Текст книги "Холодная весна, начало века. Поэзия, поэтическая в край"

Холодная весна, начало века
Поэзия, поэтическая в край
Марина Дианова

© Марина Дианова, 2019

ISBN 978-5-4496-5897-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бессмертие

 
Сонная одурь прошедшей зимы
Яркое солнце над грязной улицей
Будто и не было всей этой тьмы
 
 
Всё бытие обновлённо и молодо
Свет заливает пространство до края
Словно хрусталь или белое золото
 
 
Деревья дрожат на прохладном ветру
Если весна существует на свете
Значит, и я никогда не умру
 

Поэты

 
Мифологические звери живут в старинных книгах
Пернатые змеи и прочие цилини, единороги
Друзья богов, шерстяные и костяные ноги
Чешуя дракона, тело льва, стальные вериги
 
 
От них остались косточки, ровные строчки
Завитушки иероглифов, строгие буквенные линии
Против них в разное время в разных местах применяли заточки
Холод, голод, капание ледяной водой на извилины
 
 
Они все вымерли, оставили нам играться черепки черепов изящные
Они были вещные, вещие, мощные и настоящие
 

Хокку взрослого человека

 
Поздно. И снежно
Мягкая нынче зима
Дома ночую
 

Верлибр

 
Моё внутреннее содержание – моя шизофрения
Моя поэзия – предвестник шизофазии
Мне хочется выйти вовне из мироздания
Но таких дверей ещё не придумали
Все поэты сделаны из антиматерии
И при взаимодействии с миром аннигилируют
 

На газетке

 
Рыба смотрит мёртвыми глазами
На газете возлежа
Плачет горькими слезами
Рыбья чешуйчатая душа
Колечки лука рядом лежат
Рыбу на части рву руками
Горечью в глотку
Тёплую водку
Сверху лук и селёдку
И мир прорастает снами
 

Археология

 
На керамическом сосуде следы от пальцев гончара
Доисторические люди в нём суп варили у костра
Мы тоже варим суп и кашу, в огонь сувая котелки
Потом найдут стоянку нашу на гриве около реки
Найдут там банки и бутылки, и прогоревший котелок
На саже отпечатки пальцев – хватали мы его за бок
Какой причудливый орнамент! – так скажут в будущем о нём
А мы, для полноты картины, почаще в поле пиво пьём
 

Ц.

 
Невыносимо ждать конца
Глядеть сквозь узкое оконце
Как пробегает мимо солнце
Коснувшись твоего лица
 
 
Пускай свернётся мир как свиток
И те, кто ждал меня, придут
Неся с собой любви избыток
Неприживающейся тут
 

Басё

 
Одинокий ворон на сухой ветке
Маленькая птичка в золотой клетке
За солью ходит сосед к соседке
Шифруясь, как на разведке
 
 
Курю в подъезде, вопреки закону
Наблюдаю за осенью заоконной
Туманной, мрачной, кошмарно-сонной
Сквозь дождь движется силуэт тёмный
 
 
Одиночество горькое повсеместно
В каждом сердце невыносимо тесно
Разве что вином обезболить местно
А другого метода неизвестно
 

Туман

 
Туман и дождевая морось
Машины едут, сбросив скорость
На повороте наш автобус
Почти что валится, кренясь
В густую глинистую грязь
 
 
В окошках серый фон
Украден город
Холодной, стылой серостью воды
Остались лишь нечёткие следы
Людей и зданий, проступившие сквозь морок
 

Прощание

 
Отпечаток злой печали на моём лице
Не пойму, чего мы ждали – будет скорбь в конце
Напоследок выпиваем горькое вино
Растворённое слезами, не пьянит оно
 
 
Острота взаимной боли, жёсткость бытия
Для меня ужасней смерти жизнь во тьме твоя
Ты уходишь дальше, дальше – черт не различить
И вернуться не поможет Ариадны нить
 

Хаос

 
Пять чувств, пять пальцев на руке
Реальность сжата в кулаке
Ладонь раскроешь – словно птица
Вспорхнёт и в листьях затаится
 
 
Мир станет жутковато странным
Среди простого вещества
Проглянет хаос первозданный
И станут кости как трава
 

Университетское

 
Собака с шерстью пегой на солнцепёке спит
У всех деревьев и кустов зелёный летний вид
Поэтов древнегреческих читаю в переводе
О басилевсах, воинах, законах и природе
 
