Текст книги "Есть ли жизнь без мужа?"

Маргарита ЮЖИНА
Есть ли жизнь без мужа?

Глава 1
Пожарник для пылающего сердца

– Дунаева!!

– Я!

– Прекрати немедленно скалиться! Мы с тобой не в стройбате, а в больнице! Руки по швам, ноги вместе! Рапортуй по уставу – отчего опять бардак в палатах?!

Возле тоненькой, молоденькой Женьки Дунаевой грозно, напоминая трактор «Кировец», возвышалась старшая медсестра Нина Осиповна.

– Я еще раз спрашиваю не в глаз, а в лоб: почему в четырнадцатой палате у больной Никифоровой на кровати грудной ребенок?!

– Я так подозреваю – родила! – по-военному вытянулась Женька, сдувая со лба мокрые пряди. – Такая прям шаловливая больная попалась, не успели вылечить, а она как давай рожать, прям как из пулемета!

– Дунаева!! – разъярилась старшая медсестра и от гнева затрясла брылями. – Отставить шуточки! Во-первых, ее еще никто не вылечил! А во-вторых… Кто ее вылечит, когда ей уже восемьдесят семь?! – Тут Нина Осиповна на секундочку насупилась и выразилась иначе: – Нет… не так… В смысле… Кого она может родить, когда ей уже восемьдесят семь?!

– Я ж говорю – шалунья! – по-прежнему вытянувшись стрункой, чеканила Женька.

– А в третьей палате, у Омельченко? – ехидно прищурилась Нина Осиповна. – Говори, почему там ребенок лежит? Только сразу предупреждаю: Омельченко хоть и моложе Никифоровой, но это мужик! У него откуда ребеночек?

– Подкинули! Завистники! – все так же глядя в одну точку перед собой, докладывала Женька. – Он слишком быстро поправляется, мы его хорошо лечим, и вот недоброжелатели решили усложнить нашу задачу!

– Что ты мне тут городишь! Как будто я не знаю, что ты опять детей на работу притащила!

– А-а, так это мои?! – радостно улыбнулась Женька. – А я думаю, про каких грудничков вы мне тут… Тогда вы сильно ошибаетесь, Данька и Санька уже не груднички! Им ведь уже десять месяцев, они вполне самостоятельно питаются.

– Иди немедленно забирай ребенка… ребенков! – зашипела Нина Осиповна. – Не дай бог, Роман Александрович к ним в палату зайдет, полетим все с должностей, как птицы! Понизит и… глазом не моргнет!

И она тяжело помаршировала по коридору, ворча себе под нос нелестные отзывы о молодых мамашах.

Женька высунула вслед длиннющий язык.

– Опять мне рожи корчила? – обернулась Нина Осиповна на середине коридора.

– Опять, – честно мотнула головой Женька. – Но вы же не видите… а мне приятно.

Старшая медсестра только вздохнула, и ее толстые ноги стали печатать шаг дальше. А Женька кинулась торопливо дотирать пол. Да заберет она мальчишек из палаты, заберет! Как будто не знает, что этого делать нельзя, а только куда их денешь, если работать надо, а в ясли таких не принимают? И потом, чего Романа Александровича бояться? Может, кого и понизят, а вот ее, Женьку, понижать уже некуда. И вообще, он уже заходил в палату. Подошел к Саньке и спросил:

– А ребеночек у нас с чем лежит?

Бабушки ему честно ответили:

– А, да это соска! С молоком лежит. Мать оставила.

– Хорошо, я мать обязательно посмотрю… Это хорошо, что у нее молоко… У матерей всегда должно быть молоко… Я вот особенно люблю в мягких пакетиках… – рассеянно проговорил доктор и тут же забыл про малыша.

А Даньку и вовсе не заметил – он спал, и мужчины заботливо укрыли его простынкой от посторонних глаз. Да заберет их Женька, ей осталось-то полкоридора протереть.

Она уже домывала, когда к ней подбежала новенькая медсестра Лида.

– Жень! К тебе там, не знаю, кто пришел! – задыхаясь от бега, протараторила она. – Бабушка какая-то. Так, на кикимору похожа… я в хорошем смысле этого слова. Такая добрая. Тебя зовет. Я ей сказала, что ты занята, но она говорит – очень срочно!

