Текст книги "Из Жизни Стюардессы"

Я ощущала шестым чувством, что она в совершенстве умеет держать себя в руках, знает, как обуздать свои эмоции и как отреагировать в определенной ситуации.

Она рассказала мне, что не так давно на нее свалилось огромное горе: ее спутника жизни, которого она очень любит, сбила машина, водитель летел на бешеной скорости и не обратил никакого внимания на пешеходный переход, сбил ее спутника в лоб.

Глубокая кома: врачи говорят, что необратимая.

Душевная боль у Заиры перешла в молчание, в немой стон. Она все также любила его, и никогда не перестанет любить, хотя знала, что прежней жизни с ним уже не будет.

Разговаривала она мало, но все равно, завидев пассажиров, она умела улыбнуться несказанно радушно, по всем правилам работы, общалась со всеми с пониманием и душевным теплом; зрелость ее вселяла уверенность.

Она никогда не выносила поспешных суждений о человеке, было отличной «хозяйкой дома», всегда к услугам пассажиров; форма сидела на ней безукоризненно, туфли начищены до блеска, волосы красиво уложены, единственным исключением из правил был маленький браслетик из белого золота от Тиффани и К°, который ей подарили на юбилей.

Я наблюдала за ней и старалась уловить ее силу и элегантные манеры, которые она проявляла в общении с людьми, такие женственные, крайне профессиональные.

Она умела поставить себя на место других и осмотрительно не вступала в споры, относилась всегда с вниманием и сочувствием.

Будто со страниц хрестоматии сошла, вот именно: с той жизненной хрестоматии, которую каждый из нас читает и одновременно пишет у себя в душе.

Я решила брать с нее пример всегда и во всем, и она стала, сама того не зная, моим ориентиром в работе. И остается им по сей день.

Она была человеком особым, не похожим на других.

А, прежде всего, на некоторых моих «старших» коллег, таких, к счастью, было не много, которые – очень скоро – дали мне понять, что «дедовщина» распространена не только в армии.

Когда начала летать я, так называемые «ученицы» или «сезонные» стюардессы, другими словами те, кто был новеньким, подвергались различным более или менее скрытным формам произвола, их как бы на первых порах держали под каблуком.

На длительных межконтинентальных рейсах на Боингах 747 им поручали резать лимоны и ставили чаще всего заниматься питанием и разогревать его в galley, поэтому-то новичков и прозвали «гэллистами».

Но если шутки старших коллег, склонных к юмору, были добродушными, они терпели охотно: их частенько заставляли подолгу искать не существующие на борту предметы, например стулья или завалявшуюся где-то метлу, которая должна была лежать в нише с электрооборудованием, добраться до которой почти невозможно и залезть туда трудно, так как надо поднимать тяжелый люк в проходе между креслами; а иной раз говорили, что вдруг надо стало сделать что-то из предполагаемых обязанностей, о которых новички ничего не знали; и все с веселинкой да со смешком, в духе товарищества, с уважением друг к другу и обходительно.

За самыми молодыми, которые работали по временному договору, следили постоянно, получи они хоть один отрицательный отзыв, на следующий сезон их могли не нанять, поэтому им было еще труднее из-за шаткости и ненадежности своего положения, а в последнее время стало еще хуже из-за непрестанных экономических и политических кризисов, которые в нашей стране идут чередой один за другим.

Эти девушки должны были всегда находиться в распоряжении компании, даже когда они не работали, чтобы авиакомпания могла дозвониться до них, если вдруг понадобится срочно вызвать на работу, должны были суметь быстро найти жилье в городе, из которого были предусмотрены вылеты. Меня, к счастью, приняли на работу по бессрочному договору, и я не была вынуждена так маяться.

Критерии в их карточках с отзывами были гораздо строже, и они должны были ярко выражено демонстрировать, что у них есть стимул к работе и они заинтересованы работать на отлично, вести себя должны были безупречно, всегда быть в приподнятом расположении духа, слаженно взаимодействовать с пассажирами и экипажем, все время заботиться о пассажирах и улыбаться, выражаться правильно и вежливо, и не упускать случая пообщаться даже когда их не просят о каких-либо конкретных услугах, должны были знать и соблюдать иерархию на борту, а также готовиться к полету старательно и соответствующим образом.

Мелкие отрицательные замечания могли выявить необходимость более углубленного прохождения личного обучения, технических норм, требований по обслуживанию или языковой подготовки и ставили под вопрос их окончательное принятие на работу.

Как правило, «старички», те, у кого за плечами было больше проработанных лет, были важнее для авиакомпании, и на борту у них было больше власти.

Накопить длительный опыт работы было дополнительной ценностью, дорогостоящим приобретением: в авиации выслуга лет совершенствует профессиональные качества, так как дарует отличное умение выходить из трудных ситуаций, повышает компетентность, помогает предотвращать осложнения и разрешать их легко и быстро: но бывает, к сожалению, что кто-то этой властью пользуется.

Когда я вернулась домой и встретилась с Валентиной, я в этом горько убедилась.

Возвращение домой – момент особый, и неважно сколько лет проработал – это я поняла позднее, – привкус у него все такой же.

– Привет, Валь, ну как слетала? Что-то ты совсем без сил, а я думала повеселишься за пять дней на Мальдивах.

– Да остров-то изумительный: белый песок на пляже, пальмы в ряд, вода теплейшая, виды великолепные. Только вот устала я как собака, Анна: скорей бы сбросить с себя эту чертову форму.

Такими словами ответила мне Валентина, она тоже только что вернулась, первым делом сняла туфли, потом бросила колготки на пол. Наверное, что-то пошло наперекосяк.

– Погоди, дай мне минутку, поставлю чемодан и приду к тебе.

Ева тем временем лежала в постели у себя в комнате. Ей не спалось, и она встала выпить стакан воды. Она вернулась из Гонконга, и вкратце рассказала мне, как вместе с коллегами плясала на дискотеке «Джо Бананас» и съездила на остров Цзюлун недалеко от гостиницы.

Ева рассказала об одном странном случае: на борту она встретила коллегу, звали ее Ребеккой. Они оказались на смене в одном экипаже.

Я Ребекку отлично знала. Она жила в доме по соседству во Фреджене, и несколько раз мы видели издалека ее сестру-близняшку: походили они как две капли воды. Сама Ребекка рассказывала мне, что с раннего детства их все путают, никто не в состоянии различить их, кроме мамы.

Им и в школе удавалось подшутить над учителями во время опроса, они отпрашивались в туалет, менялись школьной формой, возвращались в класс и менялись партами, только малюсенькая родинка на носу у Ребекки могла выдать их, но ее можно было нарисовать и на носу у сестры черным карандашом для подводки глаз. Голос у них тоже был одинаковый.

Ева рассказывала:

– Как только она пришла на борт, я посмотрела ей в глаза, а она меня почти не узнала. Я улыбнулась и подошла поздороваться с ней.

Сказала ей: «Приветик!» Она просто коротко бросила мне: «Здравствуй».

Ева также добавила, что заметила, что форма сидела на ней не совсем по фигуре, и отметила, что она все делала неуверенно, и это было заметно, как будто все здесь ей в новинку.

– Ребекка держалась ото всех подальше. По списку ее сестра тоже, кажется, была на борту, летела пассажиркой.

Но через какое-то время, сказала Ева, Ребекка, вернувшись из туалета, стала «прежней», каковой Ева всегда ее знала, она как будто чуток похудела по сравнению с фигурой несколько минут назад.

Поговаривали, что ее сестра тоже всегда хотела работать стюардессой, что отбор они проходили вместе, прошли обе, но из-за неукоснительных правил экзаменационная комиссия не смогла взять их обеих, что для непринятой сестры стало колоссальным разочарованием.

Мы предположили, что Ребекка «подарила» сестре на один день «прогулку по салону в облачении стюардессы». Но решили также никогда ни с кем об этом открыто не говорить, и что это навсегда останется одной из многочисленных небесных побасенок.

После каждого полета всем нам четырем нужно было какое-то время, чтобы «опять освоиться в обстановке», «вжиться в дом», где нас несколько дней не было, привыкнуть к погоде и часовому поясу. Каждый вживается по-своему.

У Валентины вошло в привычку прослушать сообщения в автоответчике, почитать газету, позвонить знакомому, распустить волосы и улечься на диван помассировать ноги.

А Людовике надо было сразу же разобрать чемодан и бросить в корзину для белья грязную одежду, разделив ее на стирку вручную и в стиральной машине, а потом она отдыхала, протирая тряпочкой туфли, прежде чем поставить их в шкафчик.

Ева, каждый раз, вернувшись домой, оставляла все как есть, разборкой чемодана она завтра займется, в любой час дня съедала тарелку макарон и ложилась спать, надев повязку, чтобы свет не бил в глаза.

Иногда выпивала таблетку мелатонина, таблетки она покупала в Америке в супермаркете Duan Read, они помогают заснуть.

Я, когда возвращалась, любила посидеть на кухне, еще не сняв формы, но сбросив жакет и туфли, ела печенье и запивала добрым горячим кофе без кофеина с молоком.

Обычно звонила Стефании, мне не терпелось рассказать ей как прошла смена.

Ложилась спать только после того, как смажу лицо увлажняющим кремом.

Ева вернулась в постель, а я присоединилась к Валентине.

– Ну, Валь, что стряслось? И не пудри мне мозги: за километр видно, что у тебя что-то не так.

– Да пустяки. Роберто, тот коллега, старший по Бронксу, ну и… ну и… нахал же он.

– По Бронксу??

– Я сегодня узнала, что так называют последние ряды мест туристического класса в самолете, те, где обычно полно пассажиров! Так вот, ты не поверишь …

– Во что не поверишь? Да не тяни же: выкладывай.

– Ну ладно. Так вот, этот дурак попытался… попытался облапать меня.

– Облапать?

– Да, а еще и говорит «поцелуй меня», и пообещал, что, если поцелую, он составит на меня хороший профессиональный отзыв после полета.

– А знаешь, я что-то такое про него уже слышала? По-моему, он ко всем молодым коллегам с этим подкатывается. Ну а ты что?

– Ну, в общем, я попыталась дать ему понять, что меня это не интересует, а он в ответ толкнул меня на наши станции и собирался навалиться сверху.

– Вот сволочь!

– Я убежала, не знала, что и делать. За всю пересмену с ним ни словом ни обмолвилась, а остров-то крохотный. Из конца в конец пешком дойдешь, и ресторан всего один. Песок мягчайший, рыбки разноцветные, ласковое солнышко по коже, рай, да и только, не будь того дурака, прямо зло берет! По-моему, он в отместку написал на меня плохой отзыв, но я все объясню начальнику отдела, если вдруг вызовет, а вызовет наверняка, расскажу почему получила плохой отзыв.

– Вот стервец! Каждый отзыв имеет значение, особенно для нас, раз мы только-только начали работать.

– Вот именно. А кто-то этим пользуется.

Я не знала, что и сказать-то ей, что посоветовать. Поэтому решила сказать что-нибудь, что помогло бы ей унять горечь в душе, рассказать, что случилось однажды со мной.

– А вот у меня было в рейсе на Рио-де-Жанейро, моя старшая, госпожа Микалини, с гонором приказала мне снять сережки, она, видите ли, считала, что они не совместимы с нормами безопасности; и ей не нравилась моя косичка, мол, не по уставу, мне надо было ее отстричь или заколоть шпильками.

Я-то, конечно же, сделала все тютелька в тютельку как она сказала, но ей неплохо было бы поучиться вежливости.

Микалини владеет пятью языками, говорит даже по-арабски, она отличный работник, но со мной она повела себя презрительно и спесиво, надо думать, как разговариваешь с людьми.

В этот момент прикрытая дверь отворилась. Вошла Людовика:

– Да уж, в этом доме не поспишь, верно? Ну ладно, я все равно все слышала. Так вот, теперь послушайте-ка, что у меня случилось.

Она устроилась на кровати в углу и поведала, как в Индии в Дели один «старший» коллега позвонил ей в номер и «сообщил», что сейчас придет к ней сделать массаж, он недавно закончил курсы сиатсу, и такая лечебная процедура ей, бесспорно, пойдет на пользу.

– Да нет, спасибо, не надо, мне бы только выспаться, – ответила она коллеге, которого все прозвали «корольком» за не совсем строгие манеры.

Через несколько минут стук в дверь.

– Это я. Открой, лапушка!

Дверь, естественно, не открылась.

Мы нашли силы похохотать над рассказом, наконец-то, а потом уснули.

В той поры мы частенько собирались и рассказывали друг дружке разные случаи.

Создается впечатление, что некоторые мужики туги на ухо, особенно если встретится хорошенькая девушка, молоденькая и незамужняя, поэтому надо всегда отвечать ясно, решительно и лаконично, чтобы предотвратить неприятные ситуации, потому что зачастую предупредительность и вежливость истолковывают неправильно и воспринимают, как «приглашение» к определенным действиям. Но всем нам четырем пришлось выучить этот урок на своей шкуре.

И раз такое случалось часто, по рассказам о том, как прошел летный день, и по забавным случаям, которыми мы, девчата, делились друг с другом, когда бывали дома все вместе, мы взяли да составили список, который основывался на нашем собственном опыте, в нем мы описали как флиртуют мужики, что каждая из нас испытала на себе; и верно, работая все время с людьми, общаясь напрямую и часто останавливаясь в разных городах, мы смогли сгруппировать, как ведут себя мужчины самых разных национальностей и профессий, а также наши коллеги, страдающие от «одиночества» в гостиничных номерах.

Когда мы возвращались домой, мы начали класть, каждая в свою коробочку с надписанным на ней именем владелицы, очередную визитную карточку: у нас уже собралась приличная коллекция.

– Ну, у кого наберется больше в конце года?

У многих мужчин витают в голове странные фантазии про стюардесс.

Мы с Евой, Валентиной и Людовикой усаживались по привычке на кухне с чашкой кипящего индийского чая с лимоном, в руках у каждой по печенюшке, и рассказывали одна другой, и часто хохотали до упаду, кто как за нами приволакивался.

В результате мы заметили, что флирты в полете, хоть и сильно отличаются иногда один от другого вплоть до того, что становятся вычурными, донельзя сложными и своеобразными, по сути, в основе имеют много общего, и мы шутки ради составили список, где, основываясь на собственном опыте, попытались распределить по группам разные виды флиртов.

Прототип 1: Галант

Бывает, что, когда разговариваешь с пассажиром или перебросишься парой слов, он спрашивает, делая вид, что спросил невзначай – и так хорошо играет, что потянет на «Оскар» за второстепенную роль, – в каком городе и в какой гостинице мы остановимся, чтобы узнать совпадает ли его конечный пункт назначения с твоим, и может ему повезет и ты согласишься пойти с ним на ужин.

Прототип 2: Двуликий Янус

А: поначалу вежлив + Б: потом настойчив.

Это мы составили по одному моему типичному случаю.

Летели мы рейсом Рим-Милан в 13.20.

Это был первый перелет из трех «разворотных» – так мы называем краткосрочные рейсы между одними и теми же городами, – которые мне надо было обслуживать сегодня.

Смена: Рим – Милан, отправление в 13.20, а прибытие в 14.20.

Милан – Рим: отправление в 16.20 / прибытие в 17.20.

Рим – Милан: отправление в 19.20 / прибытие в 20.20.

Полет заканчивался пересменой в Милане.

Рядом с моей станцией около двери номер три left88
  Слева (англ.).


[Закрыть] на самолете Аэробус 321 сидел изящный мужчина лет примерно тридцати пяти, который поразил меня своей сдержанностью.

На нем был костюм из изысканного ателье, с которым хорошо сочетался галстук, но узел был чуть ослаблен и верхняя пуговица воротничка на рубашке расстегнута, ботинки блестят, густые волосы, безукоризненная стрижка, руки ухожены, очки, замшевый кожаный портфель, утонченные манеры, выглядит интеллигентно.

Это было первое, что мне бросилось в глаза.

Он беззвучно читал книгу «Искусство замолчать» и думаю заметил, что я глянула исподтишка, как называется книга.

Когда я обслуживала его, мы перебросились парой слов, а когда я снова села на свое сиденье во время приземления, он спросил меня, задержусь ли я в Милане.

– Да, но не сразу, сначала мы вернемся в Рим, а остановимся в Милане только после следующего рейса.

– Я живу в Милане и часто езжу по работе, почти каждую неделю летаю в Рим по делам.

– Ну вот и прилетели, выход пассажиров через переднюю дверь, по телетрапу вы пройдете прямо в аэровокзал.

– До свидания.

– До свидания.

В конце рабочего дня, как только я пришла в гостиницу в Милане, неожиданно принесли букет красных роз и книгу, которую читал тот пассажир, вместе с его визитной карточкой, никакой записки.

Ему не составило труда отыскать гостиницу, где мы остановились.

Несколько дней спустя я позвонила ему и поблагодарила. Как бы то ни было, он показался мне очень любезным, и я не думала, что даю ему повод для флирта. Я решительно ничего еще в этом не смыслила.

– Я всего лишь хотел поблагодарить вас за обслуживание на рейсе. Если прилетите в Милан снова, я буду рад пригласить вас на чашку кофе.

– Спасибо, до следующего раза.

Мне приятно было вспомнить те розы, но как его звали, я забыла.

Через несколько недель я открыла, что каждый раз, когда прилетала в Милан, он знал о моем приезде и, подкупив швейцара в гостинице или как-то узнав в какие я летаю смены, звонил мне в номер или посылал сообщения и оставлял записки.

Я строго потребовала от швейцара никому не сообщать, когда я приезжаю, и не передавать в номер телефонные звонки, они начинали действовать на нервы.

Прототип 3: Деловой человек

– Сегодня перед тем, как выйти из самолета, один тип остановился, пристально посмотрел мне в глаза и сказал, что, если мне понадобятся услуги адвоката, он будет рад помочь, и заявил, что он известный адвокат. Ведь вдруг понадобится, верно?

Мы, как всегда, расхохотались.

Прототип 4: Щедрая душа

– Летели мы сегодня в Брюссель, когда торговали беспошлинными товарами, один пассажир попросил меня посоветовать, какие духи подарить племяннице, и я посоветовала ему свои любимые. Он купил два флакончика и один подарил мне, раз уже знал, что духи мне понравятся.

– Ну и ты взяла?

– Да.

Опять захохотали.

Прототип 5: Озорник

– Маттео, командир рейса, пригласил меня на ужин. Мы весь день после обеда вместе прозагорали на солнце около бассейна в гостинице Тадж-Махал в Бомбее, а вечером в ресторане, пока я ела курицу тандури, это такое местное блюдо, он сказал, что я ослепила его своей красотой.

Даже настаивал заплатить за меня в ресторане, вот уж не заведено среди коллег. Говорил, вроде бы, искренне… Вроде бы!

Опять захохотали.

Кроме этого, мы выделили еще несколько макровидов ухаживания в самолете, поделив пассажиров – по-нашему паксов – на две категории.

СКРОМНИКИ

Простак: сколько-то поболтает с тобой и ждет конца полета, а перед выходом всучит стратегическую визитную карточку и скажет: «Если нужно будет, можете позвонить мне, вы такая интересная женщина…»

Человек искусства: умеет что-нибудь мастерить, свернет цветок из бумажной салфетки, которую ты подала ему, когда разносила напитки, и когда пройдешь в следующий раз, преподнесет сие романтическое творение, которое он создал, свернув пальцами в трубочку края салфетки.

Метеоролог: вступив словами «простите, вы не знаете какую погоду предсказывают в Лондоне?», вызывает на приятный разговор.

СКРОМНИКИ ПОБОЙЧЕЕ

Доставала: проходы на борту узкие, и бывает, что расстояние между стюардессой и пассажиром почти сводится на нет, и кое-кто даже и не думает быть повнимательнее и не укорачивать и без того короткую дистанцию, более того, пользуется этим.

Пофигист: подойдет сзади и стоит за спиной, ему наплевать на то, что мы не можем дать ему пройти по совершенно очевидным причинам нехватки места, он зачастую вынуждает нас прервать работу, вернуться с тяжелой тележкой в galley, от которой мы отошли уже довольно далеко, а потом снова толкать тележку до того места, где мы были.

Страстный любовник: пялится на тебя весь рейс, ни разу глаз не сведет, и все пуще делает томный взгляд.

Богатей: «Вам нравятся машины? Я совсем недавно купил ‘мазерати’, хотите прокатиться, или предпочитаете ‘феррари’?»

Холостяк: «Здравствуйте, я холостяк, а вы замужем? Дети есть?»

Не как все: «Я искал именно такой типаж как вы, я кинопродюсер, вам интересно было бы почитать сценарий для одного фильма? У меня как раз с собой копия».

Интриган: «Как только приземлимся в Лос-Анжелесе, меня будет ждать частный самолет, и я полечу на Гавайские острова; там у меня на вилле завтра намечается вечеринка. Хотите съездить ко мне в гости?»

Не обошлось и без рассмотрения многочисленных случаев, когда принимались флиртовать наши коллеги по рейсу: те подруливали обычно после полета, когда мы уже были в гостинице, и мы установили, что самое главное не дать им вторгнуться к тебе в номер, поскольку коллеги порой предпринимают эту тактику, чтобы получить доступ к тебе в самое укромное место, и приемы у них самые невероятные.

Чистюля: «Ты мне зубной пасты не одолжишь, ну будь добра? Я только сейчас увидел, что забыл дома несессер, я заскочу к тебе занять чуток, ты не против?»

Краснобай: «Может посидим, поболтаем немножко? Мне из-за часовых поясов никак не спится, ты, наверно, тоже не спишь. Давай я к тебе приду, или предпочитаешь прийти ко мне ты?»

Зябкий тип: «Да мне в последний момент позвонили, я в резерве был, мне на сборы полчаса дали, и я забыл свитер, а сегодня холод жуткий, не одолжишь мне шарф на ужин сходить?»

Весельчак: «Я тут в номере аперитив приготовил, орешки в баре-холодильнике прямо вкуснятина, не хочешь прийти ко мне, музычку вместе послушаем?»

Любитель удобств: «Мне в номер забыли подушку положить, сейчас, надо думать, у уборщиц на этажах смена уже закончилась: у тебя в номере нет лишней подушки?»

Не напорист: «Извини, что постучал к тебе, но никак не могу этим ключом дверь открыть, можно мне позвонить из твоего номера регистраторше?»

Ловкач: «Привет, я хотел спросить… ух ты, вот так номер у тебя, и кресло стоит, можно я присяду на минутку?»

Романтик: приемчик у него прост: чтобы остаться наедине с коллегой, и чтобы светил интимный ужин, вызывается сообщить тебе время встречи экипажа, но меняет его на более позднее так, что, когда спустишься в холл, все уже ушли.

Должник: «Спасибо за то одолжение (в любом рейсе случается сделать что-нибудь, что можно истолковать как ‘одолжение’). В благодарность приглашаю тебя что-нибудь выпить в баре, отказываться невежливо».

Новичок: «Ты не проводишь меня до главной улицы? Я город плохо знаю».

Нежданный гость: приходит с бутылкой шампанского и двумя бокалами и говорит, что у него сегодня особый день, день рождения: «Ну что, не поздравишь меня?».

Мы заметили также, что некоторые мужчины (меньшинство) предпочитают определенные города: Прагу, Будапешт, Бухарест, Москву, Тирану, Киев, Амстердам, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айрес. Популярны также Латвия и Литва.

Я не стала задумываться почему, и не собираюсь дознаваться, ведь есть риск, что моя склонность к осторожным суждениям и идеализации может наткнуться на не совсем добродетельные мысли.

А если отложить в сторону эти веселые и ироничные списки, то у меня порой бывало – и бывает сейчас, – что как только усталая и обессиленная от трудов лягу в постель и останусь наедине со своим сознанием, мои мысли переносятся к прошедшим событиям моей жизни. Эти воспоминания не всегда подчинялись какой-то определенной логике. Я уверена, что нужны они были затем, чтобы я не отрывалась от своих корней, твердо придерживалась определенных ориентиров. Одной из составляющих этой связи стали – так я считаю – воспоминания о некоторых эпизодах из моей жизни, которые я тщетно пыталась забыть.

Мое прошлое, мой путь, моя жизнь: вот они снова всплывают в памяти.

Трагедии и сказки.

«Они жили долго и счастливо и умерли в один день».

В сказках предпочитают заканчивать на этом.

Когда я подрастала, мечтала о большой любви, мечтала все время, мысли мои летели к тому принцу, которого умело описывала своими словами моя мать; повзрослев, я лелеяла в душе эту мечту и старалась превратить в действительность.

Я верила в эту мечту, хотела бы верить до сих пор, и бывает, что разрешаю себе поверить, плету самой себе, что обман стал истиной, прекрасно понимая, что это не так, но в самой глубине души вранье доставляет мне слабое удовольствие.

В любви мое заблуждение «на всю жизнь» заставляло меня испытывать сильные и напряженные чувства.

Первое разочарование свалилось на меня в семнадцать лет.

Он был этаким славным парнем с нашего двора: он так любил меня, был таким верным, страстным, ревнивым, сильным, и так напичкан твердыми жизненными принципами.

– Ты – моя женщина, – говорил он мне.

Чего мне было еще желать?

Мне надо было выяснить поточнее, что значило для него слово «моя».

У меня была мечта: остаться девственницей, как того требовала традиция, вплоть до свадьбы, и я воображала себе, что отдамся целиком мужчине, которого буду любить до смерти, и это станет идиллией ласки, нежности, любви.

Все пойдет по написанному сценарию: сначала мы обручимся, потом поженимся, родятся дети, будем жить вместе до самой старости.

Мечты разбиваются часто, потому что, когда идешь, пялясь в небо, очень легко запнуться.

– Ты моя, моя женщина, – сказал он на захламленном мусором пустыре за свалкой на окраине Катании при мерцании бледной луны одной ночью, влажной как моя кожа, на которой проступили капельки пота, я бессильно тряслась от страха и взывала к небу, только не это, только бы этого не случилось, умоляла, не хотела, чтобы этот дрянной парень изнасиловал меня, он путал свой эгоизм, свою жажду распоряжаться мною с тем чувством, о котором заявлял, чувством, кстати, кристально чистым.

Он считал, что ему можно сотворить это грязное дело, помогало и дюжее сознание мужского превосходства, которое вбили ему в голову с самого рождения в семье земледельцев невысокого культурного уровня, в которой придерживались сельских традиций, деревенских, крайне старомодных. Он полагал, что прав: я должна была удовлетворить его, подчиниться ему, ведь я – его женщина, он меня любит, он меня желает, так и должно быть, это тоже любовь, сексуальное желание – дело естественное, половой акт нужен, это составная часть настоящих и полных отношений между мужчиной и женщиной, я должна быть кроткой, податливой, беспокоиться мне не о чем, он все «обустроит», «никогда не бросит меня» говорил.

Боль.

Стыд.

Прошли дни, месяцы, годы, а меня все еще снедал стыд.

Тягостное чувство из-за того, что мне было страшно не по себе от охватившего меня омерзения.

У меня не хватило духа рассказать об этом никому.

Мне было неловко, как будто это я была виновата в случившемся, потому что согласилась остаться с ним наедине и поцеловать его.

Может я и впрямь тоже была виновата.

Ну разумеется, это мое поведение побудило его совершить то, чего я никогда не хотела, думала я.

Я стыдилась своей наготы, своей попранной невинности, насилия, которое я претерпела.

У меня силой отняли достоинство моего тела, моей души.

Я не сумела воспрепятствовать ему, хоть и старалась всеми силами, и ощутила себя безвластной невольницей.

Я не сумела спасти свое тело, которое принадлежало только мне и было мне дорого.

Помню, что в руке он сжимал осколок пивной бутылки, которую разбил, чтобы не дать мне убежать, и мог поранить меня очень серьезно, по сравнению с этим ссадины, от которых у меня все еще остались едва заметные рубцы, были пустяками.

И вот он на мне, напрягаются мускулы у него на плечах, руки у него грубы, дышит часто и тяжело, и наваливается на меня всей тяжестью, изо рта противно пахнет, кожа отдает кислым потом.

«Это всего лишь тело», – подумала я, мой разум пытался ускользнуть от этого неизбежного насилия.

Я отчаянно старалась оторвать дух от тела и попробовала считать свое тело всего лишь предметом.

И вышла из него.

Как будто оно было уже не моим; я увидела, что его обесчестили, я укрылась в своем разуме, лишила тело важности и ценности, которые придавала до этого.

Чтобы уберечь себя, чтобы постараться выжить.

После того, что произошло, во мне укоренилась скрытое недоверие к мужчинам.

Я стремилась оградить себя от всех новых разочарований и научилась, может чересчур ревниво, дорожить своей независимостью, не чувствовать надобности, чтобы рядом был мужчина, а может я боялась его появления и лицемерно желала остаться незамужней, полагаться только на саму себя.

Молодые годы и воодушевление, которое никогда не оставляло меня, помогли мне «вернуться в строй», и я опять принялась мучительно искать «большую любовь».

И все же, понадобилось четыре года, чтобы забыть трагедию и вновь обрести необходимую природную наивность, которая словно затерялась на том пустыре.

Так, я заперла это происшествие в еще одном из моих ящиков… на двойной поворот ключа.

Это оказалось нелегко.

Моя озадаченность возрастала: а встречу ли я когда-нибудь того пресловутого принца?

Неверность в любви и в браке стала делом слишком уж житейским, мне становилось все труднее надеяться, что что-то в мире изменится, люди так несовершенны, а чувства всегда непродолжительны, они слишком тонки, легко рвутся: можно изменить из провокации, из шутки, чтобы возродиться, из мести, потому что кто-то подумал, что встретил настоящую любовь, потому что кто-то сумел показать нам какие мы есть на самом деле, потому что хочется чего-то нового, из-за поверхностности, из-за неуверенности в себе, чтобы разрешить сомнение.

Какой смысл, спрашивала я себя, продолжать верить, зачем гоняться за мечтой о большой любви?

Это всего лишь заблуждение?

Даже бракосочетание в церкви не дает гарантии неразлучного супружества: развод разделяет вас, хочешь не хочешь, и никакой священнослужитель помешать этому не в состоянии.

Брак – это обещание, которое рискует оказаться липовым, потому что государство может отменить его простым, холодным росчерком пера в сером здании суда, если один из супругов того потребует.

Вечная любовь рассеивается кратким решением нетерпеливого судьи, который спешит перейти к следующему слушанию.

Велика была битва между наставлениями, которые я получила, и представшей передо мной действительностью, отыскать компромисс было нелегко.

И каждый раз я проваливалась в сон. Завтра снова в полет, мои мысли затихают: они неотделимы от меня.