Текст книги "Месть Лисьей долины"

Секретарь кивнул и поинтересовался:

– Если не секрет, то кем вы были там?

Я погрозила пальцем любопытному мальчику и строго сказала:

– Секрет. Иначе будет неинтересно.

Пришлось Константину со мной согласиться: право на сохранение тайны относится к числу, так сказать, базовых для любого ролевика – как первая поправка для американца.

– Женя, – я протянула руку, которую секретарь с дружелюбным видом пожал.

Теперь мы с Костей были, что называется, свои, так что я могла без стеснения задавать вопросы о том, что интересовало меня на самом деле – и уж куда больше, чем проблемы Семи королевств. Я немедленно перешла на «ты», до предела сокращая дистанцию.

– Скажи, Костя, а близнецы часто приезжают сюда?

– Честно говоря, я работаю здесь второй год, и за это время видел их всего пару раз, – пожал плечами секретарь.

– Кажется, девочки не слишком интересуются делами, а?

– Чересчур молоды, – снисходительным тоном выдал Костя. – Нет, Женя, не подумай, что я какой-то сексист. Женщины тоже бывают вполне, – он покосился на меня и закончил смущенно: – Профессиональными. Но бизнес есть бизнес. К тому же этому надо специально учиться.

– А девочки всего лишь среднюю школу окончили, – задумчиво проговорила я. – Интересно, как же они собираются управлять своей долей семейной империи?

Костя покровительственно улыбнулся:

– Как раз это не проблема. Достаточно выбрать хорошего советника. Вот у Аркадия Станиславовича такой талант есть – у него работают самые крутые профи, и дела идут просто отлично. Думаю, и Елизавета Борисовна, и Валентина Борисовна наймут финансовых консультантов.

– Это ведь чисто семейный бизнес? – уточнила я, задумчиво разглядывая кактус в керамическом горшке с забавной рожицей.

– Да, об этом еще Борис Станиславович позаботился, – кивнул секретарь.

– Значит, близнецы редко здесь бывают. – Я вернула разговор в интересующее меня русло.

– Может быть, бывали бы и чаще, но что им тут делать? – усмехнулся Костя. – Сестрам ведь всего два месяца назад исполнилось по восемнадцать, а до того их наследством распоряжался Аркадий Станиславович, он их опекун.

– Да, конечно, – покивала я. – Зато теперь девушкам придется бывать тут чаще.

– Вряд ли, после того, что случилось в прошлый раз! – наморщил тонкий нос Костя.

Я вопросительно подняла брови, и секретарь охотно пояснил:

– Такой ужас, Женя, представляешь, близнецы в лифте застряли!

Я разочарованно откинулась на спинку кресла:

– Подумаешь! Что тут такого? Я на днях тоже в нашей девятиэтажке сорок минут просидела, пока дождалась помощи. Ругалась и ненужные сообщения удаляла. Тоже мне, трагедия!

– Для тебя, может, и нет. – Секретарь понизил голос и воровато глянул на дверь кабинета. Дверь была плотно закрыта, видимо, до конца делового совещания далеко. – А у Валентины Борисовны проблемы.

– Проблемы? – Я округлила глаза.

– Ты что, еще не заметила, что у нее не все дома? – жарким шепотом спросил Костик. – Она странно себя ведет, особенно в последнее время. В лифте у нее приключился приступ клаустрофобии или чего-то в этом роде. Она едва стенки кабины не разбила, а они, между прочим, ударопрочные. Поранила себе руки и лоб, а это было за две недели до свадьбы, представляешь?

– Представляю, – медленно проговорила я. – И что, виновных нашли и наказали?

– Каких виновных, Женя? – уставился на меня секретарь. – Лифт был в полной исправности. Просто не на ту кнопку нажала, наверное. Аркадий Станиславович потом безопасникам хвосты накрутил, и они внеплановый инструктаж устроили в пятницу вечером. Меня девушка ждет, понимаешь, а они свою тягомотину разводят…

Я сочувственно покивала. Как говорилось в старом советском кино, «счастье – это когда тебя понимают». Костя наклонился ко мне и доверительно сообщил:

– И вообще девчонки из кадрового болтают, что на сестрах лежит проклятие.

