Текст книги "Королева восстанет"

Стоило мне вновь увидеть замок, гнетущее чувство в груди тут же усилилось. Странно возвращаться в это место, которое за последние несколько месяцев постепенно стало мне домом, а теперь превратилось в тюрьму. Но это даже не самое ужасное. Чем дольше я размышляла, тем яснее осознавала, что у меня больше нет дома – независимо от того, на свободе я или нет. Родители бог знает где, и я даже не уверена, что они захотели бы видеть меня рядом, если бы появилась такая возможность. Брат меня возненавидел. Лучшую подругу похитили, и сейчас ей, вероятно, грозила смертельная опасность. А любимый мужчина презирал меня сильнее всего на свете.

Я осталась одна.

На этот раз по-настоящему. Потому что не найду поддержки ни внутри этих стен, ни за ними. Пусть я и хотела приложить все усилия, чтобы исправить свою ошибку, это казалось чем-то из области невозможного.

Бенедикт провел меня во дворец так же, как чуть раньше в машину. Обнимая за плечи и согревая своим теплом, но при этом в полной мере давая почувствовать свое отвращение. Незадолго до прибытия он вручил мне рубиновые серьги-капельки, обозначающие мой статус кровавой невесты. У меня так тряслись пальцы, что еле получилось их надеть.

Он все это говорил всерьез. Мы будем притворяться, что с меня сняли все обвинения, тогда как на самом деле я считала свои последние дни.

С опущенной головой я шла вместе с Бенедиктом в замок, отчаянно пытаясь сохранить самообладание. Наше примирение, вероятно, выглядело бы не очень убедительно, если бы я отпрянула от него у всех на глазах.

Лишь после того, как мы переступили порог его покоев, король от меня отстранился. Две служанки встретили меня обеспокоенными взглядами и проводили в ванную.

Я была так измучена, что без единого протеста позволила им самим обо мне позаботиться. Девушки помогли мне снять грязное кровавое платье и забраться в подготовленную горячую ванну. Пока одна из них терла мои руки мягкой мочалкой, вторая села на табурет у меня за спиной и принялась тщательно расчесывать спутанные волосы.

Я же безучастно смотрела прямо перед собой, стараясь держать себя в руках, однако в этих комнатах практически нереально сбежать от своих чувств. Они до краев полны воспоминаниями, которые неминуемо меня настигнут. И вот я уже думала о том, как несколько недель назад Бенедикт сам здесь же смывал с меня кровь. Как ночь за ночью мы лежали в его постели, и я засыпала в его теплых объятиях. Как окончательно потеряла свое проклятое сердце, хотя никогда этого не хотела.

– О, ну не надо, мисс Хоторн. – Мягкие пальцы погладили меня по щеке, и я в недоумении моргнула. Девушка возле меня сочувственно улыбалась и стерла еще одну слезу с моего лица. – Уверена, принцесса вернется целой и невредимой. Его величество об этом позаботится.

У меня вырвался какой-то нечленораздельный звук. Что-то между сдавленным всхлипом и хныканьем. Она решила, что меня просто настолько выбило из колеи похищение Лиры. И это достаточно плохо само по себе, но дело далеко не только в этом. Последние несколько дней я с огромным трудом сдерживалась, прячась в состоянии полного онемения, но больше не могла. Дрожащее тело содрогнулось от очередного всхлипа, и у меня возникло ощущение, будто я растворяюсь в горячей воде.

– Все будет хорошо, мисс, – раздался ласковый голос у меня за спиной. – Сейчас только вымоем вам волосы, а потом сможете лечь спать. Как вы на это смотрите?

– Мхм, – с трудом выдавила из себя я.

– Принести что-нибудь из ваших старых покоев? Ваши чемоданы там. Их доставили из летней резиденции.

– Нет, – прошептала я и вдруг осеклась, сообразив, что она сказала. Они ожидали, что я буду спать здесь. С Бенедиктом. Словно мы до сих пор вместе. Словно он до сих пор меня любил. Словно мы не питали отвращение друг к другу, и словно я его не боялась.

Как именно он себе это представлял?

При одной мысли о том, что придется спать с ним в одной постели, на глазах выступили новые слезы. Я не смогу. Не смогу лежать рядом с Бенедиктом, в то время как на самом деле мы так далеко друг от друга. Но и избежать этого никак нельзя. Поэтому я сконцентрировалась на дыхании, пока женщины мыли мне голову. Они помогли мне вылезти из ванны, завернули в большое полотенце и высушили феном мокрые волосы. Затем по моей просьбе принесли пижаму, которая, по моему мнению, являлась более безопасным выбором, чем ночная рубашка. После этого служанки попрощались и ушли.

Я потратила неоправданно много времени на одевание и чистку зубов. Но когда наконец отважилась выйти из ванной, поняла, что спальня по-прежнему пуста. Ни следа Бенедикта. Правда, в гостиной горел свет.

В нерешительности застыв на пороге, я намеренно слишком громко хлопнула дверью. Варианты дальнейших действий у меня не самые вдохновляющие. Либо без спросу лечь на его кровать, либо отправиться на поиски Бенедикта. Хотя, если честно, я даже рада пару минут побыть одной.

Наверное, он испытывал то же самое. Скорее всего, его вообще нет в покоях, и он ляжет только после того, как я усну. Впрочем, это будет не менее странно, чем если мы сразу ляжем в одну постель. Возможно, мне стоило просто поспать на полу. Вот вам и решение проблемы, не так ли?

Мои размышления прервал скрип стула. Из гостиной донеслись приближающиеся шаги, и в дверях возник Бенедикт. Воздух в комнате мгновенно стал более разреженным, а я сглотнула, борясь с неожиданно сжавшимся горлом.

Очевидно, он воспользовался другой ванной, чтобы подготовиться ко сну. На нем свободные темные хлопковые штаны, которые слишком хорошо мне знакомы, вот только на этот раз, вопреки обыкновению, он надел сверху рубашку. Похоже, сегодня даже собственные привычки, связанные со сном, вызывали у него дискомфорт. Влажные после душа волосы пробудили во мне желание отвести их с его лба. Однако мрачный взгляд был темнее летней ночи за окном. Этот взгляд бегло пробежался сверху вниз по моему телу, после чего король кивнул в сторону кровати.

– Ты будешь спать здесь, – заявил он.

Меня охватила дрожь.

– А ты? – не удержалась я.

– На диване. – Бенедикт отвернулся, будто этим все сказано, и для него, видимо, так и есть. Зато у меня на языке, напротив, крутилась тысяча слов, одно болезненнее другого.

– На диване могла бы поспать я, – тихо предложила я и тут же мысленно себя за это обругала. Из всех тем, которые можно и даже нужно обсудить, я выбрала именно эту.

– Нет. – По тону Бенедикта слышно, что этот вопрос не подлежит обсуждению. Вот только непонятно почему. Почему его волнует мое удобство? Если он так сильно меня ненавидел, то на мою спину ему должно быть плевать.

– Почему нет? – осторожно спросила я.

Оглянувшись, он посмотрел на меня – взгляд так же холоден, как и голос.

– Потому что я тебе не доверяю, – отрезал вампир.

Краем глаза я видела, как он стискивал руки в кулаки, а потом медленно их разжимал. Только задержав внимание на этом движении, я заметила в его ладони ключ.

Сердце пропустило удар. И внезапно его слова обрели смысл.

– Посадишь меня под замо́к? – сделала вывод я.

Выражение лица Бенедикта осталось жестким.

– Я никогда и не утверждал, что ты свободна. По крайней мере в твоей новой камере есть огромная кровать и ванная комната. Поблагодарить меня можешь потом.

– Очень смешно, – пробормотала я, и глаза опять наполнились слезами.

– А ты видишь, чтобы я смеялся? – парировал он. – Радуйся, что никто еще не копает тебе могилу. Спокойной ночи.

Затем с совершенно невозмутимым видом закрыл за собой дверь и запер ее снаружи.

Пару секунд я стояла неподвижно, уставившись на замочную скважину. С огромным комком в горле вслушивалась в звуки с противоположной стороны. Без понятия, чего я ожидала. Возможно, того, что Бенедикт вернется. Что откроет дверь и извинится. Что поверит мне. Простит меня. Того, что последние несколько дней окажутся всего лишь кошмарным сном, мы заснем в обнимку, а утром к нам в покои, напевая что-то себе под нос, войдет Лира.