 
Нещадно сломаны слова под ритм стихов Эллады
В оригинале прочитать на самом деле надо
Но я – ленивый ученик, и мне трудна античность
Хотя как грек я на вино спускаю всю наличность
 

Палата номер 6

 
Смертельно жить. Не жить – смертельно тоже
ИероглИф – рисунок вен под кожей
По жилам жизнь бежит, в крови душа
Пока не оступился, не дыша
 
 
Нежизнь моя, подобная растению
Стремится к смерти. И оцепенение
Всё более овладевает мной
Съедая душу злой удушливой тоской
 
 
Мне снится бег оленя через чащу
И сердце начинает биться чаще
Видение предсмертное, олени
Рогатые задумчивые тени
 
 
А сердце, сердце бьётся на разрыв
И я уже в долинах смертной сени
 

Краткое

 
С утра пораньше зафиксировать реальность
Подтверждая собственное бытие
В неровных строках. Они как данность
Всегда присутствуют во мне
Я слышу их – на пределе слуха
Как ход большой рыбины в глубине
 

Триптих Ван Гогу

1. Мастихином в Арле

 
Цветут прекрасные ирисы
И стройные кипарисы
Вдоль дороги земляной выстроились
У каждой песчинки собственный цвет
В буро-белом Брабанте такого нет
Жёлтая лошадка по красному полю
Движется рысью
Прекрасные видения дальней страны
Небо невиданной глубины
Почему так редко
Можно бывать на воле
Всё что угодно за каждый взгляд
На кипарисов тёмный ряд
Поля цветущие и в вышине
Небо стремящееся ко мне
 

2. Перед сном в Сен Дени

 
Если бы я рисовал цветок
То взял бы густую яркую краску
Чтоб с кисти на руку стекало масло
Чтоб бил с холста электрический ток
Если бы я ходил пешком
По дорожным камням бы шёл босиком
На небо смотрел бы во все глаза
Особенно если гроза
И в буйстве молний лиловом громе
Дышал как в собственном старом доме
И всё это было. И больше не.
И решётка в зимнем моём окне
 

3. Обстоятельства смерти

 
Сон разума рождает кипарисы
Бессмертные и тёмные как дождь
И никуда от них ты не уйдёшь
Пока рука держать способна кисти
А ясность порождает черноту
Над алым полем выжженной пшеницы
Неправомерный переход границы
Неспешным шагом с трубкою во рту
 

На века

 
Что-нибудь изящное и простое
Как цветущие миндальные ветви у Ван Гога
Хочется сказать, но пока немота побеждает
Все слова как неверный лук, прорванный строй
Почему так много
Пафоса, но нет красоты, истинной словно цветок
Полевая лилия, помните, не трудятся, не прядут
А мои слова словно камень в пруд упадут
И забудутся снова и снова
 

Ода к Данте

 
Мне кажется, я побывал в аду
И если так, то Данте был неправ
В его многоглаголивом бреду
У грешников есть слишком много прав
 
 
В казённом одеянии, с метлой
Изображаем подметание двора
В нас столько дряни насовали доктора
Что с нас смеётся санитар бухой
 
 
Рукой махает – лохи, перекур
Дымим огрызками дешёвых сигарет
И толку в нашей деятельности нет
Бычки бросаем в жухлую траву
 
 
А на обед дадут баланду нам
Картошка и капуста – всё гнильё
О Данте, Данте, поживи с моё
Специалистом станешь по адам
 

Живём

 
Правдоподобие потеря для искусства
В хороших стихах место для гиппогриффов
Драконов кентавров изысканных сложных рифм
А не для чьих-то пафосных чувств
Которые некуда деть. Но по крайней мере
Превращайте в драконов свои печальные вздохи
Пусть читатель верит драконы ещё не сдохли
Может подольше протянет на этой вере
 

По коридору

 
В коридоре жёлтые стены, всё как полагается
Кто-то играет в шахматы – развлекается
Сил хватает только на то, чтоб срифмовать глаголы
Медсестра ругается —
Кто-то из душа выскочил полуголый
Не разрешается!
Я хожу вдоль, сочиняю стихи попутно
Ничего не выходит путного
Всё запутано, смутно
В голове жужжат аппараты
Работают препараты
Не вспомнить, что не было там их когда-то
Кулаки сжаты
Побочный эффект, говорят врачи
Так и ходи, и вообще молчи
А я не могу молчать, с поэтами такое редко случается
Стихотворение не кончается
Можно читать с начала—с конца, как по коридору туда-сюда
Одинаково ерунда
 

Призматическое

 
За картины при жизни не платят, смирись, художник
И стихи никому не нужны, если жив поэт
Удобные гении из учебных пособий
Прищурившись смотрят на оставленный белый свет
Свет, который они через призму своего мозга
Разлагали на созвучия невиданной красоты
А теперь они умерли. Поздно, поздно
Им ничем не поможешь ты
Глядящий и видящий, слушающий и слышащий
Все они умерли, что тебе
Если будешь долго всматриваться в эту странную бездну
Бездна ответит тебе
 

Южно-французское видение

 
Сонное оцепенение
Видение – цветущий миндаль
Розово-лиловые ветви на фоне неба эмалевом
Над нами жаркое марево
Дует мистраль
Или что-то похожее на
Другая страна
И время не то. А жаль
 

Медитация

 
Вот дождь прошёл. Цветы блестят при свете
Висящего над горизонтом солнца
Оно зайдёт сегодня ненадолго
Июнь на севере и ночи коротки
 
 
Сегодня вечером смотрю на звёзды
И вспоминаю как они когда-то
Светили ярче фонарей январских
По-зимнему фактурны и легки
 
 
И ты идёшь среди снегов искристых
Навстречу мне. Всё хорошо и просто
И до весны ещё довольно места
Для наших встреч. И жизни есть простор
 
 
Пока не наступило половодье
Пока безумия разорванные крылья
Тяжёлый и стеклянный ветер марта
Над нами тёмной пеленой не распростёр
 

Учениковое

 
Обещают синоптики лето тёплое грозовое
Снится случайный выстрел в затылок и крик конвоя
Родовая память поэзии, вечная мерзлота
Из которой добывают золото для моего серебряного креста
Просыпаюсь от грохота, света, ливня и града
Возможность проснуться – сомнительная награда
Приходят тени, приходит с ними вода
Под водой пахнущая железом руда
Простираю руки во тьме, в свете молнии вижу то, что
Кто-то снова входит ко мне, и вплетается боком в строчку
Чей-то профиль знакомый, обозначенный О. и М.
Облачённый в меднокованный эллинский шлем
Человек, нашедший подкову, говорящий лучше меня
Растворяющий в кубке текучесть летнего дня
 

Папирус N

 
Спрашиваю у сердца:
О сердце! Хорошо ль почивать тебе на вершине кедра?
Никто не тронет тебя
И мне пусторёброму хорошо: ни умереть, ни плакать
О сердце, сердце, не живётся нам вместе
Оставайся среди мягких и гибких игл
Гнездо из них себе свей
Сгори словно феникс
А я буду спокоен и счастлив
 

Хартия

 
Драконы должны летать, а не жить в квартире
Рыбы тоже должны. У них красивые перья
Чешуя блистает на солнце, серебрятся монетки
А поэты должны в восхищении петь об этом
 
 
Так приказал император, объявляет об этом чиновник
В высокой шапке цвета незрелой сливы
Слышите, вы – поэты, рыбы, драконы
Каждый из вас обязуется быть счастливым
 

Сонет мокрой весны

 
Май. Зарядили дожди. Промокаем
Вечерами стихи друг другу
Осипшими голосами читаем
Чтобы просохнуть
 
 
Внутреннее пламя поэзии
Жарче любого костра
Любовь обоюдоостра
К стихам и не только к ним
 
 
Завернувшись в одеяло, сидим
Как в детстве: брат и сестра
 

География

 
Ты пальцем тыкаешь в Китай: а кто здесь жил когда-то
О, нефритовые драконы глиняные солдаты
Квадратной была земля под небом из яшмы
И боги играли в кости в Высокой башне
 

Видение

 
Безумие охватывает огнём
Оборачивается красным конём
Который входит в дверной проём
С разинутым алым ртом
 
 
Безумие это оковы льда
Висит сосульками борода
Не сдвинуться ни туда ни сюда
И всё ближе, ближе беда
 
 
Безумие – венец из трав полевых
Грохот грозы ещё не утих
Лир – записной и прожжёный псих
Мой друг, не смотри на них
 
 
Скоро, скоро придёт конец
Падёт с седой головы венец
Кончится эта грустная роль…
А мясо всё так же любит соль
 

Детское

 
Не совпадая с собственной судьбой
Я вызываю Судию на бой
Заря уже как лезвие остра
Я побеждён: свихнул сустав бедра
 
 
Но знать противника я своего достоин
Скажи как тебе имя, мощный Воин
Что в имени тебе моём? Оно чудно
А вот твоё навек изменено
 
 
Ты боговидец, он же богоборец
Шма Исроэль, восходит солнце ввысь
Отныне чудо ты и чудотворец
Проснись
 

Беседа о китайской поэзии

 
Весной холодной в чайнике – вино
Закат зелёный – яшма и нефрит
Всё ценное – написано давно
И в наших жилах хмелем говорит
Созвучные слова былых времён
Тончайшая приправа для вина
– Налей стакан. Пусть полон будет он!
– Смотри! Восходит полная луна
 

Датчанин

 
Внезапной вспышкой память о тебе
О нашей не сложившейся судьбе
На карте – Копенгаген, боль и холод
Прости меня. Я был жесток и молод
 
 
Сырая Дания – как наш с тобой подвал
Где я тебя углём нарисовал
На штукатурке, прямо на стене
Стена, и дождь – всё до сих пор во мне
 
 
Ты говорила, стоя под дождём:
Поедем в Скандинавию вдвоём
А я стоял, предчувствуя в бреду
Твою внезапную и хищную беду
 
 
Я знаю Данию как пальцы. Пальцев пять
Тебя я продолжаю рисовать
Чем больше пью, тем правильней рисую
И, к сожалению, вернуться не рискую
 

История

 
Лопасти мельницы ветровой
Вдалеке неотчётливый верховой
Я сижу на заросшем дачном дворе
Смотрю гравюры Доре
Мне дали книгу «не для детей»
Потому что картинки в ней
 
 
Я листаю, не в силах понять сюжет
В траве играет солнечный свет
Спустя десять лет на том же месте
Рыдаю, что выхода у героя нет
Погружаясь в свои мрачные сны
И для меня не предусмотрен рыцарь Луны
 

Иероглиф

 
Я не умею ни воевать, ни плакать
Я не чиновник Императора Поднебесной
И не бродяга
Обыденной ручкой чернильной
Пишу, и мне интересно
Что в этот раз увидит и стерпит
Бумага
 

Балтимор
(последний приют Эдгара Алана По)

 
Туман, и влажность высока, и ветер дует сильный
И мчатся рвано облака сквозь небосвод чернильный
И сквозь погоду я иду с бутылкою вина
Как будто я уже в бреду, в пространстве злого сна
 
 
Цветёт луна над головой, искрит как головня
И звёзды мельтешат вокруг, и путают меня
Мне девятнадцать, я влюблён и пьян как сто чертей
И с каждым огненным глотком любовь моя сильней
 
 
А утром бросит хмель меня с больною головой
А на исходе дня придёт уже другая боль
И снова будет тот же круг, в котором я один
И строки из дрожащих рук отправятся в камин
 

Перевод с немецкого

 
С высокого крутого берега
Наблюдаю молчание реки
Серое небо, размытая линия горизонта
Закат совершенно не впечатляющий
Аккуратным движением озябшей руки
Стряхиваю снег с плеч
Стряхиваю с измятой шапки
Возвращаюсь в озябший город
Он встречает меня хаосом лиц
Запахом бензина, пересечением плоскостей
Забвением
 

Прогулка

 
Скоро весна. Будем пить вино
За реку смотреть с середины моста
Ты скажешь: скоро станет темно
Я молча выпущу пар изо рта
 
 
Солнце сядет за купы кустов и дерев
Мы спустимся вниз и пойдём домой
Ты негромко озвучишь простой напев
И я буду петь вместе с тобой
 
 
Солнце село и свет погас
И никто вокруг не увидит нас
 

У главного корпуса

 
После полудня падает солнце в ночь
Это зима, декабрь, зимнее солнцестояние
Ледяные звери поют зимними голосами
Морозные иглы врастают в лёгкие
Курить на морозе нелёгкая задача
Дым замерзает во рту аккуратными завитками
Чтоб не застыть, притоптываем ногами, машем руками
Дым выпадает из наших ртов разными резными словами
 

Песня полной луны

 
Короткое замыкание одиночества
Раз, и перегорело всё начисто
Пустота глубиной бездонной в сердце стучится
Ни в какой графе ничего не значится
Разорваны связи ритмы поломаны
Звучит только песня полной луны
Чей-то голос неприкаянный и бездомный
С серебристой ветреной высоты
 

