Текст книги "Месть Гиппократа"

Глава 3

Седая старуха с растрепанными волосами шла мне навстречу. Безумный взгляд устремлен куда-то сквозь меня. Левая рука с забинтованными средним и безымянным пальцами прижата к груди, правая тянется ко мне.

– Это ты, ведьма? Это ты его убила. – Тихий голос старухи звучит зловеще.

Я в страхе отступаю на шаг.

– Когда ты приходишь, за тобой катится целый клубок змей. Они все вот там у меня под кроватью. А Сашка на моей кровати лежит, весь в крови, и пистолет рядом валяется. Это ты его, ведьма, убила.

– Я хоть и ведьма, но никого не убивала. – Я снова делаю шаг назад… и лечу вниз головой. Вздрогнув, я проснулась как раз в тот момент, когда на экране юноша с лучистым взглядом отбывал на небеса.

– Фу, елки-палки. Вот что значит картошечку на ночь трескать. А потом еще фильмы смотреть про потусторонний мир.

Я отключила свет и телевизор и, попив воды, опять улеглась.

Старуха снова приближалась ко мне.

– За тобой, ведьма, всегда змеи приползают. А вот хромой их всегда увидит. Он молодец. А ты – ведьма.

Старуха неожиданно отворачивается от меня и идет к окну. Потом призывно машет рукой, прижимая к груди левую забинтованную руку.

– Я здесь, Коля. Меня змея укусила.

Мне и страшно, и интересно увидеть, кого она зовет. И я подкрадываюсь к ней сзади и смотрю в окно через ее плечо. Земля лежит далеко внизу. Мы в квартире на седьмом этаже.

Старуха поворачивается ко мне. Я в ужасе начинаю лепетать:

– Баба Женя, это я – Таня.

Но взгляд ее все так же безумен. Она меня не узнает. И, замахнувшись, собралась ударить. Я вздрогнула и снова проснулась.

Сердце колотилось так, что того и гляди выскочит из груди. Приснившийся кошмар нарушил сон. Я встала, вышла на кухню и включила свет. Шел двенадцатый час ночи.

– Это, Танечка, тебе наказание свыше за чревоугодие и за безобразное отношение к собственной фигуре. А теперь дело можно поправить только корвалолом. И это, надо сказать, очень плохо, так как завтра будет тяжело вставать.

Я накапала в рюмку двадцать шесть капель и, разбавив корвалол водой, выпила его.

Потом докурила оставшийся «бычок» и отправилась спать. На сей раз процесс прошел благополучно, без сновидений.

Зато подъем был архисложным. Поглядывая на часы, я вновь и вновь погружалась в сон, твердо обещая себе, что через пять минут встану. Но осуществить благие намерения я смогла только без пяти девять. Долг обязывал. Я обещала Наташе, что в девять позвоню.

С охами и вздохами, проклиная судьбу на все лады, я выползла из постели и прямо в ночнушке села с телефоном в кресло.

– Доброе утро, Наташа. Это Таня.

– Доброе утро, Танечка. Юля, не стучи ложкой. – И, засмеявшись, Наташа добавила: – Это я Юльке. Она у меня бойкот объявила – кашу есть не хочет. Так что вы мне, Таня, скажете? Вы согласны?

– Я решилась, Наташа. Попробую. Не знаю только, что из этого выйдет.

– Слава богу. Как нам насчет денег договориться? Может, Валерка вечерком занесет?

– Приготовьте, я сама заеду, как только завершу те дела, которые наметила.

– Хорошо. Тогда до вечера?

– До вечера.

Гимнастикой мне пришлось пожертвовать. Это все-таки менее существенная жертва, чем макияж. Ведь иду в мужское общество. И времени в обрез.

Джинсы со свитером – лучшая одежда для бесконечных визитов, а мне сегодня придется заниматься именно этим. Волка ноги кормят.

* * *

В отделение УВД я прибыла в начале одиннадцатого и сразу отправилась к Кире в кабинет.

– Здравствуйте, Владимир Сергеевич.

– Здравствуй, коли не шутишь. Присаживайся.

– А накурил! С утра перекуры устраиваешь?

– Тебя жду, язва. Дело вот заодно полистал. Но я все-таки не нашел никакой зацепки. Не пойму, что тебя заинтересовало.

– Я пока еще и сама не знаю. Я же дело не видела. Посмотрю – скажу. Вот обещанная мзда. – Я выставила пакет с содержимым на стол.

– Тань, да я пошутил. Ты же знаешь.

– Ладно, шутник, не скромничай. Это тебе от благодарного друга. Ты же меня всегда выручаешь. Так что не откажи в любезности. Не дай мне почувствовать себя нахлебницей. О’кей?

Киря засмеялся.

– Косноязычием ты точно не страдаешь. Умеешь преподнести мысль так, что она собеседнику кажется логичной. Считай, уговорила. Ладно, после работы с ребятами расслабимся. Может, присоединишься?

– Ой, нет. Это целая проблема. Я терпеть не могу ездить на городском транспорте. Так что вы уж как-нибудь сами. Без меня. Давай папку и подскажи, где я спокойно смогу посидеть, почитать дело?

– А вот прямо тут и читай. Никто не помешает. У нас сейчас все в разъездах. Мне тоже пора. Через часок загляну. Управишься?

– Пожалуй.

Киря убрал подарок друга в сейф и закрыл его на ключ.

– Трудись. Я пошел. Потом расскажешь, нашла или нет то, что искала.

Киря исчез, а я открыла дело. Первое, что я прочитала, был осмотр места происшествия.

«Труп находится в положении сидя. Нижние конечности согнуты в коленных суставах. Левая рука опущена вдоль тела, правая согнута в локтевом суставе и находится на столе. Голова пострадавшей опущена, погружена в глубокую тарелку с жидкостью. На трупе надет махровый халат в малиновую и черную полоску. Под халатом имеется ночная сорочка, белая, в мелкий цветочек синего цвета. Халат запахнут и закреплен поясом. На ногах домашние тапочки в черную и белую клетку.

Волосы пострадавшей аккуратно причесаны. Лицо бледное. Труп на ощупь холодный. Следов насилия не обнаружено.

На кухонном столе других предметов не обнаружено. Порядок на кухне не нарушен. Мебель и предметы быта находятся на своих местах».

Я отложила в сторону протокол осмотра и задумалась. Какая-то мысль меня тревожила. Действительно. Мне почему-то тоже стало казаться, что смерть старушки выглядит подозрительно. На столе, кроме тарелки с супом и ложки, ничего, даже хлеба. Или салфетки. Или ножа. Складывалось впечатление, что суп для того и присутствовал на столе, чтобы в нем утонуть.

Но возможно, что это всего лишь разыгралось мое богатое воображение. Наталья же настроила меня на определенный лад. Возможно, это и повлияло на мое восприятие происшедшего.

Ладно, читаем дальше.

Дальше были приложены результаты дактилоскопической экспертизы, которые ничего существенного следствию не дали; протоколы допроса свидетелей. Главным свидетелем по делу Храмовой А.В. проходила Юрченко Галина Николаевна, 25 лет, не замужем, проживающая по адресу: Вокзальная, 3.

Юрченко сообщала, что обнаружила Ангелину Васильевну мертвой и ничего в доме не трогала. Сразу позвала соседей и вызвала милицию. По поводу завещания Галина Николаевна сказала, что Ангелина Васильевна была ей чрезвычайно благодарна за помощь, очень к ней привязалась и часто говорила, что оставит завещание на ее имя.

Соседи сообщали, что на предполагаемый момент смерти Ангелину Васильевну никто не посещал.

Смерть Ангелины Васильевны, по данным вскрытия, наступила ориентировочно в 12.00 в результате попадания жидкости в легкие.

Гибель Храмовой квалифицирована как несчастный случай. Дело было закрыто. Вот такой расклад. Я закрыла папку и, достав пачку «Мальборо», закурила. Мне надо было дождаться Кирю. Не бросать же дело без присмотра. Ага, вот и он. Легок на помине…

– Все мыслишь? Тайны неожиданной смерти разгадываешь? – Улыбающийся Киря занял свое место за столом.

– Ага.

– Ну и какие выводы у лучшего частного детектива города Тарасова?

– Пока что ничего существенного. Так, попутные заметки. Убирай, Володя, дело. Я закончила.

Киря взял папку, убрал ее в сейф.

– Ты хоть нашла то, что искала, Таня?

– Да я в общем-то ничего и не искала, просто ознакомилась с делом, над которым мне придется работать.

– Тебя внучка Храмовой наняла?

– Да. Приятная женщина. Жалко, что так вышло, и квартиру они не унаследовали. Они в тесноте живут. У них малышка.

– Сами виноваты. Надо было съезжаться со старушкой, а не бросать ее на чужих людей.

– Они и не бросили ее, Володя. Старушка сама была против обмена. И они ей сиделку наняли, постоянно навещали. Ну не хотел старый человек быть обузой молодежи – и все тут. Такая вот она по натуре была.

– По натуре. Это тебе внучка рассказывала. А вот медсестра, которая ухаживала за старушкой, говорит совсем другое. Обижалась на них бабушка, сетовала, что бросили одну ее. Постоянно жаловалась Галине Николаевне, что плохо ей одной. Просила ее бывать подольше. Та ей вслух читала книги, делала массажи. Беседовала с ней о жизни. Вот старушка к ней и привязалась.

Я вспылила и горячо возразила:

– Все, что ты, Киря, перечисляешь, входило в ее обязанности. Наталья с Валерием ей за это платили. Понимаешь?

– Деньгами все не измеришь.

– Это верно. Но ты согласись, что все-таки очень странно умерла старушка.

– А что странного? Больной человек. Села обедать, а тут ее кондратий и хватил. Мало ли бывает таких случаев.

– Странного много, Киря. Хотя бы ложка в правой руке.

– А ты левой рукой ешь?

– Ну у нее же правая рука не двигалась! Понимаешь?

– Может, в этот день она у нее отошла…

– Если отошла, значит, наступило улучшение. С чего же тогда повторный инсульт?

– Таня, ты же знаешь, что это может случиться в любой момент. Тем более у человека была ранее черепно-мозговая травма.

– Хорошо, а жидкость в легких? Ведь старуха захлебнулась. Это вас не насторожило? Ложку в больной руке держать смогла, а поднять голову – нет. И хлеба на столе нет.

– Может, она вообще хлеб не ела? Она же раньше была артисткой. У них разные диеты, сама знаешь. Вообще-то об этом, честно говоря, речи не было.

– Тут, Киря, ты, может быть, и прав. Я выясню. – Беседуя, мы курили с ним одну сигарету за другой. В кабинете было уже не продохнуть, хоть топор вешай.

– Таня, может, чайку сообразить?

– Давай, соображай.

Киря взял пол-литровую банку и вышел. Минут через десять мы уже наслаждались крепким чаем с лимоном.

– Я взялась за это дело, Володя. Назвался груздем – полезай в кузов. Сегодня мне заплатят аванс.

– Понятно, поэтому ты и отыскиваешь кочки на ровном месте.

– Может быть. – Я поднялась. – Спасибо, Володя, за чай, за помощь. – Я взяла свою сумочку и направилась к выходу.

Вернувшись в автомобиль, я достала список с адресами, которые переписала из дела, и задумалась, куда направить свои стопы.

С самого начала необходимо было посетить место происшествия. Я хотела увидеть все своими глазами. Надо заехать к Наташе и взять ключи от квартиры.

– Так и сделаю, – вслух пробормотала я. – Заодно встречусь с соседями. Итак, ласточка моя, едем на Рахова.

Квартира Ангелины Васильевны находилась в кирпичной девятиэтажке на третьем этаже.

Но начала я с соседей. Позвонила в квартиру напротив.

Приоткрыв дверь, выглянула седая пожилая женщина.

– Вам кого, девушка?

– Здравствуйте. Я бы хотела расспросить вас о бывшей соседке, Ангелине Васильевне.

– Вы из милиции, что ли?

– Да, я из УВД. – Я достала свое просроченное удостоверение, которое получила, когда проходила практику, и показала старушке. Та взяла его в руки, внимательно рассмотрела, сощурив глаза, но в силу плохого зрения ничего подозрительного не обнаружила.

Сняв цепочку, женщина впустила меня в свое жилище и включила свет в прихожей.

– Проходите. Вот сюда пальто повесьте.

Передняя была завалена картонными коробками и мешками и напоминала склад second hend. Воздух в квартире был тяжелым. Пахло старостью. Крашеный пол давно не подновлялся. Краска в некоторых местах облупилась до досок.

– Кто пришел? Кто прришел? Прроходите, – донеслось из глубины квартиры.

Я повесила пальто и прошла в комнату. Обставлена она была совсем не в стиле модерн. Старая, грязная обивка дивана и кресел протерлась до дыр. В углу у балкона стояла этажерка с потрепанными книгами. На этажерке – клетка с волнистым попугайчиком. Засаленные обои в некоторых местах висели клочьями. Слева за дверью находился еще один склад ненужных вещей, из-за чего дверь открывалась не полностью.

Запах птичьего помета в сочетании с запахом старости – это нечто, не поддающееся описанию.

– Присаживайтесь на диванчик, милая, – любезно пригласила хозяйка.

– Спасибо, – я присела на самый краешек.

– Что же вас привело ко мне? Вроде бы я все уже рассказала, что знала. Ан нет, опять прислали работника.

– Иди поцелую. Иди поцелую, – раздалось из клетки. Старушка заулыбалась.

– Это Гошка-хулиган.

– Гоша хорроший. Иди поцелую.

– Я хотела кое-что уточнить по поводу смерти Ангелины Васильевны. Если вы не против, то задам вам несколько вопросов.

– Гоша хорроший, хорроший, – не унималась птица. – Иди поцелую.

– Ну иди, иди поцелуемся. – Старушка встала, подошла к клетке и, наклонившись, потянулась к птице губами.

Та потыкалась клювом в ее губы и в порыве благодарности за внимание к собственной персоне залепетала:

– Чаю хочешь? Чай пить будем, да?

– Будем, будем. Вот только поговорим и будем пить чай. А ты, Гошенька, не мешай пока. Посиди, умница, тихонечко.

Закончив обмен любезностями с болтливой птицей, старушка обернулась ко мне.

– Идемте, милочка, на кухню. А то он, пожалуй, не даст нам поговорить. Он у меня, вообще-то, славный. Все на свете понимает птичка. Мою серую жизнь скрашивает. Не так уж много радостей в этой жизни. Идемте.

Мы прошли со старушкой на кухню. Там царила та же удручающая обстановка. Облезлый холодильник и ведерко под раковиной – активно подтекала ржавая труба.

Я присела на ободранную табуретку гигантских размеров, изготовленную умельцами не знаю какого века.

– Ты че там делаешь? Чай пить будем, да? – раздалось из комнаты.

– Вот каналья. Он у меня гостей ужасно любит. С каждым побеседовать норовит.

Лицо старушки светилось любовью к надоедливой птице.

Вообще-то надо отдать старушке должное. Несмотря на тяжелый запах и кучи ненужного барахла, в квартире все же не было грязно. Когда-то эта квартира, возможно, выглядела вполне современно и была ухоженной. Но одинокая жизнь, недостаток средств к существованию и ослабевшее здоровье потихоньку делали свое черное дело. На такое существование, к сожалению, обречены все одинокие старики в нашей стране.

– Анастасия Петровна, в своих показаниях вы утверждаете, что в день смерти Ангелины Васильевны в ее квартиру никто не входил и никто не выходил оттуда до момента трагедии. Вы это абсолютно точно утверждаете? Ведь вы же не наблюдали за ее дверью все утро? Так?

– Так, конечно. Но у нас лифт очень шумно работает. Всегда слышно, когда на нашем этаже останавливается. На нашей площадке еще две квартиры. В одной уже полгода никто не живет. Что-то там хозяева ее продают, перепродают. Сейчас ведь как… Сами знаете. Новые магазины открываются, через месяц закрываются. В некоторых квартирах хозяева без конца меняются. Так сказать, новый стиль жизни, будь он неладен.

И как бы в подтверждение ее слов из комнаты раздалось:

– Всю стррану ррастащили, гады. Гррабители, – выразил Гоша свое и хозяйкино политическое мировоззрение и добавил: – Трриста ррублей. Как жить? Как жить? Хорроший Гоша.

– А в другой, – не обращая внимания на пламенное выступление своего питомца, продолжала старушка, – скоро месяц как нет никого. Она отдыхает за границей. На островах каких-то. Ныне-завтра вернется. Я туда хожу цветы поливать. Так вот, в тот день я лифта не слышала. Не останавливался он на нашем этаже, пока Галя не приехала.

– Хорошо. Понятно. А если бы кто-то поднялся по лестнице, то вы могли и не знать. Я правильно понимаю?

Старушка пожала плечами.

– Да кто ее знает? У нас слышимость хорошая. Если бы к Ангелине позвонили в дверь, я бы тоже услышала.

– А Галину Николаевну вы знаете лично?

– А как же. Такая умница. Очень хорошая женщина. Она уж и мне сколько раз помогала. У меня ведь нет никого, кроме Гоши. Муж пять лет как помер. А детей у нас не было.

Гоша, услышав свое имя, снова вмешался в наш диалог:

– Как жить? Хорроший Гоша.

– Она все для Ангелины делала. Ее же внучка бросила. Старуху парализовало. Нет чтобы бабушку к себе взять. А она чужого человека наняла. Ангелина, правда, никогда не жаловалась. Святым человеком была. Царствие ей небесное, – старушка перекрестилась. – Это вот хорошо, что такая Галя нашлась. А другая-то неизвестно как бы ухаживала. Деньги только драла бы, да и все. А эта на совесть ухаживала. Недаром Ангелина ей квартиру завещала.

– Скажите, Анастасия Петровна, а Ангелина Васильевна говорила вам, что собирается завещать свою квартиру Галине Николаевне?

– Нет. У нас с ней не было такого разговора. Она внучку безумно любила. Я ей все пыталась глаза открыть. А она: «Я сама не хочу к ним переезжать. Их дело молодое». Но я-то знаю, как одной плохо. Думаю, что она внучку просто пыталась оправдать. Так-то вот. А Галя ей всю душу отдавала. Она и ко мне ходит. А ведь ей за это никто не платит. Человек хороший, и все тут.

– Хорроший Гоша. Хорроший. Трриста ррублей. Как жить? Как жить? – вновь вмешался досужий Гоша.

– Может, чайку поставить?

– Да нет, спасибо, Анастасия Петровна. Вы мне скажите, пожалуйста, кто-нибудь, кроме Наташи, Валеры и Галины Николаевны, к Ангелине Васильевне приходил?

– Иногда с Галей Илюша приходил. Они работают вроде как вместе. Очень приятный молодой человек. Он мне для Гошеньки клетку новую сделал. У меня-то маловатая была. А эта просторная. Гошке нравится. И колокольчик повесил. «Вот, – говорит, – баба Настя, сам, своими руками». Он тоже вроде врач. Ангелину лечил. Уж она им довольна была. Все о его таланте говорила. Но в день ее смерти Илюша тоже не приходил. Они ведь всегда, когда к ней приходили, ко мне заглядывали. То за хлебушком сходят, то за молочком. А в тот день Галочка прибежала сама не своя: «Баба Настя, иди скорей. Что делать-то? Баба Лина умерла!» А сама белая как мел. Плачет. Я туда скорей. А она, сердешная, одна-одинешенька. Померла соседушка. Повторный удар, видать. Ежели бы ее внучка была порядочным человеком, разве ее бабка померла бы в одиночестве? Скажите мне, милая: права я?

Я пожала плечами.

– Возможно.

– Прравильно говорришь. Хорроший Гоша. Иди поцелую.

– Говорливая у вас птичка.

– Это верно. Он у меня правдолюбец, сердешный. Все как есть понимает. Умный до невозможности. Галя его тоже полюбила. Говорит: «Баба Настя, я таких умных попугаев ни разу не видела». Вот так, – закончила свою речь старушка, царапая ножом пластиковую крышку стола. Я подумала, что больше ничего полезного узнать от Анастасии Петровны мне не удастся. И поднялась.

– Спасибо вам, Анастасия Петровна. Вы мне очень помогли. А вы не знаете случайно, как фамилия Ильи и где он живет?

– И-и, милая. Зачем мне знать? Я разве к нему в гости собираюсь? Вот поможет, чем может, – и на том спасибо.

– Понятно. – Я вышла в прихожку и, надевая пальто, сказала старушке: – Зря, Анастасия Петровна, вы так чужим людям доверяете. Мало ли что у них на уме.

– А что с меня взять-то? Богатств у меня никаких. По молодости мы со стариком хорошо жили. Работали оба, хорошо зарабатывали. У меня золота много было. А теперь вот распродала все. Пенсии не хватает. Жить-то надо как-то. Я же только триста рублей получаю. Поди проживи на них.

– Триста ррублей. Как жить? Как жить? Гррабители, – снова зачирикал Гоша.

– Вот с Гошкой и ведем дебаты. С кем же еще? А взять с меня нечего. Это просто они люди заботливые. У нас, говорят, работа такая: о людях заботиться.

– Проходимцев много сейчас, Анастасия Петровна. Для них жизнь человеческая ничего не значит. Ради выгоды отца родного убьют. А прикинутся такими овечками, что и не подумаешь.

– Эти не такие. Свое последнее отдадут.

– Блажен, кто верует. Хорошо, если они действительно такие бескорыстные. Всего вам доброго, Анастасия Петровна.

– До свидания, милая. Ежели что надо будет, заходите. Покалякаем.

– Спасибо.

Старушка закрыла за мной дверь. А я без шума проникла в квартиру Ангелины Васильевны Храмовой и сразу прошла на кухню. Стандартная обстановка, как в каждой тарасовской квартире. Стол у окна. Слева от двери – полочка с телефоном. Справа – навесные шкафы.

Вот тут, напротив окна, если судить по фотографиям, которые приложены к делу, сидела Ангелина Васильевна в момент своей смерти.

Обстановка, конечно, гораздо более современная, чем у Анастасии Петровны. И телефон посовременнее – с кнопкой – регулятором звука. Фиш-хук назывется. И все чистенько. Можно и ремонт не делать. И ничто не напоминало о случившемся. Жаль, что предметы не умеют говорить. Они бы, наверное, очень многое могли порассказать.

* * *

Ничего достойного внимания я не обнаружила. Свидетельские показания не приоткрыли завесу тайны. Хотя почему не приоткрыли? Французы говорят: «Шерше ля фам – ищите женщину». А тут получается «Ищите мужчину». Пока что это – единственная зацепка.

И еще. Передо мной стояла дилемма – встречаться ли с Галиной Николаевной или сначала потихоньку понаблюдать за ней. В этом вопросе мне, конечно, помогут кости. Из лифта я вышла с твердым намерением погадать и, сев в машину, осуществила задуманное.

Так что, косточки, познакомиться мне с Юрченко или понаблюдать за ней? Ваше мнение? Как скажете, милые, так я и поступлю. Выпала комбинация 21+33+2 – «Интересующая вас особа – человек показной нравственности».

Вот как? Забавно. Ладно. Объявимся, но не представимся. Если Юрченко – человек в маске, то и мне надо сделать то же самое.

Элементарно, правда, милые? А теперь – вам отдыхать, а мне было бы неплохо где-нибудь перекусить. Желудок лает. Но это можно осуществить по ходу дела. Офис «Мама-плюс» находится на первом этаже гостиницы «Олимпия» по соседству с рестораном и кафе под тем же названием. И хотя шикарные гонорары мне вряд ли перепадут, с хлеба на воду перебиться хватит с прошлого дела.