Текст книги "Верю – не верю"

– Да она бы спасибо тебе сказала, что сын по кривой дорожке не пошел! – горячо возразила гостья. – И еще сколько мальчишек должны быть тебе благодарны.

– Это да, – улыбнувшись, кивнула Милица. – Когда я в детской комнате милиции работала, знаешь, как меня мальчишки за глаза звали? Не Милица, а Милиция Андреевна. Мне один мой бывший подопечный рассказал. Я ему не подписала заявление, он не смог из ПТУ уйти. Теперь адвокат, представляешь?

– Мы тоже тебя Милицией звали, – призналась гостья. – По-соседски. Тебя все уважали, честное слово!

– Да что ты, – невольно расплылась в улыбке Милица Андреевна – все-таки молодцы соседи, отдают ей должное! – Ты пей, пей чай, устала, наверное, после работы. И печенье бери, очень вкусное, с изюмом. А потом поговорим. У нас вся ночь впереди. Я теперь пенсионерка, мне спешить некуда. Я очень, очень рада, что ты приехала!

Напившись чаю с печеньем и вишневым вареньем, Лина Георгиевна приступила к изложению сути дела, которое неожиданно привело ее в гости к старой знакомой.

– Милица, ты Бориса, брата моего, помнишь? Он художник и ювелир.

– Разумеется! Как он жив-здоров?

– Да слава богу, хотя какое здоровье в его-то годы? Держится, он у нас молодец, даже рисует еще. Он да Верочка, племянница, – вся моя родня. Больше у нас никого нет. Муза, Борина жена, мать Верочки, умерла давно. Верочке тогда было под тридцать, она не успела создать семью. Кто же знал, что так оно сложится? А потом, когда у нее на руках остался пожилой отец – Верочка поздний ребенок, – конечно, у нее уже было мало шансов выйти замуж. Можно сказать, она пожертвовала собой, своим личным счастьем ради отца. – Гостья замолчала и, достав носовой платочек, промокнула непрошеную слезу. – Извини, я так нервничаю…

Милица Андреевна понимающе закивала, заочно проникшись симпатией к незнакомой Верочке с ее чувством долга и самоотверженностью. Потом подлила чаю себе и гостье и устроилась поудобнее, предвкушая интересный рассказ. Ясно, что ради заурядного дела Лина Георгиевна, женщина немолодая и хорошо воспитанная, не заявилась бы в гости на ночь глядя, не предупредив заранее о своем визите.

– Верочка никогда не упрекала отца, она окружила его заботой и вниманием, они отлично ладят между собой, хотя оба – художественные натуры, люди незаурядные, – продолжала свое повествование гостья, явно решившая начать издалека.

– Верочка, кажется, окончила консерваторию? Она все еще занимается музыкой? – с уважением спросила Милица Андреевна.

– Да, Боречка и Муза так хотели, чтобы Верочка стала музыкантом! Не то чтобы у нее были большие способности, но консерватория так подходила для девочки из приличной семьи. Сейчас она работает в музыкальной школе. Точнее, в районном доме пионеров, но это совершенно не имеет значения! Борю нельзя оставлять надолго, у него больное сердце, а после смерти жены он очень сдал, живет на лекарствах. И только самоотверженный уход Верочки продлевает ему жизнь. Но девочка никогда не жаловалась, ей нравится ее работа, она любит детей, и дети ее очень любят. Занимают призовые места на разных конкурсах!

Милица Андреевна слушала собеседницу и кивала: ей нравилась и Верочка, помимо несомненно высоких нравственных качеств обладавшая, судя по всему, и педагогическим талантом, и сам рассказ – речь у Лины Георгиевны была на редкость правильной, даже немного литературной.

– Короче говоря, все эти годы жизнь шла своим чередом, без всяких, слава богу, потрясений. Разве что Верочка сдала на права, чтобы возить Борю в сад – поездки в электричке стали ему не по силам. А они оба очень, очень любят свой сад, все там обустроили своими руками! И вдруг…

Убаюканная плавно льющейся речью гостьи, Милица Андреевна вздрогнула от неожиданности.

– И вдруг у Верочки появился поклонник! – воскликнула Лина Георгиевна.