Женька торопливо поставила ведро в маленькую кладовку и попросила:

– Лидочка, скажи бабушке, что я сейчас спущусь – у меня там ребятишки, я за ними…

Возле черного хода ее ждала старенькая баба Нюся, соседка. Старушка приходила к Женьке на работу крайне редко, она до ужаса боялась больниц, а потому ее приход немного взволновал.

– Баба Нюся, ты чего? – спросила Женька, выталкивая на улицу прогулочную коляску для двойняшек. – Денег занять?

– Да какие у тебя деньги… – отмахнулась бабушка, и глаза ее подозрительно заблестели. Но она лихо швыркнула носом и вдруг лукаво заиграла глазами. – Ты вот мне лучше скажи, только честно – хочешь сегодня не работать по уважительной причине?

Могучая фантазия Жени мгновенно нарисовала парочку картин – одна страшнее другой. В их районе землетрясение по самой высокой шкале?! Или еще лучше – наводнение! Или… или в ее старенький домик попал вражеский истребитель? М-да… это что-то уж совсем…

– Ба, да уже и так сегодня отработала, раньше надо было… Ну чего случилось-то? – уже не на шутку разнервничалась она.

– Нормально все… – махнула рукой баба Нюся и торжественно сообщила: – Зато ты, милая, смело можешь сегодня не работать! И завтре тоже! Отдыхай! Можешь куда с мальчонками сходить, можешь и ишо чево… У тебя теперь есть уважительная причина! У вас дом сгорел!!

– А-а… – с облегчением протянула Женька. И тут до нее дошло: – Дом?! Наш? Такой старенький, да? Еще крыша зеленая, да? А чего это он?.. И совсем сгорел? Баб Нюся, да не молчи же ты!.. Нина Осиповна!!. Лидочка!! Встретишь Нину Осиповну, скажи, что я – домой. У меня дом сгорел!

– Да ты что-о-о-о!!! – ужаснулась Лидочка. – Ты не врешь?!!

– Да черт его знает… сейчас побегу посмотрю, может, и врут… Я все-таки очень рассчитываю, что это бабушкины шутки…

Бабушка обиженно фыркнула:

– Я такими шуточками, Женя, уже в пять лет шутить перестала! Однажды пошутила, что у нас корова сдохла. Родители себя от горя не помнили – единственная ж кормилица! А она живая оказалась. Радовались сильно. Но недолго… К вечеру та корова возьми да сдохни! И чего ей не жилося? Ну… по ней погоревали, а меня… Батюшка два раза кнутом приложил, за язык корявый… Не шучу я больше.

Женька суетливо толкала впереди себя коляску с близнецами и бабушку слушала плохо. Внутри у нее все трепыхалось от волнения и страха. Она хоть и понимала, что бабулька не шутит, но ей все еще не верилось, будто их старенький домик вдруг отчего-то взял и сгорел! Может, все-таки соседский?

Однако чуда не произошло. Еще издалека Женя заметила, что линия горизонта над ее домом непривычно изменена. Здоровенный тополь с желтой листвой – есть, а вот чуть поодаль, как раз там, где должна была возвышаться зеленая крыша, теперь ничего не возвышается… Женя уже чуть не бежала.

– Боже мой, да что ж это такое…

И ведь что обидно – невысокий, старенький забор совсем не пострадал, даже воротца остались целыми, зато во дворе…

Нет, нельзя сказать, чтобы от постройки осталась одна печка с трубой, как в страшных фильмах показывают. Но крыша обвалилась, стены обгорели до половины, и ее уютный домик это зрелище уже никак не напоминало. Все обугленные стены были мокрыми и кое-где еще дымились: видно, пожарники поливали. По черным горам мусора бегали ребятишки, играя в спасателей, а Женя стояла перед пожарищем, моргала и не могла понять – как это такой большой домик сгорел за какие-то три-четыре часа?! По головешкам уже бродила баба Нюся, лихо гоняла расшалившуюся ребятню и выла в голос, не забывая выискивать клюкой уцелевшие вещи. Да только чего там выискивать… Из всех вещей только и осталось, что старый, нерабочий холодильник. Теперь он возвышался почерневшим обелиском.

Женя подскочила к нему и распахнула дверцу:

– Фу ты… – с облегчением вздохнула она. – Целы…

Дело в том, что холодильник уже давненько служил не по прямому назначению – продукты он охлаждать перестал несколько лет назад. На новый агрегат денег не было, и Женя все собиралась старый отдать в ремонт. А пока в нем хранились документы. И вот теперь он, будто сейф, эти самые документы сохранил.

