Текст книги "Не для взрослых. Время читать! Полка вторая"

Поневоле вспомнишь еще несколько фраз Розанова: «…Страницы как страницы. Только как-то словечки поставлены особенно. Как они поставлены – секрет этого знал один Гоголь».

9

Напоследок – о том, как хорошо знал Гоголь людей и каким замечательным актерским талантом был наделен.

Ехал он как-то с друзьями в город Торжок и все обещал накормить их знаменитыми котлетами. Приехали поздно ночью, заказали на всех котлеты, они были и правда необыкновенно вкусны, но… во всех оказались «длинные белокурые волосы… Шутки Гоголя придали столько комического этому приключению, что несколько минут мы только хохотали как безумные». Они послали за половым (служащим гостиницы и кухни) – для объяснений. «…А Гоголь предупредил нас, какой ответ мы получим от полового: „Волосы-с? Какие же тут волосы-с? Откуда прийти волосам-с? Это так-с, ничего-с! Курины перушки или пух“, и проч., и проч. В самую эту минуту вошел половой и на предложенный нами вопрос отвечал точно то же, что говорил Гоголь, даже теми же словами. Хохот до того овладел нами, что половой и наш человек (то есть, слуга, который с ними путешествовал. – М. Ч.) посмотрели на нас, выпуча глаза от удивления».

ТАЙНЫ ЖЮЛЯ ВЕРНА

1

Около середины ХIХ века во французском городе Нанте, в семье адвоката Верна, жил да был мальчик Жюль. И в одиннадцать лет он взял да и нанялся, не спросясь родителей, юнгой на шхуну, отправлявшуюся не более не менее как в Индию. Ну конечно, через несколько часов был он возвращен домой, но ничуть не выкинул из головы мысли о кругосветном путешествии.

Получил в Париже образование, но в Нант по требованию отца не вернулся, на его стезю не встал, а погрузился в изучение достижений человечества в области географии, физики и математики. И накопил в конце концов двадцать тысяч карточек с разными интересными выписками (ведь компьютера-то тогда не было, до его изобретения еще больше столетия оставалось). Да еще сдружился с известным путешественником Жаком Араго и, что называется, рот раскрыв, слушал его рассказы о дальних странах.

И в конце концов написал роман про ученого – «Пять недель на воздушном шаре». Его напечатали в «Журнале воспитания и развлечения» – ну, вроде современного очень хорошего, на мой взгляд, журнала «Семья и школа», только потолще.

Роман имел невероятный успех. И открыл целую серию романов Жюля Верна под общим названием «Необыкновенные путешествия». Это был совсем новый жанр, в тогдашней литературе его еще не было.

Лучшим был признан роман «Таинственный остров».

…Это как раз была первая прочитанная мною по-настоящему толстая книга. Помню, как в первом классе, в сентябрьские теплые дни московской золотой осени, я, еле высидев на уроках, особенно на уроке чтения («Ма-ма мы-ла ра-му…»), со всех ног мчалась домой, чтобы узнать, что же дальше?! Что происходит со смелыми людьми, оказавшимися, как и Робинзон Крузо, на необитаемом острове?

2

Только они оказались там не в результате кораблекрушения, а совсем иным образом.

Дело происходило в 60-е годы ХIХ века в Северной Америке. Тогда там шла война между «северянами» – противниками рабовладельчества – и «южанами», которые не мыслили себе своих плантаций без рабского бесплатного труда негров.

И вот несколько «северян» разных профессий и разного возраста оказались в плену у «южан». (Туда же по доброй воле пробрался и негр Наб, давно отпущенный своим господином – инженером Сайресом Смитом – на свободу, но бесконечно ему преданный.) И сумели улететь из этого плена на воздушном шаре, сделанном «южанами», естественно, вовсе не для них.

В последнюю минуту – представьте себе! – «в гондолу прыгнула собака. Это был Топ, любимый пес инженера, – оборвав свою цепь, он прибежал вслед за хозяином. Боясь, что собака окажется лишним грузом, Сайрес Смит хотел ее прогнать.

– Не беда, возьмем и собаку! – сказал Пенкроф и выбросил из гондолы два мешка с песком. Потом он отвязал канат, и шар, взлетев по косой, с яростной силой взвился в поднебесье, сбив при взлете две дымовые трубы».

Впоследствии Топу, как вы, конечно, понимаете, предстояло сыграть немалую роль – ведь умный пес в трудных ситуациях гораздо сообразительней некоторых тяжелодумов!

Когда все пятеро окажутся на необитаемом острове посреди океана, к их компании примкнет и еще одно симпатичное существо.

«…В эту пору Юпа – он оказался очень сообразительным – возвели в должность камердинера. Его нарядили в куртку, штаны, сшитые из белого полотна, и передник с карманами, которые ему очень нравились. Он ходил, заложив руки в карманы, и никому не позволял проверять их содержимое».

Кто это такой, по-вашему?

«…Наб хорошо вымуштровал смышленого орангутанга – когда Наб разговаривал с Юпом, казалось, что они превосходно понимают друг друга.

….Как-то во время обеда он принялся прислуживать за столом с салфеткой в руке. Он был так ловок, так внимателен, так безукоризненно выполнял свои обязанности – менял тарелки, приносил блюда, наливал напитки, – делал все это с таким важным видом, что поселенцы от души забавлялись…

– Юп, еще супу!..

– Юп, тарелку!

– Юп, славный Юп, молодец Юп! Только эти возгласы и раздавались за столом, а Юп, ничуть не растерявшись, все выполнял, за всем следил и с понимающим видом кивнул головой, когда Пенкроф пошутил:

– Право, Юп, жалованье вам придется удвоить!»

А когда на поселенцев напала огромная стая очень опасных диких американских собак, Юп нещадно бил их дубиной – «его невозможно было оттащить назад. Он, очевидно, обладал способностью видеть в темноте; он был в самой гуще боя, то и дело пронзительно свистел, а это означало у него высшую степень возбуждения».

В результате он, защищая своих двуногих друзей от четвероногих хищников, пострадал больше всех, и его долго выхаживали.

3

Умелые, знающие (каждый из них знал какое-нибудь дело или отрасль науки в совершенстве) и дружные люди сумели организовать на острове вполне удобную жизнь – и даже нашли растение с гроздьями благоухающих цветов, которое знатоком растений пятнадцатилетним Гербертом было определено как табак. С большими предосторожностями сохраняя секрет, они приготовили сюрприз единственному среди них курильщику – моряку Пенкрофу, ужасно страдавшему от отсутствия курева (вот что такое зависимость!). И однажды, когда, пообедав, он собрался было встать из-за стола, кто-то положил ему руку на плечо.

«– Постойте, дорогой Пенкроф, что же вы убегаете? А десерт?

– Благодарю, мистер Спилет, – ответил моряк, – мне некогда.

– Ну хоть чашечку кофе, дружище?

– Ну, трубочку?

Пенкроф вдруг вскочил, и его широкое добродушное лицо побледнело: он увидал, что журналист протягивает ему набитую трубку, а Герберт – уголек.

Моряк хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова; он схватил трубку, поднес ее к губам, прикурил об уголек и сделал несколько затяжек.

Сизый душистый дымок заклубился облаком, и из этого облака раздался радостный голос:

– Табак, воистину табак!.. О Божественное Провидение! Творец всего сущего!.. Теперь на нашем острове есть все, что душе угодно!»

Между тем их жизнь была полна опасностей – и в то же время накапливались случаи, когда какая-то неведомая сила помогала им от них спастись. Люди в толк не могли взять, что – или кто – так благодетельно участвует в их жизни. Наконец стало ясно, что это не что, а – кто. Но – кто?!

4

Самый младший из поселенцев, общий любимец Герберт умирал от злокачественной лихорадки (так называли раньше малярию), подхваченной на болотах.

Он тяжело перенес первый приступ, но за ним должен был последовать второй, а там и третий – смертельный.

– Нужны противолихорадочные средства, – повторял Гедеон Спилет Сайресу Смиту, а тот отвечал:

«– Где же их взять? У нас нет ни хинной корки, ни сернокислого хинина!»

И вот, когда никто уже не верил, что мальчик доживет до завтрашнего утра, был момент, когда он на несколько секунд остался в комнате один.

И в тот же самый момент «Топ как-то странно залаял…

Все кинулись в спальню и успели подхватить умирающего – в бреду он хотел соскочить с постели на пол…

Было пять часов утра… Наступал ясный, погожий день, последний день жизни несчастного мальчика.

Солнечный луч осветил столик, стоявший у кровати умирающего. И вдруг Пенкроф, вскрикнув, указал на продолговатую коробочку, откуда-то взявшуюся на столике…

На крышке коробочки стояли два слова: „Сернокислый хинин“».

* * *

Поняли, почему книга названа – «Таинственный остров»?

И единственная возможность узнать все его тайны – спешно начать читать этот, а за ним и другие увлекательнейшие романы Жюля Верна.

Если начать – оторваться от них уже невозможно.

ПРО КУКЛУ НАСЛЕДНИКА ТУТТИ И ДЕВОЧКУ ПО ИМЕНИ СУОК

1

К третьему классу все книги, которые были у нас дома, я уже перечитала. А читать мне хотелось так, как хочется иногда пить, – когда просто ни о чем не можешь думать, пока не выпьешь холодненькой водички.

И родители сказали:

– Иди и запишись в районную детскую библиотеку!

Мы жили в Сокольниках – одном из самых зеленых районов Москвы. Библиотека была на улице Короленко, очень близко и от дома, и от школы.

И вот я стою в очереди – чтобы записаться в библиотеку и тут же взять в абонементе какую-нибудь книжку. Но какую? Ведь у меня нет никакого списка интересных книг – вроде того, который я составляю для вас, рассказывая о тех книжках, которые непременно нужно прочитать.

Передо мной стоит девочка и держит книжку, которую будет сдавать. Вывернув голову, читаю название. Оно очень странное – «Три толстяка». Странное – но чем-то притягательное. Фамилия автора (я всегда смотрела фамилию автора – приучил старший брат) еще страннее: «Олеша». Алеша, что ли? Тогда почему через «о»?.. Я вежливо спрашиваю у девочки:

– Не дашь посмотреть книжку?

Она протягивает ее мне.

Открываю книжку наугад.

«И тут из темноты чей-то хриплый голос сказал:

– Суок!

…Большое черное существо стояло в клетке, подобно медведю, держась за прутья и прижав к ним голову…

Суок готова была заплакать.

– Наконец-то ты пришла, Суок, – сказало странное существо. – Я знал, что я тебя увижу… Подойди, Суок.

Суок подошла. Страшное лицо смотрело на нее. Конечно, это было не человеческое лицо. Больше всего оно походило на волчью морду. И самое страшное было то, что уши этого волка имели форму человеческих ушей, хотя и покрыты были короткой жесткой шерстью.

– …Ты боишься меня, Суок… Я потерял человеческий облик. Не бойся! Подойди… Ты выросла, похудела. У тебя печальное личико…

Он говорил с трудом…»

2

Понятно, что я прямо впилась в книжку.

Стала листать ее – и наткнулась на сцену совсем другого рода – как продавец детских шаров был унесен своими шарами в воздух.

«– Ура! Ура! – кричали дети, наблюдая фантастический полет.

Они хлопали в ладоши: во-первых, зрелище было интересно само по себе, а во-вторых, некоторая приятность для детей заключалась в неприятности положения летающего продавца шаров. Дети всегда завидовали этому продавцу. Зависть – дурное чувство. Но что же делать! Воздушные шары – красные, синие, желтые – казались великолепными. Каждому хотелось иметь такой шар. Продавец имел их целую кучу. Но чудес не бывает! Ни одному мальчику, самому послушному, и ни одной девочке, самой внимательной, продавец ни разу в жизни не подарил ни одного шара: ни красного, ни синего, ни желтого.

Теперь судьба наказала его за черствость. Он летел над городом, повиснув на веревочке, к которой были привязаны шары. Высоко в сверкающем небе они походили на волшебную летающую гроздь разноцветного винограда.

– Караул! – кричал продавец, ни на что не надеясь и дрыгая ногами».

И вот продавец влетел во дворец – точнее, прямо в окно дворцовой кухни, в ее кондитерское отделение. «Сладкое головокружительное благоухание ударило ему в нос; жар и духота сперли ему горло…

Продавец со всего размаху сел во что-то мягкое и теплое. Шаров он не выпускал…

Он зажмурил глаза и решил их не раскрывать – ни за что в жизни».

И не удивительно! Мы бы с вами тоже, наверно, так решили.

«Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства. Троном был торт…

– Торт погиб, – сказал младший кондитер сурово и печально.

Потом наступила тишина. Только лопались пузыри на шипящем шоколаде.

– Что будет? – шептал продавец шаров, задыхаясь от страха и до боли сжимая веки. Сердце его прыгало, как копейка в копилке.

– Чепуха! – сказал старший кондитер так же сурово. – В зале съели второе блюдо. Через двадцать минут надо подавать торт. Разноцветные шары и глупая рожа летающего негодяя послужат прекрасным украшением для парадного торта.

И, сказав это, кондитер заорал:

– Давай крем!!

И действительно дали крем.

Что это было!

Три кондитера и двадцать поварят набросились на продавца…

В одну минуту его облепили со всех сторон. Он сидел с закрытыми глазами, он ничего не видел, но зрелище было чудовищное. Его залепили сплошь. Голова, круглая рожа, похожая на чайник, расписанный маргаритками, торчала наружу. Остальное было покрыто белым кремом, имевшим прелестный розоватый оттенок…

– Так, – сказал главный кондитер тоном художника, любующегося собственной картиной.

И потом голос, так же как и в первый раз, сделался свирепым и заорал:

– Цукаты!!

Появились цукаты, всех сортов, всех видов, всех форм: горьковатые, ванильные, кисленькие, треугольные, звездочки, круглые, полумесяцы, розочки. Поварята работали вовсю. Не успел главный кондитер хлопнуть три раза в ладоши, как вся куча крема, весь торт оказался утыкан цукатами.

– Готово, – сказал главный кондитер. – Теперь, пожалуй, нужно сунуть его в печь, чтобы слегка подрумянить.

„В печь? – ужаснулся продавец. – Что? В какую печь? Меня в печь?!“

Тут в кондитерскую вбежал один из слуг».

3

Что случилось с продавцом шаров дальше – я, конечно, рассказывать не буду, а то вам неинтересно будет читать.

Но расскажу, что случилось со мной – в процессе судорожного листания и чтения отдельных страниц.

Я совершенно влюбилась в эту книжку. Отдала девочке, которая должна была ее сдавать, и начала волноваться – да так, что у меня, кажется, даже пот на лбу выступил. «А вдруг, – думаю, – мне она не достанется?..» А как это может быть – ведь девочка стоит непосредственно передо мной?.. Она сдает, а я прошу записать меня – и дать книжку мне! Никак не получается, чтоб мне она не досталась. И все равно – боюсь, что-то такое произойдет, что помешает мне взять эту замечательную книжку и сегодня же начать ее читать – уже не с середины, а самых первых страниц…

Так я промучилась не меньше получаса – пока дошла до меня очередь. И я сказала строгой библиотекарше дрожащим голосом, что прошу записать меня – и дать мне вот эту самую книгу, которую только что сдала девочка.

И мне ее дали. И я побежала домой читать.

4

С первых страниц я полюбила доктора Гаспара Арнери.

Он был ученый. (А я, между нами говоря, тоже мечтала стать ученым – женский род для этого слова как-то не очень годился. Мне было тогда десять лет, и я уже выбрала свою судьбу…)

«Пожалуй, он изучил около ста наук. Во всяком случае, никого не было в стране мудрей и ученей Гаспара Арнери.

Об его учености знали все – и мельник, и солдат, и дамы, и министры. А школьники распевали про него песенку с таким припевом:

 
Как лететь с земли до звезд,
Как поймать лису за хвост,
Как из камня сделать пар —
Знает доктор наш Гаспар.
 

А в городе, где он жил, правили Три Толстяка. И книжка потому и называлась „Три Толстяка“».

Они жили во дворце (в том самом, в кухню которого влетел продавец шаров). И вот на страницах книги появился мальчик. «Он горько плакал.

– В чем дело? – спросил Первый Толстяк.

– Почему наследник Тутти плачет? – спросил Второй.

А Третий надул щеки.

Наследнику Тутти было двенадцать лет. Он воспитывался во Дворце Трех Толстяков. Он рос как маленький принц. Толстяки хотели иметь наследника. У них не было детей. Все богатство Трех Толстяков и управление страной должно было перейти к наследнику Тутти».

У него была любимая кукла – такого же роста, как он. И она сломалась. Вот о чем он плакал.

И тогда решили обратиться к доктору Гаспару.

Дальше разворачивается очень сложная и интересная история.

Доктор Гаспар не успевает к сроку вылечить любимую куклу наследника Трех Толстяков – Тутти. Он доставляет во дворец живую девочку по имени Суок, которая как две капли воды похожа на сломанную куклу.

И вот навстречу ей спускается по широчайшей дворцовой лестнице наследник Тутти, про которого девочка много слышала, но никогда его не видела.

«Перед ней стоял худенький, похожий на злую девочку, мальчик, сероглазый и немного печальный, наклонивший растрепанную голову набок».

Когда она шла во дворец, она думала, что он будет ей противен, потому что Толстяков почти никто не любил.

«Но никакого отвращения она не почувствовала. Скорее ей стало приятно от того, что она его увидела.

Она смотрела на него веселыми серыми глазами.

– Это ты, кукла? – спросил наследник Тутти, протягивая руку.

„Что же мне делать? – испугалась Суок. – Разве куклы говорят? Ах, меня не предупредили!..“ Но на помощь пришел доктор Гаспар.

– Господин наследник, – сказал он торжественно, – я вылечил вашу куклу. Как видите, я не только вернул ей жизнь, но и сделал эту жизнь более замечательной. Кукла, несомненно, похорошела, затем она получила новое великолепное платье, и самое главное – я научил вашу куклу говорить, сочинять песенки и танцевать.

– Какое счастье! – тихо сказал наследник».

5

Напоследок скажу, что у этой книжки есть одна особенность – чем раньше вы ее прочтете, тем она будет для вас интересней. Лучше всего успеть ее прочесть лет до двенадцати.

Берите – в библиотеке или у друзей – и читайте!

И вы узнаете тайну девочки Суок (кстати сказать, это странное имя писатель не выдумал – это была девичья фамилия его жены и двух ее сестер), и тайну того существа, которого увидела она в клетке, и многие другие тайны. А по ходу дела будете наслаждаться (быть может, сами того не замечая) замечательным мастерством писателя Юрия Олеши, который так умел описывать разные вещи, что вы просто видите и иногда даже слышите их. А это не каждому писателю дано.

Да вот хотя бы: «Уже подымался ветер. Исковерканный дуб скрипел, как качели. Расклейщик афиш никак не мог справиться с листом, приготовленным для наклейки. Ветер рвал его из рук и бросал в лицо расклейщику. Издали казалось, что человек вытирает лицо белой салфеткой».

Или, например, – Суок идет по дворцовым залам: «Сверкали паркеты. Она отражалась в них розовым облаком. Она была очень маленькая среди высоких залов, которые увеличивались от блеска паркетов в глубину, а в ширину – от зеркал.

Можно было подумать, что это маленькая цветочная корзинка плывет по огромной тихой воде…»

ПРО КАПИТАНОВ

1

Был такой очень хороший человек и хороший писатель – Вениамин Александрович Каверин. Он жил и писал в то время, когда даже и не делать плохого – и то было порою очень трудно. Например, людей заставляли выступать на собрании и говорить, что таких-то и таких-то надо обязательно расстрелять. А не скажете этого уверенно и громко – вам самим худо придется. (А потом, много позже, оказалось, конечно, что расстрелянные ни в чем не были виноваты.) Вениамин Александрович же не только старался ничего такого не говорить и не писать, но еще и делал немало хорошего – помогал, например, деньгами своему старшему товарищу, Михаилу Зощенко, когда власть лишила замечательного писателя всяких источников существования. Вступался за гонимых и обиженных.

И писал хорошие книги.

Моей любимой из всех его книг осталась – «Два капитана». Читала я ее в двенадцать лет, а потом до конца школы перечитывала еще два раза.

Начинается она так:

«Я помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесенные забором. Двор стоял у самой реки, и по веснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами. Так, однажды мы нашли туго набитую письмами сумку, а потом вода принесла и осторожно положила на берег и самого почтальона…

Сумку отобрал городовой, а письма, так как они размокли и уже никуда не годились, взяла себе тетя Даша. Но они не совсем размокли: сумка была новая, кожаная и плотно запиралась. Каждый вечер тетя Даша читала вслух по одному письму, иногда только мне, а иногда всему двору… Одно из этих писем тетя Даша читала чаще других – так часто, что в конце концов я выучил его наизусть. С тех пор прошло много лет, но я еще помню его от первого до последнего слова.

Глубокоуважаемая Мария Васильевна.

Спешу сообщить Вам, что Иван Львович жив и здоров. Четыре месяца назад я, согласно его предписаниям, покинул шхуну и со мной тринадцать человек команды …»

Автор письма, штурман дальнего плавания, надеялся лично рассказать своей адресатке (ответа ее он ожидал в Архангельске, в больнице, где ему должны были отнять отмороженные ноги), о «нашем тяжелом путешествии на Землю Франца-Иосифа по плавучим льдам», о том, какие «невероятные бедствия и лишения приходилось терпеть» и о том, что шхуна «Святая Мария» «замерзла еще в Карском море и с октября 1913 года беспрестанно движется на север вместе с полярными льдами».

С этого никогда не доставленного адресату письма, которое герой книги, Саня Григорьев, тогда восьмилетний мальчик, вспомнит много лет спустя, все и началось.

Саня приедет в свой город из Москвы, куда он сбежал, уже восемнадцатилетним, станет перечитывать уцелевшие письма (часть давно пропала, но выяснилось, что некоторые он помнит наизусть) и вдруг поймет, что это – следы погибшей экспедиции капитана Татаринова, отца девушки Кати, которую он полюбил…

2

И разворачивается потрясающая история его разысканий – сначала того, кто был виновником гибели экспедиции, а затем, через много лет, – и поиски самой экспедиции, открывшей новые земли.

Из-за открытого Саней имени виновника происходят большие несчастья. Оказывается, это не такое простое и однозначное дело – восстановление правды и справедливости. Последствия могут быть неожиданными, трагическими…

Ему отказывают от дома любимой девушки.

И вновь приезжает он из Москвы в родной город Энск; находит среди книг своей сестры роман «Овод». Кто автор – в книге «Два капитана» не упоминается, потому что в детстве писателя Каверина решительно все русские гимназисты знали этот роман. Но я все-таки назову автора – вдруг вы захотите прочитать книгу, которой много десятилетий зачитывались в России, с тех пор, как в самом конце ХIХ века ее перевели на русский язык, все ваши ровесники. Это – английская писательница Этель Войнич. Ни в одной стране ее так не любили, как в России. Герой ее романа – итальянский революционер, действовавший под кличкой Овод, – очень нравился всем юным читателям и особенно читательницам. Спросите свою бабушку – скорей всего, и она читала эту книжку еще в школе.

Вернемся к «Двум капитанам» – хотя вам еще неясно, что это за капитаны. Один – это капитан Татаринов. А второй…

«…И, читая этот прекрасный роман, я находил, что история Овода очень похожа на мою. Так же, как Овод, я был оклеветан, и любимая девушка отвернулась от него, как от меня. Мне представлялось, что мы встретимся через четырнадцать лет и она меня не узнает. Как Овод, я спрошу у нее, показывая на свой портрет:

– Кто это, осмелюсь я спросить?

– Это детский портрет того друга, о котором я вам говорила.

– Которого вы убили?

Она вздрогнет и узнает меня. Тогда я брошу ей все доказательства своей правоты и откажусь от нее. Но мало было надежды на такую встречу!»

Полкниги, я бы сказала, занято историей сложнейших перипетий его любви, тесно переплетенной с его же поисками экспедиции капитана Татаринова.

3

В книге много симпатичных, обаятельных людей – школьных и прочих приятелей Сани Григорьева.

Например, будущий биолог Валька Жуков, не вылезающий из зоопарка, – школьник, которого с интересом слушает профессор на обходе зверей. «И вдруг с каким-то веселым удивлением он хлопнул Вальку по плечу и заржал, совершенно как лошадь; все двинулись дальше, а Валька остался стоять с идиотским, восторженным видом. Вот тут-то я его и окликнул:

– Валя!

– А, это ты! Никогда еще я не видел его в таком волнении.

У него даже слезы стояли в глазах. Он растерянно улыбался.

– Что с тобой?

– А что?

– Ты плачешь?

– Что ты врешь! – отвечал Валька.

Он вытер кулаком глаза и радостно, глубоко вздохнул.

– Валька, что случилось?

– Ничего особенного. Я в последнее время занимался змеями, и мне удалось доказать одну интересную штуку.

– Какую штуку?

– Изменение крови у гадюк в зависимости от возраста.

Я посмотрел на него с изумлением. Плакать от радости, что кровь у гадюк меняется в зависимости от возраста? Это не доходило до моего сознания».

Как до кого-то не дойдет, наверно, как можно решиться обречь себя на исполненную огромных трудностей и постоянного риска жизнь полярного летчика.

А через сколько-то лет Саня встретит Вальку уже на севере – тот занимается разведением лисиц. И мальчик, которого Саня привел с собой, рассказывает ему потом, пораженный увиденным, что «они живут совершенно как люди. Там у них мертвый час, потом дети играют, а взрослые некоторые ходят в гости».

4

Саня поступает в летную школу. Кончает ее.

«Юность кончается в один день – и этот день не отметишь в календаре: „Сегодня окончилась моя юность“. Она уходит незаметно – так незаметно, что с нею не успеваешь проститься. Только что ты был молодой и красивый, а смотришь – и пионер в трамвае уже говорит тебе: „Дяденька“. И ты ловишь в темном трамвайном стекле свое отражение и думаешь с удивлением: „Да, дяденька!“ Юность кончилась, а когда, какого числа, в котором часу? Неизвестно.

Так кончилась и моя юность».

Саня Григорьев заканчивает одну летную школу, потом другую. Он становится полярным летчиком. Все его помыслы сосредоточены на одном. «Кто знает, может быть, и меня когда-нибудь назовут среди людей, которые могли бы говорить с капитаном Татариновым, как равные с равным?»

5

Но у Сани есть враг – еще со школы. Ромашов, Ромашка. Он тоже издавна любит Катю Татаринову и всю жизнь стремится помешать Сане Григорьеву.

Наступает 1941 год, и с ним приходит война.

Был воздушный бой, и Саня приказал своему экипажу прыгать с парашютами. А сам повел самолет на таран.

Потом, весь забинтованный, он едет в теплушке. И встречает Ромашку. «Он никогда не умел по-настоящему скрывать своих чувств, и теперь они стали проходить передо мной по порядку или, точнее, в полном беспорядке. Недоумение. Ужас, от которого задрожали губы. Снова недоумение. Разочарование.

– Позволь, но ты же убит! – пробормотал он».

И протягивает ему газету. «Возвращаясь с боевого задания, самолет, ведомый капитаном Григорьевым, был настигнут четырьмя истребителями противника… На объятой пламенем машине Григорьев успешно протаранил „Юнкерс“…»

…А потом санитарный эшелон, где оказались два врага, немцы обстреляли в упор.

«Я открыл глаза. Освещенный первыми лучами солнца туман лениво бродил между деревьями. У меня было мокрое лицо, мокрые руки. Ромашов сидел поодаль…»

Дальше разворачивается сцена, когда один человек хочет смерти другого.

«– Сейчас же верни оружие, болван! – сказал я спокойно.

Он промолчал.

– Ну!

– Ты все равно умрешь, – сказал он торопливо. – Тебе не нужно оружия.

– Умру я или нет, это уж мое дело. Но ты мне верни пистолет, если не хочешь попасть под полевой суд. Понятно?

Он стал коротко, быстро дышать.

– Какой там полевой суд! Мы одни, и никто ничего не узнает. В сущности, тебя уже давно нет. О том, что ты еще жив, ничего неизвестно.

Теперь он в упор смотрел на меня, и у него были очень странные глаза…

– Я остался, чтобы сказать, что ты мешал мне всегда и везде. Каждый день, каждый час! Ты мне надоел смертельно, безумно! Ты мне надоел тысячу лет!»

6

Вообще «Два капитана» – это настоящий приключенческий роман. Я упомянула лишь о сотой части того, что там происходит.

И по ходу дела решаются серьезнейшие нравственные проблемы, которых, как известно, в отроческом и в юном возрасте ничуть не меньше – если не больше, – чем в зрелом. Да вот хотя бы – границы возмездия? До какой границы имеем мы право идти, принося справедливое возмездие виновнику чьих-то бед?..

Каверин показывает, что человек всегда сам отвечает за свои поступки, добрые и злые, – на то и дана ему свобода воли. Всегда – за исключением тех ситуаций, когда свободу воли резко ограничивают – и человек уже не волен в своем выборе. Так в советское, особенно – сталинское время людей шантажировали на Лубянке и в многочисленных ее филиалах по всей стране жизнью близких: «Не дашь нужных нам лживых показаний – погибнут твои дети».

И еще – тот, кто не прочел вовремя девиз героев романа Каверина: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» — тот упустил в жизни важный момент, когда этот девиз входит в сам состав крови, становится стимулом действий. Это – заключительная строка поэмы английского поэта Теннисона. Но важно то, что она была вырезана на деревянном кресте, водруженном в память Р. Скотта, достигшего Южного полюса после Амундсена и погибшего на обратном пути.

В жизнь многих поколений русских подростков эти слова ввел В. Каверин. И они полюбили эти слова, роман «Два капитана» и обоих капитанов, в нем изображенных.