Текст книги "Ключ от королевства"

Глава 3
Королевство отправляется в путь

Вы можете похвастаться, что у вас есть знакомый король?

А король в золотой короне? В мантии? С аккуратно подстриженной бородой?

А у меня был знакомый король. Был – но я добровольно отказалась от этого знакомства.

Надо ли говорить, как страшно я жалела?

Что мне стоило хотя бы выслушать его? Ведь что-то он хотел же мне предложить? Может, ему нужна была принцесса? Или кто там еще может понадобиться королю – в волшебном-то Королевстве?

«Очень важно, чтобы ты мне поверила». Так он говорил в первую нашу встречу. Я помнила тот разговор до мельчайшей подробности, до единого слова. И все пыталась понять: от чего же я так по-глупому отказалась?

С мамой мы не разговаривали почти месяц. Она хотела, чтобы я первая пришла мириться, чтобы попросила прощения. А за что? Конечно, в темнице, где крысы и чей-то скелет в углу, захочешь мириться даже с Зайцевой. А так… Ну должно же быть на свете хоть немножко справедливости!

Каждый день (ну, почти каждый, когда мне не мешали) я лазала в тех кустах напротив лавочки. Разумеется, шарика с ключом не нашла. Разумеется, кусты были самые обыкновенные – с одной стороны асфальтированная дорожка, с другой – газон. Ни королевского сада (а я его как следует даже не рассмотрела), ни замка (а какой он красивый!), ни намека на другую жизнь.

– Лапина, что ты там делаешь? Перестань ломать кусты немедленно!

Так я и жила, кусая локти, пока не выпал снег. А новый снег – это немножко новая жизнь: кажется, теперь все будет лучше и интереснее.

Уже приближался Новый год, а значит, каникулы. А значит, контрольные. Новая полоса препятствий: только с мамой помирились – и заново повод для ссоры. Вообще-то я круглой идиоткой в классе не считалась, задачи нормально решала и писала почти без ошибок, но вот водилась за мной особенность: как ни контрольная – так провал. Волнение тому виной, или невезение, или еще что-то, только учителя мне сами признавались: у тебя, говорят, в табеле оценки на порядок ниже, чем ты обычно заслуживаешь. Не умеешь ты писать контрольные. Учись, мол, сосредотачиваться, жизнь нас судит по экзаменам, и так далее.

И вот все витрины в гирляндах, елки то там, то здесь, Новый год на носу… А я иду домой на другой день после контрольной по алгебре.

С оценкой в дневнике.

Снег пошел… Мохнатый такой. Хлопьями. А у меня настроение – хоть садись в сугроб и засыпай до весны.

Заворачиваю я к себе во двор и вижу: на скамейке рядом с подъездом кто-то сидит. Ничего особенного: там вечно то старушка отдыхает, то парень девушку ждет. А тут сидит мужчина в пуховой куртке, в шапке, и давно сидит – снег уже сугробами на плечах.

Прохожу я мимо, к подъезду, гляжу под ноги, читаю следы на снегу… Полозья – кто-то тяжелые санки протащил… Рифленые ботинки… Коньки – это Катька, соседка, на коньках по снегу катается… дура… Иду – и на мужчину этого искоса, ради любопытства – зырк!

А это Оберон.

* * *

У меня ноги так к снегу и примерзли.

Обозналась, думаю. Вдруг это совсем другой человек, просто похожий?!

И сразу же понимаю: не переживу такого разочарования.

Но это он, точно он. Бородка аккуратно подстрижена. Глаза внимательные. И лицо королевское. Без короны, без мантии, но посмотри внимательно – и все поймешь.

Я стояла перед ним минуты три. Снежинки щеки касались – и таяли сразу, такая у меня была горячая физиономия.

Наконец он скамейку рядом с собой от снега отряхнул – голыми руками, без перчаток, без варежек.

– Здравствуй, Лена. Присядешь?

– Здравствуйте…

Я подошла, но садиться сразу не стала. Вот здорово мечтать о чуде, а когда оно приходит, все-таки страшно. Если честно – дыхание перехватывает.

– Здравствуйте, – сказала я громче (вдруг он первый раз не слышал?), – ваше величество…

– Садись.

И я села с ним рядышком.

Мы сидели на виду у всего дома. Если бы кто-то из соседей сейчас выглянул в окно, а потом спросил бы меня, с кем это я разговаривала… Я бы соврала, наверное, что это мой учитель. Или отец подружки.

Ни за что, никому я не сказала бы, что это король-волшебник.

А мне так хотелось! Так хотелось, чтобы они об этом знали!

– Ну, как у тебя дела? – спросил Оберон.

Я хотела сказать сразу: «Плохо». Учителя придираются, алгебра уродская, контрольную завалила. Заберите, мол, меня в Королевство…

А потом подумала: как я ему, королю, буду признаваться в собственной глупости, скулить о какой-то «паре»?!

– Хорошо дела. Спасибо. А как у вас?

– У нас похуже. – Оберон рассеянно стряхнул снег с плеча. – Мы отправляемся в путь… Это опасно.

Я растерялась:

– Вы куда-то уезжаете?

– Да. И далеко.

– Вы бросаете замок, сад… Вы бросаете свое Королевство?!

– Нет. Я веду Королевство – на новые земли… А замок и сад бросаю, да. Они живут своей жизнью. Они мне надоели.

Я поводила подошвами по снегу, будто шлифуя. Оберон говорил непонятно, и я, честно говоря, ждала совсем другого.

Я ждала, что он пригласит меня в замок. Лучше на бал. Или нет – лучше на турнир… Да все равно, лишь бы в Королевство. И пусть все ему кланяются, а он мне, вот так, запросто: заходи, мол, Лена…

И, будто услышав мои мысли, он вдруг сказал:

– Пойдем?

Хлопья завертелись у меня перед глазами. Я шлифовала и шлифовала снег под скамейкой, уже до асфальта протерла и все не могла понять: почему же мне так страшно? Ведь я хотела, мечтала, ждала… Дождалась – и трусливо хочу удрать. Нырнуть от него в подъезд. Чтобы все было снова скучно, плохо, трудно…

Обыкновенно.

– А меня мама ждет, – сказала я и покраснела еще больше. Потому что знала, что мама на работе и будет к шести. Пусть я пудрю мозги учителям, но как я посмела соврать королю Оберону?!

– То есть она будет ждать, – поправилась я. – Если меня не будет… к шести.

– У Королевства есть закон, – он смотрел мне прямо в глаза и говорил, как обычно, очень спокойно и по-честному, – если человек входит в него из вашего мира, он возвращается обратно в ту же точку. В тот же час. То же самое верно наоборот: я перешел в ваш мир, когда мой канцлер начал: «Путеше…» Я успел погулять по городу, подождать тебя здесь на скамейке. А когда вернусь – канцлер скажет «..ствие» и преспокойно продолжит свой доклад. Да что я рассказываю: ты ведь помнишь, как было в прошлый раз?

Я, конечно, помнила.

– А вы потом вернете меня обратно?

– Слово.

Если бы наши мальчишки умели вот так сказать: «Слово», и чтобы сразу, безо всяких клятв, стало ясно: этот не предаст!

Но это что же получается? У меня совсем-совсем не осталось оправданий для трусости? Мама не будет волноваться. В Королевстве я навечно не застряну. Экскурсия – туда и назад. Лучшее в мире развлечение…

Развлечение?

– Простите, ваше величество… А зачем я вам все-таки нужна?

* * *

Здесь не было зимы. Так что я сразу сбросила и куртку, и шапку, и шарф. И сняла бы ботинки, если бы не колготы под брюками. Ходить в колготах по траве – что может быть глупее?

Но и жарко не было. Воздух… В прошлый раз я его как следует не разнюхала. А в нем плыли одновременно запахи и леса, и моря, и дождя.

На этот раз Оберон вышел меня встречать, и слуги у ворот замка замерли в поклоне. Конечно, они кланялись королю. А так выходило, будто и мне немножко.

– Ты не запыхаешься, если по лестнице долго подниматься?

Я помотала головой. Не очень люблю лестницы – серые, унылые, с бесконечными одинаковыми пролетами. А по этой шла бы и шла до самого неба: она вилась внутри замка, то пряталась в башню, то снаружи лепилась к стене, и тогда захватывало дух, потому что лестница была без перил.

Чем выше мы поднимались, тем шире становился окружающий мир. С одной стороны горизонта высились зубчатые скалы; с другой – лес без конца и края, с третьей – город под красными крышами, с флюгерами и узкими улочками, и за городом снова лес. А с четвертой – море, на море цветные паруса и далекий остров на горизонте.

– Это Королевство, да? Все это – Королевство?!

От восторга я потеряла осторожность; Оберон взял меня за локоть и аккуратно отодвинул от края лестницы:

– Я все тебе расскажу. Сюда…

Вслед за ним я вошла в полукруглую арку. Он пригнулся в проеме, я – нет.

За нашими спинами задвинулась портьера.

Я огляделась.

Круглая комната. Письменный стол – не такой, конечно, как у нашей завучихи, а королевский, дубовый. Резной трон – точная копия того, что в тронном зале, только поменьше. И книги, книги, какие-то свитки, бумаги, у стен – мраморные плиты с непонятными символами. Гадкая маска на стене, сделанная из очень некрасивой кожи, полуистлевшей, полуобгоревшей. Я решила на нее не смотреть.

Стеклянные пирамидки и шарики на веревочках, солнце светит сразу в три окна, по деревянному потолку прыгают солнечные зайчики. А на полу песок. Толстенный слой, как на самом чистом пляже. Теплый – я рукой потрогала. Оберон прошел по песку к своему трону – осталась цепочка следов. И следы эти почти сразу стали изглаживаться, таять, как будто дует сильный ветер (а ветра в комнате не было), как будто проходят годы и годы, века…

Мне стало не по себе. Я где стояла, там и села прямо на песок. Даже куртку не подстелила.

– Тебе здесь нравится?

– Да, – сказала я. И на всякий случай вежливо добавила: – Ваше величество.

Он сидел передо мной за письменным столом – такой, каким я встретила его на скамейке во дворе. Куртка (расстегнутая), из кармана торчит свернутый клетчатый шарф. Ни короны. Ни мантии. А вокруг, за окнами – скалы, лес, паруса…

– Так вот. Это не Королевство.

Вот тебе и на.

Мне показалось, что он говорит ерунду. Очень обидную, вредную ерунду. Будь он учителем – я бы огрызнулась…

А так мне только и оставалось, что жалобно спросить:

– А что?

Он мельком просмотрел какие-то бумаги. Захлопнул огромную книгу – пыль поднялась столбом, закружилась в солнечном свете. Вздохнул. Вышел из-за стола, уселся, как и я, на песок.

– Королевство, Лена… Это я, да мой сын – принц, да шесть его невест. Комендант – ты с ним знакома, у него нос крючком. Канцлер. И еще примерно сотня людей – слуги, глашатаи, повара, конюхи, стража, придворные маги, егеря, музыканты. Вот это Королевство. Мы странствуем по свету, как цыганский табор или бродячий цирк. И однажды находим нетронутое место, где высокие горы с зубчатыми скалами, или дремучий лес, или и то и другое вместе. Где стоит на обрыве брошенный замок. Впрочем, замок мы можем выстроить и сами…

Он говорил и пересыпал песок из ладони в ладонь. Я тоже зачерпнула пригоршню – и чуть не вскрикнула от боли. Что-то кольнуло меня в мизинец. Я присмотрелась – из песка торчала пика. Маленькая. Пика солдатика; я откопала его. Он был тяжелый – наверное, оловянный.

– И вот мы поселяемся там, – продолжал Оберон, поглядывая на меня из-под опущенных век. – Мы основываем новое Королевство. В садах живут феи, в озере – русалки. В лесу – лешие или чего похуже. В скалах гнездятся драконы… Потому что мы изменяем тонкий мир. Сама земля вокруг нас становится Королевством. А это очень притягательно для людей… И понемногу они к нам сходятся отовсюду: крестьяне распахивают пашни, ремесленники ставят мастерские, купцы привозят товар, устраивают торги. Строятся дома, мосты, мельницы, кузницы, лесопильни. В горах закладываются шахты и рудники. Изобретаются новые способы обработки металлов, окраски тканей и удобрения полей. Появляются и крепнут экономика, финансы, внешняя и внутренняя политика, судопроизводство. На Королевстве нарастает броня – броня толстого мира, весомого, настоящего, очень важного и нужного для людей… И когда броня становится слишком толстой – Королевство теряет подвижность, теряет власть над тонким миром, гибнет… Тебе интересно?

– Да! – Я подпрыгнула. К тому времени в песке отыскались пять оловянных солдатиков и развалины маленького каменного дома. В нем могли бы жить люди ростом с мой ноготь на большом пальце. А может, и жили когда-то?

Оберон помолчал. Под его взглядом я перестала копаться в песке – не ребенок.

– Да, Лена, – сказал Оберон, когда я чинно сложила руки на коленях. – Я, может, многого от тебя хочу… Но мне нужна не маленькая девочка, а солдат. Помощник, от которого в один прекрасный день будет зависеть судьба Королевства. Боевой маг, которому многое позволено, но с которого потом сурово спросится. Вот кем я тебя вижу… А ты?

– А я слушаю, – сказала я честно и захлопала глазами.

Оберон усмехнулся:

– Так вот… Когда груз толстого мира, наросший на Королевстве, становится неподъемным, мы все бросаем и снова пускаемся в странствия. Через хаос. Через неоткрытые земли, населенные чудовищами. Через моря, через снега, мимо вулканов, по воздуху, под землей. Мы должны найти новое место для Королевства. А его с каждым разом все труднее найти.

– Но почему? – Я покосилась за окно. Море волновалось, валы пены отсюда, сверху, казались совсем маленькими, но я видела, как болтаются на волнах корабли. – Если здесь так хорошо… А дорога такая опасная… Почему вы не можете остаться?

Оберон провел рукой по волосам. В комнате задрожал воздух…

Пропала куртка, пропали вытертые джинсы, пропал клетчатый шарф. Он сидел передо мной в мантии, в камзоле и коротких полосатых штанах, в ботфортах выше колен. А на голове его блестела корона.

Это было странное зрелище – король, который сидит на песке по-турецки. Будто почувствовав эту странность, Оберон поднялся – не касаясь пола руками. Будто взлетел.

Я тоже встала. Я просто не могла перед ним сидеть!

– Потому что мы Королевство, – сказал он совсем другим, низким и суровым, властным голосом. – И заботимся не о своих удобствах, а обо всем мире. Ты думаешь, в этих скалах остался хоть один дракон? Ты думаешь, хоть одна русалка выбирается на берег лунной ночью? Мир завоеван людьми, отдан людям, и это правильно. Но правильно и другое: завтра в полдень, ни минутой позже, Королевство уйдет отсюда на поиски новой земли. Так решил король.

– А я ничего не говорю, – залепетала я, перепугавшись. – Только… А как же я? Я-то что должна делать?

Он снова уселся за стол. Улыбнулся. Сказал теперь уже обычным своим голосом:

– А ты ничего не должна, Лена. Дело обстоит вот каким образом: ты по натуре – маг. Ты можешь изменять то, что я называю тонким миром, а большинство людей даже не знает о его существовании… Сейчас у нас в Королевстве очень не хватает магов. В дороге они необходимы. Я один не смогу присматривать за всем караваном, вовремя замечать все опасности, помогать всем, кто нуждается в помощи… Есть еще Ланс, мой старший ученик, и Гарольд, мой младший ученик. Этого мало. Чем больше магов в караване – тем безопаснее путь, тем больше вероятность, что все доберутся до нового места живыми и невредимыми. Я предлагаю тебе поступить в Королевство на должность младшего мага дороги. Ты либо соглашаешься – и тогда завтра идешь вместе с нами. Либо не соглашаешься – один шаг, и ты дома. Но в этом случае я никогда уже больше за тобой не приду… Ты сразу скажешь или дать тебе время на размышление?

– Но, Оберон, – у меня вдруг затряслись коленки, – я же ничего не умею. И с чего вы взяли… Это из-за того случая на остановке, да? Так я с тех пор пыталась это снова сделать, но у меня не выходило. Если я даже маг, я… у меня не получится. Мне же только тринадцать лет! Может, потом, когда я вырасту…

Я говорила и говорила, а уши у меня горели все ярче и ярче. И мне хотелось провалиться в этот песок под ногами. Пусть бы Оберон никогда меня не встречал, пусть не приводил бы в Королевство, и тогда не случился бы со мной такой позор. Вот этот самый миг я буду вспоминать, конечно, до старости – какая я была трусиха и дура…

Оберон вытащил что-то из ящика стола и подбросил на ладони. Я избегала смотреть ему в глаза, но на руки посмотрела – он держал здоровенный кинжал с тонким лезвием.

И в следующую секунду, почти не замахиваясь, метнул кинжал в меня!

Острие нацелилось мне в левый глаз.

Как только я умудрилась не запачкать штаны? Честно говоря, еще чуть-чуть – и стать бы моему позору неотвратимым…

А так – я просто заорала как бешеная и оттолкнула этот проклятый кинжал… я так и не поняла – чем. Клинок на мгновение завис прямо перед лицом, а потом аккуратненько раскололся вдоль, на две половинки: правую и левую. И обе половинки кинжала беззвучно упали в песок к моим ногами.

У меня мурашки пробежались от затылка до пяток и в голове что-то стиснулось. Может, мозги мои куриные решили сжаться в кулак?

– А ты говоришь, не получается, – очень серьезно сказал Оберон. – Врожденные данные у тебя хорошие. Но если не развивать – так и пропадут годам к восемнадцати.

Я подумала: может, возненавидеть его на всю жизнь?

Зареветь?

Пусть немедленно домой возвращает?

Реветь я не стала. Только спросила с упреком:

– Вы же меня могли убить?

– Ерунда. – Он даже улыбнулся. – Смотри…

Вытащил из ящика еще один кинжал и, прежде чем я успела испугаться, метнул прямиком в гадкую маску. Миг – и кинжал вернулся к нему в руку. Я не успела понять, как это произошло, но только маска висела невредимая, все такая же отвратительная, как прежде.

– Это такой кинжал?

– Нет, это я так бросаю… И ты так сможешь. Когда научишься.

– Правда? А что еще могут маги?

– Усмирять чужой гнев. Слышать и видеть тайное. Чувствовать опасность. Строить воздушные замки. Летать. Убивать взглядом. Зависит от степени мастерства.

Я задумалась. И мне страшно захотелось научиться… нет, не убивать взглядом. Хотя в случае с Зайцевой было бы очень кстати. Захотелось летать – так захотелось, что подушечки пальцев зачесались и я даже стала, кажется, немножко легче.

– Оберон…

– Да?

– Если я соглашусь идти с вами, то вы потом вернете меня домой?

– Как только обоснуемся на новом месте. Один шаг – и ты дома. Только и всего.

– А если, – я запнулась, – если я передумаю… по дороге? И захочу вернуться?

– Не выйдет. Мы можем ходить между мирами только тогда, когда они существуют и устоялись. А странствующее Королевство – нестабильная структура. Так что лучше и не пытаться.

– А, – во рту у меня пересохло, – странствия… это… сколько?

Он пожал плечами. Мол, как считать. Мол, не слишком ли долго приходится тебя уговаривать?

Я представила себе: один шаг – и я дома. Там зима, снег идет. Можно взять санки, покататься с горы… Вернуться домой, получить по ушам за контрольную по алгебре… И за несделанные уроки… И за невытертую пыль… И вот так жить, жить и знать, что была в Королевстве и сама – сама! – от него отказалась.

А главное – знать, что Оберон меня презирает.

С другой стороны, я ведь потом вернусь в то же самое время. В ту же секунду. И успею покататься на санках, получить по ушам… И встретить Новый год…

– Оберон…

– Да?

– А вы умеете убивать взглядом?

– Да. А что?

– Ничего. – Я с трудом сглотнула. – А вы вообще суровый король?

– Ты хочешь знать, не казнят ли тебя на площади за какую-нибудь провинность? – Его глаза смеялись.

Я смутилась:

– Нет, я о таком не думала… Но в пути – там же опасности? Вы говорили – чудовища?!

– Да.

– Значит, там можно погибнуть?

Он опустил подбородок на сплетенные пальцы:

– Знаешь, Лена… Я не могу гарантировать полную сохранность твой жизни. Как жизни любого из моих подданных. Но я могу обещать, что буду сражаться за тебя, как за себя самого. Как за любого из нас. Вот так. Теперь решай.

Глава 4
У зла нет власти

– На вот, выбери себе. – Гарольд бросил передо мной на стол ворох одежды, в основном кожаной. Чистоты она была средней, и запах от нее был так себе. Я двумя пальцами взяла большую черную куртку с железными заклепками:

– А может, оставить мое? Брюки…

Гарольд окинул меня взглядом:

– Там, куда мы идем, такое не носят.

Ему было лет семнадцать, и он здорово походил на тех десятиклассников, что дружили с Лозовой и Зайцевой. Нахальный тип. И мне очень не понравилось, когда Оберон вызвал его к себе в кабинет, поставил меня перед ним и сказал: «Гарольд, это наш новый маг дороги. Поступает к тебе в обучение».

Я-то думала, что учить меня будет Оберон!

– Ну, выбирай. Штаны там, рубаху, сапоги. Или тебе платье с кринолином? – Он теперь уже явно издевался.

Пришлось мне все-таки разбираться в этой груде. Почти вся одежда была пошита на взрослых, и, пока я отыскала небольшие штаны и сносную куртку, выбора у меня не осталось.

– Слушай, Гарольд… А куда мы идем?

– Отучаемся говорить «Слушай, Гарольд». Учимся говорить: «Скажите, мастер».

Я подумала, что раньше у него в подчинении никого не было. Мне предстояло быть первой подопытной свинкой.

– Э-э-э… мастер. А Оберон говорил…

Он насупился всерьез:

– Еще раз скажешь «Оберон», и я тебе нос расквашу. Говори «его величество».

Я покрепче сжала зубы. Ладно-ладно. Еще неизвестно, кто кому первый расквасит нос.

Переодеваться пришлось здесь же, на складе, за штабелем потертых седел (по-моему, седла были не для лошадей. Слишком большие). Поверх своих колготок и футболки я натянула штаны, рубаху и слишком длинную, не по росту, куртку. Сунула ноги в сапоги: наши модницы, наверное, подрались бы за такие ботфорты… если бы они были хоть чуть-чуть новее.

Гарольд осмотрел меня (чучело чучелом, если честно) и остался доволен.

– Урок первый. – Он заложил руки за спину и отставил ногу, чтобы казаться солиднее. – Маг дороги должен уметь защищать себя от зла. Иначе как он сможет защитить других?

Он круто развернулся, из его руки вылетела железная стрелка и воткнулась в глазную прорезь тяжелого шлема, ржавевшего на стойке вместе с доспехом. В пустой голове у «рыцаря» полыхнуло, изо всех щелей доспеха повалил дым.

Я разинула рот. Наблюдая за мной краем глаза, Гарольд слепил прямо из воздуха дрожащий струйчатый шарик, подбросил к потолку. Шарик взорвался, на нас посыпались искры, по потолочным балкам размазалась черная клякса копоти.

Веснушчатый нос моего учителя поднялся к этой кляксе, будто указка.

– Маг дороги ничего не боится. Скажи: «У зла нет власти!»

– У зла нет власти, – послушно повторила я.

– Уже хорошо. Сейчас мы с тобой пойдем в город… и там потренируемся. Только смотри, от меня ни на шаг!

* * *

Зря он это сказал: я и так боялась отойти от него хоть на полшага. Один раз даже ухватила его за рукав – правда, тут же опомнилась и убрала руку. Еще подумает, что я трусиха!

Прежде мне казалось, что в Королевстве очень мало людей. А их здесь было столько, что могли затоптать в два счета. Мужчины почти все бородатые, длинноволосые, похожие не то на разбойников, не то на рок-музыкантов. А женщины разные – и высокие, и маленькие, побогаче одетые и победнее, то чистенькие и аккуратные, а то такие чучела в лохмотьях – с виду настоящие ведьмы. И все одновременно говорят: зовут кого-то, ссорятся, мирятся, зазывают в лавочки, смеются, поют…

А улицы? Разве это улицы? У нас в школе коридоры и то шире. А мостовая? Горбатая, щербатая, с выбоинами, деревянные башмаки по ней – цок-цок-цок! Кованые сапоги – бах-бах-бах! И тут же лошади… Я бы, например, запретила на лошадях ездить в таком тесном месте. Еще наступят кому-нибудь копытом на ногу.

А запахи!

То дымом потянет. То свежим хлебом. То вонища шибанет, хоть нос затыкай. Я попробовала дышать ртом, но тут же закашлялась: пыль оседала в глотке. И в этот самый момент вонищу сдуло ветром. Повеяло удивительным запахом с моря: он был такой… прекрасный и ужасный, как этот город.

Мне сделалось страшно и весело.

А толпа вокруг кружила. Я не успевала всего рассмотреть, потому что надо было следить за Гарольдом, чтобы не отстать. И потому перед глазами у меня замирали будто фотографии: деревянная лодочка в сточной канаве… Подкова на мостовой… Кузнец работает прямо на улице (а грохоту! Искры летят!), мальчишки играют под ногами толпы, и никто на них не наступает, вот что удивительно. Мы спускались ниже, ближе к морю, ближе к порту, и все свежее делался ветер и гуще – толпа. А потом Гарольд взял меня за локоть и втянул в переулок – сквозь низкую арку в глинобитной стене.

Здесь почти никого не было. Толстая женщина выплеснула помои из тазика в канаву, равнодушно посмотрела на нас, ушла. Брели по улице двое мужчин, в обнимку, пошатываясь, пьяные, что ли? Завернули за угол, скрылись из глаз…

Все окна деревянных домов были закрыты ставнями. Три собаки лежали у низкого порожка – а над порожком была вывеска: «Трактир „Четыре собаки“.

– А где четвертая собака?

Гарольд нахмурился:

– Что?

– Здесь написано…

Он посмотрел на вывеску, на собак, понял и нахмурился еще сильнее:

– Не отвлекайся по пустякам. Значит, так. Сейчас мы зайдем в трактир. Там собираются всякие… ну, нехорошие люди. Но нам они сегодня не нужны.

– Лично мне они вообще не нужны…

– Не болтай! В дальнем углу на тряпочке сидит нищий. Ты к нему подходишь, останавливаешься прямо перед ним, делаешь глубокий вдох и кладешь монету в его шляпу. – Гарольд протянул мне тусклый кругляшок. – Он начинает на тебя орать. А ты говоришь: «У зла нет власти». И делаешь вот так, – он провел рукой перед моим лицом, – сметаешь поток зла со своей дороги. Потом поворачиваешься и выходишь. Мы идем в замок, и я говорю Оберону, какой ты талантливый ученик. Ну?

Я переступила с ноги на ногу. Оказывается, слишком большие сапоги уже натерли мне пятки.

– Э-э-э… Скажите, мастер. А почему он будет на меня орать, если я ему дам монету? Он же для этого там сидит, для денег, в смысле?

Гарольд засопел:

– Он злой потому что! Деньги ему не нужны, его там и так кормят. И вообще, не задавала бы ты лишних вопросов. Идем.

Я не двинулась с места.

– Скажите, мастер… А если у меня не получится?

Гарольд рассердился всерьез. У него даже щеки втянулись.

– «Если у меня не получится» – еще раз услышу, излуплю как козу! Никаких «если»! Должно получиться. Вперед!

И мы вошли в трактир «Четыре собаки».

Вы знаете, как выглядит гнусный притон? Вот и я до этого времени не знала.

Во-первых, там воняло стократ хуже, чем на улице. Во-вторых, едкий дым заставлял глаза слезиться и моргать. В-третьих, за грязными столами там сидели такие страшные рожи, что, будь я стражником Королевства, просто перехватала бы всех подряд и посадила в темницу на веки вечные.

Они сидели и пили что-то из грязных кружек. Когда мы вошли, покосились на нас мутными своими глазищами – будто решая, мы вкусные или нет и как нас лучше готовить. Я задрожала; а рожи тем временем зырк-зырк – и равнодушно так отвернулись. Как будто нарочно давая нам понять, что мы им неинтересны; я вспомнила волка из сказки: «Я передумал! Я не буду есть этих худосочных поросят!» И я поняла, что они только делают вид, что им на нас наплевать, а вот когда мы поверим, перестанем ждать нападения – тут они ка-ак…

– Добрый день, Гарольд, мой мальчик…

Я еле удержалась, чтобы не взвизгнуть на весь трактир. Из-за стойки вышел человек с повязкой на полголовы. Как будто у него болели одновременно зубы, ухо, шея, затылок и нос. Или будто он был мумией, только не до конца обработанной.

– А это кто у нас? Будем есть, пить, безобразничать?

– Это новый маг дороги, – мрачно сказал Гарольд.

Человек-мумия меня оглядел. Правый его глаз был ничего себе, нормальный, зато левый смотрел сквозь прорезь в бинтах. Меня мороз продрал по коже.

– Это? – спросил человек-мумия. С таким видом, будто ему подсунули таракана и говорят, что вот, мол, собака ротвейлер.

– Приказ короля.

– А-а-а, – сказал человек-мумия совсем другим голосом. – Его величеству – поклон и привет… Заходите.

Гарольд взял меня за руку и потащил через весь трактир, мимо столов и сидящих за столами разбойников, мимо печки, возле которой возилась та самая толстая женщина, что выливала помои. Потащил в самый дальний угол. И я увидела, что там на самом деле сидит нищий – лысый, как картошка, грязный и, кажется, немножко горбатый.

– Ну, – Гарольд наклонился к моему уху. – У зла. Нет. Власти. Запомнила?

– Ага, – ответила я трясущимся голосом.

– Иди!

И он подтолкнул меня в спину.

Нищий сидел, скрестив тонкие ноги. Между его коленями лежала на полу соломенная шляпа с широкими полями. Я подошла, зажав монетку в кулаке. Нищий на меня не смотрел – он, кажется, спал сидя.

Не доходя до нищего трех или четырех шагов, я прицелилась. Уж по физкультуре-то у меня всегда отличные оценки – я и бегаю быстро, и в баскетбольную корзину попадаю с середины поля. Меня бы в школьную команду взяли, если бы не рост…

И вот я прицелилась – и бросила монету в корзину… то есть в шляпу. Монета ударилась о соломенную стенку и скатилась на дно. Есть!

Не успела я обрадоваться, как нищий разлепил веки и посмотрел на меня. И ноги мои прилипли к грязному полу.

– Чтобы вы все сдохли, – сказал нищий. И в его проклятии была такая сила, что я вдруг поняла: оно сбудется. Оно погубит не только меня, но и весь этот город, Гарольда, Оберона… Потом оно просочится в наш мир и погубит маму, Петьку и Димку, даже отчима, даже завучиху и весь наш класс…

А нищий, видя мой страх, ухмыльнулся беззубым ртом и заорал во весь голос:

– Чтобы вы все сдохли! Чтобы! Вы! Все!

– У зла нет власти, – забормотала я сквозь подступающие слезы. – У зла нет власти…

И провела рукой, как показывал Гарольд, но даже дым не разогнала.

Нищий выпрямился, горб его пропал, весь он стал выше и толще, рот разинулся черной дырой.

– Сдохли! Сдохли!

– У зла нет власти! – Я уже ревела. Потому что ясно же: «волшебные» слова – вранье, у зла есть власть, да еще какая!

– У зла нет власти, – сказал кто-то за моей спиной.

Нищий вдруг заткнулся на полуслове. Посмотрел поверх моей головы; потом съежился, как моченый помидор, который прокололи вилкой. И стало ясно: все, что он говорил, – всего лишь болтовня старого, злобного, выжившего из ума человека. У этого беззубого зла действительно нет власти ни над чем…

Нищий снова закрыл глаза и моментально заснул. Или притворился, что спит.

А у меня за спиной стоял Гарольд. Бледный-бледный. И губы у него тряслись.

И всю обратную дорогу, до самого замка, он не сказал мне ни слова.

* * *

– Ну скажи, что я сделала неправильно?

– Ты все сделала неправильно! Ты вообще ничего не сделала! Вместо того чтобы остановить зло, ты стала подкармливать его своим страхом. Я тебя об этом просил?

В большой и очень уютной комнате горел камин, пахло свежим деревом, дымком и сеном. Вдоль стен тянулись лавки с тюфяками, ложись себе – и отдыхай, слушай тишину за распахнутыми окнами, мечтай о полетах…

Как бы не так.

Я, скрючившись, сидела на лавке, а Гарольд, черный как туча, расхаживал из угла в угол. И это у него получалось так свирепо, что любой тигр в клетке позавидовал бы.

Мой страх улегся. Осталась только обида.

– А о чем ты меня просил? Подойти и сказать слова! Я подошла? Сказала? А что вышло не так – так ты меня не научил, как надо!

Он бросил на меня такой взгляд, что я отодвинулась назад на своей лавке. Еще драться полезет, чего доброго. Ну, пусть попробует, я его до крови укушу.