Электронная библиотека » Марина Крамер » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Реанимация судьбы"


  • Текст добавлен: 29 декабря 2021, 07:33


Автор книги: Марина Крамер


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Марина Крамер
Реанимация судьбы

© Крамер М., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Ошибаются те, кто думает, что Рай и Ад ждут нас после смерти; они с нами в каждый момент этой жизни.

Анхель де Куатье, «Яблоко Евы»

Аделина

Сентябрь

Самое неприятное по утрам – просыпаться не от звонка будильника, а от назойливого жужжания мобильного телефона на тумбочке. Человек, звонящий в половине седьмого утра, похоже, не отдает себе отчета в том, что своим звонком может выбить меня из колеи на весь день, а то и на всю неделю, если дело происходит в понедельник. Так уж я устроена – телефонные звонки никогда ничего хорошего в мою жизнь не приносили.

– Аделина, да возьми ты уже чертову трубку, – простонал рядом муж, пряча голову под подушку. – У меня библиотечный день сегодня, надеялся выспаться…

– Прости… – Я с неохотой выбралась из-под одеяла и, прихватив телефон, вышла в кухню.

Звонил отец. Отец, пропавший из моей жизни так давно, что я уже и обижаться перестала, не общавшийся теперь со мной по два-три месяца, нашел время для задушевного разговора. Понедельник, шесть тридцать утра. Ну что же, сделаем вид, что я рада его слышать…

– Алло, – включая плиту и снимая с полки банку кофейных зерен, проговорила я в трубку.

– Деля, прости, что так рано, – в голосе отца слышались виноватые нотки, и это было странно, – но мне необходима твоя помощь.

– Помощь? Тебе? В Швейцарии закончились пластические хирурги?

– Не в этом дело.

– А в чем? – сразу насторожилась я, потому что вторым человеком, кому могла понадобиться моя помощь, был брат Николенька, третий год живший у отца.

– Есть одна девушка… словом, ей нужно какое-то время побыть там, где ее никто не найдет, так сложились обстоятельства. Пока оформляются документы на выезд, ей необходимо убежище, и я подумал, что твоя клиника…

– Отец, моя клиника – не перевалочный пункт для мигрантов.

– Может быть, ты сперва дослушаешь? От тебя ничего не требуется, я оплачу каждый день ее пребывания по максимальному тарифу.

– Дело не в деньгах. Есть такое понятие, как репутация.

– Тебе беспокоиться не о чем. Никакого криминала, я бы ни за что тебя не втянул во что-то противоправное. Я прошу тебя просто помочь человеку, оказавшемуся в тяжелой ситуации. У тебя наверняка есть хорошие психологи, я бы оплатил работу с ними, это необходимо.

– А я могу задать тебе вопрос?

– Конечно.

– Кем тебе приходится эта девушка?

Не знаю, как вообще у меня это вырвалось, почему при упоминании о какой-то незнакомке у меня внутри все заныло от неприятного предчувствия. И, задав вопрос, я вдруг поняла, что уже не хочу слышать ответ.

– Она дочь моего друга, – произнес отец, и я даже испытала разочарование, поняв, что ошиблась. Мне почему-то показалось, что речь пойдет о какой-нибудь его внебрачной дочери. – Аделина, я очень тебя прошу… – Тон отца вдруг изменился на почти умоляющий, и это было даже слегка неловко – мой отец владел крупной фирмой, работал на международном уровне и никогда ни о чем никого не просил. – Я должен ее выручить, но сделать это могу только с твоей помощью.

– Я поняла. Пусть приезжает, дай ей мой номер.

– Спасибо, дочь.

Хорошо, что в этот момент он не мог видеть выражение моего лица. Дочь…

– Кто это звонил в такую рань? – пробормотал сонно Матвей, сбрасывая с головы подушку.

– Отец.

– Да? – Мгновенно стряхнув остатки сна, муж сел в постели и посмотрел на меня внимательно. – И о чем речь?

– Сама не поняла, – призналась я со вздохом и завалилась на кровать, по-прежнему сжимая в руке телефон. – Но чувствую, что согласилась на какую-то аферу.

– Чего он хотел?

– Чтобы в моей клинике дождалась получения документов на выезд за границу какая-то дочь его друга. Понятия, кстати, не имею, о ком речь.

– А у тебя теперь отель со всеми удобствами?

– Вот я тоже об этом спросила, но отец вдруг начал говорить умоляющим тоном, и я… ну, понимаешь… короче, сломалась. Он меня никогда ни о чем не просил, хотя сам очень помог – помнишь?

– И ты решила, что обязана рассчитаться?

Я повернулась на правый бок, подперла голову кулаком и посмотрела на Матвея:

– Ты не одобряешь?

– Можно подумать, что-то изменится от моего неодобрения. Ты ведь уже приняла решение.

– Скажем так – я не отказала. Да и что может случиться, если одну палату займет какая-то девушка? Не обеднею.

И, словно в ответ на мои слова, телефон пискнул оповещением о пришедшем сообщении. Оно оказалось от отца, и текст гласил: «Мы не обговорили расходы. Не волнуйся, я все оплачу по банковским реквизитам, они у меня есть. Хорошего дня, Аделина». Я молча протянула телефон Матвею, тот прочитал и покачал головой:

– Не нравится мне это.

– Ты просто отца моего не знаешь.

– И что – он великий филантроп и благотворитель?

– Матвей, не смешно.

– Да я и не смеюсь. Ты столько раз рассказывала, что он спокойно оставил вас с матерью, исчез на долгие годы, а теперь убеждаешь меня в том, что его хобби – помогать попавшим в беду девушкам? Мягко говоря, странно.

Я вздохнула. Матвей был прав, а я просто подсознательно пыталась защитить отца – все-таки кровь, что ни говори, вещь сильная. Уж не знаю, что там за друг был и чем мой отец ему обязан, раз решил помочь его дочери, но мне почему-то хотелось, чтобы в отце было что-то… человеческое, что ли. В конце концов, ведь он помог мне в свое время, когда я уже почти потеряла клинику, разобрался и с кредиторами, и с шантажистами. Правда, мне всегда потом казалось, что сделал он это с единственной целью – чтобы на старости лет не мучила совесть за то, что в нашем с братом детстве его не было. Но Николенька, периодически баловавший меня телефонными звонками и длинными, подробными письмами, утверждал, что отношения с отцом у него сложились самые что ни на есть родственные. Они вместе ездили на рыбалку, отмечали праздники – словом, вели себя как отец и сын, которые никогда и не расставались. Наверное, Николенька был слишком мал, чтобы ощутить тот вкус предательства, что ощутила я, когда отец ушел.

– Ладно, разберемся, – пробормотала я и села. – Пойду собираться, сегодня операционный день.

– В понедельник? – удивился муж. – Что вдруг?

– Так получилось. В ночь привезли кого-то из городской больницы, нужна сложная восстановительная операция.

– Вернешься поздно?

– Как пойдет.

– Тогда с меня ужин?

– Как хочешь, Матвей. Будет настроение – готовь, нет – обойдемся тем, что есть. – Я поцеловала мужа в щеку и отправилась в душ.

Надежда

Август

Это ужасное ощущение беспомощности, когда утром, открыв глаза, думаешь не о том, чем бы заняться, а о том, куда бы спрятаться и переждать еще один день. Так, наверное, чувствуют себя преступники, понимая, что розыск объявлен. Но я-то ничего не совершила, я вообще ни при чем и до последнего не знала, что происходит. Жила себе, училась, работала, ходила с подругами в парк, в кино, покупала какие-то вещи, любила томатный сок и очень сладкий чай и даже представить себе не могла, что вся эта беззаботная жизнь закончится в одну секунду. Ровно в тот момент, когда моя мама шагнет с тротуара прямо под колеса грузовика.

