Текст книги "Африканский роман"

4

Телевизионная секция затерялась в самом конце Центра обучения, так что по дороге Лариса успела кое-что рассмотреть. Центр был застроен одноэтажными и двухэтажными зданиями, предназначенными для работы и проживания. С трёх сторон его территория была защищена надёжными стенами, а с четвёртой – ещё более надёжными Атласскими горами. Вглядываясь в романтические горы, девушка испытала головокружительное притяжение.

В обыденную действительность её вернул заунывный голос Иван Иваныча, который выполнял обязанности гида. «Посмотрите направо, – гнусавил Иван Иваныч. – Вы видите перед собой учебное помещение для теоретических занятий. Класс обустроен моими собственными руками. Налево расположен ещё один класс для практических занятий. Андрею Владимировичу предстоит довести его до кондиции».

«Salut, Monsieur Ivan, – раздался сдвоенный баритон. – Ça va?»[4]4
  Привет, месье Иван… Как дела?


[Закрыть]

Лариса вздрогнула от неожиданности – и увидела двух молодых красивых мужчин. «Интересно, они здесь все такие красивые?» – первым делом подумала девушка. Между тем мужчины были не одинаково красивы. Оба отличались ожидаемой худобой и светлой кожей, но на этом сходство заканчивалось. Разница в возрасте, по-видимому, была незначительной, но тот, что помоложе, с миловидным лицом и волнистыми волосами, выглядел, как юный Давид, а тот, что постарше, с греческим профилем и выдающимися плечами, – как зрелый Геракл. «И почему они одетые?» – не удержалась Лариса от ёрнических мыслей. Времени для дальнейших мыслей у неё не было, так как она вспомнила, для чего приехала в Алжир. «Господин говорит…» – начала переводить Лариса, но её перебил Иван Иваныч. «Салют, салют, – засуетился степенный мужчина. – Конечно, «сова». Ещё какая «сова». Са интерпрет Лариса. Можно рэгардэ и экутэ. Но па тушэ»[5]5
  Игра слов: ça va (са ва) – всё в порядке, далее: это переводчица… смотреть… слушать… не трогать (искаж. фр.).


[Закрыть].

Лариса побелела от унижения и ощетинилась на Иван Иваныча. Она впопыхах напридумала кучу бесполезных слов, принялась их излагать – и совершенно сбилась с толку. «Soyez la bienvenue, Mademoiselle»[6]6
  Добро пожаловать, мадмуазель.


[Закрыть], – наклонил голову «Геракл». «Спасибо», – по-русски ответила Лариса, издала неясный звук и закрыла рот обеими руками. «Геракл» посмотрел на девушку мужским взглядом, игриво улыбнулся, вразвалочку подошёл к Иван Иванычу и со словами «Ça va, Monsieur Ivan»[7]7
  всё в порядке, месье Иван.


[Закрыть], – больно шлёпнул его по жирному плечу. Русский преподаватель стоически стерпел боль, угодливо захихикал и, как козёл, замотал льняной головой. Что означал сей жест, Ларисе не было доподлинно известно, зато она отчётливо осознала, что принимала Иван Иваныча за совсем другого человека. В ней были уязвлены человеческое достоинство, чувство патриотизма и женская гордость одновременно. Ей ужасно хотелось предпринять что-нибудь эдакое, но она не знала – что именно.

«Mademoiselle, voulez-vous traduire quelques mots?»[8]8
  Мадмуазель, переведите, пожалуйста, несколько слов.


[Закрыть] – дружелюбно попросил «Давид», прерывая затянувшуюся паузу. «Je suis à votre service»[9]9
  Я к вашим услугам.


[Закрыть], – отчеканила фразу Лариса. Она запоздало включилась в длинный французский монолог и поэтому не всё усвоила, как следует. Не подлежало сомнению то, что красивые кабильские мужчины были практикантами, призванными алжирской властью приумножить навыки и умения под руководством «grands spécialistes russes»[10]10
  больших русских специалистов.


[Закрыть]. «Давида» в действительности звали Смаилом, а «Геракла» – Морисом. После того, как Смаил представился сам и представил своего напарника, он долго распространялся по поводу предстоящей учёбы. Ларисиного уха коснулось множество специальных терминов, которые ни с чем не ассоциировались. По институтской привычке она проявила смекалку и перевела услышанное с большой степенью вероятности.

«Когда начнутся занятия?» – не понял Иван Иваныч. «Скоро», – одним духом ответила Лариса. «Pas bientôt»[11]11
  Не скоро.


[Закрыть], – украдкой подсказал Смаил. «Не скоро», – не моргнув глазом, внесла поправку переводчица. «Как не скоро? Почему не скоро? – пришёл в движение Иван Иваныч. – Лариса, вы тут пообщайтесь с практикантами, а я побегу выяснять, в чём дело». «Ne courez pas si vite!»[12]12
  Не бегите так быстро.


[Закрыть] – крикнул ему вдогонку Морис. Ларису задела его излишняя непринуждённость, но ей было не до выяснения отношений. «Если на то пошло, Иван Иваныч – не малое дитя, и я ему не нянька», – успокоила себя девушка.

«Vous savez que vous êtes belle?»[13]13
  Вы знаете, что вы красивы?


[Закрыть] – завораживающим голосом выговорил Морис. Однако комплимент не произвёл на Ларису должного впечатления. «Je sais, – ответила девушка, – mais je suis pressée»[14]14
  Я знаю… но я тороплюсь.


[Закрыть]. Она желала немедленно расстаться с практикантами по двум причинам: во-первых, им определённо не хватало чувства меры, и было архиважно наставить их на путь истинный; во-вторых, чтобы реализовать далеко идущие планы, Ларисе предстояло усовершенствовать свой французский язык – «aux couleurs locales»[15]15
  с учётом местного колорита.


[Закрыть].

Попрощавшись с практикантами профессиональной улыбкой переводчицы, девушка устремилась в своё алжирское жилище. Там её подстерегла Зоя Львовна – и планы пришлось отложить на потом. Ларису перестали шокировать повадки этой женщины, но привыкать к хамству она не собиралась. «А в чём, собственно, дело?» – вырвалась из грязных рук разгневанная девушка. «Мы ждём в гости мусье Мустаки. Придёт шеф со своей мымрой. Надо это… сервировать стол». – «Вы меня имеете в виду? Но я хотела заняться французским языком». «Я что – всё одна должна делать?!» – зычно закричала Зоя Львовна. «Это какое-то непотребство, – нахмурилась Лариса. – Ну хорошо. На сей раз я вам помогу».

На самом деле Зоя Львовна вполне могла обойтись своими силами. Стол был непритязательным, хотя и обогащённым московскими шоколадными конфетами, московским же чёрным хлебом и – главное – бутылкой «Столичной» водки. «Вот здесь будет сидеть мусье Мустаки, – придвинула стул Зоя Львовна, – около него – Иван Иваныч и шеф миссии, потом – его мымра, за ней – хозяйка дома, то есть я, а это – твоё место. Запомнила?» Лариса почувствовала непреодолимое отвращение к этой мелочной мещанке, к её столу, а заодно – к Алжиру и к французскому языку. «Ça va pas[16]16
  Так не годится.


[Закрыть], – мысленно оборвала себя переводчица. – Необходимо развеяться, отвлечься от гнетущей обстановки – и как можно скорее. Не откладывай на послезавтра то, что можно сделать завтра. Завтра же и начну – с прогулки в Атласских горах». «Ты долго будешь стоять?! – опять завизжала приставучая Зоя Львовна. – Иди встречай гостей». Лариса сверкнула на неё глазами, скрипнула зубами – и пошла открывать дверь. Её взору представилась возбуждённая троица: Иван Иваныч, Илья Борисович и Татьяна Игоревна. Они не переставая обсуждали главную новость дня: перенос занятий на неопределённый срок. «А в чём причина?» – навострила ушки переводчица. «Неизвестно. Узнаем у месье Мустаки», – ответил озабоченный шеф.

Месье Мустаки прибыл без всяких проволочек. Это был француз кабильской национальности. В этом смысле он превосходил святостью самого Папу Римского: отменные манеры, блистательное остроумие, неиссякаемый оптимизм. Он почти не притронулся к еде, только попивал водочку и закусывал диковинным хлебом и причудливыми конфетами. Месье Мустаки немедля взял разговор на себя. Он превознёс Францию, где ежегодно отдыхал от работы и многодетной семьи; похвалил русскую еду; пригласил советских специалистов в столовую, которая находилась в его ведении. Речь у месье Мустаки была по-книжному правильной, зато её легко было переводить. Через полчаса чревоугодия русские не устояли против соблазна и затянули «Катюшу». «О чём эта песня?» – спросил в меру пьяный месье Мустаки у подвыпившей переводчицы. «О русской любви», – кратко перевела Лариса. За «Катюшей» последовали «Ой, мороз, мороз…» и «Огней так много золотых…» Месье Мустаки неизменно интересовался содержанием песен, а Лариса не баловала его разнообразием перевода.