Милица Андреевна сообразила, что семья пережила немалое потрясение от вышеупомянутого события.

– А сколько лет Верочке? – невоспитанно поинтересовалась Милица Андреевна.

– Сорок три недавно исполнилось. Нет, ты не думай, я все понимаю, – заторопилась Лина Георгиевна. – Она у нас красавица, стройная, у нее глаза, брови… и волосы роскошные! А как она поет!

– Конечно, – поддакнула Милица Андреевна. – А кто он по профессии?

– А я не сказала? Он тоже пианист, учился вместе с Верочкой, только на два курса старше. У них много общего, и круг общения одинаковый. Вообще-то, они хорошая пара… Да, он совершенно непьющий!

– А что же тебя беспокоит?

Хозяйка дома вдруг стала опасаться, что в этой вполне банальной истории с престарелым отцом и сверхзаботливой тетушкой, которые из эгоистических соображений боятся расстаться с засидевшейся в невестах дочерью и племянницей, ей, Милице Андреевне, не найдется достойного места.

– Верочкин поклонник не поладил с твоим братом?

– Нет-нет, они с Борисом быстро нашли общий язык. Оказалось, что Вадим очень тонко чувствует живопись. И к Верочке прекрасно относится, очень романтично…

– Как его зовут? – перебила Милица Андреевна. – Это может оказаться важным, даже скорее всего…

– Его зовут Вадим. Так вот, они с Верочкой знакомы очень давно, его мама преподавала Верочке сольфеджио в музыкальной школе.

– Так в чем же дело? – вздохнула Милица Андреевна, теряя последнюю надежду.

– Ой, я так волнуюсь, что очень плохо объясняю, – заволновалась Лина Георгиевна. – И ведь всю дорогу в автобусе готовилась, все думала, как тебе получше все рассказать… Давай я лучше начну сначала.

– Давай, – уже без энтузиазма произнесла Милица Андреевна.

Как профессиональный читатель, изучивший за семь лет работы библиотечные фонды, она прекрасно знала, что пока в повествовании нет конфликта, действие развиваться не будет, а до сих пор все участники описываемых событий, люди порядочные и интеллигентные, продемонстрировали себя с самых лучших сторон и конфликтовать не собирались.

Лина Георгиевна допила остывший чай и приступила к рассказу:

– Вера познакомилась с Вадимом осенью прошлого года. То есть они вместе учились в консерватории, но потом много лет не виделись и не общались. А теперь… он увидел Верочку и влюбился.

– С первого взгляда. Бывает, – вздохнула Милица Андреевна и почему-то посмотрела в сторону.

– Да, – не заметив этого, тоже вздохнула Лина Георгиевна. – Очевидно, бывает. Хотя за столько лет никто… В общем, с того дня они с Верочкой стали общаться. И я сразу поняла, что у нее кто-то появился, потому что она изменилась, даже похорошела. Но Вера нам с Борей ничего про него не рассказывала. А вскоре пригласила нас на свой день рождения, и Вадима тоже. Он всех очаровал. Очень приятный и воспитанный. Мы отлично посидели, у меня получился, без преувеличения, вкуснейший пирог. Вера играла на фортепьяно, они с Вадимом пели дуэтом, это было так прекрасно и романтично! Еще мы играли в карты, дурачились, смеялись. Было весело, будто мы все много лет знакомы! Собственно, так оно и было, кроме Вадима, но он – как бы это выразиться? – пришелся ко двору. А потом… – Лина Георгиевна помолчала, справившись с волнением, и выпалила: – Когда все разошлись, Борис обнаружил, что пропала брошь.

– Дорогая брошь? – Милица Андреевна встрепенулась, как боевой конь, услышавший звук трубы.

– Да как сказать… – вздохнула Лина Георгиевна. – Недешевая, конечно. С бриллиантами. Не очень крупными, но все же. Хотя дело даже не в этом. Борис и Муза были женаты много лет, когда родилась Верочка. Они уже думали, что у них никогда не будет детей. А тут дочка, здоровенькая, хорошая. Борис был невероятно счастлив. И подарил жене брошь. Он сам рисовал эскиз, а делал ее знакомый ювелир. Получилась авторская вещь: золотая рыбка, украшенная бриллиантами. Очень красивая! Настоящее произведение искусства. Ее даже на выставки несколько раз у Музы брали, она всегда давала, почему нет? Очень любила эту брошь. И Верочка, когда выросла, часто надевала ее. И в тот вечер тоже. На ней было концертное платье из ткани глубокого синего цвета, и брошь смотрелась изумительно! А потом она пропала. То есть брошь. – От волнения речь Лины Георгиевны стала менее литературной.

