Текст книги "Незнакомцы у алтаря"

Он ее дразнил. Или флиртовал? Она сама не знала.

Эйнзли не считала, что относится к тем представительницам слабого пола, с которыми мужчины флиртуют. Он просто хочет ее развлечь или возбуждает? Возможно ли сочетание первого и второго? Эйнзли понятия не имела. Ясно одно: он над ней не смеялся. Иннес смотрел на нее с участием; и что-то в его заманчивых голубых глазах заставило ее затрепетать.

– Какая разница? – спросила она, понимая, что спрашивать не следовало, уверенная в том, что ступила на скользкий путь.

Иннес поднес ее руку к губам, легко коснулся кожи.

– Вот это, – сказал он, – просто поцелуй. – Он перевернул ее руку ладонью вверх и тихо продолжал: – А это – уже нет.

Его губы были теплыми. Когда он лизнул кончиком языка подушечку ее большого пальца, она затрепетала. Когда он взял ее палец в рот, она судорожно вздохнула.

– Вот видишь. – У него сел голос. – Когда целуешь не просто так, возникает только одна трудность.

Она точно знала, что он имеет в виду, потому что и сама чувствовала то же самое.

– Еще? – предположила Эйнзли, полагая, что таков ответ, хотя из ее уст это прозвучало как просьба.

– Еще. – Иннес воспринял ее ответ как просьбу, отодвинул стул, нагнулся и выполнил ее.

Он не собирался целовать ее, но не мог устоять, и она тоже. Когда она разомкнула губы и с тихим вздохом обвила его шею руками, его дразнящий поцелуй превратился в нечто иное. Она ответила ему. Кончик ее языка очутился у него во рту, сердце у него бешено забилось, ему пришлось напрячь все силы, чтобы держать себя в руках.

Иннес провел ладонью по ее груди и нащупал под материей косточки корсета. На пол с громким лязгом упал нож. Они оба вздрогнули.

Он радовался, что их разделяет стол, так как уже пришел в полную боевую готовность. Эйнзли раскраснелась, губы стали мягкими, глаза потемнели от поцелуев. Ему страстно захотелось подхватить ее на руки и отнести в спальню. Что с ним не так? Сдерживаться все труднее. Он медленно опустился на стул и с удивлением подумал, что его неудержимо влечет к этой женщине с самой первой их встречи. Надо было сразу догадаться, что ему придется нелегко!

– Мари может в любой момент войти, – прошептала Эйнзли.

– Ты поэтому меня поцеловала? – спросил Иннес, проводя рукой по волосам.

Она взяла ложку и стала водить ею по узору на скатерти.

– На самом деле ты первый поцеловал меня, хотя не отрицаю, я тебе ответила. – Она взмахнула ресницами. – Сама не знаю почему, но мне вдруг захотелось этого, как не хотелось уже давно… И, должна признаться, это чувство я испытываю с тех пор, как встретила тебя… ну вот.

– Не могу передать, насколько мне стало легче, потому что со мной творится то же самое. – Иннес отпил холодного кофе и поморщился. – Знаешь, я не люблю строго придерживаться правил. Может быть, меня одолевает искушение именно потому, что в нашем договоре такого не предусмотрено?

– Ты имеешь в виду, что хочешь целовать меня, потому что это против правил?

– Нет-нет, я хочу целовать тебя, потому что твои губы так и напрашиваются на поцелуи. Но, может быть, мне особенно трудно не целовать тебя, потому что мне отлично известно: такого уговора не было, хотя мы и женаты. – Иннес покачал головой и вскочил на ноги. – Сам не знаю. Может быть, в самом деле стоит порыться в оружейной и поискать там пояс целомудрия.

– А может, не будем так сильно волноваться? Давай все обсудим, – предложила Эйнзли. – Мы с тобой взрослые люди. Мы оба не хотим слишком сильно привязываться друг к другу, но нет ничего плохого в том, что мы… немного развлечемся.

– Развлечемся? Ты говоришь так, как будто мы собираемся принять слабительное доктора Раша!

– Не сомневаюсь, то, о чем я говорю, не менее полезно.

Иннес не выдержал и расхохотался:

– Иногда ты говоришь самые поразительные вещи. Впервые слышу, чтобы занятия любовью называли «полезными».

– По-твоему, я употребила неточный термин? – Эйнзли нахмурилась; видимо, она была не на шутку озадачена. Неожиданно Иннес вспомнил, что так же она вела себя вчера, когда заговорила о… как же она выразилась? «Супружеском долге».

– По-моему, лучше всего нам сейчас подумать о чем-нибудь совершенно другом, – заметил Иннес. – Завтрак прошел великолепно, но время уходит. Прежде всего, давай обойдем замок. Предупреждаю заранее, он больше похож на большую лачугу, а холодно в нем, как на леднике.

Эйнзли встала.

– Пойду возьму шаль!

Дверь за ней закрылась. Иннес посмотрел в окно, хотя почти весь вид заслоняла разросшаяся живая изгородь. Похоже, ее не подстригали уже очень много лет. Все, что он успел увидеть в Строун-Бридж, от причала до конюшни, пришло в запустение. Йоун недаром предупреждал его: здесь многое переменилось. Судя по состоянию замка и парка, и прилегающие земли не в лучшем положении… Он вздохнул. Что же случилось? Хотя его отца многие считали старомодным и даже во многом архаичным, он никогда не был нерадивым хозяином. Иннес злился и одновременно внушал себе, что права злиться у него нет. Здесь владения Малколма. Будь Малколм жив, он бы пришел в ужас. Хотя, будь Малколм жив, его, Иннеса, здесь бы не было. Малколм никуда бы не уехал и не допустил бы, чтобы Строун-Бридж пришел в такое запустение, а Иннес…

Он выругался. Так можно рассуждать часами. Он вовсе не хотел совершать экскурсию по замку. Дело даже не в том, что он боялся увидеть, что внутри замка все сгнило и обвалилось, его больше страшила встреча с прошлым, с его прошлым. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел, как он смотрит в глаза – точнее, не находит в себе сил посмотреть в глаза – своему прошлому, тем более Эйнзли… Она оказалась весьма проницательной. Прошло четырнадцать лет. Достаточно долгий срок, чтобы он мог хотя бы притвориться безучастным. И все же он чувствовал себя как на иголках. Как объяснить все это ей?

Замок – всего лишь здание. Нагромождение камней и дерева; его эстетическая ценность сомнительна. Нет такого закона, по которому он должен жить в нем. Даже если он решит остаться в Строун-Бридж больше чем на год, что весьма маловероятно… Нет, жить он будет на ферме при усадьбе. Никто не убедит его играть роль местного помещика, лэрда, и жить в замке. Он не поселится там даже на несколько недель.

Иннес так углубился в свои мысли, что не заметил, как вернулась Эйнзли. Он вздрогнул, когда она окликнула его.

– Отлично! – деловито произнес Иннес. – Давай поскорее покончим с делом.

Глава 4

Солнце слабо светило с бледно-голубого неба, испещренного пухлыми облаками – как на детском рисунке. Идя следом за Иннесом по узкой тропке, мощенной сырыми каменными плитами, Эйнзли поняла, что на ферме при усадьбе так мрачно в основном из-за того, что ее окружала высокая живая изгородь, которую давно не подстригали. Пройдя сильно разросшуюся арку, она впервые увидела замок Строун-Бридж.

Они стояли на краю длинной подъездной аллеи. По обе стороны ее раньше, видимо, находился газон, хотя сейчас все больше напоминало остатки сенокосного луга, поросшего жухлой травой, сквозь которую пробивалась молодая поросль. Замок мрачно нависал над ними. Эйнзли удивилась. Как она могла вчера не заметить такое массивное сооружение? Правда, серая каменная кладка почти сливалась с небом…

Эйнзли отступила на шаг, чтобы получше рассмотреть замок.

– Ты видишь его с тыла, – объяснил Инне с. – Аллея ответвляется от главной сухопутной дороги, она проходит через весь полуостров и огибает озеро Лох-Файн, хотя называть это дорогой… В наших краях гораздо проще путешествовать по воде.

– Разве вчера мы не так приехали?

Иннес покачал головой:

– Фасад замка выходит на берег. Мы подъехали туда. Сейчас мы пойдем к парадному входу, и я все тебе покажу, но мне хотелось, чтобы ты вначале оценила размер этого безобразия.

Размеры Строун-Бридж в самом деле впечатляли; хотя красивым его нельзя было назвать. Впрочем, Эйнзли он не показался и «безобразием». Внушительное сооружение с большими башнями по углам и еще одной башенкой, торчащей из середины главного здания, напоминало место действия какого-нибудь готического романа.

Стрельчатые башенки придавали замку неожиданно восточный вид, дополненный высокими шпилями и окнами-бойницами. Толщина стен и неровная кладка плохо сочетались с более изящной центральной частью замка, которую Эйнзли отнесла бы к эпохе короля Якова I, с четырьмя ярусами высоких окон во французском стиле, низкой палладианской крышей с каменной балюстрадой и высоким портиком, который, судя по всему, пристроили в последнюю очередь. И хотя замок в целом нельзя было назвать красивым, зрелище было впечатляющим.

– Похоже, – заметила Эйнзли, приложив руку козырьком ко лбу, – здесь нагромоздили три или четыре разных дома или брали за образцы альбом архитектурных стилей нескольких столетий.

– Ты почти угадала, – кивнул Иннес. – Центральную часть построили в самом начале восемнадцатого века. Лет через пятьдесят – шестьдесят переделали крышу и возвели центральную башню, а угловые башни возвели по указанию моего отца. Полный сумбур и безобразие!

– А я имела в виду совершенно другое. Ничего подобного я в жизни не видела.

– Да уж, другого такого замка ты не найдешь. Что правда, то правда, – мрачно согласился Иннес.

– Ты его не любишь? – спросила Эйнзли.

– Кстати, с замком связано несколько любопытных историй, – уклончиво ответил Иннес. – Кое-кто считает, что здесь даже привидения водятся. – Он взял ее за руку, и они зашагали по неухоженной лужайке, обходя замок. Иннес с любопытством покосился на свою спутницу. – Ты веришь в привидения?

– Если честно, раньше я никогда о них не задумывалась, но теперь мне кажется, что здесь я легко поверю в их существование.

– В здешних краях ходит легенда об одном из владельцев. В 1715 году он принял участие в якобитском восстании. Он поддерживал Якова Эдуарда Стюарта, которого называли старшим претендентом… Так вот, считается, что хозяин замка приказал запереть ворота, которые находятся на том конце подъездной аллеи, и запретил жене отпирать их до его возвращения.

– Что же с ним случилось?

– Он погиб в битве при Шерифмуре. Вдова приказала отпереть ворота, чтобы через них пронесли его труп в гробу, но… – Иннес замолчал и покачал головой. – Нет, не стоит продолжать, иначе тебе приснятся страшные сны; ни к чему добавлять к ним истории о бродящих по замку призраках, заунывно воющих и звякающих цепями.

Эйнзли замерла на месте и в ужасе посмотрела на него:

– Воющие призраки, звякающие цепями?!

Склонившись к ее уху, он прошептал:

– Призрак лэрда звякает цепью, которая должна была запирать ворота. И бродит только по аллее. Он стенает из-за предательства жены, которая меньше чем через год после его гибели вступила в брак с его врагом.

Эйнзли передернуло. Она посмотрела на то место, куда показывал Иннес, потом перевела взгляд на него:

– А ты его видел?

Иннес загадочно хмыкнул. Эйнзли с подозрением прищурилась:

– Кто-нибудь его видел?

– Из тех, кто выжил и рассказывает о нем, – никто, – с сожалением ответил Иннес.

Она стукнула его кулачком по плечу:

– Тогда нечего и говорить! Ты все выдумал!

Потирая плечо, он рассмеялся:

– Не все. Первая часть – правда. Тогдашний владелец Строун-Бридж в самом деле принимал участие в восстании, пал при Шерифмуре и в самом деле приказал запереть ворота.

– А настоящие привидения здесь есть?

Он перестал смеяться, взял ее за руку и потянул за собой.

– Поверь мне, их здесь множество, хотя, надеюсь, ты их не увидишь.

Она уже успела изучить выражения его лица. Теперешнее означало: «Не спрашивай». Он не хотел отвечать не потому, что боялся, что его ответы ей не понравятся. Он точно знал: ответы не понравятся ему самому. Здесь его дом; он высмеивал архитектуру замка и отзывался о нем без всякого почтения, даже называл его «безобразием». Интересно, в самом ли деле он имеет в виду только кирпичи и кладку? Вчера она отчетливо поняла, что Иннесу не хочется возвращаться в Строун-Бридж. Сегодня утром так же очевидно стало: он не ожидал застать замок в таком заброшенном состоянии. Но теперь она исподтишка наблюдала за ним и гадала, что еще его гнетет. Что стало причиной ссоры, которая отдалила его от отца?

Как мало ей известно об Иннесе! Здесь он рос, здесь складывался его характер, однако, похоже, он уехал отсюда, все бросил, ни разу не оглянувшись, и начал совсем другую, самостоятельную жизнь. Почему? Конечно, можно и дальше убеждать себя в том, что ее это не касается, но… нет, никаких «но»! Его прошлое ее совершенно не касается, хотя все очень странно и… притягательно. Как и он сам.

– Эй, ты где? – спросил Иннес, прерывая ход ее мыслей. – Насчет привидений я тебя только дразнил. Не собирался тебя пугать.

– Ты меня совсем не напугал. – Эйнзли с легким удивлением огляделась по сторонам. Они повернули за угол, и перед ней открылся захватывающий вид. Замок стоял на холме, прямо над бухтой, в которой они вчера высадились. – Боже, какая красота!

– Видишь полоску воды с маленькими островками? Это пролив Бьют, по которому мы плыли вчерa. – Иннес показал рукой. – А дальше виден песчаный полумесяц; там залив Эттрик и другой берег, на котором мы сели в лодку. Остров побольше, который виднеется вдали, называется Арран.

– По-моему, я такой красоты в жизни не видела. Именно такие виды приходят в голову, когда представляешь горную страну… Как в романах Вальтера Скотта.

– Хотя Йоун в чем-то прав. Эти места расположены совсем ненамного севернее Глазго, а Арран даже южнее.

– «Если по прямой», – вспомнила Эйнзли. – Не важно, похоже, мы здесь в другом мире, а вид в самом деле очень живописный. Наверное, еще живописнее он выглядит из замка. – Она оглянулась. Ряд длинных двустворчатых окон на втором этаже выходил на когда-то красивую террасу на верхней площадке лестницы.

– Там гостиная, – сказал Иннес, проследив за ее взглядом.

– Наверное, одно удовольствие пить там чай в летний день! Так и представляю, как в старину там сидели дамы в кринолинах и париках, – мечтательно сказала Эйнзли.

– Кринолины и парики, скорее всего, до сих пор пылятся где-нибудь на чердаке. Мои предки ничего не выбрасывали. Тебе в самом деле нравится?

– Здесь просто чудесно! Неужели тебе не нравится?

Иннес пожал плечами:

– Вид действительно красивый. Я уже забыл об этом…

Не дожидаясь ее, он круто развернулся и начал подниматься по склону холма к центральной лестнице.

– Как человек, который решил как можно быстрее проглотить горькое лекарство и покончить с этим, – буркнула Эйнзли, ковыляя за ним.

– Это еще что такое?

– Иннес, возможно, для тебя замок в самом деле «безобразие», но для человека, привыкшего к домам с общей стеной в Эдинбурге, Строун-Бридж – настоящее чудо.

Иннес резко остановился:

– Извини. Наверное, я кажусь тебе настоящим брюзгой, который вечно всем недоволен! Ты ни в чем не виновата.

В самом деле, во всем виноват Строун-Бридж. Эйнзли распирало любопытство; ее мучили вопросы, но она сдержалась, видя, что ему не по себе.

– Если хочешь, на сегодня закончим осмотр… Или я погуляю здесь сама.

– Нет! – решительно возразил Иннес. – Дело есть дело! – Взяв ее за руку, он натужно улыбнулся. – И потом, ты приехала сюда, думая, что станешь хозяйкой поместья, – ты имеешь полное право оглядеть свои владения. Предупреждаю, тебя ждет разочарование.

– Я ехала сюда, не ожидая ничего подобного. Вот только я понятия не имею, как управлять таким огромным замком, и не сомневаюсь, что твои домашние сочтут нищую вдову из Эдинбурга без капли голубой крови в жилах всего лишь выскочкой.

Иннес сдавленно усмехнулся:

– Эйнзли, неужели ты всерьез беспокоишься и боишься, что здешние жители начнут задирать перед тобой нос?

– Немножко, – смущенно призналась она. – На самом деле я ни о чем таком не думала до вчерашнего дня, когда мы сюда приехали. Наш провожатый…

– Провалиться бы этому Йоуну! Слушай. Во-первых, если кого здесь и считают выскочкой, то меня. Во-вторых, как бы там ни было, пока я здесь, я владелец поместья, а пока ты здесь, я не потерплю, чтобы кто-нибудь задирал перед тобой нос. В-третьих, состояние твоих финансов здесь никого, кроме тебя, не касается. – Он притянул ее к себе и убрал с ее лба прядь волос. – И наконец, я вовсе не собираюсь разыгрывать помещика, а тебе вовсе не обязательно изображать хозяйку замка, но раз уж мы сюда приехали… По-моему, у тебя все прекрасно получится. Если ты не поняла, о чем я, – поспешно добавил он, – я хочу сказать, что тревожиться тебе не о чем.

Как ни странно, после его слов ей захотелось плакать.

– Спасибо, постараюсь тебя не подвести.

– Вот и хорошо. – Иннес быстро поцеловал ее в щеку. – Ты постараешься, а больше я ни о чем не прошу. Кстати, тебе-то не приходится вставать на место мертвеца… Моя мать умерла, когда мне было восемь лет.

– Твой отец больше не женился?

Иннес хмыкнул:

– Зачем? Он ведь уже произвел на свет наследника и еще одного сына, так сказать, запасного.

– А твой брат… он не…

– Нет.

Ответ снова сопровождался выражением «не смей спрашивать». И Иннес тоже не женился бы, если бы не завещание его отца. Неужели в семье Драммонд все мужчины – женоненавистники? Или, может быть, у них в роду какое-нибудь тяжкое наследственное заболевание? Но Иннес выглядит совершенно здоровым. Тогда… может быть, проклятие? Ей очень хотелось все разузнать. Наверное, все дело в здешней атмосфере… Эйнзли пробила дрожь.

– Что ж, давай осмотрим твой замок и попробуем понять, что нужно сделать, чтобы он стал обитаемым.

В замке все оказалось сработано прочно, крепко, на века. Парадные комнаты шли анфиладой; они оканчивались большим залом, обитым панелями, выложенными геометрическим узором. Резной потолок напоминал глазурь на торте или сахарное украшение, какое подают на банкетах. Массивные камины и каминные полки казались вдвое больше обычного размера. Эйнзли заметила, что хозяева замка пользовались любой возможностью, чтобы разместить повсюду гербы. На пилястрах, перилах и фронтонах стояли на задних лапах драконы и львы. Карнизы украшали щиты и мечи; они же были вырезаны на мраморных каминах; над окнами развевались флаги. Зрелище получилось по-своему красивым и захватывающим, хотя и несколько гнетущим.

В угловых башнях было довольно сыро. Наверх вели сомнительные с виду винтовые лестницы. Эйнзли решила, что подниматься ей не хочется.

– Никакой практической пользы от башен нет, – пояснил Инне с. – Каприз отца, больше ничего.

Через два часа, осмотрев лишь небольшую часть из ста тридцати комнат, Эйнзли поняла, что на сегодня с нее достаточно.

Когда они вышли во внутренний двор, она задрала голову и посмотрела на центральную башню, квадратную, а не круглую, окна которой выходили на залив. Центральная башня была выше угловых; судя по широким окнам по фасаду, внутри находились обычные по размеру жилые комнаты. Эйнзли тронула тяжелый засов. Дверь оказалась заперта на ключ.

– Мы ее не открываем, – сказал Иннес, даже не пытаясь ей помочь. – Уже много лет. Скорее всего, ключ давно утерян, потому что здесь его нет. – Кивком он указал на тяжелую связку, которую держал в руке.

Эйнзли нахмурилась и наклонилась к замку. Он выглядел совершенно новым, без единого следа ржавчины. Интересно, откуда Иннесу знать, где ключ, если его самого здесь не было много лет?

– Должно быть, оттуда открывается прекрасный вид, – сказала она, задумчиво оглядывая башню. Обернувшись, она увидела, что Иннес идет прочь.

– Осмотрим кухню, – предложил он.

– Туда, наверное, можно попасть и изнутри замка, – заметила Эйнзли, досадливо косясь на башню и пытаясь представить расположение комнат в ней. – За той дверью столовая? Я не запомнила, но…

– Нет, не столовая. – Иннес распахнул еще одну дверь. – Ты хочешь осмотреть кухню или нет? После обеда я хотел поехать на какую-нибудь ферму.

Он говорил довольно раздраженно. Для Эйнзли здесь все было в новинку – в отличие от него.

– Ладно, приду сюда сама как-нибудь в другой раз, – вздохнула Эйнзли, догоняя его.

– Я не хочу, чтобы ты поднималась на башню, – отрывисто сказал Иннес. – Там небезопасно.

Она с сомнением оглянулась на башню, которая выглядела так же, как замок: заброшенная, но крепкая. Увидев, что Иннес не останавливаясь шагает вперед по узкому коридору, она подобрала юбки и заспешила за ним.

Через несколько минут она совершенно забыла о запертой башне. Они очутились в бывшей людской. Посередине зала стоял длинный стол, за которым, судя по всему, свободно могли разместиться человек пятьдесят.

– Боже правый, сколько же слуг работало в таком замке?

Иннес покачал головой:

– Понятия не имею. Еще в моем детстве большинство комнат были заперты. Многие залы открывали только по торжественным случаям, то есть нечасто… Моего отца нельзя было назвать человеком общительным.

Выйдя из людской, они очутились на главной кухне. Эйнзли изумленно осматривала две печи для хлеба, ряд угольных жаровен, плиту размером с телегу для сена… а такого огромного очага она в жизни не видела.

Выйдя через одну из дверей, они стали пробираться по подвальному лабиринту, мимо прачечных и буфетных, кладовых и пустых винных погребов. Потом поднялись по крутой лестнице и очутились перед очередной дверью, которая вывела их в огород.

Иннес запер дверь и повернулся к замку спиной.

– Как видишь, здесь невозможно жить, – сказал он. Эйнзли услышала в его голосе облегчение. Она не могла понять, почему он так относится к фамильному жилью.

– Что тебя больше беспокоит – то, что замок в таком запущенном состоянии, или сумма, которую придется выложить за ремонт?

– Стены, полы и потолки вполне крепкие. Здесь не пахнет сыростью, нет плесени и крыша, похоже, не протекает, но я все же попрошу своего помощника оценить состояние конструкции. Хотя какой смысл?

– Понятия не имею, но… ты ведь не хочешь, чтобы замок просто постепенно разрушался?

– Я мог бы снести его, сровнять с землей и забыть о нем. – Иннес запихнул тяжелую связку ключей в карман и пожал плечами. – Сам не знаю, что делать, – мрачно признался он, – и мне кажется, что, откровенно говоря, у нас есть задачи и посерьезнее. Может быть, начинать с замка было ошибкой. Пока что будет лучше, если ты сосредоточишься на насущной задаче: как сделать ферму хотя бы чуть-чуть уютнее. Посоветуйся с Мари, она тебе поможет. А мне придется какое-то время объезжать окрестных фермеров.

Эйнзли смотрела ему вслед, испытывая легкое смущение. Он прав, ферму при усадьбе необходимо сделать более пригодной для жилья. Наверное, ей и правда пора заняться делом.

– Что бы это ни значило, – пробормотала она.

Ей совсем не понравилось предложение советоваться с Мари Макинтош. Экономка вселяла в нее страх. Мадам Гера предложила Робкой Мышке нащупать слабости у экономки. Эйнзли вовсе не была уверена в том, что у Мари Макинтош есть хоть какая-то слабая сторона. И потом, дело в другом. Она приехала сюда вовсе не для того, чтобы обустраивать дом для Иннеса. Он сказал, что ему нужно ее объективное мнение. Как она изложит ему свое мнение, если будет вешать шторы и стелить постели, пока он осматривает свои владения? Иными словами, он не допускал ее до осмотра, а она не возразила.

– Эйнзли, ты не меняешься, – с отвращением сказала она себе. – Стыдись!

«Дорогая мадам Гера!

В день свадьбы свекровь подарила мне пособие по ведению домашнего хозяйства, которое она составила сама. Пособие вышло всеобъемлющим, и сначала я даже радовалась: теперь я знаю, что из еды предпочитает мой муж и как сервировать блюда. Однако, должна сказать, с самого начала я немного беспокоилась, прочитав то, что его мать назвала «Распорядком дня», а такой распорядок имеется на каждый день. Хотя я стараюсь придерживаться ее предписаний, откровенно говоря, я не понимаю, почему стиркой следует заниматься по средам, чистить серебро – по субботам. Кроме того, непонятно, почему говяжью рульку необходимо подавать к обеду во вторник, а копченую сельдь – только по четвергам. Что же касается ее рецепта супа из овечьей головы… ни за что на свете!

Я намекала мужу, что его мать – не единственная хорошая хозяйка в нашей семье. От моей матери мне досталось множество превосходных рецептов; не сомневаюсь, приготовленные по ним блюда придутся ему по вкусу. К каким только женским уловкам я не прибегала, стараясь убедить его, что совершенно не обязательно следовать во всем пособию, написанному его матерью. Муж с негодованием отнесся к моим уловкам и теперь угрожает тем, что его мать, у которой, кстати, есть свой великолепный дом, переедет жить к нам! Я люблю мужа, но его мать не переношу. Что мне делать?

Отчаявшаяся Жена».

Эйнзли положила на блокнот чистый лист бумаги. Так и подмывало предложить Отчаявшейся Жене пригласить к ним в гости ее собственную матушку; а еще более соблазнительно предложить поменяться домами со свекровью, но она сомневалась, что Фелисити напечатает такие советы. Нет, надо посоветовать Отчаявшейся Жене топнуть ножкой, выкинуть свекровино пособие и заявить, что хозяйка в доме она. Именно так мадам Гера обычно отвечала на подобные крики о помощи – а она их получала во множестве. Многие читательницы «Скоттиш ледиз компаньон» считали, что свекрови всегда суют нос в их жизнь, а их сыновьям недостает инициативы.

Изображать хозяйку Строун-Бридж оказалось сравнительно легко. Однако, оглядев комнату, которая за последние десять дней, как и вся ферма при усадьбе, стала теплой и уютной, Эйнзли почти не испытала радости.

Мари Макинтош помогала ей во всем, но оказалась довольно сдержанной особой. Она, правда, и не думала задирать нос перед Эйнзли, и не высмеивала ее предложения. Эйнзли легко выполнила поручение Иннеса и навела уют в их жилище. Но ведь она готовилась не к такому испытанию. Ее погрузили в домашнее хозяйство, а ведь Иннес сулил ей совсем другую роль! Злясь на себя, Эйнзли сунула переписку мадам Геры в кожаную папку и сдвинула ее на край стола, закрыв последним номером «Скоттиш ледиз компаньон», который прислала ей Фелисити. Иннесу несомненно нужна помощь, но к жене он ни разу не обратился. Наверное, он решил, что лучше справится с арендаторами в одиночку. Шли дни, а она чувствовала себя все более заброшенной, все более не в своей тарелке. Нет, она не была несчастна, она не жалела о том, что решила приехать в Строун-Бридж, но ей казалось, что о ней забыли и что она бесполезна.

Встав на цыпочки у окна, она увидела над чудовищной живой изгородью краешек ярко-голубого неба, которое так и манило прогуляться. Эйнзли направилась на террасу, откуда открывался ее любимый вид. Крошечные облачка плыли над головой, похожие на дым над паровозом или пароходом. Жаль, что старый причал такой маленький и ветхий. Будь он больше, к нему могли бы приставать пароходы и привозить припасы по воде.

Надо поговорить с Иннесом. Она имеет полное право потребовать, чтобы он позволил ей выполнить то, ради чего привез ее сюда. Сам он, очевидно, еще не понял, что делать. Поэтому ее задача еще важнее. Однако Иннес последние дни держался неприступно и отстраненно. Такое положение ее не устраивало. Кроме того, ей было не по себе, ведь она не делает того, за что ей уже заплатили. Придется поговорить с Иннесом серьезно, хотя бы ради себя самой. Другого выхода нет.

Мысленно репетируя, как начать разговор, Эйнзли брела по заросшему парку. Она свернула на тропинку, по которой прежде не гуляла. Тропинка шла по склону холма над берегом, а затем уводила в сторону от моря в рощицу, где стояла часовня. Недалеко от нее, окруженный металлической оградой, находился склеп – приют последних владельцев Строун-Бридж. Эйнзли подошла к большому кельтскому кресту и стала читать:

Марджори Мэри Колдуэлл

(1787–1813),

супруга Малколма Фрейзера Драммонда

Должно быть, это мать Иннеса. Ниже еще одна надпись, буквы на которой намного ярче: его отец.

Малколм Фрейзер Драммонд,

владелец Строун-Бридж

(1782–1840)

Отец Иннеса женился рано. Должно быть, его жена родила Иннеса совсем юной.

Эйнзли нахмурилась, стараясь посчитать. Сколько ей было – семнадцать или восемнадцать? Мать Иннеса была еще моложе, когда родила своего первенца. Эйнзли внимательно перечитала надпись на кресте.

Здесь не было имени брата Иннеса, значит, его похоронили не здесь. Странно… Наверное, он покоится где-то в другом месте. Что говорил Иннес? Эйнзли хорошо запомнила, что смерть брата послужила причиной для ссоры между Иннесом и его отцом. Надо будет его расспросить. Эйнзли села на каменную скамью и покачала головой. Нет, вряд ли она рискнет задавать ему такие вопросы. Она начала подбирать толстые катышки мха, которые росли на изогнутом подлокотнике. У них брак по расчету. Она должна играть роль жены Иннеса только на публике. По воскресеньям им вместе нужно ходить в церковь. Личной жизни их договор не касается. Она не имеет права расспрашивать его о прошлом; ей бы не понравилось, если бы Иннес стал интересоваться ее прежней жизнью!

И все же факт остается фактом. Он не дает ей помогать себе, а ведь ему явно нужна помощь.

Эйнзли направилась к часовне. Ее построили из того же серого гранита, что и замок, но сводчатые окна, по четыре с каждой стороны, и тяжелая старинная дверь были отделаны красноватым песчаником. Простую, но красивую и изящную постройку украшали маленькие колокольни на каждом фронтоне. Часовня составляла резкий контраст с замком.

Дверь была не заперта. Внутри оказалось чисто, выметено. Здесь стояли простые, но изящные деревянные скамьи. Ближе всего к алтарю из розового мрамора стояла почетная скамья для знати. Рядом с алтарем Эйнзли увидела купель. Высокие свечи у алтаря догорели лишь наполовину.

В часовне было тепло от солнечного света, проникавшего сквозь листву раскидистых деревьев и толстые стекла сводчатых окон. На вделанных в стены медных и каменных табличках увековечили предков Иннеса. Их кости покоились в склепе под алтарем. Впрочем, самые последние захоронения относились к прошлому веку.

Выйдя из часовни, Эйнзли прошлась по кладбищу. Здесь хоронили слуг, фермеров-арендаторов, рыбаков. Некоторые надгробные камни так истерлись, что прочесть надписи не представлялось возможным.

Небо, что неудивительно в этих местах, стало зловеще серым. Бредя назад по тропке, Эйнзли думала о том, что ей здесь скучно, она чувствовала себя не только бесполезной, но и чужой. Что бы посоветовала ей мадам Гера? Как хорошо, что у мадам Геры никогда не просили совета по такому сложному вопросу. На многие письма мадам Гера не могла ответить до сих пор, в том числе и на письмо Отчаявшейся Жены. Есть ли смысл бороться с драгоценным свекровиным пособием по домоводству? Может быть, муж Отчаявшейся очень ценит семейные традиции, находит в них утешение? Он боится, что традиции прервутся, если жена будет пренебрегать пособием? Может быть, именно традиции помогают мужу приспособиться к новой жизни. Мадам Гера редко думала о мужчинах, с которыми связали жизнь ее корреспондентки, но можно предположить, что у некоторых из них тоже есть чувства. Может быть, Отчаявшаяся Жена добьется успеха с помощью того, что она называет женскими уловками, если применит их с толком? Например, выяснит, какие разделы пособия для мужа более ценны. Правда, может быть, дело просто в том, что ему нравится есть копченую селедку по четвергам.