После шестой песни в дымке никотина обрисовалась Земфира Наумовна с сумкой через плечо. «Как вы здесь без меня обходитесь?» – раскрылась старшая переводчица. «Да как будто получается», – холодно отреагировал шеф миссии. «Земфирочка, проходите, проходите. Мы без вас как без рук. Правда, мусье Мустаки?» Алжирский гость не знал русского языка, тем не менее счёл своим долгом ответить хозяйке дома ослепительной улыбкой. «Я её сейчас задушу», – решилась Лариса, но пожалела тощую шею Зои Львовны – и ограничилась безобидным жестом. Шеф перехватил её жест и с задумчивым видом подлил месье Мустаки водки в опустевшую рюмку. «Я уверена, что Лариса прекрасно справляется с переводом», – устранила натянутость Земфира Наумовна.

Иван Иваныч, который молчал весь вечер, не рискуя принародно общаться с гостем на тарабарском языке, под занавес посмел себя проявить: «Мусье Мустаки, сильвупле, пуркуа нон лезетюд?»[17]17
  …пожалуйста, почему нет учебных занятий? (Искаж. фр.)


[Закрыть] Лариса утаила издёвку и придала вопросу приемлемую форму. «Les intérêts nationaux ont dicté la situation»[18]18
  Ситуацию определяют национальные интересы.


[Закрыть], – сосредоточенно пояснил алжирский администратор.

Земфира Наумовна извлекла из сумки магнитофон – и он запел беспредельным голосом Шарля Азнавура. «Я объявляю белый танец», – провозгласила Земфира Наумовна на русском и французском языках и ангажировала месье Мустаки. Илья Борисович что-то сказал жене, затем подошёл к Ларисе и полушутя-полусерьёзно склонил перед ней свою рано побелевшую голову. Лариса очень любила танцевать, а под Шарля Азнавура – особенно. Она положила узкие кисти рук на начальственные плечи и прониклась чувством абсолютного покоя. «Ну что – очень плохо?» – шепнул шеф миссии на витиеватое ушко. «Пока терпимо», – шепнула в ответ почти что счастливая девушка. «Завтра приходите к нам в гости. Мы с Татьяной Игоревной будем очень рады». Илья Борисович улыбнулся Ларисе такой вдохновенной улыбкой, что утончённая девушка не могла на неё не ответить. «Хорошо, приду», – улыбнулась глазами Лариса и положила голову на крепкое мужское плечо.

«Который год я учу месье Мустаки танцевать по-европейски», – напомнила о себе Земфира Наумовна, когда танцующие вернулись к застолице. Алжирский гость уступил старшей переводчице своё место и слонялся по комнате, как неприкаянный. «Месье Мустаки интересуется национальным вопросом в Советском Союзе», – продолжала гнуть свою линию Земфира Наумовна. «И что же вы ему рассказали?» – официальным тоном спросил Илья Борисович. «Не беспокойтесь. Я рассказала чистую правду. В нашей стране все нации имеют равные права. Существуют национальные учебные заведения, печать, радио, телевидение и так далее. Короче говоря, в Советском Союзе нет таких ущемлённых наций, как кабильская». «А разве кабилы ущемлены в правах?» – засомневалась Лариса. «Это ни к чему», – вмешался Илья Борисович.

«Je suis ivre mort»[19]19
  Я мертвецки пьян.


[Закрыть], – пожаловался Ларисе месье Мустаки. «Moi aussi»[20]20
  Я тоже.


[Закрыть], – поддержала его отзывчивая девушка. «Что он сказал?» – вытянул шею Иван Иваныч. «Сказал, что мертвецки пьян», – перевела для него Лариса. «Товарищи! – как на собрании, выступил Иван Иваныч. – Мусье Мустаки устал. Уже одиннадцатый час. У него большая семья, и дети его заждались…» «Именно это я хотел сказать, – повысил голос шеф миссии. – Мы не смеем задерживать уважаемого гостя. От имени всей миссии выражаю уверенность в том, что сегодня мы совместными усилиями заложили прочный фундамент хороших взаимоотношений. Лариса, будьте добры, переведите мои слова месье Мустаки». Алжирский представитель с пафосом поблагодарил всех присутствующих за истинно русское гостеприимство и пригласил «grands spécialistes russes»[21]21
  больших русских специалистов.


[Закрыть] к себе домой на кус-кус. «Я вас провожу?» – предложил помощь Илья Борисович. Но месье Мустаки почему-то выбрал в провожатые Ларису. Когда девушка открыла ему дверь, она поняла, почему. На лестничной площадке месье Мустаки перестал хранить в желудке адскую смесь и выплеснул её на свежевымытые ступени. На первом этаже захлопали входные двери. Всем своим видом Лариса показала, что ничего особенного не произошло, и, пошатываясь, вернулась к столу. Она убедилась в том, что праздник не утихал, а, напротив, разгорался с новой силой. «Земфирочка, включайте свою музыку, – кокетливо попросила Зоя Львовна. – Я объявляю белый танец. Илья Борисович, можно вас пригласить?» Но Земфира Наумовна поступила наперекор хозяйке. От её сложных манипуляций магнитофон затрясся и разразился зажигательным «Распутиным». Лариса не заметила, как ноги вынесли её на середину комнаты. Сначала тело забилось в конвульсиях, потом угомонилось и дало волю рукам; ноги вышли из повиновения и стали выделывать сногсшибательные колена. Лариса больше не воспринимала своё тело: может быть, умерла и улетела на небо? а может быть, растворилась в танце, как сахар в чае?

Магнитофон умолк на полуслове – и девушка упала с неба на землю. В комнате повисла грузная тишина. Лариса, как обнажённая маха, лежала под раздевающими взглядами ошеломлённых мужчин и женщин. Первые воспламеняли её тело огнём влечения, а вторые жгли душу чёрной завистью. Ларисе почудилось, что это продолжалось целую вечность. Когда вечность истекла, шеф взорвал тишину звучными рукоплесканиями. Его примеру последовал Иван Иваныч. «Ребёнка разбудишь!» – Зоя Львовна обхватила мужа железной хваткой. «Я думаю, пора расходиться, – скуксилась Земфира Наумовна. – А ты неплохо танцуешь, девушка. Заходи – вместе потанцуем. Ничего, что я на ты?» «Пожалуйста», – ответила Лариса, а внутренне содрогнулась от ужаса: «Господи, куда я попала? Зверинец какой-то! Хотя… как я могла забыть? Это не зверинец, это профтех – что ещё хуже. Профтех – он и в Африке профтех».

«Великолепно танцуете, – шеф измерил взглядом хрупкую девичью фигуру. – Научите?» «Могу прямо сейчас», – взмахнула руками Лариса. «Сейчас уже поздно. Лучше завтра. Ждём… Жду», – понизил голос Илья Борисович – и удалился по-английски вслед за молчаливой супругой.

Девушка ещё долго разбиралась в своих переживаниях: неги, конечно, не было, но не было и следа былой брезгливости. А что же всё-таки было? Не подлежало сомнению то, что каждую клеточку организма наполнило изумительное торжество победителя. Это было ни с чем не сравнимое чувство. «Триумф лучше любви», – убедила себя Лариса, выпила, не закусывая, рюмку водки и, стараясь не расплескать, понесла свою победу в тесноватую комнату. Завтра в девять ноль-ноль она как штык должна быть на рабочем месте.

«Уже сегодня», – спохватилась Лариса – и отдалась воле освежающего, бодрящего сна.

5

На рабочем месте её поджидал Морис. Он подался навстречу девушке, жадно вобрал в себя изысканный аромат её духов и томным взглядом впился в порозовевшее от замешательства ухоженное лицо. Лариса отшатнулась от пылкого африканского мужчины и отгородилась от него показным равнодушием.

«Bonjour, Monsieur»[22]22
  Здравствуйте, месье.


[Закрыть], – бесстрастно поздоровалась девушка.

«Enchanté, Mademoiselle»[23]23
  В восторге, мадмуазель.


[Закрыть], – страстно ответил Морис.

Он приблизился к Ларисе вплотную, обеими руками бережно взял её правую руку и испробовал прозрачную кожу лёгким поцелуем. Потом оторвал губы, выдержал паузу – и запечатлел поцелуй на бугорке ладони. Мозг неукоснительно требовал от Ларисы отдёрнуть руку и возмутиться. Повинуясь рационализму, девушка спрятала руки за спиной и приготовилась к отпору. На иконописном лице Мориса выделялись большие чёрные глаза и припухлые алые губы. Мужчина заглянул в изнывающую душу – и девушку до глубины души пронизал загадочный, как сказка Шахразады, обволакивающий взор. Властным движением Морис завладел рафинированной ручкой и стал покрывать её заразительными поцелуями. Каждое прикосновение сопровождалось в жаждущем любви теле оглушительным ударом грома. Побитое тело обмякло, стало послушным и уступчивым. Лариса пыталась не смотреть на яркие мужские губы. Мозг стремился образумить потерявшую стыд девушку, но ни за что на свете она не хотела отказаться от неизреченного наслаждения, которое сконцентрировалось внизу живота.

«C’est tout pour aujourd’hui, biou»[24]24
  На сегодня всё, драгоценность.


[Закрыть], – отпустил девушку африканец, отошёл в сторону и залюбовался делом своих рук и губ.

За этим занятием его застал Иван Иваныч. «Кескесэ?»[25]25
  Что это такое? (Искаж. фр.)


[Закрыть] – недоверчиво покосился он на молодых людей. «Ça va, Monsieur Ivan, ça va bien»[26]26
  Всё в порядке, месье Иван, всё хорошо.


[Закрыть], – утешительно произнёс Морис и что есть силы потрепал русского наставника по терпеливому плечу. Иван Иваныч перевёл взгляд на Ларису. «Всё о’кей. Обмениваемся опытом», – туманно объяснила находчивая переводчица. «У[27]27
  Где (ou).


[Закрыть] Смаил?» – поинтересовался у Мориса Иван Иваныч. «Il va venir»[28]28
  Он сейчас придёт.


[Закрыть], – отмахнулся от него практикант.

«Лариса, сегодня целиком подтвердилось, что занятия начнутся не скоро. Мы с Морисом пойдём в мастерскую, поможем Андрею Владимировичу. А у вас будет достаточно времени, чтобы изучить телевизионные термины. И почему этому не учат в институте?» – развёл руками Иван Иваныч. «Всему научить невозможно, – как маленькому, пояснила Лариса. – А почему вы позволяете кабилам амикошонствовать?» «Ами… чего?» – наморщил лоб Иван Иваныч. «Распускать руки», – доходчиво интерпретировала девушка. «Что бы понимала! Это политика, девчонка! Мы все здесь дипломаты!» – Иван Иваныч раскрыл рот и стал хватать воздух, как выброшенная на берег рыба. Вспомнил, что он – человек, выпрямился – и пулей вылетел из аудитории. Морис с интересом посмотрел на русских, ухмыльнулся – и последовал за Иван Иванычем.

«Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала», – услышала Лариса внутренний голос. «Не кричи. Это что такое?» – чуть не оглохла девушка. «Это твоя совесть», – торжественно объявил голос. «Ты что имеешь в виду?» – «Не понимаешь? Чем ты лучше Иван Иваныча?» – «Да как ты смеешь? У меня… это… любовь». – «Разве ты его любишь?» «Кажется, нет… Конечно нет, – наконец, образумилась Лариса. – Хорошенькое начало рабочего дня. Пора бы приступить к делу. А над тем, что произошло, придётся поразмыслить на досуге». Переводчица устроилась за одним из столов, разложила словари, записи своей предшественницы и погрузилась в захватывающий мир знаков, символов и значений. Натренированный мозг работал, как превосходно отлаженный механизм.

Через полчаса Лариса ощутила укол в затылок – и хорошо запомнившееся блаженство внизу живота. Она обернулась – и взгляд наткнулся на сексапильного практиканта. Кабильский красавец зачаровывал девушку своей неудержимой похотью. «Меня так ещё никто не соблазнял, – скрепя сердце признала Лариса. – Русские мужчины так не умеют». Она понимала, что должна что-то предпринять, но не нашла ничего лучше, как закрыть глаза. «Biou»[29]29
  Драгоценность.