– И вы подозреваете этого… знакомого вашей племянницы? – стараясь скрыть разочарование, спросила Милица Андреевна. – Вам надо немедленно обратиться в милицию.

– Да, мы именно его… То есть не мы… А как иначе? – забормотала Лина Георгиевна и, собравшись с духом, выпалила: – Вера отказывается его подозревать! Ка-те-го-рически!

– Ясно, – вздохнула Милица Андреевна. – Такое разочарование для любящей женщины! Полюбить мужчину и узнать, что он банальный вор. Не позавидуешь. А брошь не могла просто потеряться?

– Мы перерыли весь дом. Как только обнаружили пропажу, мы с Верой на четвереньках обползали всю квартиру, каждый сантиметр – и ничего!

– Может, брошь взял кто-то из подруг Веры? Она никого из них не подозревает?

– Нет! – с негодованием отмела версию Лина Георгиевна. – Они все трое знакомы много лет, с юности. Девочки много раз бывали в доме, видели и брошь, и другие вещи.

– А если кто-нибудь из них взял брошь на время, не предупредив?

– Это невозможно, – заявила Лина Георгиевна. – Брать чужие вещи без спроса не принято. Они обе – очень интеллигентные девочки из хороших семей.

– Значит, остается Вадим, – подвела итог Милица Андреевна, не зацикливаясь на возрасте девочек. – В конце концов, они едва знакомы, вы ничего про него не знаете. Я правильно тебя поняла?

– Совершенно верно! Мы ничего не знаем ни про его семью, ни про прошлое. Вероятно, у него материальные затруднения! Может, он вообще женат! – предположила самое страшное Лина Георгиевна. – Но Вера… Она в ужасном состоянии. Не верит, что ее любимый мог украсть брошь. Но и других вариантов не видит. Понимает, что они совершенно абсурдны. Она не может перестать с ним встречаться – и не может относиться к нему, как раньше. Вера постоянно плачет. Боря нервничает, он не понимает, из-за чего дочь не находит себе места. Мы же ему не сказали – это его убьет! Наша жизнь превратилась в кошмар. И так долго продолжаться не может. И черт бы с ней, с брошью, но это память о матери. Они оба страдают! Боря страшно переживает за Верочку.

– А Вера не сообщала Вадиму о пропаже броши? Может, следовало спросить его напрямую? – предложила Милица Андреевна.

– Нет! Она же верит в то, что Вадим не виноват. Старается верить. И боится его обидеть. Да и как спросишь? «Прости, ты не крал у нас фамильную брошь с бриллиантом?»

– Да, – задумчиво промолвила Милица Андреевна. – На этот вопрос вряд ли кто-то ответит утвердительно. Я так понимаю, что он не перестал ухаживать за Верой после того злополучного дня рождения?

– Нет, он ведет себя как прежде и очень нежен с Верочкой, – вздохнула Лина Георгиевна. – Вряд ли он вел бы себя так, если бы был… виноват в пропаже броши.

– Да, наверное, – задумчиво подтвердила Милица Андреевна. – Хотя, возможно, он просто умный человек и понимает, что прекрати он встречаться с Верой именно сейчас, это однозначно вызвало бы подозрения. А сколько ему лет?

– Он немного старше Веры. Лет сорок восемь.

– Не мальчик, – заметила Милица Андреевна.

– Разве это возраст для мужчины? – воскликнула Лина Георгиевна. – Это Верочка, как ни печально признавать, старая дева. А Вадим – довольно приятный внешне мужчина, очень обходительный. Воспитанный. Полагаю, он неплохо зарабатывает. Он мог бы найти себе жену или подругу моложе и красивее Веры, если уж на то пошло. Я боюсь думать об этом, но вдруг его привлекло то, что отец Веры – известный художник? И что у них большая квартира в центре города? Может, он рассчитывает жениться на наследнице?

– Тогда какой резон красть брошь, если он намерен получить все? Ведь Борис Георгиевич уже очень не молод и нездоров?

– Тогда я не знаю, – развела руками Лина Георгиевна.

– Да, история, – протянула Милица Андреевна.

Возникшая пауза заменила собой вопрос – а чего же вы от меня хотите? – который должна была бы задать хозяйка гостье. Но не задала, потому что, безусловно, была женщиной воспитанной и понимала, что подобный вопрос из уст хозяйки дома прозвучал бы невежливо. Но Лина Георгиевна тоже была женщиной воспитанной и прекрасно понимала, что не имеет права и дальше загадывать загадки, не объясняя цель своего визита. Поэтому она собралась с духом и виновато пробормотала:

– Вот я и подумала… Если бы ты согласилась… Милиция тут ни в чем не разберется. Начнут обыскивать, допрашивать. – Ее даже передернуло при этой мысли, и она умоляюще посмотрела на собеседницу. – В прошлый раз ты так блестяще…

– Вы хотите, чтобы я нашла вора? – Милица Андреевна тщетно пыталась придать своему вопросу недоуменную интонацию, но вместо этого едва сдержала ликование – она давным-давно никому уже не была нужна, а вот поди ж ты!

– Если бы ты согласилась приехать к нам… Познакомиться со всеми, поговорить. Вероятно, ты пришла бы к какому-то выводу. Нашла бы доказательства. В общем, убедила бы Веру, что во всем виноват Вадим. Она бы это пережила, и со временем все вошло бы в свою колею, – бормотала Лина Георгиевна.

Но Милица Андреевна так не считала.

– Возможно, ты права, – заявила она, и гостья посмотрела на нее с робкой надеждой. – Милиция тут не поможет. Улик никаких, а если они начнут допрашивать порядочных людей… Вера может остаться и без любимого, и без подруг. И без броши, в конце концов. И Борис Георгиевич переживает. Я согласна! Приеду. Поговорю. И, надеюсь, сумею разобраться. Во всяком случае, один раз у меня получилось. Да и вообще было немало случаев, – туманно завершила она.

Лина Георгиевна вздохнула с облегчением – ее странная и малопонятная миссия удалась! Дамы легли спать далеко за полночь, разработав детальный план действий на завтра.

На следующее утро Лину Георгиевну разбудил запах свежесваренного кофе, который по-хозяйски проник в комнату из кухни. На часах было восемь утра.

– Милица, ты что, совсем не ложилась? – С трудом протирая глаза, гостья заглянула в кухню.

– Как спала? – поинтересовалась Милица Андреевна.

– Как ребенок! Сама удивляюсь. С этой историей я уж сколько времени нормально не сплю, все верчусь и думаю, а если усну, то сны снятся тревожные. И вскакиваю в полшестого, как наказанная, хотя мне на работу к десяти. А тут рассказала тебе – и пожалуйста, – сообщила Лина Георгиевна, усаживаясь к столу и принюхиваясь к запаху кофе.

– Тебе кофе можно? – спросила Милица Андреевна. – В смысле давления.

– Нельзя. Но хочется, – непоследовательно ответила Лина Георгиевна. – Если я выспалась в кои-то веки, так, может, и давление от кофе не подскочит. Уж очень пахнет вкусно!

– Не подскочит, – успокоила ее хозяйка. – Мы же не по ведру, а по чашечке. Мне тоже вредно, а я пью. Что за жизнь без кофе?

– Да. А то я все зеленый чай, зеленый чай! Полезно, наверное, но такая гадость! – сморщилась Лина Георгиевна.

После чашки крепкого кофе со сливками и тарелки овсяной каши Лина Георгиевна пришла к выводу, что жизнь стремительно меняется к лучшему. И отважилась спросить:

– Милица… А ты уже придумала, что ты… что мы будем делать дальше?

Милица Андреевна встала, убрала со стола тарелки и чашки, вытряхнула накрахмаленные салфетки. Задернула шторы. Любопытный июньский ветерок сразу пробрался в распахнутую форточку, осторожно отодвинув тюлевую занавеску, будто хотел непременно подслушать, о чем станут беседовать две пожилые дамы, усевшиеся возле круглого стола, накрытого кружевной белой скатертью.

– Я думаю, что сегодня мы с тобой никуда не пойдем. У меня есть план. – Милица Андреевна едва удержалась, чтобы не сказать «план расследования». – И все, что нам нужно на первом этапе, у меня с собой. Вот!

Она торжественно выложила на стол толстую книгу и две школьных тетрадки. На обложке книги было написано «Ономастика», и это слово ей ни о чем не говорило. Одна тетрадка новенькая, на двенадцать листов, другая – толстая, изрядно потрепанная, в черной клеенчатой обложке.

– Ну что ж, начнем, пожалуй, – тоном эксперта, старательно скрывая волнение, произнесла Милица Андреевна. – Итак, сначала ты подробно расскажешь мне о том, как все происходило в тот вечер. Вернее, не сначала, а потом… Извини, я тоже волнуюсь. Такая ответственность. Ты назовешь имена всех участников событий, а я по именам постараюсь составить их психологические портреты. И на основе этой информации мы приступим к анализу ситуации.

Лина Георгиевна посмотрела по сторонам, как бы ища поддержки, но помощь ниоткуда не явилась.

– Ты думаешь, имеет смысл? – стараясь скрыть разочарование, спросила она. – Ведь это все из области предположений.

– А вот тут ты заблуждаешься! – Милица Андреевна даже вскочила со стула и обежала вокруг стола. Лина Георгиевна с интересом проследила за ней. – Есть специальная наука об именах – ономастика! И она утверждает, что имя, данное человеку при рождении, во многом определяет его судьбу. Не веришь? А я убедилась на своем примере. И не раз. Вот, к примеру, женщина с именем Милица не терпит в своей жизни перемен и может всю жизнь проработать на одном предприятии. Так и есть – тридцать с лишним лет в милиции – не шутка. Потом, вот, смотри, тут написано: «Среди этих женщин можно встретить специалистов редких профессий, таких, например, как художник по росписи посуды или ткани». По-моему, инспектор по делам несовершеннолетних – это тебе не… продавец в магазине! – Милица Андреевна в запале едва не сказала – аптекарь, но вовремя удержалась.

В этом месте Лина Георгиевна сочла нужным успокаивающе покивать. Она знала, что увлеченные люди страшны в гневе, если считают, что кто-то относится к предмету их любви с непониманием.

– И еще вот написано про меня: «Эта женщина не бывает обойдена вниманием мужчин, но сама инициативу не проявляет, предпочитая, чтобы выбрали ее». Именно так и было! У меня было много знакомых! И даже поклонников, хотя я никогда не позволяла себе проявлять инициативу! И мой муж, хотя он и любил выпить… – Милица Андреевна спохватилась, что ее, кажется, опять занесло, и добавила: – Ты ведь не считаешь это простым совпадением?

Лина Георгиевна именно так и считала, но озвучить свою мысль не решилась. В комнате повисло молчание. Милица Андреевна смотрела в сторону и успокаивающим жестом поглаживала книгу по ономастике. Не зная, что сказать, Лина Георгиевна поправила прическу, проверила две верхние пуговицы на кофте. Вскочила, к большому огорчению любопытного ветерка, захлопнула форточку, расправила складочку на скатерти и переставила свой стул на полметра влево. Проделав все эти манипуляции, она немного успокоилась и решила пойти на мировую. Ведь она сама обратилась за помощью к Милице. И других вариантов у нее нет. К тому же Милица Андреевна, по большому счету, совершенно чужой человек, так внимательно отнеслась к ее бредовой, в общем-то, идее, согласилась ей помочь, оставила ночевать. Лина Георгиевна, усмехнувшись, представила себя грибом с крепкой белой в черную крапинку ножкой и кокетливой красно-коричневой шляпкой… и отважно полезла в кузов:

– А про меня, например, что ты скажешь, Милица? Лина – редкое имя.

– А я про тебя давно уже посмотрела, – призналась Милица Андреевна и придвинула к себе толстую, потрепанную и почти исписанную тетрадку. – Я про всех своих знакомых знаю. Водрузив на нос очки, она принялась читать: – «В характере Лины отмечается склонность к логичности, целеустремленность и вместе с тем повышенная эмоциональность. Лина старается не показывать своих обид или внутренних переживаний. Наиболее же благоприятно для Лины – перестать копить нервное напряжение; лучше просто обернуть свое чувство юмора к себе самой. Именно добрая самоирония позволит ей уменьшить количество проблем в жизни и высвободить внутреннюю энергию на более плодотворное занятие, чем пустые переживания». – И, подняв глаза на собеседницу, мягко заметила: – То есть именно то, что ты сейчас и проделала.

– Но как ты догадалась? – изумилась Лина Георгиевна. – Я ведь ничего такого…

– Просто ты немного замешкалась, это естественно, люди вообще не склонны доверять чему-либо новому. А потом улыбнулась, будто приняла какое-то решение. Я за тобой наблюдала, – похвалилась Милица Андреевна.

– Да, я представила себя грибом неизвестной породы, который назвался груздем, и ему ничего не остается, как лезть в кузов, то есть в расследование, – созналась Лина Георгиевна, озадаченная таким неожиданным попаданием.

– Вот и прекрасно! – обрадовалась Милица Андреевна. – Дорогая моя, я ведь понимаю, что мой метод может показаться несколько… необычным. Но давай попробуем! К тому же иных вариантов у нас нет. Согласна?

– Конечно.

– Тогда начнем, – торжественно провозгласила Милица Андреевна. – Ты называешь мне имена всех участников, ну знаешь, как в программке: действующие лица и исполнители. Я смотрю и записываю.

– Отлично, только у нас действующие лица и исполнители – это одно и то же, – уточнила Лина Георгиевна. – Они же сами себя играют.

– Не скажи, – задумчиво возразила Милица Андреевна, пододвигая к себе новенькую тетрадку и снимая колпачок с ручки. – Один из участников явно играет чужую роль – бескорыстно влюбленного или преданной подруги детства. Но на самом деле он бессовестный вор! И получается, что мы должны найти это действующее лицо. Ты спросишь – как мы это сделаем? Вероятно, увидим, что кто-то неискренен и свою роль играет плохо. Значит, тебя и Бориса Георгиевича, полагаю, мы можем пропустить.

– Нет, отчего же? – воскликнула Лина Георгиевна. – Это даже интересно! Про меня ты рассказала. Давай уж тогда и про Бориса.

– Пожалуйста, – кивнула Милица Андреевна и, полистав толстую книгу, принялась читать: – «Борисы умны, достигают бо€льших успехов, чем их сверстники. Среди них часто встречаются деловые люди. Щепетильны в делах. Не лишены чувства юмора, интересуются политикой и футболом. Всех жизненных благ обычно добиваются сами. Не жадные, любят казаться великодушными, заботятся о родителях. Если обладают кусочком земли, то любят его почти фанатично. Ремонт квартиры редко доверят кому-то – предпочитают все делать собственными руками. Преданы работе, могут настолько увлечься ею, что забудут о семье. С этим будущей жене Бориса придется мириться, поскольку он все делает во имя благополучия семьи. Семья для него – тихая гавань, тыл, где он набирается сил для реализации своих честолюбивых замыслов. Но и дома его редко застанешь у телевизора. Принести жене чашечку кофе, помочь по дому, проверить уроки детей – для Бориса своеобразный отдых».

Милица Андреевна сделала паузу и поверх книжки с интересом воззрилась на собеседницу. Та молчала, явно озадаченная.

– И как? – не выдержала Милица Андреевна.

– Даже не знаю. Вроде все подходит. И успехов Боря достиг. И в делах щепетилен. Никакого добра не нажил, кроме квартиры в центре да этой броши. Сад свой он, конечно, обожает, они там райский уголок устроили с женой, а потом с Верочкой. Боря там до сих пор цветы сажает. Ремонт сам делает, то есть делал, пока силы были. Семью очень ценил, и о родителях заботился, и Муза была за ним, как за каменной стеной, и с Верочкой всегда занимался. Он даже был в ее школе председателем родительского комитета! Но…

– Что? – удивилась Милица Андреевна, вполне довольная результатом. – Тебя что-то беспокоит?

– Ну, это же естественно: работу любить, ремонт делать и о семье заботиться. Это же не от имени зависит, а от человека!

– Это человек зависит от имени, точнее, его характер! – обиженно возразила Милица Андреевна. – Ты мне не веришь, то есть в ономастику не веришь – пусть, я часто сталкиваюсь с непониманием. Но мы же договорились: давай хотя бы допустим, что все это имеет смысл. Тем более, что совпадение – если тебе удобнее считать это совпадением – налицо! Иначе мы никуда не продвинемся.

– И футбол Боря никогда не любил, – не удержавшись, проворчала Лина Георгиевна.

– Тогда давай просто бросим все это, и пусть они сами разбираются! – обиделась Милица Андреевна, отодвигая от себя тетрадь.

– Нет! Ни в коем случае! – испугалась Лина Георгиевна. – Я верю! Я буду верить! Честное слово! Просто нас всегда воспитывали в духе материализма, а все, что ты говоришь, очень неожиданно и не укладывается в голове.

– Отчасти ты права, – кивнула Милица Андреевна, все еще борясь с обидой. – Но если что-либо не укладывается в голове, то это еще не повод отрицать сам факт существования того или иного явления.

– Давай про Веру, – предложила Лина Георгиевна. – Мне правда очень интересно. Если и про Веру… совпадет, то я… – Она замолчала и развела руками.

– То мы будем расследовать это дело вместе, – любуясь своим великодушием, протянула ей руку дружбы Милица Андреевна. – Итак, Вера. Отлично, отлично…

Она заглянула в текст, а Лина Георгиевна, заинтригованная, подвинулась к ней поближе.

– Ага! – вдруг издала торжествующий вопль Милица Андреевна.

От неожиданности Лина Георгиевна подскочила.

– Нет, это уже не совпадение! Это предвидение! – торжествовала Милица Андреевна. – Нет! Это до-ка-за-тель-ство!

Лина Георгиевна, подойдя поближе, попыталась заглянуть в книгу через плечо Милицы Андреевны.

– Прошу! – продолжала торжествовать Милица Андреевна. – «Вера не лишена творческих способностей, зачастую она музыкальна! И не стремится рано выйти замуж!» Подходит?

– Да, – закивала Лина Георгиевна, и в ее глазах мелькнула надежда. – А что там еще?

– Ну…

Заминка объяснялась тем, что по версии данной книжки у девочки с именем Вера не должно быть близких подруг, что вступало в противоречие с заявленным списком действующих лиц. «Хороши подруги, – подумала Милица Андреевна, – стащили брошь и не поморщились. Никакие они не близкие, значит». И, успокоившись, продолжила чтение, хотя и с некоторыми купюрами:

– «Вера музыкальна, но тот, кто, увидев ее за роялем, решит, что перед ним создание, живущее исключительно духовной жизнью, глубоко ошибается. Вера прекрасно знает, чего хочет от жизни, и никогда не упустит своего. И это качество превышает эмоциональное восприятие мира, преобладает над мечтами и фантазиями. Вера трезво смотрит на все, ей и в голову не придет, что с милым может быть рай в шалаше. Она считает, что для земного рая необходимы вполне реальные вещи».

В комнате повисла пауза. Лина Георгиевна старательно обдумывала услышанное, примеряя это к своей племяннице. А ее собеседница размышляла, как бы поаккуратнее задать вопрос, который у нее возник.

– Лина, дорогая… только ты не обижайся… В подобных случаях всегда возникают неудобные вопросы. Тебе не приходило в голову, что Вера… ну, что она сама могла взять брошь?

– Зачем? – воскликнула Лина Георгиевна. – Это и так ее брошь. Ее и отца.

– Видишь ли, ее жизненные обстоятельства изменились в последнее время. Она влюблена. Ее избранник, как я понимаю, не богат. У него есть квартира, машина? Может, она сделала это для своего жениха?

– Ой! – придушенно пискнула Лина Георгиевна и надолго замолчала.

Из чего Милица Андреевна сделала вывод, что еще незнакомая ей Вера – женщина решительная и способная на поступок. И ради своего счастья она вполне могла бы предпринять определенные действия.

– Но зачем? – спросила Верина тетушка. – Зачем брать вещь без спроса? Боря и так не отказал бы дочери ни в чем.

– Одно дело – просить деньги для… ты меня понимаешь. И совсем другое – просто взять их и потратить по своему усмотрению, не отчитываясь. Тем более, что Вера считала эту вещь своей.

– Но Вера никогда не стала бы… Это такая травма для Бори. Она пожалела бы отца! И если бы Вера сама взяла брошь, она бы не переживала! Нет, а как она сможет продать эту брошь? Это же осталось от ее матери! – хваталась за соломинку Лина Георгиевна.

– Да ты не волнуйся! – пошла на попятную Милица Андреевна, записав, однако, что-то в новенькой тетрадке. – Я же просто предполагаю. В конце концов, у нас есть более подходящие на роль подозреваемых персонажи.

– А что насчет самого Вадима? – с какой-то мстительной надеждой спросила Лина Георгиевна. – Тоже ведь имя. Хотя мне оно никогда не нравилось.

– Давай посмотрим, – охотно согласилась Милица Андреевна, радуясь, что завербовала в ряды поклонников ономастики еще одного человека. – Так… Да-с…

– Что?! – ерзая от нетерпения, поторопила ее Лина Георгиевна.

– Очень странный случай. И надо же – именно с его именем, – поджав губы, бормотала Милица Андреевна, поспешно читая текст.

– Что там? Читай вслух! – потребовала Лина Георгиевна, подпрыгивая на стуле от нетерпения. – Мы же договаривались вместе!

– Конечно, – успокоила ее Милица Андреевна. – Я ничего не собираюсь от тебя скрывать: «Это мужское имя – загадка для исследователей. Некоторые производят его от авестийских корней, сопоставляя с древнеарийским словом «вата» или «вайю», означающего ветер, символ победы. Другие исследователи производят его от славянского глагола «вадити», означающего «сорить, сеять смуту».

– Я так и знала! – охнула Лина Георгиевна, мгновенно позабыв о сомнениях, терзавших ее. – Сеять смуту! Вот именно, точнее не скажешь! А дальше, дальше?

– «Но в то же время в истории известен святой мученик Вадим Персидский. Стало быть, эти исследователи закрывают глаза на то, что в данном случае Вадим – единственное в своем роде канонизированное имя-оскорбление. Да и с суффиксом здесь не все гладко».

– Да, вот это наука! – восхищенно воскликнула Лина Георгиевна.

Милица Андреевна посмотрела на нее поверх очков, но, кажется, подруга говорила совершенно искренне.

– Да… «По нашей версии это имя двухкоренное, при этом слово «вадить» имеет значение не «спорить», а «привлекать, манить». Данный корень сохранился в русских словах «повадиться, привада» и других. Второй корень – это «има, имати», означающий «обладание, иметь». Таким образом, имя Вадим дословно означает «имеющий привлекательность, зовущий, любимый».

– Тьфу, – плюнула с досады Лина Георгиевна, что стало вопиющим нарушением правил хорошего тона. – Так оно и есть! А я понять не могла, чем он ее приворожил. Сомнительный персонаж, а Верочка, всегда такая рассудительная, от него без ума.

– Не расстраивайся раньше времени, – успокоила ее Милица Андреевна. – И посмотри-ка… Здесь есть один очень интересный момент! Весьма и весьма интересный! Он может все в корне изменить!

Раздался звонок в дверь, и она отправилась открывать. Лина Георгиевна осталась сидеть в глубокой задумчивости.

– Прости, что отвлеклась, – извинилась хозяйка, вернувшись через пару минут. – Соседка приходила, подписи собирает, будем требовать замены лифта, день ездит – неделю стоит, сколько можно терпеть это безобразие! Нам вчера повезло, а то бы топали пешком на восьмой этаж! Так, на чем мы остановились? Да, вот. У меня возникла идея. Смотри: «Секреты общения с Вадимом: в разговоре Вадим часто говорит то, что думает. Будьте уверены, что, подружившись с Вадимом, вы получите союзника, который не станет скрывать от вас правду». Знаешь что? Нам надо познакомиться с Вадимом. Установить контакт, если возможно. Не исключено, что мы выяснили нечто интересное. Как это сделать?