Текст книги "Возлюбленная кюре"

– И все-таки наш новый кюре мне нравится! – объявил доктор, когда гости разошлись.

Его супруга кивнула с таким видом, словно у нее на этот счет было другое мнение. Колен пожал плечами. Настроение у него было слишком хорошее, чтобы думать о таких мелочах.

– Ты была очень хороша сегодня, Матильда, – шепнул он на ушко жене. – Идем скорее в спальню, дорогая!

Намек был прозрачным и… обыденным. Доктор получил свою долю наслаждения в спальне, где витал одуряющий запах фиалки. И, едва управившись, уснул. Опечаленная Матильда еще долго вздыхала, лежа в постели. С Роланом они смогут увидеться не раньше понедельника…

Ангулем, во вторник 7 августа 1849 года

В это августовское утро на улицах квартала Умо царило оживление. Матросы и ломовые извозчики спешили к пристани, расположенной в самом его сердце. Зеленые воды Шаранты лениво отсвечивали на солнце, и создавалось впечатление, будто река стоит на месте.

Анни́ Менье с трудом продвигалась против течения в этом людском море. Возница двуколки, которому пришлось ее объехать, грубо выругался, но почтенная дама не удостоила его ответом.

Она спешила на почтовую станцию. Становилось жарко, и ей пришлось не раз остановиться, чтобы отереть пот со лба, после чего продолжить путь.

Женщина дородная, Анни не любила ходить пешком, но пропустить мальпост она просто не могла себе позволить. Сын Эрнест посоветовал ей воспользоваться именно этим видом транспорта. Конечно, место в мальпосте стоит дороже, чем в стареньком безрессорном дилижансе, но и ехать в нем куда комфортнее.

– К черту скупость! – сказал матери Эрнест. – Мне будет спокойнее, если ты поедешь в приличном экипаже. И жалованье тебе предложили неплохое, так что мы можем себе это позволить!

Услышав колокол церкви Сен-Жак, Анни Менье улыбнулась.

– Там, куда я еду, колокол придется слушать целый день! – пробормотала она себе под нос.

Корзинка и саквояж с вещами становились тяжелее с каждым шагом. Она часто перекладывала их из руки в руку, пока наконец не добралась до станции.

Здесь уже можно было перевести дух. В ответ на ее вопрос первый же встречный кучер указал на экипаж, отправлявшийся в Монброн. Анни отдала свой саквояж форейтору – подростку, обязанностью которого было укладывать багаж пассажиров в специальный ящик.

Не без труда она забралась в экипаж, где уже сидели пассажиры – элегантно одетая молодая дама с двумя сыновьями. Мальчики с любопытством уставились на новую соседку.

– Садитесь ко мне поближе, дети! Дайте мадам место! – тотчас же проговорила дама.

Но детям показалось забавным, как эта пожилая грузная дама устраивается на сиденье и вытирает красное от жары лицо, и они начали толкать друг друга локтями и хихикать. Мать пыталась осадить их укоризненным взглядом.

Анни же ничего не заметила. Она в экипаже, остальное не имеет значения. Теперь-то она поспеет вовремя! С этой мыслью она расправила свою необъятную юбку и прижала корзинку к груди.

На какое-то время дети притихли, рассматривая через окно четверку лошадей и ливрею форейтора, состоявшую из короткой красно-синей суконной курточки с отделкой из красной тесьмы и металлическими пуговицами, желтых кожаных штанов и шляпы с высокой тульей.

Но спокойствию этому не суждено было продлиться. Мальчики снова начали гримасничать и щипать друг друга. «Отшлепать бы их как следует! – подумала Анни. – Мой Эрнест в их годы вел себя как следует! Они у меня были воспитанные дети – он и его сестренка!»

Соседи привычно именовали Анни «вдова Менье». Ей было почти шестьдесят, но признаваться в этом женщина не спешила. И даме, пожелавшей ее нанять, она сообщила, что ей всего лишь пятьдесят два. «Почему бы не скостить лет пять, если приходится самой зарабатывать на хлеб?» – сказала она себе, спеша покинуть город, где жара ощущалась особенно остро.

После смерти мужа Анни Менье осталась без гроша за душой: он умудрился промотать все их сбережения. И вот уже несколько лет она была вынуждена работать прислугой и выполнять любую работу – готовить, убирать и стирать. Это было тяжело, но в душе Анни гордилась тем, что не зависит от своих детей. И наконец удача улыбнулась вдове Менье: ей предложили место в сельской местности. «Скромный домик священника – это вам не буржуазный особняк в три этажа на улице де Пари, где надо мыть посуду с утра до вечера!» – с воодушевлением думала она.

Этой переменой в судьбе Анни была обязана пирожнице из их квартала, которая похвалила ее перед своей клиенткой, сестрой некой мадам де Салиньяк.

Эта дама, супруга доктора из местечка Сен-Жермен-де-Монброн, подыскивала хорошую, серьезную служанку для кюре, который приехал в те края совсем недавно.

Эрнест по этому случаю сказал следующее:

– Если место тебе подходит, матушка, поезжай! Не понравится – ты всегда сможешь вернуться в мой дом. Не замуж же за этого кюре мы тебя отдаем!

К сожалению, Эрнест не смог ее сопровождать. Некогда он служил в резервном подразделении жандармерии, но теперь переквалифицировался в портные. А заказчики, как известно, ждать не любят, как нельзя отложить и запланированные примерки… Вспомнив, как они вчера попрощались, Анни вздохнула. Она целовала сына снова и снова, и на сердце у нее почему-то было тяжело. Конечно, Эрнест уже зрелый мужчина, но все равно остается ее ребенком, и расставаться с ним надолго было тяжело.

Была в этом деле одна деталь, которая ее беспокоила. Ну не странно ли, что служанку для приходского священника подыскивает дама из приличного общества? Разве не мог он сам этим заняться? Как бы там ни было, жалованье Анни предложили пристойное и, как Эрнест ее заверил, всегда есть дом, куда она может вернуться…

Наконец тяжелый экипаж тронулся и подкованные копыта лошадей застучали по мостовой. Дети какое-то время смотрели в окно, а потом снова начали шалить, но их мать, казалось, этого не замечала.

Анни вперила в нее укоризненный взгляд. Лицо ее спутницы было полускрыто за вуалеткой, но шляпа и платье из розового шелка были дорогими, а сама она выглядела весьма респектабельно.

У Анни вошло в привычку пристально наблюдать за людьми и обсуждать их поступки. Развлечений у нее, как и у большинства соседок, было мало, поэтому при случае она была не против посплетничать.

На смену булыжной мостовой скоро пришла сухая земля дороги на Перигё, обрамленной столетними платанами. Кучер то и дело подбадривал лошадей криком и щелкал кнутом.

За окном проплывали поля, с которых уже была убрана пшеница, виноградники и желтовато-серые крыши деревенских домов. Небо было блекло-голубым, даже с сиреневатым оттенком, солнце золотило чуть выцветшие травы и листья деревьев. «Если б не жара и эти противные мальчишки, поездку можно было бы назвать приятной», – рассуждала про себя Анни.

Мальчики продолжали тузить друг друга. Нарочно или нет, но они опрокинули-таки корзинку, которую Анни поставила у ног.

– Шарль! Альфонс! Ведите себя прилично! – напустилась на них мать. – Немедленно попросите у мадам прощения!

Старший мальчик пробормотал что-то себе под нос, а младший, ничуть не смутившись, весело спросил:

– Мам, скажи, мы поедем на рыбалку на речку Бандиа́?

– Поедем, но только если пообещаешь, что не будешь вести себя как в прошлый раз, когда ты толкнул Альфонса в воду. Вы ведете себя скверно всякий раз, когда ваш отец не может поехать с нами. О, мы уже почти приехали! Еще одна шалость – и будете наказаны!

Анни одобряюще кивнула, надеясь, что завяжется беседа, но красивая дама по-прежнему не обращала на нее внимания. Будущей служанке священника оставалось лишь закрыть глаза и дать мыслям и монотонному покачиванию кареты себя убаюкать.

«Хорошо, что хоть в доме у кюре не будет ни вздорной детворы, которую надо усмирять, ни кучи белья в стирку. И готовить много не придется. Да, моя жизнь будет приятной и спокойной, – говорила она себе. – Не терпится посмотреть, какой он, мой будущий хозяин…»

* * *

Пока Анни Менье ехала навстречу своей судьбе, кюре Ролан Шарваз, как обычно в этот утренний час, управлялся с бритвенными принадлежностями. Закончив, он умылся и тщательно изучил свое лицо в зеркале, подвешенном на крючке.

Удовлетворившись увиденным, он улыбнулся своему отражению и подошел к окну. В поселке было даже слишком спокойно – наверное, из-за жары, измучившей и людей, и домашнюю скотину. Сен-Жермен казался погруженным в колдовской сон…

«Сегодня приезжает новая служанка, – подумал он. – Надеюсь, она не станет вмешиваться в мои дела. Зря я послушал Матильду. Она все это затеяла, не подумав о последствиях. Мы больше не сможем уединяться у меня в спальне. А ведь это было так удобно!»

Рассерженный, он припомнил аргументы любовницы, которая была уверена, что поступает правильно.

– Ролан, ну подумай сам! Присутствие в твоем доме Анни Менье положит конец сплетням, – заявила Матильда. – И у моего мужа не возникнет дурных мыслей, хотя он и так ни о чем не подозревает. Я смогу навещать тебя в пресбитерии без опаски, потому что там всегда будет эта достойная пожилая дама.

– Да, все это так, но мы больше не сможем резвиться на моей постели, иначе служанка быстро поймет, что к чему!

– Мы найдем способ уединяться в другом месте. И потом, служанке не следует вмешиваться в дела господина или госпожи. Сюзанна это хорошо понимает, уж можешь мне поверить. Время от времени я делаю ей маленький подарок – и вот она уже моя союзница!

Им удалось обмануть всех, в первую очередь доктора де Салиньяка, а во вторую – ризничего. Матильда наведывалась в пресбитерий в час, когда Алсид Ренар удалялся подремать в свой скромный дом на окраине городка, а ее супруг в это время как раз посещал пациентов в окрестных местечках.

«Меня все устраивает. А раз так, к чему нанимать прислугу? – в очередной раз задался он вопросом. – Но придется довериться суждению моей милой Матильды. Самое важное – не навлечь на себя подозрений, как это сделал кюре Биссет. Если верить ее рассказам, мой предшественник был не слишком умен. Она позволяла ему маленькие вольности, а местная публика тут же унюхала адюльтер…»

Он невольно нахмурился. Была ли его любовница искренней, когда поклялась, что не спала с этим кюре Биссетом?

– Чтобы я отдалась Биссету? – с возмущением вскричала она. – Я его не любила! Было забавно наблюдать, как он строит мне глазки, где бы мы ни встретились. Я и мои подруги из Мартона иногда приглашали его на пикник или выпить с нами чаю, но ни одна не позволяла перейти черту дозволенного!

Ролану пришлось поверить Матильде на слово, равно как и уступить ее капризу и нанять служанку. «Если это отвлечет внимание сплетников, тем лучше! Я намерен остаться в Сен-Жермен надолго. Жилье сносное, меня принимают в лучших домах, и меня обожает самая красивая дама в городе!» – не без гордости думал он.

После окончания семинарии иезуитов в Шамбери, главном городе департамента Савойя, кюре Шарваз менял приходы слишком часто.

Он наскоро вспомнил свой путь по лезвию бритвы. Сначала его отправили викарием в Семюр, откуда ему пришлось уехать год и три месяца спустя по причине слишком легкомысленного поведения, шедшего вразрез с принесенными обетами. «Но разве это плохо – быть снисходительным к своим прихожанкам? – грустно усмехнулся он про себя. – И разве нельзя носить сутану для того, чтобы сделать свое существование приятным?»

Следующим пунктом назначения был Шароль, городок все в том же департаменте Сона и Луара. Там у него завязалась дружба с некой мадам Кайер – и снова разразился скандал. При воспоминании об этой женщине у него заныло сердце. Несмотря на связь с Матильдой, он тосковал по прежней привязанности. Мадам Кайер была женщиной доброй, любящей и умной. Дабы смягчить боль разлуки, они обменивались многочисленными посланиями, полными слов с потаенным смыслом, которые только им двоим могли дать утешение.

И вот Шарвазу опять пришлось вернуться в Сен-Сюльпис и просить, чтобы ему снова дали приход. Ценой многочисленных и патетичных демонстраций раскаяния он получил-таки место в Ангулеме, где исполнял свои обязанности со всей возможной серьезностью. Видя это, епископ доверил ему приход в Сен-Жермен-де-Монброн, где красивая жена доктора Салиньяка в мгновение ока заставила пробудиться его инстинкты соблазнителя и потребность любить и быть любимым.

* * *

Матильда в это время металась по гостиной, снедаемая тревогой и нетерпением. Сегодня на ней было легкое белое платье из батиста с дерзким декольте, которое, впрочем, оправдывала удушающая жара. Сюзанна поманила ее с порога.

– Хочу напомнить мадам, что господин доктор хочет сегодня пообедать пораньше. Я могу приготовить для него омлет с зеленью петрушки и салат с помидорами.

– Делай, что хочешь! – ответила на это молодая женщина. – Я не голодна. Пообедаю позже, когда муж уедет.

Служанка удалилась. Она привыкла к переменчивому настроению хозяйки. «В последние дни мадам то плачет, то смеется! То все ей по душе, то все не так, как надо! – думала она по пути в кухню. – Это все от жары!»

Оставшись в комнате одна, Матильда подошла к окну и оперлась локтями о подоконник. Взгляд ее нашел крышу пресбитерия, рядом с которым возвышалась церковная колокольня. Знать бы, чем занят сейчас ее возлюбленный – ее дорогой, ее ненаглядный возлюбленный…

«Ролан, если б только я могла побежать к тебе! Отдаться тебе!» Она закрыла глаза, вспоминая их быстрые, даже торопливые, но такие страстные объятия. Она жила ожиданием, пребывая словно между небом и землей, если только он, жаркий и дрожащий от нетерпения, не прижимал ее к себе.

Разумеется, он совершенно не походил на героев рыцарских романов, прочитанных ею в ранней юности, но сколько же страсти было в этих светлых глазах, сколько сладости в его голосе, когда он шептал, что грех плоти – самый незначительный, самый извинительный из всех, а потом целовал ее в шею…

Церковный колокол ударил одиннадцать раз. Матильда вернулась к реальности и выбежала в вестибюль.

– Сюзанна!

– Я тут, мадам!

– Ступай к дому кюре и посмотри, приехала эта вдова Менье или нет. Мы ждем ее сегодня.

Служанка вздохнула. Руки у нее были жирные: она как раз обкладывала пластинками сала кусок свинины, который намеревалась запечь к ужину. Неужели ее заставят оторваться от работы ради такой малости?

– Еще слишком рано, мадам. Мальпост прибудет в Ла-Бранд через час, к полудню. Оттуда до Сен-Жермен еще добрых десять минут пешком, быстрее эта женщина все равно не дойдет.

– Можешь выйти ей навстречу.

– Мне еще нужно взбить яйца для омлета и нарвать петрушки. Городок у нас не такой большой, чтобы она заблудилась. Дорогу к церкви найдет любой.

– Но ей не нужно сразу идти к дому священника. В письме я предупредила, что сначала ей следует зайти к доктору Салиньяку. Я сама провожу ее и представлю нашему кюре. Надеюсь, она ему подойдет. Отец Ролан просил найти для него женщину в возрасте и с хорошей репутацией.

– Мадам Менье подойдет, – подхватила Сюзанна. – Вы навещали ее в Ангулеме. Как она вам показалась?

– Очень достойная женщина.

Матильда усмехнулась.

«Можно не бояться, что Ролан станет изменять мне с вдовой Менье! – не без лукавства подумала она. – Он получит в служанки женщину огромную, которой на вид лет шестьдесят и в которой нет ничего привлекательного!»

* * *

Анни сильно потела. Жара становилась просто невыносимой. Мальпост все так же катился по широкой белесой дороге среди пейзажей Шаранты.

Наконец тяжелый экипаж остановился возле трактира в Мартоне, служившего промежуточной станцией. Вдова успела рассмотреть вытянутый силуэт массивного донжона, живописные домики, серебристую ленту реки и церковь с невысокой колокольней. Этот городок ей понравился, как и регион в целом. «Мне и вправду повезло! Остается надеяться, что и Сен-Жермен не хуже!» – подумала она с удовлетворением.

Молодая элегантная дама со своими шалопаями сынками сошла в Мартоне, и Анни вздохнула с облегчением. Ее место тут же занял строгого вида мужчина. «Ну, с ним, по крайней мере, будет спокойно», – подумала она.

Ее спутник, казалось, был всецело увлечен пейзажем. Время от времени он, словно в раздумье, поглаживал свою бородку. Сначала Анни поглядывала на него с опаской: мужчина больше всего походил на чиновника средней руки или на клерка из нотариальной конторы. Но любопытство взяло верх, и она стала украдкой его разглядывать. Должно быть, мужчина это почувствовал. Он повернулся, посмотрел на Анни и сказал:

– Смею спросить, куда же вы направляетесь, милая мадам?

– В Сен-Жермен-де-Монброн. Я поступила в прислуги к местному кюре. Кажется, его фамилия Шарваз.

Мужчина в изумлении воздел руки к небу.

– Надо же, какое совпадение! Мы будем соседями. Моя фамилия Данкур, я местный учитель. Обычно я хожу из Мартона в Сен-Жермен пешком, но сегодня решил сесть на мальпост, тем более что как раз на него успевал. Стоит такая жара… Сойдем на почтовой станции в Ла-Бранд и дальше пойдем вместе.

Глаза Анни широко распахнулись от ужаса.

– И долго придется идти? – спросила она с ноткой беспокойства в голосе.

– Нет, не беспокойтесь. От Ла-Бранд до дома священника метров триста, не больше. А я и не знал, что отец Шарваз ищет себе служанку. Хотя должен же кто-то содержать его дом и готовить…

«Не придется идти далеко под палящим солнцем! – обрадовалась Анни. – И слава богу!»

Мальпост выехал из Мартона, миновав массивное строение, похожее на замок.

– И здесь, значит, живут люди с деньгами! – не сдержала удивления Анни.

– Когда-то этот замок принадлежал Короне и здесь часто устраивали псовую охоту, – начал мсье Данкур, который рад был поделиться своими знаниями. – Кстати, в наших краях есть еще один красивый большой дом – Шатонеф, построенный Юбером де Ларошфуко.

– Все-то вы знаете! А я, признаться, думала, что такие дома бывают только в городе и уж никак не в деревне. Сама я родом из Ангулема, из квартала Умо.

– Не стану спорить, в Ангулеме много очень красивых зданий. К примеру, старинный замок семейства Валуа и собор Сен-Пьер, – подхватил Данкур.

– Тут вы правы! – кивнула вдова Менье. – И замок, и собор мне довелось повидать!

По обе стороны дороги, которая начала подниматься, тянулись дома. Лошади пошли с натугой, как ни подбадривал их возгласами кучер. Наконец крутой подъем остался позади.

– Мы почти на месте, – сказал мсье Данкур. – Вот увидите, мадам…

– Анни Менье.

– Так вот, хочу вам сказать, мадам Менье, у нас очень красивый городок. Вокруг виноградники, луга, поля и ручьи, а какой чистый воздух!

– А кюре? Что вы скажете о нем?

Учитель поморщился, но Анни этого не заметила. С ответом мсье Данкур не спешил, а когда заговорил, то в его тоне чувствовалось некоторое замешательство:

– Я его не очень хорошо знаю. Так, обычный обмен любезностями. Но вы составите о нем мнение скорее, чем я. Хотя проповедник он хороший, по моему мнению.

Больше о будущем хозяине Анни они не говорили.

Запряженная четверкой лошадей карета между тем катилась по дороге под ослепляющим полуденным солнцем. Через некоторое время кучер натянул поводья и крикнул:

– Ла-Бранд!

Анни схватила корзину. Мсье Данкур вышел и помог выбраться своей спутнице. Форейтор извлек из ящика ее саквояж.

– Тяжелый… – пробормотал он, обращаясь к учителю.

Мсье Данкур галантно подхватил саквояж, намереваясь донести его до поселка.

– Как солнце припекает… – Кучер мальпоста щелкнул кнутом. – Едем!

Два непохожих силуэта четко вырисовывались на фоне безмятежного сельского пейзажа, в котором желтые убранные поля чередовались с зелеными пастбищами и рощицами.

– Поверите ли, милая мадам, если я скажу, – начал мсье Данкур, – что в этих краях чуть больше ста лет назад разыгралась настоящая трагедия? Дуэль, последствия которой потрясли местечко!

– Дуэль? – удивилась вдова Менье, которой каждый шаг давался с огромным трудом.

– Это случилось двадцать седьмого марта тысяча семьсот двадцать седьмого года перед господским домом в деревне Ла-Бранд. Я сказал «дуэль», хотя на самом деле это было убийство! На дуэли ведь противники сражаются в присутствии свидетелей, и оба они вооружены.

– Сдается, так, но я никогда не видела дуэлей, мсье. Вы не будете против, если мы передохнем немного под этим деревом?

И Анни остановилась. Она совсем выбилась из сил. Ее дородность в паре с преклонным возрастом давали себя знать, когда нужно было куда-то идти, особенно в такую жару.

– Как пожелаете, мадам, – сочувствующе кивнул мсье Данкур.

Внимание, с каким спутница слушала рассказ, ему льстило, и он продолжил:

– Мы говорили о той достославной дуэли. Так вот, участвовали в ней Франсуа де Вио, владетель земель в Шербоньер, и Клод Ру, судья городка Пранзак. Вио – род старинный, они все были страшными гордецами и славились своей жестокостью. Что до семейства Ру, то это были простые буржуа, в большинстве своем чиновники. Правда, судью Ру местный люд уважал, его считали человеком умным и справедливым. Его честность даже вошла в поговорку. «Непреклонный, как судья из Пранзака!» – так говорили люди в его время…

– Надо же! Кто бы мог подумать! – воскликнула Анни, которая готова была слушать какие угодно истории, лишь бы оставаться в тени подольше.

– И вот этот Франсуа де Вио вызвал Клода Ру на дуэль, – подхватил нить рассказа учитель, – но судья отказался драться без серьезного повода, вскочил в седло и попытался скрыться. Господин де Вио бросился в погоню через лес и настиг его в Кло-Брюне. Судья все так же отказывался обнажить шпагу, и тогда его обидчик в ярости стал кричать, что перерубит его пополам.

– Перерубит пополам?! Господи, это ж надо такое выдумать!

– Соглашусь с вами, звучит ужасно. Но позвольте мне закончить. Несчастный судья попытался укрыться в доме своего друга, мсье Бонена, владельца поместья Ла-Гранж в Ла-Бранд, мы оттуда идем. Но на этот раз Франсуа де Вио погнался за ним со шпагой в руке. Представьте, скачет этот бедолага Клод Ру по дороге и кричит: «На помощь, владетель Ла-Гранж! Убивают!»

Сердце Анни затрепетало: учитель был хороший рассказчик.

– И что было дальше? – спросила она шепотом.

– Де Вио его настиг, распорол ему шпагой живот, и судья упал на землю недалеко от голубятни. Франсуа де Вио вытер окровавленную шпагу о камзол, вставил ее в ножны и ускакал в Шазель. Клод Ру умер в тот же день. К нему привезли доктора, но тот уже ничего не мог поделать. Имя своего обидчика он, правда, успел назвать: владетель Шербоньер. Похоронили беднягу Клода Ру в нефе церкви Сен-Жермен, почтив тем самым его память.

Анни оглянулась. Вдали еще можно было различить голубятню под сланцевой кровлей в Ла-Бранд. Оттуда взгляд ее переместился на дорогу, где в гравии попадались камешки красного цвета, похожие на капли крови. И, невзирая на летнюю жару, по ее телу пробежала дрожь.

– Ужасная история с этой дуэлью, господин учитель! У меня чуть сердце не остановилось!

Мсье Данкур усмехнулся и помог ей подняться.

– Это всего лишь история, мадам Менье! С тех пор прошло сто лет, и в наших краях царит покой. Люди у нас хорошие, если, конечно, не считать некоторых индивидуумов, но я не стану называть их имена.

– Ба! Выходит, хорошо, что я буду жить в доме у кюре. Туда нехорошие люди не заглядывают! Но после ваших рассказов мне здесь уже не так нравится. И по этой дороге я больше не смогу пройти, чтобы не вспомнить о бедном судье, которого заколол владетель чего-то там…

Данкур передернул плечами. Он задумался, прежде чем снова взяться за саквояж, но потом решил, что раз уж взялся помогать ближнему – а он прилагал большие усилия, чтобы привить это полезное качество своим немногочисленным ученикам, – то надо довести дело до конца.

Показались первые дома Сен-Жермен. К церкви и пресбитерию вела тропинка, круто уходившая вверх по склону. Они прошли еще немного, прежде чем Анни снова прислонилась к ограде ближайшего дома.

– Ну же, осталось совсем немного! Смотрите, уже видна колокольня Сен-Жермен! А пресбитерий – рядом, вон тот дом с внешней лестницей.

– Никакой лестницы я отсюда не вижу! И что это за дом, у которого лестница на улице? – пробормотала Анни. – Покажите мне, пожалуйста, дом доктора Салиньяка. Его жена настояла, что я должна наведаться к ней первой.

– Что до лестницы, то в наших краях много домов, у которых она, как вы говорите, «на улице». Вы поймете, о чем речь, когда сами увидите. А дом доктора найти легко. Он недалеко от пресбитерия – красивое большое здание на месте старого кладбища. Вон калитка в ограде, она ведет в их сад. Здесь я вынужден с вами проститься!

– Спасибо за помощь, мсье!

И уставшей вдове пришлось взять свой саквояж. Здесь, вдали от родного квартала Умо и сына, она чувствовала себя потерянной. Да и рассказ учителя бросил на ее ожидания кровавую тень…