Текст книги "Роскошная хищница, или Сожженные мосты"

– Почему – видимо?

– Жень, я только сейчас начинаю осознавать, что Егора нет больше, – призналась Марина тихо, глядя на стол перед собой. – И что уже никогда не будет, что не произойдет как тогда, на Кипре, помнишь? Он не воскреснет уже, пусть и с другим лицом, с другим именем. Я все отдала бы за это, Женька... за то, чтобы он был жив... Я знаю, тебе неприятно это слышать, но это правда, никуда от нее не денешься.

Хохол молча сгреб ее в охапку и понес в спальню, опустил на кровать и сам лег рядом, обняв:

– Котенок, я ж не дурак, я все понимаю, – сказал он абсолютно спокойно и не зло. – Он был твоим мужем, он любил тебя так, как мне вряд ли суметь. Но я и не пытаюсь заменить тебе его, я хочу быть самим собой, хочу быть нужным тебе таким, как есть.

Марина прижалась к его боку, спрятав лицо где-то под мышкой. Он все правильно сказал, она и сама это знала, и ей было жаль Хохла: неглупый мужик, он прекрасно понимал, что никому в мире не под силу заменить Коваль погибшего Егора. Подсознательно она всегда стремилась найти себе мужчину, способного заменить отца, которого у нее не было, и Егор, будучи старше на четырнадцать лет, справлялся с этим блестяще.

Он относился к ней как к позднему, а потому избалованному донельзя ребенку, прощал и позволял такое, чего ни один другой мужчина не простил бы и не понял ни при каких условиях. Хохол, конечно, по мере сил тоже старался не обращать внимания на многие ее привычки и причуды, но они с Егором были настолько разными людьми...

Если Малыш закрывал глаза на многое, то Хохол мог прицепиться к мелочи, сделать из этого вселенскую трагедию. Их отношения превратились в какую-то маниакальную привязанность, когда порой и вместе невозможно, и врозь так трудно, что хочется выть волком. Причем Марина ощущала это так же сильно, как и Женька. Сколько раз ей хотелось послать его подальше, просто выгнать и больше не пускать обратно... но проходило время, и она понимала, что не выживет одна, без него.

Телефонная трель заставила вздрогнуть и Коваль, и расслабленно лежащего рядом Женьку. Это был Маринин мобильный, но номер на дисплее ни о чем не говорил.

– Не отвечай, – прошептал Хохол, снова прижимая ее к себе, но Марина решила все же узнать, кто это.

– Алло.

– Марина Викторовна Коваль? – официально произнес мужской голос.

– Да, это я.

– Я вынужден сообщить вам, что час назад на северной объездной дороге при взрыве машины погиб ваш телохранитель Евгений Влащенко.

– Кто? – не сразу поняла она.

– Ваш телохранитель.

Марина опустила на одеяло жалобно попискивающую гудками отбоя трубку и растерянно посмотрела на Женьку. Тот приподнялся на локте и поинтересовался:

– Ну, и кто звонил?

– Я вообще ничего не понимаю... – проговорила она, отключая телефон. – Какой-то черт сказал мне, что час назад ты погиб на северной объездной... – И вот тут-то до нее дошло, что случилось...

Коваль, словно уколовшись иглой, вскочила с постели, заметалась по спальне, матерясь во весь голос. Удивленный до немоты Хохол продолжал лежать, успевая только крутить головой направо– налево, в такт ее передвижениям по комнате. Привести Марину в такое возбуждение могла только из ряда вон выходящая новость, касающаяся ее лично либо кого-то из ее близких. Фраза о собственной гибели прошла мимо Женькиных ушей, он даже внимания не обратил на это. А Марина все продолжала метать молнии, и это уже начало напрягать Хохла. Наконец она остановилась прямо перед ним и проорала в самое лицо:

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что Грищук был прав на все сто?! И что это просто случайность, что вместо тебя сегодня погиб Сева?! Потому что все знают, кто ездит на «навигаторе»?! Ты понимаешь, что могло произойти, если бы ты сам поехал на сервис?!

Хохол дернул ее за руку, усаживая на колени, прижался лицом к груди и проговорил виновато:

– Маришка... гадом буду – был не прав. Черт, Севку жалко...

– Жалко... – в унисон повторила Марина, успокаиваясь немного. – Надеюсь, больше ты не станешь лезть на рожон, мой дорогой? Понимаешь теперь?

Он промолчал, но Коваль видела, какое впечатление произвела на него эта информация, хотя Хохол изо всех сил старался не подать вида.

– Теперь малец наш остался без охранника, – глуховато проговорил Женька. – Черт, подставил я Севку...

– Не казнись. Найдем виновного – накажем так, чтоб другим неповадно было, – мрачно пообещала Марина, прекрасно понимая, о чем сейчас говорит Женька.

Сева был, пожалуй, единственным человеком в ее охране, кому она могла без боязни доверить сына. Спокойный, надежный и невозмутимый, он сумел удивительно быстро найти общий язык с непоседливым мальчиком, мог играть с ним на равных, катал на санках... И вот теперь его не стало, и как Егорка воспримет отсутствие дяди Севы, неизвестно. Но что же все-таки случилось, как именно погиб охранник? Нужно позвонить Грищуку и узнать, а сил нет – все эмоции выплеснулись на голову Хохла. Но то облегчение, которое Марина испытала, увидев его дома, было несравнимо ни с чем. Он жив – и важнее этого ничего быть не может.

– Женька, я тебя прошу: не заставляй ты меня волноваться еще и за тебя. – Коваль взглянула в его глазищи и увидела в них выражение покорности – в кои-то веки...

– Да ты сама-то не подставлялась бы, – он прижал ее к себе. – У меня минуты нет спокойной, когда ты в город уезжаешь, я боюсь к телефону подходить, чтобы только не услышать какую-нибудь жуткую новость. Знаешь, мне было бы легче, если бы ты уехала куда-нибудь, – признался он вдруг, заглядывая ей в глаза. – Котенок, может, поедешь к бабке? Я понимаю, это не Англия и не Кипр, но ведь там вполне можно немного пожить, отдохнуть? Мариша, подумай...

Она только вздохнула – как могла уехать сейчас, когда столько всего крутится, когда команда вот-вот начнет играть, когда стройка едва дышит и с казино опять какие-то проблемы? Конечно, было бы неплохо оказаться в деревне у бабы Насти, в ее большом доме, просто пожить там пару недель с Егоркой, но это, увы, несбыточная мечта.

* * *

Буквально через пару недель Марине позвонил Ворон и пригласил на турнир по боям без правил. Коваль удивилась: терпеть не могла этот вид спорта, даже то, что Малыш когда-то в молодости баловался подобными вещами, тогда еще запрещенными, не делало ее фанаткой. Но Мишка настаивал, говоря, что есть у него тема для обсуждения. Пришлось собираться. Женька просительно посмотрел на нее, и Марина не выдержала, кивнув, чтобы собирался. Ему, привыкшему к свободе, было очень тяжело постоянно сидеть дома взаперти, не имея возможности пойти туда, куда он хочет, и делать то, что он привык.

– Как на киче, ей-богу! – жаловался он. – Только конвоя не хватает.

– Надо будет – приставлю.

– Куда едем-то? – поинтересовался Женька, собираясь выйти из каминной, где они сидели.

– А тебе не все равно? Ты ж давно нигде не был, – поддела она, вставая из кресла и направляясь в свою гардеробную. – Ворон пригласил в «Спартак» на бои без правил.

– Ого! – оценил Хохол. – Классная штука, между прочим.

– Думаешь? – с сомнением переспросила Марина, поднимаясь по лестнице на второй этаж, и идущий за ней следом Женька подтвердил:

– Уверен. И тебе понравится, по-моему.

– Не разделяю твоей уверенности, но посмотрим, посмотрим...

Маринина охрана была под впечатлением от гибели Севы, все ходили мрачные и пришибленные. Коваль вполне понимала их состояние, ей и самой не хватало рыжего спецназовца.

Водитель Юра удивленно вскинул брови, увидев идущего к машине Хохла в черном строгом костюме:

– Жека, и ты с нами?

– Нет, это вы со мной. Тачку проверял, нормально все? – Он пнул переднее колесо носком ботинка, и Юрка дернулся, как будто сам получил по ноге.

– Жека, да все в порядке, я ж за ней как за бабой слежу!