Но я не подозревала, что смерть и похороны далеко не самое страшное. Самое страшное – это ощущение постоянной загнанности, опасности и тревоги, и абсолютная беспомощность. Я осталась один на один с такими проблемами, что смерть иногда виделась мне лучшим и легчайшим выходом. Как, видимо, показалось и маме, потому она и сделала этот страшный выбор. Иногда к ночи, поняв, что сегодня все еще жива, цела и невредима, я с ожесточением думала о том, что мама поступила очень эгоистично. Она избавила от проблем себя, но совершенно не задумалась обо мне, о том, что весь этот ком покатится в мою сторону. И кто знает, в какой момент я устану убегать или буду бежать медленнее, чем требуется.

Завибрировал мобильный – я давно уже перестала включать звук, потому что всякий раз вздрагивала всем телом от раздававшейся мелодии. Я вытянула руку из-под одеяла и взяла телефон, зажмурилась на секунду, решая, смотреть ли на экран или сразу сбросить звонок, но потом, открыв один глаз, увидела, что звонит Света. Подруга осталась единственным человеком, с которым я теперь общалась и на чьи звонки непременно отвечала, иначе мнительная Светка тут же примчалась бы из любого конца города, бросив все дела.

– Алло, – хриплым от сна голосом проговорила я.

– Надюшка, привет. Ты что, спишь еще?

– А что мне делать еще? Во сне время быстрее проходит.

– Никуда не собираешься?

– Нет.

Сама мысль о необходимости выйти из квартиры казалась мне настолько ужасной, что даже мурашки побежали по спине. Дом виделся мне относительно безопасным местом хотя бы потому, что выламывать дверь никто не станет – соседи тут же в полицию позвонят, а вот на улице может случиться что угодно.

– Тогда я к вечеру приеду, привезу продукты, у тебя наверняка в холодильнике мышь повесилась. Есть пожелания?

Пожеланий у меня не было, как, собственно, не было и денег на продукты. Зарплата еще не скоро, снова залезать в крошечную заначку не хотелось, да и для этого нужно было пойти в банк и поменять доллары на рубли, поэтому я решила пока продержаться на том, что еще осталось в доме – какие-то крупы, макароны, замороженные с прошлого лета овощи и ягоды.

Поняв причину моего молчания, Света решительно заявила:

– Надюшка, прекрати ломаться. Я предлагаю тебе помощь, а ты постоянно ее отвергаешь. Что, если бы я оказалась в трудной ситуации, ты не помогла бы?

– Помогла бы… – промямлила я пристыженно.

– Вот! А представь, что я всякий раз бы строила из себя непонятно кого и отказывалась – ты бы что почувствовала? – Я промолчала, и Светка торжествующе закончила: – Вот и веди себя прилично. Короче, буду около семи, позвоню прямо от подъезда. Целую, до вечера.

Она сбросила звонок, а я швырнула телефон на кровать и заплакала. Какое счастье, что у меня есть Светка… Не будь ее, даже не знаю, что бы я вообще делала. Это Светка поддержала меня после смерти мамы, помогла организовать похороны. Это у нее и ее мамы я жила неделю после них. Это Светка и ее мама-инвалид поддерживали меня, как могли.

Илана Григорьевна вообще стала чем-то вроде эталона стойкости, и всякий раз, когда мне хотелось опустить руки и перестать сопротивляться, я вспоминала ее хрупкую фигурку в инвалидном кресле и понимала – да ведь это же стыдно, имея две ноги и две руки, ныть и жалеть себя, когда немолодая женщина, не имеющая возможности передвигаться, мало того, что делает всю домашнюю работу, так еще и танцует. Да-да, Илана Григорьевна занималась в клубе танцоров-колясочников, даже ездила со своим партнером на конкурсы, к которым долго и тщательно готовилась, шила платья и тренировалась.

Я никогда не видела ее грустной, печальной, унылой или – не дай бог – злой. Она всегда улыбалась, даже рассказывая, как, например, тяжело на коляске попасть в магазин тканей или в бутик, торгующий камнями для расшивки костюмов.

Конечно, на фоне всего этого я казалась себе слабой и беспомощной нюней, но это довольно быстро проходило, едва я покидала квартиру. Все стены на площадке были исписаны красной краской – мое имя, фамилия и отчество, оскорбления, угрозы.