Однако ничего подобного не произойдет.

У меня подогнулись колени. Я с трудом заставила себя выключить свет и доковылять до кровати. А там свернулась калачиком и зарылась лицом в подушку.

От нее пахло Бенедиктом.

И его родной аромат прорвал последнюю дамбу у меня внутри. А ведь я должна быть сильной. Возможно, сильнее, чем когда-либо. Должна сделать все, что в моих силах, чтобы исправить ситуацию. Не только то, в чем виновата сама, но и поступки своей семьи. Лире не должны причинить вреда. Люди в городе должны быть в безопасности. Красный Дождь не должен стать еще могущественнее, чем прежде.

Все это потребует от меня больше, чем я могла дать. Тем не менее я готова заплатить эту цену. Потому что если я сейчас еще и способна принять какое-то решение, то оно определенно прозвучит так: «Я буду бороться». Я сделаю все от меня зависящее, чтобы исправить свои ошибки.

Но не сегодня ночью.

Сегодня ночью я буду плакать и тонуть в жалости к себе. Буду ненавидеть сама себя и еще немножко своего брата. Буду скорбеть по всему, что потеряла из-за него, и наблюдать, как часть меня мучительно умирает.

БЕНЕДИКТ

Я не справился.

Как мужчина. Как брат. Как король. Во всех отношениях.

К этому привела не одна ошибка, а целая цепочка ошибок. Бесконечная череда неверных решений и наивной доверчивости, начало которой я даже не мог точно определить. Не мог сказать, когда и где я совершил эти ошибки. И совершал ли их до сих пор. Кажется, я утратил способность различать добро и зло. Границы размылись. Моя рассудительность меня подвела. В каком бы направлении я ни шел – каждый шаг лишь приближал меня к разверзшейся впереди пропасти.

Как-то так получалось, что я всегда добивался полной противоположности тому, чего хотел.

Я хотел, чтобы Лира постоянно находилась рядом со мной. Вместо этого она сбежала, и, возможно, я больше никогда ее не увижу.

Я хотел никогда больше не подпускать к себе Флоренс. Вместо этого она сейчас лежала в соседней комнате на моей кровати, а тихие всхлипы, доносящиеся из-за двери, задевали меня, черт возьми, за живое.

Наверняка она старалась, чтобы я ее услышал. Вероятно, думала, что от этого между нами что-то изменится.

Не изменится.

Это лишь заставляло меня ненавидеть и ее, и себя самого еще сильнее, чем прежде.

Я до сих пор чувствовал, как трещали под моими пальцами кости Валериана. Слышал его рваное дыхание, исполненные болью крики. Всхлипы Флоренс все еще отдавались эхом у меня в ушах. Ее рыдания. Ее отчаянная мольба.

Я хотел сломать эту девушку. Хотел увидеть ее слезы, хотел, чтобы она испытала такой же страх за брата, как я – за Лиру. Эта мысль – единственное, что еще могло принести мне хоть каплю удовлетворения. Потому что ее ответы его не приносили.

И вот теперь я не мог уснуть. Мне не удавалось избавиться от воспоминаний о случившемся в Тауэре. От дрожи ее тела под моим до сих пор покалывало кожу. От того, как она отшатнулась от меня, когда я попытался ее обнять, душу объяло пламя. А ее последние слова в машине по пути сюда были как серебряный кинжал в сердце.

Кто ты вообще такой? Я больше не узнаю тебя.

Я тоже себя не узнавал. Никогда еще мне не было так стыдно за мужчину, в которого я превратился. В которого она меня превратила.

Это все ее чертова вина.

Сквозь тяжелую дубовую дверь опять донесся сдавленный всхлип, и я сдался. Битый час ворочался на диване с боку на бок, пытаясь не дать самому себе зайти в спальню. Знать бы еще, что именно влекло меня к ней. Наверное, мне интересно, как отреагирует Флоренс, если я войду. Плакала ли она, так как хотела, чтобы я ее услышал, или…

Твою мать.

Она не заслужила моей жалости. И единственная причина, по которой я чувствовал необходимость отпереть эту дверь, заключалась в том, что я искал доказательства ее лжи. Как будто она до сих пор не дала мне предостаточно доказательств.

Я неохотно встал и приблизился к спальне. Как можно тише повернул ключ в замке и толкнул дверь.

Внутри меня встретила внезапная тишина. Слышен только тихий шорох одеяла. В полумраке видны ее волосы. Она уткнулась лицом в подушку и больше не двигалась, только тело подрагивало, как будто его сотрясали с трудом подавляемые рыдания.

Значит, она не хотела, чтобы я слышал, как она плачет. А может, просто старалась заставить меня в это поверить, чтобы я засомневался в своих убеждениях. Знала, чего я от нее жду, и сыграла против меня. Или?..

Проклятье, как понять, где правда, а где попытки манипуляции? Я знал, насколько хорошо эта женщина умела играть. И одного этого знания достаточно, чтобы никогда больше ей не доверять.

Я пересек комнату и направился в ванную. Не то чтобы мне было туда нужно, но не хотелось создать впечатление, будто я услышал Флоренс и пришел только для того, чтобы проверить, как она. Пусть знает, что мне на нее наплевать. Или по крайней мере так думает. К сожалению, по части самообмана я не так хорош.

После того как умылся, я еще долго не выключал воду. А когда вышел из ванной комнаты, успел услышать тихий всхлип, который тут же оборвался. У меня внутри все болезненно сжалось.

Кажется, Флоренс в полном отчаянии, и мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не броситься ее успокаивать. Еще несколько дней назад я бы без малейших колебаний и оговорок лег к ней, заключил в объятия и погладил по спине. Я бы нежно разговаривал с ней, плавно укачивая в кольце своих рук. Потратил бы на это всю ночь, если бы ей это помогло. Что угодно, лишь бы ей стало легче.

Но теперь я знал, что это была бы пустая трата времени. Что она не заслуживала ни понимания, ни утешения. Мне пришлось напомнить себе, что ее горе – если оно настоящее – вызвано отнюдь не теми же причинами, что и мое. Флоренс плакала не потому, что потеряла меня, не потому, что наши отношения оказались ложью, и не потому, что Лира в опасности. Флоренс плакала, потому что ее раскрыли и теперь она вынуждена проживать последствия.

Заставив себя не обращать на нее внимания, я снова пересек комнату и запер дверь спальни. Наверное, возвращать Флоренс во дворец было еще одной ошибкой. Импульсивное, плохо продуманное решение, и мне только сейчас стало ясно, что оно на самом деле означало. Переносить ее присутствие рядом будет гораздо тяжелее, чем я боялся.

Однако Лира не ошиблась в том, что Флоренс, возможно, сумеет обеспечить стабильность. К тому же сейчас, когда моя сестра в лапах у Хоторнов, у меня практически не осталось альтернативных вариантов. Мне нужно, чтобы Флоренс находилась рядом, хотел я того или нет.

Но это еще не значит, что я позволю ей ко мне приблизиться. Отныне между нами никогда не будет ничего большего, чем притворная симпатия. Причем на этот раз это действительно будет лишь притворство.

Глава 6
Скорлупа

ФЛОРЕНС

Я не хотела просыпаться. Я поняла это в тот же миг, когда заморгала от бледных лучей утреннего солнца и узнала спальню Бенедикта.

Голова болела, в горле пересохло, а реальность зловеще нависала надо мной, готовая в любой момент меня поглотить. Видимо, сегодня ночью я в какой-то момент все-таки уснула. После того как Бенедикт снова ушел, слез не осталось, и я просто молча буравила взглядом темную стену, вдыхая его запах и ощущая в груди всю боль этого мира.

Последняя и сегодня никуда не делась.

Я чувствовала себя слишком слабой, чтобы встать с постели и выйти навстречу своей новой действительности. Не готовой ко всему, что меня ожидало. К ненависти Бенедикта, к своему чувству вины, к отчаянным попыткам все исправить.

