Текст книги "Марго, или Люблю-ненавижу"

Марина Крамер
Марго, или Люблю-ненавижу

© Крамер М., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Огромное спасибо моей Neris за неоценимую помощь в работе.

Танго – это ностальгия, прошлое.

Прошлое в настоящем, прошлое в будущем.

Онофрио Пасенса

«Куда… ну куда мне спрятать эту скрипку? Я не хочу – не хочу…»

Громкий голос из глубины квартиры заставляет шестилетнюю зеленоглазую девочку с тугими каштановыми косичками вздрогнуть и прижать к груди футляр.

– Где ты застряла? Я знаю, что ты дома. Иди сюда сейчас же.

Страшнее не может быть ничего… Этот голос, порой напоминающий скрежет металла, принадлежит человеку, которого шестилетняя Марго любит и одновременно боится до ужаса, до дрожи в коленках, до противных мурашек по спине. Голос матери.

На девочку наваливается оцепенение, она никак не может справиться с собой, сдвинуться с места и сделать хоть какое-то движение – так и стоит посреди просторной детской, прижав к груди футляр с маленькой скрипочкой. Шаги в коридоре – и на пороге возникает ОНА. Крупная, с чуть раскосыми глазами, яркая и вызывающе красивая, с татарскими чертами лица, облаченная в длинный шелковый халат, расписанный змеями и драконами. Дымится сигарета в длинном мундштуке.

– Марго, ты оглохла? В чем дело?

Девочка опускает голову.

– Что?! Ты провалила экзамен, дрянь?! Руки на стол!

– Мама… мамочка, пожалуйста, ну не надо… я все выучу…

– Я сказала – руки на стол, неблагодарный выродок!

Я трачу время и деньги на репетиторов, а ты, бестолочь, этого не ценишь!

Сигарета летит в стоящую на столе вазу, а в руках у женщины оказывается тяжелая линейка. Она со свистом опускается на тонкие пальчики девочки, нервно вздрагивающие на краю полированной столешницы. Марго не плачет – это бесполезно, это только сильнее раздразнит мать… Линейка взлетает и опускается до тех пор, пока столешница не становится мокрой, а руки шестилетней Марго – красными от крови…

Я вскидываюсь на влажной постели от собственного крика – господи, опять… Опять этот кошмарный сон…

Москва, начало двухтысячных

Конечно, это танец, что, по-твоему, я делаю внутри себя?

х/ф «…а в душе я танцую…»

Меня зовут Маргарита. Но практически никто не пользуется этим именем – в том числе и я сама. Марго – так я называю себя с детства, сколько помню. Только муж никак не воспринимает – зовет Ритой. Восемь лет пытаюсь отучить – все зря.

– Ты не собака, чтобы носить кличку. У тебя прекрасное имя, – безапелляционно заявляет Рома, и я умолкаю. Не хочу лишний раз ссориться.

К чему это я сейчас? Не знаю… наверное, когда вспоминаешь что-либо глобальное, будто специально всегда приходят разные мелочи, мешающие основному, сбивающие с толку и не дающие выстроить логичную картину мира. Мне бы удивляться и радоваться, что предаюсь воспоминаниям, сидя в уютном плетеном кресле на веранде собственной дачи, а не в тюремной камере на жестких нарах…

Чаще всего почему-то на память приходит детство. Вот вы любите детские годы? Наверняка – ведь именно тогда в жизни происходило все самое хорошее, светлое и доброе. У меня же… не знаю. Сказать, что я была несчастна, не могу – все-таки не каждому выпало то, что мне, но и особых положительных эмоций во мне не рождается. Оттуда, из детства, вырастают и все наши комплексы и проблемы, я в этом убеждена.

Я не стала великой скрипачкой, известной фигуристкой, и даже любовь к теннису куда-то улетучилась с возрастом. Зато моя профессия куда как более в духе времени. Я – GR, то есть Government Relations. Если кратко и по-русски – посредник, оказывающий фирмам услуги по связям с чиновниками разных рангов. Проще говоря, помогаю им «дружить» с властью за определенную сумму. Объектом деятельности являются разовые услуги – типа получения крупных кредитов, например, или разрешительных документов на строительство. Я получаю за это процент от сделки – и все довольны. Но в последнее время такие специалисты, как я, перестали работать «точечно» и с разными конторами. Мы просто «садимся на зарплату» в крупную фирму и решаем только ее вопросы. Но я не ищу легких путей. Мы с Ромой решили начать свой бизнес на этом поприще.

«С Ромой» – громко сказано, занималась этим в основном я, потому что муж имел серьезную и ответственную работу в газете и не мог целиком посвятить себя семейному делу. Однако его связи помогали мне в развитии и совершении удачных сделок. Зарабатывала я прилично, многое могла себе позволить и позволяла.

Но разовые сделки меня уже не устраивали – мне хотелось чего-то большего, какого-то крупного заказа, который позволил бы заработать хорошие деньги и исполнить наконец свою мечту – уехать жить в Испанию. О, это моя страсть – Испания…

Я непременно расскажу, почему именно эта страна запала в сердце. Рома, кстати, вполне разделял мои устремления и помогал в осуществлении мечты как и чем только мог. Это он сводил меня с нужными людьми, подсказывал, направлял и давал дельные советы. Бедный Рома… только ему по плечу оказалось вынести меня со всеми моими странностями и комплексами…

Мой ночной кошмар зовут Алексом. Он приходит ко мне каждый вечер ровно в одиннадцать и не выпускает, пока я не падаю в изнеможении на подушку, захлебываясь слезами, пока не попрошу: «Отпусти… отпусти меня, пожалуйста, я буду такой, как ты хочешь». Тогда он оставляет меня в покое, закуривает и, прищурившись, наблюдает из темного угла за мной, за тем, как я вытираю влажный от пота лоб, как облизываю пересохшие губы, как перевожу дыхание и пытаюсь унять противную мелкую дрожь во всем теле. Он смотрит так пристально, что у меня возникает ощущение, будто видит все насквозь, каждый нерв, каждую клеточку. Он умеет читать мои мысли, предугадывать мои поступки, он всегда знает, что и когда произойдет со мной. Меня это уже не пугает, не расстраивает – я привыкла. Более того – я уже не могу без этого. Алекс – не демон. Он – мой ангел. Ангел, который дает мне силы жить и не сойти с ума. Он всегда оказывается рядом в момент, когда я особенно в этом нуждаюсь, когда мне больно и плохо, когда я растеряна, расстроена, больна – в любую трудную минуту. Мне не нужно для этого звонить ему или как-то связываться. Он всегда приходит сам. Я могу вернуться вечером с работы, открыть дверь и обнаружить его сидящим на диване с сигаретой. Могу выйти из лифта и оказаться у него на руках. Могу бежать по улице, погруженная в свои мысли, и неожиданно уткнуться лицом в его грудь. Он такой. Он всегда знает, где я и с кем, что делаю, о чем думаю. Он готов ради меня на все. Но именно Алекс сделал мою жизнь такой, какая она есть. Он сломал меня, молодую и наивную дурочку с распахнутыми глазами. Внушил многие вещи, от которых я теперь стараюсь избавиться – и не могу. Сейчас он просто чувствует свою вину и ответственность за меня, и поэтому он всегда рядом – даже если физически находится совершенно в другом месте.

Я не знаю, как все было бы, если бы не он. И не хочу знать, потому что при всех неприятностях и ужасах моего нынешнего существования я ни за что не смогла бы отказаться от всего того, что было у меня с ним. Целый год, давно-давно, кажется, в другой жизни, я была так счастлива, что все остальное выглядит блеклым и вылинявшим, утерявшим первозданный вид. За год, что я провела с ним, я была бы готова отказаться от многих вещей – да, пожалуй, от всех. Потому что Алекс… чертов эмпат, копающийся в моем мозгу, дал мне такое нереальное счастье, что выпадает в жизни лишь единицам. Но несмотря на это, я никогда не прощу его за то, что он сделал с моей душой. Никогда. Он знает и не пытается оправдаться. Он вообще никогда не оправдывается – он всегда прав. Непогрешимо, бесповоротно. Не могу сказать, что люблю его – нет. Но он – мой. А я – его. Его – даже если учесть, что я давно и относительно без проблем замужем, а мой муж – очень уважаемый человек. Но это другое. Это скорее якорь, возможность не погрузиться в безумие. Стабильность, надежность и чувство уверенности. Он любит меня, прощает мне такое, что другим и не снилось, оберегает меня и понимает. Но он – не Алекс. Он чудесный, спокойный, умный и надежный – но не Алекс.

Когда-то давно

Танец – это вечное возвращение, скачка цифровых лошадок на сошедшей с рельсов карусели.

Фредерик Бегбедер, «Каникулы в коме»

Я бежала на тренировку по заснеженной Москве, стараясь не поскользнуться и не упасть. Спортивная сумка хлопала по боку, но я не обращала внимания – только бы успеть, не опоздать, иначе Ольга Петровна непременно позвонит матери и расскажет о нарушении режима, а это чревато очередным скандалом. Как раз сегодня в школе решили устроить генеральную репетицию предстоящей встречи с гостями из Англии. Я училась в специализированной школе с английским уклоном, очень престижной и элитной, попасть туда было сложно, но благодаря обнаружившимся способностям я без труда выдержала вступительные испытания. Нагрузки были аховые, уроков задавали столько, что приходилось сидеть с учебниками повсюду – по дороге на тренировку, с тренировки, в перерывах между занятиями и даже дома до глубокой ночи. Кроме того, я серьезно занималась теннисом, участвовала в соревнованиях и часто уезжала на сборы. Свободного времени не было совсем, ни о каких походах в кино или просто о прогулках с подружками не велось и речи – мать жестко следила за соблюдением режима и всякий раз наказывала за малейшие промахи. Мне уже в ту пору казалось, что мать мстит мне за развод с отцом. Уже в тринадцать лет я считала, что отец просто спасал свою жизнь и здравый рассудок, а потому и ушел из семьи, не вынеся постоянных придирок и скандалов. Мы часто виделись с ним, ездили отдыхать с его новой семьей, и всякий раз это вызывало у матери неконтролируемые приступы ярости. Но к тому времени я уже научилась не реагировать, отстраняться и не слушать оскорблений в свой адрес. Открытая и доброжелательная от природы, дома я превращалась в затравленного зверька, забивающегося в угол при звуке громкого голоса. «Папочка, пожалуйста, забери меня к себе, – просила я, сидя с ногами на подоконнике за тяжелой темно-красной портьерой среди любимых матерью фиалок. – Я буду нянчить твоих детей, буду убирать квартиру, чтобы это не приходилось делать Ларисе, я буду самой послушной – только забери».

Отец даже не догадывался о том, что происходит в его бывшей семье, – я никогда не жаловалась ему, никогда ничего не рассказывала, а в ответ на вопрос «как дела?» только пожимала плечами и бросала расплывчатое: «Все в порядке, папа».

…На тренировку я успела, забежав в зал буквально за минуту до начала. Во время занятий мне удавалось забыть о своих проблемах, отвлечься от них и целиком отдаваться любимому делу. Тренер была довольна успехами – в тринадцать лет я подавала большие надежды и даже выиграла пару довольно престижных турниров в стране. Однако после тренировки нужно снова идти домой – туда, где ничего, кроме крика и недовольства, меня не ждало.

Я любила мать и всякий раз пыталась найти оправдание ее поступкам. Я понимала, что одной, без мужской поддержки и внимания, тяжело, что она устает на работе, что старается дать мне все лучшее. Но порой так не хватало простой возможности сесть рядом на диван и рассказать что-то о школьной жизни, о тренировках, да просто прочитать, наконец, свои стихи, которых было написано уже две толстые тетради в клетку. Мать, холодная, неприступная, не давала такой возможности, и я довольствовалась одинокими посиделками на любимом подоконнике в детской.