Полдень

 
Идёт по парку жолтый бык с рогами набекрень
Он ищет где воды попить и лечь вальяжно в тень
Вздыхает. Жолтые бока раздулись как гора
И из ноздрей идёт дымок, и светятся глаза
 
 
Народ проходит вдоль быка и даже поперёк
Не страшен что-то никому его точёный рог
Бык забирается в фонтан и не смущаясь пьёт
И дева с амфорой в руке на холку воду льёт
 

Пейзажная лирика

 
Прозрачный ветер с севера весну назад отбросил
Позёмка вертится с утра в сугробах между сосен
Оледенели купола у храма при реке
Везут на санках малыша с сосулькою в руке
 
 
Играет солнце, слепит взгляд из призмы ледяной
Скорей бы город исподволь наполнился водой
И обнажилась бы земли сырая чернота
Но нет. Пока ещё зима, и пар идёт из рта
 

Стасим первый

 
Когда оружие тебе проходит душу
И ты раздавлен выпотрошен разрушен
Когда рыдания заменяют тебе каждое второе слово
И единственный жест – трагическое движение рук
Когда всё, что говорит друг
Кажется злой насмешкой над твоим горем…
И тут я не знаю, что я могу сказать
Только как древний хор в греческой драме
Заплакать вместе с тобой
О том, что каждый из нас в бою с пустыми руками
Один на один с судьбой
 

Предчувствие

 
Летит по воздуху стрела, прекрасна и яснА
В меня вонзается, смеясь, зелёная весна
Бушует ветер за стеной, в окне стекло звенит
Окрашен солнцем в яркое, размокший мир лежит
 
 
Летят куда-то птицы, деревья все в цвету
И обрамляет чёрным грязь всю эту красоту
А ведь пока ещё январь, сибирский холод злой…
Откуда думаешь, что так всё выглядит весной?
 

Давние дела

 
Ветер приносит запахи талой воды
Птица идёт, на снегу оставляя следы
Скоро весна, деревья охвачены инеем
Мокрое небо до боли безоблачно-синее
 
 
А ты остаёшься навечно в больном январе
Помню, перчаткой махал, уходя навсегда, во дворе
Меня оставлял в одиночку бороться с весной
А сам проиграл этот призрачный сумрачный бой
 

Океаническое

 
Ненаписанные стихи как большие рыбы плывут за мной
Плещутся за спиной
Цветные сильные полные мощных слов
Хороший улов
Но изорваны мои сети в лодке дыра висят паруса как тряпки
Рыбы играют в прятки
Я слышу как они шепчутся рыбьими голосами
Как океан дышит за моими плечами
Оглянусь – пустая серая улица
Дымок прозаичный над теплотрассой курится
 

Шизофрения

 
В этом краю вязкое время тикает еле-еле
И не знаешь что лучше кошмар или пустота
Сам себе улыбаешься краешком рта
Ощущая присутствие себя в теле
Как в скафандре космическом. А кругом
Смутное, давно родное как дом
Ощущение зыбкости бытия
Боль и беда твоя
Вдох-выдох, лампа горит
Скоро весна, но снег летит
Я ухожу, позабудь меня
Не дожидайся дня
 

Всю ночь

 
я в Рождество читаю о Страстях
январским солнцем залиты страницы
в промёрзших чёрных тополя ветвях
сидят толпой, тепло храня, синицы
в начале было холодно, потом
от солнечного жара не укрыться
 
 
но вот не нужно более смотреть
на буквы, как в старинное зерцало
и утро тихое в конце концов настало
с востока небо начало светлеть
 

Невидное

 
Зелёное морозное небо января
Луна округло-жёлтая заместо фонаря
Идём по тёмной улице, на небе звёзд полно
Я знал, как каждую зовут, но позабыл давно
 
 
Река застыла намертво, не скоро ледоход
Звенит тихонько небо, оттуда снег идёт
Держу тебя за руку – для общей теплоты
Сквозь тьму припоминая знакомые черты
 

Душевное сродство

 
Ты любишь стихи, но не те, которые я люблю
Ты меня терпишь, я тебя тоже терплю
Наша любовь – зимний запас терпенья
В синеватой банке из-под варенья
 
 
Ты любишь открытый огонь, зажигаешь свечи
Горячие руки – пахнут воском – кладёшь на плечи
Когда-то ранней зимой
Подобрали друг друга по дороге домой
 