Поэтому я осталась в кровати с закрытыми глазами и надеялась еще хотя бы ненадолго заснуть, но сон не шел. Естественно.

Интересно, который час? Бенедикт обычно просыпался раньше меня. Как правило, раннее утро он тратил на тренировки. Однако последние несколько месяцев чаще всего пропускал их и вместо этого читал книгу, пока я еще спала в его объятиях. Снова открыв глаза, я подняла голову, чтобы бросить взгляд на прикроватную тумбочку. Книги нет. Зато есть будильник. И он показывал, что сейчас почти восемь часов. Бенедикт наверняка уже проснулся.

Я перевернулась на спину, не зная, что делать дальше. Может, Бенедикт уже сходил в ванную, пока я спала? Отпер ли он остальные двери в покоях?

Можно попробовать узнать. Но в этот момент из гостиной донеслись шаги. Они приблизились, а потом в замке щелкнул ключ.

Робко натянув одеяло до самого подбородка, я слегка выпрямилась, чтобы видеть дверь. Когда она открылась, от боли у меня сжалось в груди.

Конечно же, в комнату вошел Бенедикт. И судя по всему, он тоже только что встал, так как на нем до сих пор пижама, а темные волосы взъерошены.

Бросив на меня полный отвращения взгляд, он целенаправленно прошагал к шкафу.

– Доброе утро, – прошептала я. Голос до такой степени осип, что пришлось откашляться. Как опухло лицо, лучше даже не знать.

Бенедикт остановился спиной ко мне. Затем повернул голову ровно настолько, чтобы я успела мельком увидеть его лицо в профиль. И тут же вновь отвернулся.

– Не вздумай ничего выкинуть, пока я в ванной, – холодно предупредил меня он, и я опять осталась в спальне одна.

Совершенно опустошенная, я откинулась на матрас, зарылась носом в одеяло и сделала глубокий вдох. Нет, я правда не готова вставать. Предпочла бы навсегда остаться лежать в этой кровати.

Я дождалась, пока Бенедикт выйдет из ванной. Без единого комментария он направился обратно в гостиную, однако в этот раз оставил мою дверь открытой. Еще пару минут я внимательно прислушивалась, после чего заставила себя подняться.

За последние месяцы почти весь мой гардероб перекочевал из моих комнат сюда. Так что вообще-то выбор должен быть большой… но проблема заключалась в том, что почти каждый предмет одежды был связан с воспоминаниями об этом мужчине. В конце концов я определилась, взяла белую блузку с коричневой юбкой и закрылась с ними в ванной. Лицо действительно выглядит хуже некуда, и его, к сожалению, не спасет даже холодная вода. А круги под глазами еще никогда не были такими темными.

Похоже, это мой рекорд. Притом что ночью меня в кои-то веки не мучили кошмары. Тем не менее того небольшого количества сна, в который я рано или поздно провалилась, не хватило, чтобы хоть немного отдохнуть, и я не сомневалась, что ужасные образы вновь начнут меня преследовать не позднее сегодняшнего вечера. После летнего солнцестояния они стали еще страшнее, чем всегда. Раньше мне снился монстр, раздирающий меня на куски. А теперь я сама каждую ночь обращалась в этого монстра. Но Бенедикт вряд ли будет снова меня от них спасать. Наоборот – наверное, его порадуют мои крики по ночам.

Когда я вышла из ванной, застала в спальне одну из вчерашних служанок. В руках она держала стопку свежего постельного белья и полотенец и ободряюще мне улыбнулась.

– Доброе утро, мисс Хоторн. В гостиной подан завтрак. – Кивнув в сторону двери, она положила белье на маленький столик в углу.

Я уже сделала шаг к выходу, но, когда женщина собралась перестилать постель, резко остановилась.

– Не надо, – вырвалось у меня, и я в тот же момент ощутила, как залилась краской.

Она замерла и вопросительно подняла на меня глаза.

– Прошу прощения?

Нужно просто закрыть тему. Но я уже заговорила, так что…

– Можешь оставить ту же постель.

– Это правда не составит никакого труда, мисс Хоторн. Я просто быстро сменю белье и…

– Нет, – услышала я собственный голос и сразу устыдилась. Какая же жалкая. Но я ничего не могла с собой поделать. Если она сменит простыни, то вместе с ними исчезнет и запах Бенедикта. А мне была невыносима даже мысль об этом. – Пожалуйста… Можешь еще пару дней оставить постель как есть? – тихо попросила я. Дверь в гостиную всего лишь прикрыта. Мне искренне хотелось верить, что Бенедикт меня не услышал.

– Эм… Разумеется, – откликнулась немного озадаченная служанка, но выпрямилась и отпустила одеяло. – Тогда я просто уберу кровать, хорошо?

Я энергично закивала:

– Да. Спасибо.

– Не за что, мисс.

Сдержанно мне улыбнувшись, женщина начала взбивать подушки. А я на мгновение нерешительно застыла в комнате. Боролась с искушением спросить, как ее зовут. Хотя, если мы подружимся, для нее это навряд ли хорошо кончится. Мне невольно вспоминается случившееся с Бонни. А ведь это произошло, еще когда Бенедикт всеми силами старался меня защитить.

Я без лишних слов отвернулась и оставила служанку спокойно выполнять свою работу.

В гостиной накрыт стол у окна. Сквозь высокие окна струился солнечный свет, окутывая все вокруг теплым светом. Лишь выражение лица Бенедикта ему осветить не удалось. Король сидел на стуле с газетой в руках и читал ее с перекошенным от ярости лицом. Мое присутствие он старательно игнорировал.

Беззвучно опустившись на место напротив него, я налила себе стакан яблочного сока. Аппетита нет совсем, однако после скудного рациона последних дней будет разумно чего-нибудь поесть и попить.

Краем глаза я наблюдала, как служанка вышла из спальни и покинула королевские покои. Она закрыла за собой дверь, и мы снова остались наедине.

Сделав над собой усилие, я взяла булочку из корзины в центре стола и разрезала ее. Нужно сосредоточиться на своей задаче. На том, как я могла помочь Бенедикту, Лире и людям в Лондоне. Но я так сильно истосковалась хотя бы по какому-то подобию нормальности, что хотела еще ненадолго оттянуть разговор на эту тему.

– Что пишут в газете? – спросила я и потянулась за маслом.

Вампир с шумом втянул воздух.

– А что там может быть написано, Флоренс? – раздраженно отозвался он. – Что-то о похищенной принцессе, покушении на короля и грозящей гражданской войне.

– Они пишут об этом? – изумленно переспросила я.

– А о чем еще им писать? О погоде?

– Я… Я думала, в газетах пишут исключительно о том, что ты им разрешаешь.

Бенедикт фыркнул, как будто это полный абсурд.

– С таким же успехом можно попробовать заставить птиц в аду не петь.

Я растерянно нахмурилась:

– То есть им уже известно о Лире? Откуда?

– Если бы я знал, у нас было бы на одну проблему меньше.

Опустив нож, я оставила попытку намазать бутерброд. Все равно желудок к этому моменту завязался таким узлом, что, скорее всего, мне не удастся проглотить ни кусочка.

– А сейчас? – тихо спросила я.

– Минимизируем ущерб, – холодно откликнулся Бенедикт.

Я глубоко вздохнула. Нормально пообщаться явно не выйдет. Чего и следовало ожидать.

– И как я могу с этим помочь?

Он мрачно посмотрел на меня:

– На сегодня, во второй половине дня, назначена пресс-конференция. К счастью для тебя, я не склонен сам выступать перед народом, так что тебе не придется произносить речь лично. Эрис представит людям нашу историю. Ты будешь стоять на заднем плане вместе со мной и стараться выглядеть хотя бы отчасти заслуживающей доверия. Впрочем, зная тебя, это не должно составить труда.

Я пыталась не подавать виду, как сильно меня задели его слова. Он в любом случае мне не поверит.

– Что конкретно я должна делать? – вместо этого спросила я.

Король покачал головой и вернулся к своей газете.

– Репетировать ничего не понадобится.

Это не ответ на мой вопрос. Я хотела знать, как мы будем стоять на заднем плане. Держаться за руки? С влюбленными взглядами и нежными прикосновениями? Хватило только представить это, и меня затошнило от нервозности.

– Тем не менее мне нужно знать, чего ожидать, – объяснила я.

– Узнаешь, когда придет время.

Он что, серьезно?

– А почему не сейчас? – с растущим раздражением поинтересовалась я. – Раз ты хочешь, чтобы я притворялась перед людьми, дай мне время подготовиться! Я должна знать, будем ли мы… прикасаться друг к другу. Или целоваться, или…

– Ничего подобного точно не будет, – отрезал Бенедикт. И метнул в меня злобный взгляд. – Пока я сам точно не знаю. Но думаю, ты достаточно практиковалась в этой роли, чтобы немного сымпровизировать.

– Это не было ролью! – решительно возразила я, однако он сделал вид, будто вообще меня не слышал, и опять уткнулся в газету. Разочарованная, я гоняла по тарелке половинку булочки. – А что мне делать до пресс-конференции? У тебя есть для меня какое-нибудь задание, или я просто пленница, которую ты будешь время от времени показывать перед камерами? Твоя спальня – моя новая камера?

Бенедикт с подчеркнутым безразличием пожал плечами:

– На данный момент ты больше ничего не можешь сделать. Согласно нашей истории, между нами ничего не изменилось. Ты можешь спокойно перемещаться по замку. Под запретом только мой кабинет. И конечно, нельзя никому рассказывать о нашей… договоренности. Кроме того, за тобой везде будут следовать стражники. Для твоей же безопасности, разумеется.

Договоренность – вот как это называется. Какое симпатичное слово вместо «заключения». Но в нынешних обстоятельствах мне, наверное, грех жаловаться.

– Понятно, – ответила я. – А что насчет Лиры?

– Мои люди ищут ее. Пока не найдем, остается только ждать, когда твои родители дадут о себе знать, что они, надеюсь, и сделают после пресс-конференции. Ты с ними поговоришь. Сегодня Эрис тебя проинформирует.

Глубоко вздохнув, я сделала глоток сока. Мы с родителями не разговаривали уже полгода. И письмо, которое им передала Лира, кажется, не помогло. Убедить их сменить курс будет сложно, если не невозможно.

Если бы мама с папой мыслили рационально, решить этот вопрос было бы на самом деле легко. Бенедикт – единственный, кто стоял между Красным Дождем и короной. Работая против него, родители саботировали собственные цели, они ведь должны это понимать. Вот только я опасалась, что мои аргументы никто даже слушать не станет, учитывая, какая их сжигала ненависть. Учитывая, что я их предала.

И все-таки я попробую. Проклятье, я сделаю что угодно, лишь бы положить конец насилию. Какую бы боль это ни причиняло.

– Я с ними поговорю, – пообещала я. – Но не стала бы сильно надеяться, что это принесет какую-нибудь пользу.

Может быть, я слишком откровенна. Но мне не хотелось опять давать Бенедикту пустые обещания.

Послышался шелест страниц – он опустил газету.

– Почему?

– Потому что я передала Лире сообщение для родителей, и тем не менее они ее похитили.

– Что бы ты им якобы ни написала, очевидно, оно оказалось недостаточно убедительным.

Он даже не уточнял, что именно было в послании. Прямо намекает, что все равно мне не поверит. Видимо, это идеально резюмировало суть наших отношений в настоящий момент.

Проглотив ком в горле, я подняла подбородок.

– Как себя чувствует мой брат?

Угол рта Бенедикта дернулся.

– Еще дышит, насколько мне известно.

Во мне вспыхнула ярость.

Мужчина, которого я знала, никогда не сказал бы мне такого. Я правда больше его не узнавала. Это моя вина? Это я так его сломала, что не осталось ни следа от его настоящего характера? Или…

Слова Валериана эхом отражались у меня в голове. Вместе с криками боли.

Может, Бенедикт всегда был таким? Неужели я видела в нем то, чего на самом деле никогда не существовало? Неужели просто привыкла к монстру, которым он был? Неужели все это время брат был прав?

Нет.

Это просто невозможно. Обстоятельства превратили Бенедикта в этого незнакомца. Из-за меня проявились все его плохие стороны. Он все тот же, просто больше не мог этого показать.

Проглотив любые возражения, я все-таки сделала себе бутерброд.

Бенедикт молчал. Его присутствие давило на меня, словно тяжелый груз на грудную клетку. Но всего через несколько минут король сложил газету и встал. Как обычно, он ничего не съел. Эта мысль навела меня на другую… Он уже давно не пил мою кровь. По крайней мере, если не считать того раза на празднике летнего солнцестояния, когда моя кровь оказалась отравлена, а следовательно, вряд ли хорошо усвоилась.

Невольно я вспомнила момент, когда Валь вонзил клинок в грудь Бенедикта. Вспомнила парализующую панику и всеобъемлющий страх потерять этого мужчину. Сердце сжалось.

– Ты уже оправился? – вырвалось у меня, и Бенедикт замер в дверном проеме своего кабинета. – От яда, я имею в виду, – поспешно добавила я, поскольку его мрачный взгляд снова превратился в олицетворение смертельной угрозы.

– Он оказал только оглушающий эффект, – ледяным тоном сказал он. – Кроме того, доза была слишком маленькой.

Я отрывисто кивнула и отвернулась.

– Хорошо, – прошептала я, слишком стыдясь того, что Бенедикт это услышит, и в то же время испытывая слишком большое облегчение, чтобы совсем ничего не сказать. Если бы я выпила тот чертов бокал шампанского целиком, он бы, вероятно, не смог отбить атаку Валя и не стоял бы сейчас здесь. Все могло закончиться гораздо хуже.

Бенедикт скрылся в кабинете и закрыл за собой дверь. Видимо, он на полном серьезе разрешил мне свободно передвигаться по замку. Слава богу. Меня снедало такое сильное беспокойство, что пришлось буквально заставлять себя усидеть на месте еще пару минут и запихнуть в себя завтрак.

Когда чуть позже я вышла в коридор, рядом тут же возникли двое стражников. Оба изобразили легкий поклон, а у меня по спине пробежала холодная дрожь. Один из них вчера был со мной в Тауэре. Я до сих пор ощущала на руке чуть выше локтя его железную хватку. Он даже не шелохнулся, пока Бенедикт пытал Валя у меня на глазах.

Сглотнув, я выдавила из себя улыбку. Значит, вот как король решил убедиться, что я буду придерживаться его правил. Приставил ко мне человека, который знал правду. Того, кого я не смогу обмануть.

– Я хочу прогуляться, – сообщила я мужчинам.

– После вас, мисс Хоторн, – ответил вчерашний охранник. Широким жестом он дал мне знак идти вперед и сам пошел следом на почтительном расстоянии.

В это время года Красный сад целиком и полностью оправдывал свое название. Цветущие розовые кусты источали почти пьянящий аромат. Алый полог листвы красных кленов ловил солнечные лучи у меня над головой, по обширной территории парка разносился щебет птиц. Свежескошенная трава под ногами была еще влажной от утренней росы.

До недавнего времени садам замка всегда удавалось меня успокоить. Они стали для меня местом уединения. И не только они. Честно говоря, я могла сказать так обо всем дворце. Багровое Сердце стало для меня домом. Однако сейчас я чувствовала себя здесь инородным телом, а из-за всех переживаний, которые никак не шли у меня из головы, о спокойствии и думать нечего. Тем более не в присутствии темноволосой девушки, которая как раз в этот момент направлялась ко мне.

Бриана была одета в черное летнее платье, которое резко выделялось на фоне ее бледной кожи, а волосы заплела в элегантную косу. Она выглядела так же великолепно, как и всегда, и тем не менее при виде нее я испытала желание сбежать.

Я не представляла, как мы с ней встретимся. Слухи о моем возвращении, должно быть, уже расползлись по замку… вместе с ложными фактами, в которых Бенедикт собирался убедить общественность. То, что прислуга не подвергала сомнению нашу историю, меня не удивляло. Даже если у кого-то из них появятся подозрения, они не выскажут их вслух. Однако Бриана наверняка разговаривала с Лирой, а значит, сразу раскусила нашу ложь. Поскольку и сама Лира перестала мне доверять.