Текст книги "Табу на нежные чувства"

– Не волнуйтесь, никто и не догадается, что вы стояли на коленях. Я сделаю крупный план, только ваше лицо и ваза.

– А, тогда хорошо! – Малявина послушно выполняла указания фотографа.

– Теперь можете опереться на локти. Вот так. – Эдуард Петрович просто наслаждался своей маленькой местью.

Я едва сдерживала смех, наблюдая за ним.

– Не переусердствуйте, мастер.

– Все под контролем.

Дива и лжефотограф переместились в спальню, где Малявина, под щелканье фотокамеры, еще минут десять позировала на кровати.

Крапивина я отрывала от неожиданно полюбившейся работы чуть ли не силой.

– Нам еще надо на самолет успеть, Денис Альбертович.

– Ах, да. Простите. Увлекся.

– Ой, мне так приятно было с вами работать, я получила огромное удовольствие. – Малявина взяла под руку моего помощника и кокетливо прижалась своим пышным бедром к его ноге.

Крапивина перекосило от негодования, но, надо отдать ему должное, он сумел совладать со своими эмоциями.

– Мне тоже. Вы потрясающая женщина, – очень правдоподобно соврал Эдуард Петрович.

– Ой, ну что вы.

Надо было бежать отсюда, бежать, бежать и бежать.

Мы мчались по дороге в сторону города, когда Эдуард Петрович, осознав все, что с ним недавно произошло, ужаснулся своему поведению.

– Неужели это был я? – Крапивин сидел с каменным лицом. – Я ее фотографировал, я позволял ей кокетничать со мной.

– Вы и сами с ней неплохо кокетничали, – добавила я масла в огонь.

– Какой ужас! – Крапивин схватился за голову. – Как это отвратительно.

Он поныл пару секунд, а потом неожиданно накинулся на меня:

– Что вы со мной делаете? Вы ломаете меня, я не такой, со мной так нельзя.

– Вы сами изъявили желание сопровождать меня. Никогда не поздно отказаться, – усмехнулась я.

– Нет, я должен это пройти до конца, – смело признался журналист. – Что вы думаете делать дальше?

Глава 4

Мы с Крапивиным проанализировали ситуацию, точнее, я уже сделала свои выводы после встречи с Малявиной, но Эдуард Петрович настоятельно требовал поделиться с ним своими соображениями.

– Будем искать ее спонсора, думаете, это он меня преследует?

– Честно говоря, сомневаюсь, – разочаровала я Эдуарда Петровича. – Заметьте, говоря о журналистах, Малявина вас не упомянула. Думаю, она и фамилии вашей не запомнила, вы для нее один из тех, кто оклеветал, оговорил, унизил.

– Не может быть, – с сомнением сказал Крапивин. – Я написал всего две статьи о ней, и они были самыми громкими.

– Возможно, так и было, но она вас никак не выделила.

– Ну ничего, ничего. – Крапивин был возмущен невниманием к своей персоне. – Я такую статью о ней напишу, такую статью! Она меня на всю жизнь запомнит.

– А вы тщеславный человек, Эдуард Петрович, – усмехнулась я.

Меня смущал еще один момент, о котором я решила не говорить с Крапивиным. Его желание писать разгромные статьи во время моей работы несколько настораживало, он мог запросто испортить все дело. Поэтому я предпочла не делиться с ним всеми своими соображениями, ограничиваясь поверхностными рассуждениями вслух.

Мы решили перекусить в небольшом уютном кафе на одной из центральных улиц Тарасова. Я дождалась удобного момента, когда Крапивин оставил меня в одиночестве, и позвонила своему старому знакомому Александру Каменеву. Санька всегда помогал мне с информацией, которую умело находил в Интернете. Я решила через Каменева узнать хоть что-нибудь о покровителе Малявиной.

Пропуская долгую приветственную церемонию со стандартными вопросами: как дела и что новенького, я быстро перешла к делу:

– Саня, мне надо узнать все о новом спонсоре Малявиной.

– Малявиной? – Каменев искренне удивился. – А кто это?

– Я думала, ты знаешь все про всех, – усмехнулась я. – Оперная певица Екатерина Захаровна Малявина. Неужели не слышал?

– Извини, конечно, я не хочу разочаровать тебя своим невежеством, но это имя я слышу впервые, – с некоторым сарказмом повинился Каменев.

– В общем, Саня, как только узнаешь что-нибудь о ней и ее благодетеле или благодетелях, позвони мне, пожалуйста.

– Непременно, – ответил Санька и отключился.

Вернулся Крапивин, во время посещения туалетной комнаты ему в голову пришло еще несколько вопросов, которые он спешил задать мне.

– Пока я фотографировал эту оперную шарлатанку, вам удалось осмотреть ее квартиру? Вы нашли хоть что-то, что смогло бы нам помочь в поисках ее тайного поклонника и спонсора? И вообще, вы собираетесь его искать?

– Собираюсь, – коротко ответила я.

– Как? – не унимался пытливый журналист.

– Эдуард Петрович, когда я найду его или узнаю, где искать, обещаю, вы будете первым, кому я об этом скажу. Но пока позвольте мне самостоятельно, без вашего участия, выполнять свою работу. Уверяю вас, о ее результатах вы узнаете немедленно.

– Вы что, не доверяете мне? – Крапивин удивленно захлопал глазами. – Мне, своему клиенту?

– Меня сейчас интересует другой человек, – я предпочла не реагировать на возмущения журналиста, опасаясь, что выяснения отношений между нами ни к чему хорошему не приведут, – Козлов Платон Сергеевич.

– Козлов? – удивился журналист. – А он вас почему заинтересовал? Он как-то связан с Малявиной?

– Нет, они не связаны, Козлов меня интересует как очередная жертва вашей профессиональной деятельности. Расскажите поподробнее, что там между вами произошло?

– Ну, если вы внимательно прочитали мою статью, вы должны знать, что произошло, я очень подробно и аргументированно написал о Козлове и его строительстве, – ответил Эдуард Петрович.

– И все-таки введите меня в курс дела, почему вы вдруг стали писать о строительстве Козлова? Это была заказная статья?

– Я не пишу заказных статей, – обиделся Крапивин и отвернулся.

Я спокойно дождалась, пока он «выпустит пар», допивая свой кофе.

– Мое внимание на Козлова обратил один уважаемый человек, пенсионер. Это был не заказ, а справедливое наказание. Вы слышали об усадьбе Бородинских?

– Слышала, что она располагается в Тарасовской области, что она почти разрушена и давно требует реставрации, денег на которую никто не дает.

– Вот именно. – Эдуард Петрович многозначительно закивал. – А между тем это уникальный памятник русской архитектуры конца девятнадцатого века. Некогда там располагался целый ансамбль красивейших построек, но до наших времен, к сожалению, дожил только один барский дом, и то полуразрушенный.

– Так почему вы набросились с обвинениями на Козлова? Он всего лишь бизнесмен, желающий построить элитный поселок вблизи этой разрушенной усадьбы. Почему бы вам не обрушиться с обвинениями на нашего губернатора и его окружение, которые так невнимательны к исторической ценности, которые не выделяют денег на реконструкцию?

Мои слова задели честолюбивого журналиста, с пеной у рта он принялся защищать себя и свою статью:

– Козлов собирался не рядом с усадьбой строить свой поселок, а на ее месте. Он получил разрешение на снос уникального здания. Но благодаря мне и моему расследованию, благодаря моей статье, в которой я ссылаюсь на документы, подтверждающие историческую ценность усадьбы, строительство Козлова было заморожено.

– Он понес большие убытки и затаил обиду на вас, – дополнила я рассказ Крапивина.

– Плевать я хотел на его обиды. Я восстановил справедливость, и это главное!

– А усадьбу Бородинских так и не начали реставрировать, – я продолжала «сыпать соль на рану». – Почему вы не предприняли попытку вновь поднять эту тему, взбудоражить общественность, заставить власти прислушаться, выделить деньги?

– Я планировал поднять этот вопрос позже, – Крапивин был раздражен из-за того, что ему приходилось оправдываться.

– Год прошел с тех пор, как строительство Козлова заморозили, – добавила я.

– Чего вы от меня хотите? В мире тысячи проблем, которые необходимо освещать, я один не могу успеть за всеми, мне приходится выбирать. Когда усадьбе грозило уничтожение, я вмешался и остановил этот беспредел. В ближайшее время я планировал снова поднять вопрос о сохранении усадьбы. Козлов недавно связывался со мной, просил написать опровержение, но я отказался, – не без гордости добавил Эдуард Петрович.

