Текст книги "Аукцион судьбы. Книга 1"

Марина Кистяева
Аукцион судьбы. Книга 1

Глава 1

– Многоуважаемые господа! Прошу внимательнее присмотреться к следующему лоту! Изюминка нашего аукциона! Девушка с удивительной, потрясающей внешностью! Она могла бы украшать мировые подиумы и блистать на обложках модных журналах! К её ногам кидали бы бриллианты и меха! Но она предпочла другую судьбу…

Ведущий аукциона сделал эффектную паузу, за время которой у Александры готово было выпрыгнуть сердце из груди.

Так…

Дыши.

И не волнуйся.

Не смей волноваться, Саша…

Тебе нельзя.

Ты выдержишь.

Ты сильная.

Помни, для чего ты здесь.

Девушка протяжно выдохнула и мысленно похвалила себя, что приняла не только таблетки, полагающиеся ей, но и успокоительные. Спокойствие – её главный козырь.

Не тело. Не изумительные волосы.

Сегодня – спокойствие.

Она прикрыла глаза.

Что там говорил Гриша? Ждать сигнала?

Ок. Хорошо. Отлично. Она будет ждать.

За спиной послышались женские смешки.

– Ну, надо же, как Жора старается ради неё. Ещё изюминкой вечера пусть назовет…

– Итак, господа, изюминка нашего вечера! Невероятная Александра! Прошу поприветствовать её громкими аплодисментами.

А вот теперь, кажется, пора выходить.

Саша, мысленно перекрестившись, понимая, что богохульничает, но не в состоянии преодолеть потребность обращаться к Богу, натянула на себя загадочную улыбку, которую репетировала последнюю неделю, как только появилась вероятность, что Гриша справится с поставленной задачей, и, распрямив спину, ступила на красную дорожку.

Тишина.

И взгляды.

Десятки мужских жадных, алчных взглядов.

Саша ошиблась – тишина не была оглушающей. Играла едва различимая музыка, фон, чтобы приглашенные гости, а по сути каждого из которых можно было назвать «хозяином жизни», чувствовали себя, как можно комфортнее.

Первые секунды самые сложные.

Не стушеваться. Ни на кого не смотреть. Никого не выделять.

Просто стоять.

И да… улыбаться.

– Саше всего девятнадцать лет, многоуважаемые! И она по-прежнему девственна, – это предложение ведущий произнес едва ли не с благоговейным трепетом. – Она давно могла бы встречаться с обычным парнем, влюбится, родить ребеночка, но… Она предпочла сохранить себя для кого-то из вас! Для того, кто по достоинству оценит её, господа! Итак, ваши ставки?

«… – Ты должна четко понимать, что не встретишь там принца на белом коне, Альбиноска.

– Гриша, я понимаю.

– И что он не будет из красавчиков.

– Гриш, не зли.

– Я не злю, глупая, я пытаюсь… Ай, ладно, извини… И да, слушай, там контингент…

– Бандиты?

– Девочка, вот с чего это ты так решила, а, милая? Бандиты сейчас сидят по тюрьмам, сроки отбывают, а есть респектабельные бизнесмены, они ездят на крутых тачках и на кофе оставляют месячную зарплату твоего отца. Блин, с чего я начал… Ах, да. Про контингент. Девяносто процентов это люди в возрасте – это первое. Второе – много кавказцев. До хера, я бы сказал. Какой-то бум просто. Мало они продажных девок попортили, теперь им, мля, наших невинных девочек подавай. И ещё…

– Ты хочешь меня окончательно напугать?

– Я хочу тебя, глупая, отговорить.

– Гриш…Ты знаешь – не получится. У меня нет выбора.

– Дурацкое решение.

– Что ты там ещё хотел сказать?

– Бывают представители мусульман.

– Шейхов что ли?

Ехидный смешок послужил ей ответом.

– Шейхов на всех не хватит. Но… В общем, я тебя предупредил.

– Гриша, я тебя поняла. Спасибо большое.

– Не передумаешь?

– Нет.

– Зря.

– Знаю.

– Саш… Ты же классная… Да по тебе все парни в классе сходили с ума…

Она прикрыла глаза.

– Вбивай в базу».

Когда происходил этот разговор, Саше думала, что будет непросто, но не подозревала, до какой степени.

– Десять тысяч.

– Оооо… Ставки начали появляться сами. Итак, хорошо, начнем с десяти тысяч… Кто больше?

– Двадцать.

– Тридцать.

– Тридцать тысяч, господа, за ночь с очаровательной блондинкой по имени Александра! Ну, это несерьезно… Кому эта девушка принесет победу? Для кого она станет незаменимой? Кого согреет темными ночами?

– Тебя будут покупать не на ночь. Это разводилово. И читай контракт.

– Контракт?

– Конечно, мать! Контракт!

– Черт, попахивает эскортом.

– Ха. Это хуже, чем эскорт.

– Григорий, ты опять за своё?!

Она шутливо зарычала.

– Я пытаюсь тебе рассказать все подробности! Мать твою ж, Санёк, причем я делаю это впервые! Сечешь?! Впервые! Потому что хочу, чтобы…

– Да-да, я слышала про понимание, в какую дерьмовую историю я ввязываюсь!

Если бы он только знал…

Хотя о чем она? Гриша как раз-то всё и знал.

Поэтому и согласился.

– Что там про разводилово?

– Тебя покупают на несколько дней. Недель. Могут месяцев.

– Блин, как-то хреново звучит.

– Говорю, как есть…

– Покупают. Жесть.

– Так что будь готова.

Сейчас она спрашивала себя – готова ли она? И понимала – нет.

– Пятьдесят тысяч.

Черт… черт… черт…

И почему она о Грише не вспомнила год назад?

Почему только сейчас, когда у неё осталось минимум времени?

Пусть итог был бы один и тот же, но многое изменилось бы.

– Сто тысяч.

– Ооооо… Ставки растут, господа.

– Сто пятьдесят.

Господи, неужели кто-то готов заплатить за её девственность сто пятьдесят тысяч?

Маразм.

Или…

– Двести.

– Триста.

– Пятьсот.

Ого.

И тишина.

Вот теперь она была оглушающей.

– Пятьсот? Замечательно, просто превосходно. Кто-то желает дать больше? Посмотрите на нашу Сашеньку! На нашу золотую девочку! Никто? Итак, пятьсот – раз!..

Если до этого Саша стояла и не смотрела на мужчин, то теперь не могла удержаться. Она должна знать, кто её купил.

Должна.

Незаметно повернула в сторону, куда указывал ведущий аукциона, и с трудом удержалась от вздрагивания.

Гриша её предупреждал…

На неё смотрел мужчина кавказской внешности, на вид лет пятьдесят, низкого роста, лысоватый. Он улыбался толстыми губами, положив руки с короткими пальцами, увешанными печатками с драгоценными кольцами, на столик с ажурной белой скатертью.

У Саши засосало в желудке.

Помогите ей, Святые Угодники.

– Миллион.

Мужской хриплый голос прорезал тишину.

Саша растерянно моргнула.

Миллион? Миллион за ночь с ней? Хорошо, за ночи. Это же… это же…

– Миллион!!! – оглушительно завопил ведущий в микрофон. – У нас новый рекорд и новый претендент! Итак, кто-то желает поднять ставки? Господа?

Саша пыталась отыскать глазами человека, назначившего новую цену, и не смогла.

Он стоял в тени.

– Один миллион – рааааз! Один миллион – двааааа… Один миллион – три! Продано, господа!

Глава 2

С чего началась эта история?

С подслушанного разговора?

Когда Саша проходила мимо и обратила внимание, что дверь на кухню в квартире крестного прикрыта. А она всегда была распахнутой…

Они говорили негромко, так, чтобы она не услышала.

– Сколько?..

– Две-три недели…

Всхлип матери и тихий мужицкий мат отца.

– Как мало… Господи, как мало…

– Вам давали прогнозы… год назад… Вера, время быстротечно и…

У матери началась истерика, и, чтобы заглушить её, та зажала рот рукой.

– Знаем… Мы все всё знаем… Но неужели…

Снова мат.

От безысходной злости. От полного бессилия перед обстоятельствами.

– Ничего не могу сделать. Мы пытались… Итог всем нам известен. Поэтому…

– Готовиться?

Слезы… и снова всхлип.

– Да. Готовьтесь. Я помогу… – теперь уже матерные слова от крестного, который практически никогда не ругался и всегда был очень сдержанным. – Помогу с похоронами и…

Больше слушать она была не в состоянии.

Открыла дверь, заботливо прикрытую матерью, и вошла в кухню.

Разговоры сразу же сникли.

Или ещё раньше?

Два года назад…

Их семья, что называется, на себе испытала значение присказки «сапожник без сапог». Только обычно всё менее трагичнее, чем у них.

Все члены их семьи имели прямое или косвенное отношение к медицине. Папа – фельдшер, мама – медсестра. Крестный, с которым они поддерживали близкие отношения, работал кардиохирургом. Саша тоже планировала поступать в медицинский. Жили они не богато. Она знала, что родители для того, чтобы она могла учиться в мединституте, более семи лет копили деньги. Отказались от расширения жилья и ютились в однокомнатной квартире, хотя с подрастающим ребенком это было проблематично. Все делалось на благо будущего.

Никто не ждал и не готовился к беде. Да и можно ли к ней подготовиться. Всё случилось в десятом классе. Саша с подругами в один из солнечных морозных деньков пошли покататься на коньках. Покатались, повеселились от души, потом отогревались в будке, сделанной местными умельцами, в которой переобувались в основном хоккеисты-любители. Девочки не заметили, как засиделись. Сашу начало знобить ещё на катке. Девушка говорила себе, что это обычный «отходняк» после катания. Мало ли что… Знобить не переставало и в будке. Но домой идти совершенно не хотелось. Плюс к девчонкам присоединись парни, среди которых был Илюха Шатов. Выпускник их школы, закончил три года назад и был звездой хоккейной команды. Высокий, красивый, любимец школы. Саше он тоже нравился. Давно. После школы он уехал поступать в Москву и в родной город наведывался только на каникулах. Как сегодня. Так получилось, что после игры он присел рядом с ней и улыбнулся, подмигнув. И день для Саши засиял иными, более яркими красками.

– А ты красивая. Ты ведь в нашей школе учишься, правильно? Класс какой, напомни.

– Десятый, – краснея, призналась она.

– Клёво. Уже большая.

– Ну, типа того.

– Тогда мне можно тебя подвезти, – он продолжал улыбаться.

– Можно.

Шатов сидел в машине. Саша плохо разбиралась в марках, да и стемнело уже. Она запомнила лишь то, что машина была белой.

Они болтали о пустяках. И пока добирались до улицы, на которой проживала Саша, девушка мысленно молилась, чтобы вечер никогда не заканчивался и, чтобы Илья пригласил её завтра на свидание.

Он проехал её дом на пару метров.

– Эй… мой подъезд первый…

– Я слышал твой адрес. Но не буду же я тебя целовать на виду у предков?

Сердце закатилось от волнения. Саша позабыла, как дышать, и разрастающаяся боль в области груди, казалось, была напрямую связана с накатившими на девушку эмоциями.

Илья продолжал всё так же беззаботно ласково улыбаться, наклоняясь к ней. Его большая, широкая ладонь дотронулась до щеки.

– Да ты вся горишь!

Шатов нахмурился.

– В смысле? – на Сашу обрушилось разочарование.

– В самом что ни на есть прямом! У тебя температура, как минимум тридцать восемь! Марш домой!

Илья ошибся. У неё была не тридцать восемь, а все сорок.

Саша пришла домой и разревелась. Вот что за невезение такое? Чертова болезнь испортила намечающийся роман! А вдруг у неё с Ильей что-нибудь получилось бы? Она не строила напрасных иллюзий. Илья без пяти минут москвич, она – провинциалка. Но ведь бывают же легкие увлечения, перерастающие в настоящие чувства?

Оба родителя были на дежурстве. Поэтому Саша выпила жаропонижающее средство, молоко с медом и в весьма дурном настроении завалилась спать.

Утром стало ещё хуже. Тут она уже позвонила маме:

– Мама, мне что-то дурно.

– Что такое? – устало спросила Вера Анатольевна.

– Температура.

– Что пила?

Саша перечислила.

– Так, давай-ка ещё вот что прими…

Слова матери доносились сквозь пелену.

– Саш, ты меня слышишь?

– Да, мам.

– Будь умницей. Уроки выучила?

– Ещё вчера.

– Отлично. Скоро буду…

Саша уже плохо слышала маму. Нажала на отбой и опустилась прямо на палас. Села и прикрыла глаза.

Надо бы позвонить папе…

Как ни странно, но Саше ближе был отец. С ним они больше проводили времени. Гуляли, разговаривали. Если ей было плохо, она шла к нему. Садилась рядышком, и Вадим Сергеевич тотчас обнимал дочь, притягивая к себе.

– Мелкая, что нос повесила? Рассказывай, что приключилось.

Вот и в тот день, чувствуя, что находится на грани, Саша нажала на вызов «Любимый папуля».

– Да, дочь.

Он ответил сразу же.

А она единственное, что могла сказать, так это выдохнуть:

– Пап…

– Саша, что случилось?

Тишина.

– Саша, ты меня слышишь? Сашуль! Сашка!

Через полчаса Вадим был дома и обнаружил дочь, без сознания лежащую на полу.

Двустороннее воспаление легких – таков был диагноз – итог дня, что сулил быть одним из самых лучших в девичьих воспоминаниях Александры.

А стал началом конца.

Сашу госпитализировали. Лечили. Всё, как полагается. Только где-то что-то пошло не так.

И прозвучали слова терапевта:

– Воспаление дало осложнение на сердце.

Тогда, три года назад, для Саши эти слова не прозвучали никак. Ну, осложнение и осложнение. Часто ли мы задумываемся о здоровье в шестнадцать лет? Да почти никогда. Нам кажется – вся жизнь впереди. Жизнь, непременно, долгая, полноценная, радостная, с интересными и незабываемыми моментами. Конечно же, с любовью. Где-то там, впереди, Судьбой уготована встреча с человеком, который наполнит каждый твой день радостью и смехом, и однажды ты услышишь, как под твоим сердцем бьется ещё одно маленькое сердечко.

Всё это ожидало Сашу впереди.

Так она думала. Тогда.

Осознание надвигающейся катастрофы пришло с глаз отца. С его осунувшегося лица. С некой затравленности во взгляде. Обреченности. Саша смотрела на него и медленно начинала осознавать – что-то не так.

А жжение в области груди повторялось с удручающим постоянством…

ЕГЭ в одиннадцатом классе ей «сделали». В прямом смысле. Два последних месяца перед выпускными экзаменами Александра в очередной раз провалялась в больнице, кочуя из одной в другую.

– Мам, пап, я нормально себя чувствую. Мне русский зубрить надо и…

– Мелкая, никаких «зубрить». Иди отдыхать.

На папу Саша посмотрела так, точно тот сошёл с ума. Как не учить… Он о чем? Родители ей с первого класса внушали мысль, что учеба для неё обязанность, детская работа. Они работают в больнице, она в школе. Все логично и правильно. Саша училась хорошо. Сама учёба ей давалась легко, девочка тянулась к знаниям. Учителя её любили. И тут…

У Саши ёкнуло в груди.

Она хорошо помнила тот вечер, когда, дождавшись ухода мамы на ночную смену, – теперь родители не оставляли её дома одну – она подошла к отцу и, предварительно заварив чай, тихо спросила:

– Папа, насколько всё серьезно?

Отец молчал.

– Папа, я хочу знать. Понимаешь… Хочу. Мне это надо. Я уже взрослая…

– Саша, тебе только семнадцать! – простонал отец, и его глаза наполнились болью. Той самой мужской, что обычно не показывают, которую таят и прячут. Тем более, родители от детей. – Семнадцать, понимаешь?!

– Нет. Не понимаю. Объясни, папа, – она протянула руки к своей чашке и увидела, что они у неё мелко подрагивают. – Я хочу знать.

Отец молчал.

Смотрел на дочь и молчал.

Перед ним сидела ЕГО девочка. Его малышка. Единственный ребенок, вырванный им когда-то у Судьбы. Он дрался за неё, вгрызаясь зубами в саму жизнь. Боролся, никогда не сдавался и не помышлял даже о том, чтобы свернуть с выбранного пути. Саша была самым желанным ребенком. Самым дорогим. Самым долгожданным. Его солнышко. Его отрада. Всю любовь, что он не смог выплеснуть на женщину, всю ту заботу и внимание, что она не пожелала когда-то принять, он направил на маленькое создание, что появилось в его мире.

Саша… Сашенька… Александра.

Девочка с золотыми волосами и лучистой улыбкой.

Послушный ребёнок, что не доставлял никаких хлопот и рос самостоятельной личностью, полностью подготовленной ко взрослой жизни.

И тут…

Диагноз.

Черная черта на девственно белом листе.

Вадим до сих пор не верил. Отказывался принять. Но звонок от брата, работающего в московской клинике, подтвердил верно поставленный диагноз.

Сердце.

У его малышки в любую секунду может остановиться сердце…

И как ей об этом сказать?

Они всегда были близки – отец и дочь. Каждую свободную минуту он старался проводить с ней. Обсудить прочитанную книгу, сходить на премьеру фильма, погонять вдвоем мяч на поле перед лесом. Рассказать книгу на ночь и укрыть одеялом. Вера непонимающе качала головой, наблюдая за его, как она считала, чрезмерной заботой о дочери.

– Она вырастет, Вадим. Не стоит слишком опекать.

Опека и родительское внимание, участие в жизни ребенка – разные вещи.

И вот как осознать, что жизнь ТВОЕГО ребенка может оборваться в любой момент? Как принять горькую правду?

– Мы сделаем операцию, Вадим. В клинике, где я работаю. Тут хорошее оборудование. Не лучшее в стране, но… Стоящее.

Это сказал ему его брат, Константин. Его соперник. Тот, кто до конца не простил ему то, что Вера выбрала не его, а менее удачливого брата. Костя тогда психанул и сорвался в Москву, порвав на несколько лет связь с Верой и Вадимом. И лишь, когда те предложили ему стать крестным для четырехлетней Саши, он не смог ответить отказом.

– Спасибо.

– Вадим… – в трубке повисла тягостная тишина. – Операция операцией, но я бы озадачился вопросом нахождения донорского сердца.

Вадим осел на стул.

Он не стал задавать Косте вопросов.

Они были ни к чему.

Каждый из них понимал – найти донора нереально.

В голове тогда мелькнула мысль – отдаст своё. Да, он готов был пожертвовать жизнью ради жизни своей девочки. Но с накатывающим отчаянием вспомнил, что несколько лет назад пережил микроинсульт, и его сердце вряд ли подойдет. Да и по законам РФ никто не будет его убивать… Ни один врач не пойдет на преступление.

И нет выхода… Нет спасения.

Теперь доча сидит напротив и ждет от него ответа.

Смотрит внимательно. По-взрослому.

– Всё очень серьезно, – наконец, сказал он.

Саша улыбнулась сквозь навернувшиеся слезы. Она пыталась их скрыть, не хотела показывать, насколько её шокировало признание папы. Она надеялась, что он скажет что-то иное. Надежда – самая жестокая вещь в этом мире. Почему-то именно к такому мнению она пришла. Надежда дарит нам желанием жить, двигаться вперед, и когда её не остается, очень сложно, практически нереально оставаться в тонусе и заставлять себя каждое утро открывать глаза и улыбаться восходящему солнцу, а так же убеждать окружающих, что всё будет хорошо.

– Папуль, мы справимся… Мы обязательно справимся…

Тогда она искренне верила в слова, что были произнесены на крохотной кухоньке их «однушки».

Они обивали пороги министерства здравоохранения, и их поставили на очередь. Дав ещё одну призрачную надежду…

Глава 3

Больше всего в жизни Саша ненавидела фразу: «Надежда никогда не должна вас покидать» и тому подобное. Хочется выть и бросить в ответ что-то едкое. Надежда – самая жестокая вещь, какую только можно представить.

Нет, ты надеешься первые месяцы. Первый год. Смотришь в зачастую равнодушные от усталости глаза врача, который не может тебе ничего предложить, и на что-то надеешься…

А потом всё.

Это всё у Саши наступило полгода назад, когда крестный позвонил отцу и сказал:

– Есть донор.

Саша навсегда запомнила, как мать осела прямо посреди кухни, а отец начал заикаться от радости.

Говорили на громкой связи.

Саша позабыла, как дышать.

– До… донор?

– Да, Вадим, донор.

Первой обратила внимание на голос крестного сама Саша.

В нем не было ни восторга, ни облегчения, а ведь крестный принимал самое непосредственное участие в стремлении вылечить, что-то сделать полезное для Саши.

Девушка подошла ближе к папе и громко спросила:

– Крестный, в чем подвох?

– Привет, Сашуль.

– Привет. Так в чем подвох?

Пауза, за время, в которое отец успел переглянуться с матерью.

– Донор не проходит ни по одной базе.

Саша прикрывает глаза.

Вот он – подвох.

– В смысле? – Вадим ещё не понял до конца.

– Это контрабанда органами, брат, в самом что ни на есть прямом смысле.

– Откуда…

– Есть каналы. Я тоже не могу сидеть и ждать, когда Саша…

Он не договорил.

– Сколько, крестный?

– Триста тысяч. Сто даю я.

Саша, скорее увидела, чем услышала, как облегченно вздыхает папа, и лишь когда повернула голову, заметила, как кровь приливает к лицу.

– Костян, спасибо. Не, двести тысяч мы потянем…

– Папа, – оборвала его Саша, чего практически никогда не делала. Особенно в последние годы. – Ты не понял. Крестный, триста тысяч евро или долларов?

– Долларов.

Вот тут на родителей нашло оцепенение.

– Триста тысяч долларов… это сколько в рублях…

– Это нереально…

– Это…

– Крестный, твои сто… – Саша шумно сглотнула. – Откуда?.. И спасибо тебе, я…

– Накопил, Саш. Ты же у нас одна. Ладно, давайте, я сейчас прерву разговор и позвоню завтра утром. Ответ мне нужен к вечеру. Необходимо дать залог.

– А залог сколько?

– Семьдесят пять.

– Процентов?

– Нет. Тысяч.

– Спасибо, Костя.

Отец нажал на отбой и откинулся на спинку стула.

Мама кое-как поднялась с пола и, пошатываясь, прошла к кухонному диванчику с ободранными краями, опустилась на него и сипло сказала:

– Вадик, звони риелторам. Будем продавать квартиру.

– Мам… пап… вы чего… я не позволю… я не приму…

Саша даже не замечала, как плачет, как слезы брызнули из глаз и холодными струйками побежали по раскрасневшимся щекам. Она только чувствовала, как что-то обжигает лицо, да в горле стоит ком, который никак не сглотнуть.

– Без разговоров, Саша. Это не обсуждается.

Они продали квартиру быстро. Плюс накопленные деньги. Ещё другие родственники помогли. Озвученную сумму собрали.

А потом…

Потом их кинули.

«Передачу» сделали. И сердце привезли. Господи, как это кощунственно звучит, но что не сделаешь и не подумаешь, не скажешь, когда на кону стоит твоя жизнь.

Оно оказалось «непригодное». И срок для трансплантации вышел, и перевозку осуществляли неправильно. Много косяков было, только кого они волновали…

– Тупо из морга, – сказал крестный, отворачиваясь и пряча глаза, в которых также появились слезы. – Развели…

Мама долго ругалась сквозь рыдания. Требовала найти, угрожала полицией, что-то говорила, какие-то доводы приводила.

А в голове Саши билась лишь одна мысль – она, именно ОНА оставила родителей без квартиры, без средств к существованию.

Она.

Не те бандиты.

Не они.

Она.

Только она…

Поэтому Саша на следующий же день откопала в записной книжке телефон Григория.

– Привет, Григо. Надо встретиться.

* * *

Гриша нервничал. Он пригласил её в небольшое кафе в стиле стимпанка. Уютно и вполне мило. Саше даже понравилось.

Как только девушка узнала о диагнозе, она приучила себя иначе смотреть на жизнь, на каждодневные события, обращать внимание на то, что обычно человек пропускает мимо себя.

При смертельном диагнозе всё меняется…

Гриша выглядел стильно в белой футболке, с забритыми висками и небольшим хвостиком на затылке. Увидев одноклассницу, он поднялся, схватил огромный букет роз на длинной ножке и протянул его Саше.

– Привет, Сашуль.

– Привет, Гриша. Спасибо. Я могла бы сказать, что не стоило суетиться, но не буду. Мне правда приятно.

– Блин, вот за что я тебя всегда любил, Сергеева, так это за твою чопорность и долбанную аристократичность. Все девчонки, как девчонки, а ты не с нашей орбиты. И такой же и осталась.

– Это плохо?

Саша положила тяжелый букет на тот же кресло-стул с металлическими коваными ножками и забавными винтиками-шпунками, а сама села напротив молодого человека.

– Для тебя – нет. Для парней – да.

Они встретились взглядами, и Саша улыбнулась.

– Перестань, Гриша. Если бы ты не был конкретным бабником и аферистом, может, я и подпустила бы тебя к себе. Ты же пройдохой стал класса с девятого, если не раньше. Всё, что касалось мутных тем – к Григорию Варгянову.

– Ну-ну. Так я тебе и поверил. Да к тебе совсем нереально было подобраться.

– Ладно, Гриш, не будем. Школа – это такая… школа. Угостишь меня чаем?

– Конечно. Прости. Десерт?

– Давай. Я люблю сладкое.

Парень хмыкнул.

– И за это тебя подруги по-любому ненавидят. Видят, как ты уплетаешь тортики с пирожными за обе щеки и не поправляешься ни на грамм. Шикарно выглядишь, Сергеева.

– Спасибо.

Официант с очками-гогглами на голове появился у их столика, стоило Грише сделать знак. Саша осталась безучастной к выбору десерта. Её больше заботил предстоящий разговор.

Поэтому, как только официант отошёл от их столика, она откинулась на кожаную спинку кресла-стула и негромко сказала:

– У меня к тебе дело, Гриша.

– Я понял.

Он нахмурился.

– И мой ответ сразу «нет».

– Почему? – Саша спокойно улыбнулась.

– Да потому что, мля, ты хорошая девчонка! И что бы ты там себе не напридумывала, я не подпишусь. Поняла, Сергеева?

– Даже не выслушаешь меня?

– Нет.

– Тогда зачем согласился со мной встретиться?

– Может, увидеть тебя хотел.

Саша продолжала улыбаться, ласково глядя на парня. В одном он был прав. Её всегда считали неправильной, не от мира сего. И на то было несколько причин.

Во-первых, родители. Да-да, тут она должна была сказать спасибо папе. Он с раннего детства занимался с ней, приучал её к литературе, заставлял с собой смотреть аналитические программы, информационные. Естественно, это не могло не отложиться на характере и развитии Саши. И если ее ровесники больше разбирались в гаджетах, она знала имена всех премьер-министров и на ночь читала книги по истории медицины.

Во-вторых, её внешность. Кто-то считал её достаточно экзотичной. Кто-то дразнил её. Природа Сашу наградила чем-то средним между альбиноской и восточной внешностью. Пепельно-белоснежные волосы при бронзовой коже. Если альбиносы не могут долгое время пребывать на солнце, получая ожоги, она нежилась под теплыми лучами и к сентябрю получала шикарный, идеально ровный загар, которому завидовали не только девочки.

Поэтому да, она выделялась из толпы сверстников.

– Хотел бы увидеть, набрал номер, – Саша потянулась к сумке и достала из неё заранее приготовленный файл.

Спокойно положила его перед Гришей, который заметно напрягся.

– Что это, Сергеева?

– Это копия выписки истории моей болезни.

Гриша не спешил её брать.

– Зачем она мне? Сашуль, я в курсе, что у тебя там проблемы с сердцем, об этом все знали, и…

– Гриша, у меня нет проблем с сердцем. Уже нет… Потому что и сердца фактически нет.

Парень недоумевающе нахмурился.

– В смысле?

– В прямом. Моё сердце сейчас больше напоминает лохмотья. Так что – да, его фактически у меня нет. А это, – она кивнула на файл, – чтобы ты точно представлял, о чем я говорю.

– Зачем мне знать подробности. Я не догоняю, Сергеева.

– Накануне мы вышли на неких ушлых людей, занимающихся нелегальной торговлей органами. Звучит, как в триллере. Ну, ладно, не о том. Они нам объявили цену, мы согласились. Родители продали квартиру, крестный дал все свои накопления. И нас кинули. Нет сердца, нет у меня жизни.

Она говорила спокойно, без иронии, не поясничая. Доводила до Варгянова некоторые факты своей жизни, не более.

Григорий побледнел.

– Вот же ж… суки.

– Гриша, посмотри, пожалуйста, на меня.

Он посмотрел, и взгляд его при этом бегал из стороны в сторону.

– Я не говорю, что ты, как они. Но! – тут Саша сделала небольшую эффектную паузу. – Я знаю, что ты занимаешься нелегальным бизнесом. Поставляешь девочек богатым заказчикам.

– Откуда знаешь? – в голосе парня прозвучали рычащие нотки. К файлу он так и не притронулся – поверил на слово. Потому что вращался в тех кругах, где слова «честность» и «порядочность» воспринимались, как нечто чуждое.

– Птичка на хвосте принесла.

– Оторвать бы той птичке хвост.

Гриша стал необычайно серьезным, его лицо приобрело жесткое выражение, если не сказать жестокое. Перед ней сидел молодой волк, пробивающийся на вершину пищевой цепочки клыками и когтями.

– Сергеева, не лезь туда, – он чуть заметно покачал головой, на что Саша спокойно улыбнулась.

– Поздно, Григо, поздно.

– Нет.

– Да. Я хочу, чтобы ты меня пристроил в один из клубов. За что дают самую высокую цену? За девственность. Вот и устрой меня на аукцион, в ближайшую пятницу-субботу. И не говори, что нет времени. Потому что у меня его тоже не остается.

Варгянов резко подался вперед, хватая Александру за руку и с силой сжимая её.

– Ты понимаешь, мать твою, во что пытаешься ввязаться?! – прорычал этот молодой хищник.

– Конечно.

– Ну так вот, информированная ты моя! Мне тоже на хвосте только другая птица пропела, что ты не девственница. Шатов оказался тем ещё треплом и, как только отымел тебя, всем растрепал, что снял с тебя «клубничку».

Саша прищурила глаза и тоже подалась навстречу. Теперь между лицами говоривших практически не осталось пространства.

– Я была дурой. За что и расплачиваюсь.

– Поэтому ты не подходишь.

– Подхожу. Устрой меня. Остальное – мои проблемы. Слышишь, Григо? Мои! Ты хотел от меня жаргона, так получи! Я озвучу вслух – мне насрать, что будет со мной! Понимаешь? Насрать. Пусть меня хоть на куски режут, быстрее сдохну… А вот у моих любимых родителей за душой не осталось ни рубля. Да что там ни рубля… Ни копейки. Им даже хоронить меня не на что! Поверх земли не оставят, но факт остается фактом. И я не хочу, чтобы после моей смерти они скитались по съемным квартирам! В нашем городе комнату на общей кухне можно купить за пятьсот-семьсот тысяч. Я потяну на эту сумму? Потяну.

– На пятьсот точно потянешь! Мля… Да что я говорю… – он запустил пятерню в волосы, растрепав тщательно уложенный «хвостик», и отпрянул назад. – Нет…

В его голосе пропала прежняя уверенность.

– Да, Варгянов, – продолжала настаивать Александра.

В этот момент к ним подошёл официант. Они замолчали, выжидая, пока он расставит чашечки и десерты.

После того, как отошёл, они не спешили возобновлять разговор.

– Ешь пирожное. Здесь они очень вкусные.

– Помоги нам, Гриша, я тебя очень прошу.

– Саша, там проверяют девочек. Девственницы они или нет.

– Проверяет – кто? Гинеколог? Или они запрашивают данные из больницы?

– Сейчас и запрашивать не надо. Компьютерная база одна. Там свой врач, имеющий доступ. Поэтому… Достаточно просмотреть. Если нет никакой информации, то уже смотрит.

– Тем более.

– Не понимаю тебя.

– Что не понимать? Ты же наверняка помнишь Андрюху Семышева?

– Ну, помню.

– У него всегда был талант к программированию. Сейчас он кружится с хакерами. У меня есть на него выход.

Григорий откинулся на спинку и снова долго и внимательно посмотрел на девочку, с которой когда-то жил на соседних улицах и ходил в одну школу.

Красивая. Нереально красивая. В своей экзотической красоте. Да у него в штанах член периодически дергается на неё. Грудь под маечкой вон какая тугая и высокая. А волосы… Сейчас заплетены в тяжелую косу.

Она будет украшением любого клуба.

– Что же ты творишь, Сашка.

– Я пытаюсь помочь свои родным, Гриша.

– Никогда бы не подумал, что ты окажешься авантюристкой.

– Я и не авантюристка. Просто… так легли карты.

– Значит, так. Есть два клуба, где торгуют девственностью. В один ты сразу не попадаешь, потому что там возрастной ценз восемнадцать лет, и это самая верхняя планка. А во второй… Можно попробовать. Но сразу говорю – там люди тоже серьезные. И когда узнают, что ты не девочка…

– Всё будет хорошо, Гриша. И… спасибо тебе. А теперь давай попробуем десерт. Говоришь, вкусный?