Электронная библиотека » Марина Ларина » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 7 июля 2020, 21:00


Автор книги: Марина Ларина


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Вы что? Отпустите меня! Вы не имеете права! Куда вы меня тащите? Отпустите же меня, – визжала Прокофьева.

Человек, ухвативший Настю чуть выше локтя жесткой рукой, тащил ее по направлению к машине.

– Что вы делаете? – крикнула журналистка, но получила такой сильный удар по голове в височной области, что тотчас потеряла сознание. Она и не заметила, как оказалась внутри салона, куда ее просто впихнули, как обессилевшую куклу.

Машина завелась, тронулась с места и через несколько минут оказалась на безлюдной улице. Примерно в это же время Настя очнулась, открыла глаза, потом толкнула дверцу автомобиля и вывалилась из него на проезжую часть как раз на повороте, когда водитель был вынужден притормозить. Удостоверение на имя корреспондента газеты «Камни Петербурга» Прокофьевой Анастасии Григорьевны, вывалившись из кармана пиджака его обладательницы, осталось в салоне злосчастного «уазика».

Настя с трудом поднялась на ноги и поковыляла по направлению к проспекту. Добравшись до автобусной остановки, она вскочила в какой-то автобус и разрыдалась только тогда, когда машина отъехала на изрядное расстояние от места происшествия. Следующая остановка оказалась конечной для маршрута под номером «166». Вечерело.

– Девушка, вам плохо? – услышала она голос водителя.

– Нет, все в порядке, ничего страшного, – вытерла слезы журналистка.

Выйдя из автобуса, она надела темные очки, чтобы не было видно заплаканных глаз и ссадин на лице. Сумка была при ней, фотоаппарат тоже. Прокофьева поймала такси.

– В Купчино, пожалуйста, улица Димитрова. Если можно, быстрей, – сказала Настя таксисту и устало откинулась на спинку заднего сиденья.

«Вот так и началась моя новая жизнь – с расквашенного лица», – подумала Прокофьева и тихонько шмыгнула носом. Ей снова захотелось плакать, теперь уже от жалости к самой себе, такой одинокой, такой покалеченной.

Глава третья
Для того, чтобы жить

Русскую водку Настя ненавидела. Убойная вещь. Выпив водки, она тут же выпадала в осадок. Поэтому этот напиток Настя старалась не употреблять. А вот текила – другое дело. Это спиртосодержащее вещество помогало ей снять стресс и поднимало настроение. Вообще-то из спиртных напитков журналистке больше всего понравился лимонный фернет, которым ее когда-то угощали туристы из Чехии, но его в северной столице не продавали. Да и деньги тратить специально на алкоголь Настя не любила, если что-то и покупала, так разве что на случай появления гостей. Не с чертом же ей, в самом деле, пить, как пел когда-то Владимир Высоцкий. Пьянствовать сама с собой Прокофьева однозначно считала верхом деградации.

Она теперь жила совершенно одна в просторной двухкомнатной квартире на окраине Питера, которую сняла, оплатив проживание заранее за полгода. Причем занимала в ней только одну комнату, а вторая была такой же, какой оставили ее хозяева. У Насти, носившейся днями напролет по городу в поисках материала, просто не хватало ни сил, ни времени обживать еще одно, отгороженное от нее стенкой пространство соседней комнаты. Все, на что ее хватало в этой квартире, состояло в том, чтобы прийти на закате дня, умыться, перехватить чего-нибудь на кухне, если удавалось найти это что-нибудь в холодильнике, и завалиться спать. А утром встать, принять душ, поджарить яичницу, съесть ее, запивая кофе, и снова отправиться на работу. Словом, квартиру Настя не любила.

Но сейчас, после того, что приключилось с ней днем, неуютная квартира показалась ей раем, да и от рюмки водки она не отказалась бы. Прокофьеву просто трясло от происшедшего. У нее не укладывалось в голове, как с ней такое могло произойти. Главное, за что? И кто был этот сумасшедший тип, так дурно с ней поступивший среди бела дня в центре города, чуть ли не на глазах у людей.

Настя достала из сумки свой цифровой фотоаппарат фирмы «Кодак» и соединила его через шнур с USB-портом в ноутбуке. На экране компьютера появились фотоизображения, которые она тут же сохранила в отдельной папке под названием «Бандите».

– Ага, вот эта сволочь, которая меня чуть не угробила, – произнесла она вслух, присматриваясь к экрану.

– Кто же ты такой? – увеличила она изображение. – Вроде что-то знакомое, а с другой стороны – вроде никогда я тебя не встречала, не держала за руку и не разговаривала. Может, случайно у знакомых пересекались? Гм-м… Но где-то же я видела гада. Нет, не могу вспомнить. Что-то мешает.

На фотографии был мужчина лет пятидесяти пяти, среднего роста, крепкого телосложения, но определенно не занимавшийся разгрузкой кирпичей или какой-нибудь другой тяжелой работой. Интеллигентное и как бы холеное бородатое лицо, энергичный поворот головы… Ее смущала какая-то деталь в его внешности. Но она не могла понять, какая.

– И все же, где я его могла видеть? – не оставлял ее вопрос. – Что тут не так? Нет, не могу сообразить. Совсем голова не работает. Так саданул по ней, что чуть было вообще ума не лишилась. Сволочь, – выругалась она, глядя на фотографию. – Подонок, садист престарелый. Чтоб тебя переклинило так же, как меня, скотина.

Самое время было рассмотреть в зеркале собственное изображение. Настя подошла к стенному шкафу.

– О-о-о, вот кровоподтек на скуле. Едва заметен, но все же. Хорошо, что по кости пришлось. А если бы в глаз, посадил бы синячище на все лицо. Сволочь, – хлюпнула носом Настя, – чуть не изуродовал меня.

Она подняла футболку и посмотрела на свой правый бок, на который пришелся удар при падении из машины. Его словно пропустили через терку.

– Завтра будет гематома на всю спину, – констатировала Прокофьева.

Разбитые коленки, с которых она стащила разорванные джинсы, выглядели устрашающе. То же самое можно было сказать о локтях, не говоря уже об ободранных ладонях.

Настя поплелась на кухню и вывернула на стол аптечку.

– Слава богу, фурацилин есть, – пробормотала она, найдя нужный антисептический раствор в клеенчатой упаковке. – Хоть в аптеку тащиться не надо, и то хорошо. Молодец, что заранее запаслась, – похвалила себя Настя.

Прокофьева знала по опыту, что заражения крови у нее не будет. Она неоднократно, начиная еще с детства, и падала, и разбивала коленки, и все неприятности с нее скатывались, как с гуся вода. Но, исповедуя принцип «на Бога надейся, а сам не плошай», Настя всегда держала при себе аптечный минимум.

С раствором фурацилина и ватными тампонами в руках она и направилась в душ. Там перед зеркалом Прокофьева сначала обработала антисептиком раны, а потом стала под теплый дождик. Чтобы окончательно прийти в себя, ей понадобилось минут двадцать медитации под душем. Минут десять заняла еще сушка волос феном. Затем, переодевшись в чистое белье и накинув халат, она вернулась на кухню и заглянула в холодильник. Остатки текилы, нашедшиеся там, пришлись как нельзя кстати. Они были тут же использованы по назначению.

«Эх, хорошо, да мало, – подумала Настя. – Вот бы пришел кто, принес еще. Было бы в самый раз». Сама она, исходя из своего физического и психологического состояния, выходить из дома не собиралась. Но спать ей тоже пока еще не хотелось.

– Боже, сделай так, чтобы кто-нибудь пришел или хотя бы позвонил, – попросила она, обратившись к высшим силам, о которых всегда в случае экстремальных ситуаций вспоминала. – Ну давай, давай – помогай.