– Хорошо, хоть документы целы… – горько прошептала Женька, растерянно глядя на то, что еще утром было ее домом. – Черт… И как же это?.. Баба Нюся, а пожарные что сказали?

– Женюшка-а-а-а-а! – вместо ответа чуть не в ноги кинулась ей баба Нюся. – Это ж я, старая калоша-а-а-а! Дома вас с ребятенками лишила-а-а-а! Хоть возьми теперича меня да и зашиби насме-е-е-ерть… Прямо вон той дубиной, да мне и по хребту-у, и по хребту-у… Лешка, охальник! Брось дубину! Я ж не тебе сказала! – немедленно цыкнула на соседского мальчишку бабушка, когда тот уже подобрал дрын и примерился к хребту. Мальчонку отогнала, но на всякий случай проголосила: – Да и ты, Женюшка, шибко-то за полено не хватайся, потому как меня угробить завсегда можно, а дома все одно не вороти-и-и-ишь! Да и старый он у вас бы-ы-ы-ыл, рухля-я-я-ядь!

Бабушка все больше в голос добавляла жалости и звука. Маленький Данька проснулся первый, такого воя перенести не мог, а потому громко и испуганно заревел, тут же к братцу присоединился Санька.

– Даня, не плачь, бабушка так… песенки поет, тра-та-та, тра-та-та… Санечка! Это баба Нюся так радуется! А-гу-у! – растерянно успокаивала Женя малышей, и когда те немного притихли, тяжко вздохнула и обратилась к бабке: – Баб Нюсь, ну хватит уже реветь, а? Приглашай в дом, хоть расскажешь – что у нас стряслось-то…

Старушка мигом успокоилась, подхватила коляску с близнецами и бодро потрусила в дом:

– Пойдем, Женюшка. Я уж нам и блинов напекла, со сметанкой. Сейчас поедим, да и… Еддриттвою!.. Да что ж за колымага такая, все куда-то ухнуть норовит!

У бабы Нюси в доме было тепло, чисто и уютно. На столе уже высилась приличная блинная горка, а в холодильнике дожидалось холодное молоко – видно, по печальному поводу бабушка последние остатки пенсии угрохала.

– Тут ведь как беда-то нашла… – тяжко вздохнула бабушка, вытерла рот платком и рассказала.

Ничего мудреного не случилось, все оказалось просто.

Дело в том, что Женька всю жизнь прожила в том старом деревянном домике, на окраине маленького городка Рубинска, которого и на карте-то не отыщешь. И сколько она себя помнила, столько по соседству с ними жила старенькая бабушка Нюся. Родители у девушки погибли рано, и с пятнадцати лет Женя проживала одна. Соседская старушка всегда помогала девчонке. К себе взять не могла – сын вырос пьяницей, мужа отродясь не водилось, а с невесткой происходили еженедельные скандалы с выселением. Выселяли бабу Нюсю. И идти той было некуда, кроме как к соседской девочке. Правда, года два назад сын уехал куда-то на заработки вместе с семьей, и не стало от них ни ответа, ни привета. А вот теперь уже и сама Женька не могла представить – как это она бросит свой домик и пойдет жить к бабушке. Тем более что теперь проживала не одна, а с сыновьями. Баба Нюся продолжала помогать. Пока Женька бегала на работу, бабушка забирала близнецов, случалось, что и ужин готовила. Правда, мальчишки росли, и теперь бабке было уже не управиться одной с двумя, но все равно – старалась хоть как-то облегчить жизнь молодой мамаше. Вот и сегодня – ожидая возвращения хозяйки, старушка решила подсуетиться. На дворе уже стояла осень, и в доме без теплой печки было ой как холодно. А ведь у Жени малыши. А пока-то она придет с работы, пока-то затопит! Бабушка раскочегарила соседскую печь: всю жизнь у бабы Нюси ключи от Женькиного дома висели на одной связке со своими, да и направилась к себе – блины печь. Пока пекла, кто его знает, как там произошло, – пожарные говорят, что уголек выпал, а может, и не один. Короче говоря, загорелся половик. Но баба Нюся ничего не приметила, только глянула на трубу – идет ли дым? Дым, как и полагается, шел! Бабушка не спеша отправилась на городской рынок. Пенсию получила. Собиралась мяска купить и маслица, чтоб подешевле. Потом еще с бабой противной спорила – хотела выторговать овечьей шерсти детишкам на носочки, а та – злыдня – уж такую цену заломила! А шерсть-то не больно и чистая, вся в колючках! Да потом еще… Короче – чего там, походила бабуся, а уж когда вернулась – из всех окошек вырывалось пламя. Пока к соседям бегала – пожарным звонить…

