Текст книги "Все вернется"

Глава 3

– Мамочка, поздравляю, у вас – девочка.

Женщина в белом халате поднесла сверток ко мне поближе и сняла пеленку. Маленькое красное тельце, из животика тянется пуповина с металлическим зажимом. Он сверкает никелем и совсем не вяжется с этим крохотным живым комочком… Личико у него сморщенное, несчастное. Но глазенки уже приоткрыты и смотрят куда-то, куда – непонятно, но смотрят! Девочка! Это не просто девочка, это моя девочка. И это все меняет. Это самый важный момент в моей жизни, я понимаю, что все будет теперь по-другому. Я уже не просто Полина Козакова, я – мама! А этот писклявый красный комочек с тремя волосинками на макушке, прилипшими к темечку, – моя дочь! Это я дала ему жизнь. Вернее, ей. И она теперь полностью зависит от меня. Я для нее – целый мир, ее мир. И поэтому жить я теперь должна иначе, не так, как жила до сего дня. Вот что значит – увидеть своего ребенка…

– Да проснись же ты, наконец! Сколько можно считать!

От звуков этого резкого голоса я открыла глаза и увидела Алину. Она стояла надо мной с встревоженным видом.

– Уф, я уже испугалась!

– Чему? – не поняла я, оглядываясь вокруг и удивляясь, куда исчезла родильная палата со всеми врачами и моей дочкой.

– Как чему? Бужу, бужу тебя уже полчаса, а ты все спишь! Я тебе говорю: когда я досчитаю до пяти, ты проснешься. Я уже восемь раз до пяти считала, причем туда и обратно, а ты…

– Я уснула?

– Ты была в состоянии транса. Это я тебя в него ввела. Ты совсем ничего не помнишь? Я тебе велела смотреть на маятник, потом сказала, что, когда я досчитаю до пяти, ты уснешь…

– Да, я вспомнила. Ну и что я делала под гипнозом? Лаяла, блеяла или пела голосом Робертино Лоретти?

– Ни то, ни другое и уж тем более ни третье. Я тебе внушила, что ты в роддоме и рожаешь.

– Зачем?!

– Хотелось посмотреть, как ты будешь себя вести.

– Ну что, посмотрела? Понравилось? Рожать сама теперь не передумала?

– Нет, знаешь, ты «рожала» довольно хорошо, тихо стонала, а потом так широко улыбнулась!..

– Это ты мне сказала, что у меня девочка?

– Ну, ты же спрашивала, кто у тебя родился! Надо было что-то ответить…

– Слушай, Алина, мне такие эксперименты над моей психикой не нравятся! Больше меня гипнотизировать не надо.

– А на ком же мне учиться?! Кто, кроме близкой подруги…

– Вот именно – близкой! А своих близких надо беречь, – наставительно сказала я.

– Так учиться-то мне на ком? Теорию я прочитала, а практику как же пройти?

– Ладно, подопытного кролика я тебе найду.

– Аристарха Владиленовича?

Я помялась. Отдавать любимого деда на алтарь науки мне все-таки не хотелось. Тем более Алине.

– Подумаем. А пока топай-ка в кухню, кофейку попьем.

– …И вообще, все неприятности в жизни – от мужчин. А от мужчин-бизнесменов – тем более! У них же время от времени возникают проблемы с законом. Ну, кто виноват, что не умеют они с ним ладить?! Они его нарушают, а их за это привлекают. А они ищут способ уйти от всего этого и используют для этого женщин, работающих в милиции. Особенно одиноких женщин. Особенно Катьку… Полин, ты меня слышишь?

– Что?

Оказывается, подруга уже давно о чем-то рассказывала взахлеб, а я даже не слышала, о чем идет речь.

– Слушай, ты какая-то странная стала! Я тебе про Катьку Кольцову рассказываю, а ты в прострации висишь. Тебе не интересно?

– Мне очень интересно, особенно про Катьку, – уверила я подругу, – кстати, а кто это?

– Катька? Катька кто? Моя знакомая. Я тебе о ней сто раз рассказывала.

– Да? Извини, я что-то задумалась. И что там с Катькой?

– Я же говорю, он обратился к Катьке, а та работает в милиции. Одинокая тридцатилетняя женщина. Так он, гад, хотел через нее решить свои проблемы. Бизнесмен хренов! Полин, и почему эти мужики такие меркантильные?!

– Риторический вопрос. Слушай, а эта твоя Катька может навести справки об одном человеке, работающем в милиции?

– Полина, и ты туда же!

– Я ведь не собираюсь решать свои проблемы с ее помощью. Мне только надо узнать об одном следователе. Его зовут Хомяков Игорь Игоревич. Он работает в Пролетарском РОВД, сидит в двадцать первом кабинете.

Алина хихикнула:

– Двадцать первый? Очко, значит! На очке работает…

– Алина, узнай, пожалуйста, мне это очень нужно.

– Опять что-то затеваешь?

– Похоже, да.

– Тогда рассказывай!

Пришлось мне обо всем рассказать Алине. Как я была у Раисы Константиновны и Юлианы, что случилось с подругой моего детства, как она потеряла ребенка.

Алина покивала мне головой:

– Вспомни бревно – вот и оно! Когда манто твое мерили, про беременность говорили. И нате вам – все в тему! И что ты с этой Юлианой собираешься делать?

– Для начала я попросила ее пройти еще одно обследование в «Центре планирования семьи». Чтобы уж наверняка. Если у нас на руках окажутся две официальные справки о том, что Юлиана здорова, можно нагрянуть к главврачу роддома и потребовать объяснений – откуда они взяли эту внутриутробную инфекцию?

– Думаешь, подействует?

– Там видно будет.

– А этот крендель, как его?..

– Хомяков. Ты что, Алина, забыла фамилию? Как же ты хотела наводить о нем справки?

– Нет, не забыла. Хомяков, Хомяков… Хомяк, короче, так я точно не забуду. Он-то сюда каким боком прилепился? Папаша, что ли?

– Нет. Это следователь, отказавший Юлиане в возбуждении дела.

– А-а… Понятно. Я же говорила: все неприятности в жизни – от мужчин!

После кофе Алина уехала к себе, а я принялась готовить ужин.

* * *

В понедельник с утра я занялась приведением своей комнаты в надлежащий вид. Но свою комнату – пусть и изредка – я предпочитаю убирать самостоятельно, чтобы не разлениться окончательно. Надо сказать, сама я убираюсь довольно-таки редко, у нас имеется приходящая горничная.

Едва только эта светлая мысль о небольшой физической разминке пришла мне в голову, как раздался телефонный звонок. Звонила Алина.

– Полина, я твою просьбу выполнила – насчет хомяка!

– Я вся внимание.

– Короче: старший лейтенант из двадцать первого кабинета, следователь Хомяков. Молодой человек тридцати лет. Не женат, живет в коммунальной квартире, амбициозен, мечтает о большой квартире, дорогой машине и прочем. Ездит на старенькой «восьмерке», номер 310. Кстати, я не зря сказала про хомяка! Он действительно, как хомяк, тащит к себе все, что плохо лежит. Коллеги так и зовут его за глаза. Катька говорит, что ради денег этот тип готов на все.

– Да? Это радует!

– Что ты собираешься с ним делать?

– Надо подумать, так сразу и не скажешь!

– А я тут через Интернет познакомилась с гипнотизерами-любителями. У нас через час встреча. Ну, давай, удачи тебе!

Нечаева отключилась. Она была, как всегда, в своем репертуаре. Надо сказать, что моя подруга по натуре очень деятельная: она постоянно участвует в каких-то движениях, записывается на какие-то курсы, стоит в пикетах, то есть являет собой полную противоположность мне с моим лучшим другом – креслом.

А я сейчас должна как следует поработать извилинами и решить – что мне делать с этим старшим лейтенантом Хомяковым, который не хотел заводить дело по поводу роддома? Для начала, похоже, придется мне последить за ним какое-то время, посмотреть, что он собой представляет. Может, он и не такой, каким описала его Алинкина знакомая? Может, она имеет на него зуб за отказ проводить ее домой или еще за что-нибудь в этом духе? Итак: я еду к отделению милиции и наблюдаю за Игорем Игоревичем. И приступить к слежке мне надо уже сегодня, наверное, зачем зря время терять?

Я на всякий случай загримировалась, надев черный парик и сильно подведя стрелки на веках. Темная губная помада, бежевые румяна на скулы – и вот я стала жгучей брюнеткой. Надев новое пальто и темные солнечные очки, я вышла из дома.

По городу я ехала очень аккуратно, не нарушая правил и старательно уступая дорогу пешеходам. Если гаишники остановят меня, трудно будет объяснить, почему я так не похожа на девушку с фотографии на моих правах.

А вот и здание милиции. Мрачное, как тюрьма. Серое, штукатурка местами облупилась, краска на рамах облезла. Может, его специально не ремонтируют, чтобы оно было похожим на тюрьму, чтобы преступники заранее морально готовились к тому, что их ждет? Тюрьмы-то у нас тоже – далеко не дворцы бракосочетания… Тогда почему же остальные люди, нормальные, не совершившие ничего дурного, должны страдать, приходя в такое здание? И куда, интересно, мне поставить машину? Стоянка перед крыльцом забита до предела.

Я нашла укромное местечко для своего «Мини-Купера» на противоположной стороне улицы. Так будет удобнее наблюдать за входом. Да и машины на противоположной стороне никого не интересуют. Я увидела на стоянке темно-зеленую «восьмерку» с номером 310. Значит, господин Хомяков находится на своем рабочем месте. Трудится, так сказать, на благо своей родной милиции. Что ж, понаблюдаем за ним, познакомимся для начала зрительно.

Часа два, проведенные в машине, ничего мне не дали. Но вот из здания по одному потянулись люди: рабочий день подходил к концу. Одни садились в свои машины, другие шли к остановке «маршрутки».

Человек, подошедший к зеленой «восьмерке», разочаровал меня до невозможности. Он был довольно маленького роста, худощавый, плюгавенький, и вообще, какой-то бесцветный. Только форма придавала ему хоть какой-то вес, иначе его можно было принять за двенадцатилетнего подростка.

Хомяков долго не садился в свою машину, сперва он шарил по карманам, потом возился в багажнике, проверял давление в шинах. Наконец он залез-таки в свою машину, что-то там пытался найти, все копошился… Мне с моего пункта наблюдения плохо было видно. Но вот он, кажется, нашел все что хотел, захлопнул дверцу, и машина медленно начала выезжать со стоянки. Я запустила двигатель.

Зеленая «восьмерка» ехала в один из окраинных районов. Она остановилась у дешевого сетевого магазина, и Хомяков направился к его дверям. Мне тоже пришлось проследовать за ним.

В торговом зале он ходил с металлической корзиной и собирал в нее с прилавков дешевые хлеб, масло, пачку пельменей. Я держалась на некотором расстоянии от объекта слежки, стараясь не попадаться ему на глаза. Хомяков двинулся к кассе.

Я быстренько бросила в свою корзину пачку печенья и шоколадку и направилась за ним. В очереди к кассе мы оказались через одного человека. Когда настал черед Хомякову платить, он, словно нехотя, полез в кошелек, долго шарил там, наконец, протянул продавщице деньги. Получив сдачу, пересчитал ее, зажал деньги в кулаке и отошел к столу. Здесь он достал из кармана пакет и стал перекладывать в него продукты.

Я зря боялась упустить из виду моего подопечного. Пока он возился со своими продуктами, кассирша успела отпустить и человека, стоявшего впереди, и меня саму. Так что из магазина я вышла следом за Хомяковым.

Я сопровождала его до самого дома, узнав таким образом, где он живет. Дом был старый, трехэтажный, такой же обшарпанный, как и здание милиции. Я постояла некоторое время у подъезда. Игорь Игоревич вышел только однажды с мусорным ведром. Он был одет в старое трико с пузырями на коленях и линялую рубашку. Содержимое ведра полетело в бак, стоящий неподалеку. Хомяков вернулся в подъезд. Больше ничего значительного в этот день мне увидеть не удалось.

Я вернулась домой.

* * *

Утром мне позвонила Юлиана и сказала, что обследование она прошла, ей дали заключение, гласившее, что она абсолютно здорова и способна рожать здоровых детей.

– Вот с этим мы и пойдем с тобой сегодня к главврачу роддома, – сказала я.

– Она не будет с нами разговаривать, вот увидишь, – предупредила меня Юлиана.

– Это другой вопрос. Не будет – найдем другие методы воздействия на нее. Встречаемся у роддома, через час. Собраться успеешь?

Через час я стояла на крыльце старого родильного дома. Вообще-то, в нашем городе есть еще и новый, открытый не так давно. Говорят, там более современное оборудование, и вообще, все просто супер-пупер. Но Юльку угораздило попасть именно сюда.

Рядом со мной суетились мужчина и две женщины. Очевидно, они пришли встречать кого-то.

– Цветы отдашь медсестре, которая вынесет ребенка, – учила мужчину одна из женщин.

– А ей-то за что? Она что, выбирала ребеночка побольше да покрасивше?

– Так положено. Отдашь ей цветы, тебе говорят…

Юлька взбежала на крыльцо роддома.

– Я не очень опоздала? «Маршрутку» долго ждала…

Мы вошли в фойе. За стойкой сидела женщина в белом халате.

– Здравствуйте. Нам надо пройти к главврачу, – официальным тоном сказала я.

– А вы, простите, откуда?

Женщина говорила вежливо, с улыбкой. Она поправила белую шапочку на голове и посмотрела на нас очень приветливо.

Юлиана объяснила ей, кто она такая.

– Так это ты мертвого родила?! – сразу утратив улыбку и свою приветливость заодно, строго спросила регистратор. – Тебя пускать не велено.

– Простите, а разве мы не можем увидеть главврача?

– Я же сказала: пускать не велено!

– И чем это ваша бывшая пациентка так провинилась? – поинтересовалась я.

– Я вам отвечать не обязана. Выйдите из помещения, не положено тут посторонним…

– А мы не посторонние, – сказала я, – Юлиана, где кабинет главврача?

Мы зашагали по коридору в сторону, куда указала моя подруга.

Регистраторша вылетела из-за своей перегородки и рванула к нам со скоростью спринтера. Она встала перед нами и раскинула руки, как птица в полете:

– Не пущу! Сказано вам: нельзя сюда!

– Да почему нельзя? Мы что, террористки?

– А кто вас знает, может, и террористки! И к тому же вы в грязной одежде. А у нас тут все стерильно, тут роддом, между прочим!

– Да?! – удивилась я. – Ну хорошо, тогда пригласите главврача к нам, мы с ней здесь, в фойе, поговорим.

– Не приглашу, – стояла на своем страж порядка, – все равно Ангелина Романовна не выйдут, а я еще и нагоняй получу!

Я начала объяснять, что мы никому ничего плохого сделать не хотим, только поговорим с главврачом. Но в это время из ближайшей двери вышла еще одна женщина в белом халате и спросила:

– Что тут за шум? Семеновна, чего они хотят?

– К Ангелине Романовне прут, скандалят, уж не знаю, как их и выпроваживать…

– А зачем ты с ними вообще разговариваешь?

– Так я думала, они – из райздрава… Я сейчас милицию вызову, – пообещала нам женщина, – или вы сами уйдете?

Мы покинули роддом и вышли на крыльцо.

– Может, здесь подождем твою главврачиху? – спросила я.

– А толку-то? Вот увидишь, не захочет она с нами разговаривать.

– Но попробовать стоит, раз уж мы сюда пришли.

Мы встали в сторонке и заняли наблюдательный пост. Вскоре стали выносить малышей. Родственники, приехавшие встречать мамаш с детьми, кидались к открывающимся дверям с букетами цветов и коробками конфет. Они обменивали все это на свертки в голубых и розовых одеяльцах и, счастливые, шумные, уезжали домой.

Юлиана смотрела на них с завистью.

– А мне отдали чей-то трупик в рваной пеленке и целлофановом пакете, – мрачно сказала она.

Примерно через час, когда разошлись все встречающие, на крыльцо вышла высокая дородная женщина в черном пальто. Юлиана кинулась к ней.

– Ангелина Романовна, вы меня помните? Я у вас лежала…

– Я не могу с вами разговаривать, мне некогда, – холодно отрезала та и зашагала по тротуару.

Мы с Юлианой пошли рядом с ней, на ходу пытаясь объяснить главврачу, что никакой инфекции у Юлианы нет, и об этом имеется справка, и даже две, и как же так получилось, что они в роддоме инфекцию нашли, а поликлиника и «Центр планирования семьи» этого сделать не смогли?

– Отстаньте, пожалуйста, я уже все давно вам сказала! – с раздражением бросила через плечо Ангелина Романовна.

– Но ведь вы поставили неправильный диагноз! Мой ребенок не мог умереть, потому что никакой инфекции у меня нет и не было! Вы обманщица! Где мой ребенок?! Кому вы отдали его?! – в сердцах крикнула Юлиана.

– Если вас что-то не устраивает, подавайте в суд, там поговорим, – с еле заметной усмешкой бросила врачиха и ускорила шаг.

Мы пробовали было сказать ей что-то еще, но она пригрозила, что, если мы от нее не отстанем, она сама подаст на нас в суд. За клевету и вмешательство в ее личную жизнь. Вот и поговорили!

Мы отстали от шагавшей с гордо поднятой головой женщины, призванной стоять на страже жизни и здоровья беременных женщин и младенцев. К машине мы возвращались понурыми…

– Ну и как? Убедилась? Я же говорила, не будет она с нами разговаривать…

– Тогда идем к следователю, – заявила я.

– Полина, там будет то же самое. «Не вижу причин для возбуждения дела!» Хомяк хренов! Сидит – из-за стола его не видно, а гонору-то! И не объяснишь ничего, тупой, как…

– Он не тупой, ему так удобно. Ну что ж, Ангелина Романовна, не захотели вы с нами по-хорошему – будет вам так, как вы того заслужили.

– Что ты собираешься делать, Полина?

– Садись в машину, поехали к Хомякову!

* * *

Перед кабинетом Хомякова мы остановились.

– Юль, ты туда пойдешь одна. Я подожду тебя здесь. Войдешь – дверь плотно не закрывай, я послушаю ваш разговор. Покажи справку и требуй возбуждения дела, поняла?

– Да.

– Давай!

Игорь Игоревич сидел в своем не очень шикарном кабинете и что-то печатал на компьютере допотопного вида. В ответ на Юлианино приветствие он только поднял на нее глаза. Я наблюдала эту картину в щелочку. Меня следователь не видел.

– Я – Любимова, по поводу своего умершего ребенка, – напомнила Юлиана. – Я прошла еще одно обследование в «Центре планирования семьи», у меня и там не нашли никакой инфекции.

– Да помню я вас, – поморщился Хомяков. – Обследование… От меня-то вы чего хотите?

– Как – чего?! У меня две справки на руках о том, что я здорова, вот в этой так и сказано: здорова и может рожать здоровых детей. А в роддоме…

– Да все я знаю, что вам сказали в роддоме. От меня-то вы чего хотите?

– Возбуждения дела. Я уже приносила вам заявление…

– Да помню я, что вы мне приносили! Я вам что сказал? Нет оснований для возбуждения дела. Не-ту!

– Как нету?! А справка, что я здорова? В роддоме врут, что мой ребенок умер от инфекции.

– Гражданочка! Ну подумайте сами: зачем им в роддоме врать?

– Они моего здорового ребенка кому-то отдали, а мне подсунули труп чужого!

– О! Просто фильм ужасов какой-то! Вы сами-то в это верите?

– Я это знаю! Я чувствую, что мой ребенок жив и…

– Извините, ваши чувства к делу не пришьешь! Я вот тоже чувствую, что вы просто хотите работникам роддома нервы потрепать. Я понимаю: у вас горе. Ребенок умер. Но врачи-то при чем? У вас есть справка, что вы здоровы? Прекрасно! Идите и рожайте здоровых детей!

– А вы мне не указывайте, что мне делать! Я без вас знаю, рожать мне еще или нет! – Юлька, кажется, начинала кипятиться.

– А вы мне тоже не указывайте, заводить мне дело или нет! – в тон ей ответил Хомяков. – Я и без вас знаю, что мне делать.

– Вы должны найти моего похищенного ребенка! Его украли, это вам понятно?! Я знаю, что он жив! Мне гадалка сказала, что он жив, просто он где-то далеко…

Это она зря – про гадалку. Хомякова это только рассмешило:

– Да знаю, знаю! Я беседовал с главврачом роддома. Она сказала, что у вас послеродовая депрессия, тем более что и смерть ребенка на вас плохо повлияла. Так что это скорее уже послеродовой психоз…

– Как вы смеете?! – взорвалась Юлиана.

– А вы, гражданка, не шумите здесь! У нас для особо буйных есть свои методы усмирения…

Я почувствовала, что дело принимает нежелательный оборот. Что за человек этот Хомяков, я и так давно уже поняла, а скандал нам совсем ни к чему. Я схватила сотовый и включила Юлькин номер. У нее зазвонил телефон.

– Да!

– Быстро выходи оттуда. Ничего не говори, просто повернись и уйди!

Я говорила почти шепотом, так как находилась в непосредственной близости от кабинета Хомякова. Через секунду она появилась в дверях. Я взяла ее за руку и быстро повела по коридору.

– Полин, нет, ну ты слышала, ЧТО он мне сказал?! Что я – сумасшедшая! У меня украли ребенка, и я же еще, выходит, ненормальная?!

– Не надо было про гадалку говорить.

Мы вышли в фойе.

– И что нам теперь делать? – спросила она.

– Юль, конечно, мы можем еще к его начальнику сходить, но вряд ли это что-то даст. Если Хомяков справлялся о тебе в роддоме, и там сказали, что у тебя послеродовая депрессия… Понимаешь, врачи вообще могут приписать тебе какие-нибудь отклонения «с головой». А что, вполне правдоподобно: женщина свихнулась от горя. А если будешь еще им о гадалках и о своих ощущениях рассказывать, что, мол, ребенок жив… Ходи потом по психиатрам, доказывай, что ты не верблюд!

– Поль, а делать-то теперь что? Видишь, как он со мной?.. Я же говорила… говорила…

Юлиана расплакалась.

– Давай для начала отсюда уйдем. А то дежурный смотрит на нас как-то подозрительно.

Мы вышли из отделения.

– Поедем ко мне, – предложила Юлька, – мама на работе, можно будет спокойно поговорить. Здесь ведь совсем рядом.