Правда, рассчитывать на персональный звонок уже не приходилось. Настин мобильный телефон развалился на части прямо на дороге, когда она столь неуклюже вывалилась из чужого автомобиля. Оставалось надеяться на то, что кто-нибудь из знакомых вспомнит ее домашний номер, что тоже было маловероятно, поскольку она почти никому его не давала, или каким-то чудом появится у нее на пороге. Сама Прокофьева никому звонить не хотела. Было не то настроение.

И чудо не заставило себя долго ждать. Под окном Настиной квартиры, которая располагалась на пятом этаже девятиэтажного дома, раздался храповитый шум мотора не слишком новой машины. А спустя несколько минут послышался звонок в дверь страдалицы Анастасии. Прокофьева сначала даже ушам не поверила.

– Кто бы это мог быть? Принесло же кого-то. А что, если это?.. Да нет, не может быть, тот мужик не мог меня вычислить так быстро. Хотя… – Настя на цыпочках подошла к двери и посмотрела в дверной глазок.

– Жар-птица! – облегченно воскликнула она и гостеприимно распахнула двери.

Что называется, с корабля на бал после вечерней смены с пакетом, нагруженным выпивкой и съестными припасами, к Насте заявилась ее не очень старая, но добрая знакомая Жанка по кличке Жар-птица.

Жанку Настя подобрала как-то на улице, когда еще снимала комнату на Суворовском проспекте. Случайно, возвращаясь поздно ночью пешком с какого-то мероприятия домой, она стала свидетельницей расправы, как ей показалось, клиента или сутенера с уличной проституткой, которую тот выбросил из машины в разорванных колготках и всю в слезах.

– Вали отсюда, шваль, х… тебе, а не денег, потаскуха чертова, – крикнул он и хлопнул дверью. А девушка, поскользнувшись, упала, вдобавок еще и разбив коленку. Из ее глаз вновь полились слезы, и она разревелась в полный голос от обиды и боли.

Настя помогла ей подняться на ноги, повела к себе, поскольку проживала тогда в десяти метрах от места уличного инцидента, накормила, напоила и спать уложила.

Умело разговорив эту простую девушку из провинции, которая стала, что называется, на стезю порока, Прокофьева обнаружила в ней добрую, не скурвившуюся душу. Прилипшее к Жанне Птициной погоняло Жар-птица в принципе правильно отражало то, что она собой представляла. В Жанке Жар-птице жизнь била ключом.

В первый день их знакомства с Жар-птицей Прокофьевой понравилось, как та в ответ на ее вопрос «Почему ты занялась проституцией» заявила:

– Мне было скучно жить в своем маленьком городе. И хотелось праздника, фейерверка каждый день.

В Питере все это она и нашла. Шампанское, веселье, рестораны каждый день. Пусть мишура, пусть пополам с грязью, зато Жар-птице было не скучно. Тусклая жизнь какой-нибудь санитарки, работницы на заводе или уборщицы ее вовсе не привлекала. А никакого дополнительного образования кроме девяти классов базовой школы у Жанки Птициной, чтобы рассчитывать не большее, не было. Ей этого и не нужно было. За одну ночь она могла получить все, что хотела, если, конечно, не считать ту самую ночь, в которую ее подобрала любознательная журналистка. Но, как говорила Жар-птица: «Раз на раз не приходится, чего тут обижаться. Это же жизнь».

Пройдя на кухню, Жанка Жар-птица вывалила на стол ворох закусок и выставила три бутылки любимой Настиной текилы.

– Оба-на, откуда такие деньги, Жар-птица? – воскликнула довольная исполнением своего желания Прокофьева.

– Живем, подруга, – улыбнулась Жар-птица. – Танцуй и пой, что я с тобой… Где стаканы? – произнесла она с ударением на последнем слоге.

Настя достала из шкафчика рюмки.

– Вчера и сегодня, – продолжала свой спич Жар-птица, – обслуживала одного клиента. Бабок немерено… Бандит, но не жадный. Денег дал… много… Так что живем. Сегодня весь «найт» у тебя. Ты не против? – посмотрела она искоса на Прокофьеву.

– Не против, не против, ты мне нужней сегодня, чем я тебе, Жар-птица, – ответила зарумянившаяся от удовольствия Настя.

– Да, я вижу тебя потрепала житуха-то? – заметила, присаживаясь за стол, Жанка. – Кто это тебя? Только не говори, что упала. Я по почерку вижу, что мужик.

– Так, одна сволочь на улице, – ответила Прокофьева.

– На улице? Ночью? – вопросительно посмотрела на нее Жар-птица.

– Нет, не ночью. Как раз среди бела дня. Я его сфотографировала. А он меня видишь как разрисовал? – показала Настя лицо, а затем локти. – Подскочил и чуть не убил. Я так ничего и не поняла. Сначала в машину заволок. Стукнул, я вырубилась. А когда очнулась, открыла дверцу и сиганула на асфальт.

– На всем ходу? – уставилась на нее Жар-птица.

– Нет, он притормозил, – уточнила свой рассказ Прокофьева. – Вот так.

– Странно, со мной такого еще никогда не было, чтобы незнакомый ни с того ни с сего с ходу по голове, – сказала подруга. – Наверное, ему очень не понравилось, что ты его сфотографировала.

– Наверное, – подтвердила Прокофьева. – Это называется нарушение личной неприкосновенности. Только по морде сразу зачем бить? Попросил бы по-человечески, я бы и уничтожила фото. Хотя…

– То-то… – подхватила Жанка. – Тебе тоже не хотелось, чтобы кто-то нарушал твою свободу снимать, где хочешь и кого хочешь.

– Ну, да. Но там все равно что-то не так. Мне кажется, что я его где-то видела. Морда какая-то на вопрос наводящая.

– Тем более. Значит, рыльце у него в пушку, если тебя так саданул. Может, его милиция разыскивает?

– Вполне может быть, – покивала головой жертва нападения.

– А тут ты со своей газетой. И на всю страну. Я бы тоже врезала тебе, будучи на его месте, – сказала Жар-птица. – И попыталась бы забрать эту фотографию.

– Ты бы?.. Да тебя саму… – погладила ее по голове Настя.

– А что, это же документальное подтверждение. Не боишься, что вдруг нагрянет?

– Не боюсь. Как он меня найдет в пятимиллионном городе? Скажи, как? Я могла его видеть случайно. Но то, что я с ним не разговаривала и нас никто с ним не знакомил – в этом я уверена на сто процентов.

– Может, ты и права, – сказала Жар-птица. – Ну да ладно, сейчас будем лечиться. Наливай. И нож, пожалуйста, дай мне – ветчину нарезать. Так, – принялась она раскладывать все по тарелкам. – Пикачики сюда положим. Помидоры туда. Апельсинку порежем на десерт. Хлеб можно ломать… Давай, давай на хлеб, мясо налетай. Я сама так есть хочу. Ты не представляешь. С утра почти ничего не ела.

– А мне кусок в горло не лезет после всего, что сегодня стряслось, – пожаловалась Настя.

– Ничего, ничего. Сейчас пройдет. Это стресс, по-научному называется, мы его быстро устраним. Мы же в этом деле профессионалы, – намекнула на свое повседневное занятие Жанка.

Жар-птица отличалась природной смекалкой и говорливостью. Прямо птица-говорун, так ее тоже иногда называли близкие знакомые, которых у нее, кроме Насти, в этом большом городе на самом деле было раз, два и обчелся. Вот они и жались иногда друг к другу, чтобы согреться и спрятаться от хладнокровия и иногда бездушия окружающих людей.

У Насти так же, как и у Жанки, здесь, в Питере, не было под боком ни мамы, ни папы. Вся ее родня осталась в Выборге, и наведывалась чаще туда она, чем они к ней. Но сам Питер они обе любили, и никуда отсюда уезжать не собирались, по крайней мере, в ближайшее пять лет, будучи каждая в своем амплуа.

– Давай за жизнь, – предложила первый тост Жар-птица. – Чтоб она никогда не кончалась. Давай?! Ну, вздрогнули.

– Давай. Стой, подожди секунду, не пей… – перехватила ее руку Настя.

– Что такое? Не бойся, не отравлено. Я покупала знаешь в каком месте? Знаешь? Где, как в лучших домах Парижа. Ну, в общем, проверено. Это тебе не водка, не бойся.

– В том-то и дело, что не водка. Текилу принято пить с лимоном, и солью нужно провести по ободку рюмки. Вот так правильно, – показала Настя. – Теперь и в самом деле, как в лучших домах Парижа.

– А ты откуда знаешь? – спросила, попробовав пить по-новому, Жанна.

– А меня один знакомый угощал в баре, там так делали. Ведь так интересней, правда?

Обе подруги знали, что удовольствия можно и нужно извлекать из мелочей. Жар-птице, конечно же, понравился новый ритуал, и она уже сама принялась проделывать нечто подобное, наливая и опрокидывая одну за одной рюмки текилы. После выполнения столь старательных упражнений с текилой ей стало жарко, и она расстегнула на себе платье.

– Настя, слушай, у тебя музыка есть? Хочу танцевать текилу-джаз, – заявила осоловевшая Жар-птица. – Я танцевать хочу, – завела она низким голосом. – Тащи музыку, Настя.

– «Текила-джаз» есть, но она тебе не покатит, – ответила Прокофьева, имея в виду название питерской группы, игравшей отнюдь не танцевальную музыку.

– А что-нибудь итальянское есть? Я Италию люблю с детства, – попросила Жар-птица.

– Есть, есть – сейчас включу… – Прокофьева притащила магнитофон и поставила современную итальянскую музыку, которую переписала пару месяцев назад у приезжавшей из Италии соседки по родительской квартире в Выборге, Ленки Даниловой. Та, познакомившись с итальянцем во время рабочей поездки в Италию, вышла за него замуж и осталась там жить, а этим летом наведалась в свою прежнюю квартиру в Выборге, которую собиралась продавать. Настя заходила к ней на прощальный сабантуй. И та, конечно, пригласила ее приехать к ней в Италию, оставив свой итальянский номер телефона и адрес в Солерно.

– Приезжай, – говорила Ленка, – мужа тебе там найдем.

Но эта музыка показалась Жар-птице мало динамичной, и она потребовала еще выпить, чтобы догнаться, и пустилась потом с Настей в обнимку в пляс под «фейерверк» звуков некоей отнюдь не итальянской мелодии. В конце концов, выхлеставшие две с половиной бутылки текилы на двоих полураздетые девицы переместились в спальню. А потом, добавив еще немного, под звуки все той же джазовой музыки завалились спать на Настином диване, даже не позаботившись о том, чтобы его разложить. На это у обоих не было уже ни сил, ни желания.

– Раз, два, подъем! Журналистка, на выход, – прокричала во всю глотку наутро Жар-птица, приготовившая, пока Настя спала, на кухне яичницу с ветчиной. – Пять минут на сборы.

«Ну ты, Прокофьева, даешь! Докатилась. А Жар-птица растет… по профессиональной лестнице и совершенствуется в мастерстве, – подумала Настя, обнаружив себя полураздетой. – Такого со мной еще не бывало».

Судя по тому, что на ней не хватало некоторых интимных деталей гардероба, Настя поняла, что сегодня ночью ей довелось пережить если не изнасилование женщиной-бисексуалкой, то, как минимум, кунилингус с ней же. И все это в состоянии полной отключки от мира сего.

– Черт побери! – воскликнула Прокофьева в сердцах. Как ни странно, она не чувствовала после этого всего себя плохо, а даже, наоборот, была как бы на подъеме. Словно гора с плеч свалилась. Все, что было с нею вчера, казалось каким-то далеким и совсем не страшным.

– А ну их всех, – сказала Настя самой себе. – Отсижусь, пока пройдут синяки, и рвану к деду под Выборг. Никакой журналистики недели две как минимум, а дальше видно будет. Пусть подавятся своими тупыми репортажами и глупыми расследованиями. Мне этого сейчас не нужно. И криминальными темами я больше заниматься не буду. Баста. Все. Жизнь дороже этой дряни.

– Ну и как мне ей сейчас в глаза смотреть? – думала она о Жанке, одеваясь. – Сделать вид, что ничего не произошло? Конечно, как же иначе. Жар-птица меня спасла. По крайней мере не со зла, а, видно, из лучших побуждений постаралась удовлетворить. Да-а-а. «Дорога в ад вымощена благими намерениями». А ну их, эти притчи. Спокойно. Идем и провожаем Жанну. Все о’кей, – в конце концов сказала себе Настя.

Она достала из платяного шкафа бархатный спортивный костюмчик и направилась в ванную комнату. Пока Настя приводила себя в порядок, Жанка успела заскучать. От нечего делать она даже заглянула в Настин ноутбук, пытаясь в нем что-то открыть. Но так и не разобравшись, как это делается, включила телевизор и пощелкала пультом, переключаясь с канала на канал.

– Ах, ничего интересного. Одни новости, – бросила она и это занятие. От нечего делать, взяла фотоаппарат и щелкнула себя на память на фоне скудной обстановки Настиной комнаты.

«Надо будет не забыть попросить, чтобы распечатала мне пару фотографий. А то я давно не фотографировалась», – подумала Жанна.

– Ну что, где ты там? – громко спросила она. – Я скоро сдохну тут одна от скуки. Кофе стынет. Выходи.

– Уже иду, – послышался голос из ванной комнаты. Было слышно, как Прокофьева выключила воду. – Подожди минутку.

Когда Настя наконец появилась на кухне, оказалось, что Жар-птица уже готова к отбытию.

– Ну что, подруга?! Не горюй! Чуть что – зови. Я всегда на проводе. Ну, я пойду, меня там машина дожидается с водителем, – сказала на прощание Жанка.

Оказалось, что пока Настя занималась водными процедурами, Жар-птица успела переговорить по мобильному телефону с подъехавшим на старом «фольксвагене» и теперь поджидавшим ее у подъезда Саней Лысым. Так звали ее сутенера и одновременно напарника. Они вместе работали по ночам. Саня был неплохим, с точки зрения неприхотливой в этом плане Жанны, парнем. По крайней мере, он ее так не обижал, как делали это в первое время ее пребывания в Петербурге некоторые, как их называла Жар-птица, сволочи.

Эх, бедная Жар-птица, она ведь даже не подозревала, что через несколько минут жизнь ее безвременно оборвется. Об этом не могли знать ни она сама, ни Настя, ни поджидавший ее внизу Саня. Первым то, что с ней что-то случилось, заподозрил Саня, который, заждавшись обещавшую вот-вот быть Жанку, набрал ее номер телефона, а после того, как она не ответила, поднялся наверх к Настиной квартире.

– Где Жанна? – спросил Саня через закрытую дверь, когда Прокофьева подошла к глазку и спросила, кто там. – Мы только что с ней созванивались.

– Ее здесь нет. Ушла минут десять назад, – ответила с недоумением Настя, открыв парню дверь. – Может, с ней что-то случилось?

– Я от подъезда никуда не отходил. Она точно не выходила. Если у тебя ее нет, надо осмотреть чердак и подвал. Если она здесь никого больше не знала… то ей просто некуда было еще деться, – Саня повернулся к дверке лифта.

– Подожди, – попросила Настя. – Я с тобой. Только ключи от квартиры возьму.

Чердак оказался запертым. Было видно, что висевший на чердачных дверях замок лет сто никто не снимал. Они спустились вниз. И, действительно, возле выкрашенной в зеленый цвет двери, ведущей в подвал, Настя заметила выпавшую, видно, из Жанкиной сумки пудреницу в форме большого блестящего сердца.

Спустившись вместе с Саней в подвал, Прокофьева увидела лежавшую у стены с перерезанным горлом Жар-птицу. Платье на ней было задрано до неприличия. Видно было, что она отбивалась. С широко расставленных ног молодой женщины свисали ошметки дорогих колготок. В голове у Насти проскочило:

«На ее месте должна была быть я. Этот мужик, который меня чуть вчера не пришиб. Это, наверное, он меня с Жанкой перепутал. Но как он меня так быстро разыскал?»

– Ну все, мне тут делать больше нечего. Вызывай милицию. Обо мне ни «гу-гу», поняла? Скажешь, убью, – вырвал Настю из оцепенения Саня Лысый.

– Подожди, не уходи, – пробормотала Настя, быстро поправляя платье на трупе Жар-птицы. – Подожди. Пожалуйста. Вчера я сдуру сфотографировала одного козла на улице, так он меня за это чуть не пришиб. Может быть, он не хотел, чтобы его фото кто-то увидел. Вчера я убежала. А сегодня он, похоже, вместо меня Жанку зарезал. Поднимемся ко мне. Там я тебе его покажу.

– Слушай, подруга, это твои проблемы, ты и разбирайся. Мое дело – сторона, – отпарировал Саня.

Но от Насти не так легко было отделаться.

– Послушай, – вцепилась она в его рукав. – Она же была моей подругой и твоей, я знаю, – тоже. Хотя бы в память о ней помоги мне.

– Ладно, – сдался Лысый, получивший свою кличку из-за отсутствия волос на голове. – Идем. Одна нога тут, другая – там.

В комнате Настя снова открыла ноутбук и просмотрела те фотографии, которые она сделала перед тем, как получила удар по голове. Из них одна была более-менее сносной. Она вывела ее на принтер и распечатала.

– Вот. Посмотри. Ты его знаешь? – показала она фотокарточку Сане Лысому.

Тот внимательно присмотрелся:

– Нет, в первый раз вижу. Но, так и быть, в память о Жар-птице поспрашиваю у братков.

– Хорошо. Вот мой телефон, домашний. – Настя вырвала листок из блокнота и записала свой номер. – Или дай мне свой.

– Не надо, если я что-то узнаю, сам тебя найду, – ответил Саня.

Он взял фотографию, положил ее в карман и направился к двери.

– Все, пока. Про меня – молчок. Поняла? А то кирдык, получишь, как Жар-птица, ножом по глотке. Когда я уеду, можешь звонить в милицию. Пока.

– Ладно. Спасибо, – растерянно сказала Прокофьева. – Я на тебя надеюсь и жду информацию.

– Спасибо потом скажешь. Бывай.

Саня закрыл за собой дверь, а Настя набрала номер «02»:

– Алло, милиция? Димитрова, 5. Убийство. Мой телефон? Диктую… Прокофьева… Да, пятый этаж. Я не уйду.

Через несколько минут приехала милицейская машина. И снова Насте довелось встретиться с майором Якименко, который сам был этим несказанно удивлен:

– Надо же, Анастасия Григорьевна, вы? Да-а-а, не ожидал я вас встретить так скоро и при таких обстоятельствах. И кем же вам, позвольте полюбопытствовать, приходилась убитая?

– Она была моей знакомой. Зашла ко мне в гости вчера. И переночевала, а утром ушла.

Дальше Насте пришлось врать, чтобы скрыть присутствие в этой истории напарника Жар-птицы, которому она обещала о нем молчать.

– Я смотрела в окно, чтобы помахать ей на прощание рукой. Но ее долго не было. Тогда я пошла посмотреть, что стряслось. Подумала – может, она просто застряла в лифте.

«Ух, ну и лихо же я вру», – подумала она о себе.

– Ах, – сказал Геннадий Сергеевич, – Анастасия Григорьевна, Анастасия Григорьевна. И что же вас связывало с гражданкой Жанной Птициной, жительницей города Вытегра, занимавшейся в городе Санкт-Петербурге нелегальной проституцией?

– А разве в России есть легальная проституция? – хмыкнула Настя. – Кажется, проституция у нас, в отличие, к примеру, от Германии, Чехии и других европейских стран, вообще не делится на нелегальную и легальную. – Это отступление помогло ей собраться с мыслями, чтобы дать достойный ответ. – Можно сказать, что меня связывал с Жанной Птициной интерес к жизни людей социального дна.

– Да-а-а, – улыбнулся майор, глядя Насте в глаза. – Никак Достоевского вспомнили. Это хорошо. Но, насколько я помню, этот писатель не вел близких знакомств с такого рода людьми, и материалы о жизни людей дна черпал из уголовных дел, которые вел его приятель адвокат Кони.

– Это верно, – ответила Настя, осознавая, что майор отнюдь не так прост, как ей было показалось. – Но Достоевский проповедовал человечность, при которой нет деления на людей первого и второго сорта, а каждый человек ценен, потому что он человек.

– Да, да, да. Запальчивый максимализм и демагогия. Хорошо, давайте ближе к делу, – сказал майор. – Насколько близко вы знали Птицину, и кто, по-вашему, ее мог убить?

– Я не знаю, – опустила глаза Настя. – Мы были едва знакомы. И я о ее жизни мало что знаю. Иногда мне просто бывало скучно… Она приезжала, развлекала меня.

– Ясно. Опрометчиво поступаете. Анастасия Григорьевна. Пускать к себе малознакомых людей – нехорошо. А жизнь людей социального дна, как вы выразились, можно изучать и другим способом. Это вам не игрушки. Птицина так или иначе была связана с представителями криминального мира, а это – не безобидный цирк, Анастасия Григорьевна. Тут вам ваш Достоевский не поможет. А теперь – кое-что для протокола. Сейчас этим займется следователь.

Следователь официально спросил о том, где и при каких обстоятельствах они с Жанной познакомились, сколько раз и когда встречались. Настя честно отвечала. О том, что с ней произошло давеча во второй половине дня, о странном человеке и бегстве от него она промолчала. Ей было стыдно. Знакомая проститутка да еще ненормальный мужик, который по морде бьет. Ударил – значит заслужила или просто дура. Что еще может подумать следователь. Ко всему прочему Настя не была уверена в том, что ее действительно что-то связывает с убийством Птициной.

«Да кому я нужна? Кому дорогу перешла? – думала Настя. – А Жанку, и в самом деле, могли замочить ее криминальные знакомые, мало ли за что. Кому-то дала, а кому-то не додала. Ведь я с ней, действительно, не настолько была близка, чтобы знать ее сокровенные тайны. Ой, Прокофьева, Прокофьева, какая же ты дура. Пройдут синяки – и срочно линяй, как говорится, в глушь, в Выборг».

Следователь составил протокол, дал подписать его Насте и взял с нее обещание позвонить, если она что-то новое и важное вспомнит. Отупевшая от всего произошедшего за последние два дня Настя лишь покорно кивнула головой.

Утром она чуть ли не целый час замазывала эти самые синяки, стоя в ванной комнате у зеркала. Хорошо, что когда-то давно она купила по объявлению у одного студента театральный грим и не выбросила его при переездах с квартиры на квартиру. Сейчас он ей как раз пригодился.

«Так, решено, сегодня еще полежу дома, а завтра стартую в Выборг, – решила Настя. – Хватит с меня этого чертова Петербурга. Якименко прав. И тысячу раз прав. Ступишь в дерьмо, по колено в нем увязнешь. Все, все – отныне и впредь я буду жить иначе и не буду ни во что лезть».

Ей даже пришло в голову что, может быть, стоит взять да и переквалифицироваться в учительницу русского языка и литературы, поставив жирный крест на журналистике. В конце концов, не так уж и трудно сменить профессию. Ну, посидит без денег некоторое время, зато потом будет обеими руками сеять доброе и вечное. И будет жить, а не валяться, словно сломанная кукла, у стены в подвале чужого дома, как Жанка Птицина.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации