Текст книги "Как дневник. Рассказы учительницы"

Диалоги, или что-то вроде коллективного портрета

– Комета – это знаешь что? Это звезда с хвостом. Она летит и трется о воздух. Я если ладошки тру, знаешь, как горячо? А она – о воздух!

– А я и не тру! Они у меня и так всегда горячие… Не боюсь я ее, эту комету…

Почти плачет:

– Мама! Ты говорила, в музее динозавры, а здесь одни кости…

Услышал где-то, что существует белка-летяга.

– Ты каких животных любишь?

– Я? Северную козу.

– А я – летучую белку, летучую лисицу, летучего волка… Есть такие, летучие. Правда-правда!

«Подсмотрел» фильм для взрослых:

– Давайте играть! Ты будешь Шерлок Холмс, ты – доктор Ватсон, а я – собака Баскервилей… Я знаешь как выть умею!

– Я первая красавица мира. А она хочет у меня красоту украсть.

– Зачем?

– У нее тогда будет все. Она завладеет миром. Я не могла разрешить и превратилась в камень… А я плакала. Я хотела ее спасти… Но мы пока не решили, кто из нас красивее!

И тут же, рядом:

– А он первый отнял!

– А он меня укусил!

– Опять занятия будут? – этот сегодня с утра недоволен жизнью. Все к нему пристают: то просыпайся, то умывайся, то одевайся. Теперь занимайся! Невозможная, невозможная жизнь! И с надеждой на выход из кризиса – к приятелю: – Давай лучше помашинимся!

Вместо «здравствуйте»:

– Почешите меня! Ну почешите! Вот здесь, между рогами!

– …?

И почти возмущенно:

– Вы что, не видите? Я сегодня олень!

Я облегченно выдыхаю и глажу головку между двумя большими бантами – там, где, мне кажется, у «оленя» должны быть рога. Осторожно прошу:

– Ты завтра, как только войдешь, сразу шепни мне на ушко, кто ты, чтобы я не ошиблась.

Мама обеспокоена:

– Вы не находите это странным? Она все время воображает себя разными животными. Вот вчера говорила, что она – лошадь, – мама переходит на шепот. – Она говорила, что будет есть только травку.

Нет, я не нахожу это странным. Мне это очень понятно.

Да, знаете, кем я сегодня буду?

Дайте секунду подумать…

Пятое

Сегодня хороший день – пятое.

Татьяна, моя коллега, пришла однажды в школу и рассказывает: «Возвращаюсь вчера из школы. Мы когда с вами репетировать закончили? Где-нибудь в пол-одиннадцатого? Ну вот. Пока я автобуса ждала, пока на метро… Иду к дому – на улице никого. Ни единой души. Мне надо в арку зайти. Там – черным-черно. Только я пару шагов сделала, от стены отделяется тень:

– Мать, деньги давай.

У меня дрожь по телу. Но на краю сознания все-таки сохраняется подобие мыслей: гляди-ка, мальчишка. Лет 15, не больше. Какой это класс? Восьмой. Ну девятый. Не старше. Так это же из «своих»! И я ему почти весело:

– Сынок, я в школе работаю. Ты в школе бываешь, так? Когда у учителей зарплата, знаешь? Пятого и двадцатого. Вот пятого и приходи!

Ну, и двинулась дальше как ни в чем не бывало. Иду и думаю: как огреет сейчас сзади чем-нибудь тяжелым. Но нет. Пропустил».

А сегодня как раз это пятое. Зарплата.

Я несу свою зарплату, упакованную в мешочек, приколотую булавками к подкладке сумки, и мысленно составляю список того, что не куплю. Потому что купить можно «либо то, либо другое». «Либо то» всегда одно, «либо другого» – много. Я так всегда и говорю сыновьям: «Либо то, либо другое».

В общем, составляю я в голове этот список, спускаюсь в подземный переход и вдруг вижу – старушка! С шарфиками. У нее в руках целый пучок прозрачных шарфиков. Старушка ласково зазывает: «Шарфики, шарфики! Покупаем шарфики!» – и подкидывает один разноцветный в воздух. Тот плавно взлетает, изгибается, выписывает в воздухе загогулину и опадает – медленно-медленно – прямо в руку старушке. А загогулина или ее отражение, такой росчерк чудесной кисти, еще некоторое время висит в воздухе.