Коллекторы умеют нагнать страха и объяснить, что мои проблемы куда серьезнее, чем даже я сама могла бы себе нафантазировать. Никакие заявления в полицию, кстати, не помогали – ко мне никто не прикасался, в квартиру вломиться тоже не пытались, а испорченные стены в подъезде – ну что же, мелкое хулиганство, административный штраф. Если, конечно, удастся поймать вандала с поличным.

Домашний телефон я уже давно отключила, чтобы не вздрагивать всякий раз от звонков, раздающихся в любое время дня и ночи. Мужские голоса – каждый раз разные – произносили примерно одинаковый текст с угрозами, от которых у меня потом болело сердце. Мама-мама, что же ты наделала…

Игорь

На собеседование в эту клинику ему посоветовал прийти старый приятель Филипп. Сам он оперировал тут уже несколько лет, был очень доволен и даже начал работать над диссертацией.

– Начальница у нас – закачаешься, – с восторгом рассказывал Филипп, расписывая Игорю перспективы, которые открывались перед хирургами в клинике. – Сама работает на износ и от нас требует.

– Старая дева, что ли?

– Ты что! – вроде как даже обиделся Филипп. – Она замужем, муж, кстати, раньше у нас работал, потом ушел в академию преподавать. И вообще – Аделина мировая тетка, всегда поможет, подскажет.

– Не люблю начальниц-женщин.

– Это сексизм, брат, – рассмеялся Филипп. – А вот поработаешь – поймешь, что ошибся.

Игорь признал ошибку в тот момент, когда оказался в операционной за одним столом с Аделиной Драгун. Никогда прежде ему не доводилось видеть такой ювелирной работы, такой четкости в движениях, выверенных, казалось, до мельчайших деталей. Игорь с удивлением отмечал для себя новые приемы, о которых раньше не слышал, старался запомнить все, что происходило сейчас на его глазах, потому что отдавал себе отчет в том, что все это очень пригодится в дальнейшей работе. И нет никакой разницы, у кого учиться – у мужчины или у женщины.

– Ну что, Игорь Александрович, каков прогноз? – умываясь после операции, спросила Драгун.

– Когда пройдет курс реабилитации, не будет заметно даже швов. Я только не понял, как вы этого добиваетесь.

– Авторская методика, – коротко сказала она. – Со временем научитесь, у вас хорошие руки и есть потенциал. Почему кардиохирургию оставили?

– Не было перспектив, – уклонился Игорь.

– Я бы не советовала начинать наше сотрудничество с обмана, – спокойно заметила Драгун. – Я навела справки, и вас характеризовали как самого способного и перспективного из всех ординаторов. Ваш уход явился не очень приятной неожиданностью как для вашего наставника, так и для руководства больницы. Так как же насчет отсутствия перспектив?

«Если сказать, что дело в деньгах, буду выглядеть меркантильным рвачом, – лихорадочно искал оправдания Игорь, машинально намыливая руки под струей воды. – Да и не в том вопрос…»

– Кем он был? – вдруг спросила Драгун.

Игорь, вздрогнув всем телом, уронил губку в раковину:

– Кто?

– Тот пациент, из-за которого вы решили сменить специализацию?

Игорь, опустив голову, промолчал. Она попала в то самое больное место, которое он так старательно защищал от всех. Ни с кем и никогда Игорь Авдеев не обсуждал причины своего решения бросить кардиохирургию и заняться пластикой, даже с мамой. Он чувствовал себя предателем, однако ничего поделать не мог – всякий раз, входя в операционную, он видел на столе не того пациента, что лежал там, а совершенно другого человека, и это видение, преследовавшее Авдеева долгие годы, мешало работать, мешало сосредоточиться. А когда в твоих руках человеческое сердце… ну, словом, в какой-то момент Игорь четко понял, что так продолжаться не может, он просто не имеет права подвергать опасности чужие жизни. Выходов было несколько. О переквалификации в какую-то из терапевтических специальностей Авдеев думать не хотел – не близко, неинтересно, не нравится. Уйти из медицины совсем казалось еще более немыслимым, чем стать терапевтом. Он ничего больше не умел и ничем не интересовался. Оставалось выбрать какую-то хирургическую практику, не требующую вскрывать грудную клетку. Игорь выбрал пластическую хирургию, прошел спецкурс, потом еще один, убедился, что неприятные ассоциации исчезли, а выбранная специализация даже нравится, начал поиски клиники. Хотелось работать не абы где, а там, куда идет больше пациентов, чтобы в потоке лиц совсем избавиться от своих демонов.

Рассказывать об этом Драгун он не собирался, как не говорил об этом ни с кем – привык подавлять эмоции и держать мысли при себе, так уж повелось примерно лет с двенадцати.

– Значит, не расскажете, – заключила Аделина, направляясь к выходу из предоперационной. – Дело ваше. Но имейте в виду – если ваши тайны начнут мешать работе, я без колебаний расстанусь с вами, каким бы блестящим хирургом вы ни были.

Игорь молча кивнул. Он знал, что ему предстоит еще ряд бесед с психологом – этого владелица клиники требовала ото всех, кто устраивался к ней на работу, а затем повторяла эти циклы раз в год, чтобы сразу отметить у своих врачей первые признаки профессионального выгорания или симптомы депрессии. Пациенты в клинику попадали очень разные, у некоторых были такие повреждения или врожденные дефекты, что это требовало от врачей определенного эмоционального напряжения.

Психолог Игорю неожиданно понравился – примерно его лет, с мягким голосом, спокойными движениями и тихой, неторопливой речью. «Интересно, гипноз не практикует? – подумал Игорь, представив, как этим своим голосом Иван Владимирович Иващенко погружает пациента в глубокий сон. – Я б не отказался пару часиков подремать под такое звуковое сопровождение».

– Расскажите о себе, – предложил психолог, расположившись в кресле напротив Игоря.

– Что именно?

– А что хотите. Например, какие любимые игрушки были у вас в детстве.

Совершенно невинный вопрос явно не таил в себе никакой угрозы, но Авдеев вдруг напрягся и почувствовал, как по спине ползет холодная струйка пота. Он изо всех сил вцепился пальцами в подлокотники кресла и пробормотал:

– Я любил читать книги. Игрушки не любил.

Аделина

Сентябрь

Такое ощущение, что у моей единственной подруги нюх на мои напряженные дни. Иначе почему же Оксана со своими проблемами обрушивается на меня ровно в тот момент, когда и без нее все идет наперекосяк? Определенно человек чувствует напряжение и тут же стремится его усилить. И ладно бы что-то серьезное, так ведь нет – очередная ЗНН. Забава на этой неделе – так я определяла мимолетные увлечения, которыми безработная Оксана развлекала себя в ничем не занятое время. Ни к чему серьезному это не приводило, но давало ей ощущение востребованности и неотразимости в мужских глазах. Ну а чем еще заняться женщине, сидящей дома?

Я настроилась выслушать очередную легкомысленную историю о поклоннике, которые, кстати сказать, становились все моложе – где их выкапывала Оксана, ума не приложу, – но все оказалось гораздо хуже.

Ничего более глупого она и придумать не могла. Опять этот плешивый режиссер Арсений Колпаков с истеричным характером и раздутым самомнением… Как вообще можно было обратить на него внимание, а уж тем более – вернуться к нему после того, как он тебя кинул. Отсутствие у подруги элементарной гордости и хоть какого-то чувства собственного достоинства всегда меня удивляло и злило. Оксанка не была глупой, не была неинтересной или несимпатичной – и я никак не могла понять, что же толкает ее в объятия вот таких недомужчин, как Колпаков. Самое смешное, что она всегда выбирала именно таких – непригодных к жизни, погруженных в себя и мечтающих не о женщине, а о мамочке, которая будет вытирать им нос, протирать влажной салфеткой руки, собирать за ними по квартире носки и готовить овсянку по утрам. Кстати, что-то я не помню, чтобы она варила кашу Севе. Первое время, вернувшись к бывшему мужу, Оксана старалась держаться и хотя бы делать вид, что все поняла и сожалеет, но примерно через полгода все снова вернулось на прежние места – Сева готовил, ходил в магазин, зарабатывал деньги, а Оксана целыми днями капризничала, устраивала истерики и мучительно выдумывала поводы для ухода из дома, чтобы встретиться с очередным претендентом на звание «мужчины ее мечты». Таковых становилось все меньше, что, собственно, оправданно – возраст моей подруги приблизился к сорока, мужчины этой категории, как правило, уже давно женаты либо разведены и ищут девицу помоложе, а главное, без матримониальных притязаний. У Оксаны же по лбу бежала строка «ищу мужа», что, разумеется, мгновенно отталкивало возможных кандидатов. Кроме того, она так явно демонстрировала желание сразу раствориться в избраннике, зажить его жизнью и завладеть его вниманием на сто процентов, что это тоже никак не могло способствовать развитию отношений. Мужчины стали пугливы и чувствуют возможный брачный капкан примерно за три километра. Потому оставались молодые непуганые юнцы, через неделю общения тоже растворявшиеся в сумерках. Но Колпаков…

