Текст книги "Идеальное совпадение"

Глава 2
Языковой и прочие барьеры

Стены женского общежития атаковал нахальный плющ. Побегами-щупальцами неистребимое растение цеплялось за шершавые кирпичи и тянулось вверх, к каменным вытаращенным горгульям, нахохленным на выступах. Одна такая фигура, словно покрытый слоем столетней пыли страж, торчала возле нашего окна на четвертом этаже.

В тесной комнате стояла только необходимая мебель, одежда висела в нише, прикрытой матерчатой ширмой. Учебных мест не подразумевалось, и нам предстояло целый год заниматься в библиотеке. Зато у окна был замечательный широкий подоконник. На таком здорово сидеть с книжкой, смотреть на двор академии, следить за соседними окнами в мужском общежитии…

Но на подоконнике поселился Гаррет! Комнатная роза, которую Юна притащила на себе из Шай-Эра. С мечтательным видом пристраивая на присмотренное мною местечко этот – с позволения сказать – благоухающий цветник, она рассказала, что усыпленный магией черенок прислал ее замечательный друг по переписке на день рождения. Разве можно оставить дорогой сердцу кустик беспризорником или – какая жестокость! – сдать на передержку в городскую оранжерею? Когда мы впервые увиделись в портальной гавани Но-Ирэ, будущая соседка по комнате стояла в обнимку с цветочным горшком и волновалась, переживет ли кустик портальный переход.

Надо сказать, что Гаррет оказался бессмертным. В отличие от меня. После перемещения из Шай-Эра я три дня ползала зеленая, а он – ничего, всего-то денек побыл поникшим, но поймал солнышко в окошке с горгульей и встопорщил розовые бутоны. Он и сейчас чувствовал себя прекрасно, здоровым видом доказывая несостоятельность теории, что непременно завянет, когда затухнет любовь между друзьями по переписке. Любовь не случилась, но куст, вскормленный водой с магическими добавками, издыхать не планировал и ни одним листиком не поглядывал в иной мир.

В комнате царил бардак, напоминающий о сборах на вечеринку. После глобального любовного провала даже мне было неловко вспоминать, с каким энтузиазмом Юна примеряла платье и подбирала к нему заколку. От тяжелого молчания, висящего в комнате, как грозовая туча, становилось не по себе.

Быстро переодевшись за ширмой, я схватила корзинку с банными принадлежностями и полотенце и на ходу проговорила:

– Пойду освежусь.

Не обернувшись, соседка кивнула и с мрачным видом продолжала возвращать разбросанную по кровати одежду на деревянные плечики.

Казалось, она собиралась тихо страдать, лежа в кромешной темноте и отвернувшись к стене, но Юна тоже умела удивлять. Когда я вернулась в комнату, она стояла у распахнутого настежь окна и прицеливалась, чтобы сбросить с четвертого этажа горшок с многострадальной розой.

– Ты же не выкинешь Гаррета?! – воскликнула я и, избавившись от корзинки с флаконами, бросилась спасать несчастный, ни в чем не повинный куст.

– Именно это я и собираюсь сделать! – решительно объявила она и посмотрела вниз, словно примеряясь, как высоко горшку лететь до земли.

– Вдруг кого-нибудь зашибешь?

Было очевидно, что никто, если он не каменная горгулья и не железный рыцарь, не выживет, если поймает башкой цветочный горшок.

– Вынесу в мусорный короб в коридоре. – Юна передумала превращаться в маньяка-убийцу случайных прохожих и, прижав тяжелую розу к животу, направилась к двери.

Я расставила руки, не давая ей пройти:

– Позволь Гаррету жить! Погибнуть в чужом королевстве не пожелаешь и врагу!

– Ты же ненавидела этот куст.

– Вот и нет! Он смешно светится в темноте…

Соседка опрыскивала розы какой-то подкормкой для беспрерывного цветения, и мелкие розовые бутоны светились в темноте кроваво-красным цветом. Сначала я испугалась, а потом решила, что цветок вполне сойдет за ночник.

– Он не виноват, что такой же цветущий и колючий, как этот Ваэрд! – заявила я. – Давай переименуем куст, пусть будет Эдвардом! Бедняге Эдди тебе не за что мстить!

Судя по недоуменно сведенным бровям и вопросительному взгляду, довод, мягко говоря, был слабенький.

– Или… так звали твоего бывшего? – осторожно уточнила я.

– Нет никакого бывшего, – сморщилась Юна. – Роза напоминает о моей вселенской глупости!

– Что за пафос? В нашем возрасте нормально ошибаться и верить разным придуркам. Просто оставь Эдварда мне. Он все равно долго не протянет. – Я ловко отобрала тяжелый горшок и потащила обратно к подоконнику. – Поверь, я уж постараюсь за ним присмотреть. У меня все растения почему-то от заботы подыхают…

– Письма я тоже выбросила! – перебила меня страдалица.

– Все? – охнула я, со звоном опустив куст на прежнее место, и выглянула в открытое окно, пытаясь отыскать доказательства такого несвоевременного расточительства.

Газон был далек и чист. Ни одной странички в пределах видимости. Юна из них птичек, что ли, складывала, а те, почуяв скорую осень, отправились в теплые края?

– И сожгла! – добавила она.

То есть до газона долетел только пепел.

– На кой демон?!

– Изгоняю дух этого мерзавца из своей жизни! Они дивно горели и кружились в воздухе. Как птицы несчастья!

– Вообще ни одного письма не осталось? Все-все спалила?

– Чтобы начать все заново, нужно избавляться от якорей! – Юна упрямо вздернула подбородок и кровожадно покосилась на безропотный куст, невольно вызывая во мне желание прикрыть невинную жертву спиной. – Я ходила в женский клуб, они там много правильных вещей говорили.

– Они, конечно, очень умные в женском клубе, но как мы теперь почерк будем сличать? – скрестила я руки на груди.

– В смысле? – насторожилась Юна, несколько поумерив желание что-нибудь разрушить или уничтожить.

– Я потребовала у Ваэрда доказать, что он ничего не писал.

– Как доказать? – медленно повторила подруга, словно пытаясь осознать размер чудовищной катастрофы.

– По всей видимости, уже никак, – развела я руками.

Утро первого учебного дня выдалось солнечным, но холодным. Замерзнув под тонким одеялом, я проснулась раньше сигнала пробуждающего шара и на цыпочках по ледяному полу бросилась закрывать окно. Оказалось, что внизу кипела жизнь, по дорожкам, выложенным мелкой брусчаткой, уже шастали студенты. В жизни не поверила бы, что вчера почти вся академия кутила на вечеринках, отмечая последний день лета.

– Северяне, вы когда-нибудь спите? – недовольно пробормотала и потянулась к створкам.

В окне напротив какой-то парень натягивал рубашку. Он заметил, что на него таращится взлохмаченная девица и замер. Не придумав ничего получше, я приветственно помахала рукой, мол, не стесняйтесь, мастрес, продолжайте облачать крепкие телеса в форменные одежды. Закрыла створки и немедленно вывела на листике срочных дел, приколотом к ширме: «Купить шторы». Процесс наблюдения за соседями забавен, но обоюден: когда-то подглядываешь ты, в другой раз – за тобой. Последнее меня категорически не устраивало.

В этот момент в сонной тишине звонко закукарекал пробуждающий шар, специально спрятанный под кроватью, чтобы его – голосистого мерзавца – было проще достать. Проще не вышло, а только сложнее: я неловко сбила стеклянную сферу с подставки. Кукарекая, как не в себе, словно стремилась перебудить обе стороны Крушвейской гряды, она откатилась к стене.

– Ненавижу… – прошипела я, припадая к ледяному полу и вытягивая руку. Хорошо хоть ничего не запихнула под кровать, как это сделала Юна.

Наконец шар был пойман. Свихнувшийся петух заткнулся, и я осторожно проверила соседку, ожидая напороться на недовольный взгляд. Если бы меня попытались разбудить ранним утром после ночи, проведенной в тихих всхлипываниях, то возмущение было бы сдобрено крепким словцом, но она сладко сопела, уткнувшись в подушку с домашней наволочкой.

Помимо комнатной розы, из Шай-Эра Юна притащила постельное белье, лоскутное одеяло, любимую кружку, стопку каких-то любовных романов и висящую над кроватью цветную гравюру магической академии Ос-Арэт, в которой училась. В этом частном учебном заведении давали первоклассное магическое образование, лучшее в королевстве, и получить у них стипендию было большой удачей. Мне не повезло.

Стараясь не беспокоить спящую, я тихонечко улизнула в купальню. А когда вернулась, соседка все еще безмятежно дрыхла, высунув одну ногу в пижамных штанах поверх одеяла.

– Юна, – я потрепала ее по плечу, – пора вставать на завтрак.

– Аппетита нет, – пробормотала она, не открывая глаза. – Я приду сразу на лекцию.

В качестве приветственного подарка Элмвуд выдал нам учебники и академическую форму: пиджак, платье и скромную юбку несуразной длины. Я посчитала, что прекрасно переживу, не путаясь в подоле, и натянула привычные узкие брюки с идеально-острыми стрелками, надела блузку с манишкой и взяла разложенный на однотонном покрывале форменный пиджак. Он был мне немного великоват, но наплевать – мантия Академии общей магии в Но-Ирэ вообще напоминала бесформенный балахон с прорезями. И ничего! Три года относила, как миленькая. Ни разу не пожаловалась.

На бесплатное обучение в принципе грешно жаловаться, мне даже студенческое жалование из городской казны выплачивали. После выпуска, правда, придется пять лет отработать на королевской службе, зато окажусь пристроенная и опыта наберусь. Стану превосходным специалистом! Понять бы, чего именно… Собственно, из-за непонимания я приехала на северный полуостров, в академию Элмвуд.

Перед четвертым курсом общие маги выбирали специализацию. Куратор каждый день терзал меня, требуя заполнить бумаги! Сокурсники определились еще зимой, Мейз в своей обычной презрительной манере объявил, что в младшей школе выбрал артефакторику, и решение не менял. Никто не страдал проблемой самоопределения, и только я понятия не имела, что хотела изучать.

Легко мечтать о высшей магии в частной академии, если позволяют талант или деньги, а студенту из обычной семьи приходится быть прагматиком и выбирать что-нибудь попроще. Бытовые или защитные чары, артефакторика, опять-таки, зверомагия и прочие нужные специальности, без которых наша жизнь загнется. Но я ненавижу химер, теоретическую механику и особенно – определять будущее росчерком пера. Наверное, бог услышал слезные молитвы и отсрочил мучительный выбор, подсунув объявление о программе обмена студентами с Норсентом.

– Отличная идея! Дерзай! – в тот день за ужином поддержал меня папа, преподаватель алхимии в старшей школе. – Вдруг тебе понравится заниматься стихией. Весьма перспективное направление магии.

– Неместное только, – буркнула мама, как будто в пустоту, но на самом деле обращаясь к нам обоим.

– Северный диалект, опять-таки, подтянешь. – Папа сделал вид, что не заметил ворчания любимой супруги. – Да, дорогая?

– От стихийной магии седеют волосы, – загробным голосом предрекла дражайшая маман, ставя передо мной тарелку с ужином.

За пять минут, что мы обсуждали вероятное участие в программе, она мысленно собрала большой дорожный сундук, не забыв уложить десять пар шерстяных чулок, и с глубокой душевной скорбью отправила единственную кровиночку к ледяным демонам на кулички, где ее непременно сожрут драконовы химеры. Или похитят волосатые северные варвары, шарахнув по голове дубиной, и заставят прислуживать в хибаре, покрытой шкурами диких виверн.

Если же страшно повезет и на мою «божественную», типично шай-эрскую красоту не купится ни дракон, ни варвар, то случится еще какая-нибудь гадость. Какая именно, мама, похоже, придумать не успела, но, судя по напряженно сведенным бровям, уже активно фантазировала.

– Они не седеют, а окрашиваются прядями, – поправила я.

– Не обязательно уезжать из Шай-Эра, чтобы испортить цвет волос, – заметила она. – Давай просто сходим к мастеру причесок. Испортим здесь!

В тот вечер я еще не догадывалась, что в первый день осени действительно буду стоять в общежитской комнате на другой стороне Крушвейской скальной гряды и надевать широковатой пиджак с эмблемой норсентской академии магии…

«Хрюк!» – восторженно храпнула соседка, возвращая меня из пафосных мыслей в реальность, где она, наревевшись ночью, дрыхла с открытым ртом и грозилась пропустить первый учебный день.

Я настроила пробуждающий шар, чтобы он закукарекал через полчаса, специально поставила его подальше и тихо вышла из комнаты.

За последние пару дней Элмвуд из сонной, безлюдной дыры превратился в бурлящий муравейник, спрятанный за замковой стеной и выросший вокруг коренастого мрачного дворца с четырьмя квадратными башнями. На высоком постаменте скалила клыкастую пасть каменная драконовая химера с раскрытыми крыльями. Судя по тому, что изваяние агрессивно щерилось в сторону въездных ворот, определенные проблемы с гостеприимством имелись не только у некоторых студентов – не показываем пальцем в аристократического лгуна Ваэрда, но и у Элмвуда в целом.

На второй день после приезда, когда я еще ползала зеленая, прихлебывала из бутылки укрепляющий отвар и мысленно составляла завещание, нас согнали на экскурсию. Я тихо ненавидела здоровяка в очках, заставившего меня, несчастную и болезную, больше часа таскаться по замковым корпусам, и слушала его вполуха, но кое-что забавное он рассказал.

Оказывается, во время экзаменационной декады студенты трут левую лапу каменной химере и просят удачи на экзамене!

Главное, не перепутать с правой – ее гладили исключительно на любовь. Хвост полировали перед соревнованиями по турнирной магии, а нос, до которого сложно добраться, протирали для денег. В общем, если хочется неожиданного богатства, придется рисковать шеей и реальной угрозой получить выговор.

Первый, кого я увидела в шумной столовой, был Мейз. Не заметить лучшего друга было невозможно даже при большом желании: за квадратным добротным столом на четырех человек он сидел в гордом одиночестве и с умным видом читал какую-то книгу. В принципе, с таким вот лицом, словно постигал тайны Вселенной, приятель мог изучать и теорию магических взрывов в подпространстве, и роман, где главный герой с мечом наперевес рубил монструозных химер.

Я не сдержала улыбки. Парни из Шай-Эра не желали подсаживаться ни к моему лучшему другу, ни – не дай божественный слепец! – к северянам. Они кое-как теснились за двумя сдвинутыми столами, видимо, полагая, что демонстрируют несгибаемый дух свободолюбивого народа, живущего по другую сторону Крушвейской скальной гряды.

– Удачного дня, – громко поздоровалась я с этими мучениками, заработала пару хмурых взглядов, пару таких же хмурых приветствий и с комфортом уселась напротив Мейза. – Что читаешь?

Все-таки, как ни крути, от этого воплощения самомнения сплошная польза. Не помню, чтобы мы когда-нибудь в столовой толкались локтями.

Он продемонстрировал обложку учебника по высшей магии и подчеркнул:

– На первородном языке.

– По утрам на первородном языке я могу только ругаться, – сыронизировала я. – Зато цветисто.

Передо мной сам собой появился поднос с едой. Оглядев предложенные блюда, пару плошек переставила Мейзу. За неделю привыкнуть к кухне северного полуострова, на мой вкус, пресной и тяжелой, оказалось принципиально невозможно, но лучший друг оценил. Глядя на эту оглоблю, увенчанную шапкой рыжих кудрей, никогда не догадаешься, какой чудовищный аппетит он в себе прятал. Подсунь железные гвозди – наверняка переварит.

– Где твоя соседка? – спросил Мейз, прихлебнув жижу, отдаленно напоминающую кофе.

Хорошо, что я привезла с собой мешочек кофейных зерен, потому как на северном полуострове любимый всеми шай-эрцами напиток просто сказочно паршивый.

– Спит. А что?

Я попробовала овсянку, но каша традиционно оказалась едва сладкой. Местные повара только делали вид, будто добавляют в еду мед или пряности. Никакого вкуса.

– Хотел поздравить. – Он наткнулся на мой вопросительный взгляд: – Она главная тема сегодняшнего дня. Ты ничего еще не слышала?

– Амулет пока не пробудила. Пытаюсь окунуться в языковую среду, – хмыкнула я и тут с удивлением обнаружила, что возле нашего стола утвердился какой-то северянин, расставив длинные ноги на ширину плеч, словно боялся оказаться снесенным волной особого шай-эрского презрения.

Я с недоумением подняла голову. Сверху вниз с широкой улыбкой на меня смотрел парень с вечеринки, умеющий заплетать отличные косы. Волосы у него, к слову, были скручены в непонятную дулю, а сам он стоял одетый в спортивную форму чернильного цвета, почти черную, с эмблемой Элмвуда на груди.

– Доброе утро, – с улыбкой поздоровался он.

– И ты здесь, – отозвалась я, неожиданно для себя вспомнив его имя: Андэш. – Если что, я сейчас не могу на урок плетения кос, у меня лекция по общей магии. Или ты просто подошел поздороваться?

– И узнать, как тебе северная кухня, – согласился он.

– Такая же непривычная, как северный диалект.

– Она хотела сказать – сложно перевариваемая, – прокомментировал Мейз на этом самом диалекте.

– Спасибо, господин переводчик, что не дали мне побыть деликатной, – фыркнула я, вызвав у Андэша веселый смешок. – Присядешь с нами?

– Эй, Гор! Тебе место оставлять?

Северянин оглянулся, а за ним – все, кто был рядом. В смысле, все, кроме Мейза. Даже люди за соседними столами повернули головы, а его величество – ничего, продолжил делать вид, что с интересом пялится в учебник.

Из другого конца обеденного зала на нас с непроницаемым видом смотрел Гаррет Ваэрд. Его приятели рассаживались за большим столом.

– Удачи в первый учебный день, Адель Роуз, – попрощался Андэш.

– Приятного аппетита, – заметила я и, наблюдая, как он пересекает столовую, направляясь к компании, протянула: – Не помню, чтобы вчера представлялась. Откуда он узнал, как меня зовут?

– Я ему сегодня сказал, когда мы брились над соседними раковинами, – огорошил меня Мейз.

– Зачем? – поперхнулась я.

– Не ходить же с двухдневной щетиной. – Приятель окатил меня презрительным взглядом.

– Зачем ты ему сказал, как меня зовут?

– Он спросил.

– То есть тебя даже пытать не пришлось. Напомни, Мейз, чтобы я никогда не ходила с тобой в разведку.

– Извини, я не знал, что это секретная информация. Еще он спросил, какие у нас отношения.

– И что ты ответил? – искренне полюбопытствовала я.

– Почти семейные, и он решил, что мы обручены. – Приятель вздрогнул. – Как представлю, так волосы дыбом встают. Тебя не пугает эта мысль?

К слову, кудри у него обычно торчали в разные стороны. По всей видимости, умник частенько представлял, как наши родители, дружившие с юности, неожиданно решат породниться и попытаются превратить нас из друзей в супругов. Я всегда говорила, что богатая фантазия до хорошего не доводит.

– Я стараюсь не думать об ужасах, чтобы не портить прическу.

С трудом сдерживая смех, я снова посмотрела на компанию и взглядом немедленно уперлась, как в забор, в Гаррета Ваэрда. Не обращая внимания на разговоры за столом, тезка нашего розового кустика спокойно ел то, что дали, как простой смертный, а не аристократ с древней фамилией. И никакого отдельного кабинета, куда местные богатеи попадают по кодовому слову, чтобы вместо каши вкусить еду из столичной ресторации. Такое разочарование, ей-богу.

С Мейзом у нас не совпадало расписание. Мы попрощались еще в столовой, и я сразу отправилась на лекцию по общей магии. Исторический во всех отношениях момент был подпорчен тем, что лекционный зал пришлось искать по выданной куратором схеме замка.

Полукруглая аудитория с восходящими рядами оказалась практически заполненной. Народ что-то с энтузиазмом обсуждал, и гвалт стоял такой, будто они коллективно радовались началу учебного года. Я даже на секунду решила, что ошиблась дверью, – лично у меня лекция по общей магии такого воодушевления не вызывала. Скажу больше, ни у кого в Академии общей магии Но-Ирэ эти занятия не вызывали ничего, кроме вселенской печали.

На всякий случай я сделала шаг назад и проверила номер, светящийся над притолокой, но карта местности не соврала, привела четко по нужному адресу. Только потом из дверей я заметила Юну, сидящую в первом ряду. Она низко опустила голову, словно досыпала последний сон или прятала на коленях скабрезный романчик и втихомолку его дочитывала.

Я смело вошла и невольно обратила внимание, что оживление на рядах было странным: выжидательным и фальшивым. Словно куча народа разыгрывала спектакль и посматривала на меня исподтишка, с затаенным ехидством. Может, варвары из Элмвуда никогда не видели людей с обычным цветом волос, приехавших с другой стороны скалистой гряды?

– Как дела? – спросила я у соседки по комнате, пристраивая на стол рядом с ней портфель.

Юна резко вскинулась и посмотрела в сторону преподавательской кафедры. Невольно я проследила за затравленным взглядом подруги. Там всех входящих ждал сюрприз!

В центре раздвинутой грифельной доски тянулась крупная надпись на шай-эрском языке. Аккуратные литеры категорично клеймили: «Шай-эрки – патаскухи».

У меня нервно дернулось веко.

Послание недвусмысленно намекало на вчерашний скандал на вечеринке. И на то, что автор «заборной» росписи не учится на факультете языковедения.

– Знаешь, что злит больше всего? – тихо спросила я, обращаясь к Юне. – Что эти курицы даже в бранном слове сделали ошибку.

– Курицы? – не поняла она.

– Полагаешь, это написал кто-то из парней?

Я дернулась в сторону доски, но Юна схватила меня за рукав пиджака.

– Пожалуйста, только не стирай сама! – прошептала она. – Не надо унижаться!

– Стирать? – невесело усмехнулась я, чувствуя, что с каждым словом начинаю беситься сильнее. – Я хочу устроить урок шай-эрской орфографии.

Когда я двинулась в сторону преподавательской кафедры, то гул в аудитории стих. Лопатками я ощущала любопытные, выжидательные взгляды. Кто-то тоненько и противно хихикнул, и этот отвратительный звук долетел, кажется, до высоченного потолка.

Взяв огрызок белого грифеля, я призвала магию. Сила прокатилась от локтя до кончиков пальцев. Мелок вспыхнул и, чуточку рассыпавшись, окрасился красным цветом. Протянув руку, я перечеркнула литеру «а», подписала сверху «о», а рядом на первородном языке пририсовала символ «отвратительная успеваемость», которым в Академии общей магии клеймили тех, кто провалил экзамен. Дальше пусть с шутниками разбирается преподаватель.

Посчитав миссию выполненной, я отряхнула руки и собралась покинуть ристалище, как в зал в компании других парней вошел виновник сыр-бора личной персоной. Гаррет скользнул безразличным взглядом по интерьеру – по преподавательской кафедре, по надписи на доске и по мне, отряхивающей руки.

Юна покраснела в цвет мелка, которым была исправлена ошибка, и попыталась стечь под стол. Спрятаться закономерно не сумела и просто низко-низко опустила голову, стараясь сделаться незаметнее.

– Ваэрд! – рявкнула я.

Его величество пожелал повернуться.

– Ты меня позвала, Адель? – ответил он на диалекте, мягко и негромко.

– Ты видишь других кандидатов? – фыркнула я и кивнула на доску. – Сотри с доски, Гаррет. Будет справедливо, если ты приберешься за клубом своих поклонниц. Не согласен?

– Нет, – ухмыльнулся он, вызвав хохот в аудитории. – Чем ты предлагаешь вытирать с доски? Рукавом?

– Пожалуйста, держи тряпку, – с милой улыбкой я взяла сухую ветошь и продемонстрировала ему.

– Далеко тянуться.

Он развернулся и ленивой походкой под дружное одобрение зала шагнул к широким ступеням, ведущим на верхние ряды.

Взбесившись, я швырнула тряпку ему в спину быстрее, чем успела подумать и испугаться. Оставалось только крикнуть:

– Лови!

Я никогда не отличалась ни меткостью, ни ловкостью, но от злости глаз не подвел, и рука не дрогнула. Сухая ветошь летела ровнехонько в бритый затылок, но в этот момент Гаррет решил повернуться светлым ликом…

Выбив в разные стороны облако пыли, тряпка врезалась в его самодовольную физиономию. Пару бесконечных мгновений Гаррет стоял, как дур… прикрытый тряпицей. Оставив комично-белый след на лице, она плюхнулась на идеально чистую туфлю.

В аудитории воцарилась мертвая тишина. Облако мела окутывало высокую широкоплечую фигуру в идеально скроенном пиджаке, клубилось в воздухе. Белый налет медленно оседал на пустую преподавательскую кафедру и покрывал пол тонким слоем, похожим на снежную поземку.

Клянусь, это показалось бы даже смешным, не будь так чудовищно страшно! Зрители боялись вздохнуть. Юна, оцепеневшая в первом ряду, собралась потерять сознание. Я вполне серьезно раздумывала, пора ли уверовать и начать молиться родным шай-эрским святым или можно еще подождать.

Рукав Гаррет все-таки испачкал: медленно вытер им лицо. Отбросил мыском изгаженной туфли ветошь и, как-то по-особенному тяжело роняя слова, спросил:

– Шай-Эр, ты швырнула в меня тряпку?

Не ботинок же, право слово. По-моему, ответ очевиден.

Умничать я постеснялась и предпочла попросить прощения:

– Я не думала, что доброшу. Извини.

– Извини? – медленно, словно смакуя звуки, вымолвил Гаррет. – Я обязан переспросить, чтобы быть до конца уверенным. Адель Роуз, ты точно бросаешь мне вызов?

– Вызов… – повторила я, пытаясь припомнить перевод слова.

В голове оказалась пустота. Полуобморочная Юна вместо толковой подсказки испуганно замотала головой, видимо, намекая на что-то значительное. Лучше бы голосом сказала, ей-богу!

Было очевидно, что пора пробуждать переводчик, а то я так сильно окунулась в языковую среду, что почти в ней захлебнулась. И пока, мысленно ругаясь на пышную манишку, я нащупывала под блузкой амулет, Гаррет кивнул:

– Хорошо. Я согласен.

– Согласен?

Вообще-то, вопрос подразумевал ответ, на что именно он согласен, но между нами встал языковой барьер, разница в традициях и – буду откровенной – мое плохое знание диалекта. Я получила, что получила.

– Конечно. – Он холодно улыбнулся. – Если девушка хочет магическую дуэль, как я могу ей отказать?