– Ну да, ну да, – пробормотал Хохол, оглядывая машину со всех сторон. – Смотри, Юрец, если что – не посмотрю, что кенты мы с тобой.

Юрка только фыркнул – напоминать ему про машину было делом абсолютно глупым и даже бестактным, маринин джип он любил нежно и трепетно, и в самом деле как женщину.

Коваль спустилась по ступенькам крыльца, постояла немного, задрав голову вверх и махая рукой Егорке, торчащему вместе с няней в окошке детской на втором этаже, подошла к машине:

– Готовы?

– Сами поведете, Марина Викторовна? – с опаской спросил Юрка, глядя на ее сапоги без каблука и узкие кожаные брюки, но хозяйка успокоила, отказавшись, и он перевел дух.

Женька сел рядом с Мариной, предоставив первое сиденье Гене, и они поехали в город.

Хохол всю дорогу держал ее за руку, перебирая пальцы и покручивая кольца, а потом вдруг прошептал на ухо:

– Ты знаешь, а мне кентуха один предложил тебе подарок сделать.

– Какой?

– Скажу, но ты не смейся, ладно? Он песню написал, специально для тебя...

Марина даже не нашлась, что сказать на это. Про приятеля этого она знала давно, вместе с Женькой они мотали второй срок, а потом Жора исполнял шансон в одном из московских ресторанов. Песни он писал хорошие, и Марина даже всерьез подумывала предложить ему денег на раскрутку. Пока думала, нашелся добрый дядя-продюссер, запустивший Жорика на орбиту шоу-бизнеса, и теперь он стал довольно известным в узких кругах любителей «блатного шансона» исполнителем. Он даже как-то приезжал к ним. Женька тогда долго не решался попросить Марину принять гостя, но она никогда не возражала против его общения с кем-либо. Жора оказался очень интересным человеком, даже застенчивым. Он прожил неделю и оставил о себе только приятные воспоминания. Вечерами они сидели в каминной, и гость иногда брал гитару и пел что-нибудь, резко отличавшееся от его обычного сценического репертуара. Марине нравились его романтичные песни, его низкий, хрипловатый голос, очень напоминавший голос Хохла. Иногда они пели дуэтом, и Коваль посмеивалась, предлагая Женьке сменить профиль деятельности и поехать на гастроли вместе с Жорой. Хохол только усмехался:

– Я бы и рад, но кто тогда за тобой присмотрит? Ведь только мне под силу, больше-то некому. Так что Жорке придется справляться с фанатками без меня.

Но пел он и в самом деле хорошо.

Жора мало пил, все больше гулял по поселку и окружавшему его лесу, бродил то в одиночестве, то с кем-то из охранников, если Хохол был с Мариной в городе, и постоянно черкал что-то в небольшом блокноте. Женька потом рассказывал, что в телефонном разговоре Жора сказал, что обязательно напишет песню для Марины. И вот, значит, сдержал слово...

– И когда послушать можно будет?

– Когда спою и запишу.

Коваль просто лишилась дара речи, только глазами хлопала, удивленно разглядывая своего любовника, а он спокойно продолжал гладить ее пальцы, как будто и не говорил ничего.

– Жень... – наконец обрела Марина способность к произнесению звуков и, освободив свою руку из Женькиной, повернула к себе его лицо. – Ты серьезно?

– Ты много еще чего обо мне не знаешь. – Он улыбнулся и поцеловал ее. – Я потому и злился все это время, мне же в студию надо, я давно уже договорился, а тут такая фигня...

– О-о, я теперь ночами спать перестану! – простонала Коваль, просительно заглядывая ему в глаза. – Ну хоть намекни, про что песня, ну, Жень...

Он только рассмеялся и покачал головой отрицательно, и Марина зашипела, как рассерженная кошка, но и это не помогло, Хохол больше не сказал ни слова. Уже на входе в спортивный клуб она сделала еще одну попытку, а Женька только снова посмеялся, сказав, что она может на куски его резать, но он все равно не признается.

– Тогда... тогда я сейчас выберу самого огромного мужика из тех, кто будет участвовать в боях, и в качестве приза ему отдамся, вот! – пригрозила Коваль, и Хохол только фыркнул:

– Ага, попробуй! Его просто грохну, а тебя... ну, с тобой тоже что– нибудь придумаю.

Она засмеялась, потрепав его по бритой голове, и Хохол тоже улыбнулся, помогая ей выйти из джипа. Гена двинул вперед, Юрка остался в машине на стоянке, не забыв буркнуть о том, что кому-то все, а кому-то опять охранять тачку.

– Я тебе пирожок принесу, – пообещал Хохол, обняв Марину за талию и увлекая ко входу в спортклуб.

Музыка, несущаяся из огромных динамиков, так ударила по ушам, что Коваль сморщилась от неприятного ощущения. «Как здесь можно о чем-то разговаривать, когда я вон даже Хохла, наклонившегося ко мне, не слышу?».

– Что? – прокричала она, вопросительно глядя на него, и Женька, нагнувшись к самому уху, повторил:

– Я говорю – Ворон сидит перед самой клеткой, не видишь, что ли?

– Я еще и не слышу ничего! Это что – постоянно так будет?

– Нет, бои начнутся – выключат, тогда зрители орать будут! – объяснил Женька, направляясь в обход огромной клетки, заменяющей ринг, к столу, за которым восседал Ворон с молодой, красивой блондинкой.

Это была его очередная пассия, местного разлива фотомодель Ксения Короленко, мисс N-ска прошлого года выпуска. Марина подозревала, что не без Мишкиного участия получила девочка этот титул, да, скорее всего, так и было. Хотя, если уж быть совершенно объективной, Ксюша – настоящая красавица, причем все свое, натуральное: и волосы, и лицо, и даже грудь, что по нынешним временам вообще штука исключительная. Судя по выражению Мишкиного лица, он очень гордился подобным приобретением, да и немудрено.

– Добрый вечер. – Марина улыбнулась и села рядом с Вороном, отметив, как напряглась девочка, наблюдая за их братскими поцелуями. – Здравствуйте, Ксения.

После подобного личного приветствия та немного расслабилась, даже улыбка стала абсолютно естественной:

– Здравствуйте, Марина Викторовна.

– О, давай без этого! – попросила Марина. – Мы же не впервые видимся, правда? Можешь звать меня по имени.

Ворон удивленно посмотрел на Коваль, но она проигнорировала: во-первых, терпеть не могла этих псевдосветских расшаркиваний, а во-вторых, обращение по имени-отчеству напоминало ей о том, что возраст уже весьма далек от двадцатилетнего.

– Что будешь пить? – наклонился к ней Хохол, и Марина укоризненно посмотрела на него: что за странный вопрос, как будто первый день с ней! – Понял, – засмеялся он, жестом подзывая официантку. – Текилу и водку.

– «Маргариту»? – уточнила девочка, и Женька повторил:

– Текилу. Чистую. И лучше – «Хачиеду».

– Давай сначала бой посмотрим, а потом, в перерыве, пошепчемся, – нагнулся к ней Ворон, и Марина согласно кивнула.

Она никогда не могла понять, что так привлекает людей в подобных зрелищах. Что за удовольствие смотреть, как двое запертых в клетку мужиков молотят друг друга, разбивая в кровь морды и кулаки? А народ вокруг, распаленный зрелищем, орет все громче и громче, подбадривая фаворита и награждая презрительными эпитетами аутсайдера, и даже женщины ведут себя так же, как мужчины. Уж на что Коваль не была слабонервной и не боялась крови, но ее почему-то увиденное привело в какой-то брезгливый ужас, вызвало острое желание уйти отсюда и больше никогда не поддаваться на уговоры посетить подобное мероприятие.

Она встала из-за стола, провожаемая удивленным взглядом Ворона, прихватила сигареты и пошла к выходу. Хохол рванул было следом, но Марина жестом оставила его за столом, поманив пальцем Гену. Они вышли в холл, Коваль села на резную скамью и закурила. Гена стоял рядом, оглядываясь по сторонам.

– Сядь, не мелькай, – попросила хозяйка, похлопав рукой по сиденью, и он послушно опустился рядом. – Ты, смотрю, тоже не в восторге.

Лицо телохранителя скривилось в брезгливой гримасе:

– И не говорите, Марина Викторовна! Мне в свое время тоже предлагали, я ж в юности боксом занимался, разряд даже имею.

– Отказался? Почему? – с интересом спросила Коваль.

– Да как – «почему»? Противно это – мочишь кого-то на потеху обожравшимся уродам... простите, – спохватился Гена, но она только улыбнулась, прекрасно понимая, что не ее имел в виду телохранитель. – Там ведь тоже кухня своя, никто не поставит двух равных по силам бойцов в один спарринг, обязательно кто-то из них заведомо слабее, чтобы кровь была, чтобы нокаут. Иначе публике неинтересно.

– Ты знаешь, мне это все сейчас Древний Рим напомнило, гладиаторов, – сказала Марина, бросая окурок в урну. – И те, кто сидят в первом ряду перед клеткой, считают себя в праве решать судьбу тех, кто находится там, внутри. Странно, да? Хотя, если разобраться, вся жизнь так устроена: кто-то в клетке, а кто-то в первом ряду. А иногда местами меняются...

– И главное, чтобы это случилось как можно позже! – улыбнулся Гена, вполне уловив ее мысль.

– Точно. Пойдем, а то Женька нервничать начнет. – Коваль поднялась с лавки, опираясь на протянутую руку телохранителя, и они вернулись в зал, где в клетке уже находились другие бойцы.

Белое покрытие пола было в кровавых потеках, видимо, замыли в перерыве между боями.

– Кто выиграл? – поинтересовалась Марина у Хохла, и тот небрежно бросил:

– Мамонт. Ну, здоровый блондин, Ветка еще таких любила раньше.

Упоминание о подруге было не совсем к месту, однако Коваль промолчала, понимая, что это Женька в очередной раз проверяет ее.

Тем временем раунд закончился, и по рингу прошлись две девицы с табличками в руках. Одна из них остановилась прямо напротив их стола и вызывающе демонстрировала сидящему перед ней Хохлу свою довольно красивую грудь, едва прикрытую крошечным блестящим бикини. Высокая блондинка с хорошими формами и приятным лицом. Марина исподтишка наблюдала за выражением Женькиного лица и вдруг с грустью констатировала, что даже не испытывает никаких эмоций по поводу того, что ее любовник не без интереса разглядывает девушку.

– Хочешь, я сделаю тебе подарок, дорогой? – настолько громко, чтобы слышала и девица тоже, спросила она, и Хохол дернулся:

– Что?

– Я говорю – если ты ее хочешь, то получишь.

Откинувшись на спинку кресла, Марина взяла сигарету и щелкнула золотой зажигалкой, насмешливо глядя на опешившего и не знающего, как реагировать, Хохла. Она ни секунды не сомневалась, что девочка, оценив опытным взглядом ее прикид, украшения и манеры, конечно же, с радостью согласится на любое предложение. Они здесь за этим и разгуливают, чтобы себя подороже продать – на ночь или, если повезет, на какой-то более долгий срок. О, как же упоительно было наблюдать за муками любовника, разрывающегося сейчас между Мариной и тягой к молодой девице! Коваль получила даже своеобразное удовольствие от зрелища...

– Ну, что же ты? Решайся, – подстегнула она, положив свою руку поверх Женькиной и поглаживая его запястье. – Я не шучу, я ведь вижу – ты ее хочешь.

Неожиданно для нее Хохол встал и стремительно вышел из зала, не произнеся ни слова. Марина пожала плечами и сделала жест девице, чтобы уходила – сделки не будет, клиент соскочил.

«Интересно только, куда рванул».

Ворон отвлекся наконец от своей Ксюши и пересел ближе к Марине.

– Я по стройке хотел с тобой обсудить.

– Обсуди, – рассеянно проговорила она, вертя в пальцах зажигалку.

– Давай сменим бригады, поставим нового прораба.

– Открыл Америку. – Коваль вздохнула. – Ты думаешь, это сразу сдвинет дело с мертвой точки? Уверяю тебя, что нет. Подозреваю, что рабочим просто приплачивают за саботаж, им ведь в первую голову невыгодно простаивать, ты сам посуди. У них оплата сдельная. А раз сидят – значит, есть на что жить. Вот и прикинь, что нужно сделать.

– Взять твоего компаньона за ноги и выбить из него дурь, как пыль из ковра, только и всего, – отрезал Мишка. – И я займусь этим сам, раз ты не хочешь светиться.

– Как знаешь.

Ее вдруг охватило равнодушие ко всему, что происходит, да нее дошло, что она сделала: унизила Хохла, опустила его на глазах у какой-то дешевой девки. В очередной раз она забыла, что перед ней не Егор Малышев, с которым у них были такие вот свободные отношения и который закрывал глаза на ее причуды и в подобной ситуации легко поддержал бы ее шутку и согласился. Нет – перед ней был Жека Хохол, отмороженный уголовник со своими понятиями о том, что можно, а чего нельзя. И она переступила какую-то черту, за которую Хохол не зашел бы ни при каких обстоятельствах, да еще сделала это прилюдно...

И вряд ли сегодня он вернется домой. Марина бы не вернулась на его месте.

Потеряв интерес ко всему разом, она извинилась и пошла к выходу, взяв под руку Гену.

– А Жека где? – спросил Юрка, заводя двигатель.

– Не знаю. Поехали домой, – скривилась хозяйка.

– Ждать не будем?

– Ты глухой? Домой, я сказала!

Юрка пригнулся к рулю, словно ждал оплеухи, и джип рванул со стоянки в сторону выезда из города. Марина задремала на заднем сиденье, в душе продолжая укорять себя за стервозность и любовь к экспериментам.

«Нашла же, с кем поиграть – с Хохлом! Дура...»

* * *

В коттедже свет не горел, значит, Егорка спит, уложенный няней, и сейчас Марина тихонько поцелует его, сонного, в носик, и тоже пойдет спать. Одна. И сама виновата, как ни крути. Она отвыкла от мысли, что каждому терпению приходит предел и любой человек, как сильно бы он ни был привязан к тебе, рано или поздно устает терпеть и подчиняться твоим причудам и выходкам. Вот и Хохол не вынес...

Сбросив в прихожей сапоги, Марина отпустила Гену отдыхать, а сама, стараясь не шуметь, на цыпочках поднялась по лестнице в детскую. Поцеловав спящего сына, полюбовалась его хорошеньким личиком, во сне становившимся просто ангельским. Таких херувимчиков рисуют на Рождественских и Пасхальных открытках...

Не зажигая света в спальне, она прошла в маленькую душевую, расположенную рядом, постояла немного под струями воды, потянулась за полотенцем. Халат куда-то пропал, видимо, остался на пуфике у кровати, ладно, так дойдет. Пошарив рукой по тумбочке, Марина не нашла пульт от телевизора и решила просто завалиться спать, что и сделала, подпрыгнув в ужасе, едва рука коснулась кого-то, лежащего на кровати.

– Не ори, ребенок спит! – раздался мрачный голос Хохла, и Коваль едва перевела дух.

– Ты совсем спятил! Я чуть от страха не умерла! – выдохнула она, опускаясь на постель и обнимая его, но он отодвинулся:

– Я не в настроении.

– Я тоже, – заверила Марина, повторив попытку.

– Тогда не трогай меня. Я не хочу разговаривать с тобой. – Хохол оттолкнул ее руки и отодвинулся на самый край кровати.

– Я понимаю, – прошептала она вмиг севшим голосом. – Женя... прости меня, если сможешь, я больше никогда не позволю себе...

– Позволишь. И в этом вся ты, Коваль. Тебе нравится унижать того, кто предан тебе, нравится демонстрировать свою власть, – с горечью выговорил он, переворачиваясь на спину и по привычке забрасывая руки за голову.

Она легла лицом ему на грудь и покаянно прошептала:

– Я клянусь тебе всем, что мне дорого, – никогда больше... Женя...

Он вздохнул, обнял ее, прижав к себе, поцеловал в макушку:

– Все, спи. Давай забудем об этом разговоре и об этом вечере тоже. И запомни: я никогда не поведусь на такое. Никогда не выберу между тобой и какой-то телкой за сто баксов. Запомни это на всю жизнь и больше не проверяй меня на гниль.

Марина подняла голову, взглянула в его лицо, чуть освещенное блеклым отблеском уличного фонаря в оконном стекле. Возможно, она не ревновала его, не испытывала каких-то безумных чувств – но и потерять тоже не хотела. Чувство собственности...

Хохол не мог сердиться на нее долго, его порывов хватало от силы на пару часов, а потому ночью он разбудил ее поцелуем в шею и шепотом:

– Котенок... ты спишь?

– Уже нет...

Марина повернулась к нему и обняла, просунувшись под руку и вдыхая ставший уже родным запах разгоряченного постельным теплом тела.

– Не сердись на меня, мой мальчик, ты ведь знаешь, что я не хотела тебя обидеть, просто не подумала, как это выглядит со стороны. А тебе понравилась эта девчонка, я заметила... – посмотрела на него из-под нависшей на глаза челки и прикусила нижнюю губу в ожидании ответа.

Хохол молчал, но Коваль видела, что он улыбается, довольный ее словами. Разумеется, девица в клубе ему понравилась... И если бы не было в его жизни Марины, то аппетитная телочка не ушла бы из рук. Но зачем, как говорится, намазывать на хлеб баклажанную икру, когда рядом стоит ваза с черной? Однако извинения Коваль Хохлу безусловно польстили. Она крайне редко признавала свои ошибки, а уж чтобы сказать «извини меня» – такое вообще по пальцам можно было перечесть. Не кривя душой, Женька сказал:

– Нет, Маринка, я не стал бы с ней... давай договоримся, и ты никогда больше не будешь разводить меня на такое.

– Как скажешь...

– А теперь... – Он прищурился, чуть прикусил нижнюю губу, и у Коваль все заныло от предвкушения, но Хохол развернул ее спиной к себе, крепко прижал и пробормотал: – Спать давай, скоро уже утро...

Марина фыркнула, но подчинилась, прижавшись лицом к его руке. Присутствие Женьки всегда успокаивало, давало возможность расслабиться и не думать ни о чем, не волноваться за собственную безопасность.

* * *

– Наталья Марковна, гулять без Гены не выходите! – Марина стояла в прихожей, поправляя волосы перед большим зеркалом, и давала последние распоряжения няне и Даше.

Наталья Марковна кивнула, хотя по лицу было видно, что перспектива гулять под опекой сурового на вид охранника ее не очень обрадовала. Но хозяйка была непреклонна, и спорить с ней няня не рискнула. Хохол мрачно наблюдал за Мариной. Он был не очень доволен ее отъездом в город, злился по привычке, но возражать не мог. Она это заметила, подошла ближе, жестом отпуская няню и домработницу, встала на цыпочки и обняла его за шею:

– Я недолго, обещаю...

– Будь осторожнее, я очень тебя прошу, – тихо проговорил Хохол, глядя ей в глаза. – Подумай о нас с сыном, ладно? – Его губы прикоснулись к Марининой щеке. – И позвони, когда приедешь в офис.

– Ты стал как папашка! – улыбнулась она, отвечая на его поцелуй. – Не волнуйся, все будет в порядке.

Поскольку Гена теперь перешел в разряд охранников маленького Егора, с Мариной ехали Данила и еще трое парней из бригады Комбара. В свете последних событий Матвей смог исполнить свою давнюю мечту и приблизиться к Коваль, хотя раньше не входил в число доверенных людей. Но его работа с командой и то, с какими суммами имел дело Матвей, отчитываясь за каждую копейку, дало ему эту возможность. Сегодня Марина собиралась навестить одного из своих «подопечных», которому помогла решить проблемы с санэпидстанцией, а благодарности за труды так и не дождалась – владелец кафе отдал ей только первую половину оговоренной суммы. Коваль терпеть подобное нахальство не собиралась.

– Даня, – обратилась она к охраннику, уже сидя в машине. – Ты позвонил пацанам?

– Конечно, Марина Викторовна, – откликнулся он. – Они к кафе подъедут.

– Отлично, – пробормотала Марина, уже отвлекшаяся от вопроса и рассеянно наблюдавшая за мелькающими деревьями.

Разумеется, в ее планы не входило разносить вотчину задолжавшего ей коммерсанта, как бывало раньше, но и спускать ему просто так она тоже не собиралась, а потому небольшой погром вполне способен был решить проблему. На подобные мероприятия Марина всегда брала только молодых, сама из машины не выходила, заставляя водителя парковаться так, чтобы и машину не было видно. Во время подобных «операций» Наковальня изменяла своей привычке и пересаживалась из приметного и единственного в городе «Хаммера» в серебристый «Лексус», принадлежавший раньше Малышу.

Сегодняшний день исключением не стал. Марина курила в открытое окно джипа и ждала. Данила отправился в кафе вместе с двумя комбаровскими, решительно отодвинул стоящего у входа охранника:

– Мы к хозяину.

– А... – начал было одетый в ливрею мужичок, но Данила, резко повернувшись, прижал палец к губам:

– Т-с-с! Помолчи – прохладно, горло побереги.

Они втроем вошли кабинет, и Данила без лишних слов объяснил его владельцу, что долги нужно отдавать, а те, кто об этом забывают, платят еще и неустойку.

– Но у меня сейчас просто нет таких денег, – оправдывался толстый, обрюзгший, хотя и молодой еще мужчина. – Я отдам обязательно, вы передайте Марине Викторовне...

– Ты не понимаешь, – терпеливо объяснял Данила, развалившись в кресле перед суетливо шарящим по столу руками владельцем кафе. – Ты не понимаешь. Я не могу передать твои слова Марине Викторовне просто потому, что тогда у меня не останется выбора: она велит наказать и тебя, и меня. А я не такой дурак, чтобы пойти против своей хозяйки – жизнь-то одна. Поэтому давай с тобой подумаем, как нам быть. – Он поднялся из кресла, обошел стол и обнял растерявшегося совсем коммерсанта за плечи. – Я тебе советую – вот честно, просто как друг советую – отдай то, что должен, и будешь спать спокойно. Сколько ты остался должен, тридцатку зелени? Я тебя умоляю – это ж пустяк для нормального ресторатора, твое кафе стоит в отличном месте, даже сейчас, днем, в зале очень мало пустых столиков. Так подумай – стоит ли терять все это?

– Я и так отдал слишком много, – пробормотал хозяин, не глядя на Данилу.

– Много? Тогда разруливал бы свои проблемы сам, не прибегая к посторонней помощи! – мгновенно перестал быть добрым советчиком Данила. – Значит, сроку тебе – сутки, не вздумай в ментовку прогуляться – на фонаре вздернем!

Данила вышел из кабинета, кивнул сидевшим за барной стойкой пятерым молодым парням в кожанках, и те в считанные секунды разгромили весь бар. Только бар, ничего больше, но и этого вполне хватило, чтобы засыпать стеклом и залить дорогим спиртным пол. Данила удовлетворенно полюбовался зрелищем, похлопал в ладоши, как на концерте, и велел парням убираться из кафе. Сев в «Лексус», он повернулся к Марине и доложил:

– Порядок, Марина Викторовна, срок дал до завтра, думаю, что все будет нормально.

– Так кого ждем? Ментов? Поехали отсюда, – велела Коваль, чуть толкнув в плечо зазевавшегося водителя.

Они быстро скрылись в ближайшем переулке, и Данила поинтересовался:

– Домой?

– Нет, раз уж мы начали разгребать навоз, так давайте до конца все доведем. Поехали в «МБК», пообщаемся с нашим дорогим Иваном, – решительно заявила Марина, решив одним махом разобраться со своими делами и спокойно провести выходные в кругу семьи, с сыном и Хохлом.

Офис «МБК» находился на прежнем месте, в огромном сером здании бизнес-центра. Марина хорошо помнила свое ощущение, возникшее во время первого посещения этого места... И на стоянке раньше всегда стояла красная «Ауди»... Малыш был очень постоянен в своих пристрастиях – машины, одежда. Женщина. Да, какие связи ни заводил Егор Малышев, но всегда возвращался к той единственной женщине, лишь рядом с которой ему было по-настоящему хорошо.

Марина вздохнула, задержавшись на крыльце, потом толкнула тяжелую дверь и пошла к лифту. Данила следовал за хозяйкой на небольшом расстоянии, но перед приемной на седьмом этаже опередил Марину и открыл ей дверь.

Секретарша за большим столом была не та, что работала здесь при Егоре и затем при Коваль. «Новая метла метет по– новому!» – усмехнулась про себя Марина и поинтересовалась: