Текст книги "Ожерелье. Сборник миниатюр"

Ожерелье
Сборник миниатюр
Марина Ильницкая

Редактор Татьяна Веретенова

Корректор Елена Плужник

© Марина Ильницкая, 2023

ISBN 978-5-0059-6774-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вдохновение

Вдохновение задумчиво сидело на ветке. Оно обдумывало предложение Писателя. Он хотел писать по часам. Утром страница, затем кофе и сигара, до обеда еще страница-две, перерыв. Там, где жило Вдохновение, не было графиков и расписаний, да и часов не было тоже.

Вдохновение вздохнуло: компромисс не получался, но ему жалко было оставлять Писателя, он был определенно талантлив. Вдохновение взяло таймаут, улетело к Художнику по соседству, у него как раз что-то не ладилось с композицией.

Писатель, оставленный Вдохновением, разомлел после полуденного кофе, поспал, проснулся уже усталый, к вечеру опять валился с ног. Его неуемная энергия погасла, наступил творческий сон.

Прошло два или три дня. Вдохновение бабочкой порхало вокруг полотна Художника, которое оживало с каждым его прикосновением. Художник не мог оторваться от работы, он знал, что нельзя. Можно уйти, но не всегда можно вернуться.

Взмах кисти, еще один, все – готово, полотно задышало. И они отступили, завороженные – Художник и Вдохновение. Пора отдыхать.

Пролетая над Писателем, Вдохновение едва коснулось его, спящего. Писатель вздрогнул, ему снилось, что он опять пробуждается, и для этого ему уже не нужен утренний кофе.

Ангел-Хранитель

Ангел-Хранитель устроился на кроне дерева. Ну и денек выдался, устал. Его подопечный безмятежно спал в тени под шелест листьев.

Утро. Пробки. Мужчина сбегал на природу от шума мегаполиса. Ангел летел вместе с ним. Мужчина устал, так устал за неделю, что слипались глаза, а ехать еще километров пятьдесят. В последнюю секунду Ангел выдернул его со встречной полосы, где навстречу неслась груженая фура. Мужчина фуры не заметил, но от встряски проснулся, дальше ехал сам.

Ангелу пришлось отлучиться ненадолго: сын подопечного опаздывал на выпускной экзамен. Он норовил сесть в троллейбус, а все троллейбусы встанут на полпути, и образуется пробка почти до самого вечера. Пять лет курсовых, зачетов, репетиторов и – неполученный диплом. Что будет с подопечным от этой новости завтра? Ангел улетел на помощь.

Возвращался обратно, увидел женщину, которая шла навстречу мужчине, который ее соблазнит. В ней переливалась весенняя нега, а он жаждал новых знакомств. Нет, только не она, не жена подопечного, это разобьет его сердце, а их брак еще так силен. Срочно найти другую, более молодую, ищущую новизны, недалеко от их пешеходного маршрута. Сработало, счастливы оба, нечаянное знакомство весенним утром, что может быть романтичнее?

Он нагнал мужчину. До зеленой полосы леса они доехали вместе. Хватило пяти минут прогулки, и под первым же деревом мужчина уснул. Усталый Ангел устроился выше.

Мужчина проснулся, зевнул, посмотрел вокруг: «Тихо. Скучно. Хоть бы чудо какое-то в жизни произошло». В голове послышался стук – на него упала ветка, на которой сидел обалдевший Ангел-Хранитель.

Лавка чудес

В одном городе появилась лавка чудес. В ней сидел старик и ждал тех, кому в жизни было так необходимо чудо. К нему ходили, в основном, женщины. Они больше, чем мужчины, полагаются на провидение или счастливый случай. Они хотят верить в чудо, мужчины же полагаются на самих себя, в себя они верят больше.

Старик исполнял лишь одно желание. «В пределах своих возможностей», – приговаривал он. Желания были разные. Те, кто хотел молодости, получал в подарок волшебное зеркало, в которое как ни посмотришься – молодая красавица. Те, кто хотел стройности, уходили от старика с молодильными яблоками, ешь их и насыщаешься. Те, кто хотел ума, получали в подарок книгу. На любой заданный вопрос книга давала ответ, он просто печатался на странице. А если человеку не надо было знать ответ, а следовало искать его самому, книга писала: «Не в моей компетенции».

А старик все ждал…

Однажды к нему пришла женщина и попросила в подарок чудо. Она хотела, чтобы чудо происходило каждый день и никогда не повторялось. Старик улыбнулся и протянул ей будильник. Этот будильник подарил ей рассветы. Каждое утро он звенел в то время, когда рассвет был в точке расцвета. Она смотрела, смотрела и смотрела!

Уже давно уехал старик, а в городе все еще происходили чудеса. Женщина, хотевшая похудеть, стала известным диетологом. Та, что хотела помолодеть, открыла салон красоты и превращала за пару часов даже самых обыкновенных женщин в красавиц, она научилась видеть красивое в человеке. Та, что читала книгу ответов, стала учить людей задавать вопросы, они уже почти и есть ответы.

А что же наша женщина с рассветами? Она стала художником! Целый год она рисовала рассветы день за днем. Триста шестьдесят пять дней – триста шестьдесят пять рассветов. Когда эти картины видели другие люди, никто из них уже не мог сказать, что жизнь однообразна, монотонна и каждый день похож на другой. Старик подарил ей чудо рассвета. А она людям – чудо каждого нового дня!

Купите будильник!

От улыбки…

Улыбки собрались на слет. Они обменивались опытом. Самая Красивая Улыбка делала доклад по технике улыбки. Она рассказывала, на какую ширину открывать рот, как приподнимать уголки рта, сколько зубов дозволено показать в улыбке. Она демонстрировала свою улыбку – венец ее мастерства.

Вторым докладчиком была Радостная Улыбка. Она рассказывала о том, что вызывает улыбку чаще: солнце на небе, смех ребенка, приятная новость или подарок. Другие Улыбки радостно улыбались, обмениваясь мнениями.

Самый серьезный вопрос в повестке дня – как научить хмурых людей улыбаться? Учитель по технике предложила разослать им инструкцию и сама же добавила, что с умным видом они прочитают ее, но улыбаться не станут. Улыбка Радости – подкинуть им всем по радостному событию. Но и это не спасало ситуацию: улыбнувшись раз, они не станут улыбчивыми людьми.

На помощь пришла Гранд-при Улыбок, она чаще всех улыбалась в году. Совет ее был парадоксален: «Не учите хмурых улыбаться, полюбите их! Дарите им свои улыбки и они улыбнутся вам в ответ! Ваших улыбок меньше не станет: подарив одну, вы получите две!»

 
Из письма в газету:
 

«Что-то невероятное происходит в нашем городе.

Вы наступаете человеку на ногу, а он улыбается вам в ответ.

Вы толкаете кого-то в дверях, а он вам в ответ: «Извините!»

Весь город расцвел – цветов не надо!

Срочно примите меры, а то становится смешно».

Последний Хмурый

Настроение

Настроение – вещь игривая, своенравная даже. Вроде бы есть все поводы чувствовать себя счастливым, а веселья, заливающего тебя с головы до ног, у тебя нет – не чувствуешь, не испытываешь. А потому, что умом понимаешь, чего радоваться? Радость скоро пройдет, не лучше ли готовиться к печали. Приходит печаль, и огорчаться как-то уже и сил нет: конечно, грустно, но не так, чтобы сердце разрывалось. Все время же в подготовке, ждешь… Тут бы казалось – горюй всласть, но что силы терять, завтра будет другой день, и все изменится.

Мы держим настроение в режиме ожидания – или радости, или печали – на паузе. И когда это случается: счастье есть, печаль есть, а настроения нет, оно не то. Оно застоялось или задержалось с реакцией.

И настроение становится капризным, непостоянным. Оно боится не успеть почувствовать счастье в радостный день или насладиться грустью в день печали. Оно либо чрезмерно радуется, либо глубоко печалится по пустякам. А мы не замечаем, как сами не оставляем ему выбора. Мы привыкли контролировать свои чувства, мысли, эмоции. Нам кажется, что это хорошо, цивилизованно, уместно, да и много что еще. И что, не проявляя горя и разочарования, мы сильны, а радуясь до потери разумного поведения, мы – нелепы.

И мы живем с собой в согласии. Вот только настроение с нами не согласно. Но у него нет возможности сказать нам об этом днем. Через лицо-вывеску настроение не просочится. И оно плачет по ночам, казалось бы ни о чем, на ровном месте, не давая нам спать.

Оно просится обратно в нашу жизнь. И не пасынком, а сыном.

Чтобы смеяться часто и вне зависимости от…

Чтобы радоваться несмотря на…

Чтобы, если печалиться, то до…

Ну как же не взять его?

«Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны.

Серьезное лицо – еще не признак ума, господа.

Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением.

Вы улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!»

Г. Горин «Тот самый Мюнхгаузен»

Рапсодия дождя

Дождь стучал по стеклу уже две недели. И в его стуке слышалась музыка. Он то бил в барабаны, норовя разбить тебе окно, то играл на рояле – и эта музыка переливалась по всему дому, то тихо царапался, прося, чтобы его впустили в жизнь людей.

И мы впустили…

Две недели дождя на улице – это много, так много, что начало сочиться в душе, капать в мозгах, заливать ненастьем настроение. Но тут включилась музыка души. И она заиграла вместе с дождем. Дождь думал, что это он главная скрипка, но иная музыка переворачивала все в человеке. Его сердце откликалось на нежность струй, свежесть запахов, и хотелось выбросить зонт.

Есть такой дождь, от которого не хочется укрыться.

Он льется внутри тебя, и ничего нет лучше —

освежить свои внутренние будни Праздником Дождя!

Хоровод обещаний, или танец Надежды

– Ты помнишь, как обещал ей всегда быть вместе? – спросило обещание Вечной Любви. Дважды женатый мужчина повел плечами, он помнил первый брак, второй. А была ли та, первая любовь?

– Ты помнишь, как обещал не уходить? – спросило обещание Неразлучности. Он вспомнил, как маленький мальчик кричал: «Папа, не уходи!» Он бы бежал сейчас со всех ног через прошедшие года, чтобы найти его.

– Ты помнишь, как обещал подарить, поговорить, познакомиться? – маленькие обещания попискивали вокруг него.

Звучала музыка вальса, а обещания водили с ним хоровод, передавая его из рук в руки. И казалось, что не будет этому танцу конца.

Цепь распалась. Без всяких усилий ее разомкнула маленькая девочка, его дочь, которую он любил больше жизни. Именно для нее ему суждено было исполнить все, что он обещал другим.

Телеграммы

Люди совсем разучились писать. Они уже давно не пишут письма, где бы описывали свои чувства, переживания, встречи и прощания, наконец.

Их мечты и надежды довольно туманны, не выплеснутые на бумагу, они не обретают контуров.

Люди не делятся сокровенным, а все больше наболевшим. И то, делятся по телефону, а кто знает, куда по проводам убегает их боль?

Они еще пишут телеграммы, очень странные, без адреса и имени получателя. Эти телеграммы кричат о помощи, молят о спасении. Это же очевидно, что они срочные, но как их отправить и кому?

В отличие от обычных, срочные телеграммы таинственно исчезают.

Их разноголосье заменяется коротким «Господи, помоги!», и отправляется ангелами по назначению.

Так работает почта Бога —

без выходных и перерывов на обед.

Шкатулка

Шкатулка стояла на туалетном столике у окна. Уже многие годы она украшала спальню красивой женщины. В шкатулке хранились самые ценные вещи хозяйки: ее ожерелье из жемчуга – подарок мужа на свадьбу; бриллиантовые серьги – подарок свекрови, которая спустя годы наконец полюбила ее; даже небольшое ажурное золотое кольцо – первый взрослый подарок ее сына.

Шкатулка была свидетелем многих торжественных моментов в жизни хозяйки: ее открывали, собираясь на свадьбы, дни рождения и другие торжества. Шкатулка жила жизнью хозяйки, ее счастливыми моментами, застывшими в драгоценностях.

У шкатулки было второе дно, о котором никто не знал, даже сама хозяйка. Бывали моменты, когда женщина продавала драгоценности, чтобы помочь старенькой матери, заплатить по счетам разорившейся подруги или оплатить учебу племянника, блестящего молодого человека. Блестящего сейчас, на пике его карьеры, а когда-то просто подающего надежды.

Драгоценности, которые она продавала, не исчезали бесследно. В потайном ящике шкатулки хранилось ожерелье ее добрых поступков, собранное из бусин сострадания и великодушия. Эти бусины крепко держались на нитке ее любви к своим близким.

Их семью пригласили на торжественный ужин. Хозяйка завершила приготовления, и напоследок посмотрелась в зеркало: красива, очень красива для своего возраста. Ожерелье на шее придавало ей особый блеск. Обычные, по словам ювелиров, камни лучезарно светились на ней. Даже она полагала, что это особое освещение. С этим соглашались все, и даже потайное ожерелье, которое проглядывало сквозь все ее украшения – вуаль ее человечности!

Осень

Многие люди не верят в осень. Нет, они о ней знают, ею восхищаются, ее ждут. Но когда осень приходит в их жизнь, они не узнают ее.

Многие продолжают веселье лета, забыв о том, что курортный сезон жизни уже закончен, а они по-прежнему крутят с ней роман. Кто-то, наоборот, пропустив осень, поспешил жить уже в зиме, окружив себя заботами медсестер и врачей. Уже нет тех, кто задержался в весне, лицо и тело предательски показывают, что юность исчезла. Конечно, кто-то пытается догнать, вернуть любой ценой: отретушировать, урезать, ушить. И новый молодой партнер венчает собой чудо удавшегося эксперимента. Но почему—то тебе не верят, и ты не веришь сам. Наложение сезонов друг на друга не отменяет предыдущий, не создает новый, лишь порождает иллюзию, в которой ты обманут.

Природу нельзя обмануть, она живет по закону чередования. И если искусственно хочешь продлить счастье юности, она родит в ответ печаль.

Что же делать? Как удержаться на плаву, когда есть жажда жизни, а жизни уже меньше, чем хотелось бы?

Наверное, нужно дать ей течь. Не перебивать ее послания, не подделывать ее почерк на своем лице. А вступить с ней в переписку от руки, от своей руки.

И неожиданно откроется то, что раньше было занавешено от тебя шторами иллюзий – истинное лицо твоей жизни. Зачем? Почему? С кем? Куда? Все эти вопросы вдруг обретут ответы, и станет ясно куда идти дальше, с кем и зачем.

И ветер наполнит паруса так, что помчишься вперед, как в юности. А жизнь будет держать тебя за руку, от нее не убежишь!

Старая театралка

Она сидела у окна – с укладкой, с ниткой жемчуга и в туфлях, видавших не одну премьеру. Сегодня на сцене «Отелло». Ревнивый муж, плачущая жена, разорванные совместные фотографии, клочки которых живописно летали по квартире. Все соблюдено: и сюжет, и главные герои, и спецэффекты. Досмотрев, она задернула занавес и пошла спать.

На утренний спектакль она чуть опоздала, но главного не пропустила. Давали балет. Девушка в наушниках, юная Джульетта, танцуя, грезила о своем Ромео. Ромео жил этажом ниже, в танцах замечен не был, но в наушниках ходил и что-то напевал. «Готовится к лунной серенаде, – подумала старая театралка, – не пропустить бы, сегодня полнолуние». С этим прилегла она почивать.

Во сне пришел к ней ангел и приказал готовиться: час ее настал. Женщина проснулась от вскрика, бигуди прыгали у нее на голове. Давно она так не волновалась из-за себя. События жизни стали проноситься перед ее глазами – быстро, как на скором поезде… Она стояла на полустанке, десять лет назад, а поезд ушел. Одна, тогда умер ее муж, и жизнь ее оборвалась. После этого она не жила, она смотрела жизнь в соседней пятиэтажке.

В панике она заметалась по квартире, бигуди скатились с волос, кудри встряхнулись, платье наделось. Стоя в лифте, она молила об отсрочке, у нее, оказывается, еще столько дел.

Перед уходом она задернула шторы. Занавес опустился. А старую нитку жемчуга, свидетельницу ее катастроф, и премьерные туфли по дороге опустила в мусор. Времени на обдумывание, правильно ли она поступила, не было. Впереди горел огнями город!

Целую ночь блуждала она по переулкам памяти, и ее драгоценностью была нитка воспоминаний на шее. Она вернулась утром в новом жемчужном колье и модных туфлях.

Неудобно идти в гости с пустыми руками.

Также неудобно идти в жизнь Другую с пустыми годами.

Крылья

– Куда подевались эти крылья?

Актриса в который раз осматривала гримерку. Она не любила новогодние утренники – обязательное условие существования в театре. «Маленькие дети должны видеть настоящий театр», – говорило руководство. И вот она, характерная актриса со стажем, играла невесть что – Царевна-лебедь, Кощей, Иванушка-дурачок, Баба-Яга – все в одном флаконе. Да и Баба-Яга заболела, будет ее молоденькая дублерша. Крылья нашлись, красивые, кто-то взял их померять и оставил за сценой.

Представление началось, а она думала о том, когда же все это закончится. Крылья не носили ее по сцене, они, наоборот, мешали ей, как и ее роль спектаклю. Зато что творилось с Бабой-Ягой! Она была слишком юна для этого образа, но играла так вдохновенно, что дети верили, что ее ступа волшебная. Дед Морозов не бывает, Кощеев тоже, это они знали, но Баба-Яга – настоящая! Напоит, накормит, советом поможет. А уж если ты ей понравишься, на ступе покатает.

Представление закончилось. Занавес. Персонажи переместились к елке в фойе. Пара хороводов, и по домам. Этого не было в сценарии: дети несли свои подарки Бабе-Яге, им очень хотелось, чтобы она так и оставалась доброй.

Если у вас есть крылья —

Это не значит, что вы можете летать,

Что-то иное поднимает человека ввысь.

Балетная школа

Туда брали не всех. Наша девочка не спала ночами, она плыла по лунному свету из окна в пуантах, пачкой задевая цветы на подоконнике.

«Вальс цветов» – это была ее музыка, партия, которая создавалась для нее. И – Щелкунчик, он же принц, он же герой ее снов.

Настал день поступления. «Какие красивые девочки, все как на подбор!», – гудела школа. Она видела много талантов, но этот год был особенным.

Выбор делали бывшие балерины, чьи партии уже оттанцевались, принцы превратились в щелкунчиков, а мужья – в мышиных королей.

Нашу девочку не выбрали, она слишком этого хотела, так сильно, что примы увидели в ней соперницу их былым успехам. Они отобрали девушек, подающих надежды, чьи мамы грезили балетом и будущим своих дочерей.

Наша Клара провалилась в долгий сон, туманы «Лебединого озера» окутали ее. Прошло время. Грезы развеялись, и победила любовь танцевать.

Годы спустя, когда ее более удачливые конкурсантки сидели в приемной комиссии, как пожилые примы, наша девочка танцевала фламенко, танец любви и страсти, и равных ей не было ни на одном фестивале. Балет ей уже не снился, зато многие принцы мира грезили о ней.

Есть болезни неизлечимые,

Одна из них – любовь к танцу,

Вылечиться можно только танцуя!

Бальное платье, или узор души по ткани

Она сшила себе бальное платье, не купила готовое, а сшила сама. Она стояла в нем перед зеркалом – беззащитная, как будто обнаженная. Это платье было продолжением ее самой, так она видела себя.

Ее наряд произвел неожиданный эффект. Были те, кому он безоговорочно понравился, и те, кто не понял ее стиля, и даже те, кто советовал ей перешить платье, доработать модель, немножко исправить…

Исправить фасон? Она смотрелась в зеркало, и ей казалось, что платье сидит по фигуре. Ушив наряд, она лишит его той легкости, которую ему придавал его свободный крой. Убрать детали? Но именно их она вышивала в своем воображении, перенося на ткань аппликацией. Рисунок ткани – это орнамент ее души.

Зеркало смотрело на ее терзания и улыбалось: на его жизненном веку не было примера, чтобы костюмчик с чужого плеча сел лучше, чем свой. Зеркало решило помочь девушке, оно иногда помогало тем, кто пытался проникнуть в суть через отражение.

Отражение девушки сразил солнечный луч, он осветил ее так, что она заблистала золотом Небес, он не позволил ей в утро сомнений видеть себя иначе.

Она поняла: все дело в музыке, которую она слышит внутри! Когда она слышит ее, она танцует то, что диктует ей музыка – темп, ритм и узор.

А платье – должно соответствовать!

Артист в зрительном зале

Стоя в очереди в кассу на Премьеру,

Может статься, что это пьеса Вашей жизни,

И Вы там – артист,

А Вы все еще пытаетесь быть зрителем.

Все места проданы. Ну вот опять: вчера он не успел на самолет, сегодня решил утешиться театром, и тут – «билетов нет». Табличка зияла своей безысходностью, на нее натыкался взгляд, хотелось уйти, но он все еще надеялся: вдруг перед самым началом случится чудо – появятся билеты. Об этом спектакле он мечтал давно, уже схлынул первый поток зрителей, стих аншлаг, а билетов все еще было не достать.

По ту сторону таблички сидела кассирша. Она рассматривала молодого человека без интереса, просто потому что все уже разошлись и смотреть было не на что. Он притянул ее взгляд, мужественного вида мужчина, не умевший справиться с незащищенностью перед куском картона.

Девушка не испытывала сожаления, уж слишком многие просили, требовали, кричали, и ей так хотелось убежать от людской назойливости. Этот же не шумел, он верил в чудо, это так явно читалось в его ожидающей позе.

Чудо задерживалось, уже десять минут до начала, и прозвенел второй звонок. Она наблюдала уже с интересом: мужчина не нервничал, не курил, не бросал взгляды на спешащих последних зрителей. Вот еще пять минут. На входе женщины-контролеры оживились: пора закрывать двери. И тогда он пошел. Контролеры пропустили его внутрь, он разделся в гардеробе и поспешил в зал.

Кассир точно знала, что у него не было билета. И что через их контролерш прорваться не могли и самые настойчивые. «Чудо, да и только», – подумала она.

Мужчина сидел в пятом ряду, почти в самом центре. Весь первый акт он был целиком поглощен пьесой, артистами, играющими его жизнь, как ему казалось.

Антракт. Зажегся свет. Он встал пропустить женщину и замер: перед ним стояла его Муза, любимая женщина, сбежавшая от него десять лет назад. Сбежавшая от его нерешительности, боязни отношений… Муза улыбалась, ей тоже казалось, что пьеса была про ее жизнь.

В театре жизни не бывает аншлагов. Зрители заняты в других постановках. Все пьесы идут один раз. А сценарий пишется всю жизнь. Так стоит ли рассчитывать на аплодисменты? Или лучше получать удовольствие от игры?