– Когда Козлов связывался с вами? – Меня этот факт весьма заинтересовал.

– Какое это имеет значение? – отмахнулся взбудораженный моим допросом журналист.

– Эдуард Петрович, вас кто-то преследует, вам угрожают. Вы еще не забыли об этом?

– Нет, – огрызнулся он.

– А Козлова вы некогда очень обидели.

– Вы думаете, это он? – Неожиданно на Крапивина нашло озарение. – Ах он сукин сын!

– Когда он с вами связывался? – повторила я свой вопрос.

– Месяц назад. Сначала он позвонил мне, но я не стал разговаривать с ним по телефону. Тогда он подстроил нашу встречу в ресторане, я был приглашен на день рождения к одному нашему общему знакомому. Там, в ресторане, Козлов сделал мне выгодное предложение. Я пишу опровержение, мол, никакая это не усадьба, а так, старенький домишко какого-нибудь деда, а он мне за это в качестве подарка продаст один из домиков в его коттеджном поселке за полцены. Но я не пишу на заказ, вы знаете, – и снова гордость за свою неподкупность заставила Крапивина говорить о себе с высоко поднятой головой.

– Вы знаете, где находится офис Козлова? – Я уже определила для себя дальнейший план действий и теперь спешила рассчитаться с официантом за обед, чтобы немедленно поехать на встречу с владельцем строительной компании.

– Разумеется, я много раз бывал там. Офис тут недалеко, через три квартала.

– Вот и отлично, – я бросила на стол деньги и поднялась из-за стола. – Сейчас мы поедем к нему и вы скажете, что надумали писать опровержение.

– Этому не бывать! – возмутился Крапивин. Следуя моему примеру, он тоже поднялся и стал натягивать куртку. – Я не буду ничего писать.

– Эдуард Петрович, вы же профессионал. – Я решила сыграть на его самолюбии. – Неужели вы не понимаете, что мы не можем прийти к Козлову и с порога заявить, что подозреваем его в преследованиях и угрозах? Нам нужен предлог. Ваше желание написать статью будет нашим входным билетом на встречу с Козловым.

– Но писать опровержение я все равно не стану.

– Ну и не надо.

Едва мы сели в машину, мобильный телефон Крапивина зазвонил. Эдуард Петрович взглянул на дисплей телефона и, увидев там имя жены, изменился в лице и даже повеселел.

– Это Марусенька, – доложил он мне. – Сидите тихо и молчите, чтобы она не услышала ваш голос.

Я только фыркнула, услышав такое резкое требование, завела машину и поехала по указанному Крапивиным адресу.

– Да, милая моя, у меня все хорошо, – лепетал Эдуард Петрович. – Нет, я не дома… и не в офисе. Я в машине… Да, еду брать интервью.

Марусенька периодически очень громко выказывала свое недовольство по поводу «странной работы» дорогого супруга, даже до меня доносились некоторые раздраженные фразы.

– Ты когда домой собираешься? Ты что там, совсем загулял?

– Как я могу, Марусенька, я работаю, ты же знаешь, – оправдывался Крапивин.

– В конце недели мы с мамой ждем тебя здесь. Ты обещал.

– Буду, непременно буду. Я так соскучился, – почти скулил Эдуард Петрович.

Похоже, Марусенька сменила гнев на милость и перестала громко выкрикивать свои подозрения. Я ее голоса уже не слышала, зато видела, как сияет от удовольствия Эдуард Петрович, слушая «ласковый» голос жены.

– Я тебя тоже, солнышко.. и я тебя… я тоже… Целую. – Наконец-то этот приторно-ласкательный диалог был окончен, и я включила радио.

– Марусенька за меня волнуется. Ее беспокоит, что я ни дома, ни в офисе не появляюсь, – докладывал мне журналист. – Надо что-то придумать, чтобы не волновать Марусеньку.

– Придумывайте. – Я не собиралась улаживать его семейные дела.

Тем временем мы приехали по интересующему нас адресу. Бизнесмен Козлов не стал тратиться на шикарный офис, снял симпатичное помещение в центре города, входную дверь оборудовал замком с кодом и камерой видеонаблюдения. Скромная табличка с названием фирмы не бросалась в глаза, чтобы прочитать написанное на табличке, человеку необходимо было подойти вплотную к двери, и он немедленно попадал в объектив камеры.

– Теперь я буду выполнять роль фотографа. – Я повесила на шею массивный фотоаппарат, в котором еще хранилась пленка с фотосессии Малявиной.

– Как мне вас называть? – спросил журналист.

– Называйте как есть, Евгения Максимовна.

Я позвонила в дверь, после непродолжительного изучения наших лиц через объективы видеокамер с нами связались через динамик, встроенный в дверь. Грубый мужской голос поинтересовался:

– По какому вопросу?

– Журналист Крапивин. Мне надо увидеться с Платоном Сергеевичем, он знает, по какому вопросу.

Недоброжелательный охранник строительной фирмы долго и тщательно проверял содержимое моей сумки, водил металлоискателем по телу и только потом позволил подняться наверх в пятый кабинет.

Платон Сергеевич не мог сдержать радости при виде журналиста Крапивина. Сначала меня удивило такое неожиданное радушие со стороны человека, который в принципе должен недолюбливать моего клиента. Но вскоре я поняла, что это была не просто радость, это было злорадное удовольствие от посещения «просителя», в роли которого по моей указке выступил Крапивин.

– Рад тебя видеть, дорогой. – Козлов широко улыбался и энергично жал руку Эдуарда Петровича.

Крапивин выглядел ужасно – бледный, раздраженный, с потухшим взглядом. Казалось, в данный момент он ненавидит весь белый свет, а в первую очередь себя, потому что ему приходится делать то, чему его душа категорически сопротивлялась.

– Я тоже рад, Платон Сергеевич, – скривился в улыбке Крапивин.

– Только не говори, что ты надумал принять мое предложение, – смеясь, сказал Козлов и направился к деревянному глобусу, под которым скрывался бар с разнообразными напитками. – Кстати, кто твоя спутница, стажер? – Не дожидаясь ответа на первый вопрос, Козлов переключил свое внимание на меня.

– Стажер, – не подумав, ляпнул обескураженный журналист, который уже был как «не в своей тарелке» и в любой момент мог сорвать мне всю операцию.

– А фотоаппарат зачем? – Платон Сергеевич приблизился ко мне и протянул рюмку с ароматным коньяком. – Прошу.

– Спасибо, я не пью, – кокетливо отказалась я.

– Ни за что не поверю. – Козлов сверлил меня взглядом, слегка прищурив правый глаз. – Такие роскошные журналистки не могут не пить коньяк.

– Какое странное заключение, – ответила я протяжно и снова отстранила руку Козлова, предлагавшего мне выпить.

– Тогда, может, ты выпьешь, Эдуард Петрович? – Моя рюмка немедленно перекочевала к журналисту.

– Я не пью, – тихо ответил Крапивин и взял рюмку из рук Платона Сергеевича.

Мы втроем расположились за журнальным столиком, Козлов откинулся на спинку кресла, Крапивин предпочел сесть на самый край дивана. Сложив руки на коленях, он рассеянно смотрел куда-то в сторону. Можно было подумать, что он изучает интерьер кабинета, если бы в его взгляде не прослеживалась пустота и отстраненность.

Козлов с нескрываемым удовольствием наблюдал за мучениями журналиста Крапивина, который не мог подобрать слов, чтобы продолжить разговор. Пока журналист терзался своим унизительным положением, Платон Сергеевич переключил внимание на меня.

– Как вас звать-величать, милая барышня?

– Евгения Максимовна, – ответила я, улыбаясь.

– Так официально? – Мой собеседник неприятно рассмеялся. – Позвольте я буду называть вас Женечка.

– Не позволю, – немедленно ответила я, а улыбка по-прежнему не сходила с моего лица.

– Какие мы суровые, – прокомментировал мои слова Козлов и переключился на Эдуарда Петровича. – Так зачем пожаловал, друг сердечный?

– Готов написать статью, – отрапортовал Крапивин на одном дыхании и чуть не зажмурился, стыдясь своих слов.

Секунд тридцать мы с журналистом были вынуждены «наслаждаться» довольным смехом владельца строительной компании. Краем глаза я заметила, как наливаются кровью глаза Крапивина, в любой момент он готов был сорваться с места. Чтобы предотвратить скандал, я положила руку на дрожащее колено журналиста и нарушила ржание Козлова громким заявлением:

– Меня очень заинтересовала история усадьбы Бородинских, и я уговорила Эдуарда Петровича познакомить меня с вами. – Я решила взять удар на себя, чтобы не страдало самолюбие Крапивина.

– Какая усадьба, какие Бородинские? – не унимался Козлов, смеясь. – Деточка, вы плохо знаете историю. Никакой усадьбы Бородинских не существует.

– То есть как это? – вмешался Крапивин. – Не хотите ли вы сказать, что уже сровняли уникальную постройку с землей?

– Нет, не сровнял. – Платон Сергеевич утирал слезы, выступившие после приступа смеха. – Но разрешение на это уже получил.

– Как?! – возмущению Эдуарда Петровича не было предела.

– Элементарно. Моим людям удалось доказать, что усадьба не представляет никакой ценности. Обычный домик, который лет пятьдесят назад начал строить один залетный мужичок. Но дом этот с самого начала был обречен, строили его безграмотные люди, фундамент никуда не годится. Так что хозяин забросил свое неудачное строение и уехал. А ты, Эдуард Петрович, раздул из мухи слона. – Козлов снова рассмеялся. – Даже документы какие-то нашел. И где ты их только нашел, искатель?

Козлов тяжело поднялся с кресла и снова направился к деревянному глобусу-бару. Улучив момент, я обратилась к Крапивину, стараясь говорить как можно тише.

– Эдуард Петрович, держите себя в руках. Он просто издевается над вами.

– Я его порву на кусочки, – шипел журналист.

– Вы сделаете это чуть позже, и оружием, которым владеете в совершенстве.

– Это каким? – Крапивин немного растерялся.

– Словом, Эдуард Петрович, словом. Напишете очередную разгромную статью. А пока старайтесь вести себя непринужденно, поддерживайте разговор.

Крапивин расценил мои слова как установку к действию и сразу попытался завязать с Козловым непринужденную беседу.

– Как поживаете, Платон Сергеевич? – Он даже нашел в себе силы улыбнуться, и улыбка уже не казалась такой кривой, как пару минут назад.

– Эдуард Петрович, миленький, – Козлов вернулся к столу, – ты что, совсем меня не слушаешь? Я только что тебе рассказал, как хорошо продвигаются мои дела. И строительство, которое по твоей инициативе заморозили год назад, скоро возобновится. Теперь ты хорошо меня слышишь, писатель? – Козлов намеренно говорил громко, чтобы его радостная новость наконец-то дошла до сознания рассеянного журналиста.

– А я вот стажера учу работать. – Крапивин кивнул на меня. – Евгения Максимовна очень заинтересовалась усадьбой. Хочет статью написать.

– Это очень мило, – улыбнулся Платон Сергеевич. – Только вы опоздали. Вот прислушался бы ты к моему предложению месяц назад, сейчас бы уже планировал ремонт в своем новом коттедже.

– Почему опоздал? – недоумевал Крапивин. – Разве кроме меня кто-то может написать опровержение?

– Конечно, может, миленький, конечно, может. – Козлов продолжал действовать на нервы мне и моему клиенту. – В мире полно талантливых журналистов. Один из них уже написал потрясающую статью, с фотографиями, с исторической справкой, с комментариями архитектора-историка, который подтвердил, что развалившийся дом построен не более пятидесяти лет назад.

– Да, – с недоверием отреагировал Крапивин. – И кто же этот талант?

– Молодой журналист Владимир Бородин, слыхал о таком? – Козлов снова засмеялся.

Я наблюдала, как быстро меняется в лице Крапивин. Его реакция не стала для меня неожиданностью. Имя Владимира Бородина мне тоже было знакомо. Козлов же продолжал свои издевательства. – Бородин будет писать про усадьбу Бородинских, забавно, не правда ли?

– Бородин еще пишет? – Эдуард Петрович негодовал.

– Пишет, еще как пишет.

– Ну, раз мы уже опоздали, – я взяла Эдуарда за рукав и потянула к двери, – мы, пожалуй, пойдем.

– А куда спешить? – Козлов еще недостаточно потешил себя, измываясь над честолюбивым журналистом. – Давайте посидим, поболтаем о жизни.

– Нет, нам надо идти, – сопротивлялась я.

– Ну, как хотите. – Платон Сергеевич развел руками и проводил нас до двери своего кабинета. – Извини, Эдуард Петрович, но ты сам виноват. Обломилась твоя дачка в элитном поселке, обломилась.

– Да пошел ты знаешь куда, – не выдержал Крапивин и показал «зубы». – Я тебе такую статью напишу, такую статью! Ты еще пожалеешь, что связался со мной.

– Прошло твое время, Эдуард Петрович. Смирись с этим. – В последний раз нам пришлось лицезреть злорадную улыбку владельца строительной компании. Он закрыл перед нашим носом дверь, но даже через закрытую дверь мы услышали неприятный комментарий, адресованный Крапивину: – Акула беззубая ты, а не журналист.

– Я его убью! – шипел Эдуард Петрович. – Он издевался надо мной, вы видели, как он издевался надо мной? – продолжал возмущаться Крапивин. – Я его по стенке размажу, я его заклюю, как ястреб.

– А что вы хотели от него услышать? Думали, он вам руки целовать будет за то, что вы ему бизнес поломали?

– Вы защищаете его? – негодовал Крапивин.

– Нет, я просто удивляюсь вашей реакции. Для журналиста, пишущего разоблачающие статьи, вы очень болезненно переживаете проявления ненависти со стороны своих врагов. Неужели вы еще не привыкли к нападкам и оскорблениям?

– Я никому не позволяю оскорблять себя.

– Вы просто избегаете встреч с людьми, о которых пишете. Я правильно поняла?

– Нет, неправильно, – обиженно ответил Крапивин. Похоже, я попала в самую точку, скандальный журналист, критикующий других, совершенно не терпит критики в свой адрес. – Это он, сукин сын, это точно он, – бубнил журналист.

– Вы о чем, Эдуард Петрович?

– Это он так изощренно издевается надо мной. Все эти ночные звонки, хулиганские нападки, украденный портфель. Все это звенья одной цепи. Я уверен, это Козлов.

– Подумайте сами, Эдуард Петрович, зачем бизнесмену, чей бизнес наладился вопреки вашим действиям, устраивать подобные представления?

– Он мстит мне.

– Он только что насладился своей местью. Таким мелочным людям, как Козлов, достаточно подколоть, ущипнуть, подшутить над человеком. Особенно над таким обидчивым, как вы, – в ответ я поймала осуждающий взгляд Крапивина, но, несмотря на это, продолжила свою мысль: – Он уже чувствует себя победителем. Вы пришли к нему, вы попросили, а он высокомерно отказал. Да он уже «на коне», зачем ему придумывать какие-то сложности, чтобы запугивать вас, тем более инкогнито.

– Вы меня окончательно добить хотите? – спросил Крапивин. – Вы же сами вынудили меня на эту унизительную встречу с Козловым.

– С Бородиным встречаться будете? – ответила я вопросом на вопрос.

– Зачем это?

– Тогда я сама с ним встречусь. Адрес своего бывшего коллеги не подскажете?

– Он мне не коллега, таких, как он, вообще нельзя называть журналистом. Он обычный плагиатор и бездарь.

– Все это я уже читала в вашей статье о безграмотном журналисте Бородине. Я так понимаю, вам удалось поставить крест на карьере молодого человека?

– Да, я показал людям, на что способен этот двуличный подлец. Его перестали печатать, и он попросту спился.

– Я вам говорила, что наметила четырех потенциальных подозреваемых, людей, которым вы некогда насолили своей правдой жизни?

– Ну и?

– Так вот, Владимир Бородин в моем списке значится под цифрой три. С вами или без вас, но я должна поговорить с ним. А в свете новых событий тем более.

Мы сидели в моей машине. Я давно завела двигатель, но с места не трогалась, ожидая, когда Крапивин переварит все услышанное и скажет мне адрес Бородина. Эдуард Петрович некоторое время боролся сам с собой, выбирая наилучший выход из положения. Когда он определился со своими желаниями, тихо сказал:

– Я не знаю, где живет Бородин, но у меня на работе есть его координаты.

– В вашем подвальном офисе?

– Нет, в издательстве. Я раньше постоянно работал в издательстве «Время». За мной там закреплен рабочий стол. Иногда я заглядываю во «Время», пишу для них что-нибудь.

– Значит, едем в ваше издательство. Показывайте дорогу.