Текст книги "Спрятаться не поможет"

– Вот вы и сами ответили, почему у других есть время на жизнь вне училища, а у вас – нет, – заметила я. – Скорее всего, другие делают не все задания, как водится у студентов. Редко кто выполняет абсолютно всю домашнюю работу, подобно вам.

– Я так привыкла, – вздохнула Кира. – В школе, если идешь на медаль, нужно готовиться ко всем урокам. Нельзя получать даже одну тройку в четверти, вот и приходилось пахать как лошадь. Похоже, эта привычка еще со школы – раз задали, надо сделать. У нас и перспективу никто не делает, я одна постоянно приношу задания. Маша, например, говорила, что она хочет купить работы по этому предмету. Она, кстати, подрабатывает – занимается логотипами. Говорит, что неплохо получает, поэтому ее не волнует, будет ли она получать повышенную стипендию или нет. И вообще, она собирается летом сдавать экзамены в Пензенское художественное училище – говорит, там учат лучше и работы у студентов очень хорошие, не то что наши.

– Вы говорили, что в школе общались с одноклассницей, ее тоже звали Машей, – напомнила я.

– Было дело, – кивнула головой девушка. – А что?

– Расскажите, почему вы сейчас не поддерживаете с подругой отношений, – попросила я. – Все-таки вы дружили, а школьная дружба бывает крепкой. И не важно, что вы в разных учебных заведениях сейчас – вы же живете в одном городе. Почему не встречаетесь на каникулах? Или вы поссорились?

– Нет, мы с Машей не ссорились, – проговорила Кира. – Я даже не знаю, как назвать наши с Машей отношения. Вроде как дружба – мы сидели за одной партой, я помогала ей с домашними заданиями, она несколько раз меня даже на вечеринки вытаскивала. Но у нас с ней разные интересы. Маше нравятся шумные компании, веселье, флирт с парнями, выпивка, дискотеки, а я люблю сидеть дома и читать книги или рисовать. Машка всегда предлагала мне пойти в кино, а мне больше нравится театр. Кино я, конечно, тоже люблю, но с выбором фильма у нас постоянно возникали проблемы. Машка любит похохотать над какой-нибудь американской комедией, в которой главная шутка заключается в том, что в лицо герою швыряют торт, а мне подобные вещи кажутся бессмысленными и неинтересными. И так во всем – Машка любит шопинг, а меня тошнит от магазинов. Это с детства, видимо, – ведь раньше, когда бабушка была жива, мы жили не слишком богато. Точнее, совсем не богато, и вещи покупали либо на дешевом рынке, либо бабушка придумала новую одежду шить из старых вещей. Я тогда была маленькой, и не особо что понимала, но помню, что рынки я ненавидела. Потом я выросла, но неприязнь к магазинам с одеждой осталась. Сейчас моя мама хоть и прилично зарабатывает, но мне всегда было стыдно спрашивать у нее денег на шмотки. А Машке все равно – увидит какую-нибудь вещицу и все, сразу покупает. А если денег нет – то придумает что угодно, но шмотку приобретет.

– Но раз вы говорите, что вы были настолько разные, как получилось, что вы с Машей стали подругами? – удивилась я. Кира пожала плечами.

– Во-первых, мы вместе сидели, – повторила она. – А во-вторых, мне тоже не хотелось быть белой вороной, я пыталась жить так, как мои одноклассники. На меня и так криво смотрели, особенно когда я только перешла в новую школу. Во-первых, у меня одной был старый мобильник, а не новенький айфон, как у большинства одноклассников. Я по этому поводу ни капли не страдала – когда мама устроилась на хорошую работу, мы купили ноутбук с интернетом, и я вообще не понимаю, зачем в школе нужен телефон с кучей функций. По мне, так это отвлекает от занятий, а я не могла себе позволить учиться хуже, чем раньше. Понемногу, правда, я освоилась, потом Машка стала со мной дружить, и я худо-бедно влилась в компанию. Правда, периодически – по праздникам только ходила с подружкой куда-нибудь. Но находила предлог улизнуть с вечеринки – мне было скучно, к тому же дома куча дел.

– Вас обижали в школе? – спросила я. Отличников во все времена не жаловали, а с каждым годом дети становятся все более жестокими. Буллинг – настоящий бич нашего времени, а Кира казалась мне самым подходящим кандидатом на роль изгоя в школе.

– Нет, – покачала головой та. – Даже удивительно, потому что у нас в классе учились такие отвязные девицы, что жуть берет. Мне кажется, что меня не трогали потому, что я дружила с Машкой. Она умудрялась находить общий язык практически со всеми – такой у нее талант. Могла, конечно, едко пошутить, но что поделаешь. Я бы не сказала, что она – злобный человек. Я привыкла к ней, и когда она меня обижала, я понимала, что Машка это не нарочно. К тому же ей нравились мои рисунки – она говорила это совершенно искренне, даже восхищалась ими. Мне это, надо сказать, льстило, и я готова была ей все простить, когда она нахваливала мои работы. Машка очень импульсивная – вечно искала приключений на свою голову, но всегда умудрялась выйти сухой из воды. Про таких говорят – она не пропадет в этой жизни.

– Странно, что такая пробивная девушка решила учиться на социолога, – заметила я. – Ей бы подошла более интересная профессия…

– А Машка и не хотела туда поступать, – пояснила Кира. – Ее родители настояли. Но Машка говорила мне, что на следующий год будет пытаться поступать на факультет журналистики – она давно мечтает работать в СМИ. Вопреки воле родителей, она после школы подала документы в вуз, где хотела учиться, но не сдала экзамены. Но Машку это все равно не остановило – она говорила мне, что отучится год на социологии, а летом снова будет пытаться поступить на журналистику. Говорю же, она своего добьется – уж Машка ни за что не сдастся, в этом я уверена.

Кира замолчала, я раздумывала над рассказом девушки. Мы проговорили около полутора часов, но у меня не появилось ни одной зацепки, где искать злоумышленника, угрожавшего моей подопечной. Кира, видя мое замешательство, встревожилась. Она проговорила:

– Я понятия не имею, кто все это сделал. Написал письма… Я ведь никому ничего плохого не сделала! И я уже устала бояться. А вдруг они решат напасть на мою маму? Ведь легко узнать, где и с кем я живу. Я не хочу, чтобы моя мама пострадала из-за меня!

– Кира, я обещаю, что я найду этого шутника, – заверила я девушку. – Мне нужно только немного времени и ваша помощь, точнее, содействие. Так как я берусь за ваше дело, вы должны пообещать мне, что будете во всем меня слушаться, хорошо? От этого зависит ваша жизнь!

– Я не собираюсь мешать вам! – воскликнула Кира. – Мне тоже не хочется сидеть дома взаперти! Я уже и так едва не свихнулась в этих четырех стенах! Я теперь ничего не могу сделать – ни ходить на учебу, ни ехать на практику… Раньше я очень хотела в лагерь, а теперь сама мысль о поездке приводит меня в ужас! И как дальше жить, я не знаю…

– Главное – успокойтесь и не паникуйте, – произнесла я. – Это будет только мешать расследованию. Скажите, завтра у вас учебный день, верно?

– Да, как и сегодня, – уныло проговорила девушка. – Мы учимся пять дней в неделю, суббота и воскресенье – выходные.

– Вы говорили, в училище есть курсы для абитуриентов, верно? – продолжала я. Кира кивнула головой.

– Да, они вроде работают до конца июня, – пояснила девушка. – Может, и раньше заканчиваются, я точно не знаю. Маша ходила на них, я могу узнать у нее точно.

– Записаться на курсы ведь может любой желающий, правильно? Вне зависимости от уровня рисования?

– Ну да, там некоторые вообще с нуля приходят, – подтвердила Кира. – А что?

– Да ничего особенного, посмотрела на вашу картину и тоже решила сменить профессию телохранителя на профессию художника, – усмехнулась я. Кира захлопала глазами.

– Это шутка, – улыбнулась я. – Кира, скажите, в училище действует пропускная система? Или туда может прийти любой человек с улицы?

– Студенты должны предъявить пропуск, только тогда они пройдут через турникет, – проговорила девушка. – Но в училище на первом этаже есть магазин с товарами для художников, там можно купить краски, холсты и бумагу по более низкой цене, нежели в художественных магазинах. В этот магазинчик часто приходят как уже состоявшиеся художники, так и просто люди, которые любят рисовать. Но нужно обязательно предъявить охраннику паспорт, чтобы вас пропустили, иначе никак.

– Замечательно, – отметила я. – У вас во сколько начинаются пары?

– В девять утра…

– Так вот, Кира, завтра вы можете спокойно идти в училище. Не знаю, как вы объясните свое отсутствие вашему куратору, постарайтесь придумать что-то убедительное.

– Я не пойду никуда! – запротестовала девушка. – Вы что, издеваетесь? Или хотите, чтоб меня на улице убили или еще где? Ловля на живца – так это у вас называется?

– Редкостная осведомленность, – хмыкнула я. – Нет, Кира, использовать вас как приманку я не собираюсь. Мы поедем вместе с вами в моей машине. Потом мы вместе зайдем в училище – я скажу, что собираюсь ходить на курсы и попутно мне нужно зайти в магазин, вы пройдете по пропуску. Я провожу вас до вашей мастерской и буду наблюдать за вами, хорошо?

– Вы что, всерьез намерены торчать в училище до четырех часов дня? – изумилась Кира. – У нас занятия почти всегда заканчиваются в четыре!

– Мне не сложно – у меня уйма свободного времени, – заявила я. – К тому же я буду находиться на задании – охранять вас. Ведь ваша мама меня наняла чтобы я защитила вас, верно?

– Да, но… – Кира колебалась.

– Но что? – переспросила я.

– Я просто представить не могу, что вы будете делать в училище так долго! – наконец проговорила девушка. – Вас же заставят уйти оттуда! Никто, кроме студентов и преподавателей, не имеет права находиться в мастерских!

– Я что-нибудь придумаю, – пообещала я. – А вы, в свою очередь, думайте, что скажете Снежанне Александровне по поводу своих пропусков, хорошо? Мне совсем не хочется, чтобы мою клиентку исключили из училища!

– Скорее всего, я попрошу маму написать записку о том, что я отсутствовала из-за мигрени, – уныло проговорила Кира. – Жаль, что мне уже есть восемнадцать… Не знаю, получится ли…

– Ладно, – вздохнула я. – Со справкой, так и быть, я вам помогу. Завтра будет справка об отсутствии по причине болезни.

– Но… как? – Кира захлопала глазами и посмотрела на меня так, точно перед ней было восьмое чудо света. Я вздохнула.

– Элементарно. Достану волшебную палочку и сделаю из воздуха справку… Да, Кира, пока никому не говорите, что вы меня знаете, хорошо? Боюсь, это может повредить поискам преступника…

Глава 3

Покинув квартиру Белоусовых, домой я не поехала. Прямо из машины позвонила одному своему хорошему знакомому, которому как-то я помогла избежать смертельной опасности. Вдаваться в подробности не буду – это долгая история, однако после того случая Коля Петренко не раз выручал меня, помогая в короткое время сделать нужные документы для моих расследований. Дело в том, что Коля работает в правоохранительных органах, с которыми я хоть и не сотрудничаю, но и не конфликтую, а порой и помогаю в силу своих профессиональных обязанностей. Сейчас я набрала номер приятеля и коротко изложила суть дела.

– Женя, когда тебе нужны документы? – не стал терять времени Петренко.

– Завтра утром они должны быть у меня на руках, – сообщила я.

– Тогда подъезжай вечером ко мне на работу, я попрошу коллегу сделать бумаги, – отозвался приятель. Я сердечно поблагодарила его и положила трубку.

Елене Белоусовой я не стала рассказывать о письмах, которые получила Кира по электронной почте. Девушка умоляла меня ничего не говорить матери, и я пообещала ей сохранить тайну. Но саму Елену мне удалось успокоить – после беседы с Кирой я коротко объяснила Белоусовой, что теперь ее дочь находится под моей защитой, и училище она будет посещать, так как я гарантирую ей безопасность. Елена пыталась узнать у меня, что все-таки произошло, но я ничего ей не ответила, заверив женщину, что с Кирой ничего не случится. Не знаю, насколько мне удалось успокоить Елену, но надеюсь, та все-таки мне поверила.

После разговора с Колей я нашла номер Тарасовского художественного училища и позвонила в учебное заведение. К счастью, рабочий день в училище еще не закончился – трубку взяли практически сразу.

– Добрый день, – поздоровалась я. – Вас беспокоит журналист издания «Культурный Тарасов» Татьяна Камышникова. Я пишу статью о Тарасовском художественном училище и о современных художниках-живописцах. Я хотела бы взять интервью у преподавателей, которые обучают студентов живописи и рисунку.

– Этот вопрос лучше обсуждать с директором, – сообщила мне незнакомая женщина, взявшая трубку. – Я сейчас соединю вас с ним. Илья Андреевич хоть и занят, но, думаю, он уделит вам несколько минут своего времени.

Возникла пауза, и вскоре я услышала мужской голос.

– Слушаю, – быстро проговорил мужчина. Я повторила свою легенду и спросила:

– Будьте добры, скажите, могу ли я завтра подъехать к училищу и поговорить с ведущими преподавателями?

– Думаю, это будет не совсем удобно, – безо всяких эмоций заявил мужчина. – Сейчас идут учебные занятия, вряд ли у преподавателей найдется время на разговор с вами.

– Я могу побеседовать с педагогами во время перемены, – не сдавалась я. – Кроме того, в своей статье я собираюсь рассказать о том, как проходят будни студентов. Я не займу много времени, а статья появится не только в печатном издании, но и в интернете. Вы же не будете возражать против привлечения внимания общественности к культурной жизни города?

– В принципе, почему бы и нет, – задумчиво произнес директор. Я поняла, что реклама ему нужна, поэтому продолжала:

– До публикации я покажу вам статью, и вы внесете свои коррективы. Тарасовское училище считается самым лучшим учебным заведением Тарасова, и многим школьникам и абитуриентам будет полезно узнать о том, как готовят будущих живописцев и дизайнеров!

– Хорошо, я предупрежу охранника, что завтра приедет репортер, – наконец согласился директор. – Только с преподавателями по поводу интервью вам придется договариваться лично, у меня нет на это времени.

– Будьте спокойны, я все сделаю! – пообещала я.

Не попрощавшись, директор повесил трубку. Я подумала про себя, что этот Илья Андреевич не слишком вежливый человек, но сейчас меня это мало волновало. Самое главное – я добилась разрешения приехать в училище, а значит, я смогу наблюдать за Кирой во время ее учебы.

Ближе к семи часам вечера я навестила Петренко, и домой возвращалась, уже имея на руках справку о том, что Кира болела острой вирусной инфекцией, и удостоверение, согласно которому некая Татьяна Камышникова является журналистом издания «Культурный Тарасов». В принципе, на сегодняшний день можно считать мою работу оконченной – с Кирой я поговорила, необходимые бумаги достала, остается надеяться, что завтра мне удастся выяснить, кто из учащихся или преподавателей мог навредить девушке.

Утром я, как обычно, проснулась в шесть. Быстро позавтракала, собрала необходимые вещи, положила в сумку поддельные документы. Открыла шкаф и внимательно оглядела его содержимое. Среди моих вещей находились костюмы на все случаи жизни. Обычно я предпочитала носить удобную одежду – джинсы, футболки, ветровки. Но журналистка должна выглядеть иначе, здесь спортивный стиль совершенно не подойдет. Требовалось создать совершенно иной образ.

Мой выбор пал на красный пиджак и строгую юбку-карандаш до колен такого же цвета. Несмотря на яркий оттенок, костюм смотрелся строго и стильно одновременно. Одевшись, я критически осмотрела себя в зеркало. Короткие черные волосы выбивались из созданного мною образа, а вот парик со светлыми прямыми волосами до лопаток прекрасно гармонировал с одеждой. Я нанесла скромный макияж – наложила светло-бежевые тени, коричневым карандашом подвела брови. Для губ выбрала помаду нюдового оттенка, сверху нанесла персиковый блеск, придавший образу свежесть и естественность. Снова посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна своим перевоплощением. Думаю, сейчас меня не узнает даже тетушка Мила, не то что малознакомые люди.

Я повесила на шею профессиональный фотоаппарат, вооружилась диктофоном и блокнотом с ручкой. Посмотрела на часы – без четверти восемь. Лучше, если я приеду к дому Белоусовых пораньше, чтобы успеть ввести Киру в курс дела.

Через двадцать минут я уже звонила в квартиру Елены. Я услышала голос Киры – ее мать, видимо, уже ушла на работу. Девушка предусмотрительно спросила, кто это, и, только убедившись, что никто посторонний не пытается проникнуть в дом, открыла мне дверь.

Но, увидев меня, Кира опешила – она явно не ожидала увидеть на пороге своей квартиры изящную блондинку в ярко-красном костюме. Я улыбнулась, вытащила свое удостоверение телохранителя и проговорила:

– Кира, не удивляйтесь, это я. Пришлось несколько сменить имидж, все в порядке.

– Ничего себе… – только и смогла проговорить девушка. – Да вас вообще не узнать…

– Журналистка и абитуриентка должны быть разными людьми, – пояснила я. – У меня есть разрешение директора на посещение училища, поэтому не удивляйтесь, если я зайду в вашу мастерскую. Сегодня у вас какое расписание?

– Две пары рисунка и две живописи…

– То есть вы будете в одном кабинете, верно? – уточнила я.

Кира кивнула.

– Отлично, без надобности на улицу не выходите, – велела я девушке. – Если что – запишите номер моего мобильного. Звоните в любое время, если вам надо будет куда-то выйти или что-нибудь произойдет.

– Произойдет? – с ужасом переспросила Кира. – Вы имеете в виду…

– Нет, не то, о чем вы подумали, – улыбнулась я. – Я буду наблюдать за мастерской, поэтому в училище на вас никто не сможет напасть. Я говорю о том, что вы можете услышать что-нибудь важное от одногруппников, например. Вообще, будьте повнимательнее – сегодня вечером расскажете мне все, о чем говорили ребята из вашей группы. Я не говорю, что среди них может оказаться злоумышленник, но надо постоянно быть начеку. Хорошо?

– Хорошо… – уныло повторила девушка.

– Да, чуть не забыла, – я вытащила из сумки справку и протянула ее Кире. – Отдадите это своему куратору. Здесь есть подпись врача и печать, так что проблем с учебой у вас не возникнет. Исключить вас за прогулы не смогут.

Девушка схватила в руки справку и вперилась в нее взглядом. Потом посмотрела на меня и пробормотала:

– Вот это да… Откуда это у вас? Точнее, как вы смогли?.. Я же не ходила к врачу!

– У меня есть свои секреты, – улыбнулась я. – Я же обещала, что у вас будет справка, а свои обещания я выполняю. Так что не переживайте, нам надо уже ехать.

Кира взяла в руки рюкзак, аккуратно положила туда справку. Потом схватила большую сумку – очевидно, с рисунками, – и мы покинули квартиру.

Несмотря на ранний час, вовсю светило солнце, а от вчерашнего дождя остались лишь веселые лужицы на асфальте, отражавшие ярко-голубое безоблачное небо. Весна в этом году выдалась ранняя, и в мае уже стояла по-летнему жаркая погода. Деревья покрылись сочной молодой листвой, газоны окрасились в салатово-зеленый цвет, сквозь который яркими вспышками задорно желтели одуванчики. Даже скучные коробки девятиэтажек преобразились – солнце кидало свои яркие лучи на здания и украшало их причудливым узором бликов замысловатой формы.

Кира, казалось, не замечала ни жизнерадостной погоды, ни утреннего тепла. Она сидела в машине, погруженная в свои мысли, мрачная и задумчивая. Всю дорогу девушка молчала, и я не пыталась разговорить ее или как-то успокоить. Только когда я подъехала к училищу, она точно очнулась от нерадостных размышлений и проговорила:

– Со мной точно ничего не случится? Думаете, мне действительно надо идти в художку?

– Ничего не произойдет, я вам уже говорила, – повторила я. – Для этого я приехала сюда с вами вместе. Можете ничего не бояться, занимайтесь своими рисунками спокойно. Только еще раз напоминаю, на улицу без моего ведома не выходите. Кстати, вы не знаете, по вторникам есть занятия на подготовительных курсах?

– Надо посмотреть на сайте… – Кира достала телефон и забила в поисковике запрос. Спустя несколько минут она произнесла:

– Да, сегодня есть занятия. Они начинаются в пятнадцать часов, идут два часа. Но тут не написано, что сегодня – живопись, рисунок или композиция… Надо же, я и не знала, что курсы проходят в сорок восьмой аудитории, это же рядом с нашей мастерской!

– Замечательно, – заметила я. – Кира, а у вас пары до шестнадцати?

– Официально – да, – кивнула головой девушка. – Но я обычно остаюсь до пяти-шести вечера, в зависимости от количества заданий по профильным предметам, которые нужно доделать. Иногда я делаю в училище композицию, если по живописи и рисунку все готово. Но боюсь, из-за моих пропусков мне придется каждый день теперь до шести-семи вечера работать…

– Если мне удастся записаться на подготовительные курсы, думаю, вам придется быть в училище до пяти вечера, – заявила я. – То, что занятия для абитуриентов проходят рядом с вашей мастерской, нам только на руку. После учебы мы с вами встретимся возле вашей мастерской, спустимся вниз, и я отвезу вас домой.

– Ладно, я поняла… – послушно отозвалась девушка. Мы вышли из машины, я велела Кире идти впереди меня, чтобы никто не узнал о том, что мы знакомы. Я подождала, пока девушка зайдет в училище, потом зашла в вестибюль учебного заведения. Кира прикладывала пропуск к турникету – объемная сумка с рисунками стояла рядом. Я оглядела помещение.

Холл училища был довольно просторный. На стенах висели огромные картины – на одной из них, выполненной в серебристо-серых тонах, была изображена фигура Пушкина. Поэт смотрел вдаль, на раскинувшийся сельский пейзаж и, очевидно, придавался меланхоличным мыслям. Другая картина была довольно темной, вдобавок ко всему на нее падал свет от лампы, поэтому разглядеть ничего я не смогла. Проход к лестнице загораживал большой информационный стенд, и на первый этаж можно было попасть только через турникет. Я дождалась, когда Кира пройдет через пропускной пункт, и подошла к хмурому охраннику.

Мужчина посмотрел на меня и спросил:

– Вы – студентка?

– Нет, – отрицательно покачала я головой и протянула удостоверение журналиста. – Меня зовут Татьяна Камышникова, я репортер издания «Культурный Тарасов». Вчера я разговаривала с директором училища, и он разрешил мне сегодня взять интервью у преподавателей училища и посмотреть, как работают студенты в мастерских. Илья Андреевич пообещал, что он вас предупредит.

– Минуту… – охранник взял со стола ручку, посмотрел на мое удостоверение и занес мои имя и фамилию в журнал. – Распишитесь.

Я поставила придуманную мною подпись, и на турникете зажглась зеленая лампочка. Я поблагодарила охранника и прошла через турникет.

Кира стояла в коридоре на первом этаже возле автомата с кофе. То ли она решила меня подождать, то ли ей действительно захотелось выпить бодрящий напиток. Когда девушка посмотрела на меня, я ей коротко кивнула, и мы направились к широкой лестнице, ведущей на второй и третий этажи. Так как других студентов вокруг не было, мы шли рядом. Кира тихо проговорила:

– Наша мастерская на третьем этаже. Преподает у нас Сергей Николаевич Шаинский, он ведет и живопись с рисунком, и композицию. На втором этаже в тридцать девятой аудитории мастерская другой группы живописцев. У них ведет Алексей Геннадьевич Евсенко, он у нас заменял, когда Сергей Николаевич был на больничном.

– Поняла, – кивнула я головой. – А где находится директор?

– Учебная часть, кабинет заместителя директора и самого директора располагаются на втором этаже, – проинформировала меня Кира. – Снежанна Александровна обычно сидит в своем кабинете, тоже на втором этаже. Но справку я могу отдать нашему преподавателю – он отдаст ее или куратору, или в учебную часть.

– А эта Снежанна Александровна, она тоже ведет у вас какие-то пары? – поинтересовалась я.

– Нет, она преподает только английский язык у какой-то группы, – ответила девушка. – Не знаю, почему ее поставили нашим куратором. Нам не объяснили.

– Кроме живописи, рисунка и композиции, какие у вас занятия? – спросила я. – И где находятся кабинеты?

– Перспективу у нас ведет Юлия Андреевна Частова, ее кабинет на третьем этаже. Пятьдесят первый вроде, если я не ошибаюсь. Сразу напротив лестницы, я номер постоянно забываю. Преподавателя по английскому зовут Надежда Владимировна Егорова, пары проходят в тридцать первом кабинете на втором этаже, рядом с черной лестницей. По истории искусств у нас Ольга Романовна Денисова, ее можно найти либо в шестьдесят втором кабинете на третьем, либо в тридцать седьмом на втором этаже. Еще у нас есть физкультура – спортзал на первом этаже, в пятнадцатом кабинете. Преподавателя зовут Михаил Анатольевич Петряков. Вроде всех назвала…

– Отлично, – отметила я. – Думаю, эта информация мне очень пригодится.

Мы поднялись на третий этаж. В коридоре стояла большая скульптура Венеры Милосской из гипса, если я не ошибаюсь, учитывая мои скромные познания в искусстве. Но, учитывая правильное, идеальное лицо, полуобнаженную фигуру и отсутствие рук, я была права. Вроде так богиню любви изображают, это, наверное, самая распространенная скульптура и ее трудно не узнать.

– Это ведь Венера, правильно? – решила я блеснуть своей эрудицией.

– Вообще, это Афродита Милосская, – возразила Кира. – Работа греческого мастера Агесандра периода эллинизма.

– Вот как, прошу прощения за неосведомленность, – произнесла я. Видимо, искусство и в самом деле не мой конек. Надо же, всегда полагала, что женщина без рук – это Венера, ну да ладно, в этих богах и богинях сложно не запутаться…

Кира отправилась в сорок седьмую аудиторию, которая уже была открыта. Я решила пока не входить в мастерскую живописцев, а пройтись по третьему этажу и осмотреться. По обе стороны располагались двери в учебные аудитории, а на стенах висели картины, выполненные маслом и акварелью. В основном это были натюрморты студентов училища. Не скажу, что мне понравились эти работы – я видела перед собой лишь набор разнообразных предметов да разноцветных тканей. Вроде как и неплохо сделано, однако взгляд натюрморты не притягивали. Может, с точки зрения художников, эти работы и хороши, однако я прошла мимо и не запомнила ни одной работы. Я вспомнила натюрморт Киры с самоваром. Ее-то картина мне запала в душу – не зря я вчера столько времени разглядывала ее! Но почему – до сих пор непонятно. Я, конечно, еще тот ценитель искусства, Шишкина от Ван Гога не отличу, но, как оказалось, и на старуху бывает проруха. Вот натюрморт Киры мне понравился, тут ничего не скажешь, а студенческие работы, вывешенные в коридоре, показались мне одинаковыми и скучными.

По ходу дела я фотографировала натюрморты на случай, если кто-то из преподавателей поинтересуется, кто я такая и чем занимаюсь. Придуманную мною легенду надо поддерживать действиями, чтобы никто ничего не заподозрил. Однако пока в коридоре никого не было. Прозвенел звонок, извещавший о начале учебных занятий, но большая часть аудиторий была закрыта, и я не услышала никаких голосов за дверями.

Я вернулась к сорок седьмому кабинету и прислушалась. До меня донеслись тихие голоса – очевидно, все студенты уже пришли в мастерскую и сейчас заняты рисунком. Я решила подождать до половины десятого и потом уже зайти в аудиторию. Пока я снова вышла к лестнице и отправилась в другое крыло третьего этажа, по пути закрепив кое-где «жучки», которые я намеревалась установить везде, где только можно.

Справа от лестницы находились большие выставочные залы. Всего их было три, в каждом висели картины на стенах, а возле окна стояли скульптуры. В основном это были головы каких-то персонажей античности. Тетя Мила не раз вытаскивала меня в музей, и я видела выставленные вместе с картинами скульптуры. Но запоминать названия бюстов не стала – к чему нужна эта информация, в жизни она мне никак не может пригодиться. Я быстро оглядела статуи, принялась разглядывать картины. Кто бы мог подумать, что телохранитель Евгения Охотникова по своей воле будет изучать чью-то живопись! Моя тетушка наверняка бы обрадовалась этому факту – еще бы, ее племянница наконец-то занялась духовным развитием!

В первом зале висели работы куда больше по размеру, чем натюрморты в левой части этажа. Я рассмотрела первую картину. На ней был нарисован солдат, сидящий на одном колене возле какого-то холмика земли, а сзади виднелась обугленная конструкция какого-то дома. Внизу на прямоугольной бумажке висела подпись к картине. Я прочла текст надписи: «Дипломная работа. Черткова А. Н. «У родного порога». Руководитель – Корзинцев А. Д. 1993 г.».

Стало быть, в этом зале висят дипломы выпускников училища, подумала я про себя. И в самом деле, подписи к картинам говорили о верности моей догадки. Я обратила внимание на то, что очень много работ было посвящено теме Великой Отечественной войны, хотя были и другие сюжеты. В двадцать первом веке студенты уже не спешили изображать советских солдат и военную технику – я нашла работу, на которой была нарисована стена с граффити, картину с двумя влюбленными возле мотоцикла и даже диплом, изображающий концерт рок-музыкантов. Я заметила, что цветовая гамма картин со временем меняется – если студенты, учившиеся в восьмидесятых-девяностых годах двадцатого века, использовали более сдержанные цвета, то нынешнее поколение не жалело ярких красок и вовсю пользовалось поистине сумасшедшими сочетаниями.

Я проглядела еще два зала, но картины мне рассматривать надоело, и я решила зайти в сорок седьмую аудиторию. Я подошла к двери и постучалась. Не дождавшись ответа, толкнула дверь и вошла в мастерскую.

Комната, в которой я оказалась, соответствовала своему названию. У противоположных стен стояли столы, на которых находились постановки – учебные натюрморты. Самый ближний к двери я узнала – именно этот самовар на красной тряпке я видела на холсте Киры. Чуть подальше стояла постановка с чучелом птицы и плетеной корзиной, напротив нее – целая композиция на тему «Дачные забавы». Ведро картошки, лопата, садовые перчатки и кочаны с капустой освещались естественным светом, и создавалось впечатление, что все это великолепие находится не в учебном кабинете, а в сенях какого-то деревенского дома.

На некоторых столах находились гипсовые головы – их освещали высокие лампы. Я догадалась, что натюрморты студенты рисуют красками, тогда как скульптуры – карандашом. За мольбертами сидели сами живописцы – всего в мастерской я насчитала восемь человек и преподавателя, пожилого мужчину в очках, одетого в джинсы и клетчатую рубашку. Мужчина как раз что-то говорил одной из учениц, девушке лет восемнадцати-девятнадцати, которая стояла за мольбертом и, очевидно, рисовала голову. Кира сидела чуть поодаль, она, как мы и договаривались, не показывала виду, что знает меня. Когда я вошла, она даже не повернула голову в мою сторону – продолжала что-то штриховать на своем деревянном планшете.