Ну вот! А ведь казался таким здравомыслящим молодым человеком!

– Проклятие?!

– Ага. Они всегда были… несчастливые, близнецы, а в последнее время вообще ужас. В день рождения Аркадий Станиславович устроил для них праздник на открытом воздухе. Снял загородный клуб, пригласил только своих. И надо же такому случиться, загорелась проводка в домике, который отвели сестрам! Их, конечно, спасли, но перепугались они страшно.

– Подумаешь, проводка! – презрительно протянула я, стараясь не спугнуть разговорчивого секретаря. – Дело обычное.

– Да? – ядовито усмехнулся Константин. – А что ты скажешь про провод в бассейне?

– В каком бассейне? – холодея, спросила я.

– У них в поместье, в Семирадово, здоровенный бассейн. Я там был несколько раз, бумаги привозил и своими глазами видел. Близнецы там раньше любили купаться, а теперь как отрезало. А почему?

Костя назидательно поднял указательный палец.

– Почему? – глупо переспросила я. Мысли мои метались, как мыши в лабораторном вольере.

– Потому что однажды Валентина Борисовна собралась с вышки прыгать, а в этот момент мимо птичка пролетала, на лету коснулась воды и упала замертво, аж вспыхнула. Ее током убило. Потом узнали, что подсветка на дне испортилась, провод оголился, что ли… Честно говоря, я в этом не разбираюсь, это девчонки из отдела кадров рассказывали.

Просто здорово! На моих подопечных, оказывается, в последнее время было совершено не меньше трех покушений, а я, телохранитель, узнаю об этом случайно. Причем не от дяди и опекуна девочек Горенштейн, даже не от их мачехи. А от совершенно постороннего человека, болтливого мальчишки-секретаря. И раздобыла я эту ценную информацию только потому, что применила свой любимый «метод хамелеона», решив скоротать время и попрактиковаться на секретаре в приемной…

Но мне совершенно не улыбалось, чтобы Константин потом припомнил наш разговор и пересказал его, к примеру, своему боссу. Поэтому я перевела беседу на другое:

– Кость, слушай. А кто это сейчас к Аркадию Станиславовичу пожаловал, а?

– Базарчук Илья Иванович, давний партнер, – доложил мне Костя. – А что? Почему он тебя интересует?

– Да мне фиолетово, кто там у шефа, – легкомысленно отмахнулась я. – Меня одно волнует – сколько мне еще ждать? Конечно, у тебя тут уютненько, – я обаятельно улыбнулась мальчишке, – но все-таки хотелось бы знать. Да и есть хочется.

– Нет, быстренько ты не освободишься! – покачал головой секретарь. – Сейчас еще Ващенко подъедет, это который строительством занимается. С ним еще дольше беседовать будут, он медлительный такой. Не меньше трех раз чаю попросят с имбирем и лимоном. Слушай, а давай я тебе кофейку сварю? – оживился Костя. – И себе заодно. У меня датские крекеры есть!

И молодой человек углубился в ящики своего стола.

Я смотрела на его макушку и размышлял о том, зачем Аркадий Горенштейн привез своих девочек на переговоры с деловыми партнерами. Все указывало на то, что опекун близнецов наконец-то решил ввести подопечных в курс дела, потихоньку научить их разбираться в делах.

– О, нашел! Почти целая! – торжествующе воскликнул Костя, поднимая на вытянутой руке пачку печенья.

В этот момент дверь в приемную приоткрылась. Щель, возникшая вследствие этого, едва могла бы пропустить упитанного кота. Но человеку, что вошел в комнату, этого вполне хватило. Это был тощий старик с крючковатым носом и маленькими, пронзительными глазами. Колени у него сгибались при каждом шаге, тощая спина сутулилась, и более всего он напоминал Скруджа из полнометражного мультфильма Роберта Земекиса по «Рождественской песни» Диккенса.

Старик стрельнул неожиданно зоркими глазами на меня, на Костю, который слегка смутился и даже покраснел, потом кивнул на дверь кабинета и скрипучим голосом осведомился:

– У себя?

Костя сделал виноватое лицо и почтительным шепотом ответил:

– Занят, Соломон Израилевич!

Старик вздернул брови. На это стоило посмотреть – брови у него были похожи на двух седых мохнатых гусениц, причем несимметричных.

Константин прижал руки к груди и зачастил:

– Никак нельзя, Соломон Израилевич! У него Базарчук, а через полчаса Ващенко подъедет.

Гость покашлял – это тоже было представление, достойного большего количества зрителей, чем мы с Костей, – и проскрипел:

– Тогда зайду в другой раз. Вы, Костенька, передайте, что я заглядывал.

– Обязательно, Соломон Израилевич, – преданно таращась на старика, отрапортовал секретарь, – непременно. Вы же знаете, как Аркадий Станиславович вам бывает рад, но сейчас никак не получится.

Зашаркали старческие шаги, дверь приемной скрипнула, и посетитель скрылся из виду.

Я уже открыла рот, чтобы задать вопрос, как вдруг Костя сделал страшные глаза и прижал палец к губам, указывая взглядом на дверь.

Минут пять мы посидели молча, затем секретарь перевел дух.

– Костя, что это было? – изумленно спросила я.

– Это, Женя, Соломон Израилевич Кацман. Человек-легенда.

– Правда? – заинтригованно переспросила я. – А кто он такой?

– Это бухгалтер, виртуоз. Знаешь, как бывают пианисты-виртуозы, вот так и Соломон Израилевич, – с искренним почтением в голосе пояснил секретарь. – Он еще с Борисом Станиславовичем работал. А после его смерти ушел на покой, так его потрясла трагедия. Он редко приезжает, но всякий раз наводит шороху. Аркадий Станиславович его очень ценит и всегда к советам прислушивается.

Я провела в приемной, в гостях у симпатичного Костика, еще добрых полтора часа. Базарчук покинул кабинет Аркадия, но на смену ему явился Ващенко – лет сорока на вид, похожий на холеного кота, в дорогущем костюме. Секретарь оказался прав – пока гость находился в кабинете Горенштейна, Косте трижды пришлось подавать туда чай. Мне тоже перепала чашка кофе с печеньем, да и подумать было о чем, так что я не скучала.

Наконец дверь кабинета распахнулась, и Аркадий вывел в приемную племянниц, привычно обнимая девушек за плечи. Костя немедленно уткнулся в компьютер, делая вид, что мы незнакомы.

– Все, девочки мои. Вам пора домой, – приговаривал Аркадий, устало улыбаясь. Девочки выглядели бледненькими и утомленными, от их оживления и утреннего задора не осталось и следа. Видимо, управлять многомиллионным состоянием чрезвычайно трудно. Никогда не пробовала и потому искренне сочувствую девочкам.

– Вот сейчас Евгения отвезет вас домой, а мне еще нужно поработать.

– Тебе тоже нужно отдохнуть, дядя, – хрипловатым голосом проговорила Тина. Я так редко слышала голос младшей (на семь минут) близняшки, что невольно обернулась и посмотрела на девушку. А та продолжала: – Ты слишком много работаешь. Тебе нужно развеяться.

Аркадий улыбнулся и на мгновение прижал племянницу к себе.

– Спасибо, малыш. Да, вечером я собираюсь пройти на «Счастливчике» до Зеленой Косы. Заранее велел Алексу приготовить яхту. Поезжайте, девочки. Увидимся за ужином.

Близнецы в стеклянном лифте спустились на первый этаж, послушно проследовали в машину в моем сопровождении. Пришлось еще разок перекинуться парой вежливых слов с охраной. Мне вернули оружие и вежливо пожелали счастливого пути.

Молчаливый Николай подогнал нам машину. Я усадила близнецов на заднее сиденье, сама поместилась впереди. Автомобиль медленно выкатился из ворот, преодолевая «лежачего полицейского», поставленного здесь специально, чтобы машины не разгонялись и не создавали аварийную ситуацию. В этот момент на капот нашей бронированной тачки бросился человек. Николай ударил по тормозам – так поступает любой водитель в подобной ситуации. Вот за это я их ненавижу. Да, понимаю, переехать кого-нибудь – худшее, что может приключиться с водилой. Но знали бы ребята, сколько покушений удалось именно по той причине, что шофер нажал на тормоз вместо газа…

Человек вспрыгнул на капот. Я потянула из кобуры свой «глок». Ничего, автомобиль у нас высокого класса защиты. Даже если это смертник в поясе шахида, серьезная опасность нам не грозит. Стекла в машине подняты, броня крепка, и танки наши быстры. Пусть подрывается.

Тут я подумала о девочках. Близнецам совершенно ни к чему такой стресс.

– Закройте глаза, – приказала я своим охраняемым объектам. Но девочки не послушались. Мало того, рука Тины потянулась к кнопке, опускающей стекло.

– Нет! – заорала я. – Не делай этого!

Тина смерила меня презрительным взглядом и сказала:

– Это же Дамир. Вы что, не видите?

Я выругалась и засунула оружие в кобуру. Теперь я узнала эту коренастую фигуру и круглую физиономию – он был одет в спортивный костюм, вот я его и не признала. Да еще и рука у него была на лангете – помнится, сломал о челюсть охранника. Первый и последний раз, когда я видела несостоявшегося жениха Тины, он был в костюме. Честно говоря, спортивки шли ему куда больше.

Он слез с капота и подошел к опущенному стеклу.

– Ты напугал моего телохранителя, – обойдясь без приветствия, сообщила ему Тина.

– Здравствуй, Валя, – хрипло, будто у него пересохло в горле, выговорил Дамир.

– Я тебе не Валя! – взвилась девушка. – Сколько раз просила, не называй меня так!

Дамир даже отступил на шаг, но поспешно заговорил:

– Разве это важно? Теперь, когда Марата нет… я знаю, ты меня не любишь…

– Чего ты хочешь? – нетерпеливо поторопила спортсмена бывшая невеста.

– Поговорить хотел, – растерянно произнес качок.

– Говори, – твердо сказал близняшка. – Я слушаю.

Дамир обвел глазами меня, шофера и сестру, которая старательно копалась в сумочке, делая вид, что не слушает, и пробормотал:

– Наедине хотел поговорить. Только ты и я.

– Не о чем нам разговаривать! Иди домой, Дамир. Ты прав – я тебя не люблю.

Тина нажала на кнопку. Стекло заскользило вверх. Молодой человек положил руку на край окна, рискуя, что ему отрежет пальцы. Тина была вынуждена опустить стекло.

– Ну, что тебе еще? – на редкость неприветливо спросила девушка.

– Ты мне за брата ответишь! – Акчурин вдруг наклонился, схватил невесту за руку и поволок через окно из машины. Тина пронзительно завизжала и проехалась острыми ногтями по лицу бывшего жениха. Тут уж мне пришлось вмешаться. Я выскочила, подошла к нему сзади и ухватила под мышки, блокируя руки. Одновременно я толкнула его под колено, отчего его ноги подогнулись, и Дамир опустился на асфальт. Нехорошо, конечно, бить человека, у которого рука в гипсе, но ведь он первый начал – никому не позволено хватать моих клиентов.

Тина поспешно подняла стекло и отвернулась. За окном я видела ее точеный профиль, выражавший полнейшее равнодушие к происходящему.

– Эй, отпусти, – раненым медведем заревел Дамир, пытаясь вырваться. Похоже, он явно занимался какой-то из разновидностей борьбы. Мне вовсе не улыбалось кататься тут с ним по асфальту в борцовской сцепке, прямо перед воротами делового центра, откуда за нами с интересом наблюдала охрана. Поэтому я провела болевой прием. Обычно после этого и буйные психи становятся кроткими и послушными. Но я его недооценила. Он продолжал вырываться, рискуя вывернуть свою руку из сустава. Тогда я сжала ему шею сбоку, ненадолго пережав артерию. Результатом стала кратковременная потеря сознания. Я уложила его на асфальт и махнула рукой охране:

– Эй, примите клиента.

Охранники в элегантной форме подбежали, топая берцами, и растерянно остановились над бесчувственным телом, распростертым на асфальте.

– Это же Акчурин-младший, сын Али Каримовича!

В голосе охранника слышалась растерянность.

– Точно, вот поэтому вы не оставите его лежать на тротуаре перед вашим объектом, а аккуратно перенесете внутрь. Мы спокойненько уедем. Минут через пять он очнется, дальше действуйте по обстоятельствам. Хорошего дня!

Вот вам, ребятки! Это вам за «счастливого пути», так сказать, симметричный ответ. Я не стала дожидаться возражений, а быстро вернулась в машину и скомандовала Николаю:

– Поехали! И больше никаких остановок.

Всю дорогу до Семирадово сестры молчали, глядя в разные стороны, и только когда мы уже почти подъезжали, Лиза упрекнула сестру:

– Зачем ты так с ним?

Она явно имела в виду Дамира и приключившуюся некрасивую сцену.

– Лучше пусть сразу отстанет от меня, – с угрозой в голосе протянула Тина. – Он иначе не понимает, так что не жалей его. И вообще – не лезь в мою жизнь! Отвянь, зануда.

– Да я и не лезу, – пожала плечами Лиза, – пожалуйста, делай что хочешь.

Тина повела глазами в мою сторону, закусила губу, словно удерживаясь, чтобы не сказать того, о чем потом пожалеет, все-таки не удержалась и выпалила:

– Хватит и того, что я из-за тебя чуть замуж за этого дебила не выскочила.

– Из-за меня?! – поразилась Лиза.

– За компанию с тобой! – злобно огрызнулась младшая сестра. – И вообще – ты Дамира совсем не знаешь. Он умеет быть очень неприятным.

Едва дождавшись, пока машина затормозит, Тина рванула дверцу, выскочила на плитку двора и демонстративно хлопнула дверью дома. Сестра вздохнула и поспешила за ней следом.

Анна Горенштейн стояла на крыльце, неодобрительно глядя на сестер.

– Девочки, вы не могли бы потише? – поморщилась женщина, кутаясь в кашемировый кардиган. – У меня голова болит.

Ни Тина, ни Лиза не обратили на слова тети ни малейшего внимания. Из дома послышались их громкие, раздраженные голоса – близнецы продолжали ссору.

– Вот так всегда, – вздохнула Анна, – вот уже шесть лет я терплю все это. И ни следа благодарности!

Женщина с видом мученицы скрылась в доме. А я прошла к себе и устроилась на диване – у этой стены находилась комната Лизы, и мне отчетливо были слышны вопли сестер.

Мне было необходимо подумать. Хотя моя работа заключается вовсе не в этом, скорее наоборот – излишние раздумья не доведут телохранителя до добра, – но моя бедная голова буквально лопалась от обилия информации. Необходимо было ее рассортировать, разложить по полочкам, отбросить ненужное, а главное – не пропустить важное.

Да, я уже догадалась, что в семье Горенштейн все не так гладко, как кажется. Близнецы любят своего дядю, зато откровенно ненавидят его супругу Анну и презирают их сына Вадима. Ни малейшей благодарности к вырастившим их родственникам бедные сиротки не испытывают.

Тем более что они вовсе не бедные – Лиза и Тина после совершеннолетия сделались довольно состоятельными. Может быть, именно в этом причина череды несчастий, которые обрушились на девушек как раз после их совершеннолетия? Секретарь Аркадия, милый Костик, недвусмысленно дал мне понять, что на жизнь близнецов Горенштейн совершено несколько покушений. Причем все эти события – и неисправность лифта, и страшноватая история с проводом – случились совсем недавно.

А что у нас произошло недавно? Думай, Охотникова, думай! Правильно, девочки Горенштейн отметили свой общий день рождения. Восемнадцать! Вот в чем причина – сестрам исполнилось восемнадцать. Они стали совершеннолетними и вступили в права наследования!

И, кстати, почему семья, пострадавшая от покушения, не наняла охрану? Почему для свадьбы любимых племяшек Аркадий обратился в вопиюще непрофессиональное агентство «Альбатрос-98»? На его месте я бы приставила к девочкам охрану сразу после взрыва – вдруг кто-то решит закончить начатое… то, что Горенштейн этого не сделал, свидетельствует, прямо-таки вопит: он знает, кто убил его брата. И скорее всего, опасность для Бориса и его жены исходила от него самого.

Пока я маялась этими тяжелыми мыслями, ссора за стеной как-то незаметно утихла. Наконец-то! Я знала, что сестры не способны долго дуться друг на дружку, и вслед за самой бурной ссорой – инициатором которой всякий раз была Тина – следует почти мгновенное примирение. Казалось, агрессия сестер обращена наружу, к жестокому миру вокруг, а в их двойном маленьком мирке царит полная гармония. Удивительно, как это два таких непохожих существа могут уживаться вместе?

Я поднялась и решила проверить, как там мои подопечные. Из комнаты Лизы доносилась музыка. Что ж, за старшую из близнецов я спокойна. Эта не станет по ночам ходить по крышам. А вот в комнате Тины было подозрительно тихо. Я деликатно постучала. Никто мне не ответил.

– Тина, я могу войти? – негромко спросила я. Тишина. Тогда я повернула ручку, и дверь открылась. Странно, обычно девушка тщательно следила, чтобы дверь в ее личное пространство была заперта.

Я переступила порог и остановилась, не в силах сдержать ругательство. В комнате царил жуткий беспорядок. Пола было не видно – его сплошной волной покрывали вышвырнутые из шкафа вещи, сброшенные со столика журналы, разбитые чашки с остатками кофейной гущи. Нет, эта девушка точно не в себе… Причем беспорядок рыжая наследница ухитрилась устроить буквально только что – я знала, что утром горничная исправно выполнила свою работу, и комнаты близнецов сверкали чистотой.

И ни малейшего следа Тины! Я бросила последний взгляд на плакаты и постеры, что на каких-то гвоздях висели на стенах, дырявя шелковые обои. Н-да, Дракула, какая-то на редкость неприятная рожа в очках – то ли Геббельс, то ли кто похуже, Сальвадор Дали и Курт Кобейн. Девочку явно давно пора сводить к психиатру. На месте ее мачехи я бы так и поступила, вместо того, чтобы жаловаться на неблагодарность.

Где может быть эта девица? Территория поместья огромна, если Тины нет в доме, искать ее можно очень долго.

Может быть, сестра знает? Я постучала к Лизе.

– Войдите, – отозвалась старшая из близнецов. Я последовала приглашению. Комната была почти такой же, как у сестры – те же розоватые обои, высокие окна, много света и теплого полированного дерева. Но Лиза не стала портить стены, втыкая в них гвозди, и в комнате царил идеальный порядок. Елизавета сидела у столика и красила ногти. Девушка подняла на меня удивленный взгляд.

– Что-то случилось, Евгения?

– Не могу найти Тину, – призналась я. – Где она может быть?

Лиза пожала точеными плечиками и поморщилась:

– Я ей не сторож. Ищите сами.

Я извинилась и закрыла дверь. Н-да, а девочка-то повторила слова Каина, когда его спросили, куда подевался Авель…

Но ничего, кажется, я знаю, где искать беглянку.

Стеклянный домик у бассейна, вот куда скрылась своенравная девчонка. Помнится, Павел Станиславович говорил, что девочки бегают к нему поплакаться в жилетку. Сейчас у Тины как раз подходящее настроение. И точно – в домике слышались голоса, мужской и женский.

Я легонько постучала в стеклянную створку, голоса сразу стихли. Дверца приоткрылась, выглянула лисья мордочка старшего из братьев Горенштейн.

– Евгения! – несколько театрально удивился Павел. – Чем обязан?

– Тина у вас?

Маленький мужчина вздохнул и распахнул дверь, приглашая меня войти. Я переступила порог. В комнате слоями висел сигаретный дым. Тина валялась на диване, задрав ноги на его спинку. Пепельница на стеклянном столике была полна окурков. На столе я заметила бутылку с уже знакомым напитком и два стакана. Видимо, мои брови поползли вверх при виде дядюшки, который спаивает племянницу. Девочке, между прочим, совсем недавно исполнилось восемнадцать! И с головой у нее не так, чтобы очень хорошо…

– Я, чтоб вы знали, совершеннолетняя, – злобно сообщила Тина. – И вообще, какое право вы имеете сюда вот так врываться? Вы – телохранитель, вот и охраняйте. Идите пасите Лизу. А меня оставьте в покое!

– Рада, что у вас все в порядке, Тина, – холодно проговорила я. – Но мне было нужно в этом убедиться.

– Убедились? – сощурилась мадемуазель Горенштейн. – Теперь проваливайте.

Тут уж не выдержал Павел Станиславович. Он укоризненно взглянул на бунтарку и примирительно произнес:

– Послушай, лисенок, так нельзя. Евгения, в конце концов, пришла ко мне в дом. Она мой гость, я сам пригласил ее заходить, когда захочется. А ты хамишь.

– Ну и пожалуйста! Тогда я совсем уйду!

Девушка скинула ноги со спинки и села нормально. Но долго оставаться на одном месте она не могла – будто какая-то сила заставляла девушку все время менять положение. Тина вскочила, смахнула пепельницу на ковер и пулей вылетела из домика.

– Извините ее, – вздохнул Павел. – Совершенно несносная девчонка, но я ее люблю.

Павел уселся на диван и покачал ногой.

– И вторую, разумеется, тоже, – спохватился хозяин домика, – но Тину мне еще и жалко. Очень ранимая, чувствительная девочка.

Горенштейн с кряхтением наклонился и принялся салфеткой собирать с ковра пепел и окурки. Интересно, ему полагается горничная? Или изгой и белье себе стирать должен сам?

– Может быть, девочки просто устали, – лицемерно проговорила я. – Аркадий Станиславович возил их на Покровку, вводил в курс дела. Там еще были некие Базарчук и Ващенко, и беседа была долгой…

Павел поморщился:

– А, ерунда какая! Неужели Аркадий думает, будто девочки способны сами заниматься финансами? Нашел бы им надежного человека и оставил лисичек в покое.

– Эти господа показались мне вполне порядочными. К тому же я знаю, что они начинали еще с Борисом Станиславовичем, так что, думаю, не обидят девочек.

Горенштейн усмехнулся, его лицо сделалось неприятным, похожим на мордочку старого лиса, ветерана воровских дел в курятнике:

– Да, они работали еще с Борей… и, кстати, для них стала приятной неожиданностью возможность работать с Аркадием.

Я подняла брови. «Приятной неожиданностью»?! Это он о чем?

– Для деловых партнеров нашей семьи была выгодна смерть Бориса. Наш средний брат был желчным, властным, авторитарным и очень несговорчивым человеком. Я любил Бориса, но поверьте, то, что я говорю, истинная правда. Для господ типа Ващенко или Базарчука куда проще вести дела с Аркашей. Наш младший, как вы уже успели заметить, – натура увлекающаяся. Человек воздуха, как говорится.

Павел Станиславович взял недопитый стакан и залпом опрокинул в рот. Ох, пусть там разбавленный коктейль, но чтобы так хлестать джин, надо много лет тренироваться… Шкарпетка стрельнул глазами на дверь, но все было тихо, и маленький мужчина продолжал:

– Единственное, чего не терпит наш младшенький, – это быть вторым. Ему необходимо достигать призовых высот в любом деле. Он и спортом занимался, и на скрипке играл, а теперь вот крутого бизнесмена из себя изображает. Поразительно, но ведь добивается отличных результатов, шельма! По прыжкам в высоту у него было звание мастера спорта, со скрипкой он ездил на фестиваль в Прагу, и это в советские-то времена! Жаль только, что ему быстро все надоедает. А был бы знаменитым скрипачом или известным спортсменом.

Тут Павел взял недопитый стакан племянницы и прикончил и его тоже. Щеки музыканта порозовели, глазки заблестели. Мне показалось, или язык старшего из братьев Горенштейн слегка заплетается?

– Что ж, главное, что сейчас Аркадий успешный человек, глава семейного бизнеса. – Я щедро плеснула масла в огонь братской неприязни и соперничества.

– Да, но никто не знает, какой ценой, – пьяно хихикнул Шкарпетка.

– Простите? – нахмурилась я.

Слова прямо-таки пузырились на губах Павла, я видела, как маленькому мужчине не терпится поделиться со мной своей тайной. Я сделала нарочито незаинтересованное лицо, и Шкарпетка не выдержал:

– Я уже говорил вам, Евгения, что наш младшенький терпеть не может быть вторым? Так вот. Он готов на все, чтобы стать номером первым. Ради этого он и убил Бориса.

Я во все глаза смотрела на нетрезвого музыканта. Кидаться подобными обвинениями – это уж слишком!

– А, вы мне не верите? – грустно проговорил Павел. – У меня нет доказательств, но я точно знаю одно – мой брат Аркадий Горенштейн причастен к взрыву, унесшему жизнь Бориса и Танечки. Простите, я что-то устал…

Маленький мужчина откинулся на спинку дивана и через минуту уже мелодично храпел.

Я вернулась к дому. Вечер был по-летнему теплым, вся семья собралась за ужином в столовой на первом этаже. Сквозь распахнутые окна я видела затылки Анны и Вадика, изящные профили сестер. Аркадий сидел ко мне лицом, и я не могла оторвать от него взгляда. Горенштейн казался таким оживленным, таким обаятельным. Неужели этот человек хладнокровно убил собственного брата и его ни в чем не повинную жену, мать девочек? Нет, не верю! Однако, кажется, его брат Павел убежден, что так все и было… А кто знает Аркадия лучше, чем его старший брат? Однако нынешний глава семьи так любил племянниц! А ведь девочки были в одной машине с родителями. Лиза и Тина выжили каким-то чудом. Если Аркадий виновен, как он может каждый день видеть эти рыжие головки за своим столом, обнимать сестер за плечи, поздравлять их с днем рождения и выбирать подарки… нет, это клевета! Этого просто не может быть.

Однако Павел сказал мне: «Я точно знаю одно – мой брат Аркадий Горенштейн причастен к взрыву, унесшему жизнь Бориса и Танечки». Подобными обвинениями не бросаются, эти слова не объяснить ни ревностью, ни завистью. Для таких страшных обвинений должны быть основания…

Я не стала заходить в дом, до самого конца ужина простояла под окном, никем не замеченная. Вскоре вся семья вышла проводить Аркадия. Горенштейн был весел и беззаботен.

– А, Евгения, вот вы где! – воскликнул он, увидев меня. – Оставляю моих дорогих девочек на вас. Заботьтесь о них как следует.

– Вы уезжаете? – спросила я, лишь бы не молчать.

– Да, девочки дали мне совет немного отдохнуть и развеяться, так что я пройдусь на «Счастливчике» до Зеленой Косы и обратно. Переночую на яхте.

– Дядя, мы тебя проводим до пристани, можно? – вкрадчиво спросила Тина. Аркадий потрепал ее по рыжим волосам и засмеялся:

– Разве я могу в чем-то отказать моим лисичкам?

Дядя и племянницы неторопливо зашагали к пристани. Я поспешила за ними. Уже смеркалось, платья девушек и рубашка Аркадия белели в синеватых сумерках. Анна и Вадик остались стоять на крыльце. Я обернулась и поймала напряженный, полный неприязни взгляд Анны. Женщина куталась в свой неизменный кашемир, как будто ей было холодно.

Яхта была готова к отплытию. На борту горели огни, сходни опущены, ожидая хозяина. Аркадий помахал девочкам и легко взбежал по трапу. Белокурый матрос Алекс спустился на причал и убрал сходни. Судя по всему, Аркадий ни с кем не собирался делить удовольствие от прогулки на яхте.

«Счастливчик» медленно выходил из залива. Лиза подошла, встала рядом со мной и облокотилась на металлические перила.

– Ненавижу прощаться, – неожиданно проговорила девушка. – Всякий раз кажется, что это навсегда.

Я смотрела, как дрожат разноцветные огни в темной воде, и думала о том, как мне теперь быть. С одной стороны, это совершенно не мое дело. Давнее убийство похоронено в архивах, а его жертвы покоятся в фамильном склепе. С другой – вот они, две жертвы того давнего взрыва.

Для девочек ничего не закончилось, последствия ощущаются и сейчас. Каково им будет узнать, что они выросли в доме убийцы? Но неужели Аркадий так и уйдет от наказания? Он получил в полное распоряжение компанию брата, распоряжался долей его жены и несовершеннолетних дочерей. Неудивительно, что за эти годы Аркадий Станиславович так преумножил семейное состояние. Что ж, он так и будет пользоваться выгодой, полученной от убийства, как разбойник с большой дороги, убивший прохожего ради нескольких монет? Останется безнаказанным только потому, что богат, а богатым и влиятельным в этой стране можно почти все?