Москва, начало двухтысячных

– Вы не танцуете? Позвольте, но что же вы делаете, когда идете куда-нибудь с дамой?

– Устраиваю танец напитков в глотке. Получается неплохо.

Эрих Мария Ремарк,

«Три товарища»

Свою «крупную рыбу» я все-таки выловила. Это случилось в Каннах, куда Рома взял меня с собой на выставку для профессионалов рынка недвижимости. Он даже согласился везти меня туда за свой счет, так как считал, что это полезно для завязывания знакомств и более тесного неформального общения с чиновниками и профессионалами в области недвижимости. Рома, правда, не подозревал, что уже давно я выдаю себя за свободную женщину, потому что интуиция подсказывала мне, что так полезнее для бизнеса и завязывания знакомств – броская внешность сразу притягивала ко мне мужчин разных калибров, а тот факт, что я замужем, не всегда способствовал контакту. Нет, я не спала с потенциальными клиентами направо и налево, но от легкого флирта не отказывалась. Свою близость к Роме я оправдывала в глазах посторонних тем, что мы якобы брат и сестра – благо отчество у нас одно, и это служило дополнительным фактором, заставлявшим бизнесменов сводить знакомство со мной: Рома был широко известен как прекрасный журналист. А пиар значит много, и всем хотелось попасть «под перо» такого обозревателя, как Рома, заполучить интервью с фотографией в том издании, где он трудился. Словом, у нас с мужем было негласное соглашение – не влезать в то, что творится за кулисами бизнеса, и не мешать друг другу работать.

…В тот вечер на яхте, куда нас привезли после напряженного выставочного дня, я заприметила одного человека. Высокий молчаливый мужчина лет сорока заинтересованно посматривал в мою сторону, однако не проявлял явного интереса, приглашал танцевать пару раз, но при этом вел себя несколько отстраненно и словно бы вынужденно. Меня это задело – я привыкла к мужскому вниманию, а подобное поведение ставило меня в тупик. Кроме того, вокруг было полно куда как более привлекательных кавалеров, и интерес они проявляли завидный, однако я каким-то шестым чувством понимала, что этот молчаливый человек окажется именно тем, кто мне нужен. Рома мой веселился вовсю, флиртовал с приглашенными журналистками, пил, разумеется, и совершенно не обращал внимания на то, чем занята я. Мне же приходилось трудновато – я то и дело отмахивалась от становившихся все более настойчивыми предложений и при этом старалась не упустить из виду заинтересовавшего меня мужчину. Исподтишка наблюдала за его манерой разговаривать, улыбаться, пить – потому что такие мелочи тоже могут многое сказать о человеке. И попутно изобретала способ намекнуть ему на род моих занятий, заинтересовать, заставить задуматься о сотрудничестве. Возможно, это тот самый единственный шанс, который никак нельзя упустить.

Не придумав ничего умнее, я в конце вечера сунула ему в руку визитку с телефонами, и, когда он в ответ вручил мне свою, я, пробежав ее глазами, даже задрожала: именно то, что мне нужно. Мужчина оказался директором по развитию второй по величине в стране сети торговых центров. Фирма активно развивалась, открывала огромнейшие магазины по всей стране – а следовательно, проблема получения строительных площадок для нее была актуальна. И, разумеется, для их получения нужны связи… О господи, ну бывает же такое везение! Решив брать быка за рога сразу, я выложила ему, чем занимаюсь. Геннадий – так его звали – впервые за вечер посмотрел на меня не просто с интересом, а и с неким подобием уважения.

– Вы позволите проводить вас до отеля?

«А-а-а, сработало! Теперь аккуратно, чтобы не спугнуть…»

– Ну, если вас не затруднит… А то, смотрю, братец мой не собирается никуда идти, выпивка еще не вся закончилась, – как можно небрежнее бросила я, стараясь ничем не выдать охватившего меня волнения. Как мужчина он мне не слишком понравился – я любила другой типаж, ну немудрено – после Алекса… Но вот как в клиенте я была в нем очень заинтересована и готова на все. Ну, почти на все…

Мы шли по освещенной набережной Круазетт от пирса в направлении отелей, я лениво обмахивалась пальмовой веткой, как веером, а Геннадий неожиданно начал рассказывать о себе:

– Знаете, Марго, я ведь не всегда занимался этим бизнесом. Было время, когда наша страна нуждалась не в торгово-развлекательных центрах, а в крепких научных кадрах. Я физик-ядерщик. Работал на военном заводе, трудился, так сказать, на оборонку.

Странно… по-моему, ему куда больше подошло бы кресло руководителя какого-нибудь учреждения, а то и вовсе кабинет лидера партии.

– Надо же… а вид у вас как у партийного функционера, – пошутила я, и Геннадий скупо улыбнулся:

– Вы мне льстите, Марго. Я военный, привык действовать четко и ясно, без всех этих подводных камней и закулисных интриг. Мне очень тяжело далось становление в нынешней должности. В армии все кристально честно и прозрачно, а тут… гадюшник, ей-богу.

«Гадюшник» – очень неправильное слово, на мой взгляд, совершенно не отражающее происходящего в строительном бизнесе. Однако до поры я не считала нужным высказывать потенциальному клиенту собственное мнение по этому вопросу.

– Вы правы. Но что сделаешь – таковы условия жизни. Думаете, я с удовольствием плаваю в этих водах? Нет. Но жить-то нужно.

– Кстати… Марго, а сколько стоят ваши услуги?

«О, прогресс… заинтересовался, значит…» Я сглотнула, перевела дыхание, стараясь вести себя как можно равнодушнее, покрутила ветку пальмы, которую до сих пор держала в руке. Дешевое кокетство, знаю, но мне нужно зацепить его, заинтересовать, увлечь хоть чем-то – пусть даже собой.

– Геннадий, мы, к сожалению, уже пришли – вот мой отель, – проговорила я нарочито-виновато – мол, так жаль, так жаль, но придется разговор отложить. На самом же деле мне не хотелось демонстрировать свое нетерпение и радость. Пусть дозреет и думает, что это он такой умный – а не я такая хитрая.

– Действительно, жаль… А я могу позвонить вам, скажем, завтра? – в голосе Геннадия послышались просительные нотки.

– Конечно. И потом – разве мы не встретимся на выставке?

– Да, разумеется, но… мне хотелось бы пообщаться без посторонних, в более непринужденной обстановке. Без официоза, так сказать.

– Посмотрим, – уклончиво проговорила я и повернулась, чтобы уйти, но он мягко удержал меня за локоть.

– Марго… вам кто-нибудь говорил, что вы безумно красивы?

– Геннадий, не роняйте себя такими банальностями, хорошо? – Я освободила руку и начала подниматься по ступеням.

Вслед донеслось:

– Простите, Марго. До завтра.

Я не стала оборачиваться.

В номере, наполнив джакузи, я опустилась в теплую воду и вдруг расхохоталась. Все оказалось так просто, что даже не верилось. Надо же – если бы Рома не предложил мне эту поездку, я могла бы еще сто лет искать. В голове вертелись фразы нового знакомого: «…владелец компании взвалил на меня такие обязанности, при которых дружба с чиновниками разных рангов просто необходима. Как воздух, понимаете? А я не умею дружить с «нужными» людьми, взятки давать не умею. Ну, как это – просто подойти и сказать, мол, вот вам деньги? Странно, да? И кто так делает-то? Меня пошлют подальше – и все. Ситуация повторяется с каждым новым объектом, а как только дело к финишу – у босса уже новая идея, а мне это просто ножом по сердцу – своих ведь забот хватает, стройка, сдача объекта, понимаете?»

Я понимала. Но так уж устроен строительный бизнес в нашей стране: не подмажешь – не поедешь. И в душе я была твердо уверена, что уж я-то справлюсь, потому что это мой хлеб, моя территория. Да, я не суперспециалист в области строительства, но мое природное чутье и личное обаяние, помноженные на заинтересованность в конечном результате, вполне могут пригодиться.

Назавтра я появилась на стенде «Золотой улицы» во всеоружии – тщательно одетая, накрашенная и собранная. То, что я там увидела, ввергло меня сперва в шок, а потом просто разозлило. Пресс-служба компании работала из рук вон – две девочки бестолково метались по стенду, расставляя стулья для журналистов, ничего не было готово, начало пресс-конференции непростительно затягивалось, журналисты нервничали, а Геннадий, которому предстояло проводить мероприятие, был просто не в себе от творящегося вокруг бардака. И без того молчаливый от природы, он с трудом представлял, что ему делать, в чем и признался мне шепотом. Я решила, что пора вмешаться. Решительно остановив пиарщиц, я взяла дело в свои руки, в считаные минуты навела порядок на стенде, усадила журналистов, нахально представившись начальником пиар-отдела «Золотой улицы». Геннадий только успевал следить за мной взглядом и благодарно улыбаться. И все бы ничего, если бы как раз в это время его босс не решил навестить свой стенд и проверить, как идет «прессуха». Меня он, разумеется, не знал, а вот мне Геннадий успел шепнуть, кто этот невысокий полноватый мужчина в светлом костюме.

Я сначала замерла, но потом решила – пан или пропал – и продолжила заниматься не своим делом. Босс напряженно наблюдал за мной, и по его лицу я поняла, что он мучительно пытается вспомнить, кто я. Когда пресс-конференция благополучно закончилась, он подошел ко мне и напрямую спросил:

– Милочка, а освежите мою стариковскую память – вы кем приходитесь моей фирме?

Я улыбнулась и ответила:

– До текущего момента – никем. Но если вы захотите – могу исполнять функции начальника пиар-службы. Насколько я поняла, у вас с этим большая беда.

Он рассмеялся:

– Ценю ваше нахальство. Как, собственно, и ваш профессионализм, дорогая. По приезде в Москву жду к себе – обсудим условия.

Так и получилось, что, вернувшись из Канн, я обзавелась не только собственным небольшим офисом на набережной, шестью толковыми сотрудниками, которым могла поручить несложные задания, но и вполне определенной уверенностью в завтрашнем дне. На меня легли обязанности начальника пресс-службы «Золотой улицы», я организовывала для фирмы деловые мероприятия, освещала ее деятельность в прессе, используя для этого связи Ромы, следила за репутацией компании в деловом мире. Рома старался помогать мне, чем мог, выдавал блестящие идеи, а в спорных или трудных ситуациях я привлекала его как более представительное лицо, ибо в мире мужчин женщине зачастую очень сложно убедить оппонентов в своем профессионализме. Рома же справлялся с этим легко и с пользой как для «Золотой улицы», так и для нашей небольшой фирмы с простым и понятным каждому названием «Дружба».

Официально я не являлась сотрудником Геннадия, но договора все же были составлены и хранились в разных местах: один – в офисе «Дружбы» в Печатниках, а другой – в юридическом управлении «Золотой улицы» на Кадашевке. Фиксированная сумма вознаграждения должна была выплачиваться регулярно, независимо от объема выполненной работы – так называемая «абонентка». Иногда – хотя, впрочем, это случалось редко – босс задерживал выплаты, и тогда я звонила Геннадию, с которым у меня установились к этому времени вполне дружеские отношения. У него в подчинении были четыре отдела, но Геннадий никогда не жалел времени и сам лично проверял всю цепочку выплат моей фирме. Все-таки дружеские отношения очень помогают и в бизнесе тоже…

Я работала, стараясь приблизить тот день, когда смогу наконец бросить все и уехать отсюда. Работа помогала забыть о неудачах, и только одно оставалось неизменным. Мой Алекс.