– Да кушай, Женюшка, кушай, – закончила печальный рассказ бабуся, – ребятишек-то я накормлю. Давай-ка, блинчика им сунем. Чего ж, зря, что ль, на те блины дом угробила… Ну давай их кашкой покорми, на молочке…

Когда усталые мальчишки, раскидав ручонки, сопели на широченной бабкиной кровати, Женька с бабой Нюсей все еще сидели в маленькой кухоньке за печкой и спорили – как жить дальше.

– Ты мне даже и не говори своих глупостев! – негодовала старушка, сверкая близорукими глазами. – Ишь чего удумала – проходимца энтого искать! И чего тебе неймётся?! Живи у меня! Мои-то сынок с женушкой евойной, видать, много денег заработали – вишь, не показуются! И не покажутся! Я так до смерти рада буду, коль мы с вами-то под одной крышей жить станем! А коль помру… а чего, и помру когда-нибудь! Так весь мой дом на вас и перепишу! Да хошь завтра пойдем – перепишу!.. А про энтого твово кобеля…

– Ну баба Нюся! – не могла слышать такого Женька. – Ну какой он тебе кобель?! Он же деньги зарабатывает! На квартиру благоустроенную! Я же тебе тридцать раз говорила!

– А я тебе все пятьдесят разов говорю! Плевать он хотел на тебя и квартиру твою! Сбег он, паразит! – топала ножкой сухонькая старушка. – Это у яво токо фамилья така – Добрович! А сам хамно хамном!

– Ну баб Нюся!

– Не бабай! – сердито прервала ее баба Нюся. – Это ж надо, чего удумал! Двоих детишков настрогал, а сам убёг! Крутися с имя, как хошь!

Женька уже не спорила – она терпеливо ожидала, когда у бабки кончится запал.

Она уже давно привыкла, когда ей только ленивый не говорил: «Ты – дура, что родила, он – негодяй, что бросил!» А он и не бросал! И сколько раз повторять – Паша вовсе не негодяй! Он… он…

Это случилось около двух лет назад. На дворе стояла зима, а вечер выдался особенно неприветливый. В окна хлестались ветки тополя, вьюга не просто выла, а закатывала дикие истерики – ревела, визжала и швырялась в окна мусором. Но у Женьки в доме было тепло и уютно. Девушка вернулась с работы – трудилась в жилконторе, намерзлась, растопила печь и наконец за весь день впервые согрелась. Она жарила картошку, когда на крыльце послышались шаги и в дверь заколотили.

– Хозяева!! Где улица Зеленая, не подскажете? – кричал кто-то за дверью.

Женька выскочила в сени и отворила двери.

– Проходите, – буркнула она и побежала переворачивать картошку. И вот так – ворочая ложкой, рассказывала, как добраться до нужной улицы. – Зеленая улица это как наша, только выше. Вам надо сейчас дойти до перекрестка, а там вверх…

Она даже и не видела, кому объясняет, а когда обернулась, слова застряли в горле – перед ней стоял… принц! Ну, честное слово, принц!! Ну, на крайний случай, Дед Мороз! Он был такой красивый, такой… высокий… Весь мохнатый от инея, с побелевшим кончиком носа, с красными от мороза руками… Он все еще топтался возле порога и смотрел на нее удивленными глазами, пронзительного синего цвета! Принцу было лет двадцать семь, и это… это еще больше кружило голову. А потом он снял шапку, и на нее брызнули растаявшие снежинки.

– Раздевайтесь… – растерянно проговорила она заученную с детства фразу.

– Как – уже? – насмешливо дернул он бровями.

– Я в смысле… Чего вы в сапогах-то проперлись? Я ж полы мыла… – стушевалась девушка.

– А-а… пардон! А… У вас картошка горит… – стаскивал он сапоги.

– Ну и что… у меня еще есть… – следила за тем, как он снимает дубленку, Женька. – А вы же хотели… Зеленую улицу? – вдруг вспомнила она.

– Так вы же сказали – раздевайтесь! И потом… разве вы не будете меня угощать? – искренне изумился принц. – Я думал, все по-человечески, накормите, напоите, спать уложите, а потом уже и вопросы задавать начнете.

– Да потом-то чего уж задавать… – рассудила Женька. Но к столу пригласила. – Ну садитесь… Только у меня одна картошка, больше ничего…

– А чай? – вытаращился гость.

– Ну и чай есть, такой, со слоником.

– Со слоником – это к счастью, – проговорил гость и ухватился за ложку.

Женя осторожно присела рядом и исподтишка разглядывала незваного гостя. Гость был хорош. И вероятно, об этом ему не раз говорили, потому что вел он себя довольно свободно. А вскоре и Женька почувствовала себя с ним так, будто знала его сто лет.

– А почему ты открываешь кому попало? – спрашивал молодой человек, налегая на картошку.

– Так а чего мне, – пожимала плечами Женька. – Я ведь, ежели чего, и топором могу навернуть, вон ведь топор-то.

– Точно, тревожная кнопка… – усмехнулся гость, завидев колун. – Тогда сразу договоримся – я с добрыми намерениями. Я, ежли чего, и жениться могу…

Женька немедленно задохнулась от неожиданности. Когда тебе вот так предлагают женитьбу, пусть даже принцы…

– Это я к тому, – пояснил парень, – что ты колун-то свой подальше убери. Чего он тут будет глаза мозолить… Это он для злых незнакомцев подойдет, а я добрый Паша. Зовут меня так – Павел. Вот видишь, я к тебе с открытым сердцем, а ты тут перед близким другом топорами машешь?

Но Женя и не думала махать. Она просто глаз не отводила от вечернего гостя.

– Так зачем тебе Зеленая улица? – подбирала она со сковородки крошки. – Там одни только алкаши живут.

– Зато они квартиры сдают дешево. А мне нужна квартира, – пояснил Павел и простенько добавил: – Вообще-то я и у тебя комнату снять могу. Ты одна живешь?

– Ну да… только… как же мы с тобой в одном доме жить будем? – захлопала ресницами Женька. – Ты ж все-таки парень, я – девушка… Что соседи скажут?

– Мы скажем, что я твой муж! – быстренько придумал Павел. – А что? По-моему здорово!

– А потом что скажем? – не отставала от него Женька. – Когда ты уедешь?

– Так я не уеду! Куда мне ехать, если у меня жена здесь! Да, скажи мне – как зовут-то тебя, добрая девица?

– Женя… Евгения Аркадьевна Дунаева.

– Ну и вот! – вытаращился на нее гость так, будто это решало все. – А то я, значит, ходи, ищи какую-то Зеленую улицу, да где ее сейчас найдешь, когда на улице зима?! Вот и буду здесь жить! А твои родители не приедут?

– Нету у меня родителей, умерли…

– Вот! Значит, я тебе буду и папой, и мамой, и братиком, и мужем! Говори, где мне располагаться!

И стали они жить вместе. Оказалось, что Паша сам из большого города, но рос в интернате, потому что родителей у него тоже не было. Работал на заводе игрушек, жил в общежитии, но неожиданно… друг… товарищ по интернату, стал директором фабрики по изготовлению глиняных скульптур, здесь, в Рубинске. Фабрика еще мало известна, но быстро набирает обороты. А товарищ позвал Павла, чтобы поставить его своим замом. Ну, ясное дело, Паша все бросил и прилетел сюда. Но… с жилищем оказались проблемы. А вот теперь оказалось, это и не проблемы были вовсе, а настоящий перст судьбы!

С этого момента началась у Женьки счастливая семейная жизнь. Жили они легко, весело, без ссор. О таком муже Женя даже во сне не мечтала. Конечно, ей вокруг все завидовали, жужжали в уши, что надо бы оформить отношения, что Паша ее обманет, и прочую ересь. Но разве она могла ему не верить!

– Женюшка, ты дурой-то не будь, – говорила ей баба Нюся. – Они, красавцы, народ особый. Будут рядышком, поколь ты нужонная, а как попадется ему кто побогаче да поласковей…

– А я, баб Нюсь, ему всегда нужонная! – весело фыркала Женька.

– Дык а чего ж в загсу не ведет?! – хлопала себя по бокам бабка.

– Ой, баб Нюсь! Паша мне сказал, что я же про… прогрессивная девушка! А сейчас весь Запад живет так – гражданским браком! И потом, он обещал… Говорит, что летом распишемся, как раз и денег заработает, чтоб сразу и в свадебное путешествие! – сияла девчонка. – К морю, за границу!

– Ну и дурень, – бурчала бабка. – Чего летом-то отсюда ехать? Летом тебе любая речка – море! Это зимой надо по заграничным морям раскатывать… А может, он скрывает от тебя чего? – вдруг настораживалась бабка. – Может, женатый он? Детишки есть? Ты б поглядела у яво документы…

И хоть не верила Женька, что Паша женат, но в документы заглянуть однажды решилась. Дождалась, пока он из дома выйдет, а сама тихонько залезла в карман его пиджака, вытащила паспорт. И тут раздался грозный стук в окно. Через стекло на нее смотрел Пашка, и в глазах его стояла обида и огорчение.

– Ну что? Проверить меня решила? – немедленно оказался он в доме. Вырвал паспорт и горько проговорил: – Что тебе знать-то надо? Не женат я, детей нет, не привлекался, не замечен, чего еще?!

– Паш, да я только… – невыносимо покраснела Женька. – Я же даже фамилии твоей не знаю!

– А так спросить нельзя было, да? Или потом счет предъявить хочешь? За квартиру? Пиши – Добрович Павел Ульянович, записала? Прописку надо? Пиши!

– Паша! Ну что ты в самом деле! – чуть не плакала Женька. – Ну… я же должна знать! Мы вот с тобой вместе живем, а… а не расписаны…

– Ну твою же маму!! – вскинул руки к потолку Павел. – Ну деревня «Красна ягодка», честное слово! Весь Запад уже давно живет без регистрации!

– Ты говорил…

– Да! Но я не сказал, что и наши россияне встали на западный семейный путь! Живут кто с кем! То есть по-граждански! И даже название специальное изобрели – гражданский брак! А ей – «расписаны»! А что – с росписью-то? У меня золотой хвост вырастет? Или, может, из копыт серебро посыплется? Чего он тебе даст-то, этот штамп?

– Но… а как же…

– А если я через неделю запью? Вот, к примеру, страшный недуг – запой меня хватит, тогда как? – допытывался Паша. – Или вдруг мне захочется по-супружески у тебя дом оттяпать?

Женька уже готова была провалиться сквозь пол со всеми этими регистрациями. А Паша давил:

– Или, может быть, ты за себя не ручаешься? Точно – не ручаешься! Ишь ты, какая, оказывается… Тебе обязательно нужно, чтобы любовь по закону была?

– Да не нужна мне никакая любовь! – уже всхлипывала Женька. – Никакой загс мне не нужен!

– Ладно, не реви… – успокоился Паша. – Я же обещал… Вот накоплю денег, и летом рванем в свадебное путешествие!

Но еще до лета вдруг оказалось, что Женя станет мамой.

– Паша!! Радость-то какая! – светилась Женька. – Ну что ты не радуешься? Неужели не рад?

– Ой, и как же рад-то я! – козлом заскакал по комнате Паша от нежданного известия. – Парня мне роди! Мы его… мы его Александром назовем!

Жене было все равно, как назвать будущего малыша, пусть будет Александром, если отец так хочет. Только…

– Паш, а как же… – снова заговорила она о наболевшем. – Вот родится у нас малыш, и я буду Дунаева, ты Добрович, а он?

– Да все нормально будет, – отмахнулся Павел. – Мы ж с тобой все равно распишемся, вот он и возьмет мою фамилию.

– А почему не сейчас? – тихо настаивала Женя. – Ну… почему бы нам сейчас не расписаться?

– Здра-а-ассьте! Снова здорово! Тебя ж через месяц разнесет! И чего? Ты даже платья с фатой не наденешь? А как это ты без платья-то? Или ты не хочешь, чтоб на лимузине? Я вообще не понимаю – у тебя что, свадьбы каждую пятницу? – менялся в лице будущий папаша. – И потом… Мы ж договорились, распишемся, и на море! А куда тебе сейчас на море? Тебе сейчас климат никак нельзя менять.

– Да ну и ладно с этим климатом, можно ведь так… без путешествия…

– Ну знаешь! Опять ты за свое! – окончательно выходил из себя Павел. – Как ты не поймешь! Первая свадьба – она всегда только раз в жизни! Вот и должна быть… обалдеть какая! А если уж ты вообще мне не веришь!.. Я ведь и жениться могу! Но, боюсь, уже не на тебе… потому что… ну недолюбливаю я недоверчивых жен!

– Пашенька, да верю тебе, ну чего ты! – успокаивала гражданского супруга Женя и старалась о свадьбе не напоминать.

В декабре родились близнецы. Правда, Паша не встретил из роддома счастливую мамашу с мальчишками – был в командировке. Теперь Женя не могла, как раньше, работать в конторе, сидела в декрете, а на такие деньги не больно-то пошикуешь. И единственным работником был Паша. Поэтому ему не приходилось выбирать – посылали в командировки, он ехал. А начальство как озверело! Павел из семи дней только субботу и воскресенье находился дома. И, понятное дело, такой ответственный момент пропустил. Зато когда приехал – завалил молодую мать и сыновей подарками.

– Ой! Ну зачем ты столько пеленок! И игрушки! А пустышек-то сколько!!. И фрукты мне теперь не все можно… – плавилась от счастья Женька, разбирая пакеты. – Ну столько денег потратил! А нам ведь еще кроватку надо… и холодильник.

– Будет тебе и кроватка, и холодильник, и телевизор огромный!.. – весело обнял ее Паша. – Как детей назовешь?

Женя с удовольствием зажмурилась:

– Я специально двоих нам родила, чтобы одного ты назвал, а другого я. А то вдруг поссоримся.

– Да ну… чего ссориться-то? Это ж ты не машину делишь… – склонялся над кроватью Павел и осторожно разглядывал детей. – А как ты их различаешь?

– Ой, ну что ты! – вскидывалась Женька. – Они же совсем разные! Вот смотри, у этого бровки, видишь, как насуплены, он у нас серьезный. Давай его Александром назовем, как ты хотел. А тот всегда улыбается. Пусть будет Данькой, а? Данька и Санька!

– Ну… нормально… – пожал плечами Павел.

– А запишем на тебя. Будут Павловичи и Добровичи! – обрадовала Женька.

Паша вытаращился:

– А как мы их на меня-то запишем! У меня ж все документы на работе!.. Ты их Дунаевыми запиши, а потом, когда распишем… Нет, ты смотри! И правда, улыбается! А вот этот плакать собирается, я тебе точно говорю. Ты его садись корми, пока он не заорал, а то братца разбудит…

Вечером Павел с Женей вместе искупали ребятишек в цинковой ванночке, запеленали и, пока Женя кормила одного малыша, папаша терпеливо тряс погремушкой перед глазами другого. Что называется – возился. Когда же Саньку и Даньку уложили на ночь, Павел надолго задумался.

– Ты чего, папочка? – подошла к нему Женя.

– Да я все думаю… – решительно проговорил Павел. – Как же мы с тобой с двумя детьми в такой берлоге жить будем? Это их каждый раз так мыть, что ли? Каждый раз столько воды таскать да греть?! Это ж повеситься!..

– Не только мыть, ты еще про пеленки забыл, – фыркнула Женя. – Их же стирать надо.

– Во!! Еще и пеленки! – выкатил глаза отец. – Вообще – нирвана!

– Ой, да что ты такое говоришь, Паш! Вон у Танюшки из тринадцатого дома тоже двое малышей! И моет, и стирает…

– Ты – не Танюшка! – высоко вздернул указательный палец Павел. – И потом – у нее уже большие. Да и не двойня! Как тебя-то угораздило?

– Двойная радость… – не переставала улыбаться Женька. – А что случилось-то?

– А то! – встал из-за стола отец семейства. – Думаю, наступил момент, когда я должен пойти к начальству и грохнуть кулаком!

– По голове?

– Если не даст квартиру, придется по голове, – согласился Павел. – Но сначала попробую по столу…

А наутро он позавтракал быстрее обычного:

– Хочу друга своего на месте застать, а то унесется…

Вечером Павел пришел домой крайне веселый.

– Женька!! Целуй меня в уста сахарные! Я такое дело провернул!..

Оказалось, что Павел поймал своего товарища, рассказал ему про двух новорожденных, про то, что негоже чадам жить в сарае, где даже нет нормального отопления! А посему младой семье нужна квартира со всеми удобствами. Квартир у товарища в наличии не обнаружилось, зато была целая голова идей.

– А поезжай-ка ты, друг милый, в город. Там сейчас открывается наш филиал – и становись директором! Ты такие деньги загребать станешь, что уже через полгода заработаешь себе на две квартиры.

Нет, с таким предложением Паша, конечно же, не согласился. Куда он поедет, если у него только что появилось сразу двое детей! Тогда закручинился друг его верный, повесил голову и развел руками:

– Ну больше я ничем тебе помочь не сумею. Да и никто не сможет. Потому как квартиры теперь стоят просто бешеные деньги. И уж если ты, двоекратный отец, не хочешь задницу оторвать ради собственного чада… даже двух!..

– Вот и решил я, Женя, что надо мне ехать. А иначе… – Паша горько вздохнул. – Ты же видишь – здесь завод наш хиреет. Последнюю зарплату видела? Слезы. А почему меня все время в командировки посылают? Вот! Через полгода они все туда переберутся. И останемся мы у разбитого корыта – должности все разберут, и места рабочего не останется.

Женька и не предполагала, что Паша ради детей готов на такие жертвы. Да он готов свою судьбу поломать!

– Паша, а как ты один-то там будешь? – забеспокоилась Женька. – Где жить станешь? Опять, что ли, в интернат? Не покормит никто, не постирает…

Павел возмущенно вытаращил глаза.

– Да ты что, издеваешься? В интерна-а-ат! Ты, что, решила, что я в город-то совсем перееду? Я же в пятницу вечером буду домой приезжать! А уезжать только в воскресенье! Как в командировке. Вот уж тут ты и стирай, и корми… Хотя… жалко мне тебя оставлять, вот не хочу, хоть прямо растерзайся!

Паша задержался в Рубинске еще ненадолго – все никак не мог оставить Женьку. А заработок становился и впрямь – слезы.

– Все, Женюра, больше ждать нечего, надо ехать… – качнул головой Павел, передавая ей зарплату. – Иначе мне будет стыдно перед тобой и моими детьми.

Она его проводила. Паша и впрямь стал приезжать каждую пятницу. Но только первые два месяца, а потом… Потом стал приезжать раз в месяц, потому что работал еще и субботы, совсем себя не щадил. Зато теперь он привозил тоненькую пачечку денег и говорил:

– Жень, возьми сколько надо, остальное отложим.

Женя и вовсе нисколько не брала – им пока хватало. Да и не сидела она дома-то. Устроилась в больницу, санитаркой. И пока баба Нюся, нещадно костеря «кобеля курчавого», сидела с мальчишками, зарабатывала свою копейку.

Так и ездил Павел уже десять месяцев. Правда, если выпадали особенно загруженные дни, то приезжал через месяц, а то и реже… Мальчишек различать все не научился, зато любил их без памяти. Нет, в самом деле без памяти, потому что не только в детях, но и в именах частенько путался. То Даньку называл Дениской, то Саньку Ванькой, а то и вовсе отчего-то обоих Серегами! Жене было теперь не девятнадцать, а все двадцать один! А с квартирой все никак не налаживалось. Да оно и понятно – цены на жилье уже подскочили на космическую высоту. На Женьку наседала баба Нюся.

– Давай-ка, девка, я с детями посижу, а ты с им езжай. Узнай, где работат, скоко получат, а то, может, и вовсе – обженился уж на десять рядов!

– Баб Нюся! Ну как я тебе обоих-то оставлю?! Чем ты их кормить-то станешь? Они ж груднички!

– Да нешто я не найду, что им дать?!

– Ну уж… это ты кому другому ищи, а мальчишек я как-нибудь сама… Да и разве ты с ними управишься?! И потом… чего Пашу караулить? Накопит на квартиру, тогда все вместе и переедем.

И вот теперь деваться было некуда.

– Поеду… – решила Женя. – Здесь до города-то ночь езды…

– Вот и езжай одна! А чего детей поташшишь? – ругалась бабуся. – Сама без головы, так хоть детей не морочь!

Но Евгения Дунаева привыкла решения принимать самостоятельно.

– Через два дня получка, получу деньги и поеду, – заявила она. – И кстати, мне еще повезло, что документы не сгорели!