Я останавливаюсь, хотя у меня в голове уже сложился длинный список того, что я не куплю.

– Шарфики, шарфики! Покупаем красивые шарфики!

Красивый шарфик – это последнее, что мне нужно в жизни. Точнее, мне вообще не нужен шарфик.

– Все цвета! На выбор!

И снова в воздухе разноцветный, нежно дрожащий росчерк. Теперь уже для меня. Я смотрю, хотя мне совсем не нужен шарфик. Смотрю – и не двигаюсь с места.

Каждый день я рассказываю своим пятилеточкам сказки. Мы усаживаемся на маленькие стульчики, они берут на руки игрушечных мягких «детей», прижимают к себе покрепче, и я рассказываю.

Можно было бы и читать. Но как, скажите, тогда учить детей пересказывать, если взрослый сам не пробовал и не умеет? Не в детстве, а вот сейчас, когда он такой большой и серьезный. Это не очень честно. И я думаю, умение пересказывать нужно не только в школе. Оно в принципе нужно. Хотя бы для того, чтобы потом, много лет спустя, что-то рассказывать собственным детям.

Ну и вообще, нужно как-то демонстрировать возможности речи, показывать, что означает «импровизировать в слове». (Это аргументы на случай, если я окажусь где-нибудь в компании умников.)

А еще, когда я рассказываю, то смотрю на детей. В этот момент я ничем от них не отгорожена, даже книжкой. И меня очень волнует, могут ли человеческий взгляд, человеческое лицо конкурировать с телеэкраном? Открытый вопрос. Чистый эксперимент. Такой вид экстремального речевого спорта – каждый день рассказывать сказки.

И ведь день с чего начинается? Не успеешь войти, кто-нибудь, у кого карманы того и гляди треснут, потому что набиты роботами, обязательно спросит: «А сказка сегодня будет?» Ты: «Коне-е-ечно, а как же!»

А про себя так: «Если в карманах роботы, как же без сказки? Где ж тогда равновесие сил?» Ты знаешь про этих роботов, про телевизор и принимаешь решение: рассказывать каждый день.

Но довольно быстро выясняется: для этого вида спорта – конкурировать с телевизором силой взгляда и речи – нужно постоянно «качаться».

Что я могу рассказать пятилеткам без подготовки, с ровного места? «Колобок» и «Три поросенка» здесь уже не годятся. Пятилетки хотят волшебства. Превращений, чудес, страшилищ. А мой репертуар состоит из «Сестрицы Аленушки» и «Царевны-лягушки». Еще я с некоторым усилием могу вспомнить «Крошечку-Хаврошечку». Эти три сказки мне в детстве бабушка рассказывала. Потому они врезались в память. Ну, и есть еще «Аленький цветочек» – мой детский кошмар. У меня была книжечка, тоненькая такая, квадратная. На одной странице там был нарисован Зверь лесной – Чудо морское (точнее сказать, заморское, но автор решил подчиниться не логике смысла, а логике ритма). Что такого страшного было в этом Звере заморском, не очень понятно. Он слегка походил на сатира. Морщинистое лицо. На голове рога. Небольшие круглые рожки. Но смотреть на него, видеть его было невыносимо. Взглянешь – и вечером он тебе явится. Как раз когда тебя спать уложат. И вот ты лежишь и боишься, что он откуда-нибудь вылезет. И не можешь спокойно заснуть.

Чтобы спастись от этого Зверя, ты засовываешь «Аленький цветочек» в самую гущу большой книжной стопки – так, чтобы его трудно было найти. Но проходит какое-то время, и ты «случайно» натыкаешься на эту книжку: ой, вот она! И твоя рука своевольно, без всякого разрешения, тянется к книге и начинает ее листать – как руки несчастных жен Синей Бороды поворачивали запретный ключ в скважине запретной двери. Рука переворачивает страницы, а ты приговариваешь: ничего-ничего, я помню, где нарисовано Чудо морское. Я сразу перелистну туда, где все хорошо. И вдруг – раз: книга распахивается на роковой странице, где зверь в первый раз является купеческой дочери…

В общем, эту сказку я тоже могу рассказать.

Но в целом негусто – когда метишь в Шахерезады.

Поэтому каждый вечер мне приходится учить новую сказку. Да, каждый вечер, кроме пятницы и субботы.

Только при чем здесь шарфик?

– Ну, дочка, не думай, бери. Дешево отдаю. Смотри, как летает. Глаз не оторвешь. Волшебство, да и только.

– Правда, что ли, волшебный?

– А то! Сама погляди!

А ведь мне нужен помощник! Давно уже нужен волшебный помощник. Я совсем забываю про список того, что нельзя покупать. И даже про то, что можно. Я тревожу зарплату в мешочке, который приколот к подкладке сумки. И вытаскиваю бумажку. И отдаю старушке.

– Накось, смотри, какой – самый волшебный.

Даже не улыбнется, хитрая старуха…

Теперь, когда мы усядемся в кружок на маленьких стульчиках, я достану лохматую варежку (до последнего времени я не знала, зачем мне нужна эта огромная одинокая мохнатая варежка). Я поглажу мохнатый бочок и скажу:

– А сейчас позовите сказку.

В ответ на наш тихий призыв (сказку можно звать только тихо) сказка выберется из варежки, взмахнет воздушными крыльями, взлетит, нарисует дугу – волшебную букву сказочного языка – и опадет мне на руки. Я поглубже вздохну и начну рассказывать.

А потом, после сказки (которая, по завету Шахерезады, если не кончится, то оборвется на самом интересном месте), кто-нибудь самый заботливый аккуратно уложит сказку назад в мохнатую варежку: пусть поспит, отдохнет…

На этот раз «либо то» из списка получилось каким-то странным.

Но ведь мне давно уже нужен был такой разноцветный шарфик.

На златом крыльце сидели…

– Ты знаешь, что я не ханжа…

Муж не любит, когда я дома много говорю о работе. Однако событие кажется мне из ряда вон выходящим.

– …но прийти на работу и увидеть в каждом углу игровой комнаты по голой Барби! Голая Барби – это какое-то постыдное зрелище. Пришлось перед началом занятий собирать все «тела» в корзину. Как прикажешь с этим бороться?

– С чем?

– С этими дурацкими Барби. Такая пошлятина! Все эти выпуклости…

– Что это вдруг пластмассовые выпуклости так тебя раздражают? Ты предпочитаешь кукол нашего детства, похожих на перезрелые груши?

– Я должна покраснеть?

– Ты ж не ханжа? И вообще, к чему весь этот воинственный пыл? Разве не ты выступала за реализм в педагогике? Без слюнявого романтизма? Может, лучше подумать, почему эта Барби нравится детям? – и, закрывая тему: – Кстати, я ничего плохого в Барби не вижу.

– Ах так? Что ж ты тогда на мне женился? Нашел бы что-нибудь больше похожее на дурацкую куклу!

– А ты мне иногда ее напоминаешь. Когда начинаешь вот так рассуждать!

Поговорили. У него прекрасное настроение. А я готова кого-нибудь пришибить.

Что ж меня так раздражает?

Предположим, я уменьшилась в размерах сантиметров до 20 и стою рядом с этой Барби. Тут же выяснится: она – обладательница вещей, которые мне и не снились. И одета так, как я никогда не смогу себе позволить. Кроме того, я что-то не припомню сюжета, по которому Барби ходила бы на работу.

Да мы с ней принадлежим к разным социальным слоям, вот оно что! Может, у меня к ней чувство классовой ненависти? Я раздражаюсь на куклу за то, что она богата? За то, что живет по-другому?

Или за то, что детям нравится ее жизнь?

Неужели действительно все дело в этом? Надо, пожалуй, прямо у них спросить… Или лучше вот так.

* * *

У меня есть одна чудесная рукодельная куколка. Подарок настоящей художницы. На следующий день эта куколка, которой я дорожу, отправляется вместе со мной в детский сад.

Я сажаю их рядом на стульчик – самодельную куклу и Барби. А мы с детьми устраиваемся вокруг.

– Сейчас каждый из вас выберет из двух кукол ту, что красивее. Но попробуйте объяснить, в чем ее красота.

– Я выбираю Барби. У нее красивое платье. Оно как будто блестит.

– Я выбираю Барби. У нее красивое платье. И еще длинные волосы. Они тоже немножко блестят. Барби – блондинка. Это красиво.

– Я выбираю Барби…

– Я выбираю Барби…

Неужели все как один?

– Я выбираю Барби. Она как будто моду показывает.

Все как один. Значит, правда. Им нравится ее жизнь. То, что она «блестит».

А мне, значит, совсем не нравится? Но ведь я люблю сказку про Золушку? А Золушка в конце концов получила блестящее платье. И стала принцессой.

* * *

Да, Золушка стала принцессой. У принцессы Золушки есть прошлое, и она пережила волшебное превращение.

А в Барби нельзя превратиться. Барби – это такая константа с заданными параметрами. Не сказочная принцесса, а персонаж рекламы. Главное в Барби – вещи, которые появляются совершенно неволшебным путем – в результате той же рекламы. В ее возможной судьбе нет никакой тайны. Нет никакой непредсказуемости.

Жизнь этой куклы продумана до мелочей. Но не детьми, а взрослыми. Я воздержусь от комментирования нового изобретения – беременной Барби. В лучшем случае это напоминает часы с кукушкой.

Гораздо больше занимает меня муж Барби. На заре своей педагогической юности я мечтала о том, чтобы куклы были разных полов и возрастов. Чтобы дети могли играть в семью, в приключения, устраивать свадьбы героев. Но в моем плане все-таки предполагалась некоторая свобода в выборе жениха и невесты, зависимость от игровых обстоятельств. Короче, я полагала, что у кукол тоже есть что-то вроде Судьбы.

И вот на игрушечном рынке появляется кукла-мужчина. Но появляется с ощутимым уроном для мужского достоинства – не сам по себе, а в качестве мужа Барби. И это – муж Барби – его главное качество.

К сожалению, муж не в комплекте. За него надо платить отдельно. Я не раз слышала, как стесненные обстоятельствами мамы говорили ноющим (или тихо томящимся) девочкам: «Вот получу премию, купим Барби автомобиль, новую кухню и мужа».

Бывают и более пикантные ситуации. Кукол Барби, к примеру, у девочки две, а муж для Барби – один.

* * *

– Ах, какая прелесть! – одна из мам разглядывает мою тряпичную куклу. – Не то что все эти Барби да Синди! Такая пошлятина! Это все портит вкус. Я вам больше скажу: это уродует психику. Такие игрушки. Моя меня извела: купи да купи ей Барби. Да ни за что! Мало ли что она хочет. Игрушки – духовная пища. Я не стану кормить ребенка какой-то дрянью, даже если он истечет слюной.

Вроде бы это моя союзница. Вроде я должна ликовать.

Но я не ликую. Потому что кое-что знаю. Кое-что неприятное. Нечаянно обнаружила. Дочка этой мамы, дома лишенная «недоброкачественной духовной пищи», душу готова продать первому встречному, чтобы ей дали подержать в руках эту самую Барби. В детском саду, конечно, там, где мама не видит.

– Ну дай, пожалуйста, поиграть. Ну пожалуйста.

– А ты поклянись, что не будешь дружить с Наташкой. И еще что с Надькой не будешь играть. Только со мной.

Слово дается, клятвы приносятся, любые формы зависимости принимаются, только бы вожделенная Барби оказалась в руках! Как-то не вяжется это с духовностью.

В общем, я не ликую.

Была у меня любимая книжечка в детстве – «Козетта». Тоненькая такая. Отрывок из большого романа Гюго. Маленькая девочка живет в услужении у чужих людей, играет щепочками вместо игрушек, и единственная ее отрада – любоваться на выставленную в витрине куклу-принцессу в богатом платье.

Эта кукла – воплощение идеала, недосягаемая мечта. Бессмысленно обсуждать ее действительные достоинства (и отстаивать преимущество щепочек для развития детской фантазии). Важно, что Козетта в конце концов получила эту куклу в подарок. И вместе с ней – уверенность в возможности счастья.

* * *

– Так ты за Барби или против? Нельзя ли как-нибудь прояснить позицию?

Можно: я против однозначных решений.

Да, девочки любят Барби, потому что она блестит. Обладание ею – признак социального статуса. Своеобразная метка успешности и причастности к субкультуре.

А я не люблю Барби – примерно за то же самое. И мне не нравится образ успешности, который с нею связан.

Но я не могу, не имею права запрещать эту Барби лишь на том основании, что она мне не нравится. Я не могу порочить ее даже под предлогом защиты морального облика учеников.

Барби – всего лишь вещь. И не стоит наделять ее избыточной магической силой. Отношение к вещи лишь отражает то, что кроется внутри человека, ребенок он или взрослый.

И, наверное, я могу сделать так, что Барби придется чуточку потесниться.

* * *

Жил-был Принц. Это был очень отважный Принц. Он совершил много подвигов, и ни одно испытание не могло его напугать. А все потому, что мастер, который его изготовил, сделал Принцу крепкий внутренний стержень.

При этом Принц совершенно не был зазнайкой. Так, по крайней мере, считала его Хозяйка, к которой он забегал отдохнуть между своими подвигами. Она укладывала Принца спать на свою собственную подушку и совершенно не боялась оцарапать щеку об его острую шпагу, потому что ради Хозяйки принц ложился спать безоружным.

И все так и шло – день за днем, подвиг за подвигом. Но однажды принц вдруг решил, что должен стать Королем. А для этого ему надо жениться. Кукольная Хозяйка нисколько не удивилась – такое может случиться практически с каждым принцем.

Она пригласила в гости всех известных кукол-красавиц. Куклы расселись на стульях и на диване. А ближе всех к Принцу устроилась Барби в нарядном платье. Барби была точь-в-точь как принцесса. И Хозяйка надеялась, что принц остановит свой выбор на ней.

Но Принц повел себя очень странно. Он посмотрел на красавиц, вежливо им поклонился (он вообще был очень вежливым и галантным), а потом тихонько спросил Хозяйку:

– А что у этих кукол внутри?

– Внутри? – раньше кукольная Хозяйка никогда об этом не думала. Для нее гораздо важнее было то, что у кукол снаружи, то, как они одеты.

Но принц был непреклонен. Он хотел знать правду. Хозяйка немного подумала и ответила:

– Воздух. Воздух – вот что у них внутри.

– Значит, у них внутри пусто? – Принц тяжело вздохнул. Он знал, что Хозяйка расстроится, но ни на одной из этих красавиц он жениться не мог.

– Мне нужна другая невеста, похожая на меня. У моей невесты внутри должен быть твердый стержень, а снаружи пусть она будет мягкой и теплой. Вот тогда я стану счастливейшим Королем. Где мне найти такую невесту? Я готов искать ее хоть на краю света!

– Ну что ж, – задумчиво ответила кукольная Хозяйка. – Тогда отправляйся куда-нибудь к Синему морю. Куда-нибудь далеко, в Тридевятое царство. Или лучше на какой-нибудь остров.

Так и сделали. Принц отправился в дальний путь, а Хозяйка взяла много-много цветных лоскутков, много мягкой пушистой шерсти, крепкий кусочек проволоки и принялась за дело. Она трудилась не покладая рук. И когда принц, после долгих мытарств, приплыл к пустынной земле, он увидел большую пещеру. А в пещере – грустную девушку. У входа в пещеру лежал огромный дракон с зубами в четыре ряда. Его зубы страшно блестели на солнце, потому что были сделаны из фольги.

– Гррау! – взревел дракон, и воздух наполнился гарью. – Гррау! Не подходи! Я превращу тебя в жареного цыпленка.

Но Принц решил, что не имеет права бояться дракона. Он понял, что это не самый злобный дракон на свете. Он сшит из куска вельвета. А Принц во время своего путешествия узнал один важный секрет: вельветовые драконы приручаются с помощью жвачки.

И вот Принц кинул дракону жвачку с сильным запахом мяты, и пока дракон жадно чавкал, облизывался, сопел, вывел грустную девушку из пещеры. Тут девушка улыбнулась. А Принц полюбил ее с первого взгляда, потому что почувствовал: внутри у принцессы не воздух. Внутри у принцессы стержень – как у него самого.

Принц и Принцесса (и вместе с ними дракон) вернулись домой к Хозяйке. Хозяйка тут же устроила большую пышную свадьбу, куда пригласили всех кукол без исключения. Ведь Принц совсем не был заносчивым. Он просто боялся жениться на ком-нибудь не том.

Куклы пришли на свадьбу, плясали и веселились. И все они были счастливы, даже красавица Барби. Если честно сказать, принц и принцесса мало ее занимали. Но на ней было новое платье ценою в полкоролевства. И все (кроме принца, конечно) не могли насмотреться на это шикарное платье.

После свадьбы Принц наконец-то стал Королем. Он построил просторный дом для своей Королевы. И все опять веселились. А потом Король с Королевой решили родить ребенка…

Как мы переходили в первый класс

Мы с Татьяной едем с работы домой. Татьяна – учитель музыки. Лучший учитель музыки из всех живущих в нашей стране. Когда мы вместе, то почти всегда говорим о детях, которых учим.

– Не могу поверить, что пролетел целый год. Мы уже в первый класс переходим!

– А как вы будете переходить?

Я навострила уши:

– Есть идеи по «переходу»?

– Ну, для меня перейти – значит действительно перешагнуть некую границу.

– То есть вы полагаете, нужно натянуть какую-нибудь веревочку…

– Может быть, и веревочку. Но не простую, вы понимаете?

Конечно, я понимаю: берешь такую непростую веревочку…

* * *

Сегодня я планирую решающий удар по «формированию мотива к обучению». Как, однако, звучит! Сразу представляется, что нужно взять в руку то ли молоток, то ли мастерок, и этим мастерком прихлопывать да пристукивать. Глядишь, и получился «мотив».

Но что прихлопывать? Вот загадка! Может, надо вообще по-другому: не прихлопывать, а укачивать, ласковые слова говорить, восхищаться ежеминутно невидимым ростом мотива, убеждать его верить в себя…

Разберемся по ходу дела. Главное – суть: предстоит наисерьезнейшая беседа о «прорастании школьника» внутри человека, который до сей поры ходил в детский сад.

Садимся в круг на ковре. Сидящие на ковре не всегда производят впечатление «прихлопнутых» и «сформированных». Некоторые посетители прямо так и говорят: что-то дети у вас расслабленные какие-то, ваша методика их не дисциплинирует. Я вздыхаю (иногда сокрушенно), но «напольную» политику продолжаю: хочешь серьезного, вдумчивого разговора – снизойди до роста детей, окажись с ними в одной плоскости.

Итак, начинаем.

– Наступила настоящая весна! Никто уже не усомнится в ее приходе. И мы с вами…

– Пойдем в поход!

Это реплика справа. Мое педагогическое чутье подсказывает: лучше ничего не заметить. Поэтому я пытаюсь продолжать как ни в чем не бывало:

– Эта весна для нас необычная. Знаете, почему? Потому что вы незаметно превращаетесь в первоклассников.

– И мы пойдем в поход!

На этот раз реплика слева. Мое педагогическое чутье подсказывает: назревает нечто, не относящееся к теме наисерьезнейшего разговора. Но я еще пытаюсь как-нибудь проскочить:

– С превращениями всегда так: никто не может увидеть, как они совершаются. И вдруг что-то меняется в человеке! Он уже не тот, что был раньше. Вот вы были-были маленькими, ходили в детский сад. А тут, оказывается, внутри вас вызрело что-то – как волшебное яблочко, – и надо срочно, прямо на следующей неделе переходить в первый класс.

– И мы пойдем в поход!

– Вы обещали: наступит весна, и мы пойдем в поход. Палатку поставим, как в прошлом году. И будем там сидеть.

– Разве будущие первоклассники могут прийти на полянку и просто так в палатке сидеть? Они должны идти в настоящий поход, навстречу «страшным опасностям и ужасным приключениям». Как Буратино, когда он первый раз пошел в школу.

Стоп, стоп, стоп. Это я говорю? Я же хотела как-нибудь проскочить? А теперь эти ссылки на книжные авторитеты? Как же быстро меня победили!

Пауза.

– А что, я не боюсь приключений! Я даже и опасностей не боюсь. Я, пожалуй, пойду в поход!

Точно, приключений Егор не боится. На прошлой неделе придумал ловить собаку Баскервилей в подвале детского сада, залез туда через отдушину и давай выть. Дети были в восторге.

– А вдруг там разбойники! – у Даньки глаза круглые от страха. Он уже воочию видит и страшные рожи, и кривые ножи.

– Все разбойники зарывают клады. Пираты особенно. Мне папа рассказывал!

Ну, держись. Это Ольга вступила. Чего папа только ей не рассказывал!

Но ведь поиски клада не сильно противоречат педагогическим установкам? Они даже могут способствовать формированию нужного нам мотива. Все зависит от содержимого клада, так? Ну и отступать вроде некуда:

– А не отправиться ли нам на поиски клада?

– То-о-очно!

– Ура-а-а!

– А что же там, в кладе, будет?

Вот молодцы! Понимают меня с полуслова. Лбы наморщены. Перебираются варианты.

– Ну что, что? Что в кладе бывает?

– Золото, драгоценности всякие.

– Камни бывают разные. Мне мама читала про Синдбада-морехода… Камни должны сверкать!

– Я один раз такой камень нашел. Не веришь? Знаешь, как он сверкал? У него драгоценность с одного боку была!

– Лучше давайте там будет золото. На золото можно много всего купить.

Против золота я не возражаю. Эту роль, по-моему, с успехом выполнят шоколадные медальки. И для родительского актива задача посильная. За организационными мыслями теряю бдительность. Забываю, что все превращения совершаются незаметно. Не вижу, что Маша сидит слишком тихо, подозрительно сосредоточенно. И в тот момент, когда я уже готова расслабиться – все в порядке, перспектива ясна, – глаза ее округляются, и раздается страшный, торжественный шепот:

– Я знаю, что будет в кладе!

Мгновенно воцаряется тишина. Ни у кого ни тени сомнения: она точно знает!

– Что?

– Знаю, но не скажу. Это секрет.

Ну и дела.

* * *

Но она проболталась, наша вещая Маша. Иначе и быть не могло – так ее распирало удивительное открытие. Поэтому вечером Ольга уже все знала и под страшным секретом поделилась тайной с Егором, Егор поделился с Катей, а Катина мама – со мной: «В кладе будет ключ от школы!»

И как я раньше не догадалась! Как я могла забыть про «мотив к обучению». А я еще полагала, что нечего хлопать, не по чему постукивать. Вот он, мотив, взял и вылез – в виде «ключа от школы». Может, конечно, тут виноват Буратино с его золотым ключиком. Я ж на него сослалась. А он такая авторитетная личность.

Только где взять этот ключ и что, собственно, он должен открывать?

* * *

Из книги

«Экзотические рецепты педагогической кухни»

Рецепт 1. Откуда берутся ключи от школы, которые попадают в пиратские клады

Во-первых, сразу должно быть ясно: это тот самый ключ.

Вряд ли вы умеете изготовлять ключи, в особенности – те самые.

Поэтому внимательно поищите вокруг: может, ключ завалялся среди других вещей. Или среди вещей ваших близких друзей.

Например, вы приходите в гости, и вам на глаза попадается штопор. Футляр для этого штопора – странное совпадение – сделан в виде ключа. Чем дольше вы смотрите на футляр, тем яснее становится: это то, что вам нужно. Поэтому вы без всяких сомнений и угрызений совести по поводу порчи чужого имущества отламываете ненужные части (а именно штопор) от его ручки. И получаете головку ключа, которая может вставляться в абсолютно пустое отверстие футляра. То есть у вас в руках предмет подходящей формы и подходящего размера.

Правда, существует одна опасность: когда кладоискатели обнаружат этот ключ в кладе, они непременно выдернут из футляра головку. И непременно встанет вопрос: «А для чего там дырка?» Поэтому пустое отверстие, предназначавшееся раньше для штопора, нужно чем-то заполнить.

Рецепт 2. Чем можно заполнить пустое отверстие небольшого предмета

Пустые отверстия тех самых ключей, происходящих от штопоров, можно заполнить записками. А записки должны объяснять местонахождение жизненно важных дверей и способы их отмыкания. Записка пишется крупными печатными буквами и помещается в отверстие ключа так, чтобы ее кончик торчал наружу. Тогда способность головки ключа (в прошлом – ручки штопора) отлетать в неподходящий момент от основания превратится в ценнейшее качество данного предмета.

Рецепт 3. Где взять дверь, которую будет открывать тот самый ключ

Подобрать подходящую дверь гораздо труднее, чем ключ: во-первых, ключ должен подходить к этой двери (даже если он сделан из штопора). Во-вторых, она должна открываться куда-то, что тоже соответствует требованию быть тем самым.

Поэтому лучше, если никакой двери не будет вообще. Никакой видимой двери. А невидимых дверей может быть сколько угодно – по количеству поступающих в первый класс. Невидимая дверь удобна тем, что ее можно открывать в любом удобном для вас месте. А то самое, что должно за ней находиться, каждый может увидеть внутренним зрением. Это, безусловно, что-то важное и прекрасное, но составляющее индивидуальную тайну каждого «открывателя»…

Рецепт 4. Как сделать пиратский клад

Приготовление пиратского клада состоит из двух этапов.

Этап первый. Берется глиняный горшок (или старый сундук, или чугунок, или любая другая емкость, которой обычно пользуются при захоронении кладов). Горшок наполняется золотыми монетами (возможна замена шоколадными кругляшками в золоченых обертках). Туда же помещаются моток непростой веревки и тот самый ключ. Клад готов к захоронению.

Этап второй. Чей-нибудь папа берет лопату, отправляется в лес и в каком-нибудь тайном, но согласованном месте это клад зарывает. Чей-нибудь папа в этот момент должен чувствовать себя настоящим пиратом, иначе ничего не получится. Это очень важно ему объяснить вместе с инструкцией, где и как зарыть клад.

Дорога к кладу помечается специальными знаками – метками, цель которых – нагонять ужас и таинственность.

Пиратский клад готов к употреблению.

Рецепт 5. Когда и как отправляются на поиски клада

На поиски клада отправляются в тот день, когда ни о чем другом думать уже нельзя, и искатели готовы преодолевать препятствия, терпеть лишения, проявлять мужество, благородство и отвагу. Каждый искатель по этому случаю должен одеться в походную форму и у него должен быть небольшой рюкзачок. Иначе какой же это поход?

Содержимое рюкзака: два-три бутерброда, бутылка водички, пара носков, салфетки. Желающим разрешается взять оружие. Оно пригодится, чтобы пойти в разведку в большой глубокий овраг у самого края леса. А вдруг там кто-нибудь есть? Кто-нибудь нехороший?

Еще для поисков клада (несмотря на наличие меток) обязательно нужна карта, безвозвратно утерянная пиратами в давние времена.

Рецепт 6. Откуда берется карта

Карту, чертыхаясь и проклиная вашу работу, рисует ваш муж (или друг). Рисует, естественно, поздно ночью, потому что мысль о карте посещает вас в последний момент вашей двигательной способности. Впрочем, скрежет зубов и темнота за окном наделяют карту дополнительной энергетикой, а рисующего – вдохновением. Поэтому к карте вы получаете еще и огромный конверт, изрисованный роджерами и загадочной надписью: «Не открывать тем, кому не положено».

Конверт появляется в группе «совершенно необъяснимым образом». Все приходят утром – и вдруг конверт.

Условия вскрытия конверта:

1. Высказать гипотезы о его попадании в группу. Возможные варианты: залетел, взялся ниоткуда, упал, почтальон Печкин. Любой считается удовлетворительным.

2. Разобрать таинственные надписи. Это работа для «продвинутых» в умении читать. Каждое разобранное слово встречается бурей эмоций.

3. Решить, те ли мы, кому «положено открывать». Возможные варианты: «А вдруг там бомба?», «Я боюсь!», «Раз к нам попало, значит, положено!»

Принимается только последний вариант.

Вскрытие конверта и извлечение карты вызывают всеобщее ликование и являются сигналом к выступлению.

Рецепт 7. Как сделать путешествие за кладом полным опасностей и приключений

Для поисков клада выбирается пересеченная местность с крутыми склонами и трудными подъемами. Какой-нибудь особенно крутой овраг перед массовым выступлением обследуется вооруженной разведкой (без взрослых). Разведка может для острастки пострелять.