– Ты совсем с ума сошла? – присев на подоконник в своем кабинете и закурив, поинтересовалась я. – Не помнишь, как он с тобой обошелся? Как вообще можно вернуться к человеку, который тебя уже кинул однажды? Я тебя еле вытащила тогда! Ты что же, снова хочешь оказаться в глубокой… – Я мучительно подбирала приличный эквивалент грубому слову, но в голову ничего не приходило.

– Ой, Драгун, хватит! – капризно велела Оксана. – Арсик все обдумал. С женой все равно редко видятся, она у него какая-то бизнесвумен, все мотается по командировкам. А у меня такая же ситуация – Севки вечно дома нет, а если дома – то по уши в своем ноутбуке. Что мне теперь – не жить?

– Ну, как знаешь, – сдалась я, понимая, что все равно не смогу ее переубедить, только время и нервы потрачу. – Просто будь чуть более разумной, чем обычно, а? Не хочу напоминать о том, что было не так давно.

Чуть более полугода назад Оксана предприняла одну за другой две попытки суицида, и мне стоило огромных трудов сделать так, чтобы она не оказалась в психиатрической лечебнице. Наверное, стоило все-таки уложить ее туда хотя бы на двадцать дней…

– Деля, я в порядке, – заверила Оксана бодрым голосом. – Все ведь хорошо. Я ему помогаю сценарий писать.

– О, начинается… – процедила я. – Опять сценарий? Что он на этот раз тебе пообещал? Деньги, славу, приз кинофестиваля – что?

Оксана обиженно замолчала, и я поняла, что попала в точку – именно этим Колпаков и взял тщеславную Владыкину. Разумеется, никаких денег он ей не заплатит, сделает все, чтобы в последний момент ее не оформили в съемочную группу, а о призах и прочем даже думать смешно – человек снимал такое тошнотворное «мыло», что перспектив не было никаких. Но Оксана, ослепленная, как обычно, страстью, ничего об этом думать, разумеется, не хотела. Сейчас Колпаков будет для нее талантливым, известным, блестящим, настоящей «звездой» (чьего имени, кстати, практически никто не знал). А потом мне, увы, как всегда, достанутся ее слезы и покаянные вопли на тему «как же я могла так ошибиться». Ничего нового…

– Ты, Делька, как была злая, так и осталась, – выдавила наконец подруга. – Никакое замужество тебя не изменило.

– Разумеется – я злая, потому что никогда не поддерживаю твоих глупых прыжков по разным койкам. А вот если бы кивала всякий раз согласно, была бы белая и пушистая, да? Ты, смотрю, забыла уже, как рыдала и мечтала вернуться к Севе. Так подумай вот о чем – ты исчерпала лимит его терпения, и больше он тебя не простит. Просто подумай об этом между порывами неземной страсти к Колпакову. Он-то испарится, как в прошлый раз, а ты с кем останешься?

– Никуда он не испарится, – заявила Оксана. – Куда ему деваться? Он совсем с катушек съехал, без меня двух слов написать связно не может.

– Ну, это аргумент, конечно. Короче, Оксанка, мне надо идти, я работаю вообще-то.

– Понятно. А мне вот никуда не надо, я не работаю! – с вызовом бросила она.

– Ну, в этом не я виновата. Мне действительно пора.

Я не успела попрощаться – Оксана бросила трубку. Она же еще и обиделась, видите ли.

Открыв окно, чтобы немного проветрить кабинет, я посмотрела вниз. Клумба под окном полыхала оранжевым и фиолетовым – шафраны цвели, окружая астры. Уже начала желтеть листва, скоро пойдут дожди.

Не люблю осень – всегда подавленное настроение и полное нежелание выбираться из-под одеяла по утрам. Хотя в последнее время это не зависит от времени года.

Мне трудно уезжать из дома раньше Матвея, кажется, что это неправильно. А у него, как специально, лекции начинаются после одиннадцати, да и медицинская академия находится всего в трех остановках от нашего дома, он даже машину не всегда берет, пользуется трамваем. Меня все еще удивляло, что Матвей совершенно не тоскует по операционной, не вспоминает об операциях.

Он вполне доволен новой жизнью, новой должностью, новой работой, которая отнимает у него ничуть не меньше сил, чем практическая деятельность.

Он все время что-то пишет или читает, он вечно обложен книгами, тетрадями, какими-то записями – или часами торчит в кабинете и просматривает записи операций моей матери, перенимая у нее опыт в обучении студентов. Наверное, он просто нормальный. А я вот не могу представить себя вне операционной, не могу заниматься исключительно теорией. Даже в научной работе, которую мы с Матвеем ведем вместе, я всегда теряю интерес ровно в тот момент, когда приходит время излагать результаты на бумаге. Хорошо, что муж охотно берет эту часть на себя – с годами у него даже выработался собственный стиль. Так и живем – теоретик и практик…


– Аделина Эдуардовна! – на пороге кабинета возникла Алла, мой референт. – К вам можно?

– Да, входите. – Я спрыгнула с подоконника и одернула халат.

Аллочка, покачивая бедрами, проплыла к столу и положила на него папку:

– Вы просили результаты анализов пациента из седьмой палаты, доктор Васильков отправил.

– Спасибо.

Я надела очки и со вздохом открыла папку. Пациент из седьмой палаты в последнее время занимал мои мысли почти постоянно – у него не приживался пересаженный кожный лоскут, и мы с Васильковым никак не могли найти причину.

Вот и сегодняшние результаты не приблизили меня к разгадке ни на сантиметр. Все в порядке – а лоскут отторгается, начинается нагноение. Я не люблю ощущение, когда не знаю, что делать и в какую сторону двигаться. Собственная беспомощность разочаровывает, и это хуже всего. Вроде все делаешь правильно, все умеешь, все знаешь – а результата нет. И выхода нет, и причины внятной – тоже.

И как раз в этот момент в дверь постучали. Это оказался психолог Иващенко. В последнее время он довольно часто заглядывал ко мне на чашку кофе в перерыве между пациентами.

– Не заняты, Аделина Эдуардовна?

– Нет, проходите, Иван Владимирович.

Психолог поставил передо мной поднос с двумя чашками кофе – он всегда ходил за ним в реабилитационный корпус, знал, что я не пью растворимый. Забрав свою порцию, он уселся на диван, закинув ногу на ногу, и поинтересовался:

– Вы чем-то озабочены?

– Что – морщины заметнее обычного?

Иван засмеялся:

– Нет. Лицо какое-то чужое.

– Похоже, зашла в тупик, – призналась я, отодвинув папку с результатами на край стола и снимая с подноса чашку с дымящимся кофе. – Физиологически все в порядке, а результат отрицательный.

– Не всегда выздоровление зависит только от физиологии, – отозвался Иван. – Иногда при внешнем благополучии у человека внутри происходит что-то такое, что никак не дает организму мобилизовать силы на восстановление после операции.

Я никогда не была сторонницей подобных теорий и не особенно верила в связь физиологического и психологического, но в практике Иващенко имелось несколько примеров, заставлявших меня уменьшить свой скептицизм. Может, он и теперь прав?

– Хирурги не всегда имеют возможность заглянуть пациенту в душу, у них просто нет на это времени, – продолжал психолог, держа перед собой чашку на блюдце. – А ведь порой недостаточно лечить только тело. Больная душа просто не даст ему возможности поправиться. В конце концов, болезнь – это сигнал о проблеме, о том, что, возможно, что-то не в порядке.

Я невольно поморщилась – иногда Иващенко, что называется, «заносило», и он начинал нести какую-то антинаучную, с моей точки зрения, ерунду. Такое впечатление, что перечитал статусов в какой-нибудь соцсети.

– Иван Владимирович, может, вы зайдете в седьмую палату? – попросила я, чтобы он не забрался совсем уж в дебри. – Мне было бы интересно послушать ваше мнение.

– История на посту?

– Нет, у Василькова, он лечащий врач.

– Хорошо. Аделина Эдуардовна, скажите, а как попал в клинику доктор Авдеев?

Так, а вот и причина визита. Значит, сегодня у него была первая беседа с новым хирургом, и что-то там пошло не так, раз Иван не стал дожидаться второй и пришел ко мне.

– По рекомендации.

– А конкретнее?

– Басалаев порекомендовал, это его приятель, учились вместе. А что?

– Пока рано делать выводы, но мне показалось, что у Авдеева есть проблемы.

– Ой, покажите, у кого их нет!

– Но обычно люди на сеансе у психолога говорят о них, а не пытаются сделать вид, что это не так.

– Бросьте, Иван Владимирович. Вы же первый и являетесь довольно яркой иллюстрацией того, что не все и не всегда склонны говорить о своих проблемах.

Иващенко покраснел, вспомнив, как сам признался мне в том, что его пациентка выбросилась из окна, только в тот момент, когда ситуация повторилась уже в моей клинике. К слову, это была моя подруга Оксана, которой Иващенко потом здорово помог, словно компенсируя себе то, первое, самоубийство пациентки.

– Здесь немного другой случай. Мне кажется, корни его проблем лежат в детстве.

– Типичная реакция психолога, – улыбнулась я. – Во всем, что с нами происходит, виновато наше детство.

– Не совсем так. Но в ситуации Авдеева именно в детстве случилось что-то, о чем он до сих пор не хочет говорить. И это его гнетет. Но говорить об этом Авдеев не хочет.

– Может быть, ему просто нужно время? Все-таки новый коллектив, новые условия работы, да и специализацию он получил не так давно, переквалифицировался с кардиохирургии. Кстати, а вам не кажется странным такой поворот? – вдруг спросила я, глядя на Иващенко в упор. – Проработать несколько лет в такой перспективной области, считаться одним из лучших – и вдруг взять и уйти в пластику?

– История знает массу примеров, – улыбнулся Иващенко. – Да вот хотя бы супруга вашего взять.

– Матвей был общим хирургом.

– А я не об этом. Ведь он был блестящим пластиком, насколько я понял из разговоров в ординаторской. К сожалению, я мало знаком с вашим супругом, чтобы знать его с профессиональной точки зрения. Но коллеги-то врать не станут. И променять практическую деятельность в области, где у тебя все было отлично, на преподавательское кресло в академии… – Иващенко развел руками. – Тоже странно, правда?

У меня внутри снова всколыхнулось то, что я так старательно давила все два года с того момента, как Матвей после ранения в грудь принял решение больше к столу не вставать. Надо же – только на днях об этом думала, кажется, даже сегодня с утра…

– Это решение не было спонтанным. Физическое состояние не позволило продолжать работать, потому Матвей и ушел.

– Но вам-то это кажется неправильным?

– При чем тут мое мнение? Он взрослый человек, вправе выбирать, где работать и кем.

– Вы лукавите, Аделина Эдуардовна, – уличил меня психолог, и я подумала, что все время в наших разговорах забываю о его специальности. Врать я умею довольно плохо, и ему не составляет большого труда эту ложь заметить. – Вы до сих пор не можете смириться с тем, что супруг бросил то, что получалось у него практически безупречно. Вам кажется, что принятое им решение неверно, и вы подсознательно пытаетесь повлиять и заставить его изменить.


Страницы книги >> 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации