалось, что вокруг их семьи было наворочено невесть сколько всяких таинств, а вот оно как замечательно разруливалось, главное – хорошо подумать! Зря только Верочку – такую няньку потеряли, эх…

– Маменька, не забудьте – у вас завтра паспорт, – напомнил он.

– Совсем ты, Дуся, что ли? – обиделась Олимпиада Петровна. – Как же я забуду? Мне же его в загс тащить, надо же и о свадьбе задуматься! Кстати… Ингуша!! Девочка! Давай-ка мы с тобой сейчас сядем и продумаем, что нам надо будет на стол!! Милочка! А ты не сочти за труд, уложи Машеньку, а потом посиди, полистай журнальчики, мне бы современный фасончик подобрать, все никак не могу выбрать себе костюм!..

И Олимпиада Петровна уплыла к Инге на кухню. Милочка унеслась в детскую укладывать Машеньку, Дуся же улизнул к себе – совсем недавно он купил себе компьютер, и теперь его неудержимо тянуло к монитору – поиграть в «косынку». И все же поиграть не удалось. Инга, вероятно, решила окончательно прибрать молодого миллионера к рукам, а поскольку пути к его сердцу, кроме как через желудок, она не ведала, то расстаралась и удивила всех вечерним сладким пирогом с брусникой. По всей квартире разносились такие ароматы, что все домочадцы потянулись на кухню, глотая слюни в ожидании лакомства.

– Нет, я не понимаю! А чего вам не спится-то? – недовольно встречала каждого вошедшего Олимпиада Петровна. По наивности женщине думалось, что Инга желала порадовать исключительно ее. – Яков Глебыч, куда в тебя лезет? Ты же все булки умял!

– Дык… Бабочка моя, я ж расту! Оттого и кушать хочется каждый час!

– Инга, налей ему вчерашних щей, растущему организму нужны витамины, а не какая-то там стряпня!.. Милочка! Ты тоже растешь, что ли?

– Да ну на фиг! – фыркнула Милочка. – Я просто пирога хочу, и все. Не, а чего – мне не полагается, что ли? Тогда я, как Верка, смотаюсь – и сидите сами с Мари!

– О господи! Да кто тебе пирога-то жалеет? – всплеснула руками Олимпиада Петровна. – Ешь сколько хочешь! Толстей! Ты и так в джинсы не влазишь, скоро в дверь не войдешь, но мне ж не жалко – ешь!! Инга, отрежь ей самый маленький кусочек, не дело это фигуру девке портить. Дуся, ты тоже сильно-то на пирог не налегай, не налегай! Лучше вон картошечки…

– Мамань, там тебя к телефону, – скучно пробасил Дуся, – какой-то мужской голос.

Ревнивый жених Яков Глебыч даже ухом не повел, зато благочестивая невеста, закрасневшись и чуть не сметя стол вместе с пирогом, ринулась в гостиную к трубке. Уже через минуту она вернулась.

– Дуся!! Там никого нет! А… пирожок где? – вытаращила она изумленные глаза. – Вот этот огрызок – все, что осталось?

– Мамань, это… это Душенька! – нашелся Дуся. – Вишь, как ее раздуло!

Душенька и впрямь толкалась возле стола, но бедняге доставались только крошки.

– Липушка! Мы берегли твою фигуру… перед свадьбой, чтоб тебя не разнесло… – ласково пояснил жених, заталкивая в рот здоровенный кусок. – И вообще… ты у меня… после свадьбы печеное есть не будешь, стройнеть будешь! Только овощи, только овощи, салатики там всякие с капустой, морковочкой, свеколкой…

– Во! Видал?! – выставила невеста перед его носом огромный кукиш. – Это у тебя начнется овощное будущее! У тебя вся жизнь станет, как одна сплошная грядка – роешь, сеешь, подкармливаешь и пашешь, пашешь, пашешь…

Ссориться на сытый желудок никому не хотелось, даже разговаривать было лень.

– А давайте просто так чай пить, – предложила Инга, в кои-то веки она сидела вместе со всеми, а не одна возле плиты. – Я видела у нас в холодильнике конфеты какие-то валяются и пряники.

– Точно, – вспомнила Олимпиада Петровна. – И в комнате, в стенке, такая коробочка большая… Милочка, принеси. Яша, сходи, достань из бара ликер. Дуся, помоги Инге заварить чай, у нее отчего-то всегда или сеном отдает, или валерьянкой.

Все кинулись за коробками, за ликером, и мир наладился.

По своим кроватям разбредались уже за полночь. Даже на ночные телепередачи не хватило сил.

И все же Дуся зря ел пирог на ночь, тот седьмой кусочек был явно лишним. Из-за этого Евдоким хоть и уснул сразу, но спал неспокойно – ворочался во сне, у него что-то урчало в животе, бухало в голове, он ерзал и чесался, и все время ему снились одни гадости. Ни с того ни с сего примерещилось, будто он женился на этой страшной Инге, и она стала кормить его на убой, а потом и вовсе сообщила, что скоро у них появится ребеночек! Дуся обрадовался сдуру, но Инга грустно покачала головой и сказала, чтобы он отнесся к этому более серьезно, потому что малыша придется рожать ему самому. И все оттого, что она в роддоме никого не знает, а у Дуси там весь персонал знакомый! Дуся не соглашался, а Инга сначала его просто уговаривала, а затем они с ней стали ругаться и даже подрались. Прямо во сне. Дуся не чувствовал боли – Инга только толкалась, хлестала по лицу, по животу и по шее, но зато как было обидно! В конце концов Дуся победил, он вообще убежал от этой коневидной поварихи. И тогда появилась Милочка. Она была какая-то скучная и на Дусю совсем не смотрела. Он пытался ее развеселить, предлагал выйти за него замуж, рассказывал, какое богатое наследство оставил ему отец, но девушка печально фыркала: «Как за тебя замуж идти? Посмотри, ты же совсем ребенок! Ты еще маленький! Даже на горшок сам не ходишь, все в штаны, все в штаны. Нет уж, мне твое богатство ни к чему». Дуся плакал, и оказывалось, что он и в самом деле маленький – лежит один в мокрых пеленках. Он прямо-таки мучился: отчего же никто ему эти пеленки не поменяет? Куда смотрят няньки?! А пеленки не меняли! А он уже не мог спать в такой луже! Дуся проснулся, заворочался и распахнул глаза. Простыня под ним и в самом деле была мокрой.

– Господи, какой конфуз-то… – пробормотал Дуся, подозревая себя в неладном. – Это что ж у меня со здоровьем?..

И тут Евдоким Филин вздрогнул. Комнату окутывала тьма, но Дуся явно видел… да что там видел! Проснувшись окончательно, он вдруг явно ощутил, что с ним рядом кто-то лежит!

«Если сон в руку и это Инга… – мелькнула страшная мысль, и Дусю прошиб пот. – Сразу же… сразу же кинусь с балкона! Нет, лучше ее выкину…»

Он осторожно вылез из-под одеяла, на цыпочках подошел к выключателю – и свет залил комнату.

На постели была не Инга. Свесив голову с кровати и прикрыв глаза, лежала красавица Милочка, а на пододеяльнике и простыне ярко алели какие-то пятна.

– Ну ваще… – пробормотал Дуся и чуть не съехал по стене на пол.

В один миг он ясно понял: красные пятна – это не что иное, как кровь! Да! Самая настоящая! И сам Дуся тоже был в этой крови, вон у него и трусы все промокли от нее, и майка… И Милочка… Милочка была мертва.

Он хотел закричать от страха, но в груди от ужаса что-то переклинило, голос куда-то потерялся, и бедный Филин только таращил глаза. Хотелось орать, визжать, топать ногами, но не моглось. И потом – его визг мог разбудить Машеньку, маму, Якова, Ингу, Ми… Ах ты, черт, Милочку теперь никто бы не смог разбудить. Но и остальных не хотелось. Маманя, конечно, все поймет и поверит, а Инга? А Яков? Поди им докажи, что не ты прикончил несчастную девчонку! Вызовут милицию, а там… Эта новая мысль придала сил, Дуся снова нажал на выключатель, автоматически повернул на двери замок, чтобы никто не вошел и прислушался. Дом спал. Даже радио не было слышно, а по квартире из всех спален доносился дружный мощный храп.

– Хоть перережь здесь всех, им бы только спать… – испуганно пробубнил Евдоким и на цыпочках прокрался к прикроватной тумбочке.

Там он включил ночник и при его щадящем свете смог наконец приблизиться к Милочке.

Девушка была одета в свою обычную одежду – джинсы и цветастую кофточку. Правда, кофточку было трудно признать – так она была залита кровью и истыкана, скорее всего, ножом. Самого ножа рядом не оказалось. Поверх девушки был небрежно накинут угол одеяла, и вообще создавалось ощущение, что она сама улеглась в постель к Дусе, прямо в одежде, а потом ее кто-то здесь обнаружил и… преступник действовал ножом, вся постель была щедро пропитана кровью. Филин набрался смелости и отогнул одеяло.

– Так вот отчего мне снились мокрые пеленки… – прошептал он. – И толкали меня во сне… Значит… значит, Милочка сопротивлялась? Но почему не кричала? Или она кричала, а я не слышал? Это что же получается – преступник так обнаглел, что заявился в дом, стал издеваться над девушкой, совершенно уверенный, что никто ему не помешает? Кошмар какой! И как только меня не задели… А как он вошел? Кто ему открыл? Или… Или убийца и не входил в квартиру? Может, он здесь и был, тогда… Что же это выходит… Убийца у нас в доме?!

Внутри Филина будто рухнула ледяная лавина.

– Маша…

Он захлопнул дверь и понесся в детскую. Машенька, перевернувшись поперек кроватки, сладко чмокала во сне пустышкой. Рядом с ней в кресле похрапывала Инга. Девушка, видно, с вечера перебрала ликера, потому что даже не нашла в себе сил переодеться в ночную рубашку, так и спала в своем рабочем наряде.

– Ведь говорил же – пора девчонку отучать от соски… – прошипел Дуся, но от сердца у него заметно отлегло. Теперь он направлялся в родительскую спальню. Дверь спальни была закрыта на замок – будущие молодожены всегда защелкивались на ночь. Но из-за двери раздавался храп дуэтом – две мощные глотки даже ночью работали на совесть, поэтому в их здоровье можно было не сомневаться.

Выходит, остальные были все живы, но кто убил Милочку? И ведь убийца все еще мог находиться здесь. Во всяком случае, Дуся не слышал, чтобы кто-то выходил. Теперь надо было пройти по комнатам. По вискам крупными каплями скатывался пот, сердце колотилось где-то в горле, окровавленная майка противно липла к спине, но менять ее было некогда – Дуся, трясясь от ужаса, на полусогнутых ногах упрямо обходил свои владения.

В гостиной никого, тишина, только штора колышется от сквозняка.

В кухне… Дуся напрягся… какой-то шорох?!. Нет, тоже никого, это тихонько включился импортный холодильник. После того как они с маменькой поменяли свою старушку «Бирюсу», которая отработала у них пятнадцать лет и рычала, как разъяренный кобель, к тихой работе нового агрегата они никак не могли привыкнуть. Дуся вытер влажные ладони о трусы – пронесло.

– Ничего не понял… – растерянно бормотал Филин. – Полтергейст, что ли?

Он стоял в кухне, жадно глотал воду прямо из цветочной лейки и вдруг снова замер – так и стоял с полным ртом воды. Теперь уже непонятный шорох послышался совсем отчетливо… как будто… как будто кто-то скребся. Только где?

Собрав все свое мужество, Дуся крался на шорох. Каждый шаг гулко бухал толчками крови в голове. Звук доносился от входной двери.

Евдоким глубоко вздохнул, судорожно поддернул широченные трусы, вытаращил глаза и резко рванул на себя ручку двери.

Странно, дверь была только плотно прикрыта, но не закрыта на замок. А на лестничной площадке сидела и тряслась всем тельцем маленькая йоркширская терьериха Душенька.

– Дурочка моя, – схватил Дуся собачонку и прижал здоровенными ручищами к груди. – А ты-то как здесь? А, понимаю, понимаю, тебя выставили, как ненужного свидетеля…

Собачонка только дрожала, жалась к хозяину и даже не скулила.

– Ладно, разберусь, не бойся ты так, – успокоил ее Филин и закрыл дверь на все замки. – Иди в детскую комнату, я б тебя к себе взял, но там такое… тебе сейчас нельзя ко мне, это так вредно для твоей собачьей психики…

Дуся тихонько запустил собачку в детскую и заторопился к себе.

Теперь стало кое-что понятно – преступник зашел в квартиру, прирезал Милочку и так же через дверь вышел. Все тонкости Дуся собирался обдумать позже, а сейчас ему срочно надо было избавиться от трупа.

– Боже мой, куда же труп-то затолкать? – метался он по своей комнате, боясь лишний раз взглянуть на бездыханное тело девушки. – Сейчас под кровать затолкать, а потом незаметно вынести?

Мысль о том, чтобы позвонить в милицию, Дуся отмел сразу. Он был твердо убежден, что, едва стражи порядка услышат, что он беспробудно спал в то время, когда рядом с ним в кровати убивали Милочку, его тут же заберут. Никто не поверит в этот бред. Дуся и сам бы не поверил, но он же знал, что никого не убивал!

– Ничего, суну сначала под кровать, потом вынесу… – решил он.

Так и сделал. Он набрался храбрости, ухватил Милочку за руки, стянул на пол и старательно запихнул под кровать. Убрав тело с глаз долой, он судорожно стал стягивать простыню, пододеяльник и наволочку, а чтобы матрас не пугал его кровавыми пятнами, перевернул его на другую сторону. На то, чтобы застелить чистую постель, он потратил еще кучу драгоценного времени, но зато теперь его постель сияла чистотой и безгрешностью. Окровавленное белье отправилось тоже под кровать, туда же Дуся затолкал и свои трусы с майкой.

Управившись с первоочередным делом, Филин стоял посреди комнаты и не знал, что делать дальше. На кровать он лечь просто не мог. Не то что лечь, даже сесть на нее он не отваживался. Откуда-то взялись детские идиотские страхи – ему казалось, едва он присядет на свою чистую постель, как его тут же пнет мертвая Милочка. Нет, ну как спать, когда у тебя под кроватью покойник?!! А времени было лишь половина третьего утра. Это сколько ж надо будет столбом торчать? И в гостиной спать не ляжешь, а ну как утром кто-нибудь раньше него проснется, сразу начнутся расспросы – чего, мол, тебе, Дуся, в своей спальне не лежится? Подозрения всякие, а ему сейчас любое подозрение…

И Евдоким решился. Еще раз проверив, как там спится его родным и близким, он быстро надел старый свитерок, под руку попались вытянутые трико, с вешалки сдернул маманин древний плащ и снова вернулся к себе в комнату. Осторожно, будто гремучую змею, вытащил из-под кровати несчастную Милочку, уместил ее на плащ и попробовал завернуть. Труп никак не заворачивался – то рука выпадала, то нога высовывалась. Дуся уже и так пробовал, и эдак… В какой-то миг, когда он в очередной раз укладывал ноги девушки в плащ, из кармана ее джинсов выпал сложенный в несколько раз тетрадный листок. Дуся машинально сунул его к себе под комод – потом прочитает, а сам снова принялся упаковывать свою страшную ношу. В конце концов он так перенервничал, что плюнул на все, вытащил из шкафа новое маманино покрывало, уложил на него Милочку вместе с плащом, взвалил на спину и стремительно вышел из квартиры.

В подъезде, как никогда, горели все лампочки до единой. Всегда эти лампочки колотят безответственные хулиганы или выкручивают бережливые жители для своих квартир, а вот сегодня никто не постарался! Иллюминация, как в Новый год! И тишина. Какая-то прямо-таки зловещая тишина! Того и жди, что распахнутся двери – и милые соседи поинтересуются: «Дуся, а не труп ли ты волокешь, кровопивец?» Дуся буквально несся, перескакивая через две ступеньки, сгибаясь пополам под Милочкиной тяжестью. Тут и добежать-то только до подвала!

До подвала он добрался без приключений, но вот ведь неудача – подвал был плотно заколочен! Чуть не взвыв от отчаяния, Дуся рванул на улицу. Куда направляться сейчас, он не знал. Просто так страшный узел нигде не оставишь – девушку найдут, сразу же начнется расследование, будут опрашивать жителей близлежащих домов, и маменька тут же все загубит – она непременно узнает свое новое импортное покрывало. И тогда…

Дуся тащил тюк с несчастной Милочкой к подвалу следующего дома. Ничего, он оставит Милочку там, а покрывало и плащ заберет, сожжет потом где-нибудь. Господи, сколько волокиты с этим убийством… И как только преступники так ловко со всем управляются, а потом еще спокойно живут всю жизнь?..

Вдруг Дусю обдало жаром – совсем близко раздались чьи-то голоса.

– Андрюша! Но ты не можешь так уехать!! – кричала девушка со второго этажа соседнего дома. – Ты меня оставляешь в таком состоянии!.. Андрюша! Скотина! Неужели оставишь?!! Ты не можешь!!

Андрюша, видимо, собирался именно смочь, потому что он открыл машину, которая стояла тут же, поджидая хозяина, и уже собрался отчалить. Но девушка на балконе со слезами в голосе выкрикнула:

– Тогда я сейчас же звоню твоей жене и говорю, что я беременна! Езжай, езжай! Представляю, как тебя встретят!

Андрюша, вероятно, тоже представил, и лишние девичьи откровения, как видно, в его планы никак не вписывались, он нервно захлопнул дверцу автомобиля и, бормотнув: «Ну как же достали эти бабы! Когда они кончатся?» – снова ворвался в подъезд.

Медлить было нельзя.

– Прости меня, Милочка, – шепнул Дуся, воровато оглянулся и тихо прокрался к машине.

Ручка поддалась легко, и дверца гостеприимно распахнулась. Дусе надо было бросить на сиденье труп несчастной девушки и без оглядки нестись домой, он это понимал великолепно, и все же, протолкнув труп на сиденье, он сдернул покрывало, осторожно захлопнул дверцу и только тогда заячьими скачками понесся к дому.

Домашние все так же храпели, Машенька чмокала пустышкой, и даже Душенька, забравшись на руки к сонной Инге, не пожелала просыпаться.

– С ума сойти, на пожарника они сдают, что ли? – удивленно хрюкнул Дуся и побрел в ванную.

Он плескался под душем минут двадцать, пытаясь смыть с себя все кошмарные воспоминания этой ночи. Когда вышел, на улице уже занимался рассвет. Дуся еще раз окинул взглядом свою комнату – ничто не говорило о том, что три часа назад здесь все было залито кровью.

– Надо не забыть вытащить грязное белье из-под кровати и выбросить в мусор. И маменькино покрывало, будь оно неладно… Или лучше сжечь, – решил Филин и улегся в постель.

Там, на улице, с этим тяжелым узлом на горбу, он так мечтал поскорее спрятаться в своей чистой постели, накрыться с головой одеялом и уснуть! А проснувшись, убедиться, что все это оказалось продолжением страшного кошмара про женитьбу на Инге. Спать… Долго-долго, тихо-тихо, спокойно-спокойно…

Но сейчас, коснувшись подушки, он понял, что спокойного сна ему еще долго не видать.

– Господи, хоть бы этот Андрюша не нашел какой-нибудь улики… – шептал себе под нос Дуся, зарывшись все-таки под одеяло с головой. – Интересно, а чего это я как следует не рассмотрел труп? Вдруг у нее там была какая-нибудь предсмертная записка? Хотя такие записки пишут, если сами кончают с собой…

И тут он вскочил! Он вдруг ясно вспомнил, что записка была! Он ее еще сунул… под кровать? Нет, под комод! Он ее сунул под комод!

Записка валялась под комодом. Сунув руку в узкую щель, Дуся еще только дальше затолкал тонкий листок.

– Вот черт, руки почему-то такие толстые выросли…

Недолго думая, Дуся этими толстыми руками попросту отодвинул комод, выудил из мохеровых клубков пыли записку и установил мебель на место.

Он сел на кровать, и сердце его тяжело затрепетало.

«Мертвые не молчат. Олеся Горида. Она все видит. Ты теперь не сможешь спокойно жить».

– Здра-а-а-ассьте! – изумленно качнул головой Дуся. – Вот и делай после этого подвиги! Олеся, видите ли, видит! А она не видела, кто это Милочку так покрошил?! А я, значит, не смогу жить спокойно? Не, ну ваще…

Он обиженно дернулся, отвернулся к окну, но потом не удержался и перечитал записку еще раз. Так и есть: «не сможешь спокойно жить…»

– Да я и так уже забыл, когда жил-то спокойно, – все еще обижался неизвестно на кого Дуся. – То маманя со своим паспортом, то мины какие-то толкают куда попало, то Яков этот машину раздразнил, хорошо еще догадался в новый костюм переодеться! Хотя, чего уж тут хорошего-то, мужик-то все равно погиб… Нет, ну какая зараза нам жить не дает, а?

Он еще раз посмотрел на записку. Олеся Горида… Нет, такого имени он никогда не слышал. Ну что же, придется с девушкой познакомиться. Завтра же… Так, не завтра, а уже сегодня. Сегодня он получит маменькин паспорт и отправит их… куда б их отправить, чтобы быстро, далеко и надолго? Ну, только в санаторий местного разлива. Или… Нет, он не отправит их в санаторий, он знает, к кому послать своих родных и близких. И уж тогда-то…

Наутро он пробудился от детского плача и маменькиного ора:

– Милочка!! Мила! Ну куда она запропастилась?! – кричала женщина, пытаясь успокоить ревущего младенца. – Инга! Ну что ты таскаешься, как беременная моржиха?! Немедленно приготовь девочке кашу!.. Господи, да что сегодня за утро такое – никого собрать не могу! Милочка!!

От этого имени Дусю будто подбросило на кровати. Он ни секунды не сомневался в том, что ночные приключения ему не померещились, и ему стало по-настоящему страшно. Что сейчас начнется, когда все станут искать девушку?

В комнату к Евдокиму постучали:

– Дуся! Ты не видел Милочку? – просунулась к нему голова маменьки, когда он открыл дверь.

– Н-неа, – неуверенно ответил он. – Может, она… в магазин пошла? Или к подружкам отправилась?