Пешком

 
Когда спускаешься к реке, ебашит ветер в фэйс
Через четырнадцать минут маршрутки первый рейс
И ты спешишь, скользя по льду, цепляясь за кусты
Обалдевая на ходу от зимней красоты
 
 
Чуть тронут розовым рассвет, лилово-синий снег
И иней на ветвях дерев и на бровях у всех
Висят большие минуса в безветрии морозном
В нём гаснут паром голоса и утренние звёзды
 

Космонавтика

 
Я в детстве думал: космонавтом буду
Водить ракету и не мыть посуду
С обратной стороны топтать Луну
Открыть планету, даже не одну
 
 
Сейчас сижу, увы, посуду мою
А на луну ещё немного и завою
От космонавтики остался только холод
Предельный холод межпланетных трасс
 
 
О нём не думал я когда мне было шесть
Теперь мне двадцать-некуда-деваться
Реальность пишется коротким словом «жесть»
Мечта одна – финала бы дождаться
 

Обделённые

 
Всё меньше солнца в городе, таков наклон Земли
А снега, как положено, увы, не завезли
Обледенели улицы, нахохлились дома
Хреновая какая-то в этом году зима
 
 
Иду тишком, не падаю, несу тебе вина
Чтоб радость наша вечером была полным-полна
Закат вот-вот наступит, всё алое вокруг
А я иду – не падаю, ведь я хороший друг
 

Графомания

 
В ясных глазах сотни несказанных слов
Намечается долгий подлёдный лов
Сидящих среди мозговых извилин
Увёртливых, не видевших света рыбин
 
 
О тяжёлый слог, усталость и дрожь в руках
Крепчайший чай, мертвящий глубинный страх
Вечное бегство в буквы от нелюбви
Будто прочтут и скажут: ладно живи
 

Шизофазия

 
Рыба любви
Взмахивает хвостом
За моим окном
По реке плывут корабли
Проходят под высоким мостом
А рыба любви
Цветное создание чьих-то красивых рук
Исчезает вдруг
Из глубины стекла
И печаль светла
 

Созерцание

 
Рогатая Луна ползёт в темноту степную
Звёзды бросаются врассыпную
Чьи-то холмы-курганы вздыхают
Ветер к реке сбегает
Стекает в балку сухую
На западе свет полосой
На трассе ремонт, у фур грузовых простой
Ветер гудит, вездесущий, могучий
Ночью влажно-прохладный, днём шершавый и жгучий
Беспрестанное атмосферы движение
Через века проносящее крики былых сражений
Дыхание плоскости
За несколько лет снимающее плоть с кости…
Стою в сердцевине ночи, вдыхаю горечь полынь-травы
Ветер вкрадчивой лапой касается моей головы
 

Дистанция

 
Кусает холод пальцы
Машины светят фарами
И снег ложится мягко
В ноябрьскую грязь
 
 
И разгулялся ветер
И под его ударами
Обломленные ветви
Висят, перекосясь
 
 
В карманы руки прячу:
Не весело, а больно
Жестокие забавы
У ранних томских зим
 
 
И втягиваю в плечи
Обросшую неровно
Полуседую голову:
Мороз невыносим
 

По Маркесу

 
Золотые монеты-рыбки жёлтые апельсины
Солнца многих печальных дней
Закаты рассветы фиесты долгие длинные
Годы смешались в больной голове моей
Забываю всё не могу забыть одного
Себя самого
Рыбы рыбы мимо плывут молчат
Чеканно молоток нет молотки стучат
Это кровь ударяет кровь ударяет в висок
Дверной молоток
Дверной молоток тоски
Тёмные тени входят у них в черпаках вино
Сегодня праздник праздник крепкого сна
Как давно я ждал о ждал вас давным давно
И входит за ними в патио тишина
 

Нечто

 
Способ существования – в рифму, в стихах и прозе
Движение в чётком ритме не даёт заснуть на морозе
Лютом холоде бесприютного бытия
Словесно выраженному «я»
Даже если слова подобраны абы как
Между строк: «автор сплошной дурак
Ой, брешет, брешет, хуже собаки
Да верит сам в цветастые эти враки»
Всё равно иногда просвечивает иное
Не важно, монохромное или реально цветное
Вдох или выдох неотмирного, небольного
Отзовётся в крови движением чего-то такого
Того, что умел бы – прокричал бы сам в небеса
Громко – не заглушить
Но не нашёл в словаре души
Подходящие словеса…
(ничего. держи)