[Закрыть], – призывно произнёс коварный искуситель, послал предмету любви чарующий поцелуй – и, разминая руки, временно отступил в мастерскую. «Чтоб тебе пусто было!» – в сердцах воскликнула девушка – и заколыхалась от чувственного дуновения, как рожь – от порыва ветра. «Так не годится, – Лариса открыла глаза, мобилизовала все силы и умственные способности. – Как там говорит Иван Иваныч? В чужой стране мы – дипломаты? Надо перевести разговор внутрь себя. Что же делать? Как этому противостоять? Даже пожаловаться некому. Попробую себя уговорить. Это же Африка – источник рабов. Морис – представитель порабощённого народа. Я для него – белая женщина. Он для меня – дремучий дикарь. Всё. Уговорила. Теперь можно продолжить работу».

Через следующие полчаса девушка опять почувствовала укол в затылок и, как следствие, всеобъемлющее бессилие. Решила не отзываться, собралась в комок и в неимоверном напряжении дождалась ухода чародея.

«Bonjour, Mademoiselle. Ça va?»[30]30
  Здравствуйте, мадмуазель. Как дела?


[Закрыть] – место Мориса без задержек занял Смаил.

«Как же они любят эту сову», – насторожилась девушка. Однако никакой эротики она в себе не обнаружила, облегчённо вздохнула и второпях откликнулась на приветствие, рассчитывая отдохнуть в разговоре.

Это был реальный план: Смаил оказался располагающим собеседником. Из разговора с ним Лариса уяснила, что он – холост, но в любой момент готов жениться; что его отец – зажиточный человек и имеет собственный бутик; что у них в доме есть даже цветной телевизор; что он сам хорошо зарабатывает ремонтом радио– и телеаппаратуры. В благодарность за доверие девушка рассказала о себе всё, что нашла нужным рассказать.

«Etes-vous athée, Mademoiselle?»[31]31
  Вы атеистка, мадмуазель?


[Закрыть] – осторожно спросил юноша.

«Oui, Monsieur»[32]32
  Да, месье.


[Закрыть], – подтвердила принципиальная девушка.

Её ответ вызвал у Смаила такой бешеный блеск в глазах, что бедная переводчица снова оробела. «Бог мой, и этот туда же», – уныло подумала Лариса. К счастью, скоро выяснилось, что её опасения были преждевременными, ибо в глазах Смаила загорелся факел веры. Битый час он приобщал Ларису к тайнам ислама. В довольно корявых выражениях убеждённый мусульманин разъяснял заблудшей атеистке, что Аллах есть дух со всеми вытекающими последствиями. Расслабленная девушка была способна подтвердить самое невероятное. На этом удовлетворённый Смаил объявил диспут закрытым, вновь превратился в усердного практиканта и, покинув Ларису, пристроился к «grands spécialistes russes»[33]33
  большим русским специалистам.


[Закрыть].

Пока суть да дело, рабочий день подошёл к концу. Лариса ни на секунду не задержалась в аудитории. Она вдохнула спёртый воздух Центра, поперхнулась и зажала нос. «Там, в горах, воздух чистый и свежий», – воспарила мыслью переводчица. Горы были совсем рядом – рукой подать и притягивали Ларису, как магнит железо. Не долго думая, девушка поправила причёску – и пошла на встречу с природой. Лариса с детства боялась высоты, но Атласские горы её не страшили. Они напоминали экзальтированной москвичке родные Ленинские горы, только покрытые не липами да берёзками, а оливами и фисташками. Лариса бодро вышагивала по долговечному асфальту, иногда мимо проходили приветливые люди и проезжали не менее приветливые автомобили. Внимание девушки привлекли забавные шарики, которые облепили линии электропередач. Она восторгалась ими, как ёлочными украшениями, пока не извлекла из памяти, что их применяют, чтобы провода не провисали.

Время шло незаметно и дошло до того момента, когда у Ларисы разыгрался аппетит. «Меня же приглашал к себе Илья Борисович, прибавлю шагу, там и поем», – задумала самонадеянная девушка. И она угадала: к её приходу Татьяна Игоревна приготовила чайный стол – с камамбером в придачу.

«Пейте, пейте, – угощала хлебосольная хозяйка. – Кладите побольше сахара. Удивительное дело: он здесь не сладкий. Хорошо ещё, что не солёный. Пейте и рассказывайте о своих первых алжирских впечатлениях». «Нормальные впечатления», – уклончиво ответила Лариса. Преодолела сомнения и добавила: «В горах очень красиво и вольготно по-домашнему».

«А вы откуда знаете?» – полюбопытствовал доброжелательный хозяин. «Я только что оттуда». – «Вы хотите сказать, что вы одна гуляли в горах?» – «Вот именно». Илья Борисович сдвинул брови – и преобразовался в грозного начальника: «Вы знаете, что такая самодеятельность не приветствуется?» – «Кем не приветствуется?» – «Как?.. Ими, конечно». – «Вы можете назвать закон, который я нарушила?» – «Неужели вы никогда не слышали, что существуют неписаные законы?» – «Они что – передаются из уст в уста, как народные сказки? Вы меня не убедили. Я буду гулять где мне захочется». – «Лариса, милая, подумайте над тем, что я вам сказал, или за вас подумают другие».

Атмосфера так накалилась, что, казалось, её могла разрядить только молния. Намереваясь предотвратить грозу, Татьяна Игоревна овладела разговором: «Ларочка, разрешите задать один вопрос: как складываются ваши отношения с Иван Иванычем и Зоей Львовной?» – «Неважно складываются». – «Мы с Ильёй Борисовичем так и поняли. Вы можете на нас положиться. Мы кое-что узнали о них от своих знакомых. Склочники и интриганы. С ними надо быть начеку. Иван Иваныч вообще метил на место Ильи Борисовича». «А вот это лишнее, – остановил супругу шеф миссии. – Таких, как эта парочка, в профтехобразовании полным-полно. Там собираются одни неудачники». «Но ведь ты – не неудачник», – оспорила мужа Татьяна Игоревна. «Это потому, что мне удалось дослужиться до начальника. На правах шефа я бы не советовал Ларисе замыкаться в себе. Вы общаетесь с Земфирой Наумовной?» – «Не общаюсь, потому что не имею желания». – «Напрасно. Она могла бы поделиться с вами опытом». – «Мы как будто сами с усами». – «Да… Интересная вы девушка… Не думал… Надо вас ломать». – «Попробуйте. Но гнуться я не собираюсь». «Илья, – опять вмешалась в разговор Татьяна Игоревна, – по-моему, ты заблуждаешься. Ларочка, а вы умеете танцевать. Скажу без ложной скромности: я тоже кое-что умею. Хотите, спою свою любимую? Вы любите “Кармен”?» – «Обожаю». – «Тогда слушайте».

Не щадя голоса, Татьяна Игоревна устроила для Ларисы импровизированный концерт. Илья Борисович, затаив дыхание, внимал искусству своей даровитой супруги. По истечении часа Лариса поняла, что ей пора уходить, иначе хозяева начнут тяготиться её присутствием. «Я вас провожу», – распорядился Илья Борисович. «Как хотите», – подчинилась Лариса. «Кстати, а где вы собираетесь есть?» – спросил напоследок заботливый шеф, ловко справляясь с хитрыми дверными замками. «Пока не знаю. Наверное, буду готовить». – «Я здесь такой же новичок, как и вы. С приглашением месье Мустаки мы допустили оплошность – как выяснилось, он в Центре ничего не решает. А вот столовая у него, говорят, отличная. Ну, приятных сновидений, мадмуазель». Илья Борисович оглянулся на покинутый стол, убедился в отсутствии жены, командирским жестом притянул Ларисину руку и смачно чмокнул в ладонь. Девушка оторопела – и не заметила, как очутилась на лестничной площадке. Наверху зашипел до боли знакомый надтреснутый голос: «Лариса, а мы с Иван Иванычем тебя заждались». Лариса молча прошла в свою конурку мимо хмурого, как туча, преподавателя. Всем телом она ощутила, насколько измоталась за беспокойный день. Девушка надёжно заперлась, потом открыла окно и впустила в комнату смуглую алжирскую ночь. Она накинулась на Ларису и облапила её изящную фигуру. Девушка оторопела – в который раз за длинный день! «Свет мой, зеркальце, скажи, не пора ли мне замуж?» – задала вопрос красная девица, подробно изучая своё зеркальное отражение. Не получив ответа, Лариса вытянулась на узкой кровати и, силясь не спугнуть объятия ночи, застыла в ожидании экзотического сна. Сон не заставил себя долго ждать. Лариса увидела Атласские горы, усеянные огромными кактусами. Под одним из кактусов лежала раненая чайка. Красивый худой кабил с развитыми плечами подобрал окровавленную птицу. Без сомнения, это был Морис. Он стал покрывать птицу поцелуями, и раны зажили одна за другой. Чайка взмахнула крыльями – и превратилась в прекрасную девушку. Морис протянул к ней руки – и красавица, как заворожённая, пошла в его объятия.